Девушка сидела ровно и смотрела на мужчину, застывшего у двери, как на пустое место. Но Виктора бесило сейчас не это. Еще до того, как он пришел сюда, мужчина знал, что должен сказать и сделать. Он должен был отпустить Ки. Открыть дверь на распашку, сказать, что она свободна и молить о прощении за своего отца, который лишил Ки свободы, за себя, так долго не возвращающегося, чтобы освободить ее, за их такую нелепую встречу спустя двадцать лет.
Но он не мог заставить себя сделать это. Все его тело словно окоченело. Виктор просто не мог открыть рот, чтобы произнести эти два слова «ты свободна». Он не мог.
Вместо этого он отвернулся от Ки и прошелся по комнате, мимо книжных полок и камина. Подошел к креслу, на котором вчера сидела Ки. Оно было старым, обивка на нем кое-где протерлась, так что наружу торчали куски ваты.
Мужчина по хозяйски обвел комнату оценивающим взглядом и, заранее ненавидя себя за то, что собирался сказать, произнес:
- Я прикажу поменять мебель. Можешь выбрать сама, что понравиться. Тебе принесут каталоги.
Слова повисли в воздухе. Хотелось сбить оставленный ими горький привкус, и мужчина взглянул на девушку, ожидая увидеть хоть какие-то эмоции, но Ки сидела неподвижно, словно статуя. Даже смотрела она сейчас не на Виктора, а на то место, где он стоял до этого. Президент разозлился еще больше теперь на то, что Ки не радуется его щедрости.
- Теперь все будет по другому. Я позабочусь о тебе. Ты меня слышишь?
Поддавшись вперед, почти прокричал. Ки улыбнулась и, наконец, перевела взгляд на бледного тяжело дышащего мужчину.
- Я вас слышу, господин. Бесконечно благодарна вам за вашу щедрость. - произнося это, Ки склонила голову и светлые пряди её золотых волос заскользили, падая на бледные руки, лежащие на коленях.
Эта покорность девушки острой болью прошлась по внутренностям вздрогнувшего мужчины. Но ненависть к себе блекла перед нечеловеческой жадностью, которую сейчас совершенно неожиданно разбавило новое чувство - вожделение.
- Я не могу тебя отпустить. - надтреснувшим голосом произнес Виктор.
- Конечно, господин. Вы этого не должны делать. - выпрямившись и смело встретившись глазами с чернотой глаз президента, эхом отозвалась Ки.
- Не должен. - растворяясь в нереальной зелени глаз девушки, повторил мужчина.
- Вы желаете совсем другого. - произнесла Ки и заправила золотую прядь за ухо.
И столько жалости читалось сейчас во взгляде девушки, что мужчина отпрянул.
Взгляд мгновенно почерневших глаз президента прошелся с головы до пят, очертив фигуру девушки, запоминая каждый изгиб, абсолютно все до мельчайших деталей.
- Чего же? - надтреснувшим голосом спросил он.
- Вы жалеете о том, что так и не сказали отцу… И еще мечтаете о том, чтобы он признал ваши заслуги перед компанией и хоть раз сказал, как гордиться вами. - выдала Ки. - И… - девчонка помедлила пару мгновений, словно над чем-то раздумывая. Меж сведенных к переносице светлых бровей залегла ломанная морщинка. А затем решительно кивнув, как бы в подтверждение прозвучавших в последствии слов: - Я могу это устроить. Вы можете поговорить с отцом.
Ли Гон вздрогнул, когда в комнате за его спиной прозвучал до боли знакомый жёсткий голос:
- Что здесь происходит? Кто пустил тебя сюда?
- Отец? - развернувшись на ватных ногах и чувствуя как жизнь вытекает из тела по крупицам, по мере того как его заполняет страх, а потом и злость…
- Щенок… - прошипел отец, оскалив пожелтевшие от времени и болезни зубы. Он был худ и стар, руки его тряслись, мелкой дрожью, а правый глаз, уже навсегда был прикрыт неподвижным веком. Его так и хоронили с полуоткрытым потускневшим глазом. Правда сейчас он сиял, подпитываемый бурлящей внутри злостью. - ТАк и не дождался моей смерти, приполз сюда, хотя твой отец всё еще жив. Метишь на моё место? Привёл с собой убийц… Где они? - заозиравшись , прохрипел Ли ГОн старший. А не увидев никого в комнате, кроме девчонки и застывшего побледневшего мужчины, зло оскалился. - А, кишка тонка?! Убийц нет. Ведь я прав? Трус. Крысой пробрался в замок и решил увести самое ценное… Но ты прогадал. Охрана! - завопил старик.
- Прекрати… Перестань! - Ли Гон младший с перекошенным от боли и злости лицом повернулся к молчаливо наблюдающей за происходящим девчонке. - Я не хочу... Умоляю, прекрати.
- Ладно, - одарив непонимающим взглядом побледневшего мужчину, еле слышно выдохнула Ки. Она не взмахивала руками, ни произносила никаких слов. Для её волшебства не нужно было ничего такого. Она просто стояла и молча смотрела на Ли Гона. Но тот спиной почувствовал когда призрак, вызванный запертым в комнате непостижимым человеческому разуму существом, растворился в воздухе, не оставив после себя ровным счетом ничего. Виктор закрыл глаза. Желваки на его болезненно впавших щеках нервно заходили ходуном. Через пару тягучих мгновений он произнес:
- Я хотел освободить тебя.
Ки всё так же стояла и смотрела, изредка моргая, совершенно равнодушно. Так наверное смотрит камень на текущую мимо воду.
Сердце Ли Гона пропустило один лишний удар, Он резко выдохнул, а на вдохе вдруг вспомнил то, как он стал жуком и зеленого дракона в этой самой комнате…
И этого всего вдруг стало так много, что внутри что-то щелкнуло и всё то, что Виктору удалось узнать за прошедшие годы о пленнице, которую скрывала комната - все это неожиданно стало реальным. Нужно быть слепцом, чтобы думать, что Ки человек. Мужчина это понял и осознал.
Ли Гон развернулся и молча вышел в ночь, едва не сбив замешкавшегося у двери Джона Хёка.
По вздувшимся напряженным мускулам скользили холодные струи льющейся из душа воды. Было пиcец как холодно, но даже это не могло сбить того возбуждения, которым пылало тело Виктора. Мужчина хрипло и сбивчиво дышал. Стоял, закрыв глаза и уперевшись лбом в холодный гранит стены. За закрытыми веками пульсировало красным бешеная почти животная ярость на отца и на эту девчонку, что и бровью не повела, погрузив Виктора в самый эпицентр подавленных детских кошмаров. Бесконечных ночных метаний, в которых Виктор видел отца и жаждал его любви, но был нескончаемо отвергаем, точь в точь как в нелицеприятной реальности. Но Гон уже давно справился с этим чувством, того паренька, ищущего родительского одобрения, уже не было. Он вытравил его из себя. Именно так думал Ли Гон вплоть до сегодняшнего вечера.
…Тварь…
От этой мысли мужчина застыл, окаменел, будто молнией пораженный. Не осознавая того, он сейчас в точности повторил любимое выражение отца, вплоть до интонации.
Вот так и рождаются монстры…
Ли Гон зарычал и, отклонившись, впечатал кулак в стену. Послышался треск костяшек. Мужчина, не отнимая руки от стены, опустил голову и выдохнул сквозь сцепленные зубы.
Слабый голос разума, все еще пытающийся пробиться сквозь стену из нагроможденных новых, каких-то инородных чувств и желаний, твердил, что не нужно приближаться к этой проклятой двери, а тем более открывать и пытаться общаться с существом, томящимся за ней.
Так изменится за сутки… Мужчина понимал, что это ненормально. Ранее никогда президент не испытывал таких мучительно сильных неконтролируемых эмоций. Самое сильное - это злость на отца, и кроме этого… ничего. Но не теперь. Сейчас внутри вырос и извергался вулкан. Еще немного и не останется ничего.
И хуже всего эта девчонка… Ки Рин, она знала, что он чувствует, мужчина был в этом уверен. Это читалось в её глазах. И она специально мучила его. Издевалась. Пытаясь отомстить за все свои страдания?
Он понимал, но не мог не злится в ответ. Слишком больно ему было. Слишком по живому.
От злости на себя скрипя зубами, Виктор вышел из душа. Обмотав бедра полотенцем, застыл каменным истуканом у окна, невидящими черными глазами всматриваясь в темноту ночи. Затем метнулся к ящикам. Отыскал среди папок ту, которая была с пометкой «Х». Эти документы ему периодически доставляли люди, специально нанятые, чтобы следить за отцом. Раньше Виктор отбрасывал их, в виду бредовости того, что в них было понаписано. Но теперь…
Президент уселся в кресло и стал перелистывать испещренные черными буквами листы, время от времени хмурясь, перечитывая то, что казалось сразу не укладывалось в воспаленном сознание.
…18 января 1453 г
Кирин был перевезен из Южного дворца, где он обитал, в резиденцию Гон. Перевозили в закрытом экипаже. На протяжении всего пути следования процессии таял снег, прорастала трава, растения просыпались, словно уже наступила весна. Из сорока стражников, обеспечивающих охрану существа, к концу пути в живых остались 10 человек. Хотя, никто не знал, что они сопровождают, и во время перевозки кирин не покидал экипажа. По всей видимости, его влияние и сила продолжают расти.
…25 октября 1583
Восстание крестьян. Люди пытались освободить кирина. Среди деревень распространился слух о том, что Бог покарает правителя и его народ за то, что божественное существо удерживается против его воли.
…3 апреля 1603
Одна из служанок накормила существо мясом барашка. Возраст кирина увеличился года на три. Теперь он выглядит как девочка лет семи. Кирина перевели в одну из тех комнат, которые расположены в подвале. Теперь к существу имеет право заходить только король Сок. Служанку казнили.
…11 ноября 1608
Кирин постоянно спит. Возможно, условия содержания сказываются на его состоянии.
…29 ноября 1608
Король Сок отказывается верить в то, что сырая каменная комната без окон является причинной плачевного состояния кирина. Казнен пятый лекарь.
…1 декабря 1608
Лекари в империи закончились. Решено привезти заграничного.
…3 декабря 1608
Король Сок лично пытался разбудить кирина. Не удалось. В порыве ярости король приказал поместить кирина в ящик, закрыть крышку на замок и держать его там, пока не одумается.
…7 ноября 1609
Король Сок скончался. Да здравствует король Мин.
…8 ноября 1609
Приказом короля кирин освобожден из ящика. Существо перенесли в одну из комнат внутреннего сада.
…11 ноября 1609
В саду, вопреки времени года, расцвел жасмин.
…16 ноября 1609
Кирин проснулся.
За окном светало. Виктор так и сидел в кресле. Перед ним на столе чуть в стороне лежала раскрытая папка.
Мужчина прикурил очередную сигарету. Горький вкус жасмина, казалось, уже пропитал все его тело, и теперь мелкими крупинками отделялся от кожи, смешиваясь с дымом и кружась, кружась вокруг мужчины.
Внутри снова дышала боль. Жизнь девчонки, записанная в тетрадку, немым ужасом осела в сердце Ли Гона. И от осознания страданий, выпавших на долю Ки, невозможность отпустить её, сейчас особенно явственно ощущалась Виктором собственной неполноценностью, неспособностью сделать что-то, что для других являлось нормой. И через всю растерянность и боль пришло осознание своего уродства. Он снова чувствовал себя монстром, страшным, несуразным, отторгающим свет.
дальше в процессе правок. Возможны несостыковки в сюжете. Думаю над характерами героев
Просторная прохладная ткань, служившая Ки одеждой, непривычно облепила новое тело. За вечное время своей жизни кирин никогда еще не была настолько чужой для себя и потерянной.
Девушка неловко передернула острыми плечами и отдернула сдавившую горло намотанную кое-как шелковую ткань. Шелк, слишком податливый, словно готовый на все ради своей хозяйки, послушно заскользил вниз, открывая плоскую мальчишескую грудь. Ки никогда не доводилось быть парнем, хотя, она могла быть кем угодно, но собственное тонкое душевное устройство и восприятие мира людей, по разумению божественного создания, были все же ближе к женскому началу нежели к мужскому. И кирин в момент рождения, который совпал с моментом схождения на землю, обратился ребенком, девочкой. Он так чувствовал и верил, что именно так задумывал Отец, хотя, тот никогда не очерчивал границ.
Вздернув бровь, Ки поймала тонкими пальцами шелк и уперлась горящим взглядом в открытый сейчас дверной проем, через который в этот душный плен, окружающий её вот уже столько лет, пульсирующим ароматом цветущего жасмина вторгалась немым захватчиком ночь.
Новый хозяин вышел в эту насквозь пропитанную жизнью темноту.
Хозяин…
Сколько их было за тысячу лет? Тридцать? Что-то около того… Если напрячься, Ки смогла бы вспомнить точно, но ей не хотелось. Ей было стыдно признаваться, что не всегда удавалось понимать смысл поступков Отца. Что иногда божественное создание сомневалось. Что иногда ей хотелось сбежать. И дело не в боли, хотя, вечное тело было вполне себе человечным и испытывало весь спектр ощущений, присущих человеку. Ки точно так же, как и любой человек, нуждалась в воздухе, воде и пище. Но она свыклась с ограничением в еде, ведь так она не взрослела, а значит могла прожить дольше и дольше служить роду Доброго человека. Правда, очень редко, но ей все же хотелось, чтобы Отец выражался яснее, когда благословлял своими дарами. Если бы только Он уточнил, что кирин должен служить только Доброму человеку… Но нет. И плен длился вечно, ведь сыны Доброго человека ненасытны, а Ки должна подчиняться. Если говорят не есть, она не будет есть. Говорят не дышать…
Но этот был странным. Новый хозяин носил в себе странные желания, ставившие в тупик Ки. Никогда раньше никто из прежних хозяев не видел кирина, только то, что он мог дать. Их интересовало богатство, власть и защита, которую мог подарить кирин своему обладателю. А этот смотрел так, что вечное сердце золотого кирина замирало, а ладошки начинали потеть. Ки казалось, черные глаза человека видят её насквозь, все сомнения, метания, все безответные монологи, обращенные к Отцу, и всю боль, которую способно вместить только вечное тело. И это раздражало обычно невозмутимое существо. Девушка не знала, как реагировать на то, что её вдруг заметили. А еще в ней вдруг поднимала голову обида на весь род, веками держащий её в плену. Словно то, что мужчина с черными глазами вдруг возжелал обладать телом божественного создания, стало последней каплей в терпении кирина. Они тратили её жизнь, они мучили её голодом, они ограничили её мир до размеров одной комнаты… А теперь пришел он и захотел овладеть её телом, про себя называя все это помешательством и любовью, прямо как в дешевых романах, которые читала Ки… но это не роман. Скорее триллер с элементами ужаса…
Джон Хёк, все это время стоящий между застывшей покрасневшей Ки и открытой на распашку дверью, шумно выдохнул. В руках он держал поднос с тарелкой все еще парящего супа, сложенным в плетенную корзинку хлебом, прикрытым зеленым полотенцем, и чашкой кофе, в котором плавали белые зефиренки в количестве пяти штук. Джон прищурился, затем прикрыл один глаз, потом второй. Оба закрыть не было возможности, так как парень все же осознавал, что именно он сейчас является той преградой, которая удерживает существо от побега. Но манипуляции с глазами не принесли ожидаемых результатов. Ки, стоящая напротив, так и осталась парнем. Мозг Джона отказывался срабатывать, выдавая ошибкуна череду запросов о том, всегда ли Ки была парнем. Определенно не была, так как глава охраны совершенно точно помнил упругую остроконечную грудь, очерченную тонкой тканью. А теперь… её не было, ну, груди…
- Невозможно, - выдохнул Джон и, кажется, начал бледнеть. Это, конечно, ему профессией не положено было, но как бы вот.
Но он не мог заставить себя сделать это. Все его тело словно окоченело. Виктор просто не мог открыть рот, чтобы произнести эти два слова «ты свободна». Он не мог.
Вместо этого он отвернулся от Ки и прошелся по комнате, мимо книжных полок и камина. Подошел к креслу, на котором вчера сидела Ки. Оно было старым, обивка на нем кое-где протерлась, так что наружу торчали куски ваты.
Мужчина по хозяйски обвел комнату оценивающим взглядом и, заранее ненавидя себя за то, что собирался сказать, произнес:
- Я прикажу поменять мебель. Можешь выбрать сама, что понравиться. Тебе принесут каталоги.
Слова повисли в воздухе. Хотелось сбить оставленный ими горький привкус, и мужчина взглянул на девушку, ожидая увидеть хоть какие-то эмоции, но Ки сидела неподвижно, словно статуя. Даже смотрела она сейчас не на Виктора, а на то место, где он стоял до этого. Президент разозлился еще больше теперь на то, что Ки не радуется его щедрости.
- Теперь все будет по другому. Я позабочусь о тебе. Ты меня слышишь?
Поддавшись вперед, почти прокричал. Ки улыбнулась и, наконец, перевела взгляд на бледного тяжело дышащего мужчину.
- Я вас слышу, господин. Бесконечно благодарна вам за вашу щедрость. - произнося это, Ки склонила голову и светлые пряди её золотых волос заскользили, падая на бледные руки, лежащие на коленях.
Эта покорность девушки острой болью прошлась по внутренностям вздрогнувшего мужчины. Но ненависть к себе блекла перед нечеловеческой жадностью, которую сейчас совершенно неожиданно разбавило новое чувство - вожделение.
- Я не могу тебя отпустить. - надтреснувшим голосом произнес Виктор.
- Конечно, господин. Вы этого не должны делать. - выпрямившись и смело встретившись глазами с чернотой глаз президента, эхом отозвалась Ки.
- Не должен. - растворяясь в нереальной зелени глаз девушки, повторил мужчина.
- Вы желаете совсем другого. - произнесла Ки и заправила золотую прядь за ухо.
И столько жалости читалось сейчас во взгляде девушки, что мужчина отпрянул.
Взгляд мгновенно почерневших глаз президента прошелся с головы до пят, очертив фигуру девушки, запоминая каждый изгиб, абсолютно все до мельчайших деталей.
- Чего же? - надтреснувшим голосом спросил он.
- Вы жалеете о том, что так и не сказали отцу… И еще мечтаете о том, чтобы он признал ваши заслуги перед компанией и хоть раз сказал, как гордиться вами. - выдала Ки. - И… - девчонка помедлила пару мгновений, словно над чем-то раздумывая. Меж сведенных к переносице светлых бровей залегла ломанная морщинка. А затем решительно кивнув, как бы в подтверждение прозвучавших в последствии слов: - Я могу это устроить. Вы можете поговорить с отцом.
Ли Гон вздрогнул, когда в комнате за его спиной прозвучал до боли знакомый жёсткий голос:
- Что здесь происходит? Кто пустил тебя сюда?
- Отец? - развернувшись на ватных ногах и чувствуя как жизнь вытекает из тела по крупицам, по мере того как его заполняет страх, а потом и злость…
- Щенок… - прошипел отец, оскалив пожелтевшие от времени и болезни зубы. Он был худ и стар, руки его тряслись, мелкой дрожью, а правый глаз, уже навсегда был прикрыт неподвижным веком. Его так и хоронили с полуоткрытым потускневшим глазом. Правда сейчас он сиял, подпитываемый бурлящей внутри злостью. - ТАк и не дождался моей смерти, приполз сюда, хотя твой отец всё еще жив. Метишь на моё место? Привёл с собой убийц… Где они? - заозиравшись , прохрипел Ли ГОн старший. А не увидев никого в комнате, кроме девчонки и застывшего побледневшего мужчины, зло оскалился. - А, кишка тонка?! Убийц нет. Ведь я прав? Трус. Крысой пробрался в замок и решил увести самое ценное… Но ты прогадал. Охрана! - завопил старик.
- Прекрати… Перестань! - Ли Гон младший с перекошенным от боли и злости лицом повернулся к молчаливо наблюдающей за происходящим девчонке. - Я не хочу... Умоляю, прекрати.
- Ладно, - одарив непонимающим взглядом побледневшего мужчину, еле слышно выдохнула Ки. Она не взмахивала руками, ни произносила никаких слов. Для её волшебства не нужно было ничего такого. Она просто стояла и молча смотрела на Ли Гона. Но тот спиной почувствовал когда призрак, вызванный запертым в комнате непостижимым человеческому разуму существом, растворился в воздухе, не оставив после себя ровным счетом ничего. Виктор закрыл глаза. Желваки на его болезненно впавших щеках нервно заходили ходуном. Через пару тягучих мгновений он произнес:
- Я хотел освободить тебя.
Ки всё так же стояла и смотрела, изредка моргая, совершенно равнодушно. Так наверное смотрит камень на текущую мимо воду.
Сердце Ли Гона пропустило один лишний удар, Он резко выдохнул, а на вдохе вдруг вспомнил то, как он стал жуком и зеленого дракона в этой самой комнате…
И этого всего вдруг стало так много, что внутри что-то щелкнуло и всё то, что Виктору удалось узнать за прошедшие годы о пленнице, которую скрывала комната - все это неожиданно стало реальным. Нужно быть слепцом, чтобы думать, что Ки человек. Мужчина это понял и осознал.
Ли Гон развернулся и молча вышел в ночь, едва не сбив замешкавшегося у двери Джона Хёка.
***
По вздувшимся напряженным мускулам скользили холодные струи льющейся из душа воды. Было пиcец как холодно, но даже это не могло сбить того возбуждения, которым пылало тело Виктора. Мужчина хрипло и сбивчиво дышал. Стоял, закрыв глаза и уперевшись лбом в холодный гранит стены. За закрытыми веками пульсировало красным бешеная почти животная ярость на отца и на эту девчонку, что и бровью не повела, погрузив Виктора в самый эпицентр подавленных детских кошмаров. Бесконечных ночных метаний, в которых Виктор видел отца и жаждал его любви, но был нескончаемо отвергаем, точь в точь как в нелицеприятной реальности. Но Гон уже давно справился с этим чувством, того паренька, ищущего родительского одобрения, уже не было. Он вытравил его из себя. Именно так думал Ли Гон вплоть до сегодняшнего вечера.
…Тварь…
От этой мысли мужчина застыл, окаменел, будто молнией пораженный. Не осознавая того, он сейчас в точности повторил любимое выражение отца, вплоть до интонации.
Вот так и рождаются монстры…
Ли Гон зарычал и, отклонившись, впечатал кулак в стену. Послышался треск костяшек. Мужчина, не отнимая руки от стены, опустил голову и выдохнул сквозь сцепленные зубы.
Слабый голос разума, все еще пытающийся пробиться сквозь стену из нагроможденных новых, каких-то инородных чувств и желаний, твердил, что не нужно приближаться к этой проклятой двери, а тем более открывать и пытаться общаться с существом, томящимся за ней.
Так изменится за сутки… Мужчина понимал, что это ненормально. Ранее никогда президент не испытывал таких мучительно сильных неконтролируемых эмоций. Самое сильное - это злость на отца, и кроме этого… ничего. Но не теперь. Сейчас внутри вырос и извергался вулкан. Еще немного и не останется ничего.
И хуже всего эта девчонка… Ки Рин, она знала, что он чувствует, мужчина был в этом уверен. Это читалось в её глазах. И она специально мучила его. Издевалась. Пытаясь отомстить за все свои страдания?
Он понимал, но не мог не злится в ответ. Слишком больно ему было. Слишком по живому.
От злости на себя скрипя зубами, Виктор вышел из душа. Обмотав бедра полотенцем, застыл каменным истуканом у окна, невидящими черными глазами всматриваясь в темноту ночи. Затем метнулся к ящикам. Отыскал среди папок ту, которая была с пометкой «Х». Эти документы ему периодически доставляли люди, специально нанятые, чтобы следить за отцом. Раньше Виктор отбрасывал их, в виду бредовости того, что в них было понаписано. Но теперь…
Президент уселся в кресло и стал перелистывать испещренные черными буквами листы, время от времени хмурясь, перечитывая то, что казалось сразу не укладывалось в воспаленном сознание.
…18 января 1453 г
Кирин был перевезен из Южного дворца, где он обитал, в резиденцию Гон. Перевозили в закрытом экипаже. На протяжении всего пути следования процессии таял снег, прорастала трава, растения просыпались, словно уже наступила весна. Из сорока стражников, обеспечивающих охрану существа, к концу пути в живых остались 10 человек. Хотя, никто не знал, что они сопровождают, и во время перевозки кирин не покидал экипажа. По всей видимости, его влияние и сила продолжают расти.
…25 октября 1583
Восстание крестьян. Люди пытались освободить кирина. Среди деревень распространился слух о том, что Бог покарает правителя и его народ за то, что божественное существо удерживается против его воли.
…3 апреля 1603
Одна из служанок накормила существо мясом барашка. Возраст кирина увеличился года на три. Теперь он выглядит как девочка лет семи. Кирина перевели в одну из тех комнат, которые расположены в подвале. Теперь к существу имеет право заходить только король Сок. Служанку казнили.
…11 ноября 1608
Кирин постоянно спит. Возможно, условия содержания сказываются на его состоянии.
…29 ноября 1608
Король Сок отказывается верить в то, что сырая каменная комната без окон является причинной плачевного состояния кирина. Казнен пятый лекарь.
…1 декабря 1608
Лекари в империи закончились. Решено привезти заграничного.
…3 декабря 1608
Король Сок лично пытался разбудить кирина. Не удалось. В порыве ярости король приказал поместить кирина в ящик, закрыть крышку на замок и держать его там, пока не одумается.
…7 ноября 1609
Король Сок скончался. Да здравствует король Мин.
…8 ноября 1609
Приказом короля кирин освобожден из ящика. Существо перенесли в одну из комнат внутреннего сада.
…11 ноября 1609
В саду, вопреки времени года, расцвел жасмин.
…16 ноября 1609
Кирин проснулся.
За окном светало. Виктор так и сидел в кресле. Перед ним на столе чуть в стороне лежала раскрытая папка.
Мужчина прикурил очередную сигарету. Горький вкус жасмина, казалось, уже пропитал все его тело, и теперь мелкими крупинками отделялся от кожи, смешиваясь с дымом и кружась, кружась вокруг мужчины.
Внутри снова дышала боль. Жизнь девчонки, записанная в тетрадку, немым ужасом осела в сердце Ли Гона. И от осознания страданий, выпавших на долю Ки, невозможность отпустить её, сейчас особенно явственно ощущалась Виктором собственной неполноценностью, неспособностью сделать что-то, что для других являлось нормой. И через всю растерянность и боль пришло осознание своего уродства. Он снова чувствовал себя монстром, страшным, несуразным, отторгающим свет.
дальше в процессе правок. Возможны несостыковки в сюжете. Думаю над характерами героев
***
Просторная прохладная ткань, служившая Ки одеждой, непривычно облепила новое тело. За вечное время своей жизни кирин никогда еще не была настолько чужой для себя и потерянной.
Девушка неловко передернула острыми плечами и отдернула сдавившую горло намотанную кое-как шелковую ткань. Шелк, слишком податливый, словно готовый на все ради своей хозяйки, послушно заскользил вниз, открывая плоскую мальчишескую грудь. Ки никогда не доводилось быть парнем, хотя, она могла быть кем угодно, но собственное тонкое душевное устройство и восприятие мира людей, по разумению божественного создания, были все же ближе к женскому началу нежели к мужскому. И кирин в момент рождения, который совпал с моментом схождения на землю, обратился ребенком, девочкой. Он так чувствовал и верил, что именно так задумывал Отец, хотя, тот никогда не очерчивал границ.
Вздернув бровь, Ки поймала тонкими пальцами шелк и уперлась горящим взглядом в открытый сейчас дверной проем, через который в этот душный плен, окружающий её вот уже столько лет, пульсирующим ароматом цветущего жасмина вторгалась немым захватчиком ночь.
Новый хозяин вышел в эту насквозь пропитанную жизнью темноту.
Хозяин…
Сколько их было за тысячу лет? Тридцать? Что-то около того… Если напрячься, Ки смогла бы вспомнить точно, но ей не хотелось. Ей было стыдно признаваться, что не всегда удавалось понимать смысл поступков Отца. Что иногда божественное создание сомневалось. Что иногда ей хотелось сбежать. И дело не в боли, хотя, вечное тело было вполне себе человечным и испытывало весь спектр ощущений, присущих человеку. Ки точно так же, как и любой человек, нуждалась в воздухе, воде и пище. Но она свыклась с ограничением в еде, ведь так она не взрослела, а значит могла прожить дольше и дольше служить роду Доброго человека. Правда, очень редко, но ей все же хотелось, чтобы Отец выражался яснее, когда благословлял своими дарами. Если бы только Он уточнил, что кирин должен служить только Доброму человеку… Но нет. И плен длился вечно, ведь сыны Доброго человека ненасытны, а Ки должна подчиняться. Если говорят не есть, она не будет есть. Говорят не дышать…
Но этот был странным. Новый хозяин носил в себе странные желания, ставившие в тупик Ки. Никогда раньше никто из прежних хозяев не видел кирина, только то, что он мог дать. Их интересовало богатство, власть и защита, которую мог подарить кирин своему обладателю. А этот смотрел так, что вечное сердце золотого кирина замирало, а ладошки начинали потеть. Ки казалось, черные глаза человека видят её насквозь, все сомнения, метания, все безответные монологи, обращенные к Отцу, и всю боль, которую способно вместить только вечное тело. И это раздражало обычно невозмутимое существо. Девушка не знала, как реагировать на то, что её вдруг заметили. А еще в ней вдруг поднимала голову обида на весь род, веками держащий её в плену. Словно то, что мужчина с черными глазами вдруг возжелал обладать телом божественного создания, стало последней каплей в терпении кирина. Они тратили её жизнь, они мучили её голодом, они ограничили её мир до размеров одной комнаты… А теперь пришел он и захотел овладеть её телом, про себя называя все это помешательством и любовью, прямо как в дешевых романах, которые читала Ки… но это не роман. Скорее триллер с элементами ужаса…
Джон Хёк, все это время стоящий между застывшей покрасневшей Ки и открытой на распашку дверью, шумно выдохнул. В руках он держал поднос с тарелкой все еще парящего супа, сложенным в плетенную корзинку хлебом, прикрытым зеленым полотенцем, и чашкой кофе, в котором плавали белые зефиренки в количестве пяти штук. Джон прищурился, затем прикрыл один глаз, потом второй. Оба закрыть не было возможности, так как парень все же осознавал, что именно он сейчас является той преградой, которая удерживает существо от побега. Но манипуляции с глазами не принесли ожидаемых результатов. Ки, стоящая напротив, так и осталась парнем. Мозг Джона отказывался срабатывать, выдавая ошибкуна череду запросов о том, всегда ли Ки была парнем. Определенно не была, так как глава охраны совершенно точно помнил упругую остроконечную грудь, очерченную тонкой тканью. А теперь… её не было, ну, груди…
- Невозможно, - выдохнул Джон и, кажется, начал бледнеть. Это, конечно, ему профессией не положено было, но как бы вот.
