Я взяла холодную коробочку и повернулась к открытой двери.
— Не забудьте полежать в эргокамере. Полчаса, думаю, вам хватит, — передавая меня вскочившему со скамейки кхорбу, напомнил Са Кего.
— Леди Свон, — воскликнул дворецкий, подлетевший ко мне. — Доктор Кего, с леди все будет в порядке? — обращаясь уже к лантонианцу, обеспокоенно спросил Перри.
— Леди посчастливилось заиметь в отцы представителя одной из самых живучих рас. С ней все будет хорошо.
Я вяло улыбнулась в ответ на эмоциональное восклицание кхорба. Не думала, что представители этой расы способны на такие всплески.
Перри ещё раз поблагодарил доктора, а я кивнула и, покачиваясь, поковыляла вдоль по коридору. Дворецкий почти сразу нагнал меня и, придерживая рукой за локоть, пошёл рядом, подстраиваясь под мой шаг.
Разговаривать не хотелось. Вот совсем. Хотя стоило бы. Все-таки я в плену, и следует разведать обстановку и собрать как можно больше информации, пока есть возможность.
Так что сделав над собой усилия, выдавила первое, что пришло на ум:
— У Криса есть сестра?
— Да, леди Кассандра. Милейшее создание, — последние слова дворецкий произнёс полушёпотом и, поперхнувшись на последнем слоге, закашлялся.
— Такая же милая, как братец? — похлопав здоровой рукой по спине иноземца, съязвила я.
Но кхорб юмора моего не оценил и, приняв за чистую монету сказанное, с жаром закивал:
— Абсолютно.
— Ясно, — отозвалась я, потеряв интерес к расспросам и вернувшись к запоминанию очередной вазы, стоящей возле стены. Большая пузатая и покрытая позолотой. Почти такая же стоит возле выхода к западным воротам…
Спустя двадцать три вазы мы дошли до логова кошака бешеного.
Перри попытался постучать, но не успел, поскольку я толкнула дверь и, не спрашивая разрешения, переступила порог.
Кентанец все также обретался в том же кресле, только поза изменилась. Кошак сидел, согнувшись и спрятав лицо в ладонях. На сгорбленной спине, плечах и руках выступили крупные капли пота.
Мучается сволочь белобрысая…
— Господин, мы вернулись, — раздалось неуверенное из-за моей спины.
Крис выпрямился, отнимая руки от лица. Я бросила в него металлический футляр, который мне вручил док Са и, поблагодарив растерявшегося кхорба, поковыляла в сторону стоящей возле окна эргокамеры.
— Свободен, — прошипел кошак на взволнованного и почти испуганного дворецкого. Тот немного потоптался на пороге, но все же вышел, закрыв за собой дверь.
Дрожащими руками кентанец открыл футляр и достал шприц. Янтарная жидкость в нем — розовый сахар, извлеченный из моей кровушки.
Кошак сделал укол в шею и откинулся в кресле, облегченно выдохнув.
Укладываясь в капсулу, разочарованно подумала — сколько я могла бы заработать на сдаче своей крови, если бы знала, что особого вреда мне это не принесёт. Вот это меня прям очень печалило. Что это — жадность? Или глупость…
Закрыла крышку и облегченно закрыла глаза, переключившись на размышления о том, что оба войска понесли потери и сейчас во время вынужденного перемирия зализывают раны, наспех латая дыры от попавших в цель снарядов. А что потом? Снова бой?
На этот раз анабиотические сон не понадобился. Видимо, повреждения были не настолько серьёзными, и необходимости в использовании картоплазмы не было. Только у-волны, заставляющие мое тело наливаться тяжестью, нагреваться и охлаждаться.
И это было странное ощущение потери границ собственного тела. Оно то увеличивалось, то уменьшалось, а разум оставался прежним и поэтому то выходил за его границы, то совсем терялся в нем.
Я задремала. Кажется, совсем ненадолго. Крышка открылась сама, и я дёрнулась, пробудившись от глухого щелчка.
В комнате было темно. И на мгновение промелькнула соблазнительная мысль, остаться в эргокамере на всю ночь. Но…
— Вылезай, — голос кошака был усталым и хриплым. И с мыслью «ах ты ж сволочь догадливая» я выползла из своего несостоявшегося ночного убежища.
Выпрямившись, я боязливо подергала повреждённой ногой — не болит. Так же, как и рёбра. С наслаждением вдохнув, подняла руки и потянулась. Как же все-таки хорошо, когда ничего не болит.
— Ложись спать, — опять этот голос из темноты.
— Куда? — вопрос в темноту.
— На кровать, — оттуда же.
— На твою? — не переставая с надеждой озираться по сторонам в поисках ещё одной кровати.
— А ты видишь здесь ещё одну?
— Кушетка вполне себе подходит под описание… — разочарованно.
— Иль, хочешь повторить? — устало.
— Нет, — на выдохе.
— Тогда иди в кровать.
Закрыв глаза, поморщилась. Это ли худший момент моей жизни? Вряд ли…
Шагнув в темноту, прошла по мягкому ковру, рукой задев кресло и, наконец, нащупала полог кровати. Потом вдоль ее края.
На кровати в темноте заворочалось тело, отодвигаясь к противоположному краю. Села и закинув ноги, улеглась на самый край на бок, едва не сваливаясь на пол.
Кентанец снова зашевелился и, обхватив меня рукой, притянул к себе. Замерла, оцепенела. Вспомнились слова дока — будь терпимее и сможешь увидеть свет. Понятно конечно, но я бы сказала по-другому — не трогай, вонять не будет…
Передернула плечами, попыталась ослабить хватку, но кентанец только ближе придвинулся и, уткнувшись лицом между моих лопаток, прохрипел:
— Не шевелись…
— Не уверена, что получиться. Я пинаюсь во сне, — поправляя подушку, прошипела в ответ. Тепло дыхания кошака на моей коже не давало успокоиться. Снова заерзала, пытаясь скомкать одеяло и подпихнуть под ногу. — А ты в эргокамеру не пойдёшь? — озвучила промелькнувшую пропитанную надеждой мысль.
— Мне нельзя. Кевлара не переносит картоплазму.
— Можешь сдохнуть? — оживившись, поинтересовалась я.
— Нет. Но будет больно, — с улыбкой в голосе ответил иноземец.
— Жаль, — не сдержавшись, прошептала я.
— Да, — согласился кентанец. — Ты не представляешь, сколько раз я пытался сдохнуть…
Я замерла, вслушиваясь в прозвучавшие слова.
— Не бери в голову, все не так плохо, — просунув руку подо мной и обняв теперь обеими, произнёс сонным голосом кошак. — Спи.
И замолчал, оставив меня наедине с тишиной и мыслями. А ещё с теплом, которое источало его прижатое ко мне тело.
Не смотря на уверенность в том, что уснуть не смогу, вскоре провалилась в сон.
Видимо, сказалась дикая усталость и нервное напряжение последних дней. Никак не тепло объятий уткнувшегося в мою спину кошака…
Он обнимал меня всю ночь. Кошак. Прижимал руками так, что дышать иногда получалось через раз. Когда, устав терпеть, пыталась выбраться, кентанец раздраженно шипел и, прикусывая мое ухо, заставлял замереть. Каменела и снова с надеждой ждала того момента, когда иноземец заснёт, а я смогу выбраться из его объятий.
Так прошла большая часть ночи. А под утро, когда прямоугольники окон стали едва заметно просвечивать сквозь темные шторы, кентанец вздрогнул и, откатившись на край кровати, вскочил, выпрямившись во весь рост. Он был абсолютно голый…
Я спала с голым мужиком в одной кровати. И более того, этот мужик прижимался ко мне всю ночь этим своим обнаженным телом…
Мозг, оцепеневший от ночного бдения, медленно реагировал на возникшее в нем возмущение. Но до конца понять или тем более выразить его я не успела, потому что кошак бешеный вытянул из-под меня одеяло и, закутываясь в него, рявкнул:
— Пойдём.
Куда и зачем мне по всей видимости знать не надо было.
Завернувшись в одеяло, псих-принц уже распахнул настежь дверь и, обернувшись, злобно зыркнул в мою сторону. Я сползла с кровати и, разминая на ходу затёкшие конечности, поплелась через сумрак комнаты на свет, падающий из коридора, в котором темнела сейчас закутанная в одеяло высокая фигура иноземца. Благо одеваться мне не нужно было, спала одетая. А то бы сейчас пришлось расхаживать по замку завернувшись в одеяло. Хотя, одеяло было только одно. А значит ходить бы мне в том, в чем спала…
— Куда? — поравнявшись с психом, зевая, поинтересовалась я.
Но кентанец, отвернувшись, уже летел вдоль по коридору, задевая развевающимся одеялом бесценные вазы…
В мед. кабинет. Именно в него мы пришли через пару минут. Док Са бодро поприветствовал господина, а затем и меня. Не ответив на приветствие, Крис метнулся в дальний конец кабинета и там заходил вдоль стены, периодически опускаясь на кушетку, вскакивая и снова…
— Матильда Свон, — позвал док, привлекая мое внимание.
Я все ещё стояла у входа и наблюдала за на удивление энергичным для раннего утра кошаком.
— Вы проходите, садитесь на кушетку. Процедура вам уже знакома. Сейчас присоединим трубки, получим сахар. Кстати, вы уже завтракали? — включая ппквс, поинтересовался лантонианец.
— Нет, как-то не до этого было, — ответила я, покосившись на психа белобрысого, который сейчас напоминал собой куколку ще-карго — гигантского жука с планеты Ба-ло. Прежде чем стать взрослой половозрелой особью, эти существа проходили четыре стадии: личинка — гусеница — куколка — жук. Куколка этих мирных созданий, в последней своей стадии поглощающих лишь кору растущих на планете деревьев ву, была крайне агрессивна, подвижна и прожорлива, хотя своим видом напоминала огромную застывшую бесформенную какашку…
— Тогда держите, — произнёс док, прервав мои размышления. На мои колени опустился питательный батончик, а иноземец уже целился иглой в мою вену.
Свободной рукой взяла батончик и, разорвав зубами упаковку, откусила кусочек. Странный горьковатый вкус, но, если подольше жевать — можно найти в этом что-то приятное. Я знала эти батончики. Они продавались в магазинах Нижнего района. И были по-настоящему дешевым и относительно качественным заменителем полноценной еды. Но вот вкусом не вышли. Поэтому особым спросом в нашей семье не пользовались. Дети их на дух не переносили. Камэла ела конечно, если выбора не было, но тоже особой любви не питала. И если могла перетерпеть голод, то в сторону батончиков даже не смотрела. А я ела. Мне было все равно что. Лишь бы силы были бегать с работы на работу.
С злостью откусила очередной кусок и принялась методично пережевывать массу, напоминающую по текстуре кору вперемешку с мелким мусором. Почему-то сейчас этот батончик стал для меня каким-то подобием встречи со старым знакомым, который притащил с собой частичку прошлого. И от смутного сожаления об утраченных временах, переполненных лишь заботами о том, как бы раздобыть денег на житьё-бытье, меня передернуло, а в сердце заныла тупая заноза, торчащая там космос знает с каких времён. Эта заноза была концентратом всех тех тягот, которые периодически сваливались на мою голову. И с каждой новой пусть и решенной в итоге проблемой эта заноза глубже входила в мясо. Вот сейчас она продвинулась на миллиметр в глубь, доставив массу неприятных ощущений.
— Матильда? — обеспокоенно позвал док, остановившись около работающего аппарата по переработки крови в розовый сахар. Машина со своей задачей справлялась на ура, выкачивала из меня тёмную жидкость и, пропуская сквозь гэи, на выходе выдавала мелкие розовые кристаллы.
— Все нормально, — наконец ответила я, встретившись взглядом с серьёзными абсолютно чёрными глазами лантонианца. Отпихнуть от себя навязчивые воспоминания, было куда труднее, чем терпеть происходящее вокруг.
— Почти уже все, — пообещал Са Кего и, обхватив мое запястье своими узловатыми пальцами, померил пульс. — Медленно, — задумчиво протянул доктор, а потом в сторону притихшего принца. — Праутт, это чересчур. Раз в сутки — уже много…
— Не твоё дело, — огрызнулся кошак, а я с удивлением посмотрела на иноземца, так по-свойски обратившегося к королевской особе. Привыкла уже, что все в замке боялись дышать возле принца-психа.
— Не мое, — согласился лантонианец. — Но, если не остановишься — пожалеешь.
Кентанец заскрипел зубами, это отчетливо было слышно даже здесь, на другом конце комнаты, но так ничего и не ответил.
— Как себя чувствуешь? Становится хуже? — прихватив с собой заряженный янтарной жидкостью шприц, поинтересовался док у кентанца.
Тот что-то раздраженно фыркнул в ответ, но все же позволил усадить себя на кушетку и вытерпел процедуру осмотра, открыв рот, высунув язык и издав протяжное а-а-а-а-а…
— Сегодня приступ случился раньше обычного, — заключил лантонианец, протерев плечо бледного слегка синюшного кошака, и сделал инъекцию. Крис закрыл глаза и облегченно выдохнул.
— Возможно из-за стресса, — продолжил док, отошёл к столу и взял какой-то металлический инструмент, приятных ассоциаций не вызывающий.
Кентанец тем временем молча встал и повернулся лицом к окну. Одеяло рухнуло вниз к длинным ногам иноземца, открыв широкие опущенные плечи, спину с торчащими зубьями позвонков, упругие ягодицы и собственно ноги, которые все также были раскрашены тонким узором едва заметных шрамов.
Доктор подошёл к застывшему иноземцу. Тот убрал длинные спутанные волосы, закрывающие верхнюю треть спины, перекинув их через плечо. У основания черепа я разглядела круглые темные точки, окруженные покраснением.
Лантонианец поднёс к одной из точек загадочный медицинский инструмент и быстрым движением вонзил выступившую короткую иглу в шею кентанца.
Кошак вздрогнул и упёрся руками в подоконник.
— Скажи, когда станет невыносимо, — произнёс лантонианец и, взглянув на меня, взял со стола очередной медицинский инструмент — на этот раз обычный скальпель. — Крис, готов? — приблизившись к кентанцу, спросил док.
— Делай, — прошипел кошак.
— Начинаю, — кивнул лантонианец и нажал в очередной раз на одну из кнопок штукенции, торчащей из позвоночника кентанца.
В комнате раздался высокий режущий уши звук, потом крик кентанца.
Кошак кричал недолго, вскоре затих, а из его позвонка, почти у самой поясницы, вылезли тонкие извивающиеся чёрные нити. Они скручивались и пронзительно пищали, когда док Са методично обрезал их у самой кожи согнувшегося кентанца.
Но док не успевал, вскоре нитей стало так много, что принц теперь напоминал эндонейского тьюби — существо покрытое живой шерстью.
Бывает так, что тьюби погибает, а шерсть продолжает жить, волоча за собой разлагающееся тело…
Я с ужасом наблюдала за этой картиной, уже не обращая внимания на гудящий рядом ппквс, все еще выкачивающий мою кровушку.
Когда кошак в очередной раз закричал, я вздрогнула, ощущая, как спазмом скручивает желудок, а разбухшая масса недопереваренного батончика поднимается вверх по пищеводу…
…дохлый гоби…
— Хватит, — прохрипел кентанец.
Док быстрым движением выдернул аппарат, торчащий из основания черепа кошака. Звук, мучающий перепонки, тут же прекратился. Принц упал на колени, а чёрные уцелевшие нити с тихим едва уловимым писком втянулись обратно.
Вся спина кентанца была залита кровью. Док Са сделал ему ещё одну инъекцию розового сахара. Принц гулко выдохнул и поднялся на ноги, поднял одеяло и закутался в него, совсем не заботясь о том, что весь в крови и одеяло наверняка будет испорчено…
— Я все ещё не уверен, что это помогает, — произнес док Са, отмывая над раковиной измазанные в крови руки.
— Достаточно того, что ты пытаешься, — раздраженно бросил кошак.
Не обращая на меня внимания, будто меня тут вовсе не было, кентанец прошёл к двери, и я уже думала, что может действительно пронесло, но:
— В десять. Не забывай, — это мне, и вышел, волоча за собой одеяло.
…к гоби все…
Проглотила
— Не забудьте полежать в эргокамере. Полчаса, думаю, вам хватит, — передавая меня вскочившему со скамейки кхорбу, напомнил Са Кего.
— Леди Свон, — воскликнул дворецкий, подлетевший ко мне. — Доктор Кего, с леди все будет в порядке? — обращаясь уже к лантонианцу, обеспокоенно спросил Перри.
— Леди посчастливилось заиметь в отцы представителя одной из самых живучих рас. С ней все будет хорошо.
Я вяло улыбнулась в ответ на эмоциональное восклицание кхорба. Не думала, что представители этой расы способны на такие всплески.
Перри ещё раз поблагодарил доктора, а я кивнула и, покачиваясь, поковыляла вдоль по коридору. Дворецкий почти сразу нагнал меня и, придерживая рукой за локоть, пошёл рядом, подстраиваясь под мой шаг.
Разговаривать не хотелось. Вот совсем. Хотя стоило бы. Все-таки я в плену, и следует разведать обстановку и собрать как можно больше информации, пока есть возможность.
Так что сделав над собой усилия, выдавила первое, что пришло на ум:
— У Криса есть сестра?
— Да, леди Кассандра. Милейшее создание, — последние слова дворецкий произнёс полушёпотом и, поперхнувшись на последнем слоге, закашлялся.
— Такая же милая, как братец? — похлопав здоровой рукой по спине иноземца, съязвила я.
Но кхорб юмора моего не оценил и, приняв за чистую монету сказанное, с жаром закивал:
— Абсолютно.
— Ясно, — отозвалась я, потеряв интерес к расспросам и вернувшись к запоминанию очередной вазы, стоящей возле стены. Большая пузатая и покрытая позолотой. Почти такая же стоит возле выхода к западным воротам…
Спустя двадцать три вазы мы дошли до логова кошака бешеного.
Перри попытался постучать, но не успел, поскольку я толкнула дверь и, не спрашивая разрешения, переступила порог.
Кентанец все также обретался в том же кресле, только поза изменилась. Кошак сидел, согнувшись и спрятав лицо в ладонях. На сгорбленной спине, плечах и руках выступили крупные капли пота.
Мучается сволочь белобрысая…
— Господин, мы вернулись, — раздалось неуверенное из-за моей спины.
Крис выпрямился, отнимая руки от лица. Я бросила в него металлический футляр, который мне вручил док Са и, поблагодарив растерявшегося кхорба, поковыляла в сторону стоящей возле окна эргокамеры.
— Свободен, — прошипел кошак на взволнованного и почти испуганного дворецкого. Тот немного потоптался на пороге, но все же вышел, закрыв за собой дверь.
Дрожащими руками кентанец открыл футляр и достал шприц. Янтарная жидкость в нем — розовый сахар, извлеченный из моей кровушки.
Кошак сделал укол в шею и откинулся в кресле, облегченно выдохнув.
Укладываясь в капсулу, разочарованно подумала — сколько я могла бы заработать на сдаче своей крови, если бы знала, что особого вреда мне это не принесёт. Вот это меня прям очень печалило. Что это — жадность? Или глупость…
Закрыла крышку и облегченно закрыла глаза, переключившись на размышления о том, что оба войска понесли потери и сейчас во время вынужденного перемирия зализывают раны, наспех латая дыры от попавших в цель снарядов. А что потом? Снова бой?
На этот раз анабиотические сон не понадобился. Видимо, повреждения были не настолько серьёзными, и необходимости в использовании картоплазмы не было. Только у-волны, заставляющие мое тело наливаться тяжестью, нагреваться и охлаждаться.
И это было странное ощущение потери границ собственного тела. Оно то увеличивалось, то уменьшалось, а разум оставался прежним и поэтому то выходил за его границы, то совсем терялся в нем.
Я задремала. Кажется, совсем ненадолго. Крышка открылась сама, и я дёрнулась, пробудившись от глухого щелчка.
В комнате было темно. И на мгновение промелькнула соблазнительная мысль, остаться в эргокамере на всю ночь. Но…
— Вылезай, — голос кошака был усталым и хриплым. И с мыслью «ах ты ж сволочь догадливая» я выползла из своего несостоявшегося ночного убежища.
Выпрямившись, я боязливо подергала повреждённой ногой — не болит. Так же, как и рёбра. С наслаждением вдохнув, подняла руки и потянулась. Как же все-таки хорошо, когда ничего не болит.
— Ложись спать, — опять этот голос из темноты.
— Куда? — вопрос в темноту.
— На кровать, — оттуда же.
— На твою? — не переставая с надеждой озираться по сторонам в поисках ещё одной кровати.
— А ты видишь здесь ещё одну?
— Кушетка вполне себе подходит под описание… — разочарованно.
— Иль, хочешь повторить? — устало.
— Нет, — на выдохе.
— Тогда иди в кровать.
Закрыв глаза, поморщилась. Это ли худший момент моей жизни? Вряд ли…
Шагнув в темноту, прошла по мягкому ковру, рукой задев кресло и, наконец, нащупала полог кровати. Потом вдоль ее края.
На кровати в темноте заворочалось тело, отодвигаясь к противоположному краю. Села и закинув ноги, улеглась на самый край на бок, едва не сваливаясь на пол.
Кентанец снова зашевелился и, обхватив меня рукой, притянул к себе. Замерла, оцепенела. Вспомнились слова дока — будь терпимее и сможешь увидеть свет. Понятно конечно, но я бы сказала по-другому — не трогай, вонять не будет…
Передернула плечами, попыталась ослабить хватку, но кентанец только ближе придвинулся и, уткнувшись лицом между моих лопаток, прохрипел:
— Не шевелись…
— Не уверена, что получиться. Я пинаюсь во сне, — поправляя подушку, прошипела в ответ. Тепло дыхания кошака на моей коже не давало успокоиться. Снова заерзала, пытаясь скомкать одеяло и подпихнуть под ногу. — А ты в эргокамеру не пойдёшь? — озвучила промелькнувшую пропитанную надеждой мысль.
— Мне нельзя. Кевлара не переносит картоплазму.
— Можешь сдохнуть? — оживившись, поинтересовалась я.
— Нет. Но будет больно, — с улыбкой в голосе ответил иноземец.
— Жаль, — не сдержавшись, прошептала я.
— Да, — согласился кентанец. — Ты не представляешь, сколько раз я пытался сдохнуть…
Я замерла, вслушиваясь в прозвучавшие слова.
— Не бери в голову, все не так плохо, — просунув руку подо мной и обняв теперь обеими, произнёс сонным голосом кошак. — Спи.
И замолчал, оставив меня наедине с тишиной и мыслями. А ещё с теплом, которое источало его прижатое ко мне тело.
Не смотря на уверенность в том, что уснуть не смогу, вскоре провалилась в сон.
Видимо, сказалась дикая усталость и нервное напряжение последних дней. Никак не тепло объятий уткнувшегося в мою спину кошака…
Глава 10
Он обнимал меня всю ночь. Кошак. Прижимал руками так, что дышать иногда получалось через раз. Когда, устав терпеть, пыталась выбраться, кентанец раздраженно шипел и, прикусывая мое ухо, заставлял замереть. Каменела и снова с надеждой ждала того момента, когда иноземец заснёт, а я смогу выбраться из его объятий.
Так прошла большая часть ночи. А под утро, когда прямоугольники окон стали едва заметно просвечивать сквозь темные шторы, кентанец вздрогнул и, откатившись на край кровати, вскочил, выпрямившись во весь рост. Он был абсолютно голый…
Я спала с голым мужиком в одной кровати. И более того, этот мужик прижимался ко мне всю ночь этим своим обнаженным телом…
Мозг, оцепеневший от ночного бдения, медленно реагировал на возникшее в нем возмущение. Но до конца понять или тем более выразить его я не успела, потому что кошак бешеный вытянул из-под меня одеяло и, закутываясь в него, рявкнул:
— Пойдём.
Куда и зачем мне по всей видимости знать не надо было.
Завернувшись в одеяло, псих-принц уже распахнул настежь дверь и, обернувшись, злобно зыркнул в мою сторону. Я сползла с кровати и, разминая на ходу затёкшие конечности, поплелась через сумрак комнаты на свет, падающий из коридора, в котором темнела сейчас закутанная в одеяло высокая фигура иноземца. Благо одеваться мне не нужно было, спала одетая. А то бы сейчас пришлось расхаживать по замку завернувшись в одеяло. Хотя, одеяло было только одно. А значит ходить бы мне в том, в чем спала…
— Куда? — поравнявшись с психом, зевая, поинтересовалась я.
Но кентанец, отвернувшись, уже летел вдоль по коридору, задевая развевающимся одеялом бесценные вазы…
В мед. кабинет. Именно в него мы пришли через пару минут. Док Са бодро поприветствовал господина, а затем и меня. Не ответив на приветствие, Крис метнулся в дальний конец кабинета и там заходил вдоль стены, периодически опускаясь на кушетку, вскакивая и снова…
— Матильда Свон, — позвал док, привлекая мое внимание.
Я все ещё стояла у входа и наблюдала за на удивление энергичным для раннего утра кошаком.
— Вы проходите, садитесь на кушетку. Процедура вам уже знакома. Сейчас присоединим трубки, получим сахар. Кстати, вы уже завтракали? — включая ппквс, поинтересовался лантонианец.
— Нет, как-то не до этого было, — ответила я, покосившись на психа белобрысого, который сейчас напоминал собой куколку ще-карго — гигантского жука с планеты Ба-ло. Прежде чем стать взрослой половозрелой особью, эти существа проходили четыре стадии: личинка — гусеница — куколка — жук. Куколка этих мирных созданий, в последней своей стадии поглощающих лишь кору растущих на планете деревьев ву, была крайне агрессивна, подвижна и прожорлива, хотя своим видом напоминала огромную застывшую бесформенную какашку…
— Тогда держите, — произнёс док, прервав мои размышления. На мои колени опустился питательный батончик, а иноземец уже целился иглой в мою вену.
Свободной рукой взяла батончик и, разорвав зубами упаковку, откусила кусочек. Странный горьковатый вкус, но, если подольше жевать — можно найти в этом что-то приятное. Я знала эти батончики. Они продавались в магазинах Нижнего района. И были по-настоящему дешевым и относительно качественным заменителем полноценной еды. Но вот вкусом не вышли. Поэтому особым спросом в нашей семье не пользовались. Дети их на дух не переносили. Камэла ела конечно, если выбора не было, но тоже особой любви не питала. И если могла перетерпеть голод, то в сторону батончиков даже не смотрела. А я ела. Мне было все равно что. Лишь бы силы были бегать с работы на работу.
С злостью откусила очередной кусок и принялась методично пережевывать массу, напоминающую по текстуре кору вперемешку с мелким мусором. Почему-то сейчас этот батончик стал для меня каким-то подобием встречи со старым знакомым, который притащил с собой частичку прошлого. И от смутного сожаления об утраченных временах, переполненных лишь заботами о том, как бы раздобыть денег на житьё-бытье, меня передернуло, а в сердце заныла тупая заноза, торчащая там космос знает с каких времён. Эта заноза была концентратом всех тех тягот, которые периодически сваливались на мою голову. И с каждой новой пусть и решенной в итоге проблемой эта заноза глубже входила в мясо. Вот сейчас она продвинулась на миллиметр в глубь, доставив массу неприятных ощущений.
— Матильда? — обеспокоенно позвал док, остановившись около работающего аппарата по переработки крови в розовый сахар. Машина со своей задачей справлялась на ура, выкачивала из меня тёмную жидкость и, пропуская сквозь гэи, на выходе выдавала мелкие розовые кристаллы.
— Все нормально, — наконец ответила я, встретившись взглядом с серьёзными абсолютно чёрными глазами лантонианца. Отпихнуть от себя навязчивые воспоминания, было куда труднее, чем терпеть происходящее вокруг.
— Почти уже все, — пообещал Са Кего и, обхватив мое запястье своими узловатыми пальцами, померил пульс. — Медленно, — задумчиво протянул доктор, а потом в сторону притихшего принца. — Праутт, это чересчур. Раз в сутки — уже много…
— Не твоё дело, — огрызнулся кошак, а я с удивлением посмотрела на иноземца, так по-свойски обратившегося к королевской особе. Привыкла уже, что все в замке боялись дышать возле принца-психа.
— Не мое, — согласился лантонианец. — Но, если не остановишься — пожалеешь.
Кентанец заскрипел зубами, это отчетливо было слышно даже здесь, на другом конце комнаты, но так ничего и не ответил.
— Как себя чувствуешь? Становится хуже? — прихватив с собой заряженный янтарной жидкостью шприц, поинтересовался док у кентанца.
Тот что-то раздраженно фыркнул в ответ, но все же позволил усадить себя на кушетку и вытерпел процедуру осмотра, открыв рот, высунув язык и издав протяжное а-а-а-а-а…
— Сегодня приступ случился раньше обычного, — заключил лантонианец, протерев плечо бледного слегка синюшного кошака, и сделал инъекцию. Крис закрыл глаза и облегченно выдохнул.
— Возможно из-за стресса, — продолжил док, отошёл к столу и взял какой-то металлический инструмент, приятных ассоциаций не вызывающий.
Кентанец тем временем молча встал и повернулся лицом к окну. Одеяло рухнуло вниз к длинным ногам иноземца, открыв широкие опущенные плечи, спину с торчащими зубьями позвонков, упругие ягодицы и собственно ноги, которые все также были раскрашены тонким узором едва заметных шрамов.
Доктор подошёл к застывшему иноземцу. Тот убрал длинные спутанные волосы, закрывающие верхнюю треть спины, перекинув их через плечо. У основания черепа я разглядела круглые темные точки, окруженные покраснением.
Лантонианец поднёс к одной из точек загадочный медицинский инструмент и быстрым движением вонзил выступившую короткую иглу в шею кентанца.
Кошак вздрогнул и упёрся руками в подоконник.
— Скажи, когда станет невыносимо, — произнёс лантонианец и, взглянув на меня, взял со стола очередной медицинский инструмент — на этот раз обычный скальпель. — Крис, готов? — приблизившись к кентанцу, спросил док.
— Делай, — прошипел кошак.
— Начинаю, — кивнул лантонианец и нажал в очередной раз на одну из кнопок штукенции, торчащей из позвоночника кентанца.
В комнате раздался высокий режущий уши звук, потом крик кентанца.
Кошак кричал недолго, вскоре затих, а из его позвонка, почти у самой поясницы, вылезли тонкие извивающиеся чёрные нити. Они скручивались и пронзительно пищали, когда док Са методично обрезал их у самой кожи согнувшегося кентанца.
Но док не успевал, вскоре нитей стало так много, что принц теперь напоминал эндонейского тьюби — существо покрытое живой шерстью.
Бывает так, что тьюби погибает, а шерсть продолжает жить, волоча за собой разлагающееся тело…
Я с ужасом наблюдала за этой картиной, уже не обращая внимания на гудящий рядом ппквс, все еще выкачивающий мою кровушку.
Когда кошак в очередной раз закричал, я вздрогнула, ощущая, как спазмом скручивает желудок, а разбухшая масса недопереваренного батончика поднимается вверх по пищеводу…
…дохлый гоби…
— Хватит, — прохрипел кентанец.
Док быстрым движением выдернул аппарат, торчащий из основания черепа кошака. Звук, мучающий перепонки, тут же прекратился. Принц упал на колени, а чёрные уцелевшие нити с тихим едва уловимым писком втянулись обратно.
Вся спина кентанца была залита кровью. Док Са сделал ему ещё одну инъекцию розового сахара. Принц гулко выдохнул и поднялся на ноги, поднял одеяло и закутался в него, совсем не заботясь о том, что весь в крови и одеяло наверняка будет испорчено…
— Я все ещё не уверен, что это помогает, — произнес док Са, отмывая над раковиной измазанные в крови руки.
— Достаточно того, что ты пытаешься, — раздраженно бросил кошак.
Не обращая на меня внимания, будто меня тут вовсе не было, кентанец прошёл к двери, и я уже думала, что может действительно пронесло, но:
— В десять. Не забывай, — это мне, и вышел, волоча за собой одеяло.
…к гоби все…
Проглотила
