— Этот вопрос нуждается в изучении. И первый шаг к тому — побывать на таком участке и оставить там метку. Верочка, наш замечательный и талантливый следопыт, и это не преувеличение, отыщет маячок, что я поставил возле одного из таких участков. Наш талантливый крафтер, — Рубен полукивнул-полупоклонился в сторону Виктора, — создаст и оставит там послание-приманку. Впрочем, с ним мы поговорим об этом подробней. Ну, а Леонид...
При этих словах все заинтересованно посмотрели на Лахова, потому что Лахов ничего не умел! Он так и не научился действовать в снах. И, тем не менее, Рубен придерживал его возле себя. Был в этом некий непонятный для всех подтекст. А когда Лахов вдруг перестал посещать занятия, позвонил ему домой и долго уговаривал вернуться. И уговорил-таки!
— Леонид будет ему помогать.
— Я? — удивился Лахов.
— Именно. Виктор объяснит, что делать.
— Я? — удивился в свою очередь Виктор.
Удивились они настолько одинаково, что Верочка прыснула. И Рубен улыбнулся.
— Не волнуйся, — он обращался только к Виктору. — Я все объясню.
— А если они… Ну эти, которых не удалось обнаружить… Вылезут и драться начнут? — Верочка сказала это вроде бы в шутку, но голосок её дрогнул.
— Другими словами, опасно ли наше предприятие? Уверен, что нет. Тем более, что вы не должны там задерживаться. Быстро войти, выполнить программу и сразу же удалиться. И, выйдя оттуда, если того потребуют обстоятельства, вы сможете проснуться и оказаться здесь, в полной безопасности. Вера, забираешь Леонида, Виктора и — ко мне на участок. Там я тебя сориентирую по плану движения. А ты, Витя, задержись на пару минут.
________
Однокомнатная квартира, которую снимал Рубен, была достаточно вместительна, чтобы установить здесь три «пусковых установки» — так называл он рабочие места ониретов — диван и два раскладных кресла. Верочка расположилась на двуспальном диване, заняв едва ли четверть его поверхности. Лахов, поначалу метивший пристроиться рядом с ней, был уложен Рубеном на кресло-кровать. Завалившись на спину, он столкнул подушку на пол и в ту же секунду заснул, высоко задрав подбородок.
Когда Лахов и Верочка затихли, Рубен, усадив Виктора на диван и пристроившись рядом, сказал:
— Витя, твоя задача простая, но очень ответственная. Когда придёте на место, тебе нужно будет создать натюрморт и расположить его в заметном месте. Как на обычных семинарах — цветы, фрукты, вино... Чистейшей воды реализм.
— Я понял.
— А чтобы ты лучше понял... Тот, кто обитает там, если, конечно, обитает, покинул наш мир. Сказать по-простому — умер. Но... Помнишь из Греческой мифологии Тартар — царство теней?
— Помню, конечно.
— Такие вещи нельзя выдумать, можно только скрыть за иносказаниями. Вот мы и проверим, так ли это.
— Но как?
— Как? — переспросил Рубен. И продолжал, — Одиссей, чтобы заставить тени воплотиться, кормил их кровью жертвенных животных. А древние индусы приманивали души умерших запахами. Ты ведь знаешь, что запахи способны оживить даже, казалось бы, утраченные воспоминания. Вот вы и попробуете.
— Оживить воспоминания?
— Не то чтобы воспоминания, — уточнил Рубен. —У того, кто обитает там…
— Если обитает, — скопировал его интонацию Виктор. Рубен, одобрительно хмыкнув, продолжил:
—… должно возникнуть чувство ностальгии. Щемящее чувство. Вам надо оставить гостинцы из этой жизни - яркие, отчётливо и… правильно пахнущие.
— Так вот зачем нужен Лахов, — догадался Виктор. — Запахи.
— Именно.
— А потом, когда… если он… кто-то появится?
— Ничего больше. Это всё. Оставить и сразу же удалиться, — твердо сказал Рубен. И никакой самодеятельности. Я отвечаю за вас, а ты отвечаешь за Верочку и Лахова.
— Я понял, Рубен Михайлович. — кивнул Виктор.
Когда Виктор, повертевшись на своём ложе, затих, Рубен подошел к окну и поправил задравшуюся штору. Подвёрнутый угол давно уже цеплял глаз, но времени отвлечься на то, чтобы привести драпировку в порядок не было: предсонный инструктаж, размещение и разнообразные хлопоты, связанные с подготовкой группы, не позволяли отвлечься на эту раздражающую его мелочь. И вот теперь, когда все заснули, он сделал это с каким-то внутренним облегчением, словно освободил себя от мелкой, но постоянно напоминающей о себе обязанности. И этим самым будто бы совершил последнее, завершающее действие, означающее переход к состоянию полной готовности. После этого, накрыв Верочку пледом, подумал, прикидывая, не лечь ли рядом с ней на диван, но решил, что это неразумно. Случись что, — вероятность трагического исхода, по его мнению, был минимальный, но всё же! — у нашедших тела могут возникнуть нехорошие соображения по их поводу. Рубен всегда просчитывал варианты. Потому опустился на ковёр рядом с креслом Вика. Тотчас откуда-то сверху на него грянул Чешир — даже подманивать не пришлось. Кот немного повозился, поскрёб коготками по рубашке Рубена и затих, расслабившись, стал сразу тяжёлым. Рубен, стараясь его не потревожить, осторожно улёгся на пол и прошептал, погружаясь в сон: «Пошли, Чешир…». И тут же его будто вынесло в непроглядную мглу, и только яркие разноцветные искорки замелькали вокруг, вспыхивая и исчезая во мраке. Иной раз в темноте перед ним возникали и исчезали два зелёных огонька, словно бы Чешир оглядывался, проверяя не отстал ли хозяин. Даже входить в свой собственный сон для него сейчас стало непростой задачей. «Золотые», скорей всего, рассчитывали закрыть ему вход не только в Аит, но и сюда, но недооценили квалификацию сноходца. Или переоценили свои возможности.
Его встретил привычный полумрак раннего утра. Или позднего вечера. Здесь у него всегда было неопределённое время суток. Одно и то же. Это было удобно — не надо заботится о деталях. И о цветовой гамме тоже. Черно-белый сон, чуть тонированный багрянцем – удобно и экономично. Горы и небо. Дикий горный ландшафт, только одна деталь, говорящая о присутствии человека: к скале притулилось небольшое строеньице, что-то вроде сакли. Но «построил» саклю не он — Вик. В ней они во время семинаров, отправив Верочку с Полиной на маршрут, осваивали производство «дэнзов» — дистанционных энергетических зарядов, которые Вик тут же окрестил «гранатами».
Теоретически Рубен знал, как их делать — ничего сложного, крафтеру всего-то и требовалось, что подготовить «корпус», способный удержать заряд, затем собрать энергию и зарядить. По крайней мере, это казалось простым в устах наставника Академии.
На практике же просто оказалось только найти источник энергии — для этого как раз подходила энергетическая аномалия Аита, возникшая вокруг участка Рубена в результате манипуляций «золотых».
А вот со всем остальным... Вику пришлось как следует попотеть прежде, чем он сумел создать корпус дэнза. Да и с аккумуляцией заряда они разобрались далеко не сразу. Так что на сегодняшний день им удалось произвести всего десяток «гранат», ни разу ещё не опробованных за пределами его сна.
Одна из скал сверкала чёрным глянцем, словно погасший экран. Бросив на неё беглый взгляд, Рубен отвёл глаза. Что толку пялиться? Энергии на то, чтобы заставить её отображать ситуацию на магистралях межсонья, у него теперь не было. Её не должно было хватить даже на то, чтобы входить в свой сон как сновидцу. Только как соне.
Поначалу так и было. Чёрно-белые сны-наваждения. Зыбкие образы, бессвязные сюжеты. Некоторое время он просто спал и только видел сны. Единственным его отличием от сонь было то, что сны свои он помнил так же ясно, как и то, что происходило в яви. Более того, наяву он иногда вспоминал даже то, что во сне не успевал рассмотреть.
Но потом случилось то, чего не ожидали ни «золотые», ни он сам. Мелкое происшествие, приведшее к большим последствиям. Он увидел возле подъезда тощего, взъерошенного котёнка. Это жалкое существо, если судить по виду, ещё нуждающееся в вскармливании молоком, едва держалось на дрожащих ногах. Оно смотрело на него и… улыбалось. Хотя улыбаться-то ему было не с чего. И чистоплотный и брезгливый Рубен вдруг почему-то поднял это замызганное существо и принёс его домой.
Молока дома не случилось и пришлось идти в магазин. Потом, пока котёнок лакал из тщательно отмытой пепельницы — блюдца в доме не нашлось — он залез в Интернет и вычитал все, что надо было знать о выкармливании котят. Рано утром купил в специализированном магазине «Шарик и Матроскин» кювету, наполнитель. Котенка он оставлять себе не собирался, но и сбыть с рук пока было некому.
Рубен назвал кошарика Чеширом за его странный оскал, напоминающий улыбку. Слово это придумалось сразу, но вслух Рубен его долго — месяца три — не произносил, поскольку чувствовал, назвав котёнка по имени, совершит что-то вроде магического обряда, навсегда привязав его к себе.
Но однажды, когда Рубен, улегшись на диване по своему обыкновению, начал дремать под бормотание телевизора — это состояние стало для теперь нудным промежуточным этапом перед вхождением в сон, он машинально погладил Чешира, пристроившегося у него на груди, и назвал по имени. И в тот момент сквозь плотную муть, закрывающую дорогу к сомнусу, блеснули зелёными огоньками кошачьи глаза. Блеснули не там, куда тщетно пробивался Рубен, а чуть в стороне, если можно говорить о сторонах в непроглядной тьме. Он инстинктивно потянулся на их блеск и вдруг оказался у себя на родном горном плато, нависшем над пропастью. В первый момент он не поверил случившемуся: вот так сразу, без длительных утомительных попыток пробить завесу темноты! И в тот момент ясно понял, что блокада прорвана, и прорвана самым удивительным образом. Чешир, пристроившись на валуне и не обращая внимания на хозяина, старательно умывался, словно счищая с себя остатки яви. Прорыв в Аит явно был связан с ним. Каким образом, Рубен понять не мог, но в том, что это именно так, не сомневался ни секунды. Он тут же попытался выйти в межсонье. Но вертикальная скала-экран — инструмент всех его манипуляций с внешним пространством, осталась безжизненно-холодной. Рубен сел рядом с Чеширом и попытался взять его, но тот вывернулся и соскользнул с камня. А потом осклабился сияющей улыбкой и исчез. И Рубену показалось, что улыбка на некоторое время зависла в воздухе. Но это, конечно, только показалось. Просто на фоне темного камня силуэт кота был почти не различим, а зубы сияли белизной.
Через некоторое время он мог уже входить на свой участок и без помощи Чешира, хотя это требовало значительных усилий, но межсонье в себя его не пускало. Поэтому сказать, что он сумел обойти запрет «золотых» было бы неверно.
А запрет был наложен хотя и неофициально, однако вполне открыто. Действительно, Графу в своём «графстве» согласовывать с кем-то решения, пусть и весьма сомнительные с точки зрения правомерности, необходимости не было. Этот запрет, появившийся после конфликта с Графом, для Рубена стал ударом. Однако он выдержал его стоически. Отлучённый от сновидений, а значит работы, Рубен пару недель покрутился в Институте, подсознательно рассчитывая на то, что всё образуется, а поняв, что Граф на попятную не пойдёт, во всяком случае, до тех пор, пока не услышит покаяний и выражения покорности, сдал «маленькую» квартиру, оставшуюся от матери, агентству, и надёжно закрыв «большую», честно заработанную практически беспробудным сном, уехал из Москвы. Исчез из снов и яви бывших коллег и друзей.
Одно время хотел было связаться с диаспорой, но сообразил, что своим он для них никогда не станет. Армянской родни в России не было — только в Армении и в Америке. На родину же отца ехать не было смысла: язык он знал плохо, да и явить себя родне в новом виде после того, как много лет ненавязчиво выстраивал легенду о своём особом научном статусе, закрытом институте, после нескольких удачных исцелений больных родственников, сделанных при помощи Дианы и представленных так, будто бы хворыми занимались известнейшие в России доктора, было бы жестоким ударом по самолюбию. Дяде, с которым поддерживал почтовую связь, сообщил, что уезжает в длительную заграничную командировку. И этого было достаточно, чтобы временно прекратить контакты.
Энск выбрал потому, что здесь жил его институтский друг. Первое время обитал у него. Потом снял квартиру. Как-то от скуки, провёл несколько восстановительных сеансов с соседской старушкой, страдающей бессонницей. Слух о нём пошёл по округе. Потянулись клиенты. Денег с них Рубен не брал — хватало доходов от московской квартиры. А потом пришёл участковый. И выяснилось, что среди последних страдальцев был «засланный», которому поручено было установить факт незаконного лечения. Факт лечения он установил, поскольку сон его значительно улучшился. А вот факта обогащения не обнаружил. Участковый проверил документы, уважительно повертел в руках корочки Института, в которых был обозначен легальный статус Рубена, как специалиста по психологии и коррекции функций тонких структур деятельности гипофиза… Не обнаружив криминала, участковый ограничился беседой и взяткой в виде излечения от бессонницы его тёщи, чьё недомогание очень осложняло его взаимоотношения с женой, которые они пытались наладить в тёщиной однокомнатной квартире. После того, как тёща обрела крепкий ночной сон от «звонка до звонка», участковый похлопотал, где надо, и Рубену была предоставлена возможность вести сеансы «Здорового сна» на правах индивидуального предпринимателя.
Слух о его уникальных способностях прошёл по городу, и отбоя от желающих подлечиться не было. Тем более, что он установил тёплые связи с терапевтом из районной поликлиники, с которой познакомился совершенно случайно. И некоторые её пациенты, как и многое другое, стали у них общими — Марго настойчиво рекомендовала всем им «Здоровый сон». Так он вышел на Верочку, которая мучилась тягостными сновидениями, во время которых плутала по бесконечным темным лабиринтам, наводившими на неё тоску и ужас. Потом, заказав рекламу в местной газете, привлёк в группу Виктора, за которым наблюдал давно и внимательно. Потом появился Лахов. Полину привела мать, обеспокоенная её вскриками и всхлипываниями во сне. И та осталась, захваченная неожиданно открывшейся ей бесконечностью Аита. Эти четверо — потенциальные ониреты, были выделены им в особую группу, освобождены от платы и даже время от времени отмечались небольшими денежными премиями якобы за помощь в сборе материала для написания докторской диссертации, над которой Рубен, как все думали, работал.
Первой на сомнусе Рубена появилась Верочка. Она явно наслаждалась свободой передвижения и чуточку этим бравировала. На этот раз она возникла прямо из воздуха, проигнорировав все этапы воплощения, вроде открывания дверей, раздвигания зарослей (впрочем, растительности на участке Рубена не водилось), образования в скалах щелей. Задорно улыбнулась, явно набиваясь на похвалу, и получив её, наконец, открыла лаз, заставив пацанов пройти его, низко согнувшись — почти на четвереньках. Те, однако, на это никак не отреагировали, видимо, предположив, что на этот раз по-иному просто не получилось.
— Верочка, — укоризненно покачал головой Рубен, — не совсем этично так явно демонстрировать своё превосходство. Надо быть снисходительней к людям, ущемлённым сноходческим даром.
При этих словах все заинтересованно посмотрели на Лахова, потому что Лахов ничего не умел! Он так и не научился действовать в снах. И, тем не менее, Рубен придерживал его возле себя. Был в этом некий непонятный для всех подтекст. А когда Лахов вдруг перестал посещать занятия, позвонил ему домой и долго уговаривал вернуться. И уговорил-таки!
— Леонид будет ему помогать.
— Я? — удивился Лахов.
— Именно. Виктор объяснит, что делать.
— Я? — удивился в свою очередь Виктор.
Удивились они настолько одинаково, что Верочка прыснула. И Рубен улыбнулся.
— Не волнуйся, — он обращался только к Виктору. — Я все объясню.
— А если они… Ну эти, которых не удалось обнаружить… Вылезут и драться начнут? — Верочка сказала это вроде бы в шутку, но голосок её дрогнул.
— Другими словами, опасно ли наше предприятие? Уверен, что нет. Тем более, что вы не должны там задерживаться. Быстро войти, выполнить программу и сразу же удалиться. И, выйдя оттуда, если того потребуют обстоятельства, вы сможете проснуться и оказаться здесь, в полной безопасности. Вера, забираешь Леонида, Виктора и — ко мне на участок. Там я тебя сориентирую по плану движения. А ты, Витя, задержись на пару минут.
________
Однокомнатная квартира, которую снимал Рубен, была достаточно вместительна, чтобы установить здесь три «пусковых установки» — так называл он рабочие места ониретов — диван и два раскладных кресла. Верочка расположилась на двуспальном диване, заняв едва ли четверть его поверхности. Лахов, поначалу метивший пристроиться рядом с ней, был уложен Рубеном на кресло-кровать. Завалившись на спину, он столкнул подушку на пол и в ту же секунду заснул, высоко задрав подбородок.
Когда Лахов и Верочка затихли, Рубен, усадив Виктора на диван и пристроившись рядом, сказал:
— Витя, твоя задача простая, но очень ответственная. Когда придёте на место, тебе нужно будет создать натюрморт и расположить его в заметном месте. Как на обычных семинарах — цветы, фрукты, вино... Чистейшей воды реализм.
— Я понял.
— А чтобы ты лучше понял... Тот, кто обитает там, если, конечно, обитает, покинул наш мир. Сказать по-простому — умер. Но... Помнишь из Греческой мифологии Тартар — царство теней?
— Помню, конечно.
— Такие вещи нельзя выдумать, можно только скрыть за иносказаниями. Вот мы и проверим, так ли это.
— Но как?
— Как? — переспросил Рубен. И продолжал, — Одиссей, чтобы заставить тени воплотиться, кормил их кровью жертвенных животных. А древние индусы приманивали души умерших запахами. Ты ведь знаешь, что запахи способны оживить даже, казалось бы, утраченные воспоминания. Вот вы и попробуете.
— Оживить воспоминания?
— Не то чтобы воспоминания, — уточнил Рубен. —У того, кто обитает там…
— Если обитает, — скопировал его интонацию Виктор. Рубен, одобрительно хмыкнув, продолжил:
—… должно возникнуть чувство ностальгии. Щемящее чувство. Вам надо оставить гостинцы из этой жизни - яркие, отчётливо и… правильно пахнущие.
— Так вот зачем нужен Лахов, — догадался Виктор. — Запахи.
— Именно.
— А потом, когда… если он… кто-то появится?
— Ничего больше. Это всё. Оставить и сразу же удалиться, — твердо сказал Рубен. И никакой самодеятельности. Я отвечаю за вас, а ты отвечаешь за Верочку и Лахова.
— Я понял, Рубен Михайлович. — кивнул Виктор.
Глава 13
Когда Виктор, повертевшись на своём ложе, затих, Рубен подошел к окну и поправил задравшуюся штору. Подвёрнутый угол давно уже цеплял глаз, но времени отвлечься на то, чтобы привести драпировку в порядок не было: предсонный инструктаж, размещение и разнообразные хлопоты, связанные с подготовкой группы, не позволяли отвлечься на эту раздражающую его мелочь. И вот теперь, когда все заснули, он сделал это с каким-то внутренним облегчением, словно освободил себя от мелкой, но постоянно напоминающей о себе обязанности. И этим самым будто бы совершил последнее, завершающее действие, означающее переход к состоянию полной готовности. После этого, накрыв Верочку пледом, подумал, прикидывая, не лечь ли рядом с ней на диван, но решил, что это неразумно. Случись что, — вероятность трагического исхода, по его мнению, был минимальный, но всё же! — у нашедших тела могут возникнуть нехорошие соображения по их поводу. Рубен всегда просчитывал варианты. Потому опустился на ковёр рядом с креслом Вика. Тотчас откуда-то сверху на него грянул Чешир — даже подманивать не пришлось. Кот немного повозился, поскрёб коготками по рубашке Рубена и затих, расслабившись, стал сразу тяжёлым. Рубен, стараясь его не потревожить, осторожно улёгся на пол и прошептал, погружаясь в сон: «Пошли, Чешир…». И тут же его будто вынесло в непроглядную мглу, и только яркие разноцветные искорки замелькали вокруг, вспыхивая и исчезая во мраке. Иной раз в темноте перед ним возникали и исчезали два зелёных огонька, словно бы Чешир оглядывался, проверяя не отстал ли хозяин. Даже входить в свой собственный сон для него сейчас стало непростой задачей. «Золотые», скорей всего, рассчитывали закрыть ему вход не только в Аит, но и сюда, но недооценили квалификацию сноходца. Или переоценили свои возможности.
Его встретил привычный полумрак раннего утра. Или позднего вечера. Здесь у него всегда было неопределённое время суток. Одно и то же. Это было удобно — не надо заботится о деталях. И о цветовой гамме тоже. Черно-белый сон, чуть тонированный багрянцем – удобно и экономично. Горы и небо. Дикий горный ландшафт, только одна деталь, говорящая о присутствии человека: к скале притулилось небольшое строеньице, что-то вроде сакли. Но «построил» саклю не он — Вик. В ней они во время семинаров, отправив Верочку с Полиной на маршрут, осваивали производство «дэнзов» — дистанционных энергетических зарядов, которые Вик тут же окрестил «гранатами».
Теоретически Рубен знал, как их делать — ничего сложного, крафтеру всего-то и требовалось, что подготовить «корпус», способный удержать заряд, затем собрать энергию и зарядить. По крайней мере, это казалось простым в устах наставника Академии.
На практике же просто оказалось только найти источник энергии — для этого как раз подходила энергетическая аномалия Аита, возникшая вокруг участка Рубена в результате манипуляций «золотых».
А вот со всем остальным... Вику пришлось как следует попотеть прежде, чем он сумел создать корпус дэнза. Да и с аккумуляцией заряда они разобрались далеко не сразу. Так что на сегодняшний день им удалось произвести всего десяток «гранат», ни разу ещё не опробованных за пределами его сна.
Одна из скал сверкала чёрным глянцем, словно погасший экран. Бросив на неё беглый взгляд, Рубен отвёл глаза. Что толку пялиться? Энергии на то, чтобы заставить её отображать ситуацию на магистралях межсонья, у него теперь не было. Её не должно было хватить даже на то, чтобы входить в свой сон как сновидцу. Только как соне.
Поначалу так и было. Чёрно-белые сны-наваждения. Зыбкие образы, бессвязные сюжеты. Некоторое время он просто спал и только видел сны. Единственным его отличием от сонь было то, что сны свои он помнил так же ясно, как и то, что происходило в яви. Более того, наяву он иногда вспоминал даже то, что во сне не успевал рассмотреть.
Но потом случилось то, чего не ожидали ни «золотые», ни он сам. Мелкое происшествие, приведшее к большим последствиям. Он увидел возле подъезда тощего, взъерошенного котёнка. Это жалкое существо, если судить по виду, ещё нуждающееся в вскармливании молоком, едва держалось на дрожащих ногах. Оно смотрело на него и… улыбалось. Хотя улыбаться-то ему было не с чего. И чистоплотный и брезгливый Рубен вдруг почему-то поднял это замызганное существо и принёс его домой.
Молока дома не случилось и пришлось идти в магазин. Потом, пока котёнок лакал из тщательно отмытой пепельницы — блюдца в доме не нашлось — он залез в Интернет и вычитал все, что надо было знать о выкармливании котят. Рано утром купил в специализированном магазине «Шарик и Матроскин» кювету, наполнитель. Котенка он оставлять себе не собирался, но и сбыть с рук пока было некому.
Рубен назвал кошарика Чеширом за его странный оскал, напоминающий улыбку. Слово это придумалось сразу, но вслух Рубен его долго — месяца три — не произносил, поскольку чувствовал, назвав котёнка по имени, совершит что-то вроде магического обряда, навсегда привязав его к себе.
Но однажды, когда Рубен, улегшись на диване по своему обыкновению, начал дремать под бормотание телевизора — это состояние стало для теперь нудным промежуточным этапом перед вхождением в сон, он машинально погладил Чешира, пристроившегося у него на груди, и назвал по имени. И в тот момент сквозь плотную муть, закрывающую дорогу к сомнусу, блеснули зелёными огоньками кошачьи глаза. Блеснули не там, куда тщетно пробивался Рубен, а чуть в стороне, если можно говорить о сторонах в непроглядной тьме. Он инстинктивно потянулся на их блеск и вдруг оказался у себя на родном горном плато, нависшем над пропастью. В первый момент он не поверил случившемуся: вот так сразу, без длительных утомительных попыток пробить завесу темноты! И в тот момент ясно понял, что блокада прорвана, и прорвана самым удивительным образом. Чешир, пристроившись на валуне и не обращая внимания на хозяина, старательно умывался, словно счищая с себя остатки яви. Прорыв в Аит явно был связан с ним. Каким образом, Рубен понять не мог, но в том, что это именно так, не сомневался ни секунды. Он тут же попытался выйти в межсонье. Но вертикальная скала-экран — инструмент всех его манипуляций с внешним пространством, осталась безжизненно-холодной. Рубен сел рядом с Чеширом и попытался взять его, но тот вывернулся и соскользнул с камня. А потом осклабился сияющей улыбкой и исчез. И Рубену показалось, что улыбка на некоторое время зависла в воздухе. Но это, конечно, только показалось. Просто на фоне темного камня силуэт кота был почти не различим, а зубы сияли белизной.
Через некоторое время он мог уже входить на свой участок и без помощи Чешира, хотя это требовало значительных усилий, но межсонье в себя его не пускало. Поэтому сказать, что он сумел обойти запрет «золотых» было бы неверно.
А запрет был наложен хотя и неофициально, однако вполне открыто. Действительно, Графу в своём «графстве» согласовывать с кем-то решения, пусть и весьма сомнительные с точки зрения правомерности, необходимости не было. Этот запрет, появившийся после конфликта с Графом, для Рубена стал ударом. Однако он выдержал его стоически. Отлучённый от сновидений, а значит работы, Рубен пару недель покрутился в Институте, подсознательно рассчитывая на то, что всё образуется, а поняв, что Граф на попятную не пойдёт, во всяком случае, до тех пор, пока не услышит покаяний и выражения покорности, сдал «маленькую» квартиру, оставшуюся от матери, агентству, и надёжно закрыв «большую», честно заработанную практически беспробудным сном, уехал из Москвы. Исчез из снов и яви бывших коллег и друзей.
Одно время хотел было связаться с диаспорой, но сообразил, что своим он для них никогда не станет. Армянской родни в России не было — только в Армении и в Америке. На родину же отца ехать не было смысла: язык он знал плохо, да и явить себя родне в новом виде после того, как много лет ненавязчиво выстраивал легенду о своём особом научном статусе, закрытом институте, после нескольких удачных исцелений больных родственников, сделанных при помощи Дианы и представленных так, будто бы хворыми занимались известнейшие в России доктора, было бы жестоким ударом по самолюбию. Дяде, с которым поддерживал почтовую связь, сообщил, что уезжает в длительную заграничную командировку. И этого было достаточно, чтобы временно прекратить контакты.
Энск выбрал потому, что здесь жил его институтский друг. Первое время обитал у него. Потом снял квартиру. Как-то от скуки, провёл несколько восстановительных сеансов с соседской старушкой, страдающей бессонницей. Слух о нём пошёл по округе. Потянулись клиенты. Денег с них Рубен не брал — хватало доходов от московской квартиры. А потом пришёл участковый. И выяснилось, что среди последних страдальцев был «засланный», которому поручено было установить факт незаконного лечения. Факт лечения он установил, поскольку сон его значительно улучшился. А вот факта обогащения не обнаружил. Участковый проверил документы, уважительно повертел в руках корочки Института, в которых был обозначен легальный статус Рубена, как специалиста по психологии и коррекции функций тонких структур деятельности гипофиза… Не обнаружив криминала, участковый ограничился беседой и взяткой в виде излечения от бессонницы его тёщи, чьё недомогание очень осложняло его взаимоотношения с женой, которые они пытались наладить в тёщиной однокомнатной квартире. После того, как тёща обрела крепкий ночной сон от «звонка до звонка», участковый похлопотал, где надо, и Рубену была предоставлена возможность вести сеансы «Здорового сна» на правах индивидуального предпринимателя.
Слух о его уникальных способностях прошёл по городу, и отбоя от желающих подлечиться не было. Тем более, что он установил тёплые связи с терапевтом из районной поликлиники, с которой познакомился совершенно случайно. И некоторые её пациенты, как и многое другое, стали у них общими — Марго настойчиво рекомендовала всем им «Здоровый сон». Так он вышел на Верочку, которая мучилась тягостными сновидениями, во время которых плутала по бесконечным темным лабиринтам, наводившими на неё тоску и ужас. Потом, заказав рекламу в местной газете, привлёк в группу Виктора, за которым наблюдал давно и внимательно. Потом появился Лахов. Полину привела мать, обеспокоенная её вскриками и всхлипываниями во сне. И та осталась, захваченная неожиданно открывшейся ей бесконечностью Аита. Эти четверо — потенциальные ониреты, были выделены им в особую группу, освобождены от платы и даже время от времени отмечались небольшими денежными премиями якобы за помощь в сборе материала для написания докторской диссертации, над которой Рубен, как все думали, работал.
Глава 14
Первой на сомнусе Рубена появилась Верочка. Она явно наслаждалась свободой передвижения и чуточку этим бравировала. На этот раз она возникла прямо из воздуха, проигнорировав все этапы воплощения, вроде открывания дверей, раздвигания зарослей (впрочем, растительности на участке Рубена не водилось), образования в скалах щелей. Задорно улыбнулась, явно набиваясь на похвалу, и получив её, наконец, открыла лаз, заставив пацанов пройти его, низко согнувшись — почти на четвереньках. Те, однако, на это никак не отреагировали, видимо, предположив, что на этот раз по-иному просто не получилось.
— Верочка, — укоризненно покачал головой Рубен, — не совсем этично так явно демонстрировать своё превосходство. Надо быть снисходительней к людям, ущемлённым сноходческим даром.
