Полина молча кивнула.
— Тебе просто страшно, потому что ты не представляешь, с чем столкнулась. А мне ещё страшней, потому что я слишком хорошо это представляю.
— Что же теперь делать? — спросила Полина.
— Тебе? Я бы рекомендовала тебе ближайшие два дня спать поменьше, гулять побольше и на время забыть о любимых страшилках. Постарайся думать о чём-нибудь приятном. А об остальном позабочусь я.
— Как дети малые, — ворчал Рубен. — Вы должны уметь засыпать сами, а мне вас укладывать приходится.
Виктор с ревнивым удовлетворением отметил, что тот явно не в духе после разговора с Дианой за закрытыми дверями — ворчать Рубену было не свойственно.
— Рубен Михайлович, и меня убаюкайте, — игриво пропела со своего кресла Верочка.
— Колыбельненькую тебе? — откликнулся Рубен.
К Верочке он демонстрировал заметное снисхождение. Симпатию, как шушукались курсовые девчонки. Но дело было, как понимал Виктор, не в Верочкиных прелестях, вполне, впрочем, достойных, а в чем-то ином, явно связанным с обучением. Это можно было понять из того, что верочкины отчеты о семинарах он всегда просматривал первыми. И свой серебряный браслет, который он называл переходящим призом, чаще всего во время семинара, как и на этот раз, отдавал именно ей.
— Вер, — пробубнил со своего места Лахов, — иди, я тебя на руках буду укачивать.
— У тебя руки, Лёник? — привычно насмешливо отозвалась Верочка. — У тебя грабли садовые. Ими только ботву ворошить, а не девушек укачивать.
Видно было, что фраза про ворошение ботвы навела Лахова на какую-то важную мысль, и он даже приподнялся, чтобы удобней было её высказать, но Рубен одним прикосновением послал его в глубокий нокаут. Сраженный сном, тот, как подрубленный, завалился на спину и захрапел, закинув голову. Верочка восхищенно пискнула.
Рубен склонился над Верочкой и что-то тихо, почти нежно, сказал ей.
— Чёрта с два, — подумал Виктор. — Я сам.
В прошлый раз он пытался сопротивляться гипнозу, и Рубен это почувствовал. Когда не хватило легкого воздействия, он выбил ученика из яви разом, словно мешок на голову накинул. Тогда Виктор долго выбирался из мглы предсонья, ища знакомую калитку, через которую выходил в сновидение.
— Раз, два, три, огонь пали, — пробормотал Виктор и закрыл глаза. Гулкий шум пронесся в голове. Мгла обступила его, но мгла знакомая. Он привычно толкнул невидимую калитку, и вышёл в ослепительный летний день. Несколько секунд постоял на высоком обрыве, наслаждаясь созданным им миром сновидения. Далеко внизу, постепенно фокусируясь и набирая резкость, серебрилась речная гладь. Волны и блики, наконец, совместились, заиграли слажено и ярко. Соседний берег он рассматривать не стал, оставив его окутанным легким туманным маревом, а шагнул вперед и с замиранием сердца заскользил вниз.
Сияющие мягкие воды сошлись у него над головой. Купаться было некогда, поэтому он сразу же вынырнул возле золотистого узкого пляжа, тянувшегося вдоль соседнего берега, отряхнулся и пошел босиком по приятно расползающемуся песку к тропинке, петляющей в траве. Поваляться бы в свое удовольствие на мягкой луговой подстилке. Но время! Время.
Надо успеть выполнить задание как можно быстрее, вернуться в явь до того, как проснулись другие, и попытаться узнать про Диану. Потому, не тратя время на прогулку, сразу оказался у себя в доме. Первым делом подошел к зеркалу и стер со щеки пятно. Вздохнул: вот так бы было в самый раз. С удовольствием отметил, что уже переоделся во что-то удобное, домашнее, а затем оглядел комнату. С прошлого раза все осталось на местах и не потеряло форму. Немного погордился собой, мельком вспомнив, сколько «ремонтов» приходилось делать поначалу, когда только учился ваять во сне.
Ладно, к делу. Рубен поставил им задачу попытаться найти друг друга. Им — это Верочке, Лахову и ему. Как искать? Где искать? «Интуиция подскажет и опыт поможет». — Так он сказал. Приснить их себе что ли? Нет, это означает создать фантомов. А надо реально встретиться. Виктор подошел к столу и открыл толстую замусоленную записную книгу. Такая точно была у его отца, во всяком случае, такой она ему запомнилась. Последняя запись была сделана рубеновским почерком. Прочел: «Лахов: Мать твою за ногу!» Против имени Верочка стояло «Моя любовь — разбиты зеркала». Это явно были пароли. «Ну и что с ними делать?» — подумал он тоскливо, — «как перейти из своего сна в другой? И где границы моего сна? Есть ли они вообще?»
Он выглянул в окно, за которым неясно чернел дальний лес, подпирающий яркое летнее небо, и тотчас под пристальным взглядом начало выстраиваться пространство. Прорисовался, словно отвердел, забор по краю участка. Из призрачного марева возникли за ним купы берез, меж ними и горизонтом поднялась водонапорная башня с облезлой рыже-красной крышей, прорезалось здание двухэтажной школы, точно такое, как и то, в которой он когда-то учился, то тут, то там обозначились массивы садов. Лес на горе потерял свою условность: если присмотреться, видно было, как из ломаного края его, подрезающего небо, выбивались деревья-великаны и как снижается высота в тех местах, где он выходит низкорослью к опушке.
Виктор знал, что, если даже перенесется туда, к лесу, перед ним откроются новые просторы, и чем пристальней он будет всматриваться в пространство, тем шире и подробней это пространство будет перед ним открываться. И как прикажите выходить за границы сна, если он не имеет границ?!
Бесполезное это дело! Вздохнул и потянулся за кофе. Чайник, как всегда в такой момент, весело засвистел и ударил из носика паром.
— Дверь, — вдруг подумал Виктор. — Дверь. Надо искать логическое созвучие символов. Дверь — выход. У каждой двери свое назначение.
Он оглядел комнату, то ли ища, то ли прикидывая, куда бы ее пристроить. И нужная дверь появилась — небольшая, из цельного массива, плотная и глухая. Даже на вид неприступная. Он, скорее для очистки совести, чем для того, чтобы её открыть, подергал за ручку, потолкал плечом — даже не дрогнула. Будто нарисованная. Плотно прилажена и надежно заперта. Поискал глазами ключ — где-нибудь обязательно должен быть. На гвоздике каком-нибудь должен висеть. Нет, пусто. Потом вспомнил, что бабушка всегда хранила ключ от чулана на посудном шкафу. И точно нащупал, пошарив. Достал тяжелую, потемневшую от времени загогулину. Вставил ее в замочную скважину и нажал. Ключ чуть провернулся, но тут же уперся в какую-то преграду. Виктор нажал сильней, потом покрутил его влево — вправо, сколько позволял свободный ход. Замок не поддался. Похоже было всё-таки, что этот путь для него закрыт.
Облегченно вздохнув, решил, что достаточно потрудился, чтобы заслужить право доложить Рубену о неудаче. Но вернуться слишком быстро было бы признаком безответственного отношения к делу, потому, не обременяя себя больше заботами этого рода, уселся за кофе.
Напиток был безвкусным, не горячим и не холодным. В общем, никаким. Но в реальном мире тело откликнулось на этот снящийся кофе правильными ощущениями, и Виктор, настроившись на них, чувствовал, что пил именно кофе и получал от него удовольствие, которое получают только от кофе. Все было хорошо, настолько хорошо, что не хотелось возвращаться в реальность. Лишь одно смущало: показалось ему, что пару раз вдруг какая-то тень проскользнула вдоль комнаты, словно на мгновенье легкое облачко прикрывало солнце. Впрочем, в этом мире было еще многое не понято.
— Допью кофе, — подумал он, — и домой.
И в этот момент дверь, с которой он только что возился, дернулась...
Виктор насторожился. Дверь дернулась еще пару раз, потом громыхнула, как будто в нее стукнули ногой. Тогда он встал и осторожно взялся за ручку. Помогать открыть или держать, чтоб не открыли — вот в чем вопрос! Впрочем, скорее всего это кто-то из «семинаристов».
— Эй, кто там? — окликнул он стучавшего. Но за дверью уже было тихо. Зато стукнули в окно. За стеклом стояла Верочка и махала ему рукой.
— Открывай, — крикнула она, — чего ты там, заснул, что ли?
На раме, как и положено, оказались шпингалеты, которые легко поддались. Верочка плясала под окном, пытаясь влезть, но безуспешно. Вик перегнулся и втащил ее вовнутрь. Очутившись в комнате, девушка с интересом огляделась и пропела восхищенно:
— Ух ты, как у тебя тут! Здоровски! Слушай, Витька, как ты все это?
Он пожал плечами в ответ.
— Я мужик мастеровой.
— Да ладно трепаться-то! У тебя всё как по-настоящему. Вон и табуретка. — Она осторожно присела на табурет. Покачалась на нем. — Крепкая!
— Для тебя кресло, — ответил он, польщенный похвалой.
— Ты сейчас прямо сделал?! — Поразилась она, повернувшись по направлению его жеста. — Здесь же ничего не было! — И с разбегу плюхнулась в бархатистую мякоть.
— Надо же, обарахлился! — она погладила мягкий ворс сидения. — И пятно стер, — добавила вдруг бестактно.
— Оно что, тебе нравится? — буркнул недовольно Виктор.
— Не-а! Глянь, и кофе у него есть! Угости кофем-то!
— Наливай сама.
— Тоже мне джентльмен.
Она, явно наслаждаясь свободой движения, насыпала в кружку кофе, сахару, залила смесь кипятком. Размешала и сделала глоток.
— Фу, невкусный! Без аромата. — И отставила чашку.
— А ты что ожидала? — удивился Виктор.
— Я думала, что настоящий, как и всё это. – Она огляделась и добавила печальным голосом, — Нет, ну почему у тебя так здорово, а у меня хмызник какой-то?! Война в Крыму, все в дыму, ничего не видно! У Лахова хоть речка просматривается-угадывается... А у меня вообще ничего! Витенька, построй мне домик, а? Или возьми к себе жить... — закончила она вдруг, заглядывая ему в глаза.
— Построю, — поспешно пообещал Виктор и тут же перевел разговор на другое. — А ты что, уже у Лахова побывала?
— Ну! Только там дурдом без дома! И он дурак-дураком сидит с удочкой, никуда не собирается идти и отвечает, как чокнутый. Я, когда шла к нему, боялась, что приставать начнет.
— Чего испугалась-то? — хмыкнул Виктор. — Лахов видный мужчина. Красавец.
— Дурак ты, Витька! Я женщина замужняя, — принялась она кокетничать.
— И даже во сне мужу не изменяешь?
— Один раз... И знаешь с кем?
— С Лаховым?
— Зачем он мне этот охламон нужен? У него одно на уме. Мне нравятся мужчины интеллигентные. Вроде тебя. Вот если б не пятно...
— А мне женщины интеллигентные нравятся, — разозлился Виктор.
Верочка надулась. И Виктор пожалел о сказанном.
— Ладно, Вер, не обижайся. Достало меня это пятно, а ещё ты...
— Это я дура, — сказала она вдруг каким-то гортанным, сдавленным голосом. Видно было, что без пятна он ей очень нравится. Виктору вдруг передалось её волнение, но он собрался и, чтобы отвлечься, сделал вид, что убирает со стола. Вера была невысокой симпатичной блондинкой, хотя, скорей всего, крашеной. Красива без изысков — курносая, веснушчатая, простодушная, а формы тугие и, что называется, аппетитные. Но он усилием воли остановил свои фантазии. Переодень он сейчас ее в короткий халатик, из-под которого просвечивается влекущая нагота и все... Новый сюжет жизни, новые обременения и во сне, и наяву. А нужны они? Но были еще два момента, которые остановили его порыв. Краем глаза он вдруг различил на стене среди ненаписанных им картин женский портрет, которого здесь раньше не было. Девушка смотрела с него с лёгким неодобрением. Ох уж это подсознание! И тень. Вновь промелькнула, теперь уже не за окном, а по комнате тень, источник которой он снова не сумел различить. Тень отвлекла его внимание от Верочки.
— Вер, что это было?
— Где? — спросила Верочка, недовольная переменой темы.
— Тень!
— Какая еще тень?!
Верочка с обиженным видом сидела в кресле и демонстративно смотрела в сторону, как раз на таинственную дверь, которую он пытался открыть. И тут его словно прошибло: Верочка обязательно ее откроет!
— Вера. — Позвал он. — Ве-е-ра! Ну, ты чего?
— А ничего! Все вы мужики одинаковые, — вдруг сказала она невпопад.
Виктор совсем было собрался брякнуть что-то грубоватое, но сдержался. И вместо этого спросил:
— Вер, а как ты ко мне дорогу нашла?
— Ну, Рубен же дал адреса. Я и нашла... — И подумав, добавила, — а чёрт его знает, как. Помнишь, Рубен восхищался, мол, ты, Верочка, прирожденный проводник? И объяснил, что я и сама дорогу к любому сну найду и других проведу. Вышла из своего хмызника. Повторила слова. Смотрю, дорожка. Я по ней и пошла. А там Лахов. Дурак-дураком. Еще тупей, чем в жизни. У него вообще ничего нет. Темно. Типа берег. Внизу как бы река плещется, и он с удочкой.
— Похож на себя? — полюбопытствовал Виктор.
— Ага. Я ему говорю: «Лёник, привет!» А он как после инсульта, по одному слову невнятно и с остановками. А сам рыбу удит. И наловил много. Рыба рекой пахнет. Как живая. Вить, — она встала, явно собираясь подойти к нему.
Но вдруг застыла, с ужасом глядя на входную дверь. Виктор не стал оборачиваться, потому что отлично знал, что она увидела. На пороге стоял, удивленно тараща глаза, заспанный и небритый верочкин муж. Сама же она, внезапно оказавшись практически без одежды и недвусмысленно растрепанной, присела за стол и закрыла ладонями лицо. Виктор засмеялся и вышел вон из сна.
— Спят? — с улыбкой спросила Диана у Рубена, бесшумно вошедшего в кабинет и осторожно прикрывшего за собой дверь.
— Спят, — подтвердил он, занимая место на табурете. — Вот теперь можно и поговорить.
Она кивнула и посмотрела на собеседника уже без тени улыбки:
— Я слушаю тебя, Руби.
— Ты хотела узнать о том, почему я здесь и что у нас вышло с Графом?
Она молча кивнула головой.
— Я пока не скажу тебе всего...
— Пока?..
— Пока мы не договоримся. Ты мне нужна, Ди. Очень! Но мое предложение может показаться тебе неразумным, если ты меня не выслушаешь внимательно.
— Надеюсь, ты всё-таки не о замужестве? — сказала и поняла, что зря. Шутки кончились.
— Что ты, Ди! Ты нужна мне свободной. Так вот о моем уходе. Наверняка сплетничают, будто бы меня лишили серебра и даже изгнали из Сеттории.
— Я ничего об этом не знаю…
— Так вот — смотри. — Он поднял рукав и показал ей серебряный браслет в виде обвивающей руку змеи. — Но давай начнём не с конца, а с начала. Я немного подразнил Графа, и он услал меня с глаз долой. Он думал, что отлучил меня от дела. Оторвал от учеников, но ошибся. Я работаю, у меня есть ученики. В общем, в Энске мне не так уж и плохо. Правда, Митрич в последнее время, шпионит, как последний сукин сын, но у меня против него есть свои методы. Кстати, о Митриче... Нет, потом, позже. Сначала о Графе. Помнишь, когда мы... — он сделал паузу, словно бы замялся в нерешительности, — поспорили с твоим, как его там, Арчибальдом? Ну, когда он на почве ревности чуть не разнес лабораторию, и мне пришлось выводить его на чистый воздух...
— Аркадием, — бесстрастно уточнила Диана. — После чего он перестал быть моим.
Она могла простить мужчине многое, но только не сцену ревности.
— Ай, Диана, признайся, он перестал быть твоим задолго до этого, иначе я разве бы я позволил себе такое в отношении твоего ухажера? То есть я хотел сказать, разве бы ты позволила кому-то... А еще точней, разве бы кто-нибудь позволил себе... Рубен засмеялся. И продолжил:
— Плохо он тебя изучил! А я хорошо. Потому мы сидим с тобой и разговариваем, а его нет, и не будет. Но дело в том, что его ревность была не совсем безосновательна...
— Тебе просто страшно, потому что ты не представляешь, с чем столкнулась. А мне ещё страшней, потому что я слишком хорошо это представляю.
— Что же теперь делать? — спросила Полина.
— Тебе? Я бы рекомендовала тебе ближайшие два дня спать поменьше, гулять побольше и на время забыть о любимых страшилках. Постарайся думать о чём-нибудь приятном. А об остальном позабочусь я.
Глава 13
— Как дети малые, — ворчал Рубен. — Вы должны уметь засыпать сами, а мне вас укладывать приходится.
Виктор с ревнивым удовлетворением отметил, что тот явно не в духе после разговора с Дианой за закрытыми дверями — ворчать Рубену было не свойственно.
— Рубен Михайлович, и меня убаюкайте, — игриво пропела со своего кресла Верочка.
— Колыбельненькую тебе? — откликнулся Рубен.
К Верочке он демонстрировал заметное снисхождение. Симпатию, как шушукались курсовые девчонки. Но дело было, как понимал Виктор, не в Верочкиных прелестях, вполне, впрочем, достойных, а в чем-то ином, явно связанным с обучением. Это можно было понять из того, что верочкины отчеты о семинарах он всегда просматривал первыми. И свой серебряный браслет, который он называл переходящим призом, чаще всего во время семинара, как и на этот раз, отдавал именно ей.
— Вер, — пробубнил со своего места Лахов, — иди, я тебя на руках буду укачивать.
— У тебя руки, Лёник? — привычно насмешливо отозвалась Верочка. — У тебя грабли садовые. Ими только ботву ворошить, а не девушек укачивать.
Видно было, что фраза про ворошение ботвы навела Лахова на какую-то важную мысль, и он даже приподнялся, чтобы удобней было её высказать, но Рубен одним прикосновением послал его в глубокий нокаут. Сраженный сном, тот, как подрубленный, завалился на спину и захрапел, закинув голову. Верочка восхищенно пискнула.
Рубен склонился над Верочкой и что-то тихо, почти нежно, сказал ей.
— Чёрта с два, — подумал Виктор. — Я сам.
В прошлый раз он пытался сопротивляться гипнозу, и Рубен это почувствовал. Когда не хватило легкого воздействия, он выбил ученика из яви разом, словно мешок на голову накинул. Тогда Виктор долго выбирался из мглы предсонья, ища знакомую калитку, через которую выходил в сновидение.
— Раз, два, три, огонь пали, — пробормотал Виктор и закрыл глаза. Гулкий шум пронесся в голове. Мгла обступила его, но мгла знакомая. Он привычно толкнул невидимую калитку, и вышёл в ослепительный летний день. Несколько секунд постоял на высоком обрыве, наслаждаясь созданным им миром сновидения. Далеко внизу, постепенно фокусируясь и набирая резкость, серебрилась речная гладь. Волны и блики, наконец, совместились, заиграли слажено и ярко. Соседний берег он рассматривать не стал, оставив его окутанным легким туманным маревом, а шагнул вперед и с замиранием сердца заскользил вниз.
Сияющие мягкие воды сошлись у него над головой. Купаться было некогда, поэтому он сразу же вынырнул возле золотистого узкого пляжа, тянувшегося вдоль соседнего берега, отряхнулся и пошел босиком по приятно расползающемуся песку к тропинке, петляющей в траве. Поваляться бы в свое удовольствие на мягкой луговой подстилке. Но время! Время.
Надо успеть выполнить задание как можно быстрее, вернуться в явь до того, как проснулись другие, и попытаться узнать про Диану. Потому, не тратя время на прогулку, сразу оказался у себя в доме. Первым делом подошел к зеркалу и стер со щеки пятно. Вздохнул: вот так бы было в самый раз. С удовольствием отметил, что уже переоделся во что-то удобное, домашнее, а затем оглядел комнату. С прошлого раза все осталось на местах и не потеряло форму. Немного погордился собой, мельком вспомнив, сколько «ремонтов» приходилось делать поначалу, когда только учился ваять во сне.
Ладно, к делу. Рубен поставил им задачу попытаться найти друг друга. Им — это Верочке, Лахову и ему. Как искать? Где искать? «Интуиция подскажет и опыт поможет». — Так он сказал. Приснить их себе что ли? Нет, это означает создать фантомов. А надо реально встретиться. Виктор подошел к столу и открыл толстую замусоленную записную книгу. Такая точно была у его отца, во всяком случае, такой она ему запомнилась. Последняя запись была сделана рубеновским почерком. Прочел: «Лахов: Мать твою за ногу!» Против имени Верочка стояло «Моя любовь — разбиты зеркала». Это явно были пароли. «Ну и что с ними делать?» — подумал он тоскливо, — «как перейти из своего сна в другой? И где границы моего сна? Есть ли они вообще?»
Он выглянул в окно, за которым неясно чернел дальний лес, подпирающий яркое летнее небо, и тотчас под пристальным взглядом начало выстраиваться пространство. Прорисовался, словно отвердел, забор по краю участка. Из призрачного марева возникли за ним купы берез, меж ними и горизонтом поднялась водонапорная башня с облезлой рыже-красной крышей, прорезалось здание двухэтажной школы, точно такое, как и то, в которой он когда-то учился, то тут, то там обозначились массивы садов. Лес на горе потерял свою условность: если присмотреться, видно было, как из ломаного края его, подрезающего небо, выбивались деревья-великаны и как снижается высота в тех местах, где он выходит низкорослью к опушке.
Виктор знал, что, если даже перенесется туда, к лесу, перед ним откроются новые просторы, и чем пристальней он будет всматриваться в пространство, тем шире и подробней это пространство будет перед ним открываться. И как прикажите выходить за границы сна, если он не имеет границ?!
Бесполезное это дело! Вздохнул и потянулся за кофе. Чайник, как всегда в такой момент, весело засвистел и ударил из носика паром.
— Дверь, — вдруг подумал Виктор. — Дверь. Надо искать логическое созвучие символов. Дверь — выход. У каждой двери свое назначение.
Он оглядел комнату, то ли ища, то ли прикидывая, куда бы ее пристроить. И нужная дверь появилась — небольшая, из цельного массива, плотная и глухая. Даже на вид неприступная. Он, скорее для очистки совести, чем для того, чтобы её открыть, подергал за ручку, потолкал плечом — даже не дрогнула. Будто нарисованная. Плотно прилажена и надежно заперта. Поискал глазами ключ — где-нибудь обязательно должен быть. На гвоздике каком-нибудь должен висеть. Нет, пусто. Потом вспомнил, что бабушка всегда хранила ключ от чулана на посудном шкафу. И точно нащупал, пошарив. Достал тяжелую, потемневшую от времени загогулину. Вставил ее в замочную скважину и нажал. Ключ чуть провернулся, но тут же уперся в какую-то преграду. Виктор нажал сильней, потом покрутил его влево — вправо, сколько позволял свободный ход. Замок не поддался. Похоже было всё-таки, что этот путь для него закрыт.
Облегченно вздохнув, решил, что достаточно потрудился, чтобы заслужить право доложить Рубену о неудаче. Но вернуться слишком быстро было бы признаком безответственного отношения к делу, потому, не обременяя себя больше заботами этого рода, уселся за кофе.
Напиток был безвкусным, не горячим и не холодным. В общем, никаким. Но в реальном мире тело откликнулось на этот снящийся кофе правильными ощущениями, и Виктор, настроившись на них, чувствовал, что пил именно кофе и получал от него удовольствие, которое получают только от кофе. Все было хорошо, настолько хорошо, что не хотелось возвращаться в реальность. Лишь одно смущало: показалось ему, что пару раз вдруг какая-то тень проскользнула вдоль комнаты, словно на мгновенье легкое облачко прикрывало солнце. Впрочем, в этом мире было еще многое не понято.
— Допью кофе, — подумал он, — и домой.
И в этот момент дверь, с которой он только что возился, дернулась...
Глава 14
Виктор насторожился. Дверь дернулась еще пару раз, потом громыхнула, как будто в нее стукнули ногой. Тогда он встал и осторожно взялся за ручку. Помогать открыть или держать, чтоб не открыли — вот в чем вопрос! Впрочем, скорее всего это кто-то из «семинаристов».
— Эй, кто там? — окликнул он стучавшего. Но за дверью уже было тихо. Зато стукнули в окно. За стеклом стояла Верочка и махала ему рукой.
— Открывай, — крикнула она, — чего ты там, заснул, что ли?
На раме, как и положено, оказались шпингалеты, которые легко поддались. Верочка плясала под окном, пытаясь влезть, но безуспешно. Вик перегнулся и втащил ее вовнутрь. Очутившись в комнате, девушка с интересом огляделась и пропела восхищенно:
— Ух ты, как у тебя тут! Здоровски! Слушай, Витька, как ты все это?
Он пожал плечами в ответ.
— Я мужик мастеровой.
— Да ладно трепаться-то! У тебя всё как по-настоящему. Вон и табуретка. — Она осторожно присела на табурет. Покачалась на нем. — Крепкая!
— Для тебя кресло, — ответил он, польщенный похвалой.
— Ты сейчас прямо сделал?! — Поразилась она, повернувшись по направлению его жеста. — Здесь же ничего не было! — И с разбегу плюхнулась в бархатистую мякоть.
— Надо же, обарахлился! — она погладила мягкий ворс сидения. — И пятно стер, — добавила вдруг бестактно.
— Оно что, тебе нравится? — буркнул недовольно Виктор.
— Не-а! Глянь, и кофе у него есть! Угости кофем-то!
— Наливай сама.
— Тоже мне джентльмен.
Она, явно наслаждаясь свободой движения, насыпала в кружку кофе, сахару, залила смесь кипятком. Размешала и сделала глоток.
— Фу, невкусный! Без аромата. — И отставила чашку.
— А ты что ожидала? — удивился Виктор.
— Я думала, что настоящий, как и всё это. – Она огляделась и добавила печальным голосом, — Нет, ну почему у тебя так здорово, а у меня хмызник какой-то?! Война в Крыму, все в дыму, ничего не видно! У Лахова хоть речка просматривается-угадывается... А у меня вообще ничего! Витенька, построй мне домик, а? Или возьми к себе жить... — закончила она вдруг, заглядывая ему в глаза.
— Построю, — поспешно пообещал Виктор и тут же перевел разговор на другое. — А ты что, уже у Лахова побывала?
— Ну! Только там дурдом без дома! И он дурак-дураком сидит с удочкой, никуда не собирается идти и отвечает, как чокнутый. Я, когда шла к нему, боялась, что приставать начнет.
— Чего испугалась-то? — хмыкнул Виктор. — Лахов видный мужчина. Красавец.
— Дурак ты, Витька! Я женщина замужняя, — принялась она кокетничать.
— И даже во сне мужу не изменяешь?
— Один раз... И знаешь с кем?
— С Лаховым?
— Зачем он мне этот охламон нужен? У него одно на уме. Мне нравятся мужчины интеллигентные. Вроде тебя. Вот если б не пятно...
— А мне женщины интеллигентные нравятся, — разозлился Виктор.
Верочка надулась. И Виктор пожалел о сказанном.
— Ладно, Вер, не обижайся. Достало меня это пятно, а ещё ты...
— Это я дура, — сказала она вдруг каким-то гортанным, сдавленным голосом. Видно было, что без пятна он ей очень нравится. Виктору вдруг передалось её волнение, но он собрался и, чтобы отвлечься, сделал вид, что убирает со стола. Вера была невысокой симпатичной блондинкой, хотя, скорей всего, крашеной. Красива без изысков — курносая, веснушчатая, простодушная, а формы тугие и, что называется, аппетитные. Но он усилием воли остановил свои фантазии. Переодень он сейчас ее в короткий халатик, из-под которого просвечивается влекущая нагота и все... Новый сюжет жизни, новые обременения и во сне, и наяву. А нужны они? Но были еще два момента, которые остановили его порыв. Краем глаза он вдруг различил на стене среди ненаписанных им картин женский портрет, которого здесь раньше не было. Девушка смотрела с него с лёгким неодобрением. Ох уж это подсознание! И тень. Вновь промелькнула, теперь уже не за окном, а по комнате тень, источник которой он снова не сумел различить. Тень отвлекла его внимание от Верочки.
— Вер, что это было?
— Где? — спросила Верочка, недовольная переменой темы.
— Тень!
— Какая еще тень?!
Верочка с обиженным видом сидела в кресле и демонстративно смотрела в сторону, как раз на таинственную дверь, которую он пытался открыть. И тут его словно прошибло: Верочка обязательно ее откроет!
— Вера. — Позвал он. — Ве-е-ра! Ну, ты чего?
— А ничего! Все вы мужики одинаковые, — вдруг сказала она невпопад.
Виктор совсем было собрался брякнуть что-то грубоватое, но сдержался. И вместо этого спросил:
— Вер, а как ты ко мне дорогу нашла?
— Ну, Рубен же дал адреса. Я и нашла... — И подумав, добавила, — а чёрт его знает, как. Помнишь, Рубен восхищался, мол, ты, Верочка, прирожденный проводник? И объяснил, что я и сама дорогу к любому сну найду и других проведу. Вышла из своего хмызника. Повторила слова. Смотрю, дорожка. Я по ней и пошла. А там Лахов. Дурак-дураком. Еще тупей, чем в жизни. У него вообще ничего нет. Темно. Типа берег. Внизу как бы река плещется, и он с удочкой.
— Похож на себя? — полюбопытствовал Виктор.
— Ага. Я ему говорю: «Лёник, привет!» А он как после инсульта, по одному слову невнятно и с остановками. А сам рыбу удит. И наловил много. Рыба рекой пахнет. Как живая. Вить, — она встала, явно собираясь подойти к нему.
Но вдруг застыла, с ужасом глядя на входную дверь. Виктор не стал оборачиваться, потому что отлично знал, что она увидела. На пороге стоял, удивленно тараща глаза, заспанный и небритый верочкин муж. Сама же она, внезапно оказавшись практически без одежды и недвусмысленно растрепанной, присела за стол и закрыла ладонями лицо. Виктор засмеялся и вышел вон из сна.
Глава 15
— Спят? — с улыбкой спросила Диана у Рубена, бесшумно вошедшего в кабинет и осторожно прикрывшего за собой дверь.
— Спят, — подтвердил он, занимая место на табурете. — Вот теперь можно и поговорить.
Она кивнула и посмотрела на собеседника уже без тени улыбки:
— Я слушаю тебя, Руби.
— Ты хотела узнать о том, почему я здесь и что у нас вышло с Графом?
Она молча кивнула головой.
— Я пока не скажу тебе всего...
— Пока?..
— Пока мы не договоримся. Ты мне нужна, Ди. Очень! Но мое предложение может показаться тебе неразумным, если ты меня не выслушаешь внимательно.
— Надеюсь, ты всё-таки не о замужестве? — сказала и поняла, что зря. Шутки кончились.
— Что ты, Ди! Ты нужна мне свободной. Так вот о моем уходе. Наверняка сплетничают, будто бы меня лишили серебра и даже изгнали из Сеттории.
— Я ничего об этом не знаю…
— Так вот — смотри. — Он поднял рукав и показал ей серебряный браслет в виде обвивающей руку змеи. — Но давай начнём не с конца, а с начала. Я немного подразнил Графа, и он услал меня с глаз долой. Он думал, что отлучил меня от дела. Оторвал от учеников, но ошибся. Я работаю, у меня есть ученики. В общем, в Энске мне не так уж и плохо. Правда, Митрич в последнее время, шпионит, как последний сукин сын, но у меня против него есть свои методы. Кстати, о Митриче... Нет, потом, позже. Сначала о Графе. Помнишь, когда мы... — он сделал паузу, словно бы замялся в нерешительности, — поспорили с твоим, как его там, Арчибальдом? Ну, когда он на почве ревности чуть не разнес лабораторию, и мне пришлось выводить его на чистый воздух...
— Аркадием, — бесстрастно уточнила Диана. — После чего он перестал быть моим.
Она могла простить мужчине многое, но только не сцену ревности.
— Ай, Диана, признайся, он перестал быть твоим задолго до этого, иначе я разве бы я позволил себе такое в отношении твоего ухажера? То есть я хотел сказать, разве бы ты позволила кому-то... А еще точней, разве бы кто-нибудь позволил себе... Рубен засмеялся. И продолжил:
— Плохо он тебя изучил! А я хорошо. Потому мы сидим с тобой и разговариваем, а его нет, и не будет. Но дело в том, что его ревность была не совсем безосновательна...
