- Не хочу вмешиваться в чужие отношения... но Фай – предатель. Могу доказать.
Между нами возникло туманное окно, а в нем - картинка. Девочка, лет четырнадцать, не больше, короткие волосы в небрежной стрижке, простое лицо и очень красивые губы, сейчас сосредоточенно сжатые. Окутанная молочным туманом рабочего пространства, она создавала миры. Целую сеть миров с какими-то особенными взаимосвязями, сложными и многогранными. Большая часть работы происходит в голове Творца, но зримое исполнение выглядело… Безупречным. Изменение одного мира влияло и на другие, и так по всей цепи. При этом изменения оказывались гармоничными… Пусть это пока была модель, которую девочка проверяла в действии, я не могла оторвать от нее глаз.
- Это Кайти, она гений-Творец.
Творение обходилось без звуков, но мне казалось, что вокруг девочки-Творца звучит музыка, рождавшаяся от ее действий. Двойственное чувство – завидовать непостижимой легкости чужой работы и восхищаться ею. Смогу ли я так когда-нибудь?
Но в какой-то миг девочка остановилась, огляделась, тревожа рабочую среду ненужными движениями, и заговорила... Сначала одним, а потом другим, кажется, мужским голосом. Сотворенное ждало, сколько могло, а потом начало рассасываться обратно в молочный туман рабочей среды.
- Кайти безумна, - подтвердила мое подозрение Син. - И я очень хотела ее вылечить. Мы хотели.
Картинка изменилась: Фай, Алафе, Син в одной из комнат замка. Их спор:
- Надо убедить ее на время оставить Творение, - это говорил Алафе. – Если после каждого девочке хуже…
- Вмешиваться нельзя, - Фай стоял на ногах, тогда как двое других сидели. – Даже «ради ее блага». Чем больна Кайти и как болезнь связана с ее гениальностью? Со способностью творить?..
- Я могу точно назвать ее болезнь, она тяжелая, затяжная и приведет к полному распаду личности, - перебила Син. - Мы можем ей помочь и должны сделать это, вместе.
- Вместе решить за нее?..
- Девочке надо помочь, - вставил свое слово Алафе. – Сам видел, в каком она состоянии…
- Я видел гениального ребенка, который как-то прожил все это время и создал много потрясающих миров. И нас, трех… самоуверенных Творцов, что вместо созидания занимаются… Собой. Кайти живой человек и личность. Она не просила о спасении...
Видение погасло.
- Видишь? – спросила подруга. - Этого достаточно?
Я кивнула.
Хотелось обдумать увиденное, но Син не дала времени:
- Спасение Кайти было задачей именно на троих и вдвоем бы ничего не вышло. Как двоим не поднять творение ветви из полусотни связанных миров…
- Но как вы собирались ее лечить? – перебила я.
Она едва заметно усмехнулась, словно знала какую-то тайну:
- Скоро ты начнешь понимать и чувствовать больше и будешь знать, как делать совершенно потрясающие вещи. И покажу еще одно... – создательница задумчиво помедлила, словно принимая какое-то решение, потом кивнула: - Да, прямо сейчас.
Дымка рабочего плана окружила нас и быстро растеклась в стороны, унося с собой успевшее стать обычным ощущение «я Творец»... Мгновенная паника пришла и тут же исчезла. Я не перестала быть тем, кто создает миры. Просто здесь и сейчас способности Творца - не центр моей Вселенной. Им стала... Я сама.
Это шокировало почти так же, как разрешенное вмешательство. По привычке ухватившись за необходимость знать, чтобы понимать, я получила от окружающего всю информацию.
Мы стояли на поляне - золотистая с голубоватым отливом листва над головой и оранжевая трава под ногами, и кроме этой поляны ощущалось еще несколько осколков, вроде эскизов - других полян, озер, гор. Незаконченная работа, заготовка. Всё в дымке, но присмотреться нет никакой возможности – знание-видение сразу пропадает, как мираж. Странно. То ли есть, то ли нет. Как это может быть?
И Син выглядела тут иначе. Юная девушка с синими глазами, стройная и хорошенькая. А потом к нам подошел столь же прекрасный юноша и взял ее за руку. Aлафе.
- Здесь, в Раскованном мире, мы такие, - сказала подруга, - только такие, всегда. А можно сделать так.
Она что-то изменила, и на поляне появилась еще одна Син, такая, какой я и знала ее, девушка плотного телосложения. И эта вторая улыбнулась мне и сказала:
- Я снова могу подраться на арене, если пожелаю.
- С самой собой? – спросила я.
- Потом сюда придут и другие. Чувствуешь? Тут ничего не надо делать!
Да, я чувствовала, и все еще оставалась центром собственного мира. Только не понимала, приятно мне это или нет. Никакой ответственности за миры. Ошеломительная неправильность, возвращающая к ощущениям детства, когда обо мне заботились другие, и можно было делать все, что пожелаешь.
- Все, кто сюда придут – такие же Творцы. С тем же могуществом, - попыталась рассуждать я, с трудом возвращаясь к теме беседы от затягивающего ощущения «ничего не надо делать».
- Не здесь! Мы сделали ограничение по форме, - Алафе похлопал себя по плечу: - Человеческое тело - человеческие способности.
- Но внутри все равно Творец!
- Да. Но этот мир не потерпит нарушения встроенного в него Закона и вышвырнет прочь любого, кто станет использовать способности Творца. Или самоуничтожится. Хочешь жить тут - принимай здешние правила. Выбрал быть человеком – будь им.
Я продолжала переживать странную легкость, и смущавшую, и искушавшую меня, и пыталась разобраться в себе. Алафе прав, правила есть правила. Как в игре. Если не нравится – не играй. Но и тут хотелось большего. Только чего?
- Значит... Когда становишься кем-то, то можешь не больше, чем выбранное тобой существо? Как одноглазый троа, житель гор, ты очень силен, но не способен к магии, как хрупкий фэ-эль с крыльями бабочки – умеешь управлять снами, но не выносишь дневного света. Как человек живешь пятьдесят или восемьдесят лет… А потом умираешь?
- Умирает твое воплощение, образ. Но сам не потеряешь ничего, а опыт приобретешь.
Видя, как горит от волнения лицо Алафе-юноши, я снова вспомнила Шенадар. Нужен ли мне опыт смерти? Хочу ли прожить одну, две или десять жизней? Последняя мысль казалась привлекательной.
- Но как же наши подопечные миры?
Двое... нет, трое, переглянулись.
- Вообще-то ты уже знаешь ответ и именно тебя мы должны благодарить за идею, - сказала Син-прежняя. – Помнишь, как разделилась в Шенадаре? Как ушла и осталась? Именно тогда я поняла: стать большим - это стать многими. Свобода. Здесь только мы сами, и наши творения – это тоже мы, каждое из них. Понимаешь? Когда мы покидаем этот мир, время тут останавливается, история замирает. Это наш «просвет». Мир только для нас, где все легко.
Я молчала, думала. Никогда не слышала, чтобы Творцы делали мир для себя. Правда, мы самое недружное общество, какое можно представить, в нем трудно «услышать» о чужих делах.
- Что ты думаешь об этом? – спросила девушка-Син и обе при этом смотрели в упор.
- Наверное, мысль хорошая. Но если все не только для вас, но и для других, то понадобится контроль. Ответственность. Порядок. Ведь все мы разные. А у разных разные желания и представления о том, как надо. Возникнут споры…
- Ты понимаешь, - довольно кивнул Алафе. - Одного Закона мало и нужна стройная система правил. Даже знаю, что взять за образец. Рианн, можешь создать здесь кусочек своего родного мира, и в него без твоего разрешения никто не войдет. Воплоти мечту.
Они видели мои сомнения и ждали, чем отвечу – им и себе... Но мне нужно было время – обдумать всё. Конечно, подопечные миры я все равно ощущала - словно нас разделяла ледяная броня, и с другой стороны кто-то касался ее тонкими пальцами. Но меня эти касания ничуть не беспокоили. Зато, кажется, тревожило отсутствие беспокойства. Так неправильно. Если и правда разделиться, быть и там, и здесь - станет правильнее?
- Тут никогда не появится лишнего, чужого, не предусмотренного замыслом, - подтолкнул Алафе.
- Верю, - ответила я. И неожиданно для себя заторопилась: - Пойду, дел много.
- Но уходить не обязательно... - начал Алафе, и обе Син перебили его почти одновременно:
- Тебе не понравилось…
- Еще не знаю, - честно призналась я, - смущает почему-то. Но я разберусь.
Ощущения от «Раскованного мира» оставались и приятными, и скребущими.
- Ты же любишь всё новое, - с упреком произнёс сказочно красивый юноша, так и не отпустивший руки прекрасной девушки. - Любишь рисковать.
- Вообще-то не очень...
- Просто попробуй! Не уходи, не попробовав, - Алафе помолчал, внимательно глядя на меня, - не поняв того, чего не понимаешь. А если уйдешь, выходит, сама откажешься от возможности…
- Возможности быть с нами, - добавила Син.
И на это я ничего не могла возразить, потому что действительно хотела быть с ними. И уступила, решив сделать не как хочу сама, а как советуют друзья.
13.
Полностью свободная в Творении, по-особенному, когда любые, самые невероятные законы мира не смогут навредить никому, кроме меня самой, я не знала, с чего начать и решила посмотреть, что и как творят мои друзья.
А они почти не останавливались, увлеченные, счастливые, брали отдельные кусочки мира и связывали между собой тоненькими нитями-переходами. Алафе приятно напомнил Горрика - уверенностью в себе и тем, как быстро создавал и помещал на свое место детали - одну рядом с другой так, что все вместе казалось цельным. Идеальная долина - в окружении красивых гор, с рекой и водопадом, хорошей землей и частицей пустоши. Идеальный морской берег - высокий с разных сторон, но посредине пологий, как раз для гавани. Правильные ветра и течения, помощники кораблей. Идеальный город-страна: с землями для культур, с пустыней для племен кочевников, с горами для любителей приключений и подземными реками – просто так. Син в Раскованном предпочитала работать не в паре с ним, а отдельно. Она ловко вкладывала кусочки в кусочки, создавая многомерное, раскрывающиеся как цветок: долина среди гор, в горах пещера, там подземная долина и под ней пещерные ярусы невообразимой красоты. И никаких экспериментов с законами мира и привычным ему положением: цвет травы всегда зеленый, в замке живет король, а вода не горит. Но и он, и она первым создавали место для себя, дом, в каждом кусочке, идеальном или нет. Тоже замок, вернее, много замков.
Я поступила так же, как и мои друзья, и первым на отданной мне платформе поставила дом, похожий и не похожий на Теплый, тот, где жила в Альмиде и даже на наш курьерский дом. Сложнее оказалось заполнить его мебелью. Все нужное поместилось в одной комнате: стол, кровать, кресло, еще одна кровать, подвешенная к потолку в виде гамака. Пришлось напрячь воображение, чтобы обставить и второй этаж.
Дальше пошло легче. Подумала немного и сделала вокруг своего дома горы, позаботившись о будущей себе и проложив единственно проходимую тропинку к дому. За горами простерлись бесконечные долины, дальше - море и река, а потом я решила, что и так придумала слишком много. И, наконец, озаботилась самой собой, образом, которым хочу жить. Почти сразу поняла, что домик в горах подойдет только отшельнику, но мне не хотелось быть отшельником. И тогда я придумала себе историю: стала девочкой, которая владеет волшебной силой, но не всегда может совладать с ней, а потому ушла в горы искать наставника. Конечно, она-я нашла его - наставником стала тоже я. Чтобы впервые разделиться на двоих – не ради миров, а для игры - понадобились некоторые усилия, но потом все проходило гораздо легче и первой своей ошибки - создавать не окружение под себя, а себя под окружение, я больше не повторяла. Для создания нового образа приходилось покидать Раскованный мир, и входить снова – уже в образе. И долго, очень долго это оставалось единственным, ради чего я его покидала. Я не ограничилась двумя ролями, как творение не ограничила несколькими мирами.
А миры, конечно, звали. Заставляли разделяться ради решения их проблем, быть и там, и тут, но множественная жизнь уже не напрягала. Проблемы решались, истории моих персонажей начинались и заканчивались, смерть больше не страшила, хотя я не находила в ней ничего притягательного, как в тот раз, в Шенадаре. У нас с друзьями то и дело случались приключения и не однажды мы спасали миры, свои и чужие, ведь там уже появились чужие - пришедших или приглашенных Творцов. Я проживала жизнь за жизнью, одна интереснее другой. Королева и зажигатель фонарей, циркачка и ее волшебное животное, призрак и смешной маг-«доставатель ненужных вещей».
Как-то раз мы разыграли историю гибели Шенадара – не договариваясь, все вышло само. Повторение в игре совершенных в жизни действий несло привкус фальши и отнимало надежду. Было до боли жалко тот кусочек мира, назначенный на «роль» обреченного Шенадара. Я попыталась отойти от сценария, влиться в крохотный гибнущий мирок и оживить его, подарив часть своей души – мой персонаж мог совершить такое, но мирок принадлежал другому и следовал чужой воле. Он не принял подарок. И когда все закончилось, когда осталось только звездное небо и мы трое, повисшие в пустоте, мне в руки упала звезда. Прохладная и колючая, она вспыхнула в последний раз, заставив зажмуриться, и превратилась в золотой кружок с фигурными прорезями и надписью: «Цена не имеет значения». Потом Син объяснила, взволнованно и многословно, что придумала давать орден имени Алафе тем, кто не боится жертвовать собой.
Однажды все-таки пришлось выйти из игры целиком, когда позвал мир, подошедший к Концу. Слишком уж рано подошедший. И это заставило - с большим трудом как отрывают от себя важное и нужное - вырваться из Раскованного мира.
Мир вне игры ошеломил, он был не такой яркий, но более настоящий, и ранил этой своей настоящестью. Пришлось сесть в траву мира Финнис, показавшуюся слишком жесткой и холодной, и отдышаться. Отчаянно кружилась голова и что-то зудело или болело, не во мне, а вокруг. Хотелось немедленно уйти, но я не могла, не решив проблемы. Не знаю, как долго сидела так, пока не сумела взяться, наконец, за работу. И чем дальше, тем больше мне нравилось, хотя все равно хотелось вернуться в Раскованный.
Финнис вообще-то доставлял мало хлопот. Создала его я одним из последних, уже имея опыт и избегнув главной своей ошибки - «мне очень хочется, чтобы было именно так!», когда «так» означает будущую проблему, хотя сейчас выглядит здорово. Но в последнее время проблемы в нем множились с невероятной скоростью. Визиты «части меня» словно и не помогали. А итогом стало умирание.
Почти незаметное. Я не видела его признаков, но ощущала вкус. Не очень сильный. Словно самому миру все равно, умирает он или нет. И на вид все в порядке. Цветы цветут, люди живут, никаких необычных верований и легенд, никаких предпосылок гибели.
И все равно эти времена были Последними. Машинально поправляя мелкие нестыковки – в основном совершенно непонятные ссоры друзей и семейных пар, участившиеся зимние грозы с чудовищными молниями и штормами там, где их быть не должно – я все отчетливее чувствовала собственный мир, словно вспоминала прочно забытое. Не очень приятное чувство, тем более, оно возвращало тревогу, ощущение дисгармонии и отчаяние от двух несовместимых желаний – бросить все и вернутся в Раскованный мир, остаться и как можно скорее поправить все нестыковки.
Последнее пересилило, правда, причиной стал тот же Раскованный.
Между нами возникло туманное окно, а в нем - картинка. Девочка, лет четырнадцать, не больше, короткие волосы в небрежной стрижке, простое лицо и очень красивые губы, сейчас сосредоточенно сжатые. Окутанная молочным туманом рабочего пространства, она создавала миры. Целую сеть миров с какими-то особенными взаимосвязями, сложными и многогранными. Большая часть работы происходит в голове Творца, но зримое исполнение выглядело… Безупречным. Изменение одного мира влияло и на другие, и так по всей цепи. При этом изменения оказывались гармоничными… Пусть это пока была модель, которую девочка проверяла в действии, я не могла оторвать от нее глаз.
- Это Кайти, она гений-Творец.
Творение обходилось без звуков, но мне казалось, что вокруг девочки-Творца звучит музыка, рождавшаяся от ее действий. Двойственное чувство – завидовать непостижимой легкости чужой работы и восхищаться ею. Смогу ли я так когда-нибудь?
Но в какой-то миг девочка остановилась, огляделась, тревожа рабочую среду ненужными движениями, и заговорила... Сначала одним, а потом другим, кажется, мужским голосом. Сотворенное ждало, сколько могло, а потом начало рассасываться обратно в молочный туман рабочей среды.
- Кайти безумна, - подтвердила мое подозрение Син. - И я очень хотела ее вылечить. Мы хотели.
Картинка изменилась: Фай, Алафе, Син в одной из комнат замка. Их спор:
- Надо убедить ее на время оставить Творение, - это говорил Алафе. – Если после каждого девочке хуже…
- Вмешиваться нельзя, - Фай стоял на ногах, тогда как двое других сидели. – Даже «ради ее блага». Чем больна Кайти и как болезнь связана с ее гениальностью? Со способностью творить?..
- Я могу точно назвать ее болезнь, она тяжелая, затяжная и приведет к полному распаду личности, - перебила Син. - Мы можем ей помочь и должны сделать это, вместе.
- Вместе решить за нее?..
- Девочке надо помочь, - вставил свое слово Алафе. – Сам видел, в каком она состоянии…
- Я видел гениального ребенка, который как-то прожил все это время и создал много потрясающих миров. И нас, трех… самоуверенных Творцов, что вместо созидания занимаются… Собой. Кайти живой человек и личность. Она не просила о спасении...
Видение погасло.
- Видишь? – спросила подруга. - Этого достаточно?
Я кивнула.
Хотелось обдумать увиденное, но Син не дала времени:
- Спасение Кайти было задачей именно на троих и вдвоем бы ничего не вышло. Как двоим не поднять творение ветви из полусотни связанных миров…
- Но как вы собирались ее лечить? – перебила я.
Она едва заметно усмехнулась, словно знала какую-то тайну:
- Скоро ты начнешь понимать и чувствовать больше и будешь знать, как делать совершенно потрясающие вещи. И покажу еще одно... – создательница задумчиво помедлила, словно принимая какое-то решение, потом кивнула: - Да, прямо сейчас.
Дымка рабочего плана окружила нас и быстро растеклась в стороны, унося с собой успевшее стать обычным ощущение «я Творец»... Мгновенная паника пришла и тут же исчезла. Я не перестала быть тем, кто создает миры. Просто здесь и сейчас способности Творца - не центр моей Вселенной. Им стала... Я сама.
Это шокировало почти так же, как разрешенное вмешательство. По привычке ухватившись за необходимость знать, чтобы понимать, я получила от окружающего всю информацию.
Мы стояли на поляне - золотистая с голубоватым отливом листва над головой и оранжевая трава под ногами, и кроме этой поляны ощущалось еще несколько осколков, вроде эскизов - других полян, озер, гор. Незаконченная работа, заготовка. Всё в дымке, но присмотреться нет никакой возможности – знание-видение сразу пропадает, как мираж. Странно. То ли есть, то ли нет. Как это может быть?
И Син выглядела тут иначе. Юная девушка с синими глазами, стройная и хорошенькая. А потом к нам подошел столь же прекрасный юноша и взял ее за руку. Aлафе.
- Здесь, в Раскованном мире, мы такие, - сказала подруга, - только такие, всегда. А можно сделать так.
Она что-то изменила, и на поляне появилась еще одна Син, такая, какой я и знала ее, девушка плотного телосложения. И эта вторая улыбнулась мне и сказала:
- Я снова могу подраться на арене, если пожелаю.
- С самой собой? – спросила я.
- Потом сюда придут и другие. Чувствуешь? Тут ничего не надо делать!
Да, я чувствовала, и все еще оставалась центром собственного мира. Только не понимала, приятно мне это или нет. Никакой ответственности за миры. Ошеломительная неправильность, возвращающая к ощущениям детства, когда обо мне заботились другие, и можно было делать все, что пожелаешь.
- Все, кто сюда придут – такие же Творцы. С тем же могуществом, - попыталась рассуждать я, с трудом возвращаясь к теме беседы от затягивающего ощущения «ничего не надо делать».
- Не здесь! Мы сделали ограничение по форме, - Алафе похлопал себя по плечу: - Человеческое тело - человеческие способности.
- Но внутри все равно Творец!
- Да. Но этот мир не потерпит нарушения встроенного в него Закона и вышвырнет прочь любого, кто станет использовать способности Творца. Или самоуничтожится. Хочешь жить тут - принимай здешние правила. Выбрал быть человеком – будь им.
Я продолжала переживать странную легкость, и смущавшую, и искушавшую меня, и пыталась разобраться в себе. Алафе прав, правила есть правила. Как в игре. Если не нравится – не играй. Но и тут хотелось большего. Только чего?
- Значит... Когда становишься кем-то, то можешь не больше, чем выбранное тобой существо? Как одноглазый троа, житель гор, ты очень силен, но не способен к магии, как хрупкий фэ-эль с крыльями бабочки – умеешь управлять снами, но не выносишь дневного света. Как человек живешь пятьдесят или восемьдесят лет… А потом умираешь?
- Умирает твое воплощение, образ. Но сам не потеряешь ничего, а опыт приобретешь.
Видя, как горит от волнения лицо Алафе-юноши, я снова вспомнила Шенадар. Нужен ли мне опыт смерти? Хочу ли прожить одну, две или десять жизней? Последняя мысль казалась привлекательной.
- Но как же наши подопечные миры?
Двое... нет, трое, переглянулись.
- Вообще-то ты уже знаешь ответ и именно тебя мы должны благодарить за идею, - сказала Син-прежняя. – Помнишь, как разделилась в Шенадаре? Как ушла и осталась? Именно тогда я поняла: стать большим - это стать многими. Свобода. Здесь только мы сами, и наши творения – это тоже мы, каждое из них. Понимаешь? Когда мы покидаем этот мир, время тут останавливается, история замирает. Это наш «просвет». Мир только для нас, где все легко.
Я молчала, думала. Никогда не слышала, чтобы Творцы делали мир для себя. Правда, мы самое недружное общество, какое можно представить, в нем трудно «услышать» о чужих делах.
- Что ты думаешь об этом? – спросила девушка-Син и обе при этом смотрели в упор.
- Наверное, мысль хорошая. Но если все не только для вас, но и для других, то понадобится контроль. Ответственность. Порядок. Ведь все мы разные. А у разных разные желания и представления о том, как надо. Возникнут споры…
- Ты понимаешь, - довольно кивнул Алафе. - Одного Закона мало и нужна стройная система правил. Даже знаю, что взять за образец. Рианн, можешь создать здесь кусочек своего родного мира, и в него без твоего разрешения никто не войдет. Воплоти мечту.
Они видели мои сомнения и ждали, чем отвечу – им и себе... Но мне нужно было время – обдумать всё. Конечно, подопечные миры я все равно ощущала - словно нас разделяла ледяная броня, и с другой стороны кто-то касался ее тонкими пальцами. Но меня эти касания ничуть не беспокоили. Зато, кажется, тревожило отсутствие беспокойства. Так неправильно. Если и правда разделиться, быть и там, и здесь - станет правильнее?
- Тут никогда не появится лишнего, чужого, не предусмотренного замыслом, - подтолкнул Алафе.
- Верю, - ответила я. И неожиданно для себя заторопилась: - Пойду, дел много.
- Но уходить не обязательно... - начал Алафе, и обе Син перебили его почти одновременно:
- Тебе не понравилось…
- Еще не знаю, - честно призналась я, - смущает почему-то. Но я разберусь.
Ощущения от «Раскованного мира» оставались и приятными, и скребущими.
- Ты же любишь всё новое, - с упреком произнёс сказочно красивый юноша, так и не отпустивший руки прекрасной девушки. - Любишь рисковать.
- Вообще-то не очень...
- Просто попробуй! Не уходи, не попробовав, - Алафе помолчал, внимательно глядя на меня, - не поняв того, чего не понимаешь. А если уйдешь, выходит, сама откажешься от возможности…
- Возможности быть с нами, - добавила Син.
И на это я ничего не могла возразить, потому что действительно хотела быть с ними. И уступила, решив сделать не как хочу сама, а как советуют друзья.
13.
Полностью свободная в Творении, по-особенному, когда любые, самые невероятные законы мира не смогут навредить никому, кроме меня самой, я не знала, с чего начать и решила посмотреть, что и как творят мои друзья.
А они почти не останавливались, увлеченные, счастливые, брали отдельные кусочки мира и связывали между собой тоненькими нитями-переходами. Алафе приятно напомнил Горрика - уверенностью в себе и тем, как быстро создавал и помещал на свое место детали - одну рядом с другой так, что все вместе казалось цельным. Идеальная долина - в окружении красивых гор, с рекой и водопадом, хорошей землей и частицей пустоши. Идеальный морской берег - высокий с разных сторон, но посредине пологий, как раз для гавани. Правильные ветра и течения, помощники кораблей. Идеальный город-страна: с землями для культур, с пустыней для племен кочевников, с горами для любителей приключений и подземными реками – просто так. Син в Раскованном предпочитала работать не в паре с ним, а отдельно. Она ловко вкладывала кусочки в кусочки, создавая многомерное, раскрывающиеся как цветок: долина среди гор, в горах пещера, там подземная долина и под ней пещерные ярусы невообразимой красоты. И никаких экспериментов с законами мира и привычным ему положением: цвет травы всегда зеленый, в замке живет король, а вода не горит. Но и он, и она первым создавали место для себя, дом, в каждом кусочке, идеальном или нет. Тоже замок, вернее, много замков.
Я поступила так же, как и мои друзья, и первым на отданной мне платформе поставила дом, похожий и не похожий на Теплый, тот, где жила в Альмиде и даже на наш курьерский дом. Сложнее оказалось заполнить его мебелью. Все нужное поместилось в одной комнате: стол, кровать, кресло, еще одна кровать, подвешенная к потолку в виде гамака. Пришлось напрячь воображение, чтобы обставить и второй этаж.
Дальше пошло легче. Подумала немного и сделала вокруг своего дома горы, позаботившись о будущей себе и проложив единственно проходимую тропинку к дому. За горами простерлись бесконечные долины, дальше - море и река, а потом я решила, что и так придумала слишком много. И, наконец, озаботилась самой собой, образом, которым хочу жить. Почти сразу поняла, что домик в горах подойдет только отшельнику, но мне не хотелось быть отшельником. И тогда я придумала себе историю: стала девочкой, которая владеет волшебной силой, но не всегда может совладать с ней, а потому ушла в горы искать наставника. Конечно, она-я нашла его - наставником стала тоже я. Чтобы впервые разделиться на двоих – не ради миров, а для игры - понадобились некоторые усилия, но потом все проходило гораздо легче и первой своей ошибки - создавать не окружение под себя, а себя под окружение, я больше не повторяла. Для создания нового образа приходилось покидать Раскованный мир, и входить снова – уже в образе. И долго, очень долго это оставалось единственным, ради чего я его покидала. Я не ограничилась двумя ролями, как творение не ограничила несколькими мирами.
А миры, конечно, звали. Заставляли разделяться ради решения их проблем, быть и там, и тут, но множественная жизнь уже не напрягала. Проблемы решались, истории моих персонажей начинались и заканчивались, смерть больше не страшила, хотя я не находила в ней ничего притягательного, как в тот раз, в Шенадаре. У нас с друзьями то и дело случались приключения и не однажды мы спасали миры, свои и чужие, ведь там уже появились чужие - пришедших или приглашенных Творцов. Я проживала жизнь за жизнью, одна интереснее другой. Королева и зажигатель фонарей, циркачка и ее волшебное животное, призрак и смешной маг-«доставатель ненужных вещей».
Как-то раз мы разыграли историю гибели Шенадара – не договариваясь, все вышло само. Повторение в игре совершенных в жизни действий несло привкус фальши и отнимало надежду. Было до боли жалко тот кусочек мира, назначенный на «роль» обреченного Шенадара. Я попыталась отойти от сценария, влиться в крохотный гибнущий мирок и оживить его, подарив часть своей души – мой персонаж мог совершить такое, но мирок принадлежал другому и следовал чужой воле. Он не принял подарок. И когда все закончилось, когда осталось только звездное небо и мы трое, повисшие в пустоте, мне в руки упала звезда. Прохладная и колючая, она вспыхнула в последний раз, заставив зажмуриться, и превратилась в золотой кружок с фигурными прорезями и надписью: «Цена не имеет значения». Потом Син объяснила, взволнованно и многословно, что придумала давать орден имени Алафе тем, кто не боится жертвовать собой.
Однажды все-таки пришлось выйти из игры целиком, когда позвал мир, подошедший к Концу. Слишком уж рано подошедший. И это заставило - с большим трудом как отрывают от себя важное и нужное - вырваться из Раскованного мира.
Мир вне игры ошеломил, он был не такой яркий, но более настоящий, и ранил этой своей настоящестью. Пришлось сесть в траву мира Финнис, показавшуюся слишком жесткой и холодной, и отдышаться. Отчаянно кружилась голова и что-то зудело или болело, не во мне, а вокруг. Хотелось немедленно уйти, но я не могла, не решив проблемы. Не знаю, как долго сидела так, пока не сумела взяться, наконец, за работу. И чем дальше, тем больше мне нравилось, хотя все равно хотелось вернуться в Раскованный.
Финнис вообще-то доставлял мало хлопот. Создала его я одним из последних, уже имея опыт и избегнув главной своей ошибки - «мне очень хочется, чтобы было именно так!», когда «так» означает будущую проблему, хотя сейчас выглядит здорово. Но в последнее время проблемы в нем множились с невероятной скоростью. Визиты «части меня» словно и не помогали. А итогом стало умирание.
Почти незаметное. Я не видела его признаков, но ощущала вкус. Не очень сильный. Словно самому миру все равно, умирает он или нет. И на вид все в порядке. Цветы цветут, люди живут, никаких необычных верований и легенд, никаких предпосылок гибели.
И все равно эти времена были Последними. Машинально поправляя мелкие нестыковки – в основном совершенно непонятные ссоры друзей и семейных пар, участившиеся зимние грозы с чудовищными молниями и штормами там, где их быть не должно – я все отчетливее чувствовала собственный мир, словно вспоминала прочно забытое. Не очень приятное чувство, тем более, оно возвращало тревогу, ощущение дисгармонии и отчаяние от двух несовместимых желаний – бросить все и вернутся в Раскованный мир, остаться и как можно скорее поправить все нестыковки.
Последнее пересилило, правда, причиной стал тот же Раскованный.
