- Больше так никогда не делай, - сухо и холодно – куда там ледяному тону отказавшей художнице жрицы! – сказала девушка. Какая-то на себя не похожая, незнакомка, с которой у нас никогда не было ничего общего – ни работы, ни приключений.
- Постараюсь, - пообещала я смущенно. - Просто вы миры забросили, а им от этого плохо. Записка на вратах показалась хорошей идеей…
- Но не была ею, - строго, но не так сухо, как подруга, скорее, с ожиданием, что пойму и проникнусь, - перебил Алафе. – Незачем напоминать нам о наших обязанностях. И тем более незачем отравлять жизнь другим пустыми угрозами.
- Угрозами? – удивилась я. - Нет там угроз! Только предупреждение.
- А разница невелика! После твоей записки народ отсюда толпами повалил обратно, в свои миры, - Син, кажется, собиралась сказать еще что-то резкое, но Алафе положил руку на плечо подруги и она, немного помолчав, повторила: - Больше так не делай.
- Так вы в Орнаду не пойдете пока?
Девушка снова вспыхнула:
- Тебя только это интересует? Делаем ли мы свою работу, а не радость друзей и как этой радости не мешать? Кстати. Файанта. Не хочу ее больше видеть. Пускай она исчезнет. Все, я ушла.
И подруга в самом деле тут же исчезла.
Алафе задержался, чтобы посмотреть на меня и попросить:
- Не обижайся на нее. Она успокоится и остынет. Но и правда больше так не делай, - и тоже ушел.
Я и не собиралась обижаться. С Файантой, хотя и грустно, но пришлось поступить так: придумать историю о том, как художница душ отправилась странствовать по другим мирам - рисовать их души, и с помощью красок и картин изменять, исцеляя, помогая. А другие мои жизни-роли почему-то уже не радовали. Поймав себя на мысли, что хочу завершить вот эту жизнь… и вот эту… и еще ту… не стала противиться такому желанию. Завершенные – красиво и изящно или просто и безыскусно истории не беспокоили, а оставшиеся пять жизней – пусть и любимые – не заставляли денно и нощно торчать в игре. Сладчайшее удовольствие от нее исчезло, или превратилось во что-то еще. В немного отстраненный интерес исследователя. Я приходила в Раскованный смотреть и слушать. Наблюдать комедии и драмы, с участием друзей или совсем незнакомых Творцов. С некоторыми из них потом очень хотелось познакомиться, например, с тем, кто постоянно принимал вид огромной крылатой кошки. Тут, в кукольном мире, горели настоящие страсти… И можно было научиться как на своих ошибках, так и на чужих, никому не повредив. Но я не все понимала. Например – почему игра вызывает столько споров? Ушедшие вернулись, да еще и привели с собой других, но теперь многие оставляли на вратах мира записки и очень часто – с горячими несдержанными словами. Потом записки исчезли – я попробовала повесить там свою, для нового знакомого, но поняла, что не могу – Син, хозяйка Раскованного, запретила это.
И, наверное, это и в самом деле было необходимо.
15.
Легенда о драконе прижилась в Орнаде – я видела изображения крылатого зверя Фая в виде вышивки, орнамента на фасадах домов, узнавала его в песнях, поговорках вроде: «Не всяк, кто крылат, дракону брат». Моя сказка-книжка оставалась в той же семье, и теперь повзрослевшая Аонь читала ее своим близнецам, когда и они немного повзрослели.
«Но это продолжалось недолго. Так случается, если кто-то насытится общением, наполнится до краев знанием о других или другом и не знает, что делать дальше. Люди и драконы по-прежнему могли приятно проводить время вместе, но этого было мало. Или нет, не так – это уже было не то. Просто общение, просто привычка, ничего особенного. Всем хотелось большего, но какого-то иного большего. И они решили попробовать конфликт, войну. Шутейную - никто не собирался никого убивать или обижать. Так возникла особая игра, по правилам которой драконы и люди - враги.
Они договаривались о том, где проводить бои, как начинать их и заканчивать. И драконы пролетали над городами, грозно рыча и поднимая свирепый ветер, а люди собирались в команды и армии и приходили к жилищам драконов с копьями-тростинками и деревянными мечами.
И все было бы хорошо, если бы не возник страх. Сначала боялись ранить противника, а потом люди стали думать: а вдруг драконы и правда начнут рушить города? - а драконы: а вдруг копья и мечи станут настоящими?
Страх всегда рождает непонимание, а от него родится одиночество. А это уменьшает любого, даже если он очень большой. Страх диктует одно решение: защититься любой ценой».
Я начинала писать детскую сказку, а продолжила вот так, удивив себя саму.
И давно уже мечтала все-таки поймать Син вне Раскованного мира - поговорить о накопившемся, но не удавалось. Тогда я решила снова посетить игру.
Арена в игре была всего одна и на ней все время кто-то сражался. Сейчас – полнотелая воительница – воплощение Син, и тонкий и чуть ли не плоский юноша, который, кстати, выигрывал.
Подруга - умелый воин. Движения, точные и красивые, превращали бой в танец. От ударов, нанесенных и даже просто обозначенных, в воздухе вспыхивали цветные линии, искры, круги – какая-то магия. Несколько десятков людей наблюдали за сражением, происходящим на площадке без перил или веревочных ограждений, выкриками одобряли особенно удачные удары и осуждали неудачные. Бойцы словно и не слышали толпу. Син показалась мне увлеченной и оттого прекрасной. Захочет ли подруга говорить? После того случая с запиской ее игровые воплощения вели себя с моими весьма сурово и строго… А я к тому же решила бросить игру и давно там не появлялась.
Кто-то толкнул – оглянулась и увидела красноголового великана.
- Извините, – пробасил он с узнаваемыми интонациями Алафе. – Болеете за девочку?
- Уже нет, - ответила я с улыбкой, все-таки есть что-то удивительно притягательное в любом его облике. Особенно когда не вспоминает о своих винах. Друг, конечно, узнал меня в облике «тигровой феи», раскрашенной черно-оранжевыми полосками крылатой девушки, но прямо сказать не мог. - Она же проигрывает. Вернее, уже проиграла!
Как раз объявили победителя, юношу с именем Маэле, и ему вручили награду, красивый витой браслет на плечо.
- Жаль, жаль. Девочка проиграла уже второй бой и будет сердита, - он явно хотел меня предупредить.
- Представляю. Я бы тоже злилась.
Великан кинул еще один взгляд на арену и исчез. Не знала, что такое большое существо может так здорово слиться с толпой.
Не дожидаясь, пока и Син заметит меня, я поймала ее взгляд, увидела в нем узнавание и подошла.
- Не сердись. И не убегай, пожалуйста, я хочу подарить тебе одну вещь.
- Не очень-то побегаешь с такими синяками, - буркнула подруга. – Подарок? Проигравшему? Утешительный приз?
- Нет. Вряд ли тебе нужно утешение. Ведь оно означает жалость, а жалость оскорбительна.
Воительница фыркнула:
- Ты словно видишь мою душу насквозь. Пойдем, посидим в спокойном месте, а то все на нас пялятся. Там еще и встреча с другом назначена.
Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Таверна, куда мы пришли, показалась слишком уж кукольной, ненастоящей, как таверну представляет тот, кто никогда их не видел: светлая, чистая зала со столиками, амбал у двери и тучный хозяин в белейшем фартуке за стойкой. Колесо со свечами под потолком - общее освещение, и лампы по стенам возле столиков – специальное. Ну и менестрель, конечно, вернее – менестрельша, кругленькая как шарик девушка в черной курточке и брюках, с шапкой густых рыжих волос, просто полыхающих в неярком свете таверны. Она играла на неизвестном мне инструменте с коротким толстым грифом и пела.
Мы устроились за столиком; тут же подпорхнула служанка – тоже чистенькая и улыбчивая, которая даже не спросила, что нам надо, а принесла две кружки пенного напитка, «за счет заведения».
Я попробовала. Напиток был чуть солоноват и приятен на вкус. Поставила кружку на столешницу. Син осушила свою и теперь смотрела на меня в ожидании.
Я выложила перед ней на столе прямоугольник темного стекла в медной рамке.
- Прикоснись, пожалуйста.
Син подумала и осторожно, словно чего-то опасаясь, тронула одним пальцем угол артефакта. Прямоугольник посветлел. На нем замелькали картинки, не очень быстро, чтобы можно было рассмотреть пейзажи и людей, страницы книг с иллюстрациями и сценки из городской жизни. Они сложились вместе, словно составляя многогранный драгоценный камень который, ярко сверкнув, превратился в надпись: «Добро пожаловать в игру». Она сменилась другой. «Выберете образы для постройки мира».
Син нахмурилась:
- Что это?
- «Творец Миров», волшебная игра. Представляешь, ты сама можешь создавать целые миры. Сначала всего один… Как неопытному Творцу, тебе не дадут сделать больше. Вот, - я ткнула пальцем в надпись о выборе образа и на стекле медленно поплыли изображения. Нарочно выбирала самые красивые и самые любимые места из миров Син, чтобы перенести их в этот «артефакт». Потом появится «выбор живых существ» и там, в качестве моделей, люди и животные, созданные подругой, и «выбор имени для мира» - среди предоставленных имен была и «Орнада».
- Все очень легко, но интересно. Когда сделаешь мир, то время от времени надо заходить в игру и проверять, как там и что. Он будет развиваться совершенно самостоятельно. Так здорово за этим наблюдать! Но для полноценного развития нужно внимание Творца…
Подруга вроде бы заинтересовалась, она листала картинки, касалась надписей, что-то выбирала, а потом отменяла и выбирала другое, но с совершенно каменным лицом. Пожалуй, я все-таки перегнула палку с прямолинейностью намеков.
- А если не заходить? – спросила Син жестко, и быстрым, точным, нервным движением - словно отравленную иглу, которой боялась уколоться, - положила артефакт на стол.
- Тогда однажды потеряешь свой мир.
- Но я ведь могу пойти и создать другой… Если захочу. Если у меня будет на это время. И в любом случае не понимаю смысл подарка.
Я вздохнула. Упрямство – это такая штука, ломая которую можно сломать человека. Но захочет ли она сама отказаться от нее и надо ли ей это?
- Развлечение. Отвлечение. Когда на что-то рассердишься и не сможешь с этим справиться, можно поиграть, занять мысли интересным делом, попробовать новое, испытать себя в том, чего никогда не делала и узнать каково это, взять на себя ответственность. Помогает расти.
- Игра действительно помогает расти, - усмехнулась Син, - рада, что ты это видишь. Предлагаю сыграть в особенную игру, поучаствовать в приключении. Оно… не очень опасное, но важное. Да, важное, – повторила подруга, и это явно было послание для меня, а не для моего персонажа. - Согласишься?
- Ага. Соберется команда? – спросила я, соображая, почему не удалось объяснить главного.
Девушка кивнула:
- Да, ждем одного человека. И нам как раз не хватало кого-то… вроде тебя. Кстати, я Эйне.
- Хиннир-эс, - представилась я. Мы и так узнали друг друга, но игра есть игра. – А почему именно я?
- Ну, всем и всегда нужен человек… который знает разницу между верным и неверным. Видишь ли, мы пойдем в Шим.
- Шим? - повторила я, - что это?
- Место, противоположное Ирему, предназначенному для хороших людей. В Шим попадают… самые страшные люди. Которые натворили достаточно зла, перешли границы, переполнили чашу.
Я невольно вспомнила слова Фая про Алафе. Не он ли построил этот Шим? Не это ли тот мир, в котором все должны страдать, чтобы мой друг чувствовал себя комфортно?
- А зачем нужен такой мир?
- Может и не нужен, - согласилась Син-Эйне не очень охотно. – Но точно нужно какое-то место для всех… предателей и прочих низких людей. А там им самое место. И всем, кто не придерживается своего выбора, одной стороны, своих взглядов и принципов и меняет их, когда и как хочет, словно надоевшую одежду.
Дальше спрашивать расхотелось. Да и играть в это тоже. Но отказываться было поздно.
Менестрельша, словно услышав нас, запела:
- Есть у правды две стороны, у фантазии их – без счета.
Ты придумал свой Замок Света, где нет места теням и Тьме.
Но, конечно, не знал тогда, что создание грёз - работа,
И что кровлю чинить придется, даже если она - в уме.
Но пока ты решал, как быть, набежали смешные дети,
И рисунки мелком и краской осквернили твой вечный Свет.
Ты прогнал художников криком, а рисунки... Легко стереть их,
Надо только представить, будто их как не было, так и нет.
Но потом наступила полночь, и ты глупо и долго злился
От того, что померк во мраке твой сияющий идеал.
А придумать рассвет так сложно, если спать совсем не ложился,
И бродил, охраняя замок, и обиды свои считал.
А с утра разразился ливень, и за ним ударила стужа...
Словом, сам ты, конечно, понял, как безжалостен твой каприз.
Даже если все эти вещи у тебя внутри, не снаружи -
Ты поверил и в ночь, и в ливень, а от веры нельзя спастись.
И я думаю, может быть, ты оставишь игрушки эти -
Строить Замки, что чище Света, самых Темных врагов крушить.
Под завесой красивых врак так легко совсем не заметить
Безыскусное и цветное, настоящее чудо - жизнь.
Син поморщилась, а я с интересом поглядела на девушку. Певица зачехлила свой инструмент и, встав, подошла к нам.
- Так мы идем? – спросила она у Син.
- Идем, только, пожалуйста, больше не пой ничего… эдакого. Не трать пыл понапрасну.
- Я просто делаю свою работу, - с легким недовольством заметила менестрельша, и кивнула мне: - Я Мирт, а ты?
Я представилась, все еще рассматривая девушку. Она не была Син или Алафе. Совершенно незнакомый Творец, «пахнущий» прохладой весеннего утра. И в то же время от ее присутствия рождалось знакомое ощущение. Может, я видела один из ее миров.
Подошел еще один человек, коренастый мужчина с волчьими чертами лица. Оборотень, наверное. И воин – усы, борода и меч прилагаются. Представился Рейном, но не узнать друга-Творца было невозможно.
- Пошли, - скомандовала Син вставая.
И мы пошли.
16.
- Об этом когда-нибудь напишут так, - Мирт тренькнула по струнам, скорее обозначая аккорд, чем играя: - «Их было четверо, и у каждого - своя причина спускаться в Шим. Но кому нужна причина, если есть “я хочу” или “я должен”»?
Син скривилась. На самом деле мы никуда не спускались. Вошли в портал, созданный активированным артефактом, и топали по непримечательной пустынной местности без привала уже… давно, в общем. По моим ощущениям часов пять, но время, казалось, то растягивалось, то сжималось, словно не уверенное в себе самом.
- Если только ты так напишешь… А, вот и врата.
Врата не впечатляли. Просто каменная арка, а за ней – пустота, словно кто-то взял да и стер все, оставив линии и контуры предметов – без цветов. То, что очерчивали контуры, тоже содержало в себе пустоту, едва заметно колыхавшуюся. Входить в арку не хотелось, но пришлось. Деревья и кусты, камни и сама земля… странно было идти по ничему. Небо, обозначенное контурами тяжелых туч, давило, создавая то самое ощущение – спуска куда-то…
- Всего лишь пустота, - словно решил озвучить мои мысли Рейн-Алафе.
- Ну да, - усмехнулась Мирт. – Но ты, не осознавая этого, готов на очень многое, чтобы заполнить «просто пустоту», которой боишься.
- А тебе не страшно? – удивленно и возмущенно спросила Син, останавливаясь. - Если нет, то не имеешь права упрекать, не зная, что чувствуют другие. Если да – то и тебе хочется заполнить пустоту. Но хватит ли тебя на это?
- Постараюсь, - пообещала я смущенно. - Просто вы миры забросили, а им от этого плохо. Записка на вратах показалась хорошей идеей…
- Но не была ею, - строго, но не так сухо, как подруга, скорее, с ожиданием, что пойму и проникнусь, - перебил Алафе. – Незачем напоминать нам о наших обязанностях. И тем более незачем отравлять жизнь другим пустыми угрозами.
- Угрозами? – удивилась я. - Нет там угроз! Только предупреждение.
- А разница невелика! После твоей записки народ отсюда толпами повалил обратно, в свои миры, - Син, кажется, собиралась сказать еще что-то резкое, но Алафе положил руку на плечо подруги и она, немного помолчав, повторила: - Больше так не делай.
- Так вы в Орнаду не пойдете пока?
Девушка снова вспыхнула:
- Тебя только это интересует? Делаем ли мы свою работу, а не радость друзей и как этой радости не мешать? Кстати. Файанта. Не хочу ее больше видеть. Пускай она исчезнет. Все, я ушла.
И подруга в самом деле тут же исчезла.
Алафе задержался, чтобы посмотреть на меня и попросить:
- Не обижайся на нее. Она успокоится и остынет. Но и правда больше так не делай, - и тоже ушел.
Я и не собиралась обижаться. С Файантой, хотя и грустно, но пришлось поступить так: придумать историю о том, как художница душ отправилась странствовать по другим мирам - рисовать их души, и с помощью красок и картин изменять, исцеляя, помогая. А другие мои жизни-роли почему-то уже не радовали. Поймав себя на мысли, что хочу завершить вот эту жизнь… и вот эту… и еще ту… не стала противиться такому желанию. Завершенные – красиво и изящно или просто и безыскусно истории не беспокоили, а оставшиеся пять жизней – пусть и любимые – не заставляли денно и нощно торчать в игре. Сладчайшее удовольствие от нее исчезло, или превратилось во что-то еще. В немного отстраненный интерес исследователя. Я приходила в Раскованный смотреть и слушать. Наблюдать комедии и драмы, с участием друзей или совсем незнакомых Творцов. С некоторыми из них потом очень хотелось познакомиться, например, с тем, кто постоянно принимал вид огромной крылатой кошки. Тут, в кукольном мире, горели настоящие страсти… И можно было научиться как на своих ошибках, так и на чужих, никому не повредив. Но я не все понимала. Например – почему игра вызывает столько споров? Ушедшие вернулись, да еще и привели с собой других, но теперь многие оставляли на вратах мира записки и очень часто – с горячими несдержанными словами. Потом записки исчезли – я попробовала повесить там свою, для нового знакомого, но поняла, что не могу – Син, хозяйка Раскованного, запретила это.
И, наверное, это и в самом деле было необходимо.
15.
Легенда о драконе прижилась в Орнаде – я видела изображения крылатого зверя Фая в виде вышивки, орнамента на фасадах домов, узнавала его в песнях, поговорках вроде: «Не всяк, кто крылат, дракону брат». Моя сказка-книжка оставалась в той же семье, и теперь повзрослевшая Аонь читала ее своим близнецам, когда и они немного повзрослели.
«Но это продолжалось недолго. Так случается, если кто-то насытится общением, наполнится до краев знанием о других или другом и не знает, что делать дальше. Люди и драконы по-прежнему могли приятно проводить время вместе, но этого было мало. Или нет, не так – это уже было не то. Просто общение, просто привычка, ничего особенного. Всем хотелось большего, но какого-то иного большего. И они решили попробовать конфликт, войну. Шутейную - никто не собирался никого убивать или обижать. Так возникла особая игра, по правилам которой драконы и люди - враги.
Они договаривались о том, где проводить бои, как начинать их и заканчивать. И драконы пролетали над городами, грозно рыча и поднимая свирепый ветер, а люди собирались в команды и армии и приходили к жилищам драконов с копьями-тростинками и деревянными мечами.
И все было бы хорошо, если бы не возник страх. Сначала боялись ранить противника, а потом люди стали думать: а вдруг драконы и правда начнут рушить города? - а драконы: а вдруг копья и мечи станут настоящими?
Страх всегда рождает непонимание, а от него родится одиночество. А это уменьшает любого, даже если он очень большой. Страх диктует одно решение: защититься любой ценой».
Я начинала писать детскую сказку, а продолжила вот так, удивив себя саму.
И давно уже мечтала все-таки поймать Син вне Раскованного мира - поговорить о накопившемся, но не удавалось. Тогда я решила снова посетить игру.
Арена в игре была всего одна и на ней все время кто-то сражался. Сейчас – полнотелая воительница – воплощение Син, и тонкий и чуть ли не плоский юноша, который, кстати, выигрывал.
Подруга - умелый воин. Движения, точные и красивые, превращали бой в танец. От ударов, нанесенных и даже просто обозначенных, в воздухе вспыхивали цветные линии, искры, круги – какая-то магия. Несколько десятков людей наблюдали за сражением, происходящим на площадке без перил или веревочных ограждений, выкриками одобряли особенно удачные удары и осуждали неудачные. Бойцы словно и не слышали толпу. Син показалась мне увлеченной и оттого прекрасной. Захочет ли подруга говорить? После того случая с запиской ее игровые воплощения вели себя с моими весьма сурово и строго… А я к тому же решила бросить игру и давно там не появлялась.
Кто-то толкнул – оглянулась и увидела красноголового великана.
- Извините, – пробасил он с узнаваемыми интонациями Алафе. – Болеете за девочку?
- Уже нет, - ответила я с улыбкой, все-таки есть что-то удивительно притягательное в любом его облике. Особенно когда не вспоминает о своих винах. Друг, конечно, узнал меня в облике «тигровой феи», раскрашенной черно-оранжевыми полосками крылатой девушки, но прямо сказать не мог. - Она же проигрывает. Вернее, уже проиграла!
Как раз объявили победителя, юношу с именем Маэле, и ему вручили награду, красивый витой браслет на плечо.
- Жаль, жаль. Девочка проиграла уже второй бой и будет сердита, - он явно хотел меня предупредить.
- Представляю. Я бы тоже злилась.
Великан кинул еще один взгляд на арену и исчез. Не знала, что такое большое существо может так здорово слиться с толпой.
Не дожидаясь, пока и Син заметит меня, я поймала ее взгляд, увидела в нем узнавание и подошла.
- Не сердись. И не убегай, пожалуйста, я хочу подарить тебе одну вещь.
- Не очень-то побегаешь с такими синяками, - буркнула подруга. – Подарок? Проигравшему? Утешительный приз?
- Нет. Вряд ли тебе нужно утешение. Ведь оно означает жалость, а жалость оскорбительна.
Воительница фыркнула:
- Ты словно видишь мою душу насквозь. Пойдем, посидим в спокойном месте, а то все на нас пялятся. Там еще и встреча с другом назначена.
Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Таверна, куда мы пришли, показалась слишком уж кукольной, ненастоящей, как таверну представляет тот, кто никогда их не видел: светлая, чистая зала со столиками, амбал у двери и тучный хозяин в белейшем фартуке за стойкой. Колесо со свечами под потолком - общее освещение, и лампы по стенам возле столиков – специальное. Ну и менестрель, конечно, вернее – менестрельша, кругленькая как шарик девушка в черной курточке и брюках, с шапкой густых рыжих волос, просто полыхающих в неярком свете таверны. Она играла на неизвестном мне инструменте с коротким толстым грифом и пела.
Мы устроились за столиком; тут же подпорхнула служанка – тоже чистенькая и улыбчивая, которая даже не спросила, что нам надо, а принесла две кружки пенного напитка, «за счет заведения».
Я попробовала. Напиток был чуть солоноват и приятен на вкус. Поставила кружку на столешницу. Син осушила свою и теперь смотрела на меня в ожидании.
Я выложила перед ней на столе прямоугольник темного стекла в медной рамке.
- Прикоснись, пожалуйста.
Син подумала и осторожно, словно чего-то опасаясь, тронула одним пальцем угол артефакта. Прямоугольник посветлел. На нем замелькали картинки, не очень быстро, чтобы можно было рассмотреть пейзажи и людей, страницы книг с иллюстрациями и сценки из городской жизни. Они сложились вместе, словно составляя многогранный драгоценный камень который, ярко сверкнув, превратился в надпись: «Добро пожаловать в игру». Она сменилась другой. «Выберете образы для постройки мира».
Син нахмурилась:
- Что это?
- «Творец Миров», волшебная игра. Представляешь, ты сама можешь создавать целые миры. Сначала всего один… Как неопытному Творцу, тебе не дадут сделать больше. Вот, - я ткнула пальцем в надпись о выборе образа и на стекле медленно поплыли изображения. Нарочно выбирала самые красивые и самые любимые места из миров Син, чтобы перенести их в этот «артефакт». Потом появится «выбор живых существ» и там, в качестве моделей, люди и животные, созданные подругой, и «выбор имени для мира» - среди предоставленных имен была и «Орнада».
- Все очень легко, но интересно. Когда сделаешь мир, то время от времени надо заходить в игру и проверять, как там и что. Он будет развиваться совершенно самостоятельно. Так здорово за этим наблюдать! Но для полноценного развития нужно внимание Творца…
Подруга вроде бы заинтересовалась, она листала картинки, касалась надписей, что-то выбирала, а потом отменяла и выбирала другое, но с совершенно каменным лицом. Пожалуй, я все-таки перегнула палку с прямолинейностью намеков.
- А если не заходить? – спросила Син жестко, и быстрым, точным, нервным движением - словно отравленную иглу, которой боялась уколоться, - положила артефакт на стол.
- Тогда однажды потеряешь свой мир.
- Но я ведь могу пойти и создать другой… Если захочу. Если у меня будет на это время. И в любом случае не понимаю смысл подарка.
Я вздохнула. Упрямство – это такая штука, ломая которую можно сломать человека. Но захочет ли она сама отказаться от нее и надо ли ей это?
- Развлечение. Отвлечение. Когда на что-то рассердишься и не сможешь с этим справиться, можно поиграть, занять мысли интересным делом, попробовать новое, испытать себя в том, чего никогда не делала и узнать каково это, взять на себя ответственность. Помогает расти.
- Игра действительно помогает расти, - усмехнулась Син, - рада, что ты это видишь. Предлагаю сыграть в особенную игру, поучаствовать в приключении. Оно… не очень опасное, но важное. Да, важное, – повторила подруга, и это явно было послание для меня, а не для моего персонажа. - Согласишься?
- Ага. Соберется команда? – спросила я, соображая, почему не удалось объяснить главного.
Девушка кивнула:
- Да, ждем одного человека. И нам как раз не хватало кого-то… вроде тебя. Кстати, я Эйне.
- Хиннир-эс, - представилась я. Мы и так узнали друг друга, но игра есть игра. – А почему именно я?
- Ну, всем и всегда нужен человек… который знает разницу между верным и неверным. Видишь ли, мы пойдем в Шим.
- Шим? - повторила я, - что это?
- Место, противоположное Ирему, предназначенному для хороших людей. В Шим попадают… самые страшные люди. Которые натворили достаточно зла, перешли границы, переполнили чашу.
Я невольно вспомнила слова Фая про Алафе. Не он ли построил этот Шим? Не это ли тот мир, в котором все должны страдать, чтобы мой друг чувствовал себя комфортно?
- А зачем нужен такой мир?
- Может и не нужен, - согласилась Син-Эйне не очень охотно. – Но точно нужно какое-то место для всех… предателей и прочих низких людей. А там им самое место. И всем, кто не придерживается своего выбора, одной стороны, своих взглядов и принципов и меняет их, когда и как хочет, словно надоевшую одежду.
Дальше спрашивать расхотелось. Да и играть в это тоже. Но отказываться было поздно.
Менестрельша, словно услышав нас, запела:
- Есть у правды две стороны, у фантазии их – без счета.
Ты придумал свой Замок Света, где нет места теням и Тьме.
Но, конечно, не знал тогда, что создание грёз - работа,
И что кровлю чинить придется, даже если она - в уме.
Но пока ты решал, как быть, набежали смешные дети,
И рисунки мелком и краской осквернили твой вечный Свет.
Ты прогнал художников криком, а рисунки... Легко стереть их,
Надо только представить, будто их как не было, так и нет.
Но потом наступила полночь, и ты глупо и долго злился
От того, что померк во мраке твой сияющий идеал.
А придумать рассвет так сложно, если спать совсем не ложился,
И бродил, охраняя замок, и обиды свои считал.
А с утра разразился ливень, и за ним ударила стужа...
Словом, сам ты, конечно, понял, как безжалостен твой каприз.
Даже если все эти вещи у тебя внутри, не снаружи -
Ты поверил и в ночь, и в ливень, а от веры нельзя спастись.
И я думаю, может быть, ты оставишь игрушки эти -
Строить Замки, что чище Света, самых Темных врагов крушить.
Под завесой красивых врак так легко совсем не заметить
Безыскусное и цветное, настоящее чудо - жизнь.
Син поморщилась, а я с интересом поглядела на девушку. Певица зачехлила свой инструмент и, встав, подошла к нам.
- Так мы идем? – спросила она у Син.
- Идем, только, пожалуйста, больше не пой ничего… эдакого. Не трать пыл понапрасну.
- Я просто делаю свою работу, - с легким недовольством заметила менестрельша, и кивнула мне: - Я Мирт, а ты?
Я представилась, все еще рассматривая девушку. Она не была Син или Алафе. Совершенно незнакомый Творец, «пахнущий» прохладой весеннего утра. И в то же время от ее присутствия рождалось знакомое ощущение. Может, я видела один из ее миров.
Подошел еще один человек, коренастый мужчина с волчьими чертами лица. Оборотень, наверное. И воин – усы, борода и меч прилагаются. Представился Рейном, но не узнать друга-Творца было невозможно.
- Пошли, - скомандовала Син вставая.
И мы пошли.
16.
- Об этом когда-нибудь напишут так, - Мирт тренькнула по струнам, скорее обозначая аккорд, чем играя: - «Их было четверо, и у каждого - своя причина спускаться в Шим. Но кому нужна причина, если есть “я хочу” или “я должен”»?
Син скривилась. На самом деле мы никуда не спускались. Вошли в портал, созданный активированным артефактом, и топали по непримечательной пустынной местности без привала уже… давно, в общем. По моим ощущениям часов пять, но время, казалось, то растягивалось, то сжималось, словно не уверенное в себе самом.
- Если только ты так напишешь… А, вот и врата.
Врата не впечатляли. Просто каменная арка, а за ней – пустота, словно кто-то взял да и стер все, оставив линии и контуры предметов – без цветов. То, что очерчивали контуры, тоже содержало в себе пустоту, едва заметно колыхавшуюся. Входить в арку не хотелось, но пришлось. Деревья и кусты, камни и сама земля… странно было идти по ничему. Небо, обозначенное контурами тяжелых туч, давило, создавая то самое ощущение – спуска куда-то…
- Всего лишь пустота, - словно решил озвучить мои мысли Рейн-Алафе.
- Ну да, - усмехнулась Мирт. – Но ты, не осознавая этого, готов на очень многое, чтобы заполнить «просто пустоту», которой боишься.
- А тебе не страшно? – удивленно и возмущенно спросила Син, останавливаясь. - Если нет, то не имеешь права упрекать, не зная, что чувствуют другие. Если да – то и тебе хочется заполнить пустоту. Но хватит ли тебя на это?
