Сильхе улыбнулась и была счастлива еще целую минуту, пока не услышала, как отворилась дверь и кто-то назвал имя Мэннара.
- Да, это я.
И сразу за его ответом музыка Друста, не дозвучав, смолкла на середине темы, словно между Сильхе и Мэннаром поставили глухую стену. А потом там, в коридоре, что-то тяжело упало на пол.
Она еще не понимала, но рванулась туда, едва не снеся полуоткрытую дверь.
Мэннар лежал лицом вверх, алое пятно расплывалось по рубашке, в районе сердца, которое, она слышала, уже остановилось, как и все, что может остановится в человеке. В открытой на ночную улицу двери не было никого и ничего, кроме темноты.
- Дру-у-уст!!
Его музыка, словно на последнем усилии, зазвучала снова, едва слышно, теряя и пропуская ноты.
Сильхе упала рядом на колени, схватила его за руку и за стихающий огрызок песни, и держала, держала все, что еще только можно было держать, сколько могла – всегда, вечность, ведь это же был Друст, тут кто обещал, что никто кроме него. Держала, хотя, наверное, надо было позвать лекаря, или мага, или стражу, ловить убийц по горячим следам. Держала, когда уже не могла петь. Держала, когда вернулись Кано и Беллия, кажется, одновременно и, кажется, уже было утро. И оба сразу стали что-то говорить, а она не слышала, а если слышала - не понимала. И они не могли понять ее. Нет, он не мертв, он просто не может быть мертвым.
А потом, наконец, Беллия что-то поняла и признала. Обняла Сильхе и что-то шепнула на ухо, кажется, «надо помнить».
В глаза ударили плеск и разноцветие яркого шелка, бьющегося на ветру. Сагриндорэ. Она снова тут и Друст тоже, лежит у ее ног, ведь она все еще не выпустила его руку. Обручальный браслет на ней нестерпимо сверкал в неярком свете. Жена и сразу вдова. Жизнь потеряла того, что берег жизнь. Боги, за что?
- Здесь нет смерти, - прошелестел голос Сараис, Сильхе показалось, что звучат два голоса, похожих как эха. - Ты принесла ее сюда. Здесь она и останется.
О Боги… Рука Друста казалась теплой, но когда Сильхе разжимала свои пальцы, то почувствовала, что его ладонь уже закостенела.
Нет, не Боги. Одна Богиня. Шад, Младшая Сестра, Та, Что Приходит За Всеми. «Госпожа моя и всех, кого нет, прости, я не знаю, как отпустить, я не хочу отпускать. Может быть, Ты его отпустишь, вернешь? Ну зачем он тебе? Просто еще один…» Но Сильхе знала, что молитва безнадежна и ответа не будет. «Я не могу, не могу, не могу…», - и это тоже без надежды, с острым, как клинок в сердце, пониманием, что придется смочь. И придется как-то продержаться до момента, когда можно будет самой упасть и умереть.
- Да, я оставлю его здесь… - сказала она, не видя другого выхода, не желая видеть, зная, что это неправильно, ведь у Друста есть родные и должна быть могила на земле в мире, где он жил.
- Не его. Только его смерть, - поправила Сараис снова двойным, словно звучащим с двух сторон голосом. - Ты не понимаешь. Никто не понимает. Просто помни.
И в этот миг, когда Сильхе готова была закричать, они снова оказались в коридоре у распахнутой двери, только тела на полу больше не было.
- Друст! – взвыла девушка.
Она не успела попрощаться! Но как снова попасть а Сагриндорэ, если не в силах вспомнить как это делается?
- Беллия… пожалуйста… верни меня туда.
- Нет, не нужно. Не надо видеть его такого…
- Но я его больше не увижу, никакого, никогда!
Беллия попыталась обнять ее - Сильхе оттолкнула так что та опрокинулась на спину. Не чувствуя сожаления, девушка-бард встала и ушла в свою комнату, закрыв за собой дверь. Едва увидев сдвинутые постели, упала на пол и завыла, обхватив голову руками. Скорбя, не видя ничего вокруг.
Ей никто не мешал.
Хотелось умереть, хотелось, чтобы Кано снова убежал в степь и пусть боль вернется, чтоб заглушить другую, хотя вряд ли ее могло заглушить хоть что-то.
До самого вечера она не выходила из комнаты и не заметила бы, что уже вечер, если б не потемнело. Тогда, в темноте, она нашла на ощупь кинтару. Петь и плакать, рыдать каждый звуком так, чтоб рыдал и содрогался весь мир - что еще может бард? Это была одна неистовая, с музыкой и словами, уходящими к Богине, молитва, тянущаяся часами. И Сильхе был все равно, что там, за стеной, творится с Кано и Беллией от ее музыки, и происходит ли с ними хоть что-то.
Утром в комнату постучали. Сильхе так и спала в обнимку с кинтарой, на полу, завернувшись в одеяло. Не дождавшись ответа – у девушки-барда пересохло горло и разлепить спекшиеся губы она вряд ли смогла бы - вошла Беллия с подносом.
- Надо поесть, хоть немного, - сказала она, садясь тут же на пол и ставя понос поближе к Сильхе.
Есть не хотелось, но девушка понимала, что и правда надо. Придется себя заставить.
Заставлять – большая работа. Как всякую большую, ее стоило разделить на несколько мелких. Для начала разжать сведенные судорогой руки и отложить кинтару. Разогнуть спину и вспомнить как сгибаются колени - и помочь им уже вернувшими себе чувствительность и послушность руками. Потом взять что-нибудь с подноса и хотя бы поднести ко рту. Ах да, губы же спеклись.
Беллия намочила полотенце и вытерла ей лицо, стало немного легче. Сильхе отмечала, кто и что с ней делает, и полностью положилась на рыжую с ее заботой. Кано тоже пришел, но лишь стоял рядом, заслоняя утренний свет. Под взглядом двух пар глаз ей удалось съесть половинку бутерброда с ветчиной. Не было ни голода, ни сытости, только желание снова остаться одной.
- Уйдите, - попросила она, уронив недоеденное.
Они ушли, и даже дверь закрыли.
Встать удалось не с первого раза. По стене она добралась до кровати и села на мягкое, не понимая, зачем вообще поменяла пол на постель. Но отсюда стал видным упавший с тумбочки алый берет с желтым пером. Горе и пустота снова рванули душу – в разные стороны…
«Теперь так будет всегда». Надо было послушать, не петь, не играть, когда они все вместе, чтобы не сбылось некто-пророчество…
Некто-пророчества. С них все и началось, вернее с него, того кто их пишет. Друст вывел из себя этого Дриана Ву, хоть тот и не подал вида. Не он ли послал убийцу? Больше некому. Не стал дожидаться, пока исполнится очередное пророчество и взял все в свои руки.
Узнать, он ли это. Надо всего лишь поговорить, а это возможно – разлить воду по столешнице и опустить в нее осенний лист.
…И выкрикнуть ему в лицо: «Я убью тебя за то, что ты сделал»? Потому что сейчас она могла только это. Или сразу взять кинтару и…
Но она уже взяла вчера, играла и пела, не сдерживаясь.
Сильхе заставила себя подойти к окну и выглянуть. Мир еще стоял, она не уничтожила его своей скорбью. Миру повезло. Или просто боги позаботились о нем. Сильхе не испытывала благодарности к богам. Слишком много всего сразу. Слишком много теней. И еще одна – то, чего нельзя делать. Даже если она встретит убийцу лицом к лицу, то не сможет отплатить смертью за смерть. Несправедливо.
Она никогда еще не теряла близких так страшно и горько, но знала, чем может кончиться погружение в скорбь. В ее случае – не уходом к Спящей, Сильхе даже сейчас слишком любила жизнь. Но уйти от жизни можно и не в смерть, а в себя. Тоже смерть, маленькая, не всегда заметная для других. Погрузиться во тьму, в тень и больше никогда не увидеть солнца, потому что солнца просто больше нет. Каждый день заставлять себя вставать куда-то идти и что-то делать, бессмысленное и бесполезное, а потом возвращаться в постель и проваливаться в сон до утра и так без конца. А если у Кано получится, то не шестьдесят и даже не сто, а целую тысячу лет. Мысль об этом снова заставила завыть, сжавшись в комок.
Что-то негромко пискнуло. На одеяле рядом с ней сидела крыса, нелепая, горбатая, и внимательно смотрела на девушку. А в дверях кентавр, который тоже смотрел, но сразу опустил глаза, когда Сильхе перевела взгляд на него.
- Прости, она от меня убежала. - сказал он. – Заберу?
Сильхе протянула руку к крысе. Укусит? Ну и хорошо. Но Йири не стала кусаться, только понюхала пальцы и словно бы с удивлением посмотрела умными черными глазами.
- Забирай, - согласилась девушка.
Он вошел, но вместо того, чтоб сразу забрать свою подружку, подогнул задние ноги и сел рядом с кроватью. Хвостатая подружка перебежала ему на плечо.
- Я не знаю, чем помочь. Я всего лишь голем, которым кто-то управляет со стороны… с помощью шам и важной миссии…
- Мне плевать на твою миссию, - грубо, но честно сказала она, вообще не желая ни слушать, ни разговаривать. Что такого он мог ей сказать, кентавр, рыцарь, возлюбленный рыжей красотки, герой?..
- Мне тоже.
Оказалось, она еще способна удивляться.
- Тоже? Но тогда что дальше?..
- А я не знаю. Мне просто все равно. Больше не хочу этим заниматься, совсем.
- То есть… ты больше никуда не пойдешь?
- Если не заставят.
Она обдумала это. Небольшое облегчение после того, как мысли вертелись только вокруг смерти… но к ней они и вернулись тут же.
- Хорошо, - равнодушно сказала Сильхе, снова погружаясь в скорбь.
У Кано не было ни опыта, ни слов чтобы с этим бороться, и все же он попытался:
- Нет, не уходи, пожалуйста.
- Ну как видишь, я сижу здесь и не трогаюсь с места, - найдя в себе каплю ехидства, сказала она.
- Я не про то. Ты же не можешь вот так просто сломаться. Это меня чуть не сломало - твои слова про миссию, и что я голем, и что все совсем не так…
- Кано, заткнись, - попросила она устало. – И уйди. Или я не знаю, что с тобой сделаю.
- Лучше со мной, чем с собой, - он поднял с пола и протянул ей кинтару.
В этом жесте было столько странного… вещи, которую она с трудом смогла сейчас распознать - доверия… что захотелось закричать. Как он мог ей доверять, когда она сама себе больше доверять не может?
Но кинтару она взяла.
- Ты правда хочешь… чтобы я вышвырнула тебя за дверь или вляпала в стену? – спросила она тихо.
- Да, хочу. Мне же все равно, я изначально сломанный, сильнее не сломаешь. А если ты сделаешь хоть что-то… это может помочь. Злись на меня. Ненавидь. Каждый день просыпайся с мыслью о том, что это я тебя втравил в историю. Придумывай, что со мной за это сделать…
- Зачем? – перебила она, хотя горло сжимало.
- Человеку нужна хоть какая-то цель. Я знаю, ты потом другую найдешь, но для начала пойдет и эта.
Ненависть как цель. Ярость и гнев как единственные чувства, которые не дадут рухнуть в пропасть. В чем-то он был прав, но… Тут перед ней сидит мальчишка, который всю дорогу снова и снова просил помощи у нее. Благородный слабак. И пытается дать ей силу жить. Как глупо. Как горько.
Но решить и ответить не дали. Зашуршала ткань – к двери подошла Беллия.
- Нас просят уйти, потому что ночью… было шумно.
Шумно… Всем повезло, что это был просто шум.
Сильхе все же мысленно поблагодарила богов, прежде чем погрузиться снова во тьму и уже так заставить себя собраться, натянуть на голову алый берет и покинуть домик. День только начинался, вот только все равно идти им было некуда. Разве что снова на станцию рейсовок и домой. Домой… приволочь с собой из путешествия кентавра, который сам себя считает сломанным, и девицу, которая то и дело уходит в Мир Шелка, и никогда, никогда, никогда не привести к себе Друста, не познакомить с родителями и даже не отомстить за него…
- Сильхе! – оказалось она стоит последи улицы и ноги почему-то затекли и колени опять не сгибаются, словно она простояла так долго.
А может и простояла – у Беллии Кано были испуганные лица, прохожие смотрели кто с опаской, кто с жалостью.
Она с трудом заставила себя снова двинутся в путь и попросила:
- Кано… если я еще раз так… просто отойди подальше.
Он понял и даже не пытался спорить.
- Но куда мы? – спросила наконец Беллия. – Найдем новую гостиницу?
Кентавр погладил свою крысу – горб был не очень большим.
- Я мог бы… но думаю этого не хватит. Чувствую, что не хватит.
А ей уже снова было все равно, ровно до момента, когда голова взорвалась болью, заставив прийти в себя. Боль и правда работала хорошо – прояснение оказалась долгим, вернуло ей способность желать чего-то, а вместе ним и думать. Надо вытаскивать себя из тьмы. Хоть как, любым способом. Поставить любую задачу.
Месть.
Нет, не эту. Что-то еще, что-то, от чего она раньше отмахнулась, потому что не было времени и желания.
Разгадать тайну Серого моста и инорасцев. И плевать что ей нет дела ни до каких тайн. Первое правило барда – не проходить мимо загадок. А она все еще бард… с кинтарой за плечами, в алом шелковом берете, каких никогда не носила.
Делая над собой усилие, она пробудила в себе искру интереса, и принялась старательно раздувать в пламя, подбрасывая щепок в костер: она должна первой узнать, это может быть важно. Если инорасцы уйдут, то магия исчезнет из мира – а причину будет знать только она. А вдруг удастся их отговорить, остановить? А вдруг тут есть еще что-то? И какая выйдет из всего этого баллада!
Она огляделась, не зная города, подошла к первому же прохожему:
- Простите, а если я хочу посмотреть на Серый мост, мне в какую сторону?
- То нам же давно не на что смотреть, от моста ничего не осталось, - удивился старик, ведущий за руку девочку, наверное, внучку. – Туда, по той улице до конца и как раз выйдете на пустошь. А там прямо к скалам.
- Благодарю.
Он говорил вслед ей еще что-то, но Сильхе уже не слышала, она шла, четко печатая шаг, словно от этого что-то зависело. И остальные шли с ней и за ней. А мысль о том, что это опасно, она выбросила из головы сразу же. Что для нее может быть теперь опасного? Какая опасность может напугать?
Только одна – свалиться, не дойдя, потому что это оказалось не так близко и в конце концов ноги начали заплетаться даже у кентавра, посадившего себе на спину рыжую и предлагавшую ей то же самое.
Уже начало темнеть, когда они подошли к скалам. Горожанин не соврал, смотреть там было не на что. Просто гора с узкой щелью, куда не пролез бы и ребенок.
Но на грани восприятия маячило что-то еще, словно соринка в глазу, мешая и цепляя. И оно же не пускало сделать еще шаг вперед, и точно так же не давало уйти. Раздражало, теребило, зудело над ухом едва слышной мелодией; пульсирующее гудение, вроде того, которое она слышала в «кашхарру» в жертвище Коона, или когда маги Дайжи присосались к Кано и с расстояния пили его жизнь. Магия?
У нее есть своя. Сильхе сняла с плеча кинтару…
И ее тут же вырвали у нее из рук, а саму девушку бросили на землю мощным толчком в грудь. Боль ушибленной спине словно сдернула пелену с ее глаз.
Вместо щели – зев широкой пещеры, хорошо освещенный изнутри. Возле него стоял целый отряд разных инорасцев, все с оружием, явно готовые ко всему, среди них лишь один безоружный человек в ожерелье из слабо-светящихся крупных камней, наверное, маг с амулетом. И нависший над Сильхе пепельноволосый эльф, смотрящий так, словно получил желанный подарок.
- Надо же, какая встреча, - сказал он. – Сегодня боги любят меня, а не тебя, бард.
Ее запоздало прошибло пониманием, что она привела друзей в ловушку.
Эльф протянул руку и поднял Сильхе, взяв за горло. Он выглядел хрупким, а оказался сильным, или, может, сил придавала злость.
- Отпусти ее.
Голос Кано.
Хватка чуть ослабела, эльф отвлекся, и девушка смогла скосить глаза. Ссаженная со спину кентавра Беллия стояла в стороне с крысой на руках, а рыцарь спешил на помощь, обнажив меч. Взгляды Сильхе и рыжей встретились.
- Да, это я.
И сразу за его ответом музыка Друста, не дозвучав, смолкла на середине темы, словно между Сильхе и Мэннаром поставили глухую стену. А потом там, в коридоре, что-то тяжело упало на пол.
Она еще не понимала, но рванулась туда, едва не снеся полуоткрытую дверь.
Мэннар лежал лицом вверх, алое пятно расплывалось по рубашке, в районе сердца, которое, она слышала, уже остановилось, как и все, что может остановится в человеке. В открытой на ночную улицу двери не было никого и ничего, кроме темноты.
- Дру-у-уст!!
Его музыка, словно на последнем усилии, зазвучала снова, едва слышно, теряя и пропуская ноты.
Сильхе упала рядом на колени, схватила его за руку и за стихающий огрызок песни, и держала, держала все, что еще только можно было держать, сколько могла – всегда, вечность, ведь это же был Друст, тут кто обещал, что никто кроме него. Держала, хотя, наверное, надо было позвать лекаря, или мага, или стражу, ловить убийц по горячим следам. Держала, когда уже не могла петь. Держала, когда вернулись Кано и Беллия, кажется, одновременно и, кажется, уже было утро. И оба сразу стали что-то говорить, а она не слышала, а если слышала - не понимала. И они не могли понять ее. Нет, он не мертв, он просто не может быть мертвым.
А потом, наконец, Беллия что-то поняла и признала. Обняла Сильхе и что-то шепнула на ухо, кажется, «надо помнить».
В глаза ударили плеск и разноцветие яркого шелка, бьющегося на ветру. Сагриндорэ. Она снова тут и Друст тоже, лежит у ее ног, ведь она все еще не выпустила его руку. Обручальный браслет на ней нестерпимо сверкал в неярком свете. Жена и сразу вдова. Жизнь потеряла того, что берег жизнь. Боги, за что?
- Здесь нет смерти, - прошелестел голос Сараис, Сильхе показалось, что звучат два голоса, похожих как эха. - Ты принесла ее сюда. Здесь она и останется.
О Боги… Рука Друста казалась теплой, но когда Сильхе разжимала свои пальцы, то почувствовала, что его ладонь уже закостенела.
Нет, не Боги. Одна Богиня. Шад, Младшая Сестра, Та, Что Приходит За Всеми. «Госпожа моя и всех, кого нет, прости, я не знаю, как отпустить, я не хочу отпускать. Может быть, Ты его отпустишь, вернешь? Ну зачем он тебе? Просто еще один…» Но Сильхе знала, что молитва безнадежна и ответа не будет. «Я не могу, не могу, не могу…», - и это тоже без надежды, с острым, как клинок в сердце, пониманием, что придется смочь. И придется как-то продержаться до момента, когда можно будет самой упасть и умереть.
- Да, я оставлю его здесь… - сказала она, не видя другого выхода, не желая видеть, зная, что это неправильно, ведь у Друста есть родные и должна быть могила на земле в мире, где он жил.
- Не его. Только его смерть, - поправила Сараис снова двойным, словно звучащим с двух сторон голосом. - Ты не понимаешь. Никто не понимает. Просто помни.
И в этот миг, когда Сильхе готова была закричать, они снова оказались в коридоре у распахнутой двери, только тела на полу больше не было.
- Друст! – взвыла девушка.
Она не успела попрощаться! Но как снова попасть а Сагриндорэ, если не в силах вспомнить как это делается?
- Беллия… пожалуйста… верни меня туда.
- Нет, не нужно. Не надо видеть его такого…
- Но я его больше не увижу, никакого, никогда!
Беллия попыталась обнять ее - Сильхе оттолкнула так что та опрокинулась на спину. Не чувствуя сожаления, девушка-бард встала и ушла в свою комнату, закрыв за собой дверь. Едва увидев сдвинутые постели, упала на пол и завыла, обхватив голову руками. Скорбя, не видя ничего вокруг.
Ей никто не мешал.
Глава тридцать шестая. Найти цель. Клетка. Дымная вода
Хотелось умереть, хотелось, чтобы Кано снова убежал в степь и пусть боль вернется, чтоб заглушить другую, хотя вряд ли ее могло заглушить хоть что-то.
До самого вечера она не выходила из комнаты и не заметила бы, что уже вечер, если б не потемнело. Тогда, в темноте, она нашла на ощупь кинтару. Петь и плакать, рыдать каждый звуком так, чтоб рыдал и содрогался весь мир - что еще может бард? Это была одна неистовая, с музыкой и словами, уходящими к Богине, молитва, тянущаяся часами. И Сильхе был все равно, что там, за стеной, творится с Кано и Беллией от ее музыки, и происходит ли с ними хоть что-то.
Утром в комнату постучали. Сильхе так и спала в обнимку с кинтарой, на полу, завернувшись в одеяло. Не дождавшись ответа – у девушки-барда пересохло горло и разлепить спекшиеся губы она вряд ли смогла бы - вошла Беллия с подносом.
- Надо поесть, хоть немного, - сказала она, садясь тут же на пол и ставя понос поближе к Сильхе.
Есть не хотелось, но девушка понимала, что и правда надо. Придется себя заставить.
Заставлять – большая работа. Как всякую большую, ее стоило разделить на несколько мелких. Для начала разжать сведенные судорогой руки и отложить кинтару. Разогнуть спину и вспомнить как сгибаются колени - и помочь им уже вернувшими себе чувствительность и послушность руками. Потом взять что-нибудь с подноса и хотя бы поднести ко рту. Ах да, губы же спеклись.
Беллия намочила полотенце и вытерла ей лицо, стало немного легче. Сильхе отмечала, кто и что с ней делает, и полностью положилась на рыжую с ее заботой. Кано тоже пришел, но лишь стоял рядом, заслоняя утренний свет. Под взглядом двух пар глаз ей удалось съесть половинку бутерброда с ветчиной. Не было ни голода, ни сытости, только желание снова остаться одной.
- Уйдите, - попросила она, уронив недоеденное.
Они ушли, и даже дверь закрыли.
Встать удалось не с первого раза. По стене она добралась до кровати и села на мягкое, не понимая, зачем вообще поменяла пол на постель. Но отсюда стал видным упавший с тумбочки алый берет с желтым пером. Горе и пустота снова рванули душу – в разные стороны…
«Теперь так будет всегда». Надо было послушать, не петь, не играть, когда они все вместе, чтобы не сбылось некто-пророчество…
Некто-пророчества. С них все и началось, вернее с него, того кто их пишет. Друст вывел из себя этого Дриана Ву, хоть тот и не подал вида. Не он ли послал убийцу? Больше некому. Не стал дожидаться, пока исполнится очередное пророчество и взял все в свои руки.
Узнать, он ли это. Надо всего лишь поговорить, а это возможно – разлить воду по столешнице и опустить в нее осенний лист.
…И выкрикнуть ему в лицо: «Я убью тебя за то, что ты сделал»? Потому что сейчас она могла только это. Или сразу взять кинтару и…
Но она уже взяла вчера, играла и пела, не сдерживаясь.
Сильхе заставила себя подойти к окну и выглянуть. Мир еще стоял, она не уничтожила его своей скорбью. Миру повезло. Или просто боги позаботились о нем. Сильхе не испытывала благодарности к богам. Слишком много всего сразу. Слишком много теней. И еще одна – то, чего нельзя делать. Даже если она встретит убийцу лицом к лицу, то не сможет отплатить смертью за смерть. Несправедливо.
Она никогда еще не теряла близких так страшно и горько, но знала, чем может кончиться погружение в скорбь. В ее случае – не уходом к Спящей, Сильхе даже сейчас слишком любила жизнь. Но уйти от жизни можно и не в смерть, а в себя. Тоже смерть, маленькая, не всегда заметная для других. Погрузиться во тьму, в тень и больше никогда не увидеть солнца, потому что солнца просто больше нет. Каждый день заставлять себя вставать куда-то идти и что-то делать, бессмысленное и бесполезное, а потом возвращаться в постель и проваливаться в сон до утра и так без конца. А если у Кано получится, то не шестьдесят и даже не сто, а целую тысячу лет. Мысль об этом снова заставила завыть, сжавшись в комок.
Что-то негромко пискнуло. На одеяле рядом с ней сидела крыса, нелепая, горбатая, и внимательно смотрела на девушку. А в дверях кентавр, который тоже смотрел, но сразу опустил глаза, когда Сильхе перевела взгляд на него.
- Прости, она от меня убежала. - сказал он. – Заберу?
Сильхе протянула руку к крысе. Укусит? Ну и хорошо. Но Йири не стала кусаться, только понюхала пальцы и словно бы с удивлением посмотрела умными черными глазами.
- Забирай, - согласилась девушка.
Он вошел, но вместо того, чтоб сразу забрать свою подружку, подогнул задние ноги и сел рядом с кроватью. Хвостатая подружка перебежала ему на плечо.
- Я не знаю, чем помочь. Я всего лишь голем, которым кто-то управляет со стороны… с помощью шам и важной миссии…
- Мне плевать на твою миссию, - грубо, но честно сказала она, вообще не желая ни слушать, ни разговаривать. Что такого он мог ей сказать, кентавр, рыцарь, возлюбленный рыжей красотки, герой?..
- Мне тоже.
Оказалось, она еще способна удивляться.
- Тоже? Но тогда что дальше?..
- А я не знаю. Мне просто все равно. Больше не хочу этим заниматься, совсем.
- То есть… ты больше никуда не пойдешь?
- Если не заставят.
Она обдумала это. Небольшое облегчение после того, как мысли вертелись только вокруг смерти… но к ней они и вернулись тут же.
- Хорошо, - равнодушно сказала Сильхе, снова погружаясь в скорбь.
У Кано не было ни опыта, ни слов чтобы с этим бороться, и все же он попытался:
- Нет, не уходи, пожалуйста.
- Ну как видишь, я сижу здесь и не трогаюсь с места, - найдя в себе каплю ехидства, сказала она.
- Я не про то. Ты же не можешь вот так просто сломаться. Это меня чуть не сломало - твои слова про миссию, и что я голем, и что все совсем не так…
- Кано, заткнись, - попросила она устало. – И уйди. Или я не знаю, что с тобой сделаю.
- Лучше со мной, чем с собой, - он поднял с пола и протянул ей кинтару.
В этом жесте было столько странного… вещи, которую она с трудом смогла сейчас распознать - доверия… что захотелось закричать. Как он мог ей доверять, когда она сама себе больше доверять не может?
Но кинтару она взяла.
- Ты правда хочешь… чтобы я вышвырнула тебя за дверь или вляпала в стену? – спросила она тихо.
- Да, хочу. Мне же все равно, я изначально сломанный, сильнее не сломаешь. А если ты сделаешь хоть что-то… это может помочь. Злись на меня. Ненавидь. Каждый день просыпайся с мыслью о том, что это я тебя втравил в историю. Придумывай, что со мной за это сделать…
- Зачем? – перебила она, хотя горло сжимало.
- Человеку нужна хоть какая-то цель. Я знаю, ты потом другую найдешь, но для начала пойдет и эта.
Ненависть как цель. Ярость и гнев как единственные чувства, которые не дадут рухнуть в пропасть. В чем-то он был прав, но… Тут перед ней сидит мальчишка, который всю дорогу снова и снова просил помощи у нее. Благородный слабак. И пытается дать ей силу жить. Как глупо. Как горько.
Но решить и ответить не дали. Зашуршала ткань – к двери подошла Беллия.
- Нас просят уйти, потому что ночью… было шумно.
Шумно… Всем повезло, что это был просто шум.
Сильхе все же мысленно поблагодарила богов, прежде чем погрузиться снова во тьму и уже так заставить себя собраться, натянуть на голову алый берет и покинуть домик. День только начинался, вот только все равно идти им было некуда. Разве что снова на станцию рейсовок и домой. Домой… приволочь с собой из путешествия кентавра, который сам себя считает сломанным, и девицу, которая то и дело уходит в Мир Шелка, и никогда, никогда, никогда не привести к себе Друста, не познакомить с родителями и даже не отомстить за него…
- Сильхе! – оказалось она стоит последи улицы и ноги почему-то затекли и колени опять не сгибаются, словно она простояла так долго.
А может и простояла – у Беллии Кано были испуганные лица, прохожие смотрели кто с опаской, кто с жалостью.
Она с трудом заставила себя снова двинутся в путь и попросила:
- Кано… если я еще раз так… просто отойди подальше.
Он понял и даже не пытался спорить.
- Но куда мы? – спросила наконец Беллия. – Найдем новую гостиницу?
Кентавр погладил свою крысу – горб был не очень большим.
- Я мог бы… но думаю этого не хватит. Чувствую, что не хватит.
А ей уже снова было все равно, ровно до момента, когда голова взорвалась болью, заставив прийти в себя. Боль и правда работала хорошо – прояснение оказалась долгим, вернуло ей способность желать чего-то, а вместе ним и думать. Надо вытаскивать себя из тьмы. Хоть как, любым способом. Поставить любую задачу.
Месть.
Нет, не эту. Что-то еще, что-то, от чего она раньше отмахнулась, потому что не было времени и желания.
Разгадать тайну Серого моста и инорасцев. И плевать что ей нет дела ни до каких тайн. Первое правило барда – не проходить мимо загадок. А она все еще бард… с кинтарой за плечами, в алом шелковом берете, каких никогда не носила.
Делая над собой усилие, она пробудила в себе искру интереса, и принялась старательно раздувать в пламя, подбрасывая щепок в костер: она должна первой узнать, это может быть важно. Если инорасцы уйдут, то магия исчезнет из мира – а причину будет знать только она. А вдруг удастся их отговорить, остановить? А вдруг тут есть еще что-то? И какая выйдет из всего этого баллада!
Она огляделась, не зная города, подошла к первому же прохожему:
- Простите, а если я хочу посмотреть на Серый мост, мне в какую сторону?
- То нам же давно не на что смотреть, от моста ничего не осталось, - удивился старик, ведущий за руку девочку, наверное, внучку. – Туда, по той улице до конца и как раз выйдете на пустошь. А там прямо к скалам.
- Благодарю.
Он говорил вслед ей еще что-то, но Сильхе уже не слышала, она шла, четко печатая шаг, словно от этого что-то зависело. И остальные шли с ней и за ней. А мысль о том, что это опасно, она выбросила из головы сразу же. Что для нее может быть теперь опасного? Какая опасность может напугать?
Только одна – свалиться, не дойдя, потому что это оказалось не так близко и в конце концов ноги начали заплетаться даже у кентавра, посадившего себе на спину рыжую и предлагавшую ей то же самое.
Уже начало темнеть, когда они подошли к скалам. Горожанин не соврал, смотреть там было не на что. Просто гора с узкой щелью, куда не пролез бы и ребенок.
Но на грани восприятия маячило что-то еще, словно соринка в глазу, мешая и цепляя. И оно же не пускало сделать еще шаг вперед, и точно так же не давало уйти. Раздражало, теребило, зудело над ухом едва слышной мелодией; пульсирующее гудение, вроде того, которое она слышала в «кашхарру» в жертвище Коона, или когда маги Дайжи присосались к Кано и с расстояния пили его жизнь. Магия?
У нее есть своя. Сильхе сняла с плеча кинтару…
И ее тут же вырвали у нее из рук, а саму девушку бросили на землю мощным толчком в грудь. Боль ушибленной спине словно сдернула пелену с ее глаз.
Вместо щели – зев широкой пещеры, хорошо освещенный изнутри. Возле него стоял целый отряд разных инорасцев, все с оружием, явно готовые ко всему, среди них лишь один безоружный человек в ожерелье из слабо-светящихся крупных камней, наверное, маг с амулетом. И нависший над Сильхе пепельноволосый эльф, смотрящий так, словно получил желанный подарок.
- Надо же, какая встреча, - сказал он. – Сегодня боги любят меня, а не тебя, бард.
Ее запоздало прошибло пониманием, что она привела друзей в ловушку.
Эльф протянул руку и поднял Сильхе, взяв за горло. Он выглядел хрупким, а оказался сильным, или, может, сил придавала злость.
- Отпусти ее.
Голос Кано.
Хватка чуть ослабела, эльф отвлекся, и девушка смогла скосить глаза. Ссаженная со спину кентавра Беллия стояла в стороне с крысой на руках, а рыцарь спешил на помощь, обнажив меч. Взгляды Сильхе и рыжей встретились.
