Весняна не скрывалась. Будучи во власти, не опасаясь подвоха на вверенной и подчинённой земле, она неспешно, прогулочным шагом двигалась по мягкому мху. Нагнать её получилось скоро. Будь у меня в распоряжении лишь глаза, я бы не узнала Хранительницу Сорика. Пышное платье, не уместное в дороге, сменилось на свободную белую блузу с утянутым корсетным поясом талией и замшевыми, обтягивающими пышные женские формы, брюками, наполовину скрытые под высокими сапогами с кокетливой шнуровкой сзади по голенищу.
Обнаруживать себя я не торопилась, ступая след в след за женщиной. Напряжение, сводившее желудок, никак не отражалось на лёгкой, даже немного воодушевлённой походке Весняны. Теряться в догадках оставалось недолго, спустя примерно десять минут променада Хранительница остановилась над высокими лопухами и неаккуратно раздвинула их ногой, притаптывая. Невидимая, я заглянула со спины и узрела правильной овальной формы озерцо, чисто зеркальце. Маленькое, аккуратное и пропитанное магией хаоса до самого дна. Источник для нового хранителя. Я закусила губу, соображая. Если на территории Сорика дало росток семя Древа, то означало это всего одно: Шарусси оповещала о готовности сменить избранника. И Весняна такое положение дел не одобряла. Закатав рукава, Хранительница вытащила из инкрустированных каменьями ножен кинжальчик и махом осушила озерцо. Тут же, на моих глазах, она сунула руку в ямку и яростно в ней зашерудила. Я как открыла от ужаса рот, так и продолжила стоять, наблюдая за актом преступления против порядка. Наконец, достигнув некого закономерного завершения процесса, Весняна выпрямилась в полный рост и на раскрытой ладони критически рассмотрела извлечённое семечко. Треснувшее, оно продолжало сочиться стихией воды.
— Какое маленькое, а столько проблем, — брезгливо вздохнула Хранительница, направляя остриё кинжала на виновника злоключений. И замерла, вдруг осознав, что больше не одна.
— Вижу, у тебя богатый опыт. Часто практикуешься?
Пойманная с поличным Хранительница, попятилась, истерическая гримаса изуродовала лицо, но пришедшая на ум мысль, явно промелькнувшая в расширившихся зрачках, вернула ей часть уверенности. Первое замешательство схлынуло.
— Что ты знаешь, выскочка, — язвительно осадила Хранительница. — Ты ведь понятия не имеешь, что это. Хм, — показательно задумалась она, растягивая время и анализируя моё поведение, внимательный взор аккуратно, мелкими цепкими выпадами отслеживал колебание эмоций, позу, одежду, состояние кожи рук, цвет лица. Она не шарила по мне взглядом, отнюдь. Короткие перебежки, которые в итоге сталкивали нас взглядами, не выглядели настороженными. — Ты вроде ехала в Дургаш, передумала? — невесомая смешинка проскользнула под ресницами и затронула левый уголок рта. Спустя несколько слов она окончательно вернула себе самообладание. Виртуозно, ничего не скажешь.
В признании, помимо прочего, неприкрыто сквозило предупреждение, которое не особо меня напугало. Закономерно, что она следила. Предлагая Кагыму открытый вариант сопровождения, я знала, на что соглашалась. Посему соглашалась осознанно. И на провокации поддаваться не собиралась. Выскочка? Передумала ехать в Дургаш? Действительно, ведь важно сейчас только это. Наверное, перемена темы могла сработать, если бы не одно весомое «но». Я была очень предвзята. От нападения на нас с Иораной в прошлом году до распространения наёмников по континенту — фигура Весняны раздражала меня одним своим существованием как любое осознанное в этом мире зло, скрупулёзно продумывающего этапы своего становления, где Совет являлся лишь пьедесталом для преступлений, на который она, невероятно гордая собой, взобралась, как на вершину силы, и откуда считала себя вправе вершить судьбы людей. Что касается семени Древа… я не могла судить поступок против Шарусси, поработившей наши жизни. Я и сама, при случае, с удовольствием пренебрегала устроением и плевать хотела на заведённые правила, но, с другой стороны, наше пренебрежение естественным порядком носило исконно разные причины и цели. Весняна участвовала в убийстве хранителей ради сохранения своей власти и понятной ей идее лучшего мира, ради этого же она истребляла ростки магии хаоса. Надо отметить, этот ход всё-таки отличался наибольшим пацифизмом от остальных злодеяний, однако вины не умалял. Слишком много за ней водилось преступлений.
— Много таких извела? — я посмотрела на зажатый в пухлом, почти детском кулачке предмет обсуждения, тонкая струйка воды непрерывно стекала наземь. Знала бы Набра, как расточительно люди используют труды свободных хранителей, небось не постеснялась бы в выражениях. Я тоже сдерживаться не собиралась, поэтому понизив голос и, добавив в него вкрадчивые нотки, доверительно полюбопытствовала: — Совсем голову потеряла?
Надменное лицо Хранительницы пошло пятнами от неприкрытого хамства, губы стянулись в неразличимую полоску. Я хмыкнула. За время жизни в Каантар’гуэ я часто наблюдала за ней через посредников и множество раз становилась свидетелем того, как быстро Весняна овладевает чувствами, вновь превращаясь в жестокую и расчётливую гадину с ласковой, ненатуральной улыбкой на подкрашенных губах. Хранительница Сорика до трясучки ненавидела, когда её не уважали и смели перечить. Похоже, совершенно отвыкла от простонародного общения, оно и не мудрено, когда следишь за каждым словом, что своим, что чужим, плетёшь интриги, в которых можно, как в паутине, запутаться, отмеряешь всякий раз нужную правду, и знаешь, что стоишь повыше прочих, неволей и позабудешь, что не все готовы облизывать носок туфельки.
— А ты, я гляжу, забываешься, — ожидаемо оскалилась она, даже как будто обрадовавшись благодатной теме и возможности в очередной раз указать кому-то на его место. — Никак не отвыкнешь от эрийской жизни? Ты уж попроси своего Правителя подыскать учителя этикета и манер. Кто там у тебя, Мороэн-тэ или Коренец. Неважно. Раз уж стоишь по правую руку, то будь добра соответствовать. При такой Хранительнице и врагов не нужно, махом со всеми рассорит.
Я кивнула, принимая нарекания, не далеко ушедших от правды. Соглашусь, дипломатические зачатки загнулись вместе с осушенным озерцом, но я по сему поводу значительных страданий не испытывала. Вторя моему настрою, Шарусси разлила по венам прохладное равнодушие, сейчас казавшееся крайне нужным и полезным. Не отметить изменений, как и скручивающееся над чащей грозовой тучей напряжение было невозможно. Природа начинала собственную партию, к которой целенаправленно готовилась последние несколько дней. Действующие лица собраны, преступление зафиксировано. В голове последним звонком гулко щёлкнул невидимый переключатель, и сквозь пелену поплывшей на пару секунд реальности я вновь увидела волчью стаю а, заговорив, не узнала в потустороннем голосе свой, пониженный для убедительности:
— Ты уничтожаешь источники силы хранителей, ты уничтожаешь самих хранителей, ты уничтожаешь простых людей, прикрываясь происками поверженного Лэнтоса, ты строишь козни и сталкиваешь лбами два континента. Не только ты, вы все поплатитесь, — звук оборвался, и я рыбой схватила глоток воздуха пересохшим горлом. Никогда прежде Шарусси не проявлялась в словах, пусть те слова я бы повторила от начала и до конца лично, горячо поддерживая справедливое обвинение, и потому где-то в глубине души закралось сомнение, действительно ли то вёл меня хаос?
Заминка заняла три точных удара сердца. Весняна, осознавшая, что мне известно гораздо больше, чем ей представлялось, ядовито и нервно хмыкнула. Прикрываться полу-вежливостью и воспитанием с настоящего момента не имело смысла, и она показала истинное лицо без стеснений: высокомерное, наглое и презирающее. Она меня не выносила. Открыто встречая её пропитанный брезгливостью взгляд, я задалась вопросом, когда мы, малознакомые друг с другом люди, превратились во врагов? В тот ли момент, когда провалилось покушение? Или гораздо раньше, когда подосланные наёмники не смогли расправиться с неинициированным хранителем, как расправлялись с прочими, неудобными, неготовыми и просто лишними? Или, когда мы с Сияной испортили наживку в Жубаре? Или, допустим, когда я уделала гэргу, вычислив причастность Сорика? Выходит, наше знакомство не такое уж и поверхностное, вон, как много нас связывает. Целое противостояние.
— Мы все поплатимся? — гоготнула Хранительница, запрокинув голову. — А давай я расплачусь прямо здесь? — Весняна раздражённо крутанула смотрящий в землю кинжал и, не размениваясь на очередные диалоги, призвала стихию огня, тут же прыткой лоскутной лентой сорвавшегося с острия и взявшего меня в обжигающее кольцо.
Почувствовав жар пламени, я сплоховала. Не столько нападение выбило из колеи, сколько бесконтрольно сжавшееся в ужасе тело. Почти год минул, и бестолку, при одном воспоминании о немыслимых мучениях папоротником, о таявшей коже, о запёкшейся крови, в груди нарастал еле сдерживаемый крик, мышцы наливались камнем, делались неподатливыми и чужими. Я замешкалась на доли секунд, и короткие мгновения страха стоили вожделенной свободы. Жар туго стиснул предплечья и, не снижая давления, волной покатился к шее. Не встретив немедленного сопротивления, Весняна сначала недоверчиво, а затем, войдя во вкус, расхохоталась. — А ты не так уж и неуязвима, верно?
«Верно» — мысленно согласилась я, предчувствуя позорную и болезненную смерть.
— Так даже проще, — рассудила она, не получив должного ответа. — От таких, как ты, одни проблемы. Иногда человека легче убрать, чем объяснить ему, чем он плох. У тебя, Борна, был шанс, но ты выбрала неправильную сторону. Как говорится, ничего личного, — подытожила вершительница судеб и подступилась ближе.
Колючее кольцо плотнее сжалось вокруг горла, остервенело вгрызлось в кожу и передавило хрящ. Хранительница Сорика увеличивала температуру и силу давления, намереваясь раз и навсегда покончить с неудобной персоной и напор, с которым она действовала, не оставлял сомнений: она завершит начатое. Ведомая недостатком воздуха, я встала на цыпочки и инстинктивно задрала голову. Я знала, что делать, я могла освободиться, мне всего лишь не хватало дыхания для манёвра. Остатки разума заполошно бились в раскалённой клетке, поглощённые обычным человеческим страхом. Неважно, кто ты перед ликом костлявой, тело всё равно реагирует животным образом, и как же, кляд его побери, тяжело заново обуздать трясущиеся поджилки и согреть похолодевшую кровь без посторонней помощи. Не просто взять себя в руки, а выцарапать из крючковатых лап кошмара, ломающих волю лишь лёгким касанием, намёком на вечность. Ох, как бы мне сейчас пригодилось вмешательство природы! Пару движений, всплеск магии, и я бы перехватила контроль. Глупые надежды. Шарусси не атакует самое себя, на такое способны лишь её хищные творения. И одно из них сейчас упивалось.
Уже характерно запахло жаренным, устойчивая к огню кожа Хранителя пока выдерживала натиск, но, видимо, времени оставалось совсем мало. В полуобморочном состоянии, наконец сообразив, что никакого живительного глотка воздуха мне не светит, как и поддержки, я наотмашь, на концентрацию с проводником не оставалось времени, долбанула грубой силой. Вздыбившийся ветер махом выдрал ближайшие деревья, сломал ветви, оборвал, как старую пряжу, корни и с треском бы покатился дальше, но я, тотчас рухнув на колени, также нефилигранно отозвала стихию, и всё смолкло. В оглушительной тишине раздавался лишь мой хрипящий кашель, шея горела нестерпимой болью, и, коснувшись кончиками пальцев нежной кожи, я нащупала крупный опоясывающий ожог с наливающимися волдырями. Опрокинутая навзничь Весняна, медленно поднималась, не сводя с меня настороженного, готового обороняться взгляда. У неё определённо имелась фора, чтобы взять реванш. Вся её конструкция ожидала удара и готовилась атаковать, как вдруг, она остановилась, вытаращилась за мою спину и побледнела, неосознанно сделав два коротких шага назад. Я почти обернулась посмотреть, что так её взволновало, как со мной поравнялась волчья морда. Чёрный влажный нос, слегка заложенные назад уши, янтарный глаз не выпускал из фокуса внимания Хранительницу Сорика. Следом за первым волком на мягких лапах двигались остальные. Огибая меня, стая невозмутимо, с по истине животным величием, рассредотачивалась вокруг. Понимая, что ещё немного, и Весняна укроется куполом, я воздушным кнутом выбила из её рук кинжал, и была вознаграждена возмущённым воплем.
— Ты совсем дура? Они же нас сожрут.
— Не нас — тебя, — прохрипела я остатками голоса. — И мне жаль, что наказание ты получишь сейчас, без придания огласке всех твоих злодеяний. По-моему, мир заслуживает знать, как много смерти ты принесла.
— Злодеяний? — нервно хохотнула Весняна, но сквозь яд сочилась дрожь. — Я делала его лучше! Я делала всё, чтобы континент процветал. — Хранительница осторожно, не смотря в глаза волкам, пятилась в противоположном направлении, преднамеренно не делая резких движений. — Борна, не будь глупой, — зачастила женщина, не питая никаких иллюзий относительно будущего. — Ночная стража это не шутки. Брось. Давай мы потом поговорим? Сядем и всё спокойно обсудим, мы сможем договориться. Ты поймёшь меня, когда выслушаешь. Давай же.
Я не ответила и не подняла проводника, с долей сожаления наблюдая за сжимающимся вокруг неё кругом. Не огненным, но уж, наверное, не менее болезненным. Помню, в первые месяцы хранительства, я задавалась вопросом, как же регулируются преступления избранников Шарусси, кто озвучивает приговор, кто его исполняет, и существует ли сила, способная остановить облачённого невероятной силой преступника. Свидетелем я становиться не хотела. На трясущихся ногах я поднялась, сжала для храбрости кулаки и зашагала прочь.
— Борна, Борна! Борна, прошу тебя!
Я закрыла уши руками. Далеко уйти не получилось, прежде чем я услышала чудовищный, надрывный визг, подтолкнувший меня в спину, и почти сразу в солнечное сплетение ударило болью, какая всегда бывает при смерти Хранителя. Я оступилась, рухнула в пряные прошлогодние листья и отключилась.
В беспамятстве мне виделся шатёр цирка, куда не просачивалось даже скудного света. Стоящий на страже надёжный полог оберегал тайное убежище иллюзий. Лёжа на бархатном покрытии мрака, я не ощущала ни времени, ни пространства, ни боли, ни стыда. Воображение подкидывало отвратительные картинки крови в лесу, разодранную одежду и изувеченное тело Весняны, а эмоций, нет, не подкидывало. Периодически тьма качалась, в ней появлялись переливчатые блики и снова исчезали, поглощаемые чёрной дырой, иногда мелькали голоса, звуки, становилась то жарко, то холодно, не менялось лишь ощущение нахождения в спасительной пустоте, и, пожалуй, это то, чего мне не хватало. Утратив способность чувствовать, сердца не касалось волнение, и оно наслаждалось безграничным, целительным уединением.
Я не особо удивилась, открыв глаза и увидев перед собой огромный портал окна с раскалённым до красноты закатным солнцем. За ним в последних лучах дня искрились высотные здания, в раскинувшемся полотне неба длинной вереницей собрались летающие механизмы. Отсюда, из небольшого помещения, куда меня забросило, ардеа казались крупными разноцветными каменьями, нанизанными на нитку для бус.
Обнаруживать себя я не торопилась, ступая след в след за женщиной. Напряжение, сводившее желудок, никак не отражалось на лёгкой, даже немного воодушевлённой походке Весняны. Теряться в догадках оставалось недолго, спустя примерно десять минут променада Хранительница остановилась над высокими лопухами и неаккуратно раздвинула их ногой, притаптывая. Невидимая, я заглянула со спины и узрела правильной овальной формы озерцо, чисто зеркальце. Маленькое, аккуратное и пропитанное магией хаоса до самого дна. Источник для нового хранителя. Я закусила губу, соображая. Если на территории Сорика дало росток семя Древа, то означало это всего одно: Шарусси оповещала о готовности сменить избранника. И Весняна такое положение дел не одобряла. Закатав рукава, Хранительница вытащила из инкрустированных каменьями ножен кинжальчик и махом осушила озерцо. Тут же, на моих глазах, она сунула руку в ямку и яростно в ней зашерудила. Я как открыла от ужаса рот, так и продолжила стоять, наблюдая за актом преступления против порядка. Наконец, достигнув некого закономерного завершения процесса, Весняна выпрямилась в полный рост и на раскрытой ладони критически рассмотрела извлечённое семечко. Треснувшее, оно продолжало сочиться стихией воды.
— Какое маленькое, а столько проблем, — брезгливо вздохнула Хранительница, направляя остриё кинжала на виновника злоключений. И замерла, вдруг осознав, что больше не одна.
— Вижу, у тебя богатый опыт. Часто практикуешься?
Пойманная с поличным Хранительница, попятилась, истерическая гримаса изуродовала лицо, но пришедшая на ум мысль, явно промелькнувшая в расширившихся зрачках, вернула ей часть уверенности. Первое замешательство схлынуло.
— Что ты знаешь, выскочка, — язвительно осадила Хранительница. — Ты ведь понятия не имеешь, что это. Хм, — показательно задумалась она, растягивая время и анализируя моё поведение, внимательный взор аккуратно, мелкими цепкими выпадами отслеживал колебание эмоций, позу, одежду, состояние кожи рук, цвет лица. Она не шарила по мне взглядом, отнюдь. Короткие перебежки, которые в итоге сталкивали нас взглядами, не выглядели настороженными. — Ты вроде ехала в Дургаш, передумала? — невесомая смешинка проскользнула под ресницами и затронула левый уголок рта. Спустя несколько слов она окончательно вернула себе самообладание. Виртуозно, ничего не скажешь.
В признании, помимо прочего, неприкрыто сквозило предупреждение, которое не особо меня напугало. Закономерно, что она следила. Предлагая Кагыму открытый вариант сопровождения, я знала, на что соглашалась. Посему соглашалась осознанно. И на провокации поддаваться не собиралась. Выскочка? Передумала ехать в Дургаш? Действительно, ведь важно сейчас только это. Наверное, перемена темы могла сработать, если бы не одно весомое «но». Я была очень предвзята. От нападения на нас с Иораной в прошлом году до распространения наёмников по континенту — фигура Весняны раздражала меня одним своим существованием как любое осознанное в этом мире зло, скрупулёзно продумывающего этапы своего становления, где Совет являлся лишь пьедесталом для преступлений, на который она, невероятно гордая собой, взобралась, как на вершину силы, и откуда считала себя вправе вершить судьбы людей. Что касается семени Древа… я не могла судить поступок против Шарусси, поработившей наши жизни. Я и сама, при случае, с удовольствием пренебрегала устроением и плевать хотела на заведённые правила, но, с другой стороны, наше пренебрежение естественным порядком носило исконно разные причины и цели. Весняна участвовала в убийстве хранителей ради сохранения своей власти и понятной ей идее лучшего мира, ради этого же она истребляла ростки магии хаоса. Надо отметить, этот ход всё-таки отличался наибольшим пацифизмом от остальных злодеяний, однако вины не умалял. Слишком много за ней водилось преступлений.
— Много таких извела? — я посмотрела на зажатый в пухлом, почти детском кулачке предмет обсуждения, тонкая струйка воды непрерывно стекала наземь. Знала бы Набра, как расточительно люди используют труды свободных хранителей, небось не постеснялась бы в выражениях. Я тоже сдерживаться не собиралась, поэтому понизив голос и, добавив в него вкрадчивые нотки, доверительно полюбопытствовала: — Совсем голову потеряла?
Надменное лицо Хранительницы пошло пятнами от неприкрытого хамства, губы стянулись в неразличимую полоску. Я хмыкнула. За время жизни в Каантар’гуэ я часто наблюдала за ней через посредников и множество раз становилась свидетелем того, как быстро Весняна овладевает чувствами, вновь превращаясь в жестокую и расчётливую гадину с ласковой, ненатуральной улыбкой на подкрашенных губах. Хранительница Сорика до трясучки ненавидела, когда её не уважали и смели перечить. Похоже, совершенно отвыкла от простонародного общения, оно и не мудрено, когда следишь за каждым словом, что своим, что чужим, плетёшь интриги, в которых можно, как в паутине, запутаться, отмеряешь всякий раз нужную правду, и знаешь, что стоишь повыше прочих, неволей и позабудешь, что не все готовы облизывать носок туфельки.
— А ты, я гляжу, забываешься, — ожидаемо оскалилась она, даже как будто обрадовавшись благодатной теме и возможности в очередной раз указать кому-то на его место. — Никак не отвыкнешь от эрийской жизни? Ты уж попроси своего Правителя подыскать учителя этикета и манер. Кто там у тебя, Мороэн-тэ или Коренец. Неважно. Раз уж стоишь по правую руку, то будь добра соответствовать. При такой Хранительнице и врагов не нужно, махом со всеми рассорит.
Я кивнула, принимая нарекания, не далеко ушедших от правды. Соглашусь, дипломатические зачатки загнулись вместе с осушенным озерцом, но я по сему поводу значительных страданий не испытывала. Вторя моему настрою, Шарусси разлила по венам прохладное равнодушие, сейчас казавшееся крайне нужным и полезным. Не отметить изменений, как и скручивающееся над чащей грозовой тучей напряжение было невозможно. Природа начинала собственную партию, к которой целенаправленно готовилась последние несколько дней. Действующие лица собраны, преступление зафиксировано. В голове последним звонком гулко щёлкнул невидимый переключатель, и сквозь пелену поплывшей на пару секунд реальности я вновь увидела волчью стаю а, заговорив, не узнала в потустороннем голосе свой, пониженный для убедительности:
— Ты уничтожаешь источники силы хранителей, ты уничтожаешь самих хранителей, ты уничтожаешь простых людей, прикрываясь происками поверженного Лэнтоса, ты строишь козни и сталкиваешь лбами два континента. Не только ты, вы все поплатитесь, — звук оборвался, и я рыбой схватила глоток воздуха пересохшим горлом. Никогда прежде Шарусси не проявлялась в словах, пусть те слова я бы повторила от начала и до конца лично, горячо поддерживая справедливое обвинение, и потому где-то в глубине души закралось сомнение, действительно ли то вёл меня хаос?
Заминка заняла три точных удара сердца. Весняна, осознавшая, что мне известно гораздо больше, чем ей представлялось, ядовито и нервно хмыкнула. Прикрываться полу-вежливостью и воспитанием с настоящего момента не имело смысла, и она показала истинное лицо без стеснений: высокомерное, наглое и презирающее. Она меня не выносила. Открыто встречая её пропитанный брезгливостью взгляд, я задалась вопросом, когда мы, малознакомые друг с другом люди, превратились во врагов? В тот ли момент, когда провалилось покушение? Или гораздо раньше, когда подосланные наёмники не смогли расправиться с неинициированным хранителем, как расправлялись с прочими, неудобными, неготовыми и просто лишними? Или, когда мы с Сияной испортили наживку в Жубаре? Или, допустим, когда я уделала гэргу, вычислив причастность Сорика? Выходит, наше знакомство не такое уж и поверхностное, вон, как много нас связывает. Целое противостояние.
— Мы все поплатимся? — гоготнула Хранительница, запрокинув голову. — А давай я расплачусь прямо здесь? — Весняна раздражённо крутанула смотрящий в землю кинжал и, не размениваясь на очередные диалоги, призвала стихию огня, тут же прыткой лоскутной лентой сорвавшегося с острия и взявшего меня в обжигающее кольцо.
Почувствовав жар пламени, я сплоховала. Не столько нападение выбило из колеи, сколько бесконтрольно сжавшееся в ужасе тело. Почти год минул, и бестолку, при одном воспоминании о немыслимых мучениях папоротником, о таявшей коже, о запёкшейся крови, в груди нарастал еле сдерживаемый крик, мышцы наливались камнем, делались неподатливыми и чужими. Я замешкалась на доли секунд, и короткие мгновения страха стоили вожделенной свободы. Жар туго стиснул предплечья и, не снижая давления, волной покатился к шее. Не встретив немедленного сопротивления, Весняна сначала недоверчиво, а затем, войдя во вкус, расхохоталась. — А ты не так уж и неуязвима, верно?
«Верно» — мысленно согласилась я, предчувствуя позорную и болезненную смерть.
— Так даже проще, — рассудила она, не получив должного ответа. — От таких, как ты, одни проблемы. Иногда человека легче убрать, чем объяснить ему, чем он плох. У тебя, Борна, был шанс, но ты выбрала неправильную сторону. Как говорится, ничего личного, — подытожила вершительница судеб и подступилась ближе.
Колючее кольцо плотнее сжалось вокруг горла, остервенело вгрызлось в кожу и передавило хрящ. Хранительница Сорика увеличивала температуру и силу давления, намереваясь раз и навсегда покончить с неудобной персоной и напор, с которым она действовала, не оставлял сомнений: она завершит начатое. Ведомая недостатком воздуха, я встала на цыпочки и инстинктивно задрала голову. Я знала, что делать, я могла освободиться, мне всего лишь не хватало дыхания для манёвра. Остатки разума заполошно бились в раскалённой клетке, поглощённые обычным человеческим страхом. Неважно, кто ты перед ликом костлявой, тело всё равно реагирует животным образом, и как же, кляд его побери, тяжело заново обуздать трясущиеся поджилки и согреть похолодевшую кровь без посторонней помощи. Не просто взять себя в руки, а выцарапать из крючковатых лап кошмара, ломающих волю лишь лёгким касанием, намёком на вечность. Ох, как бы мне сейчас пригодилось вмешательство природы! Пару движений, всплеск магии, и я бы перехватила контроль. Глупые надежды. Шарусси не атакует самое себя, на такое способны лишь её хищные творения. И одно из них сейчас упивалось.
Уже характерно запахло жаренным, устойчивая к огню кожа Хранителя пока выдерживала натиск, но, видимо, времени оставалось совсем мало. В полуобморочном состоянии, наконец сообразив, что никакого живительного глотка воздуха мне не светит, как и поддержки, я наотмашь, на концентрацию с проводником не оставалось времени, долбанула грубой силой. Вздыбившийся ветер махом выдрал ближайшие деревья, сломал ветви, оборвал, как старую пряжу, корни и с треском бы покатился дальше, но я, тотчас рухнув на колени, также нефилигранно отозвала стихию, и всё смолкло. В оглушительной тишине раздавался лишь мой хрипящий кашель, шея горела нестерпимой болью, и, коснувшись кончиками пальцев нежной кожи, я нащупала крупный опоясывающий ожог с наливающимися волдырями. Опрокинутая навзничь Весняна, медленно поднималась, не сводя с меня настороженного, готового обороняться взгляда. У неё определённо имелась фора, чтобы взять реванш. Вся её конструкция ожидала удара и готовилась атаковать, как вдруг, она остановилась, вытаращилась за мою спину и побледнела, неосознанно сделав два коротких шага назад. Я почти обернулась посмотреть, что так её взволновало, как со мной поравнялась волчья морда. Чёрный влажный нос, слегка заложенные назад уши, янтарный глаз не выпускал из фокуса внимания Хранительницу Сорика. Следом за первым волком на мягких лапах двигались остальные. Огибая меня, стая невозмутимо, с по истине животным величием, рассредотачивалась вокруг. Понимая, что ещё немного, и Весняна укроется куполом, я воздушным кнутом выбила из её рук кинжал, и была вознаграждена возмущённым воплем.
— Ты совсем дура? Они же нас сожрут.
— Не нас — тебя, — прохрипела я остатками голоса. — И мне жаль, что наказание ты получишь сейчас, без придания огласке всех твоих злодеяний. По-моему, мир заслуживает знать, как много смерти ты принесла.
— Злодеяний? — нервно хохотнула Весняна, но сквозь яд сочилась дрожь. — Я делала его лучше! Я делала всё, чтобы континент процветал. — Хранительница осторожно, не смотря в глаза волкам, пятилась в противоположном направлении, преднамеренно не делая резких движений. — Борна, не будь глупой, — зачастила женщина, не питая никаких иллюзий относительно будущего. — Ночная стража это не шутки. Брось. Давай мы потом поговорим? Сядем и всё спокойно обсудим, мы сможем договориться. Ты поймёшь меня, когда выслушаешь. Давай же.
Я не ответила и не подняла проводника, с долей сожаления наблюдая за сжимающимся вокруг неё кругом. Не огненным, но уж, наверное, не менее болезненным. Помню, в первые месяцы хранительства, я задавалась вопросом, как же регулируются преступления избранников Шарусси, кто озвучивает приговор, кто его исполняет, и существует ли сила, способная остановить облачённого невероятной силой преступника. Свидетелем я становиться не хотела. На трясущихся ногах я поднялась, сжала для храбрости кулаки и зашагала прочь.
— Борна, Борна! Борна, прошу тебя!
Я закрыла уши руками. Далеко уйти не получилось, прежде чем я услышала чудовищный, надрывный визг, подтолкнувший меня в спину, и почти сразу в солнечное сплетение ударило болью, какая всегда бывает при смерти Хранителя. Я оступилась, рухнула в пряные прошлогодние листья и отключилась.
В беспамятстве мне виделся шатёр цирка, куда не просачивалось даже скудного света. Стоящий на страже надёжный полог оберегал тайное убежище иллюзий. Лёжа на бархатном покрытии мрака, я не ощущала ни времени, ни пространства, ни боли, ни стыда. Воображение подкидывало отвратительные картинки крови в лесу, разодранную одежду и изувеченное тело Весняны, а эмоций, нет, не подкидывало. Периодически тьма качалась, в ней появлялись переливчатые блики и снова исчезали, поглощаемые чёрной дырой, иногда мелькали голоса, звуки, становилась то жарко, то холодно, не менялось лишь ощущение нахождения в спасительной пустоте, и, пожалуй, это то, чего мне не хватало. Утратив способность чувствовать, сердца не касалось волнение, и оно наслаждалось безграничным, целительным уединением.
Я не особо удивилась, открыв глаза и увидев перед собой огромный портал окна с раскалённым до красноты закатным солнцем. За ним в последних лучах дня искрились высотные здания, в раскинувшемся полотне неба длинной вереницей собрались летающие механизмы. Отсюда, из небольшого помещения, куда меня забросило, ардеа казались крупными разноцветными каменьями, нанизанными на нитку для бус.
