Иллюзия разделила зрителей и повела в свою историю каждого по отдельности. Восхищение спустя секунду сменилось удивлением: моё тело перестало мне принадлежать, оно поднялось и отправилось сквозь заснеженное поле, к занесённым низким домикам. Вошло в один из них и застало маленькую девочку, играющую с куклой. Кукла умела говорить.
Скрытая во мраке иллюзионистка создавала живые картинки с сюжетом, в которых все мы становились личными свидетелями жизни героини. И это было восхитительно. На час с чем-то я просто забыла обо всех проблемах и полностью погрузилась в чужую историю. Под конец даже прослезилась, когда кукла превратилась в настоящего мальчика с сердцем, полным любви к девочке, кто так бережно о нём заботилась. Но самое главное это то, что я ни о чём, совершенно ни о чём не думала весь этот час с небольшим. Мысли возникли позже, с пробуждением магических огней. Спокойная, словно бы размеренная тишина наполнялась первыми робкими звуками. Находящиеся под впечатлением люди не могли так скоро вернуться в реальность, но всех переполняли чувства, поэтому, по большей части, слышались мечтательные вздохи и довольные смешки.
Я повернула голову к Акуну, тот, счастливый до кончиков волос, смотрел на меня, его губы растянулись от уха до уха.
— Бор-р-рна, вы когда-нибудь видели такое раньше? Я в жизни бы не представил!..
Я видела, только то была не магия, а наука. Довольно скучное, надо признать, изобретение в сравнении с талантом одарённой. Надо же, заколдованная кукла. Иллюзионистка говорила, что собирает истории, но выходит, она их создаёт. Магия способна на многое, но сделать из мальчика куклу и наоборот, невозможно. Разве что, речь в истории шла вовсе не о кукле. Кагым рассказывал, что в живых фильмах многое строится на метафорах, возможно, и здесь речь шла вовсе не о волшебном преображении.
— Видели? — продолжал допытываться сорванец, приподнялся на локте и заглянул в моё лицо.
— Нет, — соврала я. — Давай подождём, пока толкучка рассосётся и тоже пойдём. Тебе ещё уроки делать, а у меня есть дела.
— Понял. Но у меня сегодня не много, быстро управлюсь.
— Почему? Мало задали?
— Я лучше всех прошёл недельную проверку, некоторые учителя сделали мне подарок. А других нагрузили разными заданиями.
— Разными?
— Ну, да. Это зависит от того, по какому профилю не хватает знаний. Что провалил – то и делаешь дополнительно. А потом в следующую недельную проверку им дадут больше заданий, чтобы проверить, как они усвоили тему.
— Жестоко. И у многих уже свитки вместо листов?
Акун пожал плечами.
— Если ученик будет сильно отставать, его отправят проходить уровень заново. В магии всё строго. Но вообще, да, — шёпотом поделился он, — у нас есть несколько учеников, которые не успевают. В начале хэвроф у нас проверка за полугодие, если они не пройдут по баллам, их вернут в начало.
— Странная система. Что же, они в середине года будут создавать новую группу?
— Так и делают, да. Мы таких называем «отставашки».
— Зачем? Чтобы им было ещё более обидно?
— Правда же, — разом насупился мальчишка и резко вскочил на ноги. — Ладно, я пойду. До завтра!
— Эй, — окликнула я его, но тот уже юркнул в жидкую вереницу осчастливленных зрителей и был таков. Расстроился.
Зал почти опустел. Там, откуда уходили люди, фонари меркли, и вязкая темнота бархата образовывала чёрные дыры, постепенно поглощая всё новые и новые участки. Я следила за очередью, дожидаясь, когда последние люди выйдут, и я смогу беспрепятственно покинуть обитель иллюзий. Были тут и такие, как я, кто не собирался подниматься до самого последнего момента, дабы не толпиться у прохода.
— Неожиданно увидеть вас здесь, Борна.
Я обернулась и узнала в стоящем за моей спиной мужчине одного из преподавателей Университета.
— Миат Сараш, доброго вечера. — Преподаватель почтительно склонил голову. — Все в городе только и говорят, что о цирке. Не смогла пройти мимо.
— Понимаю, — вставил он, соглашаясь. Я продолжила:
— И Акун очень хотел попасть.
— Ваш помощник? — припомнил он, инстинктивно осмотревшись и не заметив сорванца по близости. — Где же он?
— Вернулся к урокам. Как вам представление?
— Я бывал ранее в других цирках и видел разные иллюзии, но сегодняшнее превзошло мои ожидания. Здесь трудится настоящий талант, восхитительная проработка мелочей. А вы что думаете?
— Я под сильным впечатлением. Не ожидала настолько чистой и яркой картинки.
— Есть в этой работе что-то наивно-чистое, — с энтузиазмом подхватил мужчина, но ответной реплики не получил. Я недвусмысленно посмотрела на опустевший выход. — Ну что же, — промямлил, будто бы собираясь проститься, но в последний момент передумал: — Позволите вас проводить? — неожиданно предложил он. В вопросе звучала исключительно вежливость, но и она неприятно кольнула в груди.
— Спасибо, идите без меня, у меня назначена встреча.
Миат Сараш неуверенно осмотрел пустой зал и, видимо, заподозрив меня в обмане, направился к распахнутым стенкам шатра, не решившись настаивать. Я дождалась его исчезновения и, на всякий случай, вышла с другой, не парадной стороны зала, к разбитому цирковому лагерю. Напоследок оглянулась: последние огни затухли, полностью погрузив обитель иллюзий во мрак. Снаружи спустившуюся темноту ночи разбавлял огонь. Высокие чадящие факелы выстроились вдоль импровизированных тропинок, хаотично ведущих к тканевым палаткам и накрытых брезентом подводам, также служившими ночлегом кочевому народу Заброшенных земель. Редкие и негромкие голоса нарушали тишину арены. Основная толпа быстро разошлась. В душном воздухе за несколько дней успел настояться животный запах.
Появившийся передо мной незнакомый юнец не удивил, как и прозвучавшее предложение проводить к иллюзионистке. Меня ждали и обо мне помнили. Далеко идти не пришлось, почти напротив главного шатра возвышалась серо-бежевая, в дождевых разводах и маслянистых пятнах палатка. Юнец поднял грязный край полога и пропустил меня внутрь. Внешний аромат сменился на резкий, грубый травяной запах. Крупная, приземистая женщина стояла в центре жилища у разведённого костра с установленным над ним треногой и помешивала в чугунке колдовское варево. Послушный огонь осторожно пыхтел в каменной кайме очага. Других источников света в палатке не водилось, других атрибутов уюта, впрочем, тоже. Жизнь в дороге не способствовала накопительству, это я знала по себе. Иллюзионистке вполне доставало брошенного на землю матраса с лоскутным покрывалом, внушительного сундука, в каком обычно перевозили вещи, и притулившегося рядом с ним сундука поменьше, его крышку забыли закрыть. Внутри лежали косметические баночки, щётка для волос, свисала нить крупных гранатовых бус. У огня лежали две плоские подушки. Вопреки разведённому огню, внутри стояла приятная прохлада, способная примирить со странным ароматом.
— Проходи, Хранительница, — вполоборота проговорила женщина, не отрываясь от своего важного дела. — Присаживайся, — она неопределённо махнула рукой. — Почти готово.
Я послушно обошла иллюзионистку, села на подушку, оказавшуюся довольно жёсткой, и только тогда подняла голову, чтобы снова заговорить. И запнулась на полуслове, успев выдавить нечто похожее на: «Наз-зы. О…»
Возраст иллюзионистки подбирался примерно к пятидесяти, сама она, с широкими чёрными бровями, тяжёлой косой, скрученной на затылке в пышный узел, размером чуть ли не с голову, крупным, выдающимся вперёд носом и массивной челюстью, отличалась той нетипичной привлекательностью, какую любили воплощать в своих произведениях зодчие. Фактурно-резкая, волевая, яркая, со сквозящим сквозь черты характером: определённо закалённым в невзгодах. И единственная деталь, выбившая меня из колеи, странно контрастировала с обликом. Неродная, приделанная маска лишала дара речи любого, кто впервые заглядывал в лицо женщины, творившей настоящее чудо для видящих. Искусно обточенные зеленоватые камни в её глазницах отражали блики огня. Она не видела ни меня, ни костра перед собой, ни котелка. Иллюзионистка варила амгуцу наощупь. Меня прошибла дрожь.
— Что молчишь, испугалась? — по-доброму усмехнулась она, без труда распознав заминку.
— Нет. Просто не ожидала, — честно признала я. — Вам помочь?
— И без тебя справлялась, — осклабилась иллюзионистка, обнажив зубы. Из сложенной щепоткой ладони брызнуло крошево льда, и я услышала хруст схватившейся на вареве корки. Иллюзионистка взяла деревянный черпак и от души хряпнула им по ледяной шапке, после чего зачерпнула вязкую жижу и сняла пробу. Скривилась.
— То, что надо, забористая. Возьми там в большом сундуке две железные рюмки.
Пока я копошилась в чужих вещах, в палатку зашёл давешний юнец, но в этот раз с подносом, полным еды. Осторожно поставил его меж подушек и без слов удалился.
— Травы для амгуцы настаиваются три дня, — просветила меня иллюзионистка. — Охлаждаются, кипятятся, снова охлаждаются. А лучшие специи для неё продаются на юге, за перевалом. Знаешь Зубастую щель?
— Нет.
— Из каких ты краёв? — Женщина крайне осторожно сняла чугунок и поставила его у своих ног, на устеленный коврами пол. Я поняла, что донести до нужного места его предлагалось именно мне, поэтому, выудив-таки увесистые рюмки, направилась к огню. Подхватила горячий чугунок и поставила тот рядом с подносом. Иллюзионистка неуверенно отложила прихватку.
— Из Нануэка я. Меня называют Борной, будем знакомы?
— Как там у вас говорится? — загадочно улыбнулась она. — Меня называют Шамой, будем знакомы.
— А у вас как говорят?
— У нас сложнее, — она медленно проковыляла ко мне, ногой нашла незанятую подушку и грузно опустилась рядом. — Мы называем свой род и ветвь, но зачем оно тебе. Я уже и сама в этом смысла не вижу. Набор слов, выдающий слишком много лишней информации. Ваше приветствие понятнее: будем знакомы? Кстати, а можно ответить «нет»?
— Можно, для того и спрашиваем. Мы всегда даём собеседнику право выбора, тогда как сами уже решили начать знакомство.
— Решительно, — подытожила женщина, нащупывая чугунок и черпак, словно проверяя на нужном ли он месте.
— Я разолью, — упредила я. — Так, что это за волшебный напиток? Дурманит?
Шама протянула мне первую рюмку.
— Наоборот, весь туман из головы выгоняет. То, что надо после насыщенного дня или тяжкой ночи. Поверь, заснёшь сегодня сном младенца, в теле будет небывалая лёгкость.
Я примерилась:
— До краёв наливать?
— Нет, на три капли. Что за вопросы, конечно, до краёв! — возмутилась иллюзионистка, выбрасывая тараном руку, едва не угодившую мне в плечо.
Тягучая зеленоватая жидкость с крошевом льда не успела коснуться кромки, как Шама тут же опрокинула её в себя.
— Первую выпиваешь залпом, а остальные уже смакуешь. Поняла?
Я принюхалась к своей рюмке, хранительское чутье не предупреждало об опасности, но я все равно, пользуясь тем, что Шама не могла меня видеть, осторожно пригубила зелье на пробу. Рот опалило холодом и почти сразу на губах запекло. Смесь неизвестных трав прокатилась горечью по гортани, но оставила после себя диковинное послевкусие не самой гадкой кислинки. Я смело опрокинула в себя остальное, и в голове тут же ударил набат.
— Как ощущения? — не преминула спросить воодушевлённая иллюзионистка, больше напоминающая сейчас ставящего опыт учёного на грани открытия.
— Как будто меня обухом хватили.
Шама счастливо расхохоталась то ли моей слабой выдержке, то ли удовлетворительному результату проверки.
— Наливай ещё. За амгуцей и разговором время бежит быстро.
То, что за напитком время бежит быстрее я даже не сомневалась, потому что заподозрила, что после рюмки отключилась на пару мгновений от реальности. В травяном вареве не было ни капли хмеля и прошибало оно действительно знатно. Иллюзионистка зашла на второй круг, на этот раз она не торопилась. Важно отпила, подержала амгуцу во рту и только затем сглотнула, прицокнув от удовольствия. Я повременила.
— Вы бывали в Нануэке? В вашей сегодняшней иллюзии я видела отнюдь не Затерянные земли. Или я ошибаюсь?
— Верно, Нануэк. Как-то я прожила там полтора года ради бесценных впечатлений. Вот после пережитой зимы я и засобиралась обратно, слишком уж холодно. Здесь мы снега не знаем, не привыкшие.
— В Цанте ещё холоднее. И снега гораздо больше, как я слышала.
— Ты ездила туда? — сипловатый голос прыгнул вверх, Шама залпом осушила вторую рюмку и поводила ею в воздухе, намекая что негоже оставлять посуду пустой.
— Не на долго.
— Любопытно. — Шама слегка подалась ко мне, как если бы пыталась заглянуть в душу. Водянистые камни, заменяющие глаза, впитывали огонь, в их недрах разбрызгивались тонкие пучки света.
Я с неловким чувством подсматривающего разглядывала её лицо, множество морщинок, брови, тонкие и редкие ресницы, опустившийся от возраста овал лица. Из-за смуглого оттенка кожи её выцветшие губы казались бледно-сиреневыми. Мне хотелось сказать, что я никогда не видела ничего подобного тому, что она создала сегодня в шатре, но из комплимента непременно рождался вопрос, как именно ей удаётся так тонко чувствовать этот мир, не имея возможности видеть его красок. Поэтому я молчала и разглядывала женщину. Как и все местные жители она носила цветастый халат, но её вариант отличался практичностью. Подпоясанная длинная рубаха заканчивалась на уровне колен, ноги скрывали воздушные широкие брюки, суженные на щиколотках. Плетёнки она носила на размер больше, и открытая обувь позволяла увидеть множество колец на пальцах ног. Украшения фонили магией, стало быть, амулеты. Я вскользь подумала, что, может статься, ей гораздо больше пятидесяти.
— На Затерянной земле много всего случается, — вздохнула женщина и снова качнула ко мне пустую посуду. Я наполнила её рюмку. — Но только здесь, в Каматэ, у стен великого Каантар’гуэ можно встретить много хранителей. Удивительное место и удивительная судьба, полагаю. Я сказала тебе сегодня, что всегда хотела создать историю про магию Шарусси, и это правда. Ты так легко разрушила часть моей иллюзии… сила хранителей не знает себе равных.
— Обычно это невозможно? Я имею в виду, что-то разрушить в иллюзии.
— Хм, скажем так, иллюзия – это всего лишь образ из моей головы. Зрители могут созерцать, но не вторгаться. Ты задаёшь странные вопросы, получается, ты не маг, — подытожила она, склонив голову.
— Не маг. Да и Хранительница ещё малоопытная.
— Малоопытная, — по слогам повторила Шама. — Я слышала старые сплетни, что в Каантар’гуэ учат хранителей.
Я пожала плечами, выражая неосведомлённость в обозначенной теме, но почти сразу спохватилась:
— Мы учимся везде, куда занесёт.
— Думается мне, странствовать приходится часто.
— Часто, — безэмоционально подтвердила я. Желание иллюзионистки узнать больше о хранителях вызывало во мне понимание, но продолжение беседы всё больше напоминало опрос. Я сделала маленький глоток и снова прощупала палатку беглым взглядом. По-походному просто и удобно. — Вам тоже не привыкать жить в дороге.
— Я пришла в цирк после несчастного случая, — она невзначай тронула веки, прикрывшие гладкие камни, — да так тут и осталась. Будучи незрячей без поддержки жить сложно, а здесь мы, как одна большая семья.
Я остереглась проявлять нетактичность и узнавать подробности того происшествия, что лишил Шаму зрения.
Скрытая во мраке иллюзионистка создавала живые картинки с сюжетом, в которых все мы становились личными свидетелями жизни героини. И это было восхитительно. На час с чем-то я просто забыла обо всех проблемах и полностью погрузилась в чужую историю. Под конец даже прослезилась, когда кукла превратилась в настоящего мальчика с сердцем, полным любви к девочке, кто так бережно о нём заботилась. Но самое главное это то, что я ни о чём, совершенно ни о чём не думала весь этот час с небольшим. Мысли возникли позже, с пробуждением магических огней. Спокойная, словно бы размеренная тишина наполнялась первыми робкими звуками. Находящиеся под впечатлением люди не могли так скоро вернуться в реальность, но всех переполняли чувства, поэтому, по большей части, слышались мечтательные вздохи и довольные смешки.
Я повернула голову к Акуну, тот, счастливый до кончиков волос, смотрел на меня, его губы растянулись от уха до уха.
— Бор-р-рна, вы когда-нибудь видели такое раньше? Я в жизни бы не представил!..
Я видела, только то была не магия, а наука. Довольно скучное, надо признать, изобретение в сравнении с талантом одарённой. Надо же, заколдованная кукла. Иллюзионистка говорила, что собирает истории, но выходит, она их создаёт. Магия способна на многое, но сделать из мальчика куклу и наоборот, невозможно. Разве что, речь в истории шла вовсе не о кукле. Кагым рассказывал, что в живых фильмах многое строится на метафорах, возможно, и здесь речь шла вовсе не о волшебном преображении.
— Видели? — продолжал допытываться сорванец, приподнялся на локте и заглянул в моё лицо.
— Нет, — соврала я. — Давай подождём, пока толкучка рассосётся и тоже пойдём. Тебе ещё уроки делать, а у меня есть дела.
— Понял. Но у меня сегодня не много, быстро управлюсь.
— Почему? Мало задали?
— Я лучше всех прошёл недельную проверку, некоторые учителя сделали мне подарок. А других нагрузили разными заданиями.
— Разными?
— Ну, да. Это зависит от того, по какому профилю не хватает знаний. Что провалил – то и делаешь дополнительно. А потом в следующую недельную проверку им дадут больше заданий, чтобы проверить, как они усвоили тему.
— Жестоко. И у многих уже свитки вместо листов?
Акун пожал плечами.
— Если ученик будет сильно отставать, его отправят проходить уровень заново. В магии всё строго. Но вообще, да, — шёпотом поделился он, — у нас есть несколько учеников, которые не успевают. В начале хэвроф у нас проверка за полугодие, если они не пройдут по баллам, их вернут в начало.
— Странная система. Что же, они в середине года будут создавать новую группу?
— Так и делают, да. Мы таких называем «отставашки».
— Зачем? Чтобы им было ещё более обидно?
— Правда же, — разом насупился мальчишка и резко вскочил на ноги. — Ладно, я пойду. До завтра!
— Эй, — окликнула я его, но тот уже юркнул в жидкую вереницу осчастливленных зрителей и был таков. Расстроился.
Зал почти опустел. Там, откуда уходили люди, фонари меркли, и вязкая темнота бархата образовывала чёрные дыры, постепенно поглощая всё новые и новые участки. Я следила за очередью, дожидаясь, когда последние люди выйдут, и я смогу беспрепятственно покинуть обитель иллюзий. Были тут и такие, как я, кто не собирался подниматься до самого последнего момента, дабы не толпиться у прохода.
— Неожиданно увидеть вас здесь, Борна.
Я обернулась и узнала в стоящем за моей спиной мужчине одного из преподавателей Университета.
— Миат Сараш, доброго вечера. — Преподаватель почтительно склонил голову. — Все в городе только и говорят, что о цирке. Не смогла пройти мимо.
— Понимаю, — вставил он, соглашаясь. Я продолжила:
— И Акун очень хотел попасть.
— Ваш помощник? — припомнил он, инстинктивно осмотревшись и не заметив сорванца по близости. — Где же он?
— Вернулся к урокам. Как вам представление?
— Я бывал ранее в других цирках и видел разные иллюзии, но сегодняшнее превзошло мои ожидания. Здесь трудится настоящий талант, восхитительная проработка мелочей. А вы что думаете?
— Я под сильным впечатлением. Не ожидала настолько чистой и яркой картинки.
— Есть в этой работе что-то наивно-чистое, — с энтузиазмом подхватил мужчина, но ответной реплики не получил. Я недвусмысленно посмотрела на опустевший выход. — Ну что же, — промямлил, будто бы собираясь проститься, но в последний момент передумал: — Позволите вас проводить? — неожиданно предложил он. В вопросе звучала исключительно вежливость, но и она неприятно кольнула в груди.
— Спасибо, идите без меня, у меня назначена встреча.
Миат Сараш неуверенно осмотрел пустой зал и, видимо, заподозрив меня в обмане, направился к распахнутым стенкам шатра, не решившись настаивать. Я дождалась его исчезновения и, на всякий случай, вышла с другой, не парадной стороны зала, к разбитому цирковому лагерю. Напоследок оглянулась: последние огни затухли, полностью погрузив обитель иллюзий во мрак. Снаружи спустившуюся темноту ночи разбавлял огонь. Высокие чадящие факелы выстроились вдоль импровизированных тропинок, хаотично ведущих к тканевым палаткам и накрытых брезентом подводам, также служившими ночлегом кочевому народу Заброшенных земель. Редкие и негромкие голоса нарушали тишину арены. Основная толпа быстро разошлась. В душном воздухе за несколько дней успел настояться животный запах.
Появившийся передо мной незнакомый юнец не удивил, как и прозвучавшее предложение проводить к иллюзионистке. Меня ждали и обо мне помнили. Далеко идти не пришлось, почти напротив главного шатра возвышалась серо-бежевая, в дождевых разводах и маслянистых пятнах палатка. Юнец поднял грязный край полога и пропустил меня внутрь. Внешний аромат сменился на резкий, грубый травяной запах. Крупная, приземистая женщина стояла в центре жилища у разведённого костра с установленным над ним треногой и помешивала в чугунке колдовское варево. Послушный огонь осторожно пыхтел в каменной кайме очага. Других источников света в палатке не водилось, других атрибутов уюта, впрочем, тоже. Жизнь в дороге не способствовала накопительству, это я знала по себе. Иллюзионистке вполне доставало брошенного на землю матраса с лоскутным покрывалом, внушительного сундука, в каком обычно перевозили вещи, и притулившегося рядом с ним сундука поменьше, его крышку забыли закрыть. Внутри лежали косметические баночки, щётка для волос, свисала нить крупных гранатовых бус. У огня лежали две плоские подушки. Вопреки разведённому огню, внутри стояла приятная прохлада, способная примирить со странным ароматом.
— Проходи, Хранительница, — вполоборота проговорила женщина, не отрываясь от своего важного дела. — Присаживайся, — она неопределённо махнула рукой. — Почти готово.
Я послушно обошла иллюзионистку, села на подушку, оказавшуюся довольно жёсткой, и только тогда подняла голову, чтобы снова заговорить. И запнулась на полуслове, успев выдавить нечто похожее на: «Наз-зы. О…»
Возраст иллюзионистки подбирался примерно к пятидесяти, сама она, с широкими чёрными бровями, тяжёлой косой, скрученной на затылке в пышный узел, размером чуть ли не с голову, крупным, выдающимся вперёд носом и массивной челюстью, отличалась той нетипичной привлекательностью, какую любили воплощать в своих произведениях зодчие. Фактурно-резкая, волевая, яркая, со сквозящим сквозь черты характером: определённо закалённым в невзгодах. И единственная деталь, выбившая меня из колеи, странно контрастировала с обликом. Неродная, приделанная маска лишала дара речи любого, кто впервые заглядывал в лицо женщины, творившей настоящее чудо для видящих. Искусно обточенные зеленоватые камни в её глазницах отражали блики огня. Она не видела ни меня, ни костра перед собой, ни котелка. Иллюзионистка варила амгуцу наощупь. Меня прошибла дрожь.
— Что молчишь, испугалась? — по-доброму усмехнулась она, без труда распознав заминку.
— Нет. Просто не ожидала, — честно признала я. — Вам помочь?
— И без тебя справлялась, — осклабилась иллюзионистка, обнажив зубы. Из сложенной щепоткой ладони брызнуло крошево льда, и я услышала хруст схватившейся на вареве корки. Иллюзионистка взяла деревянный черпак и от души хряпнула им по ледяной шапке, после чего зачерпнула вязкую жижу и сняла пробу. Скривилась.
— То, что надо, забористая. Возьми там в большом сундуке две железные рюмки.
Пока я копошилась в чужих вещах, в палатку зашёл давешний юнец, но в этот раз с подносом, полным еды. Осторожно поставил его меж подушек и без слов удалился.
— Травы для амгуцы настаиваются три дня, — просветила меня иллюзионистка. — Охлаждаются, кипятятся, снова охлаждаются. А лучшие специи для неё продаются на юге, за перевалом. Знаешь Зубастую щель?
— Нет.
— Из каких ты краёв? — Женщина крайне осторожно сняла чугунок и поставила его у своих ног, на устеленный коврами пол. Я поняла, что донести до нужного места его предлагалось именно мне, поэтому, выудив-таки увесистые рюмки, направилась к огню. Подхватила горячий чугунок и поставила тот рядом с подносом. Иллюзионистка неуверенно отложила прихватку.
— Из Нануэка я. Меня называют Борной, будем знакомы?
— Как там у вас говорится? — загадочно улыбнулась она. — Меня называют Шамой, будем знакомы.
— А у вас как говорят?
— У нас сложнее, — она медленно проковыляла ко мне, ногой нашла незанятую подушку и грузно опустилась рядом. — Мы называем свой род и ветвь, но зачем оно тебе. Я уже и сама в этом смысла не вижу. Набор слов, выдающий слишком много лишней информации. Ваше приветствие понятнее: будем знакомы? Кстати, а можно ответить «нет»?
— Можно, для того и спрашиваем. Мы всегда даём собеседнику право выбора, тогда как сами уже решили начать знакомство.
— Решительно, — подытожила женщина, нащупывая чугунок и черпак, словно проверяя на нужном ли он месте.
— Я разолью, — упредила я. — Так, что это за волшебный напиток? Дурманит?
Шама протянула мне первую рюмку.
— Наоборот, весь туман из головы выгоняет. То, что надо после насыщенного дня или тяжкой ночи. Поверь, заснёшь сегодня сном младенца, в теле будет небывалая лёгкость.
Я примерилась:
— До краёв наливать?
— Нет, на три капли. Что за вопросы, конечно, до краёв! — возмутилась иллюзионистка, выбрасывая тараном руку, едва не угодившую мне в плечо.
Тягучая зеленоватая жидкость с крошевом льда не успела коснуться кромки, как Шама тут же опрокинула её в себя.
— Первую выпиваешь залпом, а остальные уже смакуешь. Поняла?
Я принюхалась к своей рюмке, хранительское чутье не предупреждало об опасности, но я все равно, пользуясь тем, что Шама не могла меня видеть, осторожно пригубила зелье на пробу. Рот опалило холодом и почти сразу на губах запекло. Смесь неизвестных трав прокатилась горечью по гортани, но оставила после себя диковинное послевкусие не самой гадкой кислинки. Я смело опрокинула в себя остальное, и в голове тут же ударил набат.
— Как ощущения? — не преминула спросить воодушевлённая иллюзионистка, больше напоминающая сейчас ставящего опыт учёного на грани открытия.
— Как будто меня обухом хватили.
Шама счастливо расхохоталась то ли моей слабой выдержке, то ли удовлетворительному результату проверки.
— Наливай ещё. За амгуцей и разговором время бежит быстро.
То, что за напитком время бежит быстрее я даже не сомневалась, потому что заподозрила, что после рюмки отключилась на пару мгновений от реальности. В травяном вареве не было ни капли хмеля и прошибало оно действительно знатно. Иллюзионистка зашла на второй круг, на этот раз она не торопилась. Важно отпила, подержала амгуцу во рту и только затем сглотнула, прицокнув от удовольствия. Я повременила.
— Вы бывали в Нануэке? В вашей сегодняшней иллюзии я видела отнюдь не Затерянные земли. Или я ошибаюсь?
— Верно, Нануэк. Как-то я прожила там полтора года ради бесценных впечатлений. Вот после пережитой зимы я и засобиралась обратно, слишком уж холодно. Здесь мы снега не знаем, не привыкшие.
— В Цанте ещё холоднее. И снега гораздо больше, как я слышала.
— Ты ездила туда? — сипловатый голос прыгнул вверх, Шама залпом осушила вторую рюмку и поводила ею в воздухе, намекая что негоже оставлять посуду пустой.
— Не на долго.
— Любопытно. — Шама слегка подалась ко мне, как если бы пыталась заглянуть в душу. Водянистые камни, заменяющие глаза, впитывали огонь, в их недрах разбрызгивались тонкие пучки света.
Я с неловким чувством подсматривающего разглядывала её лицо, множество морщинок, брови, тонкие и редкие ресницы, опустившийся от возраста овал лица. Из-за смуглого оттенка кожи её выцветшие губы казались бледно-сиреневыми. Мне хотелось сказать, что я никогда не видела ничего подобного тому, что она создала сегодня в шатре, но из комплимента непременно рождался вопрос, как именно ей удаётся так тонко чувствовать этот мир, не имея возможности видеть его красок. Поэтому я молчала и разглядывала женщину. Как и все местные жители она носила цветастый халат, но её вариант отличался практичностью. Подпоясанная длинная рубаха заканчивалась на уровне колен, ноги скрывали воздушные широкие брюки, суженные на щиколотках. Плетёнки она носила на размер больше, и открытая обувь позволяла увидеть множество колец на пальцах ног. Украшения фонили магией, стало быть, амулеты. Я вскользь подумала, что, может статься, ей гораздо больше пятидесяти.
— На Затерянной земле много всего случается, — вздохнула женщина и снова качнула ко мне пустую посуду. Я наполнила её рюмку. — Но только здесь, в Каматэ, у стен великого Каантар’гуэ можно встретить много хранителей. Удивительное место и удивительная судьба, полагаю. Я сказала тебе сегодня, что всегда хотела создать историю про магию Шарусси, и это правда. Ты так легко разрушила часть моей иллюзии… сила хранителей не знает себе равных.
— Обычно это невозможно? Я имею в виду, что-то разрушить в иллюзии.
— Хм, скажем так, иллюзия – это всего лишь образ из моей головы. Зрители могут созерцать, но не вторгаться. Ты задаёшь странные вопросы, получается, ты не маг, — подытожила она, склонив голову.
— Не маг. Да и Хранительница ещё малоопытная.
— Малоопытная, — по слогам повторила Шама. — Я слышала старые сплетни, что в Каантар’гуэ учат хранителей.
Я пожала плечами, выражая неосведомлённость в обозначенной теме, но почти сразу спохватилась:
— Мы учимся везде, куда занесёт.
— Думается мне, странствовать приходится часто.
— Часто, — безэмоционально подтвердила я. Желание иллюзионистки узнать больше о хранителях вызывало во мне понимание, но продолжение беседы всё больше напоминало опрос. Я сделала маленький глоток и снова прощупала палатку беглым взглядом. По-походному просто и удобно. — Вам тоже не привыкать жить в дороге.
— Я пришла в цирк после несчастного случая, — она невзначай тронула веки, прикрывшие гладкие камни, — да так тут и осталась. Будучи незрячей без поддержки жить сложно, а здесь мы, как одна большая семья.
Я остереглась проявлять нетактичность и узнавать подробности того происшествия, что лишил Шаму зрения.
