Провести пальцем по нежной коже… вот так, почти невесомо, едва касаясь. Обрисовать впадинки под скулами, ямочку на округлом подбородке, очертания губ. Хмелея от собственной дерзости, чуть усилить нажим – и сцепить накрепко зубы, чтобы не выругаться, когда она чуть приоткроет рот. Такая манящая, такая желанная. Совсем рядом, с ума сводит, кажется такой доступной – просто возьми. Нельзя. Нельзя.
***
Опять меня разбудили прикосновения. Не грубые и жадные, как в трактире, а нежные и ласковые. Сирил касался меня так, словно бы я могла сломаться или разбиться, примени он силу. Невесомо, почти не ощутимо. Будто теплый солнечный лучик скользил по моему лицу, по щеке, по губам. Согревал и чуть-чуть щекотал. И это было… приятно. Вот так, да. Другого слова я бы не подобрала.
Нега и ожидание чего-то иного, большего. Затишье, в котором крылась угроза грядущей бури. Очень, очень скорой. Не скрыться, не убежать – все равно настигнет, сметет все на своем пути. И страшно от этого, и сладко. Замирает сердце, немеют руки, покалывает пальцы. И жду, и боюсь.
– Ирис, ведьма, – едва слышный шепот, прерывистый, горячий, – что же ты делаешь со мной?
Я делаю? Не он?
Легко потянул за прядь волос, намотал на палец.
– Шелк. Драгоценный восточный шелк, что меняют на золото по весу.
Он говорил хрипло, словно снедаемый жаром.
– Мед и травы. Ирис…
Мысли путались, терялись. Я ничего уже не понимала. Какой мед? Причем здесь травы? Или это все еще сон? Сладкий, прекрасный, сказочный сон. Не хочу, чтобы он заканчивался. Пусть длится, длится, длится.
Опять пальцами по щеке, нежно-нежно, бережно, мучительно медленно.
– Такая красивая… такая желанная… Ирис…
Все ближе, ближе. Жаркое дыхание, горячие губы. Они обжигают мои, раскрывшиеся навстречу. Накрывают сначала легко, невесомо, а потом впиваются с неудержимой страстью. Жидкий огонь струится по венам, бьет в сердце, выжигает клеймо. Охватывает тело, заставляется выгнуться в нестерпимой муке, раствориться в ощущениях.
Я не знала. Действительно не знала, что бывает ТАК. Что такое возможно: одно дыхание на двоих, стук сердец в унисон, полное забытье, когда все неважно. Лишь его губы, его руки, его язык. Лишь бы сжимал в объятиях, не отпускал. Раствориться в поцелуе, утонуть в наслаждении. Сон это или явь – да какая разница? Только бы не заканчивалось волшебство, связавшее нас. Никогда. Ни за что.
Губы Сирила обжигали, оставляли метки на шее, на ключицах. Я металась под ним, сжимала его плечи, пропускала сквозь пальцы пряди мягких черных волос. Хотела… сама не знала, чего хотела. Большего. Чтобы еще жарче, еще сильнее, еще неистовее. Чтобы вместе.
– Ирис… ведьма…
– Си-и-ирил!
Его имя, сорвавшееся с моих губ, привело к безумию. Зарычав, он крепко сжал мои бедра, сминая тонкий батист сорочки.
– И-и-ирис! Моя-а-а!
Я выгнулась, откинула голову, подставила шею под новые поцелуи. И тут все закончилось.
Со звоном разлетелись выбитые оконные стекла. Ледяной вихрь ворвался в теплую спальню, закружил по комнате, рванул занавески. Вспыхнули на стенах светильники, загорелись ярким золотым пламенем. Исчезло волшебство, разбилось, разметалось осколками. Лицо Сирила исказила мука.
– Что это? – спросила я в испуге.
Губы отказывались повиноваться, слова застревали в горле. Разобрал ли Сирил мой хрип – не знаю, но прикрыл меня своим телом. Из внесенных ветром снежинок внезапно соткалась жуткая оскаленная морда, и я вскрикнула, зажмурилась от страха.
– Пора! – послышалось в завываниях снежной бури. – Пора!
И ветер утих. Когда я открыла глаза, светильники горели уже приглушенно, занавески колыхались, а не рвались с карнизов, не кружил по комнате ледяной смерч.
– Что это было?
Сирил поднялся, бледный, решительный.
– Одевайся, Ирис. Нам нужно во дворец.
– Сейчас? – впала я в недоумение. – Посреди ночи?
Он кивнул.
– Да, немедленно. Где твоя одежда? В купальне? Я принесу ее.
Растерянность. Недоумение. Испуг. Они раздирали меня на части, мешали сосредоточиться, мыслить здраво. Пока не вернулся Сирил, я так и сидела среди смятых простыней, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону.
Он вернулся быстро, слишком быстро, как мне показалось. Уже одетый, обутый в дорожные сапоги, с охапкой одежды. Новой, незнакомой одежды. Не моей.
– Чье это?
Он бросил вещи на кровать.
– Твое. Одевайся, я отвернусь.
И действительно отвернулся, вот только позабыть о его присутствии мне никак не удавалось. Только не сейчас, не после того, что произошло между нами, а тем более – после того, что чуть не произошло.
Торопливо я сбросила с себя ночную сорочку и подхватила платье. Простого кроя, со шнуровкой спереди, чтобы не требовалась помощь горничных. Зато темно-фиолетовый глубокий цвет и мягкий бархат, тончайшие кружева на вороте и манжетах с лихвой компенсировали простоту фасона. Да, в этом наряде никто не принял бы меня за простолюдинку!
О нижнем белье неведомый некто, подготовивший для меня одежду, не позаботился, зато снабдил чулками и удобными туфлями на невысоком каблучке. Хм, и как в них прикажете идти по снегу? Но задавать вопросы я не стала, рассудив, что сейчас Сирилу не до таких пустяков. Натянула на себя оказавшиеся абсолютно новые вещи, идеально подошедшие по размеру, и доложила:
– Готова.
Сирил обернулся, оглядел меня с ног до головы, и под его взглядом меня вновь обдало жаркой волной. Лицо северянина на миг исказилось, уголок губ дернулся.
– Закрой глаза, – хриплым голосом велел он. – Закрой и не открывай, пока не позволю.
Я покорно зажмурилась и почувствовала, как меня подхватывает неожиданно теплым вихрем и несет, несет куда-то, а в ушах звучит незнакомый голос:
– Не бойся, Ирис, не бойся.
– Не боюсь! – хотела крикнуть я, но не смогла даже открыть рот.
А теплый ветер кружил и кружил меня, поднимал и опускал, пока не поставил на землю.
– Можешь открыть глаза, – разрешил Сирил, оказавшийся рядом со мной.
Наверное, его, как и меня, тоже перенес этот странный ветер. Я нетерпеливо распахнула глаза и ахнула, зажав рот ладонью.
Огромный зал, потолки которого теряются во мраке. Стены сложены из темного камня с алыми прожилками – никогда нигде подобного не видала. Два стройных ряда резных колонн. И то, что поразило меня сильнее всего: изображения крылатых монстров, подобных тому, что видели мы над Снаргардом. Глаза чудовищ горели ярко-красным огнем, из оскаленных пастей вырывались языки пламени, ярко освещавшие помещение. Других источников света не было.
– Мой эрт! – раздался откуда-то звонкий голос.
Эхо подхватило оклик, понесло его гулять под сводами зала:
– эрт… эрт… эрт…
– Эрт! Ты вернулся!
Я огляделась в поисках трона, на котором должно бы восседать правителю северных земель, но ничего подобного не обнаружила. Увидела лишь спешившего к нам седовласого господина, отличавшегося телосложением столь изящным, что более подобало бы незрелому юнцу, а не мужу в летах. Хрупкий, узкоплечий, с тонкими запястьями и узким лицом, на котором выделялись неожиданно по-молодому яркие черные глаза. Его одежда напоминала ту, что носят кочевники пустыни, которых приходилось мне видеть в той, прошлой жизни на юге: подпоясанная широким кушаком златотканая размахайка без рукавов и белая рубаха под ней. Длинные волосы свободно падали на плечи, лоб охватывал золотой обруч. Это и есть эрт? Странно. Менее всего незнакомец походил на северянина.
Свою ошибку я осознала, когда он приблизился к нам. Жадно вглядывалась в его лицо, пыталась определить, что он за человек, полагала, что от него зависит моя судьба. Вот только он, подойдя к Сирилу, низко поклонился, прижав руку к груди.
– С возвращением, мой эрт!
– эрт… эрт… – подхватило эхо.
И меня как обухом по голове ударило осознание сразу двух вещей. Во-первых, молодыми у незнакомца были не только глаза, а и голос. Это он приветствовал правителя. А во-вторых, раз уж обращался он к Сирилу, смотрел на него с почтением, кланялся низко, стало быть… стало быть…
– Нет! – выдохнула я прежде, чем додумала до конца безумную мысль. – Не может быть! Это же какая-то шутка, да? Сирил! Он пошутил, верно?
Но Сирил только медленно покачал головой.
– Нет, Ирис. Шутки закончились. Теперь все очень серьезно.
СИРИЛ
Растерянность. Неверие. Недоумение. Обида. Эмоции столь отчетливо проступали на лице Ирис, что не требовалось обладать особыми способностями, дабы их прочесть. Ярость. Гнев. Серые глаза сузились, поджались упрямо розовые губы.
– Прошу простить меня, эрт, что обращалась к вам без должного почтения. Впрочем, это, как вы не можете не знать, не моя вина.
Боль. Ярко-алые всполохи с темными полосами. Ей больно, крошке Ирис. Она не знает, не понимает, за что. Почему он поступил так с ней. И даже не догадывается, что самому Сирилу намного больнее. Словно разодрали грудную клетку, вырвали сердце, живое, истекающее кровью, все еще бьющееся в безумной надежде, и швырнули под ноги глумящейся толпе.
Не в силах заглушить, утишить терзания, он отвернулся от Ирис и обратился к Хранителю:
– Рад приветствовать тебя. Скажи, все ли спокойно?
Хранитель поклонился еще ниже, согнувшись так, что едва ли не коснулся лбом коленей.
– Мне невыносимо тяжко сообщать тебе эти новости, мой эрт, но нет. Сердце неспокойно. Его волнение ощущал весь Снаргард, сотрясаясь от биения.
Новость действительно была не из приятных и требовала тщательного обдумывания. Сердце неспокойно, Сердце бьется сильнее обычного. Грядут великие перемены. Но прежде, чем пройти в святая святых дворца, требовалось уладить один вопрос. И Сирил заговорил, указав на Ирис:
– Позаботься о моей гостье, Хранитель. Пусть ей отведут покои, достойные ее положения. Проследи, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Поклон, теперь уже не такой низкий. Что бы ни подумал Хранитель, взгляд его оставался безмятежен, а высокий лоб гладок. Морщины, выдающие возраст, залегли только под глазами, да у рта нарисовали горькие складки. Сирил ни разу не видел Хранителя нахмуренным, хотя помнил его долгие годы, с тех самых пор, когда прежний эрт привел юного наследника к Сердцу. И все это время седовласый обитатель подземелий выглядел одинаково: мужчиной, чья молодость давно миновала, но к которому еще не подступала старческая дряхлость. Сколько же ему лет в действительности? Этого эрт не знал, но порой думал, что родился Хранитель в год основания Снаргарда. Так оно или нет, проверить было нельзя.
Оставшись в одиночестве (Ирис молча пошла за своим провожатым, на эрта даже не оглянулась, только вздернула повыше подбородок и расправила хрупкие плечи), Сирил подошел к стене и прижал к ней ладонь. Ожили под рукой древние руны, загорелись огнем. Очнулись каменные драконы, дохнули пламенем, склонили головы. Бесшумно приоткрылся тайный проход, и эрт ступил в святая святых древнего Снаргарда – в обитель Сердца, живого Сердца севера, бьющегося день и ночь, несущего по жилам столицы диковинную магию, за обладание которой правители иных земель не пожалели бы жизней своих подданных. Сам Император не раз подсылал шпионов, чтобы выведать секреты северян, но лазутчики возвращались в Империю ни с чем: они попросту забывали о чудесах, увиденных ими в Снаргарде. Сирил не сомневался, что надолго терпения могущественного владыки, покорившего запад и восток, растоптавшего юг железной пятой, не хватит, но надеялся на то, что еще осталось время подготовиться.
Сердце билось и пульсировало на алтаре: огромный живой алмаз, переливавшийся бессчетным количеством граней. Оно было единственным источником света в небольшой потайной комнате, и сияние исходящих от него разноцветных лучей слепило глаза.
Эрт разрезал ладонь, вытянул руку. Набухали тяжелые кровавые капли, неспешно падали на гладкие грани алмаза и впитывались бесследно. Лишь ярче разгоралось сияние. Спустя некоторое время рана сама собой затянулась, и Сирил пошатнулся, с трудом устоял на ногах. Силы стремительно покинули его, но он знал, что вскоре они возвратятся столь же быстро. Пока же можно было задать вопрос.
Я покорно шла за Хранителем, не пытаясь ни сопротивляться, ни бежать. Бесполезно. Пусть остававшийся для меня безымянным мужчина и казался почти по-девичьи хрупким, словно статуэтка из драгоценного восточного фарфора, но я не обманывалась: внутри изящного немолодого тела таилась немалая сила. Да и бежать-то некуда: неизвестно, где прятаться, а стражу позвать недолго. И очень сомневаюсь, что беглянке отведут гостевые покои. Нет, после столь глупого поступка эрт передумает и точно отправит меня в подземелье.
Эрт. Правитель Снаргарда и объединенных северных земель. Союзник Императора, мерзавца, клятвопреступника и убийцы. Вероятно, и сам немногим лучше ненавистного подлеца. Стыд разъедал мне душу. Подумать только, а ведь я поверила, что значу для него что-то. Что нужна ему. Что мы могли бы быть вместе. Да я едва не отдалась ему этой ночью! Воспоминания вызвали прилив крови к щекам. Как я могла! Забыть обо всем, что мне дорого и важно, раствориться в чувствах – и ради кого?
Терзаемая отчаянием, я толком не смотрела, куда иду, видела перед собой лишь неестественно прямую узкую спину Хранителя. Кажется, мы поднимались по крутой винтовой лестнице, потом шли по каким-то коридорам, потом опять поднимались. Наверх, влево, наверх, вправо. Убранство дворца оставляло меня равнодушной. Гобелены, статуи, белевшие в нишах, причудливые светильники на стенах, витражные окна. Попади я в Снаргард действительно гостьей, долго рассматривала бы обстановку и восхищалась, но сейчас искусство скульпторов, кузнецов и златошвеек не трогало меня. Наконец, мой провожатый остановился, распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская меня вперед.
– Прошу.
Он слегка поклонился, дождался, пока я переступлю порог, и захлопнул дверь. Скрипнул засов. Вот так, не гостья – пленница. Ничего удивительно, все ожидаемо. Только вместо клетушки в холодном сыром подземелье – большая богато обставленная спальня, вместо тощего соломенного тюфяка – огромная кровать под балдахином вишневого бархата, вместо скудного лучика света из крохотного дверного окошка – яркий огонь бронзовых светильников в виде все тех же крылатых тварей, охраняющих, надо полагать, Снаргард. Под ногами не ледяной влажный камень, а пушистый ковер, вот только суть от этого не меняется. Я – узница, пусть и в роскошной тюрьме.
Сил плакать не было. Злиться, выкрикивать ругательства и проклятия – тоже. Внутри словно все замерзло, покрылось ледяной коркой. Оледеневшее сердце свело болью. Север. Холодный, негостеприимный, встречающий чужаков метелями да трескучими морозами. Вот какой он – север. Жаль, что поняла я это слишком поздно.
В комнате имелось все необходимое: питье, легкий перекус, мягкие домашние туфли, теплая шаль. На расстеленной кровати лежала ночная рубашка, попроще, чем в странном доме, из которого нас унесло вихрем, но тоже батистовая. У ворота и на подоле нашиты кружева. Я могла поклясться, что по дороге из зала без окон Хранитель ни с кем не заговорил, однако же некто неизвестный позаботился о том, чтобы гостья эрта ни в чем не знала нужды. Магия Снаргарда оставалась для меня загадкой. Может, эрт или его помощник могут отдавать мысленные приказы?
***
Опять меня разбудили прикосновения. Не грубые и жадные, как в трактире, а нежные и ласковые. Сирил касался меня так, словно бы я могла сломаться или разбиться, примени он силу. Невесомо, почти не ощутимо. Будто теплый солнечный лучик скользил по моему лицу, по щеке, по губам. Согревал и чуть-чуть щекотал. И это было… приятно. Вот так, да. Другого слова я бы не подобрала.
Нега и ожидание чего-то иного, большего. Затишье, в котором крылась угроза грядущей бури. Очень, очень скорой. Не скрыться, не убежать – все равно настигнет, сметет все на своем пути. И страшно от этого, и сладко. Замирает сердце, немеют руки, покалывает пальцы. И жду, и боюсь.
– Ирис, ведьма, – едва слышный шепот, прерывистый, горячий, – что же ты делаешь со мной?
Я делаю? Не он?
Легко потянул за прядь волос, намотал на палец.
– Шелк. Драгоценный восточный шелк, что меняют на золото по весу.
Он говорил хрипло, словно снедаемый жаром.
– Мед и травы. Ирис…
Мысли путались, терялись. Я ничего уже не понимала. Какой мед? Причем здесь травы? Или это все еще сон? Сладкий, прекрасный, сказочный сон. Не хочу, чтобы он заканчивался. Пусть длится, длится, длится.
Опять пальцами по щеке, нежно-нежно, бережно, мучительно медленно.
– Такая красивая… такая желанная… Ирис…
Все ближе, ближе. Жаркое дыхание, горячие губы. Они обжигают мои, раскрывшиеся навстречу. Накрывают сначала легко, невесомо, а потом впиваются с неудержимой страстью. Жидкий огонь струится по венам, бьет в сердце, выжигает клеймо. Охватывает тело, заставляется выгнуться в нестерпимой муке, раствориться в ощущениях.
Я не знала. Действительно не знала, что бывает ТАК. Что такое возможно: одно дыхание на двоих, стук сердец в унисон, полное забытье, когда все неважно. Лишь его губы, его руки, его язык. Лишь бы сжимал в объятиях, не отпускал. Раствориться в поцелуе, утонуть в наслаждении. Сон это или явь – да какая разница? Только бы не заканчивалось волшебство, связавшее нас. Никогда. Ни за что.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Губы Сирила обжигали, оставляли метки на шее, на ключицах. Я металась под ним, сжимала его плечи, пропускала сквозь пальцы пряди мягких черных волос. Хотела… сама не знала, чего хотела. Большего. Чтобы еще жарче, еще сильнее, еще неистовее. Чтобы вместе.
– Ирис… ведьма…
– Си-и-ирил!
Его имя, сорвавшееся с моих губ, привело к безумию. Зарычав, он крепко сжал мои бедра, сминая тонкий батист сорочки.
– И-и-ирис! Моя-а-а!
Я выгнулась, откинула голову, подставила шею под новые поцелуи. И тут все закончилось.
Со звоном разлетелись выбитые оконные стекла. Ледяной вихрь ворвался в теплую спальню, закружил по комнате, рванул занавески. Вспыхнули на стенах светильники, загорелись ярким золотым пламенем. Исчезло волшебство, разбилось, разметалось осколками. Лицо Сирила исказила мука.
– Что это? – спросила я в испуге.
Губы отказывались повиноваться, слова застревали в горле. Разобрал ли Сирил мой хрип – не знаю, но прикрыл меня своим телом. Из внесенных ветром снежинок внезапно соткалась жуткая оскаленная морда, и я вскрикнула, зажмурилась от страха.
– Пора! – послышалось в завываниях снежной бури. – Пора!
И ветер утих. Когда я открыла глаза, светильники горели уже приглушенно, занавески колыхались, а не рвались с карнизов, не кружил по комнате ледяной смерч.
– Что это было?
Сирил поднялся, бледный, решительный.
– Одевайся, Ирис. Нам нужно во дворец.
– Сейчас? – впала я в недоумение. – Посреди ночи?
Он кивнул.
– Да, немедленно. Где твоя одежда? В купальне? Я принесу ее.
Растерянность. Недоумение. Испуг. Они раздирали меня на части, мешали сосредоточиться, мыслить здраво. Пока не вернулся Сирил, я так и сидела среди смятых простыней, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону.
Он вернулся быстро, слишком быстро, как мне показалось. Уже одетый, обутый в дорожные сапоги, с охапкой одежды. Новой, незнакомой одежды. Не моей.
– Чье это?
Он бросил вещи на кровать.
– Твое. Одевайся, я отвернусь.
И действительно отвернулся, вот только позабыть о его присутствии мне никак не удавалось. Только не сейчас, не после того, что произошло между нами, а тем более – после того, что чуть не произошло.
Торопливо я сбросила с себя ночную сорочку и подхватила платье. Простого кроя, со шнуровкой спереди, чтобы не требовалась помощь горничных. Зато темно-фиолетовый глубокий цвет и мягкий бархат, тончайшие кружева на вороте и манжетах с лихвой компенсировали простоту фасона. Да, в этом наряде никто не принял бы меня за простолюдинку!
О нижнем белье неведомый некто, подготовивший для меня одежду, не позаботился, зато снабдил чулками и удобными туфлями на невысоком каблучке. Хм, и как в них прикажете идти по снегу? Но задавать вопросы я не стала, рассудив, что сейчас Сирилу не до таких пустяков. Натянула на себя оказавшиеся абсолютно новые вещи, идеально подошедшие по размеру, и доложила:
– Готова.
Сирил обернулся, оглядел меня с ног до головы, и под его взглядом меня вновь обдало жаркой волной. Лицо северянина на миг исказилось, уголок губ дернулся.
– Закрой глаза, – хриплым голосом велел он. – Закрой и не открывай, пока не позволю.
Я покорно зажмурилась и почувствовала, как меня подхватывает неожиданно теплым вихрем и несет, несет куда-то, а в ушах звучит незнакомый голос:
– Не бойся, Ирис, не бойся.
– Не боюсь! – хотела крикнуть я, но не смогла даже открыть рот.
А теплый ветер кружил и кружил меня, поднимал и опускал, пока не поставил на землю.
– Можешь открыть глаза, – разрешил Сирил, оказавшийся рядом со мной.
Наверное, его, как и меня, тоже перенес этот странный ветер. Я нетерпеливо распахнула глаза и ахнула, зажав рот ладонью.
Огромный зал, потолки которого теряются во мраке. Стены сложены из темного камня с алыми прожилками – никогда нигде подобного не видала. Два стройных ряда резных колонн. И то, что поразило меня сильнее всего: изображения крылатых монстров, подобных тому, что видели мы над Снаргардом. Глаза чудовищ горели ярко-красным огнем, из оскаленных пастей вырывались языки пламени, ярко освещавшие помещение. Других источников света не было.
– Мой эрт! – раздался откуда-то звонкий голос.
Эхо подхватило оклик, понесло его гулять под сводами зала:
– эрт… эрт… эрт…
– Эрт! Ты вернулся!
Я огляделась в поисках трона, на котором должно бы восседать правителю северных земель, но ничего подобного не обнаружила. Увидела лишь спешившего к нам седовласого господина, отличавшегося телосложением столь изящным, что более подобало бы незрелому юнцу, а не мужу в летах. Хрупкий, узкоплечий, с тонкими запястьями и узким лицом, на котором выделялись неожиданно по-молодому яркие черные глаза. Его одежда напоминала ту, что носят кочевники пустыни, которых приходилось мне видеть в той, прошлой жизни на юге: подпоясанная широким кушаком златотканая размахайка без рукавов и белая рубаха под ней. Длинные волосы свободно падали на плечи, лоб охватывал золотой обруч. Это и есть эрт? Странно. Менее всего незнакомец походил на северянина.
Свою ошибку я осознала, когда он приблизился к нам. Жадно вглядывалась в его лицо, пыталась определить, что он за человек, полагала, что от него зависит моя судьба. Вот только он, подойдя к Сирилу, низко поклонился, прижав руку к груди.
– С возвращением, мой эрт!
– эрт… эрт… – подхватило эхо.
И меня как обухом по голове ударило осознание сразу двух вещей. Во-первых, молодыми у незнакомца были не только глаза, а и голос. Это он приветствовал правителя. А во-вторых, раз уж обращался он к Сирилу, смотрел на него с почтением, кланялся низко, стало быть… стало быть…
– Нет! – выдохнула я прежде, чем додумала до конца безумную мысль. – Не может быть! Это же какая-то шутка, да? Сирил! Он пошутил, верно?
Но Сирил только медленно покачал головой.
– Нет, Ирис. Шутки закончились. Теперь все очень серьезно.
СИРИЛ
Растерянность. Неверие. Недоумение. Обида. Эмоции столь отчетливо проступали на лице Ирис, что не требовалось обладать особыми способностями, дабы их прочесть. Ярость. Гнев. Серые глаза сузились, поджались упрямо розовые губы.
– Прошу простить меня, эрт, что обращалась к вам без должного почтения. Впрочем, это, как вы не можете не знать, не моя вина.
Боль. Ярко-алые всполохи с темными полосами. Ей больно, крошке Ирис. Она не знает, не понимает, за что. Почему он поступил так с ней. И даже не догадывается, что самому Сирилу намного больнее. Словно разодрали грудную клетку, вырвали сердце, живое, истекающее кровью, все еще бьющееся в безумной надежде, и швырнули под ноги глумящейся толпе.
Не в силах заглушить, утишить терзания, он отвернулся от Ирис и обратился к Хранителю:
– Рад приветствовать тебя. Скажи, все ли спокойно?
Хранитель поклонился еще ниже, согнувшись так, что едва ли не коснулся лбом коленей.
– Мне невыносимо тяжко сообщать тебе эти новости, мой эрт, но нет. Сердце неспокойно. Его волнение ощущал весь Снаргард, сотрясаясь от биения.
Новость действительно была не из приятных и требовала тщательного обдумывания. Сердце неспокойно, Сердце бьется сильнее обычного. Грядут великие перемены. Но прежде, чем пройти в святая святых дворца, требовалось уладить один вопрос. И Сирил заговорил, указав на Ирис:
– Позаботься о моей гостье, Хранитель. Пусть ей отведут покои, достойные ее положения. Проследи, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Поклон, теперь уже не такой низкий. Что бы ни подумал Хранитель, взгляд его оставался безмятежен, а высокий лоб гладок. Морщины, выдающие возраст, залегли только под глазами, да у рта нарисовали горькие складки. Сирил ни разу не видел Хранителя нахмуренным, хотя помнил его долгие годы, с тех самых пор, когда прежний эрт привел юного наследника к Сердцу. И все это время седовласый обитатель подземелий выглядел одинаково: мужчиной, чья молодость давно миновала, но к которому еще не подступала старческая дряхлость. Сколько же ему лет в действительности? Этого эрт не знал, но порой думал, что родился Хранитель в год основания Снаргарда. Так оно или нет, проверить было нельзя.
Оставшись в одиночестве (Ирис молча пошла за своим провожатым, на эрта даже не оглянулась, только вздернула повыше подбородок и расправила хрупкие плечи), Сирил подошел к стене и прижал к ней ладонь. Ожили под рукой древние руны, загорелись огнем. Очнулись каменные драконы, дохнули пламенем, склонили головы. Бесшумно приоткрылся тайный проход, и эрт ступил в святая святых древнего Снаргарда – в обитель Сердца, живого Сердца севера, бьющегося день и ночь, несущего по жилам столицы диковинную магию, за обладание которой правители иных земель не пожалели бы жизней своих подданных. Сам Император не раз подсылал шпионов, чтобы выведать секреты северян, но лазутчики возвращались в Империю ни с чем: они попросту забывали о чудесах, увиденных ими в Снаргарде. Сирил не сомневался, что надолго терпения могущественного владыки, покорившего запад и восток, растоптавшего юг железной пятой, не хватит, но надеялся на то, что еще осталось время подготовиться.
Сердце билось и пульсировало на алтаре: огромный живой алмаз, переливавшийся бессчетным количеством граней. Оно было единственным источником света в небольшой потайной комнате, и сияние исходящих от него разноцветных лучей слепило глаза.
Эрт разрезал ладонь, вытянул руку. Набухали тяжелые кровавые капли, неспешно падали на гладкие грани алмаза и впитывались бесследно. Лишь ярче разгоралось сияние. Спустя некоторое время рана сама собой затянулась, и Сирил пошатнулся, с трудом устоял на ногах. Силы стремительно покинули его, но он знал, что вскоре они возвратятся столь же быстро. Пока же можно было задать вопрос.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я покорно шла за Хранителем, не пытаясь ни сопротивляться, ни бежать. Бесполезно. Пусть остававшийся для меня безымянным мужчина и казался почти по-девичьи хрупким, словно статуэтка из драгоценного восточного фарфора, но я не обманывалась: внутри изящного немолодого тела таилась немалая сила. Да и бежать-то некуда: неизвестно, где прятаться, а стражу позвать недолго. И очень сомневаюсь, что беглянке отведут гостевые покои. Нет, после столь глупого поступка эрт передумает и точно отправит меня в подземелье.
Эрт. Правитель Снаргарда и объединенных северных земель. Союзник Императора, мерзавца, клятвопреступника и убийцы. Вероятно, и сам немногим лучше ненавистного подлеца. Стыд разъедал мне душу. Подумать только, а ведь я поверила, что значу для него что-то. Что нужна ему. Что мы могли бы быть вместе. Да я едва не отдалась ему этой ночью! Воспоминания вызвали прилив крови к щекам. Как я могла! Забыть обо всем, что мне дорого и важно, раствориться в чувствах – и ради кого?
Терзаемая отчаянием, я толком не смотрела, куда иду, видела перед собой лишь неестественно прямую узкую спину Хранителя. Кажется, мы поднимались по крутой винтовой лестнице, потом шли по каким-то коридорам, потом опять поднимались. Наверх, влево, наверх, вправо. Убранство дворца оставляло меня равнодушной. Гобелены, статуи, белевшие в нишах, причудливые светильники на стенах, витражные окна. Попади я в Снаргард действительно гостьей, долго рассматривала бы обстановку и восхищалась, но сейчас искусство скульпторов, кузнецов и златошвеек не трогало меня. Наконец, мой провожатый остановился, распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская меня вперед.
– Прошу.
Он слегка поклонился, дождался, пока я переступлю порог, и захлопнул дверь. Скрипнул засов. Вот так, не гостья – пленница. Ничего удивительно, все ожидаемо. Только вместо клетушки в холодном сыром подземелье – большая богато обставленная спальня, вместо тощего соломенного тюфяка – огромная кровать под балдахином вишневого бархата, вместо скудного лучика света из крохотного дверного окошка – яркий огонь бронзовых светильников в виде все тех же крылатых тварей, охраняющих, надо полагать, Снаргард. Под ногами не ледяной влажный камень, а пушистый ковер, вот только суть от этого не меняется. Я – узница, пусть и в роскошной тюрьме.
Сил плакать не было. Злиться, выкрикивать ругательства и проклятия – тоже. Внутри словно все замерзло, покрылось ледяной коркой. Оледеневшее сердце свело болью. Север. Холодный, негостеприимный, встречающий чужаков метелями да трескучими морозами. Вот какой он – север. Жаль, что поняла я это слишком поздно.
В комнате имелось все необходимое: питье, легкий перекус, мягкие домашние туфли, теплая шаль. На расстеленной кровати лежала ночная рубашка, попроще, чем в странном доме, из которого нас унесло вихрем, но тоже батистовая. У ворота и на подоле нашиты кружева. Я могла поклясться, что по дороге из зала без окон Хранитель ни с кем не заговорил, однако же некто неизвестный позаботился о том, чтобы гостья эрта ни в чем не знала нужды. Магия Снаргарда оставалась для меня загадкой. Может, эрт или его помощник могут отдавать мысленные приказы?
