- Простите, - пролепетала Зара (странно было слышать от нее произнесенные столь униженным тоном слова). – Но за нашей гостьей пришли Безмолвные.
- Уже пора?
- Да. Я принесла напиток Темной Матери, пусть она выпьет.
Меня пробрала дрожь. Кто такие эти Безмолвные? Куда они хотят меня увести? Но даже если бы я задала жрицам вопросы, то ответа все равно бы не получила.
Зара приблизилась ко мне и протянула флакон, наполненный темно-зеленой жидкостью.
- Пей! Это поможет тебе перенести нынешнюю ночь.
Напиток пах приятно, мятой, медом, полевыми цветами, а на вкус оказался слегка сладковатым. По телу разлилось тепло, не имевшее ничего общего с тем жаром, который вызывало возбуждающее зелье.
В коридоре меня поджидали закутанные в черные одеяния фигуры. Их лица скрывали низко надвинутые капюшоны.
- Иди за ними, - прошептала Зара, явно сторонившаяся Безмолвных.
Чувствуя, как меня опять охватывает апатия, я медленно пошла следом за провожатыми. Оказалось, что подвальные помещения с ритуальным залом, комнатами для омовения и спальней, в которой я провела две ночи, - это еще не самый нижний уровень храма. Вместе с Безмолвными я уходила по каменным ступеням глубоко под землю. И с каждым шагом я переставала ощущать себя живой, теряла волю и даже воспоминания. Мне стало безразлично, куда и зачем меня ведут. А спустя еще некоторое время я обнаружила, что не помню своего имени. И вот это по-настоящему напугало. «Соберись, - велела я себе. – Давай, вспоминай! Ну же!» И откуда-то из глубин памяти всплыло имя – Джайя. А потом еще одно – Маретан тен Дерион. Но кто эти люди – я вспомнить не успела. Потому что мы наконец-то пришли.
Огромный зал с низким потолком простирался, наверное, на весь подземный уровень. Во всяком случае, разглядеть противоположную стену я не смогла – она тонула во мраке. А прямо передо мной полыхал широкий огненный круг, в центр которого и втолкнули меня. Огонь лизнул ноги, но боли я не почувствовала. Как не ощутила и холода, когда грубые руки содрали с меня белую хламиду. А потом темная тень окатила меня из большого сосуда алой жидкостью, от сладковатого запаха которой потемнело в глазах. Кровью. Краем ускользающего сознания я только понадеялась, что то была кровь жертвенных животных. А потом пришло отупение, и я уже равнодушно наблюдала за тем, что происходило вокруг.
Где-то за пределами огненного круга, невидимые в темноте, грохотали барабаны. После омовения кровью последовало еще одно, на сей раз крепким сладким вином. Брызги попали мне на губы, и я непроизвольно облизнулась. Под ноги мне сыпали мелкие монеты – те со звоном падали на каменный пол и раскатывались в разные стороны. Потом маленькие девочки с темными повязками на глазах забрасывали меня лепестками цветов. А затем меня окатили чистой водой, смывая и кровь, и вино, и налипшие на тело лепестки. Ко мне подошла старуха с распущенными длинными седыми волосами. Морщинистая кожа, покрытая коричневыми пятнами, туго обтягивала худое лицо с запавшими щеками и острыми скулами. С другой стороны ко мне приблизилась Безмолвная, чье лицо по-прежнему скрывал капюшон. В руках она держала небольшую шкатулку из слоновой кости. Жрица сняла крышку, и я увидела несколько баночек с разноцветными красками и кисть. Этой кистью старуха принялась рисовать на моем теле причудливые узоры, схожие с теми, что наносила Зара. Сначала алые линии сплелись на моем животе, потом поднялись к груди. Около сосков старуха вывела черные символы, такие же украсили и мои бедра. На ноги и руки она нанесла мне роспись рыже-коричневого цвета. Какими цветами разукрашивали мне спину и ягодицы, я не видела, чувствовала только осторожные прикосновения кисти.
Барабанная дробь учащалась, становилась все громче. Девочки с завязанными глазами взялись за руки и пустились в пляс. Безмолвные переминались с ноги на ногу, и даже старуха пританцовывала на месте. Я раскинула руки и закружилась в диком танце. Тело стало невесомым, казалось, что я вот-вот взлечу. Мне под ноги опять что-то лили, бросали какие-то мелкие предметы, но я почти не замечала происходившего вокруг. Ступни даже не оскальзывались на мокрых камнях пола, руки сами собой поднялись над головой, с губ сорвался не то крик, не то всхлип. Я притопывала, отбивая ритм, поворачивалась то влево, то вправо, кружилась. И хохотала. И остановилась только тогда, когда смолкли барабаны.
Я не помнила, как меня отвели в спальню, как уложили в постель. Я не знала, как долго спала. Проснулась от легкого прикосновения к обнаженному плечу.
- Вставай. Пора, - прошелестел незнакомый голос.
К губам прижался прохладный металл, нос уловил знакомый аромат. Я ощутила дикую жажду, словно несколько дней мне не давали воды.
- Пей.
Все еще плохо соображая, я жадно глотнула напиток и ощутила, как наконец-то смягчается пересохшее горло.
- Надень.
Я натянула на себя длинное одеяние из тонкой прозрачной алой ткани. Обуви мне не дали, а на голову возложили венок из одуряюще благоухавших белых цветов.
- Иди за мной.
Вслед за своей провожатой я вышла в коридор, где нас уже поджидала небольшая группа жриц. Сегодня все они были облачены в алые мантии. Каждая из них подошла ко мне, прикоснулась пальцами к моему лбу, потом к сердцу, а следом – к животу, повторяя нараспев слова на неизвестном мне языке. На мгновение мне стало страшно, но очень скоро страх прогнало знакомое уже томление, охватившее все тело. И я не удивилась, когда меня привели в алтарный зал. Пол в нем усыпали цветочными лепестками, в курильницах зажгли благовония. Настоятельница стояла у алтаря, одетая в такую же алую мантию, как и прочие жрицы, только на груди ее покоилась тяжелая золотая цепь. Сегодня она вновь выглядела молодой: разгладились морщинки, исчезли скорбные складки у губ и седина в волосах. Так же, как и остальные, верховная жрица трижды дотронулась до меня, повторяя при этом:
- Айлэ! Айлэ! Айлэ!
Голос ее прокатился по подземелью и вернулся приглушенным эхом. А потом жрицы скрылись за дверью, оставив меня одну. Вызванные зельем плотские желания, терзавшие мое тело, становились с каждым мгновением все нестерпимее. Не в силах сдерживаться, я накрыла ладонями свою грудь и застонала. И тут же ощутила, как сзади меня крепко схватили за плечи.
Горячие губы прижались к шее, вызвав дрожь.
- Джайя, - шепнул знакомый голос.
Я повернулась и посмотрела в потемневшие от страсти зеленые глаза. А потом мои губы смяли властным поцелуем, жестким, грубым, требовательным. Я плавилась в руках Мара, льнула к нему, цеплялась за его плечи, выгибалась в его объятиях. Меня трясло от возбуждения – как и его. Обрывки алого одеяния упали на белые лепестки на полу, а я и сама не поняла, как оказалась лежащей на черном камне. Его поверхность, вопреки ожиданиям, не холодила кожу. Нет, камень был теплым, будто его согревал изнутри тайный огонь. Мар навис надо мной, и я обхватила его ногами, раскрываясь, принимая в себя. И только вскрикивала от резких движений, впивалась ногтями в его спину и не желала отпускать.
Его тело тоже разрисовали черными и алыми узорами. Я водила по ним пальцами, когда оказалась сверху и неторопливо раскачивалась, пока Мар с нетерпеливом рыком вновь не подмял меня под себя. Сколько раз за ту ночь мы сливались в любовном экстазе? Я даже не пыталась сосчитать. Когда силы, казалось, покидали нас, на помощь приходило зелье, заботливо оставленное возле алтаря. Рядом с высоким золотым сосудом стояла инкрустированная рубинами чаша. Мар наполнял ее, поил меня, пил сам, вливал мне в рот с поцелуем, поливал мое тело и слизывал с него алые капли. И внутри вновь разгоралось пламя, и я оказывалась на спине, на животе, на коленях, изнемогающая от страсти, вскрикивающая от наслаждения. Не осталось никого и ничего, только Мар, раз за разом бравший меня и даривший мне блаженство до тех пор, пока мое сознание не окутала окончательно черная пелена.
МАРЕТАН
Его заверили, что Джайя очнется через сутки. Поначалу будет чувствовать слабость, возможны проблемы с памятью, отсутствие аппетита, головокружения и даже обмороки, но спустя некоторое время супруга Правителя придет в себя. И самое главное – всего лишь через девять месяцев подарит жизнь наследнику престола. Сильному. Могущественному. Соединившему в себе кровь двух древних народов, усиленную мощью Темной Матери.
Мар осторожно положил ладонь на тонкий шелк, скрывавший плоский живот его жены. Мысль о том, что внутри уже зародилась новая жизнь, казалась неправдоподобной. Однако жрицы заверили его, что ритуал никогда не остается без результата. Мар скользнул рукой по гладкой ткани выше, туда, где ночная рубашка обтягивала высокую упругую грудь. Низ живота налился тяжестью, и Правитель усмехнулся. Следовало бы ожидать, что после долгой безумной ночи в храме его еще нескоро потянет на любовные подвиги, однако Джайя действовала на него особым образом. Он хотел ее, наверное, всегда, даже когда еще не осознавал собственные желания. И каждый раз с ней был особенным. Первый, после которого Мар не мог уснуть от щемящей нежности, безбрежного счастья и ожидания чудесных перемен. Второй, залитый горькой сладостью вина и приправленный мучительным стыдом за собственную несдержанность. И третий, сводящий с ума, изматывающий, оставивший без сил, задыхающимся, как выброшенная штормом на берег рыба без воды. И в каждый раз Джайя отдавалась ему так, словно весь мир вокруг них не имел для нее ни малейшего значения. И сам Мар сгорал в ее огне, рассыпался пеплом и снова возрождался. И не мог отказаться от этого удивительного чувства, подобного которому не испытывал ни с кем.
Он намотал на палец темно-вишневую прядь, вспомнив, как ночью эти волосы рассыпались по его груди, щекотали его бедра и живот, мерцали огненным отблеском на черном камне алтаря. Провел пальцами по бледной щеке, нахмурился, ощутив, как осунулось лицо Джайи. «А Дан хотел ее пытать, - вспомнилось некстати. – Разве можно отдать палачу это нежное тело? Нет, то, что я придумал, гораздо, гораздо лучше. Она создана только для меня, для утоления моих желаний. Любых, самых потаенных, самых нескромных. И прошлая ночь это доказала».
Стройное белое тело на черном камне. Полуоткрытые алые губы, с жадностью ловящие его поцелуи, скользящие по его коже ниже, еще ниже... Сбивчивый шепот, всхлипы и вскрики. Эти воспоминания вызвали новый острый приступ желания.
- Ведьма, - пробормотал Мар. – Неужели я никогда не избавлюсь от наваждения? Не выпутаюсь из твоих сетей? Ничего, теперь ты в моей власти. Только моя. И станешь делать все, что я тебе велю.
Мысль о том, что Джайя полностью принадлежит ему, опьяняла. Правитель даже почувствовал досаду на бессознательное состояние пленницы-супруги. Жаль, что нельзя разбудить ее и полюбоваться выражением ее лица, когда она осознает свою участь. В тот раз в подземелье Мару и в голову не пришло насладиться униженным положением некогда предавшей его Огненной – слишком сильна оказалась охватившая его страсть. Но теперь ведьма расплатится за все сполна. За ложь, за свою власть над ним, за его страдания. Запечатлев на губах Джайи крепкий грубый поцелуй, Мар с сожалением поднялся с ложа. Пора, государственные дела не ждут. А еще необходимо переговорить с Даном.
Во всем теле чувствовалась слабость – последствие слишком бурной ночи. Но разум оказался на удивление ясен, будто бы Правитель ухитрился хорошо отдохнуть. Усмехнувшись, Мар отпил из кубка немного вина, отметив, что сегодня хмельной напиток не пьянит, а придает бодрости. Об этом его тоже предупредили в храме: его усталость уйдет уже к полудню. Темная Мать придала ему сил.
После завтрака (Правитель ел так, словно голодал несколько дней кряду, уничтожив целую утку в клюквенном соусе в один присест) он велел позвать Дана. Дядя появился мгновенно, будто дожидался под дверью.
- Ваше величество, рад видеть вас в добром здравии.
- Странное приветствие, дядя. Вы что же, ожидали, что ритуал подорвет мое здоровье?
Дан побледнел.
- Ваше величество, я выбрал неудачную фразу. Прошу меня простить.
Мар рассмеялся.
- Я шучу, дядя.
- Ваше величество, будет ли мне позволено спросить, все ли прошло успешно?
Губы сами собой растянулись в довольной улыбке, и Мар поспешно перевел взгляд к окну, чтобы дядя не заметил в его глазах отблеск вчерашнего безумия.
- О, да. Я уже придумал для него прозвище. Выбрал птицу, с которой свяжу своего будущего сына. Орел. Орел тен Дерион, сын Сокола. Звучит? У моего ребенка будет хороший защитник.
- Да, ваше величество. Но что будем делать с Огненной девкой после того, как она родит?
Волна гнева поднялась внезапно и захлестнула Мара.
- Ты говоришь о своей Правительнице и матери будущего наследника, - процедил он. – Посмотри на меня, Таррис. В глаза!
Дан вздрогнул, услышав свое тайное имя, то самое, которое не называлось никому. Имя, дававшее власть над его носителем. Только Правитель знал имена своих подданных, и это знание гарантировало ему верность лучше, чем любые клятвы. Под взглядом Мара Дан корчился от боли, но не смел выдавить из себя ни слова, ни стона, ни вздоха без позволения.
- Ты понял свою ошибку, Таррис? – спросил Мар, прекращая, наконец, мучения своей жертвы.
- Да, ваше величество, - просипел Дан.
- Отлично, дядя, - вернулся Мар к прежнему тону. – Не забывайте, что моя супруга – ваша Правительница.
- Но разве вы не говорили, что не собираетесь предоставлять ей право пользоваться властью, ваше величество?
- Говорил. И не собираюсь отказываться от своих слов. Но и отзываться пренебрежительно о ней никому не позволю. Она – моя собственность, Дан. И только я имею право унизить ее, если пожелаю. Возвысить или сломить. От всех же прочих требую почтения к будущей матери моего сына. Ее тело – сосуд для наследника престола, и сосуд этот священен для любого из моих подданных. Понятно?
Дан опустил голову.
- Простите меня, ваше величество. Я не подумал.
- Не позволяйте себе подобных высказываний впредь, дядя.
- Да, ваше величество.
Далее разговор зашел о новых землях, присоединенных после падения долины. По словам Дана, остатки Огненных кое-где пытались организовать сопротивление, но попытки поднять восстание оказались жестко подавлены.
- И с преследованиями полукровок приходится бороться, - озабочено сообщил Дан. – Какая все-таки беспечность – делать детей людям. Мы себе никогда такого не позволяли.
- Отец всегда говорил, что лицемерие Огненных не знает границ, - заметил Мар. – Нас они упрекали в том, что мы пересекаем границу и якшаемся с жителями расположенных за чертой человеческих королевств, а сами не брезговали людскими девками в своих постелях. Более того, даже награждали их ублюдками.
- Редко, - вставил Дан. – Полукровок не так уж и много, да и продолжительность жизни у них превышает людскую на пару десятилетий – и только.
- Все равно, - упрямо возразил Мар. – Мы-то не мешали сильную кровь со слабой. Хотя камень достался им. А нам пришлось выживать и искать новые пути для усиления своего могущества.
Он опять вспомнил черный алтарь храма, раскинувшуюся на нем Джайю. Веками свадебный обряд главы (настоящего или будущего) каждого знатного рода проводили в мрачном подземелье, чтобы Темная Мать дала силы наследнику.
- Уже пора?
- Да. Я принесла напиток Темной Матери, пусть она выпьет.
Меня пробрала дрожь. Кто такие эти Безмолвные? Куда они хотят меня увести? Но даже если бы я задала жрицам вопросы, то ответа все равно бы не получила.
Зара приблизилась ко мне и протянула флакон, наполненный темно-зеленой жидкостью.
- Пей! Это поможет тебе перенести нынешнюю ночь.
Напиток пах приятно, мятой, медом, полевыми цветами, а на вкус оказался слегка сладковатым. По телу разлилось тепло, не имевшее ничего общего с тем жаром, который вызывало возбуждающее зелье.
В коридоре меня поджидали закутанные в черные одеяния фигуры. Их лица скрывали низко надвинутые капюшоны.
- Иди за ними, - прошептала Зара, явно сторонившаяся Безмолвных.
Чувствуя, как меня опять охватывает апатия, я медленно пошла следом за провожатыми. Оказалось, что подвальные помещения с ритуальным залом, комнатами для омовения и спальней, в которой я провела две ночи, - это еще не самый нижний уровень храма. Вместе с Безмолвными я уходила по каменным ступеням глубоко под землю. И с каждым шагом я переставала ощущать себя живой, теряла волю и даже воспоминания. Мне стало безразлично, куда и зачем меня ведут. А спустя еще некоторое время я обнаружила, что не помню своего имени. И вот это по-настоящему напугало. «Соберись, - велела я себе. – Давай, вспоминай! Ну же!» И откуда-то из глубин памяти всплыло имя – Джайя. А потом еще одно – Маретан тен Дерион. Но кто эти люди – я вспомнить не успела. Потому что мы наконец-то пришли.
Огромный зал с низким потолком простирался, наверное, на весь подземный уровень. Во всяком случае, разглядеть противоположную стену я не смогла – она тонула во мраке. А прямо передо мной полыхал широкий огненный круг, в центр которого и втолкнули меня. Огонь лизнул ноги, но боли я не почувствовала. Как не ощутила и холода, когда грубые руки содрали с меня белую хламиду. А потом темная тень окатила меня из большого сосуда алой жидкостью, от сладковатого запаха которой потемнело в глазах. Кровью. Краем ускользающего сознания я только понадеялась, что то была кровь жертвенных животных. А потом пришло отупение, и я уже равнодушно наблюдала за тем, что происходило вокруг.
Где-то за пределами огненного круга, невидимые в темноте, грохотали барабаны. После омовения кровью последовало еще одно, на сей раз крепким сладким вином. Брызги попали мне на губы, и я непроизвольно облизнулась. Под ноги мне сыпали мелкие монеты – те со звоном падали на каменный пол и раскатывались в разные стороны. Потом маленькие девочки с темными повязками на глазах забрасывали меня лепестками цветов. А затем меня окатили чистой водой, смывая и кровь, и вино, и налипшие на тело лепестки. Ко мне подошла старуха с распущенными длинными седыми волосами. Морщинистая кожа, покрытая коричневыми пятнами, туго обтягивала худое лицо с запавшими щеками и острыми скулами. С другой стороны ко мне приблизилась Безмолвная, чье лицо по-прежнему скрывал капюшон. В руках она держала небольшую шкатулку из слоновой кости. Жрица сняла крышку, и я увидела несколько баночек с разноцветными красками и кисть. Этой кистью старуха принялась рисовать на моем теле причудливые узоры, схожие с теми, что наносила Зара. Сначала алые линии сплелись на моем животе, потом поднялись к груди. Около сосков старуха вывела черные символы, такие же украсили и мои бедра. На ноги и руки она нанесла мне роспись рыже-коричневого цвета. Какими цветами разукрашивали мне спину и ягодицы, я не видела, чувствовала только осторожные прикосновения кисти.
Барабанная дробь учащалась, становилась все громче. Девочки с завязанными глазами взялись за руки и пустились в пляс. Безмолвные переминались с ноги на ногу, и даже старуха пританцовывала на месте. Я раскинула руки и закружилась в диком танце. Тело стало невесомым, казалось, что я вот-вот взлечу. Мне под ноги опять что-то лили, бросали какие-то мелкие предметы, но я почти не замечала происходившего вокруг. Ступни даже не оскальзывались на мокрых камнях пола, руки сами собой поднялись над головой, с губ сорвался не то крик, не то всхлип. Я притопывала, отбивая ритм, поворачивалась то влево, то вправо, кружилась. И хохотала. И остановилась только тогда, когда смолкли барабаны.
Я не помнила, как меня отвели в спальню, как уложили в постель. Я не знала, как долго спала. Проснулась от легкого прикосновения к обнаженному плечу.
- Вставай. Пора, - прошелестел незнакомый голос.
К губам прижался прохладный металл, нос уловил знакомый аромат. Я ощутила дикую жажду, словно несколько дней мне не давали воды.
- Пей.
Все еще плохо соображая, я жадно глотнула напиток и ощутила, как наконец-то смягчается пересохшее горло.
- Надень.
Я натянула на себя длинное одеяние из тонкой прозрачной алой ткани. Обуви мне не дали, а на голову возложили венок из одуряюще благоухавших белых цветов.
- Иди за мной.
Вслед за своей провожатой я вышла в коридор, где нас уже поджидала небольшая группа жриц. Сегодня все они были облачены в алые мантии. Каждая из них подошла ко мне, прикоснулась пальцами к моему лбу, потом к сердцу, а следом – к животу, повторяя нараспев слова на неизвестном мне языке. На мгновение мне стало страшно, но очень скоро страх прогнало знакомое уже томление, охватившее все тело. И я не удивилась, когда меня привели в алтарный зал. Пол в нем усыпали цветочными лепестками, в курильницах зажгли благовония. Настоятельница стояла у алтаря, одетая в такую же алую мантию, как и прочие жрицы, только на груди ее покоилась тяжелая золотая цепь. Сегодня она вновь выглядела молодой: разгладились морщинки, исчезли скорбные складки у губ и седина в волосах. Так же, как и остальные, верховная жрица трижды дотронулась до меня, повторяя при этом:
- Айлэ! Айлэ! Айлэ!
Голос ее прокатился по подземелью и вернулся приглушенным эхом. А потом жрицы скрылись за дверью, оставив меня одну. Вызванные зельем плотские желания, терзавшие мое тело, становились с каждым мгновением все нестерпимее. Не в силах сдерживаться, я накрыла ладонями свою грудь и застонала. И тут же ощутила, как сзади меня крепко схватили за плечи.
Горячие губы прижались к шее, вызвав дрожь.
- Джайя, - шепнул знакомый голос.
Я повернулась и посмотрела в потемневшие от страсти зеленые глаза. А потом мои губы смяли властным поцелуем, жестким, грубым, требовательным. Я плавилась в руках Мара, льнула к нему, цеплялась за его плечи, выгибалась в его объятиях. Меня трясло от возбуждения – как и его. Обрывки алого одеяния упали на белые лепестки на полу, а я и сама не поняла, как оказалась лежащей на черном камне. Его поверхность, вопреки ожиданиям, не холодила кожу. Нет, камень был теплым, будто его согревал изнутри тайный огонь. Мар навис надо мной, и я обхватила его ногами, раскрываясь, принимая в себя. И только вскрикивала от резких движений, впивалась ногтями в его спину и не желала отпускать.
Его тело тоже разрисовали черными и алыми узорами. Я водила по ним пальцами, когда оказалась сверху и неторопливо раскачивалась, пока Мар с нетерпеливом рыком вновь не подмял меня под себя. Сколько раз за ту ночь мы сливались в любовном экстазе? Я даже не пыталась сосчитать. Когда силы, казалось, покидали нас, на помощь приходило зелье, заботливо оставленное возле алтаря. Рядом с высоким золотым сосудом стояла инкрустированная рубинами чаша. Мар наполнял ее, поил меня, пил сам, вливал мне в рот с поцелуем, поливал мое тело и слизывал с него алые капли. И внутри вновь разгоралось пламя, и я оказывалась на спине, на животе, на коленях, изнемогающая от страсти, вскрикивающая от наслаждения. Не осталось никого и ничего, только Мар, раз за разом бравший меня и даривший мне блаженство до тех пор, пока мое сознание не окутала окончательно черная пелена.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
МАРЕТАН
Его заверили, что Джайя очнется через сутки. Поначалу будет чувствовать слабость, возможны проблемы с памятью, отсутствие аппетита, головокружения и даже обмороки, но спустя некоторое время супруга Правителя придет в себя. И самое главное – всего лишь через девять месяцев подарит жизнь наследнику престола. Сильному. Могущественному. Соединившему в себе кровь двух древних народов, усиленную мощью Темной Матери.
Мар осторожно положил ладонь на тонкий шелк, скрывавший плоский живот его жены. Мысль о том, что внутри уже зародилась новая жизнь, казалась неправдоподобной. Однако жрицы заверили его, что ритуал никогда не остается без результата. Мар скользнул рукой по гладкой ткани выше, туда, где ночная рубашка обтягивала высокую упругую грудь. Низ живота налился тяжестью, и Правитель усмехнулся. Следовало бы ожидать, что после долгой безумной ночи в храме его еще нескоро потянет на любовные подвиги, однако Джайя действовала на него особым образом. Он хотел ее, наверное, всегда, даже когда еще не осознавал собственные желания. И каждый раз с ней был особенным. Первый, после которого Мар не мог уснуть от щемящей нежности, безбрежного счастья и ожидания чудесных перемен. Второй, залитый горькой сладостью вина и приправленный мучительным стыдом за собственную несдержанность. И третий, сводящий с ума, изматывающий, оставивший без сил, задыхающимся, как выброшенная штормом на берег рыба без воды. И в каждый раз Джайя отдавалась ему так, словно весь мир вокруг них не имел для нее ни малейшего значения. И сам Мар сгорал в ее огне, рассыпался пеплом и снова возрождался. И не мог отказаться от этого удивительного чувства, подобного которому не испытывал ни с кем.
Он намотал на палец темно-вишневую прядь, вспомнив, как ночью эти волосы рассыпались по его груди, щекотали его бедра и живот, мерцали огненным отблеском на черном камне алтаря. Провел пальцами по бледной щеке, нахмурился, ощутив, как осунулось лицо Джайи. «А Дан хотел ее пытать, - вспомнилось некстати. – Разве можно отдать палачу это нежное тело? Нет, то, что я придумал, гораздо, гораздо лучше. Она создана только для меня, для утоления моих желаний. Любых, самых потаенных, самых нескромных. И прошлая ночь это доказала».
Стройное белое тело на черном камне. Полуоткрытые алые губы, с жадностью ловящие его поцелуи, скользящие по его коже ниже, еще ниже... Сбивчивый шепот, всхлипы и вскрики. Эти воспоминания вызвали новый острый приступ желания.
- Ведьма, - пробормотал Мар. – Неужели я никогда не избавлюсь от наваждения? Не выпутаюсь из твоих сетей? Ничего, теперь ты в моей власти. Только моя. И станешь делать все, что я тебе велю.
Мысль о том, что Джайя полностью принадлежит ему, опьяняла. Правитель даже почувствовал досаду на бессознательное состояние пленницы-супруги. Жаль, что нельзя разбудить ее и полюбоваться выражением ее лица, когда она осознает свою участь. В тот раз в подземелье Мару и в голову не пришло насладиться униженным положением некогда предавшей его Огненной – слишком сильна оказалась охватившая его страсть. Но теперь ведьма расплатится за все сполна. За ложь, за свою власть над ним, за его страдания. Запечатлев на губах Джайи крепкий грубый поцелуй, Мар с сожалением поднялся с ложа. Пора, государственные дела не ждут. А еще необходимо переговорить с Даном.
Во всем теле чувствовалась слабость – последствие слишком бурной ночи. Но разум оказался на удивление ясен, будто бы Правитель ухитрился хорошо отдохнуть. Усмехнувшись, Мар отпил из кубка немного вина, отметив, что сегодня хмельной напиток не пьянит, а придает бодрости. Об этом его тоже предупредили в храме: его усталость уйдет уже к полудню. Темная Мать придала ему сил.
После завтрака (Правитель ел так, словно голодал несколько дней кряду, уничтожив целую утку в клюквенном соусе в один присест) он велел позвать Дана. Дядя появился мгновенно, будто дожидался под дверью.
- Ваше величество, рад видеть вас в добром здравии.
- Странное приветствие, дядя. Вы что же, ожидали, что ритуал подорвет мое здоровье?
Дан побледнел.
- Ваше величество, я выбрал неудачную фразу. Прошу меня простить.
Мар рассмеялся.
- Я шучу, дядя.
- Ваше величество, будет ли мне позволено спросить, все ли прошло успешно?
Губы сами собой растянулись в довольной улыбке, и Мар поспешно перевел взгляд к окну, чтобы дядя не заметил в его глазах отблеск вчерашнего безумия.
- О, да. Я уже придумал для него прозвище. Выбрал птицу, с которой свяжу своего будущего сына. Орел. Орел тен Дерион, сын Сокола. Звучит? У моего ребенка будет хороший защитник.
- Да, ваше величество. Но что будем делать с Огненной девкой после того, как она родит?
Волна гнева поднялась внезапно и захлестнула Мара.
- Ты говоришь о своей Правительнице и матери будущего наследника, - процедил он. – Посмотри на меня, Таррис. В глаза!
Дан вздрогнул, услышав свое тайное имя, то самое, которое не называлось никому. Имя, дававшее власть над его носителем. Только Правитель знал имена своих подданных, и это знание гарантировало ему верность лучше, чем любые клятвы. Под взглядом Мара Дан корчился от боли, но не смел выдавить из себя ни слова, ни стона, ни вздоха без позволения.
- Ты понял свою ошибку, Таррис? – спросил Мар, прекращая, наконец, мучения своей жертвы.
- Да, ваше величество, - просипел Дан.
- Отлично, дядя, - вернулся Мар к прежнему тону. – Не забывайте, что моя супруга – ваша Правительница.
- Но разве вы не говорили, что не собираетесь предоставлять ей право пользоваться властью, ваше величество?
- Говорил. И не собираюсь отказываться от своих слов. Но и отзываться пренебрежительно о ней никому не позволю. Она – моя собственность, Дан. И только я имею право унизить ее, если пожелаю. Возвысить или сломить. От всех же прочих требую почтения к будущей матери моего сына. Ее тело – сосуд для наследника престола, и сосуд этот священен для любого из моих подданных. Понятно?
Дан опустил голову.
- Простите меня, ваше величество. Я не подумал.
- Не позволяйте себе подобных высказываний впредь, дядя.
- Да, ваше величество.
Далее разговор зашел о новых землях, присоединенных после падения долины. По словам Дана, остатки Огненных кое-где пытались организовать сопротивление, но попытки поднять восстание оказались жестко подавлены.
- И с преследованиями полукровок приходится бороться, - озабочено сообщил Дан. – Какая все-таки беспечность – делать детей людям. Мы себе никогда такого не позволяли.
- Отец всегда говорил, что лицемерие Огненных не знает границ, - заметил Мар. – Нас они упрекали в том, что мы пересекаем границу и якшаемся с жителями расположенных за чертой человеческих королевств, а сами не брезговали людскими девками в своих постелях. Более того, даже награждали их ублюдками.
- Редко, - вставил Дан. – Полукровок не так уж и много, да и продолжительность жизни у них превышает людскую на пару десятилетий – и только.
- Все равно, - упрямо возразил Мар. – Мы-то не мешали сильную кровь со слабой. Хотя камень достался им. А нам пришлось выживать и искать новые пути для усиления своего могущества.
Он опять вспомнил черный алтарь храма, раскинувшуюся на нем Джайю. Веками свадебный обряд главы (настоящего или будущего) каждого знатного рода проводили в мрачном подземелье, чтобы Темная Мать дала силы наследнику.
