Вот интересно, а другим ксенологам тоже охрана положена или как? И куда подевался Мийрон? Меня еще хватало на вялое любопытство, недостаточное, чтобы для его удовлетворения предпринять хоть какие-то действия. К тому же сплетничать о собственных приключениях было намного занятнее, чем интересоваться чужими неприятностями. Но чем дальше я рассказывала, тем больше события минувшего дня напоминали дурацкую комедию положений, а вовсе не ЧП пополам с трагедией, какими они виделись вчера.
— Ну а с веями ты потом пообщалась? — То, что Кеми втихую хихикает, не скрывала даже маска.
— А как же! — Я картинно возвела очи к потолку и поерзала, устраиваясь на не слишком удобном высоком табурете.
— Поблагодарили?
— А как же! — на этот раз подпустила в голос иронии. — Обшипели со всех сторон. Такие поглаживания у них считаются эротическими, а потому в приличном обществе совершенно неприемлемыми.
— Чем больше я тебя слушаю, тем больше мне кажется, что не так уж много у этих инопланетников отличий от людей. И у вей есть дурацкие условности. И на них можно воздействовать определенным сочетанием цветов, в то время как для человека это будут звуки определенной частоты.
— Правда? Но разве это не устранено на уровне генетики? — удивилась я.
Вообще-то закономерно удивилась: за последние столетия в человеке было улучшено все, что только можно, и странно было оставлять зазор в защите организма от внешней угрозы.
— Правда. Как я себе представляю эту проблему: для того, чтобы человек перестал реагировать на низкочастотные звуки, нужно кардинальное вмешательство в его психические процессы, пока для нашей науки недоступное. Или нужно закрыть саму возможность их воспринимать. Это уже намного проще, но снизит границу чувствительности человека, сузит его способность к восприятию мира. А кто же пойдет на сознательное ограничение собственной расы? Наверняка и веи по тем же причинам не избавились от такого недостатка, хотя описанные тобой сочетания цветов встретить намного проще, чем низкочастотные звуковые волны.
Как полезно бывает поболтать с подружкой на отвлеченные темы. Я как-то не рассматривала эту проблему в таком ракурсе. Тогда интересно: может, за столетия генетических экспериментов, человечество лишилось чего-то еще, чего и само не заметило? Надо будет покопаться в литературе.
Когда рассказ уже приближался к концу, подруга внезапно посерьезнела:
— Говоришь, цветы тебе подсунули? Очень мне хотелось бы взглянуть на эти цветочки.
Кеми стянула с лица «намордник» — защитный фильтр, прикрывавший рот и нос (при общении с инопланетной фауной предосторожность нелишняя). Отстранилась — с ее век стекла сизая чешуя, тоже выполнявшая защитную функцию.
— Закажи себе такие по каталогу. Только без ядовитой начинки.
— Так ведь в начинке все и дело. — Кеми хмыкнула. — Если ты все правильно запомнила, что говорил тебе Мика, то это не обычные цветы, купленные в магазине, в которые только потом ввели нейродепрессанты. Тогда действие было бы однократным. А если планировалось воздействовать на тебя продолжительное время, то яд должен вырабатываться в самих цветах, как один из продуктов их жизнедеятельности.
Я навострила уши. В буквальном смысле этого слова — они развернулись и встали торчком.
— А откуда ты это знаешь?
— Не то чтобы знаю. На самом деле я никогда о таком не слышала.
Кеми склонилась к плитке какого-то пористого материала, за которую, вцепившись всеми своими псевдоподиями, держался крапчатый целопоид. Его внемантийные карманы были полны метаном, угрожая малышу незапланированным взлетом.
— Но это просто само напрашивается, если следовать биологической логике. — Она снова оценила на глазок размер вздутий на теле своего подопечного.
— Так значит, мне достался не просто дорогой подарок, а еще и генетическая его модификация, — начала я рассуждать вслух, опасаясь запутаться, если буду делать это мысленно. — Это не случайная мутация, иначе о ней бы знали. И не какой-то новый способ принятия наркотиков, по тем же причинам. Слухи все равно поползли бы. Тем более, мне их подкинули с очевидной и определенной целью. Что остается в сухом остатке? Что этот организм специально выведен и используется для разных операций спецслужбами. Правительственными или еще какими — на данный момент не важно.
— Ничего себе не важно! — Кеми наконец оторвалась от своего подопечного и удивленно взглянула на меня.
— Не важно, — с нажимом повторила я. — До тех пор, пока у меня нет возможности точно выяснить это. Пока будем считать, что станция столкнулась с каким-то абстрактным противником. Мне интересно другое: как мой любимый доктор так быстро определил, что именно надо делать? Ну, мало ли каких украшений могла нацеплять на себя девушка. Могу спорить на что угодно, в медицинских колледжах о таком не рассказывают, да и, пожалуй, в университетах тоже.
— Мало ли откуда он мог узнать! В конце концов, он из семьи военных. Может, в их среде какие-то слухи и проскальзывали.
— Правда? А я не знала. Как-то не интересовалась его семьей.
— Подробностей не знаю, — пожала плечами Кеми, — но мои родители с его отцами принадлежат примерно к одному кругу.
Упс! И почему я думала, что Мика, как и я, выходец из среднего класса? Внешность обманчива, а ведь я слышала кое-что из того, что он рассказывал о себе, из чего можно сделать далеко идущие выводы.
Мика появился как раз к тому моменту, как мы закончили обсуждать особо щекотливые вопросы и перешли на легкий треп «о своем, о женском». Наскоро кивнув Кеми, он, не спрашивая, потащил меня наружу, мимо вивария, мальковых садков и проходного пункта, затормозив только за воротами зоопарка у рощи панданусов. Приблизил свое лицо к моему, буквально нос к носу, и проникновенным тоном произнес:
— Слушай, у тебя с местным ящером отношения нормальные?
Я пожала плечами:
— Насколько они вообще могут быть с существом, предпочитающим одиночество.
— Тогда пошли, мне нужно задать ему пару вопросов.
— Стоп-стоп. — Я уперлась ногами в рыхлый грунт, а могла бы, еще и хвостом за ствол ухватилась. — Без серьезной причины я нашего Отшельника беспокоить не буду.
Мика кинул на меня оценивающий взгляд и, поняв, что это я совершенно серьезно, снизошел до объяснений:
— Кей Гордон пропал.
— Как?!
Новость была настолько шокирующей, что у меня совершенно вылетело из головы, с чего начинался разговор. Шеф был всегда! Хуже того, он был везде! Он просто не мог никуда исчезнуть.
— А вот так. Кабинет наглухо заблокирован. Причем так, будто там не просто нет никакого входа, а словно его никогда и не было. Секретарша в слезах и соплях, службисты в растерянности. Хаос полнейший, и он начинает распространяться по станции.
— Но может, он просто дома? — Я не теряла надежды найти какое-то простое объяснение. — Я имею в виду, что не находится же он на работе круглосуточно.
— Нет, в личных апартаментах его тоже нет. Я проверял. Да пошли уже. — Он снова потянул меня вперед. — По пути доскажу. Так вот, чтобы ты об этом больше не спрашивала, быть он может только в двух местах: дома и на своем рабочем месте. По вполне объективным причинам. Каким — не скажу, права не имею. Просто поверь на слово.
— Так для чего тебе нужен Отшельник? — Я вернулась к началу беседы. — Думаешь, он знает какие-то секреты станции, которые помогут попасть к шефу в кабинет?
— Точно знаю. У наблюдателя и технического консультанта от солеран должен быть подробный план станции.
Чего только у этих солеран нет?! Правда, у нашего, когда я бывала у него в гостях, дальше гостевой не заходила, а потому ничего эдакого не видела. Хотя да, по логике вещей, у наблюдателя, оставленного основными проектировщиками и строителями станции, должен быть ее подробный план.
Жилище Отшельника находилось в геометрическом центре чаши рекреации, и подобраться к нему можно было только пешком. Черт его знает, что эти ящеры делают с пространством, но ни на каком транспорте к нашему ящеру в гости не заявишься. Ни одна навигационная система его не видит. Более того, даже собственные глаза не помогают, если пытаешься управлять транспортом вручную. А это как минимум означало, что, даже продвигаясь напрямую, пересекая проложенные дорожки, обходя здания и водные преграды, мы имели время все обсудить.
— Но кому мешает наш шеф?
— Тому, кто хочет дезорганизовать работу станции.
— Да брось, так ли он на самом деле важен? Мне вовсе не требуется руководство в каждый момент жизни, я и сама прекрасно знаю, что мне делать. И таких, как я, — большинство.
— Это пока все идет по заведенному порядку. А если вдруг что случится? Неординарное? Кто будет налаживать работу? К тому же в случае любой кризисной ситуации обязательно нужен лидер, который на это время возьмет все в свои руки. Как главнокомандующий на войне.
— Но пока же у нас ничего такого не случилось?
— «Пока» — хорошее слово, очень точное. Хотя, может, уже что-то и случилось, только мы об этом не знаем. Вот, кстати, спросишь у ящера.
— А почему я, а не ты? Ты что, умудрился с ним поссориться?
Мика резко остановился, так, что я даже по инерции пролетела на пару шагов вперед, и замер на месте, явно подбирая формулировки для ответа пообтекаемей.
— Видишь ли, в силу полученного воспитания, я отношусь к инопланетникам несколько предвзято, а потому мне трудно найти с ними общий язык. И тем более обращаться с просьбами. Нет, я-то могу, но большинство из них, в частности солеране, неплохо чувствуют настроение собеседника и, ощущая мою, почти инстинктивную неприязнь, наверняка откажут. Проверено на практике опытным путем. Поэтому говорить будешь ты, а я — только вставлять уточнения в случае необходимости.
— И что за воспитание такое? — недовольно проворчала я, возобновляя движение. Как и ожидалось, ответа я так и не услышала.
Весь ландшафт рекреации, несмотря на то что парковые дизайнеры стремились придать ему присущую дикой природе хаотичность, выглядел как громадный благоустроенный парк. В отличие от него, местообитание единственного постоянно проживающего на станции солеранина ощущалось настоящим, как бы странно это не звучало. Диким. Естественным. Природным. Словно вот этот кусок скального массива, что вырос перед нами как из-под земли, не был создан искусственно, а формировался в течение миллиардов лет геологической эволюции. Вырос внезапно: вот только что ничего не было, лишь заросли кустарника какие-то совершенно неубедительные, а через мгновение возникает перед нашими глазами серый гранитный массив с темным провалом пещерного входа. Я же говорю: игры с пространством. Мы пока так не умеем.
На правах частого гостя я вошла первой. Звонка или другой системы оповещения здесь предусмотрено не было: прием посетителей оставался на усмотрение хозяина. Захочет — покажется, нет — можно аукать, пока не надоест. Кстати, то, что вход в свое жилище солеранин оформил в виде пещеры, позволяло мне заподозрить, что этот конкретный представитель славной расы обладает чувством юмора, весьма сходным с человеческим.
Ждать нам не пришлось. Не пришлось даже громко оповещать о своем прибытии. Голос Отшельника (кстати, это не имя, а прозвище, зовут его Хейран-Ши) прозвучал откуда-то слева и сверху, причем для того, чтобы он разносился по всему жилищу, солеранину не требовалось никаких технических приспособлений.
— Поднимайтесь сразу на наблюдательный пост.
Сказать, что не имею ни малейшего представления, где он находится, я не успела: в стене высветился прямоугольник открывшейся двери. Один шаг в него — и полутемная гостиная с парой низких, но широких диванчиков осталась позади, а мы очутились в белой комнате. Настолько белой, что стены, пол и потолок практически исчезают, теряясь в этой белизне, и в поле зрения остается единственное яркое пятно — сам хозяин дома. Темно-зеленый, с глянцево блестящей чешуей и шикарной гривой не то из перьев, не то из лент вокруг клыкастой морды.
Мы стояли и смотрели в глаза, да… дракону… почти каноническому, как их себе представляли в древних Китае и Мексике. Да ничего, мы уже привыкли. Не только к ним самим, но и к мысли о почти стопроцентной вероятности палеоконтакта. В те времена солеране высылали множество экспедиций в разные концы вселенной с цивилизаторской миссией, скорее всего заглянули и к нам. Проблема в том, что такими были не одни они и, если на какой-то отсталой планете сталкивались представители двух могущественных цивилизаций, доставалось всем, в том числе и местному населению. Возможно, это случилось и на Земле и нашло отражение в древнейших сказаниях и эпосах, но достоверно выяснить пока не удалось.
Я поймала себя на том, что, как это и раньше бывало, пялюсь на дракона с глупейшей восторженной улыбкой. По долгу службы мне не раз приходилось общаться с солеранами, пожалуй, даже на порядок больше, чем это выпадает среднему землянину, но такое воздействие на меня оказывает только Хейран-Ши. Ящер слегка изменил позу, горловой резонатор слегка надулся — сейчас опять заговорит.
— Заходи, Маленькая. — Кольца драконьего тела неимоверным образом вывернулись, и мы оказались с Отшельником лицом к лицу. — Я рад, что в это время меня решила посетить именно ты.
— А что, у тебя тоже что-то случилось? — мгновенно встревожилась я.
Уж если что-то смогло досадить нашему почти всемогущему ящеру, то нам, мелким букашкам — точно кранты.
— Чужаки на станции.
— Стесняюсь напомнить, но здесь каждодневно толчется множество чужаков. На то она и пересадочная станция, — очень тихо пробормотал Мика, настолько, что услышать его удалось только благодаря модифицированному кошачьему слуху, даже несмотря на то, что стояли мы рядом. Не сомневаюсь, что дракон тоже его расслышал, но величественно проигнорировал.
— В смысле, чужаки — это инородные для нее сущности, мешающие правильной работе станции? — уточнила я.
С солеранами мало говорить на одном языке: практически каждое их слово нужно подвергать дополнительному толкованию. Многих, знаю, это сильно напрягает, но мне нравится. Мне почему-то почти всегда удается угадывать истинный смысл сказанного.
— Именно. Мешают. Ломают. Отключают. Сейчас прекратили работу уже девять приемных кабин, — принялся растолковывать Хейран-Ши, добиваясь предельной ясности.
— Как это?
На моей памяти ни разу ничего подобного не случалось. Выйти из строя могло что угодно, но кабины работали безупречно. И тут меня осенило: оп-паньки, вот и нештатная ситуация, которой так опасался Мика и с которой неизвестно что делать.
Я едва успела наступить доктору на ногу, чтобы не влез со своим комментарием. Похоже, он действительно имел довольно расплывчатое представление о правилах общения с наблюдателем от солеран.
В это время дракон плавным, но стремительным движением скользнул к одной из стен, вытянул четырехпалую ладонь (два крайних пальца противопоставлены двум средним) — и прямо в воздухе повисли красочные картинки, в которых при некотором напряжении можно было узнать планы нашей станции в разных проекциях. Ярко-красными огоньками замигали обозначения вышедших из строя кабин. Я всмотрелась: действительно, эти кабины в мою смену не функционировали. Большинства не было в расписании, а в две заявленные заранее гости просто не прибыли. Но такое встречалось и раньше, а потому никто особо не встревожился. Так, а теперь предстоит долго и вдумчиво вытягивать из дракона информацию.
— Ну а с веями ты потом пообщалась? — То, что Кеми втихую хихикает, не скрывала даже маска.
— А как же! — Я картинно возвела очи к потолку и поерзала, устраиваясь на не слишком удобном высоком табурете.
— Поблагодарили?
— А как же! — на этот раз подпустила в голос иронии. — Обшипели со всех сторон. Такие поглаживания у них считаются эротическими, а потому в приличном обществе совершенно неприемлемыми.
— Чем больше я тебя слушаю, тем больше мне кажется, что не так уж много у этих инопланетников отличий от людей. И у вей есть дурацкие условности. И на них можно воздействовать определенным сочетанием цветов, в то время как для человека это будут звуки определенной частоты.
— Правда? Но разве это не устранено на уровне генетики? — удивилась я.
Вообще-то закономерно удивилась: за последние столетия в человеке было улучшено все, что только можно, и странно было оставлять зазор в защите организма от внешней угрозы.
— Правда. Как я себе представляю эту проблему: для того, чтобы человек перестал реагировать на низкочастотные звуки, нужно кардинальное вмешательство в его психические процессы, пока для нашей науки недоступное. Или нужно закрыть саму возможность их воспринимать. Это уже намного проще, но снизит границу чувствительности человека, сузит его способность к восприятию мира. А кто же пойдет на сознательное ограничение собственной расы? Наверняка и веи по тем же причинам не избавились от такого недостатка, хотя описанные тобой сочетания цветов встретить намного проще, чем низкочастотные звуковые волны.
Как полезно бывает поболтать с подружкой на отвлеченные темы. Я как-то не рассматривала эту проблему в таком ракурсе. Тогда интересно: может, за столетия генетических экспериментов, человечество лишилось чего-то еще, чего и само не заметило? Надо будет покопаться в литературе.
Когда рассказ уже приближался к концу, подруга внезапно посерьезнела:
— Говоришь, цветы тебе подсунули? Очень мне хотелось бы взглянуть на эти цветочки.
Кеми стянула с лица «намордник» — защитный фильтр, прикрывавший рот и нос (при общении с инопланетной фауной предосторожность нелишняя). Отстранилась — с ее век стекла сизая чешуя, тоже выполнявшая защитную функцию.
— Закажи себе такие по каталогу. Только без ядовитой начинки.
— Так ведь в начинке все и дело. — Кеми хмыкнула. — Если ты все правильно запомнила, что говорил тебе Мика, то это не обычные цветы, купленные в магазине, в которые только потом ввели нейродепрессанты. Тогда действие было бы однократным. А если планировалось воздействовать на тебя продолжительное время, то яд должен вырабатываться в самих цветах, как один из продуктов их жизнедеятельности.
Я навострила уши. В буквальном смысле этого слова — они развернулись и встали торчком.
— А откуда ты это знаешь?
— Не то чтобы знаю. На самом деле я никогда о таком не слышала.
Кеми склонилась к плитке какого-то пористого материала, за которую, вцепившись всеми своими псевдоподиями, держался крапчатый целопоид. Его внемантийные карманы были полны метаном, угрожая малышу незапланированным взлетом.
— Но это просто само напрашивается, если следовать биологической логике. — Она снова оценила на глазок размер вздутий на теле своего подопечного.
— Так значит, мне достался не просто дорогой подарок, а еще и генетическая его модификация, — начала я рассуждать вслух, опасаясь запутаться, если буду делать это мысленно. — Это не случайная мутация, иначе о ней бы знали. И не какой-то новый способ принятия наркотиков, по тем же причинам. Слухи все равно поползли бы. Тем более, мне их подкинули с очевидной и определенной целью. Что остается в сухом остатке? Что этот организм специально выведен и используется для разных операций спецслужбами. Правительственными или еще какими — на данный момент не важно.
— Ничего себе не важно! — Кеми наконец оторвалась от своего подопечного и удивленно взглянула на меня.
— Не важно, — с нажимом повторила я. — До тех пор, пока у меня нет возможности точно выяснить это. Пока будем считать, что станция столкнулась с каким-то абстрактным противником. Мне интересно другое: как мой любимый доктор так быстро определил, что именно надо делать? Ну, мало ли каких украшений могла нацеплять на себя девушка. Могу спорить на что угодно, в медицинских колледжах о таком не рассказывают, да и, пожалуй, в университетах тоже.
— Мало ли откуда он мог узнать! В конце концов, он из семьи военных. Может, в их среде какие-то слухи и проскальзывали.
— Правда? А я не знала. Как-то не интересовалась его семьей.
— Подробностей не знаю, — пожала плечами Кеми, — но мои родители с его отцами принадлежат примерно к одному кругу.
Упс! И почему я думала, что Мика, как и я, выходец из среднего класса? Внешность обманчива, а ведь я слышала кое-что из того, что он рассказывал о себе, из чего можно сделать далеко идущие выводы.
Мика появился как раз к тому моменту, как мы закончили обсуждать особо щекотливые вопросы и перешли на легкий треп «о своем, о женском». Наскоро кивнув Кеми, он, не спрашивая, потащил меня наружу, мимо вивария, мальковых садков и проходного пункта, затормозив только за воротами зоопарка у рощи панданусов. Приблизил свое лицо к моему, буквально нос к носу, и проникновенным тоном произнес:
— Слушай, у тебя с местным ящером отношения нормальные?
Я пожала плечами:
— Насколько они вообще могут быть с существом, предпочитающим одиночество.
— Тогда пошли, мне нужно задать ему пару вопросов.
— Стоп-стоп. — Я уперлась ногами в рыхлый грунт, а могла бы, еще и хвостом за ствол ухватилась. — Без серьезной причины я нашего Отшельника беспокоить не буду.
Мика кинул на меня оценивающий взгляд и, поняв, что это я совершенно серьезно, снизошел до объяснений:
— Кей Гордон пропал.
— Как?!
Новость была настолько шокирующей, что у меня совершенно вылетело из головы, с чего начинался разговор. Шеф был всегда! Хуже того, он был везде! Он просто не мог никуда исчезнуть.
— А вот так. Кабинет наглухо заблокирован. Причем так, будто там не просто нет никакого входа, а словно его никогда и не было. Секретарша в слезах и соплях, службисты в растерянности. Хаос полнейший, и он начинает распространяться по станции.
— Но может, он просто дома? — Я не теряла надежды найти какое-то простое объяснение. — Я имею в виду, что не находится же он на работе круглосуточно.
— Нет, в личных апартаментах его тоже нет. Я проверял. Да пошли уже. — Он снова потянул меня вперед. — По пути доскажу. Так вот, чтобы ты об этом больше не спрашивала, быть он может только в двух местах: дома и на своем рабочем месте. По вполне объективным причинам. Каким — не скажу, права не имею. Просто поверь на слово.
— Так для чего тебе нужен Отшельник? — Я вернулась к началу беседы. — Думаешь, он знает какие-то секреты станции, которые помогут попасть к шефу в кабинет?
— Точно знаю. У наблюдателя и технического консультанта от солеран должен быть подробный план станции.
Чего только у этих солеран нет?! Правда, у нашего, когда я бывала у него в гостях, дальше гостевой не заходила, а потому ничего эдакого не видела. Хотя да, по логике вещей, у наблюдателя, оставленного основными проектировщиками и строителями станции, должен быть ее подробный план.
Жилище Отшельника находилось в геометрическом центре чаши рекреации, и подобраться к нему можно было только пешком. Черт его знает, что эти ящеры делают с пространством, но ни на каком транспорте к нашему ящеру в гости не заявишься. Ни одна навигационная система его не видит. Более того, даже собственные глаза не помогают, если пытаешься управлять транспортом вручную. А это как минимум означало, что, даже продвигаясь напрямую, пересекая проложенные дорожки, обходя здания и водные преграды, мы имели время все обсудить.
— Но кому мешает наш шеф?
— Тому, кто хочет дезорганизовать работу станции.
— Да брось, так ли он на самом деле важен? Мне вовсе не требуется руководство в каждый момент жизни, я и сама прекрасно знаю, что мне делать. И таких, как я, — большинство.
— Это пока все идет по заведенному порядку. А если вдруг что случится? Неординарное? Кто будет налаживать работу? К тому же в случае любой кризисной ситуации обязательно нужен лидер, который на это время возьмет все в свои руки. Как главнокомандующий на войне.
— Но пока же у нас ничего такого не случилось?
— «Пока» — хорошее слово, очень точное. Хотя, может, уже что-то и случилось, только мы об этом не знаем. Вот, кстати, спросишь у ящера.
— А почему я, а не ты? Ты что, умудрился с ним поссориться?
Мика резко остановился, так, что я даже по инерции пролетела на пару шагов вперед, и замер на месте, явно подбирая формулировки для ответа пообтекаемей.
— Видишь ли, в силу полученного воспитания, я отношусь к инопланетникам несколько предвзято, а потому мне трудно найти с ними общий язык. И тем более обращаться с просьбами. Нет, я-то могу, но большинство из них, в частности солеране, неплохо чувствуют настроение собеседника и, ощущая мою, почти инстинктивную неприязнь, наверняка откажут. Проверено на практике опытным путем. Поэтому говорить будешь ты, а я — только вставлять уточнения в случае необходимости.
— И что за воспитание такое? — недовольно проворчала я, возобновляя движение. Как и ожидалось, ответа я так и не услышала.
Весь ландшафт рекреации, несмотря на то что парковые дизайнеры стремились придать ему присущую дикой природе хаотичность, выглядел как громадный благоустроенный парк. В отличие от него, местообитание единственного постоянно проживающего на станции солеранина ощущалось настоящим, как бы странно это не звучало. Диким. Естественным. Природным. Словно вот этот кусок скального массива, что вырос перед нами как из-под земли, не был создан искусственно, а формировался в течение миллиардов лет геологической эволюции. Вырос внезапно: вот только что ничего не было, лишь заросли кустарника какие-то совершенно неубедительные, а через мгновение возникает перед нашими глазами серый гранитный массив с темным провалом пещерного входа. Я же говорю: игры с пространством. Мы пока так не умеем.
На правах частого гостя я вошла первой. Звонка или другой системы оповещения здесь предусмотрено не было: прием посетителей оставался на усмотрение хозяина. Захочет — покажется, нет — можно аукать, пока не надоест. Кстати, то, что вход в свое жилище солеранин оформил в виде пещеры, позволяло мне заподозрить, что этот конкретный представитель славной расы обладает чувством юмора, весьма сходным с человеческим.
Ждать нам не пришлось. Не пришлось даже громко оповещать о своем прибытии. Голос Отшельника (кстати, это не имя, а прозвище, зовут его Хейран-Ши) прозвучал откуда-то слева и сверху, причем для того, чтобы он разносился по всему жилищу, солеранину не требовалось никаких технических приспособлений.
— Поднимайтесь сразу на наблюдательный пост.
Сказать, что не имею ни малейшего представления, где он находится, я не успела: в стене высветился прямоугольник открывшейся двери. Один шаг в него — и полутемная гостиная с парой низких, но широких диванчиков осталась позади, а мы очутились в белой комнате. Настолько белой, что стены, пол и потолок практически исчезают, теряясь в этой белизне, и в поле зрения остается единственное яркое пятно — сам хозяин дома. Темно-зеленый, с глянцево блестящей чешуей и шикарной гривой не то из перьев, не то из лент вокруг клыкастой морды.
Мы стояли и смотрели в глаза, да… дракону… почти каноническому, как их себе представляли в древних Китае и Мексике. Да ничего, мы уже привыкли. Не только к ним самим, но и к мысли о почти стопроцентной вероятности палеоконтакта. В те времена солеране высылали множество экспедиций в разные концы вселенной с цивилизаторской миссией, скорее всего заглянули и к нам. Проблема в том, что такими были не одни они и, если на какой-то отсталой планете сталкивались представители двух могущественных цивилизаций, доставалось всем, в том числе и местному населению. Возможно, это случилось и на Земле и нашло отражение в древнейших сказаниях и эпосах, но достоверно выяснить пока не удалось.
Я поймала себя на том, что, как это и раньше бывало, пялюсь на дракона с глупейшей восторженной улыбкой. По долгу службы мне не раз приходилось общаться с солеранами, пожалуй, даже на порядок больше, чем это выпадает среднему землянину, но такое воздействие на меня оказывает только Хейран-Ши. Ящер слегка изменил позу, горловой резонатор слегка надулся — сейчас опять заговорит.
— Заходи, Маленькая. — Кольца драконьего тела неимоверным образом вывернулись, и мы оказались с Отшельником лицом к лицу. — Я рад, что в это время меня решила посетить именно ты.
— А что, у тебя тоже что-то случилось? — мгновенно встревожилась я.
Уж если что-то смогло досадить нашему почти всемогущему ящеру, то нам, мелким букашкам — точно кранты.
— Чужаки на станции.
— Стесняюсь напомнить, но здесь каждодневно толчется множество чужаков. На то она и пересадочная станция, — очень тихо пробормотал Мика, настолько, что услышать его удалось только благодаря модифицированному кошачьему слуху, даже несмотря на то, что стояли мы рядом. Не сомневаюсь, что дракон тоже его расслышал, но величественно проигнорировал.
— В смысле, чужаки — это инородные для нее сущности, мешающие правильной работе станции? — уточнила я.
С солеранами мало говорить на одном языке: практически каждое их слово нужно подвергать дополнительному толкованию. Многих, знаю, это сильно напрягает, но мне нравится. Мне почему-то почти всегда удается угадывать истинный смысл сказанного.
— Именно. Мешают. Ломают. Отключают. Сейчас прекратили работу уже девять приемных кабин, — принялся растолковывать Хейран-Ши, добиваясь предельной ясности.
— Как это?
На моей памяти ни разу ничего подобного не случалось. Выйти из строя могло что угодно, но кабины работали безупречно. И тут меня осенило: оп-паньки, вот и нештатная ситуация, которой так опасался Мика и с которой неизвестно что делать.
Я едва успела наступить доктору на ногу, чтобы не влез со своим комментарием. Похоже, он действительно имел довольно расплывчатое представление о правилах общения с наблюдателем от солеран.
В это время дракон плавным, но стремительным движением скользнул к одной из стен, вытянул четырехпалую ладонь (два крайних пальца противопоставлены двум средним) — и прямо в воздухе повисли красочные картинки, в которых при некотором напряжении можно было узнать планы нашей станции в разных проекциях. Ярко-красными огоньками замигали обозначения вышедших из строя кабин. Я всмотрелась: действительно, эти кабины в мою смену не функционировали. Большинства не было в расписании, а в две заявленные заранее гости просто не прибыли. Но такое встречалось и раньше, а потому никто особо не встревожился. Так, а теперь предстоит долго и вдумчиво вытягивать из дракона информацию.
