на всякие там требовательные, местами почти что угрожающие писульки, ссылаясь на зверчайшую загруженность, и даже вынужден был сменить номер служебного телефона, чего добиться в условиях неумолимо надвигающейся эпохи развитого социализма, знаешь ли, не фунт изюма вам скушать, дорогой товарищ Гай-Лимпоповский! Всё тщетно! Эугений-то наш не косуля! — бодро попёр вверх по инстанциям и в результате добился-таки высочайшей аудиенции у Его Превосходительства начальника Сельскохозяйственного отдела Горсовета, бессменного руководителя агрохолдинга «Скотский уголок» — товарища Наполеона Великого. Тот в порыве свино-чиновничьего энтузиазма тут же дозвонился в редакцию и длинно, грозно, борзо хрюкал в трубку, требуя немедля прекратить безобразие и не зажимать творческую инициативу масс. Отныне всё на контроле! Огурцевод ликовал, потирая потные ручонки, в предвкушении грандиозного масс-медиа-успеха, главред же в конце концов свалил с глаз долой, сныкавшись на длительном больничном. А без его ведома в редакции даже дышать глубоко не смели! Во-о-о-от... Чем все эти безобразия завершились, не знаю, однако, по слухам, кое-кто всё ещё на больничном. Такая вот история... хм... в картинке.
— Охренеть можно! Уж оргазм так оргазм! Странно, что хоть сколько-нибудь солёных огурцов там получается. По идее вообще зеро должно быть! Давай уж тогда сразу третью картинку, радость моя. Пока железо-то, понимаешь, горячо. Ждём-с!
Что ж, друзья, Маруся тоже ведь не косуля, и ей поторопиться не мешало б! Девушке, как выше уже всуе упоминалось, ещё бабло до полуночи считать. Смекаете? А то и дольше!
А завтра... Что завтра? Завтра, граждане читатели, другая смена заступает. Ур-р-ра! — выходные, ять вас всех етить!
— Третью? Гм... Да без проблем! Выкопал умелец наш (Эугений. — Прим. ред.) у себя на участке маленький милый прудик. ...Насколько маленький? М-м-м-м... Метров эдак шесть на шесть, больше ему не съесть, ха-ха! — и где-то метр в глубину. Ну... может... пять на пять. В общем, кубов примерно двадцать пять – тридцать земельки выкопал. Возможно, и больше. Душу в него вложил: стенки идеально гладенькие, дно ровненькое, просто загляденье! ...Разумеется, вручную! А ты как думал?
— Я, радость моя, никак не думал. Не моя епархия.
— Всё прибедняешься? На комплимент нарываетесь, Геннадий? ...У него всё вручную. Весь участок в раскопках и закопках, живого места нет! Причём не просто выкопал, а куда-то перенёс фигову толпу кубометров. ...Куда? Хрен поймёшь, я же говорила — там везде кучи! Гм... Всякого омна... Само собой, тут же прошли дожди, прудик помаленьку наполнялся. Казалось бы, живи и радуйся, купайся-плескайся! Как бы не так! Не ищет гражданин лёгких путей. Вот не ищет, и всё тут! Через некоторое время он водичку из него слил, натыкал внутрь кургузых узеньких грядочек где-то метра по полтора длиной и-и-и-и... снова всё закопал. То есть откуда-то приволок взад туеву хучу кубометров земли и засыпал. Нормально?! Опять же вручную.
Здесь мы, авторы, честно говоря, слегка офигели! И вообще весь наш дружный творческий коллектив притих. Даже всеми любимая бессменная редакторша сего (и иных наших же клёвых) опусов — Полиночка В. пребывала в лёгком замешательстве, хоть со всяческой в той или иной мере схожей сторонней бредятиной по роду деятельности сталкивалась постоянно. Не каждый день, согласитесь, подобное услышишь, что, без сомнения, требует серьёзного осмысления. Гм... Хорошо бы и медицине на соответствующие клинические случаи почаще внимание обращать. Мало ли что.
— Фигня какая-то! — первым оклемался Геннадий Андреевич. — За коим бениным ляхом, спрашивается, было тогда выкапывать-то?!
— А за коим ляхом грядочки по полтора метра? На пару кочнов капусты? И ещё один... заместо головы, да? — ха-ха-ха! Но это ведь покамест не всё! — решил он (а возможно, изначально такая задумка была) из сего квадратного, напомню, прудика теплицу с грядочками сгондобить.
— Чего, чего?!
— Теплицу! Обнёс по периметру стенками и-и-и-и...
— И что?!
— Да ничего, вот уже который год так и стоит. Непокрытая.
— И правильно! Почему теплицы длинными и узкими делают? — чтоб снеговая нагрузка правильно распределялась! На кой хрен ему квадратная-то?!
— Можно, конечно, метра на три её вверх задрать, дабы скаты градусов под сорок пять были, — в глубокой задумчивости тёрла переносицу Маруся. — Тогда, даст бог, снег крышу теплицы не продавит. Сильный ветер, правда, может снести. Тут уж как повезёт. Конструкцию, само собой, придётся знатно усилить. Хм... Наверное, ещё не дотумкал. Ничего, прочтёт — дотумкает!
— А куда девать грядочки-коротыши абсолютно бездарные? Да-а-а-а, Феофилактовна, это даже не гуппи!
— Гуппи, гуппи! Зачем человека обижать зазря?
— Никого я не обижаю, а вот ты явно льстишь товарищу председателю! Зачем рыбку обижать?
— Однако, дружок, терриконы земли туда-сюда постоянно перетаривать — это, согласись, не пиво с Шамеляками соплями зажёвывать! Видать, физики там и правда покамест до фигища! Как ты говоришь: его б энергию — да в нужное русло! Прям перпетуй какой-то... этот... мобиль, да!
— Ёшкин жук! Да вашему Эугению не то что все проезды в СНТ под силу заасфальтировать, а аж до самого до стольного града Соловца дорогу наконец-то отремонтировать, о как!
— Нашему? Хм... Эко ты, брат, загнул! Мы с ним, ежели кто забыл, даже не знакомы ни разу.
— Не придирайся. Просто к слову пришлось.
А знаете, дорогие наши читатели, не стоило б вот так запросто словами швыряться. Можно ведь за базар и ответить. Жёстко! Не в данном конкретном случае, но всё ж. Всегда помните о том, друзья, ибо тёмные времена не за горами! Болтун — находка для шпиона! Давай выжрем! Пандюрь!
— Между тем считаю своим долгом напомнить благородным донам, что мы покамест обсуждаем эпоху «до Колыванихиного пуча». Или пучепузия, — кому как нравится, ха-ха! До! — важный момент! — смекаете? Тогда ещё разные приличные и весьма симпатичные люди без особых проблем водили знакомства со всякими другими людьми, включая Эугения и даже топтыгинских с хотелковыми. Или хотеевыми? Подзабыла чего-то... Всех и не упомнишь! Хаживали друг к другу в гости, с интересом наблюдая, кто как живёт, чем дышит, что строит, копает, выращивает, прочие штуки-дрюки. Ну и, разумеется, тихо балдели от Эугениевых... этих... хм... пратикаблей.
— Чего, чего?! Ху из ит... прати... кабль?
— Тёмный ты, Генка, хоть и интеллигент! Пусть будет объёмная декорация, конструкция. Так сойдёт?
— Вполне.
— Тaк вот, день за днём благолепными летними вечерами сиживая в уютных дачных домиках под в натуре винтажными (а в иных случаях и конкретно реликтовыми!) абажурами за чаркой чая, жители «Лужка» отдыхали, покуривая всяку разную травку , обсуждали пережитое, увиденное за день, делясь впечатлениями о том о сём, в числе прочего и вышеупомянутых пратикаблях. Ой, прости, Ген, конструкциях, ха-ха! При этом, должно отметить, никто Эугения плохим словом не поминал. Без изрядной доли иронии, конечно же, не обходилось, посмеивались, подшучивали над ним, подтрунивали. Как же без этого, сам посуди? — такого... таких... э-э-э-э... такой... хм... экзотики, мягко говоря, наворотить — это ж как измудриться нужно! Однако, ещё раз повторюсь, никто его не хаял. Шамеляки — те да! — отвратные ребята! Приличного слова не подобрать. Нажрутся — и давай куролесить, песни всю ночь горлопанить! Ни слуха вам, ни голоса, а всё туда же! Проблюются прям на соседский забор — и снова куролесить! Или, что гораздо опаснее, по узким дачным проездам с бешеной скоростью с пьяным визгом на помойке своей китайской принимаются гонять. А там, между прочим, детки гуляют, кошечки бегают, собачки, ёжики, мышки — понимать надобно! Им же всё по фигу! — уродцы, одним словом! Не кошечки, сам понимаешь, Шамеляки! Но Эугений-то вроде как не поблёвыш. Бухнуть любит, но не поблёвыш же! И пьяный за руль никогда не садится. Чего ж его хаять-то? Во-о-о-от...
Надо понимать, хаять, поносить что-то и уж тем паче кого-то — не самое лучшее занятие. Да что там! — прямо скажем, отвратительное! (См. Колываниха. — Прим. ред.) Мы, к примеру, здесь уж точно никого не хаем, а попросту без прикрас излагаем нашу версию совершенно реальных сказочных событий. Абсолютно непредвзято! Причём в основном с чужих слов. И ежели кто-то чем-то недоволен, кому-то погавкать шибко невтерпёж, претензии предъявляйте самим собственно «героям» повествования. Каждый персонаж себя здесь запросто узнает. Без какой-либо сторонней помощи. Туда и обращайтесь!
— ...Нередко в дружеских посиделках за чаркой чая там-сям принимала участие и Колываниха, — продолжила Маруся после коротенькой заминки, — большая любительница пожрать на халяву. А пущай бы и пустого чайку вприглядку, всё в кайф! (Шамеляки-то не привечали страшилку, рожей не вышла! — Прим. ред.) Соответственно, и в обсуждениях принимала живейшее участие. Хоть мнение ейное никого, как правило, не интересовало. Но рот же не заткнёшь пустомеле? — хоть иногда и стоило б! Вот она-то оттаптывалась на будущем председателе по полной! Тупица, глупец, дурак, идиот — самые безобидные, поверь, из её эпитетов в сторону хижины дяди Эугения. Иной раз даже приходилось урезонивать вздорную старушенцию, поелику нецензурщина из неё пёрла — аж зубы скрипели, ха-ха-ха! Особливо когда сей товарищ на общественную дорогу мусора строительного навалил. С целью типа улучшения всяким склизким говном щебёночного покрытия, как в его кочан с похмела втемяшилось...
— А ты говоришь: гуппи, хе-хе! Там до гуппи, как до городу Пекину раком!
Что же касается города Пекина, до него и правда далековато. Тем паче раком! Ежели кто-то сумлевается, сами можете попробовать столь экзотичным способом туда добраться, хе-хе! Однако не стоит отвлекаться. Читаем внимательно, вдумчиво, дабы впоследствии поменьше дурацких вопросов возникало:
— ...Долго ещё местные старушки на том поганом мусоре спотыкались, поскальзывались на мокрых обрезках ДСП, падали и отчаянно матерились. В их числе и Колываниха, ха-ха-ха! Даже синяк на руке схлопотала, который потом с переменным успехом выдавала за мифический укус некоей злобной росомахи. У неё вообще частенько зубья скрипели: то ли с зависти вселенской, то ли со злобы желчной, то ли с какой-нибудь очередной росомахи. Он же (Эугений. — Прим. ред.), поди, и не в курсе, каким отменным дерьмом пустолайка поливала его за глаза. Да и фиг с ним, не наши проблемы. Хм... Теперь, кстати, в курсе будет. ...И вдогоночку, с целью, так сказать, улучшения восприятия, напомню: при мне гражданка Колываниха нынешних своих закадычных подружек — Шамелячек — иначе как презрительно: «ложкомойкины дочки» — никак не величала. А теперь вот ректум им вылизывает усердно. Метаморфозы, ха-ха-ха! ...Одного не пойму: кто из них ложкомойка? Может, сами о себе расскажут?
— Чего ж тогда с ней приличные, как ты говоришь, люди-то водились? За коим, спрашивается?
— Не водились, а возились, объясняла же! Поелику жалостливые шибко! ...Единственно, прозвище ему дали — Франкенштейн. Что с того? Не вижу, к слову, в том абсолютно ничего обидного. А ты? Виктор Франкенштейн, что бы кто и какую фигню о нём ни плёл, весьма достойный чел был, хоть и кончил плохо. Хороший учёный, в чём-то даже чёрта за бороду умудрился схватить. Э-э-э-э... Согласна, не свезло мужчинке, монстра сваял себе на погибель, да-а-а-а... (Кстати, безымянного! — Прим. ред.) Дык фатум же, господа! Вот и Эугений наш всякого... хм... разного насоздавал. Дай-то бог, без трагических бы последствий обошлось, ха-ха! Притом ни он, ни побрехушка наша, естественно, в замечательном романе Мэри Шелли ни ухом ни рылом, посему посчитали имя «Франкенштейн», как дальнейшие события показали, ужасно обидным. Просто ужасающе оскорбительным, ужасней, нежели Зингельшухер! Да уж, дремучие люди, папой клянусь! Ну и фиг с ними! ...И ты? ...И ты, Брут?! Блин корявый, слов нет, ваша дремучесть! Чтоб обязательно прочёл! В следующий раз спрошу. С пристрастием, мля!
— И вот это всё ты, конечно же, исключительно от Колыванихи узнала? Весьма сомнительно! Она сама на себя, что ль, кучу баллонов накатила?
Маруся тем временем уже чёрт знает какую чипироску прикурила, а несчастный крокодил всё мимо кассы да мимо кассы! Низенько, правда, (как, собственно, и все остальные крокодилы! — Прим. авт.), но, похоже, опять пролетел. Ужасть, кака досада! С длительного же никотинового голодания недолго ведь и в обморок впасть, сами понимаете! Тем паче после всяческого употребления вовнутрь. Пивасика. И коньячка. Ссать, правда, бегал регулятерно, просто мы вас на том не заостряли.
— Так и быть! На, курни моих, дядь Ген! — ни с того ни с сего вдруг раздобрилась Феофилактовна, осчастливив очередной помятой беломориной прифигевшего с нежданно-негаданно подвалившего фарта крокодила. — Эт тебе не трубочный ваш солидол, понимаешь! Сила! Силища!!! Гм... Сдаётся мне, никто сегодня ни с какой дурацкой проверкой уже не припрётся. Поздновато для супостатов. Кури, кури, дорогой!..
«И чего только мозг канифолила, самодурка?! — в сердцах кипятился про себя Андреич. — Сразу ведь понятно было: никто сюда без предупреждения нос не кажет! С её-то крышей горсоветской! У-у-у-ух, змеища!»
— ...Касаемо же диверсификации информационных потоков... М-м-м-м... Я ведь правильно суть вопроса уловила, да, крокодяш? — сей процесс, смею тебя уверить, на одной Колыванихе, естественно, не зацикливается. Принимая же во внимание один из базовых алгоритмов Дейкстры... Э-э-э-э... В общем, опуская к бебеням всяку мутную заумь, ежели ты не в курсе: «Лужок» — чисто в натуре институтский СНТ. В свою очередь, Институт — предприятие градообразующее, его сотрудники по всему Соловцу расселились. Чувствуешь, где она, диверсификация? — вот то-то и оно, сразу видно по глазам! Довольно много осело их и в нашем микрорайоне. Райончик, между прочим, довольно чистенький, приличный, опять же лес рядом, роща банановая. Чего ж здесь не жить-то, не тужить? Люди, кстати, в массе своей приличные, воспитанные, да-а-а-а... За колбаской ко мне хаживают, за хлебушком, молочком, прочими ликёро-водочными. Опять же, всем поболтать охота! О том о сём, о высоком, о жабах... Представители клана ядовитых жаб тож, ясное дело, в наличии, но они, слава богу, редко сюда заглядывают. Им хавчик всё больше на дом с нарочными доставляют. Понимаю, за всё платить нужно, дык заплатишь — лишь бы жопы от дивана не отрывать, ха-ха! Ну и жопы там... хм... соответствующие.
— Прошу пардонить, дорогая! Не пора ли закругляться? И вообще: при чём тут чьи-то жопы? И диваны.
— Пора, брат Андреич! «Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, туда, где синеют морские края, туда, где гуляем лишь ветер... да я!..» Хочете знать, к чему весь этот наш с тобой сыр-бор? Извиняйте, барин, триптих.
— Ваш, миледи, ваш триптих! Уж простите. Это не Пушкин ли был?
— А вот к чему! Э-э-э-э... И поскольку впредь мы будем обсуждать события эпохи уже «пост-Колыванихиного пуча», причём «пост-» не в смысле какая-то там нибудь «вахта» с часовым, а в смысле: «после»! — усёк? — пару слов о нём, пуче, придётся всё ж молвить. А знаешь, я хоть и с чужих слов о тех «революционных» событиях наслышана, вспоминать всё одно противно! Гм... Однако придётся. ...Пушкин был, Пушкин! ...Эй-эй-эй! — бычки на пол не сметь!
— Охренеть можно! Уж оргазм так оргазм! Странно, что хоть сколько-нибудь солёных огурцов там получается. По идее вообще зеро должно быть! Давай уж тогда сразу третью картинку, радость моя. Пока железо-то, понимаешь, горячо. Ждём-с!
Что ж, друзья, Маруся тоже ведь не косуля, и ей поторопиться не мешало б! Девушке, как выше уже всуе упоминалось, ещё бабло до полуночи считать. Смекаете? А то и дольше!
А завтра... Что завтра? Завтра, граждане читатели, другая смена заступает. Ур-р-ра! — выходные, ять вас всех етить!
— Третью? Гм... Да без проблем! Выкопал умелец наш (Эугений. — Прим. ред.) у себя на участке маленький милый прудик. ...Насколько маленький? М-м-м-м... Метров эдак шесть на шесть, больше ему не съесть, ха-ха! — и где-то метр в глубину. Ну... может... пять на пять. В общем, кубов примерно двадцать пять – тридцать земельки выкопал. Возможно, и больше. Душу в него вложил: стенки идеально гладенькие, дно ровненькое, просто загляденье! ...Разумеется, вручную! А ты как думал?
— Я, радость моя, никак не думал. Не моя епархия.
— Всё прибедняешься? На комплимент нарываетесь, Геннадий? ...У него всё вручную. Весь участок в раскопках и закопках, живого места нет! Причём не просто выкопал, а куда-то перенёс фигову толпу кубометров. ...Куда? Хрен поймёшь, я же говорила — там везде кучи! Гм... Всякого омна... Само собой, тут же прошли дожди, прудик помаленьку наполнялся. Казалось бы, живи и радуйся, купайся-плескайся! Как бы не так! Не ищет гражданин лёгких путей. Вот не ищет, и всё тут! Через некоторое время он водичку из него слил, натыкал внутрь кургузых узеньких грядочек где-то метра по полтора длиной и-и-и-и... снова всё закопал. То есть откуда-то приволок взад туеву хучу кубометров земли и засыпал. Нормально?! Опять же вручную.
Здесь мы, авторы, честно говоря, слегка офигели! И вообще весь наш дружный творческий коллектив притих. Даже всеми любимая бессменная редакторша сего (и иных наших же клёвых) опусов — Полиночка В. пребывала в лёгком замешательстве, хоть со всяческой в той или иной мере схожей сторонней бредятиной по роду деятельности сталкивалась постоянно. Не каждый день, согласитесь, подобное услышишь, что, без сомнения, требует серьёзного осмысления. Гм... Хорошо бы и медицине на соответствующие клинические случаи почаще внимание обращать. Мало ли что.
— Фигня какая-то! — первым оклемался Геннадий Андреевич. — За коим бениным ляхом, спрашивается, было тогда выкапывать-то?!
— А за коим ляхом грядочки по полтора метра? На пару кочнов капусты? И ещё один... заместо головы, да? — ха-ха-ха! Но это ведь покамест не всё! — решил он (а возможно, изначально такая задумка была) из сего квадратного, напомню, прудика теплицу с грядочками сгондобить.
— Чего, чего?!
— Теплицу! Обнёс по периметру стенками и-и-и-и...
— И что?!
— Да ничего, вот уже который год так и стоит. Непокрытая.
— И правильно! Почему теплицы длинными и узкими делают? — чтоб снеговая нагрузка правильно распределялась! На кой хрен ему квадратная-то?!
— Можно, конечно, метра на три её вверх задрать, дабы скаты градусов под сорок пять были, — в глубокой задумчивости тёрла переносицу Маруся. — Тогда, даст бог, снег крышу теплицы не продавит. Сильный ветер, правда, может снести. Тут уж как повезёт. Конструкцию, само собой, придётся знатно усилить. Хм... Наверное, ещё не дотумкал. Ничего, прочтёт — дотумкает!
— А куда девать грядочки-коротыши абсолютно бездарные? Да-а-а-а, Феофилактовна, это даже не гуппи!
— Гуппи, гуппи! Зачем человека обижать зазря?
— Никого я не обижаю, а вот ты явно льстишь товарищу председателю! Зачем рыбку обижать?
— Однако, дружок, терриконы земли туда-сюда постоянно перетаривать — это, согласись, не пиво с Шамеляками соплями зажёвывать! Видать, физики там и правда покамест до фигища! Как ты говоришь: его б энергию — да в нужное русло! Прям перпетуй какой-то... этот... мобиль, да!
— Ёшкин жук! Да вашему Эугению не то что все проезды в СНТ под силу заасфальтировать, а аж до самого до стольного града Соловца дорогу наконец-то отремонтировать, о как!
— Нашему? Хм... Эко ты, брат, загнул! Мы с ним, ежели кто забыл, даже не знакомы ни разу.
— Не придирайся. Просто к слову пришлось.
А знаете, дорогие наши читатели, не стоило б вот так запросто словами швыряться. Можно ведь за базар и ответить. Жёстко! Не в данном конкретном случае, но всё ж. Всегда помните о том, друзья, ибо тёмные времена не за горами! Болтун — находка для шпиона! Давай выжрем! Пандюрь!
— Между тем считаю своим долгом напомнить благородным донам, что мы покамест обсуждаем эпоху «до Колыванихиного пуча». Или пучепузия, — кому как нравится, ха-ха! До! — важный момент! — смекаете? Тогда ещё разные приличные и весьма симпатичные люди без особых проблем водили знакомства со всякими другими людьми, включая Эугения и даже топтыгинских с хотелковыми. Или хотеевыми? Подзабыла чего-то... Всех и не упомнишь! Хаживали друг к другу в гости, с интересом наблюдая, кто как живёт, чем дышит, что строит, копает, выращивает, прочие штуки-дрюки. Ну и, разумеется, тихо балдели от Эугениевых... этих... хм... пратикаблей.
— Чего, чего?! Ху из ит... прати... кабль?
— Тёмный ты, Генка, хоть и интеллигент! Пусть будет объёмная декорация, конструкция. Так сойдёт?
— Вполне.
— Тaк вот, день за днём благолепными летними вечерами сиживая в уютных дачных домиках под в натуре винтажными (а в иных случаях и конкретно реликтовыми!) абажурами за чаркой чая, жители «Лужка» отдыхали, покуривая всяку разную травку , обсуждали пережитое, увиденное за день, делясь впечатлениями о том о сём, в числе прочего и вышеупомянутых пратикаблях. Ой, прости, Ген, конструкциях, ха-ха! При этом, должно отметить, никто Эугения плохим словом не поминал. Без изрядной доли иронии, конечно же, не обходилось, посмеивались, подшучивали над ним, подтрунивали. Как же без этого, сам посуди? — такого... таких... э-э-э-э... такой... хм... экзотики, мягко говоря, наворотить — это ж как измудриться нужно! Однако, ещё раз повторюсь, никто его не хаял. Шамеляки — те да! — отвратные ребята! Приличного слова не подобрать. Нажрутся — и давай куролесить, песни всю ночь горлопанить! Ни слуха вам, ни голоса, а всё туда же! Проблюются прям на соседский забор — и снова куролесить! Или, что гораздо опаснее, по узким дачным проездам с бешеной скоростью с пьяным визгом на помойке своей китайской принимаются гонять. А там, между прочим, детки гуляют, кошечки бегают, собачки, ёжики, мышки — понимать надобно! Им же всё по фигу! — уродцы, одним словом! Не кошечки, сам понимаешь, Шамеляки! Но Эугений-то вроде как не поблёвыш. Бухнуть любит, но не поблёвыш же! И пьяный за руль никогда не садится. Чего ж его хаять-то? Во-о-о-от...
Надо понимать, хаять, поносить что-то и уж тем паче кого-то — не самое лучшее занятие. Да что там! — прямо скажем, отвратительное! (См. Колываниха. — Прим. ред.) Мы, к примеру, здесь уж точно никого не хаем, а попросту без прикрас излагаем нашу версию совершенно реальных сказочных событий. Абсолютно непредвзято! Причём в основном с чужих слов. И ежели кто-то чем-то недоволен, кому-то погавкать шибко невтерпёж, претензии предъявляйте самим собственно «героям» повествования. Каждый персонаж себя здесь запросто узнает. Без какой-либо сторонней помощи. Туда и обращайтесь!
— ...Нередко в дружеских посиделках за чаркой чая там-сям принимала участие и Колываниха, — продолжила Маруся после коротенькой заминки, — большая любительница пожрать на халяву. А пущай бы и пустого чайку вприглядку, всё в кайф! (Шамеляки-то не привечали страшилку, рожей не вышла! — Прим. ред.) Соответственно, и в обсуждениях принимала живейшее участие. Хоть мнение ейное никого, как правило, не интересовало. Но рот же не заткнёшь пустомеле? — хоть иногда и стоило б! Вот она-то оттаптывалась на будущем председателе по полной! Тупица, глупец, дурак, идиот — самые безобидные, поверь, из её эпитетов в сторону хижины дяди Эугения. Иной раз даже приходилось урезонивать вздорную старушенцию, поелику нецензурщина из неё пёрла — аж зубы скрипели, ха-ха-ха! Особливо когда сей товарищ на общественную дорогу мусора строительного навалил. С целью типа улучшения всяким склизким говном щебёночного покрытия, как в его кочан с похмела втемяшилось...
— А ты говоришь: гуппи, хе-хе! Там до гуппи, как до городу Пекину раком!
Что же касается города Пекина, до него и правда далековато. Тем паче раком! Ежели кто-то сумлевается, сами можете попробовать столь экзотичным способом туда добраться, хе-хе! Однако не стоит отвлекаться. Читаем внимательно, вдумчиво, дабы впоследствии поменьше дурацких вопросов возникало:
— ...Долго ещё местные старушки на том поганом мусоре спотыкались, поскальзывались на мокрых обрезках ДСП, падали и отчаянно матерились. В их числе и Колываниха, ха-ха-ха! Даже синяк на руке схлопотала, который потом с переменным успехом выдавала за мифический укус некоей злобной росомахи. У неё вообще частенько зубья скрипели: то ли с зависти вселенской, то ли со злобы желчной, то ли с какой-нибудь очередной росомахи. Он же (Эугений. — Прим. ред.), поди, и не в курсе, каким отменным дерьмом пустолайка поливала его за глаза. Да и фиг с ним, не наши проблемы. Хм... Теперь, кстати, в курсе будет. ...И вдогоночку, с целью, так сказать, улучшения восприятия, напомню: при мне гражданка Колываниха нынешних своих закадычных подружек — Шамелячек — иначе как презрительно: «ложкомойкины дочки» — никак не величала. А теперь вот ректум им вылизывает усердно. Метаморфозы, ха-ха-ха! ...Одного не пойму: кто из них ложкомойка? Может, сами о себе расскажут?
— Чего ж тогда с ней приличные, как ты говоришь, люди-то водились? За коим, спрашивается?
— Не водились, а возились, объясняла же! Поелику жалостливые шибко! ...Единственно, прозвище ему дали — Франкенштейн. Что с того? Не вижу, к слову, в том абсолютно ничего обидного. А ты? Виктор Франкенштейн, что бы кто и какую фигню о нём ни плёл, весьма достойный чел был, хоть и кончил плохо. Хороший учёный, в чём-то даже чёрта за бороду умудрился схватить. Э-э-э-э... Согласна, не свезло мужчинке, монстра сваял себе на погибель, да-а-а-а... (Кстати, безымянного! — Прим. ред.) Дык фатум же, господа! Вот и Эугений наш всякого... хм... разного насоздавал. Дай-то бог, без трагических бы последствий обошлось, ха-ха! Притом ни он, ни побрехушка наша, естественно, в замечательном романе Мэри Шелли ни ухом ни рылом, посему посчитали имя «Франкенштейн», как дальнейшие события показали, ужасно обидным. Просто ужасающе оскорбительным, ужасней, нежели Зингельшухер! Да уж, дремучие люди, папой клянусь! Ну и фиг с ними! ...И ты? ...И ты, Брут?! Блин корявый, слов нет, ваша дремучесть! Чтоб обязательно прочёл! В следующий раз спрошу. С пристрастием, мля!
— И вот это всё ты, конечно же, исключительно от Колыванихи узнала? Весьма сомнительно! Она сама на себя, что ль, кучу баллонов накатила?
Маруся тем временем уже чёрт знает какую чипироску прикурила, а несчастный крокодил всё мимо кассы да мимо кассы! Низенько, правда, (как, собственно, и все остальные крокодилы! — Прим. авт.), но, похоже, опять пролетел. Ужасть, кака досада! С длительного же никотинового голодания недолго ведь и в обморок впасть, сами понимаете! Тем паче после всяческого употребления вовнутрь. Пивасика. И коньячка. Ссать, правда, бегал регулятерно, просто мы вас на том не заостряли.
— Так и быть! На, курни моих, дядь Ген! — ни с того ни с сего вдруг раздобрилась Феофилактовна, осчастливив очередной помятой беломориной прифигевшего с нежданно-негаданно подвалившего фарта крокодила. — Эт тебе не трубочный ваш солидол, понимаешь! Сила! Силища!!! Гм... Сдаётся мне, никто сегодня ни с какой дурацкой проверкой уже не припрётся. Поздновато для супостатов. Кури, кури, дорогой!..
«И чего только мозг канифолила, самодурка?! — в сердцах кипятился про себя Андреич. — Сразу ведь понятно было: никто сюда без предупреждения нос не кажет! С её-то крышей горсоветской! У-у-у-ух, змеища!»
— ...Касаемо же диверсификации информационных потоков... М-м-м-м... Я ведь правильно суть вопроса уловила, да, крокодяш? — сей процесс, смею тебя уверить, на одной Колыванихе, естественно, не зацикливается. Принимая же во внимание один из базовых алгоритмов Дейкстры... Э-э-э-э... В общем, опуская к бебеням всяку мутную заумь, ежели ты не в курсе: «Лужок» — чисто в натуре институтский СНТ. В свою очередь, Институт — предприятие градообразующее, его сотрудники по всему Соловцу расселились. Чувствуешь, где она, диверсификация? — вот то-то и оно, сразу видно по глазам! Довольно много осело их и в нашем микрорайоне. Райончик, между прочим, довольно чистенький, приличный, опять же лес рядом, роща банановая. Чего ж здесь не жить-то, не тужить? Люди, кстати, в массе своей приличные, воспитанные, да-а-а-а... За колбаской ко мне хаживают, за хлебушком, молочком, прочими ликёро-водочными. Опять же, всем поболтать охота! О том о сём, о высоком, о жабах... Представители клана ядовитых жаб тож, ясное дело, в наличии, но они, слава богу, редко сюда заглядывают. Им хавчик всё больше на дом с нарочными доставляют. Понимаю, за всё платить нужно, дык заплатишь — лишь бы жопы от дивана не отрывать, ха-ха! Ну и жопы там... хм... соответствующие.
— Прошу пардонить, дорогая! Не пора ли закругляться? И вообще: при чём тут чьи-то жопы? И диваны.
— Пора, брат Андреич! «Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, туда, где синеют морские края, туда, где гуляем лишь ветер... да я!..» Хочете знать, к чему весь этот наш с тобой сыр-бор? Извиняйте, барин, триптих.
— Ваш, миледи, ваш триптих! Уж простите. Это не Пушкин ли был?
— А вот к чему! Э-э-э-э... И поскольку впредь мы будем обсуждать события эпохи уже «пост-Колыванихиного пуча», причём «пост-» не в смысле какая-то там нибудь «вахта» с часовым, а в смысле: «после»! — усёк? — пару слов о нём, пуче, придётся всё ж молвить. А знаешь, я хоть и с чужих слов о тех «революционных» событиях наслышана, вспоминать всё одно противно! Гм... Однако придётся. ...Пушкин был, Пушкин! ...Эй-эй-эй! — бычки на пол не сметь!
