Она пришла с работы, и, едва сбросив туфли, завалилась прямо в платье на кровать. Хорошо, что дома не было матери, та ушла на именины к родственнице. Хоть никто не будет лезть к ней с расспросами и увещеваниями.
На дворе цвел прекрасный розовый майский вечер. Деревья утопали в цветах, в воздухе разливалась вечерняя нега… Еще неделю назад она бы ушла гулять с подругами до ночи. А сейчас…
Кто-то забарабанил в дверь. Она быстро зашторила окно. Видеть никого не хотелось.
- Зина! Ты дома? Кричали ей с улицы подруги. Пришли звать гулять. Веселые девичьи голоса перекликались с треньканьем гитары Юры. В легком весеннем воздухе грубое звучание дешевого инструмента казалось почти прекрасным.
- Что надо? Нет никого. Почему-то вслух ответила она. Больше с улицы ей не кричали.
Сейчас закончатся занятия в школе. Он, скорее всего, будет поджидать ее после уроков. И они пойдут вдвоем по зеленым улицам. Наверняка через парк, по самым безлюдным тропинкам. И там он начнет ее целовать.
При мысли об этом Зина повернулась лицом к стене и зарыдала. Слезы ее, как бешеный майский ливень, скоро сделали совершенно мокрой подушку. Она этого не замечала. Она рыдала и рыдала, даже не пытаясь вытирать их, мыслей не было, было одно большое сплошное девичье горе…
- Зиночка! Доченька! Спишь?
От звавшего ее материнского голоса она… проснулась. В комнате было уже темно. Дверь была приоткрыта, на полу лежала узкая полоска света. В коридоре виднелась фигура матери.
Отлично. Темно, она ничего не увидит и не будет к ней приставать.
- Да, голова болит.
- Ну спи, спи.
Настало также же майское безмятежное утро. Она с тоской смотрела в окно. Надо собираться, идти на работу… и целый день слушать веселые разговоры и хохот подруг. А еще отвечать на злые вопросы и делать вид, что ей все равно…
Мать еще спала, она открывала свой киоск позже. А вот ей было пора на работу. Зина оделась и подошла к зеркалу. Лицо немного опухло, но не страшно. Не зря она сегодня умылась студеной водой.
- Некуда нам с тобой деваться, Зинуля. Пора на завод.
Решительно сказала она себе и пошла по солнечной улице, гордо вскинув голову. Ее окликали знакомые, она отвечала им « - Привет!». И шла дальше, неся свою голову, как победный флаг.
Сегодня она не видела Савченко. За что сказала «спасибо» судьбе. Но завтра… Подруги пытались кто деликатно, кто не очень выпытать у нее, что у них с Сашей. Но Зина стояла на своем: все кончено. Рассказывать не буду. Сами все знаете.
- Ну и клуша ты, Зинка! Такая бедовая была! Ты чего смотришь-то?! Оттаскай ее пару раз за пучок и всего делов! Повыдергай космы этой стерве! Наседала подруга Ритка.
- Не слушай ее, Зинаида! Будь выше этого! Скандалом дело не поправишь! Если любит – сам вернется, а если разлюбил, то и скандал не поможет. Авторитетно изрекала подруга Ольга. Она закончила техникум, считалась образованной.
- Ты у нас, я погляжу, чересчур умная стала, Олька! Зло щурила глаза Ритка.
- Представь себе. Чем лясы с парнями на лавочке точить, ты хоть бы одну книжку прочитала. Нынче образование в почете. Посмотри хотя бы на Зинин пример.
- А замуж пойти образования не надо! И мужа борщом кормить надо, а не книжками. Книжками сыт не будешь.
- А если влюбишься в образованного, то тебе твой борщ тоже не поможет. Он после ужина с тобой поговорить захочет, а у тебя одни семечки в голове!
- Да сдались мне твои книжки! Я и без них проживу!
Зина смотрела на них своими карими «вишнями» печально. Вот и подруги уже из-за нее разругались…
- Что делать-то будешь, Зинка? Не отставала Ритка.
- Подумаю. И, поджав губы, дала понять, что разговор окончен. Очень ей опалила душу эта любовь. Черной стала для нее эта весна.
Так пролетела неделя. Она дважды видела их вместе, но все издалека: спешила уйти подальше или в другую сторону. С девчатами гуляла, пела песни под Юрину Гитару и даже улыбалась. Не хотела, чтобы все думали, что она дома сидит и переживает. Постепенно с расспросами от нее отстали.
Только мамаша никак не хотела поначалу угомониться, Все расспрашивала, что да как. Зина ей сказала, что ходит уже с другим. И кончено.
Но весь май Зину не оставляла мысль: за что он с ней так? За что? ЗА ЧТО?! Она некрасива? Мало девчат в поселке сравнятся с ней.
Она весела и любит компании, как и Саша. Если б они поженились, каждую неделю у них собирались бы гости. Так было бы весело.
Мать баловала ее, но она все равно хорошо готовит и шьет и будет ему хорошей хозяйкой. Хотя нет. Уже не будет.
Что он нашел в этой Таньке? Чем она лучше?! Ну, чем?!
Иногда она убегала от подруг и бродила одна в темнеющих аллеях парка. Ей никак не давала покоя мысль почему выбрали не ее, но ответа она найти не могла.
- Зинок, дорогуша! Ты что тут бродишь одна? От ствола соседнего дерева в сумерках отделилась фигура Журченко. В руках он, как всегда, держал свою гитару.
- Да, так… захотелось побыть одной.
- Зинуля, тебе еще рано сидеть одной. Такой красавице вредно грустить. От этого и заболеть можно. Он приближался к ней, тренькая на своей гитаре. Она, попятилась, нехорошее предчувствие закралось в душу…
- Юра, а где остальные?
- Представь, потерялись! Вот стою под деревом, чуть не плачу, и тут вижу тебя. Теперь плакать не буду. С такой девушкой радоваться надо!
Он положил гитару на скамейку и подошел еще ближе:
- Вот смотрю я на тебя, Зинуля и думаю. Ну и свалял дурака наш Саня! Зачем ему эта учительница? Она ж его учебой уморит! Не выучил таблицу умножения – обеда не будет! Променял королеву на ученую воблу. Эх, Зинуля, ну и дурак он.
Он подходил все ближе и ближе, на Зину отчетливо пахнуло перегаром. Видно, завтра не работает, раз выпил – почему-то пришла ей в голову мысль.
- Какая ты у нас шикарная, Зина. Таких девушек в поселке еще поискать. Да и не найдешь. Сашке весь поселок завидовал, а он, дурак, свое счастье упустил. А я вот не упущу. Такую Жар-Птицу когда еще поймаешь!
Он схватил Зину за талию, рывком притянув к себе и… отлетел на асфальт ошарашенно потирая горевшее лицо.
- Ты что надумал, гад?!
- Зин, ты обалдела, что ли?! Ты чего руки распускаешь?!
- А ты чего?! Куда ты свои суешь?! Кто тебе разрешил?!
- А мне разрешения спрашивать не надо. Мне Сашка свои права уступил.
- Что?!!
- А что? Так и сказал: « - Забирай, Юрка, за ненадобностью. У меня теперь образованная. А Зинка уже порченный товар. Можно и дружкам отдать».
- Ты что брешешь?! Что несешь?
- А ты не знаешь, какие слухи про тебя в поселке ходят?
- Ах ты, гадина! Да чтоб отвалился язык твой поганый, да чтоб…
- Добрый вечер. Зин, тебя по всему парку ищут.
У скамейки стоял Федя Донченко:
- Пойдем, Зина. Поздно уже.
- Хочешь, чтобы я тебе ее уступил? Да забирай, не жалко! Юра зло сплюнул на асфальт и рывком поднял с лавочки гитару.
- Ты когда-нибудь своей ядовитой слюной подавишься.
Спокойно сказал ему Федя и взял Зину под руку: - Пойдем, я провожу.
Зининой гордости хватило на одну аллею. На второй, когда Журченко скрылся из виду и они остались вдвоем, она бросилась на скамейку и разрыдалась. Слезы лились рекой, ее трясло.
- Зина, да ты что?! Зиночка, Зинуля.. успокойся. Федя присел рядом, дал ей свой носовой платок, заботливо надел на плечи пиджак. Зина ничего не замечала. Она рыдала так, что аж у Феди показались слезы на глазах.
- Господи, Федя, да за что мне все это?! Я ведь так его любила, я для него все готова была отдать.
- Я знаю, Зинуля, знаю. Я ж все видел. Ну, полюбил другую Саша, сердцу не прикажешь. И ты еще встретишь хорошего парня. И забудешь про эту историю, как про страшный сон.
- Да кого я встречу, Федя? Ты посмотри, какие слухи про меня в поселке пошли. Это ж теперь каждая собака трепать будет! Погибла я, Федя! Погибла!!!
- Зин, кого ты слушаешь? Брехуна этого, Юрку? Да злость впереди него родилась! Алька ему отказала, так он и про нее слухи распускает. Его ж в поселке знают, как облупленного, кто ему поверит?
Зина повернулась к нему, скинув пиджак, схватила Федю за рубашку:
- Федя, миленький! Не было ничего у нас с Сашей! Слышишь – не было! И он не такой и я не такая! Хоть и любила я его больше жизни, но есть и девичья честь. А Юрка сказал, что Сашка ему меня уступил за ненадобностью! Он ко мне сейчас там полез и я ему надавала! Я не такая, Федя, не такая!!!
Ошарашенный Федор неловко обнял ее за плечи начал поглаживать:
- Да верю я, Зиночка, Верю. Ну, не плачь так, не надо!
- Ты-то веришь, а остальные… Всем рты не заткнешь! Ооох, Господи! И так мне худо, так еще и это! Что делать-то, что делать?!
Она ткнулась лицом в его рубашку и зарыдала еще сильнее. Федя минуту посидел, потом обнял ее и прижал к себе, начал поглаживать по голове, прижался щекой к щеке ласково…
- Зинуля, солнышко, да кто про тебя худого может подумать? Да только гнилье одно! Ты у нас красавица! Любой тебя замуж возьмет. Из парней очередь будет стоять, да если бы ты только захотела, да я бы… Зина! Что с тобой, Зина?!
Когда она пришла в себя, вокруг уже собралось много народу. Она лежала на лавочке, под готовой было что-то мягкое. В темноте маячили знакомые фигуры подруг и парней.
- Зина! Слава Богу, очнулась! Зина, да что с тобой?!
- Да не ори ты так, Ритка! Дай ей в себя прийти. Зиночка, ты как? Тебе лучше?
- Оля, а что со мной?
- Ты в обморок упала. Федя тебя на скамейку положил. Как раз мы тут вас и обнаружили. Как ты?
- Голова болит..
Зина села, все кружилось вокруг…
- Домой пойдем? Ты сама идти можешь?
- Погодите немного… пока не могу.
- Конечно, не может она! Раздался за спинами парней гнусявый голос Журченко: - Не видите, что ли?
- Слышь ты, гнида! Рита решительно двинулась в Юркину сторону: - Щас я тебе по шеям надаю! Вот я щас тебе!
- Ой, напугала-то как! Напугала! Ты лучше возле своей подруги сиди! Беременной!
- Чтооооо?! Ритка, ревя, как бык и наклонив голову, как будто у нее, и правда, на голове были внушительные рога, снова пошла на Юрку. Но ей не дали. Крушенков схватил ее за руку и завел к себе за спину.
- Уходите, Журченко. Подобру-поздорову. Николай говорил пока вежливо, но голос его не сулил ничего хорошего.
- Ой, напугал один такой! Любитель второго сорта!
- Спокойно, Николай. Не марай руки об эту поганку. Это был голос Мигулько: - Давай, журчи отсюда, Юра. Пока тебе ребра не пересчитали.
- Да, как же, испугался я вас! Она же только что со мной в аллее...
Теперь на него пошла «стена» из парней. Они уже снимали пиджаки и закатывали рукава рубашек.
Журченко отступил, повернулся и … как-то по собачьи потрусил по аллее.
- Вот кобель. Зло выдохнула Ритка и присела возле Зины на корточки: - Слышь, Зинок…. А может ты и правда.. того? Оййй!
Чьи-то руки рывком, как котенка, оторвали ее с земли и отправили подальше от Зины.
- Зина, идти сможешь? Если что я помогу. Это был Федор.
- Да, могу.
Он крепко взял ее под руку. С другой стороны ее держала Ольга. И они пошли медленно к выходу. Сзади шли парни и девушки, тихо переговариваясь между собой. Зину сдали на руки перепуганной Марии Гавриловне. Успокоили, сказали, что ничего страшного. И пожелали спокойной ночи.
- Ну, как ты, подруга? В обед прибежала к ней Ритка: - Бледноватая, правда. Но, вроде бы, ничего…
- Нормально все.
Ритка приблизила голову к Зине и заговорщицки зашептала:
- Слушай, Зин. А может, Юрка прав был? Ты, случайно, не в положении? А то мы тогда твоего бывшего быстро в оборот возьмем! Уж мы-то его, голубчика, на весь завод ославим! И никуда он от нас не денется! Жениться на тебе заставим. Я лично в свидетели пойду!
- В какие свидетели, Рита? Уйди и без тебя тошно!
- Ой, че та ты опять побледнела. Ладно, побегу, а то перерыв кончается.
Она, как всегда, стояла на проходной, когда вечером народ пошел с завода.
Сердце-вещун подпрыгнуло в груди и ухнуло куда-то вниз... на проходной показался Саша.
- Здравствуй, Саша. Она изо всех сил старалась не показать волнения. Улыбалась. Он вежливо поздоровался и прошел мимо. Ни приветливого слова, ни взгляда. Как с чужой. Да она и была, видно, для него всегда чужая...
Вечером в дверь постучали. Она расчесывала в этот момент свои косы, да так и замерла на кровати. Молнией пролетела мысль: рассказали о вчерашнем случае в парке и он пришел поговорить? Узнать про здоровье? Но он так не стучал. Не он. Это была Ольга. Зина ей обрадовалась. С ней можно было поговорить хорошо и по душам… Поставили чайник, согрели чаю, сели за стол… помолчали.
- Знаю, что спросить меня хочешь. Начала Зина: - Что было вчера.
- Хочу, но это только тебе решать – говорить или нет.
- Я вчера, когда одна гуляла, Журченко встретила. Зина говорила медленно, спокойно. После вчерашнего слез уже не было. Выплакала все.
- Он меня облапать пытался. Говорил, что Сашка ему на меня права уступил. Получил от меня по морде, конечно. А тут Федя подошел. Донченко. Он меня и увел от него… А мне так обидно стало и горько, ведь раз Юрка сказал, значит про меня в поселке уже слухи пошли! Что я… я…
- Успокойся, Зина. Ольгина рука ласково накрыла ее, уже начинающую дрожать, руку: - Кто его послушает? Все это трепло знают.
- Нет, Оля, будут и такие, кто послушает. Кому нравится про людей гадости говорить. Ох, пропала я, горемычная... Не будет мне теперь покоя и хорошей жизни.
- Да прекрати ты, Зина! Как поговорят – так и перестанут! А мы тебя в обиду не дадим! И влюбишься еще. И замуж выйдешь.
Открылась дверь, вошла Марья Гавриловна: - А, у нас гости! Здравствуй, Оленька! Чаевничаете? Вот молодцы какие! А я пойду ужин греть! Устала очень…
- Это она намекает, что тебе домой пора. Шепнула Зина Ольге: - Уж я-то свою мамашу знаю. Завтра договорим.
- Что это она приходила? От напускного радушия матери ни осталось и следа. Она сердито смотрела на Зину.
- Да просто так, мама. Посидели, чаю попили.
- Просто так, говоришь? Или обсуждали, как тебе незаметнее аборт сделать? Или с каким кавалером дальше в койку лечь?
- Да Вы что, мамаша?! Зину бросило в жар: - Да как Вы можете?
- Как я могу? А как ты можешь?! Опуститься до такого, чтобы твое имя по всему поселку неслось! Ну, все, дочка дорогая, хватит! Набаловала я тебя, теперь ты у меня запоешь! Из дома без моего разрешения больше не выйдешь! И замуж тебя выдам, да поскорее! С глаз моих долой спроважу, мерзавку такую!
Марья Гавриловна разошлась не на шутку. Бушевала, почем зря. Зина смотрела на нее ошеломленно. Она такой свою мать никогда не видала.
- А как же я завтра на работу пойду?
- Уволишься! И будешь дома сидеть! Никуда теперь тебя не пущу!
- Но, мама, я..
- Уйди с глаз моих! Видеть тебя не хочу!
Зина растерянно села на кровать в своей комнате. « - Говорила, я тебе, Ольга, что буде хуже. Вот и началось».
Как не сердилась мать, а идти на работу было надо. И Зина пошла. Первым делом, в перерыв, бросилась искать Ольгу. Та сидела в заводском сквере на лавочке. При виде Зины бутерброд застыл в ее руке:
- Ой, на тебе лица нет. Опять что-то стряслось?
- Оля, меня мать увольняться заставляет. Говорит, чтобы я дома сидела. Замуж меня выдать хочет. По своей воле.
На дворе цвел прекрасный розовый майский вечер. Деревья утопали в цветах, в воздухе разливалась вечерняя нега… Еще неделю назад она бы ушла гулять с подругами до ночи. А сейчас…
Кто-то забарабанил в дверь. Она быстро зашторила окно. Видеть никого не хотелось.
- Зина! Ты дома? Кричали ей с улицы подруги. Пришли звать гулять. Веселые девичьи голоса перекликались с треньканьем гитары Юры. В легком весеннем воздухе грубое звучание дешевого инструмента казалось почти прекрасным.
- Что надо? Нет никого. Почему-то вслух ответила она. Больше с улицы ей не кричали.
Сейчас закончатся занятия в школе. Он, скорее всего, будет поджидать ее после уроков. И они пойдут вдвоем по зеленым улицам. Наверняка через парк, по самым безлюдным тропинкам. И там он начнет ее целовать.
При мысли об этом Зина повернулась лицом к стене и зарыдала. Слезы ее, как бешеный майский ливень, скоро сделали совершенно мокрой подушку. Она этого не замечала. Она рыдала и рыдала, даже не пытаясь вытирать их, мыслей не было, было одно большое сплошное девичье горе…
- Зиночка! Доченька! Спишь?
От звавшего ее материнского голоса она… проснулась. В комнате было уже темно. Дверь была приоткрыта, на полу лежала узкая полоска света. В коридоре виднелась фигура матери.
Отлично. Темно, она ничего не увидит и не будет к ней приставать.
- Да, голова болит.
- Ну спи, спи.
Настало также же майское безмятежное утро. Она с тоской смотрела в окно. Надо собираться, идти на работу… и целый день слушать веселые разговоры и хохот подруг. А еще отвечать на злые вопросы и делать вид, что ей все равно…
Мать еще спала, она открывала свой киоск позже. А вот ей было пора на работу. Зина оделась и подошла к зеркалу. Лицо немного опухло, но не страшно. Не зря она сегодня умылась студеной водой.
- Некуда нам с тобой деваться, Зинуля. Пора на завод.
Решительно сказала она себе и пошла по солнечной улице, гордо вскинув голову. Ее окликали знакомые, она отвечала им « - Привет!». И шла дальше, неся свою голову, как победный флаг.
Сегодня она не видела Савченко. За что сказала «спасибо» судьбе. Но завтра… Подруги пытались кто деликатно, кто не очень выпытать у нее, что у них с Сашей. Но Зина стояла на своем: все кончено. Рассказывать не буду. Сами все знаете.
- Ну и клуша ты, Зинка! Такая бедовая была! Ты чего смотришь-то?! Оттаскай ее пару раз за пучок и всего делов! Повыдергай космы этой стерве! Наседала подруга Ритка.
- Не слушай ее, Зинаида! Будь выше этого! Скандалом дело не поправишь! Если любит – сам вернется, а если разлюбил, то и скандал не поможет. Авторитетно изрекала подруга Ольга. Она закончила техникум, считалась образованной.
- Ты у нас, я погляжу, чересчур умная стала, Олька! Зло щурила глаза Ритка.
- Представь себе. Чем лясы с парнями на лавочке точить, ты хоть бы одну книжку прочитала. Нынче образование в почете. Посмотри хотя бы на Зинин пример.
- А замуж пойти образования не надо! И мужа борщом кормить надо, а не книжками. Книжками сыт не будешь.
- А если влюбишься в образованного, то тебе твой борщ тоже не поможет. Он после ужина с тобой поговорить захочет, а у тебя одни семечки в голове!
- Да сдались мне твои книжки! Я и без них проживу!
Зина смотрела на них своими карими «вишнями» печально. Вот и подруги уже из-за нее разругались…
- Что делать-то будешь, Зинка? Не отставала Ритка.
- Подумаю. И, поджав губы, дала понять, что разговор окончен. Очень ей опалила душу эта любовь. Черной стала для нее эта весна.
Так пролетела неделя. Она дважды видела их вместе, но все издалека: спешила уйти подальше или в другую сторону. С девчатами гуляла, пела песни под Юрину Гитару и даже улыбалась. Не хотела, чтобы все думали, что она дома сидит и переживает. Постепенно с расспросами от нее отстали.
Только мамаша никак не хотела поначалу угомониться, Все расспрашивала, что да как. Зина ей сказала, что ходит уже с другим. И кончено.
Но весь май Зину не оставляла мысль: за что он с ней так? За что? ЗА ЧТО?! Она некрасива? Мало девчат в поселке сравнятся с ней.
Она весела и любит компании, как и Саша. Если б они поженились, каждую неделю у них собирались бы гости. Так было бы весело.
Мать баловала ее, но она все равно хорошо готовит и шьет и будет ему хорошей хозяйкой. Хотя нет. Уже не будет.
Что он нашел в этой Таньке? Чем она лучше?! Ну, чем?!
Иногда она убегала от подруг и бродила одна в темнеющих аллеях парка. Ей никак не давала покоя мысль почему выбрали не ее, но ответа она найти не могла.
- Зинок, дорогуша! Ты что тут бродишь одна? От ствола соседнего дерева в сумерках отделилась фигура Журченко. В руках он, как всегда, держал свою гитару.
- Да, так… захотелось побыть одной.
- Зинуля, тебе еще рано сидеть одной. Такой красавице вредно грустить. От этого и заболеть можно. Он приближался к ней, тренькая на своей гитаре. Она, попятилась, нехорошее предчувствие закралось в душу…
- Юра, а где остальные?
- Представь, потерялись! Вот стою под деревом, чуть не плачу, и тут вижу тебя. Теперь плакать не буду. С такой девушкой радоваться надо!
Он положил гитару на скамейку и подошел еще ближе:
- Вот смотрю я на тебя, Зинуля и думаю. Ну и свалял дурака наш Саня! Зачем ему эта учительница? Она ж его учебой уморит! Не выучил таблицу умножения – обеда не будет! Променял королеву на ученую воблу. Эх, Зинуля, ну и дурак он.
Он подходил все ближе и ближе, на Зину отчетливо пахнуло перегаром. Видно, завтра не работает, раз выпил – почему-то пришла ей в голову мысль.
- Какая ты у нас шикарная, Зина. Таких девушек в поселке еще поискать. Да и не найдешь. Сашке весь поселок завидовал, а он, дурак, свое счастье упустил. А я вот не упущу. Такую Жар-Птицу когда еще поймаешь!
Он схватил Зину за талию, рывком притянув к себе и… отлетел на асфальт ошарашенно потирая горевшее лицо.
- Ты что надумал, гад?!
- Зин, ты обалдела, что ли?! Ты чего руки распускаешь?!
- А ты чего?! Куда ты свои суешь?! Кто тебе разрешил?!
- А мне разрешения спрашивать не надо. Мне Сашка свои права уступил.
- Что?!!
- А что? Так и сказал: « - Забирай, Юрка, за ненадобностью. У меня теперь образованная. А Зинка уже порченный товар. Можно и дружкам отдать».
- Ты что брешешь?! Что несешь?
- А ты не знаешь, какие слухи про тебя в поселке ходят?
- Ах ты, гадина! Да чтоб отвалился язык твой поганый, да чтоб…
- Добрый вечер. Зин, тебя по всему парку ищут.
У скамейки стоял Федя Донченко:
- Пойдем, Зина. Поздно уже.
- Хочешь, чтобы я тебе ее уступил? Да забирай, не жалко! Юра зло сплюнул на асфальт и рывком поднял с лавочки гитару.
- Ты когда-нибудь своей ядовитой слюной подавишься.
Спокойно сказал ему Федя и взял Зину под руку: - Пойдем, я провожу.
Зининой гордости хватило на одну аллею. На второй, когда Журченко скрылся из виду и они остались вдвоем, она бросилась на скамейку и разрыдалась. Слезы лились рекой, ее трясло.
- Зина, да ты что?! Зиночка, Зинуля.. успокойся. Федя присел рядом, дал ей свой носовой платок, заботливо надел на плечи пиджак. Зина ничего не замечала. Она рыдала так, что аж у Феди показались слезы на глазах.
- Господи, Федя, да за что мне все это?! Я ведь так его любила, я для него все готова была отдать.
- Я знаю, Зинуля, знаю. Я ж все видел. Ну, полюбил другую Саша, сердцу не прикажешь. И ты еще встретишь хорошего парня. И забудешь про эту историю, как про страшный сон.
- Да кого я встречу, Федя? Ты посмотри, какие слухи про меня в поселке пошли. Это ж теперь каждая собака трепать будет! Погибла я, Федя! Погибла!!!
- Зин, кого ты слушаешь? Брехуна этого, Юрку? Да злость впереди него родилась! Алька ему отказала, так он и про нее слухи распускает. Его ж в поселке знают, как облупленного, кто ему поверит?
Зина повернулась к нему, скинув пиджак, схватила Федю за рубашку:
- Федя, миленький! Не было ничего у нас с Сашей! Слышишь – не было! И он не такой и я не такая! Хоть и любила я его больше жизни, но есть и девичья честь. А Юрка сказал, что Сашка ему меня уступил за ненадобностью! Он ко мне сейчас там полез и я ему надавала! Я не такая, Федя, не такая!!!
Ошарашенный Федор неловко обнял ее за плечи начал поглаживать:
- Да верю я, Зиночка, Верю. Ну, не плачь так, не надо!
- Ты-то веришь, а остальные… Всем рты не заткнешь! Ооох, Господи! И так мне худо, так еще и это! Что делать-то, что делать?!
Она ткнулась лицом в его рубашку и зарыдала еще сильнее. Федя минуту посидел, потом обнял ее и прижал к себе, начал поглаживать по голове, прижался щекой к щеке ласково…
- Зинуля, солнышко, да кто про тебя худого может подумать? Да только гнилье одно! Ты у нас красавица! Любой тебя замуж возьмет. Из парней очередь будет стоять, да если бы ты только захотела, да я бы… Зина! Что с тобой, Зина?!
Когда она пришла в себя, вокруг уже собралось много народу. Она лежала на лавочке, под готовой было что-то мягкое. В темноте маячили знакомые фигуры подруг и парней.
- Зина! Слава Богу, очнулась! Зина, да что с тобой?!
- Да не ори ты так, Ритка! Дай ей в себя прийти. Зиночка, ты как? Тебе лучше?
- Оля, а что со мной?
- Ты в обморок упала. Федя тебя на скамейку положил. Как раз мы тут вас и обнаружили. Как ты?
- Голова болит..
Зина села, все кружилось вокруг…
- Домой пойдем? Ты сама идти можешь?
- Погодите немного… пока не могу.
- Конечно, не может она! Раздался за спинами парней гнусявый голос Журченко: - Не видите, что ли?
- Слышь ты, гнида! Рита решительно двинулась в Юркину сторону: - Щас я тебе по шеям надаю! Вот я щас тебе!
- Ой, напугала-то как! Напугала! Ты лучше возле своей подруги сиди! Беременной!
- Чтооооо?! Ритка, ревя, как бык и наклонив голову, как будто у нее, и правда, на голове были внушительные рога, снова пошла на Юрку. Но ей не дали. Крушенков схватил ее за руку и завел к себе за спину.
- Уходите, Журченко. Подобру-поздорову. Николай говорил пока вежливо, но голос его не сулил ничего хорошего.
- Ой, напугал один такой! Любитель второго сорта!
- Спокойно, Николай. Не марай руки об эту поганку. Это был голос Мигулько: - Давай, журчи отсюда, Юра. Пока тебе ребра не пересчитали.
- Да, как же, испугался я вас! Она же только что со мной в аллее...
Теперь на него пошла «стена» из парней. Они уже снимали пиджаки и закатывали рукава рубашек.
Журченко отступил, повернулся и … как-то по собачьи потрусил по аллее.
- Вот кобель. Зло выдохнула Ритка и присела возле Зины на корточки: - Слышь, Зинок…. А может ты и правда.. того? Оййй!
Чьи-то руки рывком, как котенка, оторвали ее с земли и отправили подальше от Зины.
- Зина, идти сможешь? Если что я помогу. Это был Федор.
- Да, могу.
Он крепко взял ее под руку. С другой стороны ее держала Ольга. И они пошли медленно к выходу. Сзади шли парни и девушки, тихо переговариваясь между собой. Зину сдали на руки перепуганной Марии Гавриловне. Успокоили, сказали, что ничего страшного. И пожелали спокойной ночи.
- Ну, как ты, подруга? В обед прибежала к ней Ритка: - Бледноватая, правда. Но, вроде бы, ничего…
- Нормально все.
Ритка приблизила голову к Зине и заговорщицки зашептала:
- Слушай, Зин. А может, Юрка прав был? Ты, случайно, не в положении? А то мы тогда твоего бывшего быстро в оборот возьмем! Уж мы-то его, голубчика, на весь завод ославим! И никуда он от нас не денется! Жениться на тебе заставим. Я лично в свидетели пойду!
- В какие свидетели, Рита? Уйди и без тебя тошно!
- Ой, че та ты опять побледнела. Ладно, побегу, а то перерыв кончается.
Она, как всегда, стояла на проходной, когда вечером народ пошел с завода.
Сердце-вещун подпрыгнуло в груди и ухнуло куда-то вниз... на проходной показался Саша.
- Здравствуй, Саша. Она изо всех сил старалась не показать волнения. Улыбалась. Он вежливо поздоровался и прошел мимо. Ни приветливого слова, ни взгляда. Как с чужой. Да она и была, видно, для него всегда чужая...
Вечером в дверь постучали. Она расчесывала в этот момент свои косы, да так и замерла на кровати. Молнией пролетела мысль: рассказали о вчерашнем случае в парке и он пришел поговорить? Узнать про здоровье? Но он так не стучал. Не он. Это была Ольга. Зина ей обрадовалась. С ней можно было поговорить хорошо и по душам… Поставили чайник, согрели чаю, сели за стол… помолчали.
- Знаю, что спросить меня хочешь. Начала Зина: - Что было вчера.
- Хочу, но это только тебе решать – говорить или нет.
- Я вчера, когда одна гуляла, Журченко встретила. Зина говорила медленно, спокойно. После вчерашнего слез уже не было. Выплакала все.
- Он меня облапать пытался. Говорил, что Сашка ему на меня права уступил. Получил от меня по морде, конечно. А тут Федя подошел. Донченко. Он меня и увел от него… А мне так обидно стало и горько, ведь раз Юрка сказал, значит про меня в поселке уже слухи пошли! Что я… я…
- Успокойся, Зина. Ольгина рука ласково накрыла ее, уже начинающую дрожать, руку: - Кто его послушает? Все это трепло знают.
- Нет, Оля, будут и такие, кто послушает. Кому нравится про людей гадости говорить. Ох, пропала я, горемычная... Не будет мне теперь покоя и хорошей жизни.
- Да прекрати ты, Зина! Как поговорят – так и перестанут! А мы тебя в обиду не дадим! И влюбишься еще. И замуж выйдешь.
Открылась дверь, вошла Марья Гавриловна: - А, у нас гости! Здравствуй, Оленька! Чаевничаете? Вот молодцы какие! А я пойду ужин греть! Устала очень…
- Это она намекает, что тебе домой пора. Шепнула Зина Ольге: - Уж я-то свою мамашу знаю. Завтра договорим.
- Что это она приходила? От напускного радушия матери ни осталось и следа. Она сердито смотрела на Зину.
- Да просто так, мама. Посидели, чаю попили.
- Просто так, говоришь? Или обсуждали, как тебе незаметнее аборт сделать? Или с каким кавалером дальше в койку лечь?
- Да Вы что, мамаша?! Зину бросило в жар: - Да как Вы можете?
- Как я могу? А как ты можешь?! Опуститься до такого, чтобы твое имя по всему поселку неслось! Ну, все, дочка дорогая, хватит! Набаловала я тебя, теперь ты у меня запоешь! Из дома без моего разрешения больше не выйдешь! И замуж тебя выдам, да поскорее! С глаз моих долой спроважу, мерзавку такую!
Марья Гавриловна разошлась не на шутку. Бушевала, почем зря. Зина смотрела на нее ошеломленно. Она такой свою мать никогда не видала.
- А как же я завтра на работу пойду?
- Уволишься! И будешь дома сидеть! Никуда теперь тебя не пущу!
- Но, мама, я..
- Уйди с глаз моих! Видеть тебя не хочу!
Зина растерянно села на кровать в своей комнате. « - Говорила, я тебе, Ольга, что буде хуже. Вот и началось».
Как не сердилась мать, а идти на работу было надо. И Зина пошла. Первым делом, в перерыв, бросилась искать Ольгу. Та сидела в заводском сквере на лавочке. При виде Зины бутерброд застыл в ее руке:
- Ой, на тебе лица нет. Опять что-то стряслось?
- Оля, меня мать увольняться заставляет. Говорит, чтобы я дома сидела. Замуж меня выдать хочет. По своей воле.
