Сейчас этот жуткий образ таял на глазах. Гриша и прежде подозревал, что друг просто разыгрывал его, сочиняя подобные россказни, а теперь окончательно в этом убедился.
— Извините, — заговорил мальчик, — что именно кажется вам любопытным?
— А?.. Не бери в голову, — вдруг обронил мужчина, возвратившись из глубоких размышлений и прервав молчание. — Ты, Гриша, наверное, околел тут, на холоде?
Фомин молча замотал головой.
— Вижу же, что околел. Трясёшься весь.
— Это я больше от страха, — честно признался паренёк.
— Из-за Графа что ли? Тут не поспоришь, у него грозный вид. Но не переживай, он у меня добрый. Пойдём-ка лучше внутрь. Я тебя чаем напою.
Мужчина обернулся и жестом позвал за собой. Гриша даже не смог возразить — голод и холод сами заставили его ноги двигаться вслед за незнакомцем.
— Это ж ирландский волкодав — самая дружелюбная порода! — продолжал тот. — И пока я ему не прикажу — это действительно так.
Они шли вереницей: мальчик, мужчина и пёс — к кирпичной постройке, стоящей впереди. Это было странно, но раньше она казалась больше. А ещё Гриша нигде не видел высокую красно-белую трубу, из которой часто валил густой дым, когда котельная работала. Обычно она была заметна со всей округи. Что это за место?
— Очень люблю моих пёсиков. У меня их двое: Граф и Герцог. Они братья, старые уже. Мне их Пан… скажем так, один человек подарил, когда я был едва побольше тебя.
Гриша не был слишком силён в математике, но даже со своими познаниями мог прикинуть примерный возраст собак. Выходит, что они были весьма преклонных лет. Ну или этот большой дядька любит приукрасить свои истории, прямо как Андрей.
У самого входа в здание незнакомец развернулся и решил представиться, протянув мальчику свою огромную ладонь:
— Меня, кстати, Геннадий зовут, но можно просто дядя Гена.
— Очень приятно, — юный Фомин поднял ручонку, и она утонула в грубом, но осторожном рукопожатии.
Когда дядя Гена открыл дверь, в лицо ударил поток тёплого воздуха. Мальчик рассчитывал увидеть нечто, что отвечало бы его представлениям о котельных: тёмное, тесное помещение со множеством переплетающихся труб и огромной топкой, стоящей где-то посередине. Но нет, внутри было совсем не то, чего ожидал Григорий.
Изнутри «котельная» выглядела, как обычная деревенская избушка. Когда Геннадий переступал через порог, ему пришлось наклонить голову из-за высокого роста. Затем он придержал дверь для мальчика и собаки, которые вошли внутрь и оказались в небольших сенях. Около двери стояла пара вёдер для золы — одно было полное. Чуть поодаль лежала небольшая вязанка дров. По правую Гришину руку, у стены, находилась разная утварь: колун на длинной ручке, топор, ручная пила, лопата для снега, две метлы и совок. Прямо по курсу была ещё одна дверь. Хозяин жестом позвал мальчика за собой.
В самой избе было попросторнее. Дневных солнечных лучей, попадающих из двух окон, пока ещё хватало, чтобы хорошо осветить помещение, состоящее из единственной комнаты. У одного окна стояла высокая кровать с металлическим изголовьем, у другого — широкий стол. В самом центре находилась большая русская печь, а в глубине комнаты, у противоположной стены, стояли буфет и большой комод. В топке потрескивал огонь, на плите грелся эмалированный чайник. Гриша уже успел почувствовать тепло всеми частями своего тела.
Около печи стояло глубокое кресло, в котором, свернувшись в клубок, покоилась ещё одна большая собака — видимо, это и был Герцог. Он приподнял морду, осмотрел Гришу, а затем безразлично положил голову обратно на свои мохнатые лапы. От Графа этот пёс отличался более светлым окрасом и, похоже, менее любопытным нравом.
— Герцог, это мы! — буркнул дядя Гена, затем обратился к ребёнку. — Гриша, ты не стесняйся, проходи, садись за стол. Скоро чайник закипит. Только не разувайся: пол ещё не прогрелся, да и не очень чистый. А вот куртку сними. Мы её сейчас хорошенько просушим.
Мужчина стянул с себя тулуп, повесил на крючок у входа, взял Гришину курточку и закинул на верёвку у потолка, растянутую неподалёку от печки. Мальчик расположился на табуретке, скрестив ноги.
— Есть будешь? — спросил его Геннадий. — Я к обеду отварил немного картошки, да всю не съел. Можно подогреть — и со сметанкой, а?
Фомин закивал. В животе засосало так, что сил на слова уже не осталось. В этот же момент засвистел чайник.
— Ну вот и хорошо, — заключил дядя Гена, — как раз вовремя.
В следующие полчаса в комнате царила атмосфера молчания. Гриша уминал горячий картофель, макая его в соль и сметану, заедал свежим батоном и запивал сладким чаем. Эта простая пища была очень вкусной, хотя мальчик был так голоден, что мог бы съесть что угодно. Его дедушка говаривал в таких случаях: «Лучшая специя — голод!» Геннадий тем временем возился с Гришиной курткой, пытаясь оттереть пятна. Он с улыбкой наблюдал за пареньком, не терзая расспросами, пока тот не насытится. Собаки спали: Герцог в кресле, а Граф рядом на полу.
Прикончив картошку, Гриша снял по просьбе дяди Гены носки с ботинками и отдал их на просушку. Хозяин хижины налил ему ещё одну кружку чая, раздобыл в буфете немного конфет и печенья. Паренёк теперь не торопился и спокойно дул на горячий напиток, помаленьку отхлёбывая. Он с интересом разглядывал бревёнчатые стены избушки, не понимая, почему строение из кирпича, которое по идее должно быть кочегаркой, изнутри выглядит, как хижина лесника или что-то вроде.
Неожиданный звонок телефона вырвал мальчишку из приятной неги. До того момента Фомин и не приметил старый телефонный аппарат с поворотным циферблатом, стоящий в углу на комоде. Геннадий подскочил с места:
— Извини, я на минутку.
Пока мужчина общался с неизвестным собеседником на том конце провода, его голос был более тихим, чем обычно. До Гриши доносились только обрывки фраз:
— Здравствуйте! Да… была авария… задело только внешнюю сеть… у нас больших повреждений нет… я всё наладил.
Затем дядя Гена осторожно оглянулся и перешёл едва ли не на шёпот:
— На обходе мне повстречался… любопытно… понял… постараюсь… до вечера!
Грише разговор показался очень странным. Что обсуждали эти двое? Или кого?
— Хорошие новости! — сказал мужчина, положив трубку и снова вернувшись к своей обычной громкости, — звонили, скажем так, по работе, сообщили, что электроснабжение в вашем районе восстановили.
Фомин тут же позабыл, о чём думал.
— Здорово! Наверное, мама уже вернулась с рынка. Мне пора, наверное.
— Не спеши. Допивай спокойно свой чай. Одёжка как раз просохнет — а там уж и домой пойдёшь.
Мальчик согласился. Геннадий уселся за стол напротив него и решил, что сейчас самое время расспросить своего гостя, кто же за ним гнался и почему. Гриша рассказал всю историю сегодняшнего дня. Дядя Гена внимательно слушал, кивал головой и сердился на моментах, когда мальчик описывал поведение Родиона и Андрюшки. Фомин и сам ощутил новую волну обиды и злобы, особенно на Фролова.
— Это он во всём виноват, — возмущённо сказал Гриша в конце своего рассказа. — Друг, называется! Как я теперь покажусь дома в таком виде, ещё и без часов?!
Геннадий сочувственно вздохнул:
— Не сокрушайся так, дитя. Уж чего точно не стоит делать, так это из-за таких пустяков скитаться одному по сомнительным местам, заговаривая с незнакомцами. Это хорошо, что тебе я повстречался, а не кто-то другой, менее добрый. Запомни: что бы ни случилось, дома тебя всегда любят и ждут. Ну, подумаешь, часы потерялись, куртка запачкалась. Родители наверняка поймут, если ты им честно всё объяснишь. Как мне сейчас, например.
Слова дяди Гены приободрили и слегка утешили Гришу. Мужчина поднялся, снял курточку с верёвки и показал ему:
— Посмотри: пока ты обедал, я постарался её почистить, как мог. Лучше?
Мальчик взял курточку в руки. Пятна, конечно, остались, но уже не были такими яркими. Зато теперь куртка была полностью сухая и очень тёплая.
— Гораздо лучше! Большое вам спасибо! — поблагодарил Фомин.
Геннадий расплылся в довольной улыбке. Гриша тем временем осмелел и решил, что настала его очередь задавать вопросы.
— Дядь Ген, а что это за место? — поинтересовался он. — Я думал, что мы окажемся в котельной.
Мужчина ждал этого вопроса, судя по тому, как быстро начал чеканить ответ:
— Я здесь живу, а котельная… ну, скажем так, находится неподалёку. Туда нам ни к чему: зачем мне вести тебя в место, где ни отдохнуть, ни перекусить нормально? Разве что согреться… Так это можно сделать и в моей хижине, причём с гораздо большим комфортом. У меня не роскошные апартаменты, конечно, но, уверяю, здесь всяко лучше, чем в тёмной и грязной кочегарке.
Гриша отхлебнул чаю и согласился:
— У вас хороший дом. В деревне у бабули с дедом очень похожий. Только снаружи не кирпичный.
Дядя Гена ухмыльнулся.
— Это одна из моих самых удачных идей, если хочешь знать. Насчёт дома. Увидев фасад, никогда не догадаешься, каков он внутри. Настоящее мастерство — сделать так, чтобы всё казалось не тем, чем является на самом деле.
— Как с бетонным забором? — неожиданно для самого себя ляпнул Гриша. Тут же подумал, что не к месту, но оказалось, что попал прямо в точку.
— А что с ним произошло? — загадочно спросил мужчина.
— Да я и сам не знаю. Там была дыра, а потом она исчезла, как по волшебству.
Геннадий с нескрываемым восхищением посмотрел на Гришу, а затём изрёк:
— Вот что я тебе скажу: никакого волшебства не существует. Здесь я предпочёл бы другой термин — талант!
— В каком смысле? — недоумённо поинтересовался Фомин.
— Видишь ли, Гриша, я давненько топчу эту землю, и многое повидал. Скажем так, мне встречались люди, которые утверждали, что в мире бывают тонкие, незаметные, неощутимые вещи. Трудно в такое поверить, да. Ведь как можно увидеть то, что невидимо? Как прикоснуться к тому, что неосязаемо? Но кто знает, возможно, в мире есть люди, чувства которых развиты больше, чем у остальных?.. Что, если допустить, будто есть те, кто способен видеть и осязать то, чего не могут другие? Тогда всё складывается, не так ли?
— Но ведь такое может быть только в сказках или фантастических фильмах, разве нет?
Геннадий не переставал улыбаться. Его тёмные глаза лукаво блеснули. Затем он произнёс:
— Любая история, даже целиком выдуманная и совершенно невероятная, на деле просто подражает реальности.
Повисла тишина, в которой стали слышны треск дров в печи и сопение спящих собак. Гриша не совсем понимал, всерьёз ли говорил этот человек или подшучивал над ним. В любом случае, для семилетнего мозга это всё было слишком сложно. К тому же, после плотного приёма пищи захотелось спать. Над словами дяди Гены совсем не думалось. Фомин вяло положил конфету в рот и запил остатками подостывшего чая. Старые советские часы «Янтарь», стоявшие на комоде, внезапно пробили четыре. Геннадий встрепенулся.
— Ох, как время-то летит! Гриша, мне не хотелось бы, чтобы ты подумал, будто я тебя прогоняю, но на вечер у меня назначена важная встреча. Ты как? Хорошо согрелся? Отдохнул?
— Да, конечно. Ещё раз большое вам спасибо. Я и сам собирался сказать, что мне пора бы домой.
Фомин оделся в тёплые и сухие вещи, поблагодарив дядю Гену ещё несколько раз. Тот скромно отшучивался. Когда мальчик уже собрался выходить, мужчина окликнул его:
— Постой! Давай я покажу тебе выход. Ты ведь попал сюда… не самым обычным путём, — молвил он, наскоро заворачиваясь в тулуп.
«Это уж точно!» — подумал Фомин, но вслух ничего не сказал.
Когда они вышли из дому, Геннадий повёл Гришу той же тропой, но в обратном направлении. Парнишка вновь удивился, обнаружив вокруг неузнаваемую обстановку. Вместо здания из кирпича здесь теперь действительно была маленькая деревянная избушка, расположенная на фоне небольшой берёзовой рощи. Кирпичной была только печная труба, из которой шёл небольшой дымок. Прежде чем Гриша успел открыть рот, чтобы выразить своё удивление, дядя Гена заговорил:
— Ну, вот мы и пришли.
Перед ними предстал целёхонький бетонный забор. Геннадий отпёр большую задвижку на металлических воротах, с усилием толкнул их вперёд. Фомин юркнул в проём, оглянулся и вежливо попрощался:
— До свидания, дядя Гена!
— До свидания! Сам дойдёшь, или мне тебя проводить?
— Спасибо, не нужно. Тут рядом, я мигом добегу.
— Ну смотри. Давай тогда, беги к родителям!
Геннадий помахал Грише рукой и запер ворота.
Когда Фомин вернулся во двор, там было пусто: ни Андрея, ни Родиона с его дружками, ни машины и работников Горсети уже не было. Свет в некоторых окнах исправно горел, значит с электричеством действительно был порядок. Дверь в подъезд, конечно, была заперта. Делать нечего: нужно было звать маму. Она или скинет ключ, или спустится, чтобы впустить сына.
Гриша задрал голову, приложил ладони к лицу и прокричал:
— Мама! Ма-ма!
Некоторое время никто не отзывался. Затем на балконе появилась Елена. Опершись на перила, она произнесла:
— Явился, наконец. Стой там, я сейчас открою!
Через пару минут с подъезда донеслись быстрые шаги. Лязгнула защёлка, железная дверь распахнулась. Мама в халате и домашних тапочках махнула ребёнку рукой:
— Заходи скорей!
Первые несколько лестничных пролётов оба шли в тишине. Чем выше они поднимались, тем тревожнее становилось Грише: он ожидал серьёзного нагоняя за свои проступки. Фомин еле волочил свои ватные ноги, вскидывая их на ступеньки, понимая, что как только он с мамой окажется в квартире, его будут ругать. Только бы не запретили на всю неделю выходить на улицу и играть в приставку!
На третьем этаже женщина не выдержала и начала тираду:
— Ты где был вообще? Я уж собиралась сама тебя искать! Оставил записку, что будешь во дворе, а сам ушёл. Ты вообще в курсе, который час? На улице почти стемнело, а тебя нет. Что прикажешь думать?
Гриша не успевал вставить даже слово. Впрочем, у него особо и не было слов. Он виновато опустил голову и молча шагал за матерью.
Так они добрались до пятого этажа. Елена открыла дверь и пропустила сына вперёд. Когда мальчик прошёл из тёмного подьезда в хорошо освещённый коридор, женщина ахнула.
— Посмотри, на кого ты похож! Где ты мог так испачкаться? Это просто уму непостижимо! — возмущалась она, стягивая с сына куртку и прикидывая, как теперь отстирывать все эти пятна.
Гриша молчал как партизан. Он решил, что ни к чему родителям знать про его стычку с Петровым. Он всё собирался с силами, чтобы рассказать о потере часов, но не успел — мама уже обратила внимание на его голое запястье.
— А где твои часы? Только не говори, что ты забыл их надеть.
Хуже…
— Мам, — робко начал Фомин, понурив голову, — я их потерял. Прости меня! Я ушёл со двора, думал, что вернусь, но где-то обронил часы. Пытался найти, но не получилось. Потому меня и не было так долго.
Елена очень строго взглянула на сына, поджав губы. Возможно, она хотела воскликнуть что-то типа «А голову свою ты не потерял?!», но промолчала, увидев, что у ребёнка уже и так глаза на мокром месте. Женщина обняла его и спокойно сказала:
— Горюшко ты моё луковое. Я не буду тебя ругать. Уж точно не в твой день рождения. Но и ты тоже меня пойми: я же волнуюсь. Вдруг что-то случится, а я даже не знаю, где ты. Не делай так больше, пожалуйста. Не пропадай со двора без предупреждения, хорошо?
— Извините, — заговорил мальчик, — что именно кажется вам любопытным?
— А?.. Не бери в голову, — вдруг обронил мужчина, возвратившись из глубоких размышлений и прервав молчание. — Ты, Гриша, наверное, околел тут, на холоде?
Фомин молча замотал головой.
— Вижу же, что околел. Трясёшься весь.
— Это я больше от страха, — честно признался паренёк.
— Из-за Графа что ли? Тут не поспоришь, у него грозный вид. Но не переживай, он у меня добрый. Пойдём-ка лучше внутрь. Я тебя чаем напою.
Мужчина обернулся и жестом позвал за собой. Гриша даже не смог возразить — голод и холод сами заставили его ноги двигаться вслед за незнакомцем.
— Это ж ирландский волкодав — самая дружелюбная порода! — продолжал тот. — И пока я ему не прикажу — это действительно так.
Они шли вереницей: мальчик, мужчина и пёс — к кирпичной постройке, стоящей впереди. Это было странно, но раньше она казалась больше. А ещё Гриша нигде не видел высокую красно-белую трубу, из которой часто валил густой дым, когда котельная работала. Обычно она была заметна со всей округи. Что это за место?
— Очень люблю моих пёсиков. У меня их двое: Граф и Герцог. Они братья, старые уже. Мне их Пан… скажем так, один человек подарил, когда я был едва побольше тебя.
Гриша не был слишком силён в математике, но даже со своими познаниями мог прикинуть примерный возраст собак. Выходит, что они были весьма преклонных лет. Ну или этот большой дядька любит приукрасить свои истории, прямо как Андрей.
У самого входа в здание незнакомец развернулся и решил представиться, протянув мальчику свою огромную ладонь:
— Меня, кстати, Геннадий зовут, но можно просто дядя Гена.
— Очень приятно, — юный Фомин поднял ручонку, и она утонула в грубом, но осторожном рукопожатии.
Когда дядя Гена открыл дверь, в лицо ударил поток тёплого воздуха. Мальчик рассчитывал увидеть нечто, что отвечало бы его представлениям о котельных: тёмное, тесное помещение со множеством переплетающихся труб и огромной топкой, стоящей где-то посередине. Но нет, внутри было совсем не то, чего ожидал Григорий.
Изнутри «котельная» выглядела, как обычная деревенская избушка. Когда Геннадий переступал через порог, ему пришлось наклонить голову из-за высокого роста. Затем он придержал дверь для мальчика и собаки, которые вошли внутрь и оказались в небольших сенях. Около двери стояла пара вёдер для золы — одно было полное. Чуть поодаль лежала небольшая вязанка дров. По правую Гришину руку, у стены, находилась разная утварь: колун на длинной ручке, топор, ручная пила, лопата для снега, две метлы и совок. Прямо по курсу была ещё одна дверь. Хозяин жестом позвал мальчика за собой.
В самой избе было попросторнее. Дневных солнечных лучей, попадающих из двух окон, пока ещё хватало, чтобы хорошо осветить помещение, состоящее из единственной комнаты. У одного окна стояла высокая кровать с металлическим изголовьем, у другого — широкий стол. В самом центре находилась большая русская печь, а в глубине комнаты, у противоположной стены, стояли буфет и большой комод. В топке потрескивал огонь, на плите грелся эмалированный чайник. Гриша уже успел почувствовать тепло всеми частями своего тела.
Около печи стояло глубокое кресло, в котором, свернувшись в клубок, покоилась ещё одна большая собака — видимо, это и был Герцог. Он приподнял морду, осмотрел Гришу, а затем безразлично положил голову обратно на свои мохнатые лапы. От Графа этот пёс отличался более светлым окрасом и, похоже, менее любопытным нравом.
— Герцог, это мы! — буркнул дядя Гена, затем обратился к ребёнку. — Гриша, ты не стесняйся, проходи, садись за стол. Скоро чайник закипит. Только не разувайся: пол ещё не прогрелся, да и не очень чистый. А вот куртку сними. Мы её сейчас хорошенько просушим.
Мужчина стянул с себя тулуп, повесил на крючок у входа, взял Гришину курточку и закинул на верёвку у потолка, растянутую неподалёку от печки. Мальчик расположился на табуретке, скрестив ноги.
— Есть будешь? — спросил его Геннадий. — Я к обеду отварил немного картошки, да всю не съел. Можно подогреть — и со сметанкой, а?
Фомин закивал. В животе засосало так, что сил на слова уже не осталось. В этот же момент засвистел чайник.
— Ну вот и хорошо, — заключил дядя Гена, — как раз вовремя.
В следующие полчаса в комнате царила атмосфера молчания. Гриша уминал горячий картофель, макая его в соль и сметану, заедал свежим батоном и запивал сладким чаем. Эта простая пища была очень вкусной, хотя мальчик был так голоден, что мог бы съесть что угодно. Его дедушка говаривал в таких случаях: «Лучшая специя — голод!» Геннадий тем временем возился с Гришиной курткой, пытаясь оттереть пятна. Он с улыбкой наблюдал за пареньком, не терзая расспросами, пока тот не насытится. Собаки спали: Герцог в кресле, а Граф рядом на полу.
Прикончив картошку, Гриша снял по просьбе дяди Гены носки с ботинками и отдал их на просушку. Хозяин хижины налил ему ещё одну кружку чая, раздобыл в буфете немного конфет и печенья. Паренёк теперь не торопился и спокойно дул на горячий напиток, помаленьку отхлёбывая. Он с интересом разглядывал бревёнчатые стены избушки, не понимая, почему строение из кирпича, которое по идее должно быть кочегаркой, изнутри выглядит, как хижина лесника или что-то вроде.
Неожиданный звонок телефона вырвал мальчишку из приятной неги. До того момента Фомин и не приметил старый телефонный аппарат с поворотным циферблатом, стоящий в углу на комоде. Геннадий подскочил с места:
— Извини, я на минутку.
Пока мужчина общался с неизвестным собеседником на том конце провода, его голос был более тихим, чем обычно. До Гриши доносились только обрывки фраз:
— Здравствуйте! Да… была авария… задело только внешнюю сеть… у нас больших повреждений нет… я всё наладил.
Затем дядя Гена осторожно оглянулся и перешёл едва ли не на шёпот:
— На обходе мне повстречался… любопытно… понял… постараюсь… до вечера!
Грише разговор показался очень странным. Что обсуждали эти двое? Или кого?
— Хорошие новости! — сказал мужчина, положив трубку и снова вернувшись к своей обычной громкости, — звонили, скажем так, по работе, сообщили, что электроснабжение в вашем районе восстановили.
Фомин тут же позабыл, о чём думал.
— Здорово! Наверное, мама уже вернулась с рынка. Мне пора, наверное.
— Не спеши. Допивай спокойно свой чай. Одёжка как раз просохнет — а там уж и домой пойдёшь.
Мальчик согласился. Геннадий уселся за стол напротив него и решил, что сейчас самое время расспросить своего гостя, кто же за ним гнался и почему. Гриша рассказал всю историю сегодняшнего дня. Дядя Гена внимательно слушал, кивал головой и сердился на моментах, когда мальчик описывал поведение Родиона и Андрюшки. Фомин и сам ощутил новую волну обиды и злобы, особенно на Фролова.
— Это он во всём виноват, — возмущённо сказал Гриша в конце своего рассказа. — Друг, называется! Как я теперь покажусь дома в таком виде, ещё и без часов?!
Геннадий сочувственно вздохнул:
— Не сокрушайся так, дитя. Уж чего точно не стоит делать, так это из-за таких пустяков скитаться одному по сомнительным местам, заговаривая с незнакомцами. Это хорошо, что тебе я повстречался, а не кто-то другой, менее добрый. Запомни: что бы ни случилось, дома тебя всегда любят и ждут. Ну, подумаешь, часы потерялись, куртка запачкалась. Родители наверняка поймут, если ты им честно всё объяснишь. Как мне сейчас, например.
Слова дяди Гены приободрили и слегка утешили Гришу. Мужчина поднялся, снял курточку с верёвки и показал ему:
— Посмотри: пока ты обедал, я постарался её почистить, как мог. Лучше?
Мальчик взял курточку в руки. Пятна, конечно, остались, но уже не были такими яркими. Зато теперь куртка была полностью сухая и очень тёплая.
— Гораздо лучше! Большое вам спасибо! — поблагодарил Фомин.
Геннадий расплылся в довольной улыбке. Гриша тем временем осмелел и решил, что настала его очередь задавать вопросы.
— Дядь Ген, а что это за место? — поинтересовался он. — Я думал, что мы окажемся в котельной.
Мужчина ждал этого вопроса, судя по тому, как быстро начал чеканить ответ:
— Я здесь живу, а котельная… ну, скажем так, находится неподалёку. Туда нам ни к чему: зачем мне вести тебя в место, где ни отдохнуть, ни перекусить нормально? Разве что согреться… Так это можно сделать и в моей хижине, причём с гораздо большим комфортом. У меня не роскошные апартаменты, конечно, но, уверяю, здесь всяко лучше, чем в тёмной и грязной кочегарке.
Гриша отхлебнул чаю и согласился:
— У вас хороший дом. В деревне у бабули с дедом очень похожий. Только снаружи не кирпичный.
Дядя Гена ухмыльнулся.
— Это одна из моих самых удачных идей, если хочешь знать. Насчёт дома. Увидев фасад, никогда не догадаешься, каков он внутри. Настоящее мастерство — сделать так, чтобы всё казалось не тем, чем является на самом деле.
— Как с бетонным забором? — неожиданно для самого себя ляпнул Гриша. Тут же подумал, что не к месту, но оказалось, что попал прямо в точку.
— А что с ним произошло? — загадочно спросил мужчина.
— Да я и сам не знаю. Там была дыра, а потом она исчезла, как по волшебству.
Геннадий с нескрываемым восхищением посмотрел на Гришу, а затём изрёк:
— Вот что я тебе скажу: никакого волшебства не существует. Здесь я предпочёл бы другой термин — талант!
— В каком смысле? — недоумённо поинтересовался Фомин.
— Видишь ли, Гриша, я давненько топчу эту землю, и многое повидал. Скажем так, мне встречались люди, которые утверждали, что в мире бывают тонкие, незаметные, неощутимые вещи. Трудно в такое поверить, да. Ведь как можно увидеть то, что невидимо? Как прикоснуться к тому, что неосязаемо? Но кто знает, возможно, в мире есть люди, чувства которых развиты больше, чем у остальных?.. Что, если допустить, будто есть те, кто способен видеть и осязать то, чего не могут другие? Тогда всё складывается, не так ли?
— Но ведь такое может быть только в сказках или фантастических фильмах, разве нет?
Геннадий не переставал улыбаться. Его тёмные глаза лукаво блеснули. Затем он произнёс:
— Любая история, даже целиком выдуманная и совершенно невероятная, на деле просто подражает реальности.
Повисла тишина, в которой стали слышны треск дров в печи и сопение спящих собак. Гриша не совсем понимал, всерьёз ли говорил этот человек или подшучивал над ним. В любом случае, для семилетнего мозга это всё было слишком сложно. К тому же, после плотного приёма пищи захотелось спать. Над словами дяди Гены совсем не думалось. Фомин вяло положил конфету в рот и запил остатками подостывшего чая. Старые советские часы «Янтарь», стоявшие на комоде, внезапно пробили четыре. Геннадий встрепенулся.
— Ох, как время-то летит! Гриша, мне не хотелось бы, чтобы ты подумал, будто я тебя прогоняю, но на вечер у меня назначена важная встреча. Ты как? Хорошо согрелся? Отдохнул?
— Да, конечно. Ещё раз большое вам спасибо. Я и сам собирался сказать, что мне пора бы домой.
Фомин оделся в тёплые и сухие вещи, поблагодарив дядю Гену ещё несколько раз. Тот скромно отшучивался. Когда мальчик уже собрался выходить, мужчина окликнул его:
— Постой! Давай я покажу тебе выход. Ты ведь попал сюда… не самым обычным путём, — молвил он, наскоро заворачиваясь в тулуп.
«Это уж точно!» — подумал Фомин, но вслух ничего не сказал.
Когда они вышли из дому, Геннадий повёл Гришу той же тропой, но в обратном направлении. Парнишка вновь удивился, обнаружив вокруг неузнаваемую обстановку. Вместо здания из кирпича здесь теперь действительно была маленькая деревянная избушка, расположенная на фоне небольшой берёзовой рощи. Кирпичной была только печная труба, из которой шёл небольшой дымок. Прежде чем Гриша успел открыть рот, чтобы выразить своё удивление, дядя Гена заговорил:
— Ну, вот мы и пришли.
Перед ними предстал целёхонький бетонный забор. Геннадий отпёр большую задвижку на металлических воротах, с усилием толкнул их вперёд. Фомин юркнул в проём, оглянулся и вежливо попрощался:
— До свидания, дядя Гена!
— До свидания! Сам дойдёшь, или мне тебя проводить?
— Спасибо, не нужно. Тут рядом, я мигом добегу.
— Ну смотри. Давай тогда, беги к родителям!
Геннадий помахал Грише рукой и запер ворота.
Когда Фомин вернулся во двор, там было пусто: ни Андрея, ни Родиона с его дружками, ни машины и работников Горсети уже не было. Свет в некоторых окнах исправно горел, значит с электричеством действительно был порядок. Дверь в подъезд, конечно, была заперта. Делать нечего: нужно было звать маму. Она или скинет ключ, или спустится, чтобы впустить сына.
Гриша задрал голову, приложил ладони к лицу и прокричал:
— Мама! Ма-ма!
Некоторое время никто не отзывался. Затем на балконе появилась Елена. Опершись на перила, она произнесла:
— Явился, наконец. Стой там, я сейчас открою!
Через пару минут с подъезда донеслись быстрые шаги. Лязгнула защёлка, железная дверь распахнулась. Мама в халате и домашних тапочках махнула ребёнку рукой:
— Заходи скорей!
Первые несколько лестничных пролётов оба шли в тишине. Чем выше они поднимались, тем тревожнее становилось Грише: он ожидал серьёзного нагоняя за свои проступки. Фомин еле волочил свои ватные ноги, вскидывая их на ступеньки, понимая, что как только он с мамой окажется в квартире, его будут ругать. Только бы не запретили на всю неделю выходить на улицу и играть в приставку!
На третьем этаже женщина не выдержала и начала тираду:
— Ты где был вообще? Я уж собиралась сама тебя искать! Оставил записку, что будешь во дворе, а сам ушёл. Ты вообще в курсе, который час? На улице почти стемнело, а тебя нет. Что прикажешь думать?
Гриша не успевал вставить даже слово. Впрочем, у него особо и не было слов. Он виновато опустил голову и молча шагал за матерью.
Так они добрались до пятого этажа. Елена открыла дверь и пропустила сына вперёд. Когда мальчик прошёл из тёмного подьезда в хорошо освещённый коридор, женщина ахнула.
— Посмотри, на кого ты похож! Где ты мог так испачкаться? Это просто уму непостижимо! — возмущалась она, стягивая с сына куртку и прикидывая, как теперь отстирывать все эти пятна.
Гриша молчал как партизан. Он решил, что ни к чему родителям знать про его стычку с Петровым. Он всё собирался с силами, чтобы рассказать о потере часов, но не успел — мама уже обратила внимание на его голое запястье.
— А где твои часы? Только не говори, что ты забыл их надеть.
Хуже…
— Мам, — робко начал Фомин, понурив голову, — я их потерял. Прости меня! Я ушёл со двора, думал, что вернусь, но где-то обронил часы. Пытался найти, но не получилось. Потому меня и не было так долго.
Елена очень строго взглянула на сына, поджав губы. Возможно, она хотела воскликнуть что-то типа «А голову свою ты не потерял?!», но промолчала, увидев, что у ребёнка уже и так глаза на мокром месте. Женщина обняла его и спокойно сказала:
— Горюшко ты моё луковое. Я не буду тебя ругать. Уж точно не в твой день рождения. Но и ты тоже меня пойми: я же волнуюсь. Вдруг что-то случится, а я даже не знаю, где ты. Не делай так больше, пожалуйста. Не пропадай со двора без предупреждения, хорошо?
