Короче, от Аси прилетел первый негативный отзыв в мой профиль на кауче. Обидно.
Нудист
Адам только что прилетел из Кореи и согласился приютить меня на ночь после того, как я убежал от Аси.
Адаму тридцать пять, поляк с достаточно американизированным именем. Живет в двушке в центре Варшавы, работает в польской авиакомпании LOT стюардом. Дома Адам проводит мало времени, ибо он в постоянных разъездах и командировках. Из еды у Адама только спизженные с кейтеринга шоколадные батончики и кофе «3 в 1».
Адам: «Понимаешь, стюард — это не работа, это стиль жизни. Ты находишься в постоянных разъездах, часовых поясах, климатах. С одной стороны, это энергозатратно: на привыкание к такой жизни нужно время, немногие могут вообще такое выдержать. С другой стороны, это весело: у тебя всегда есть ночлег за счет компании, иногда можно выбраться посмотреть город или полежать на пляже. Обожаю путешествия, мне нравится такой стиль жизни. В отпуска мои коллеги в основном едут в Египет греть пузо — а я не хочу тюлений отдых, мне нужен движ».
В своем профиле на кауче Адам открыто заявляет о том, что он нудист. В контексте срочной вписки меня этот факт никак не заботит — лишь бы диван был нормальный. Спустя час разговоров Адам уламывает меня раздеться.
Адам: «Я обещаю, через десять минут это станет для тебя нормой. Нет ничего аномального в том, чтобы ходить по квартире голым. Нудизм — это точно такой же стиль жизни, как мое стюардство, я ценю свободу тела и раскрепощенность. Мне просто нечего скрывать».
Ладно, уговорил.
Минут через десять-двадцать до мозга действительно доходит сигнал, что все нормально. На всякий случай выясняю у Адама контекст, дабы расставить все точки над i.
— Я: А если мы раздеты, то нам обязательно заниматься сексом?
— Адам: Господь с тобой, конечно, нет! Вообще, у нас есть гей-радар и химия-радар, я вот четко понимаю, где есть химия между мной и человеком, а где нет. Сам по себе нудизм ни к чему тебя не обязывает — максимум это можно воспринимать как атмосферу раскрепощенности и стирания границ.
— Я: Хорошо, но спать я все-таки буду в нижнем белье — а то поллюция, сам понимаешь.
— Адам: Не понимаю.
— Я: Это когда у тебя ни секса, ни мастурбации долго не было и организм во сне проходит через процедуру семяизвержения. Не хочу запачкать твое постельное белье.
— Адам: Fair enough.
Утром завтракаю шоколадным батончиком и кофе «3 в 1». Закрывая дверь, Адам скрывает за дверью свое тело, чтобы соседи не увидели его голым.
Короче, нормальный мужик этот Адам, зря так боялся.
Отжимания
В Кракове меня хостит Михал: двадцать семь, аспирант в местном универе, параллельно преподает на кафедре что-то связанное с физикой. У Михала внешность ботаника и кринжовый акцент — из него получился бы отличный блогер на ютубе, желательно с околославянской тематикой. Бесшабашный, веселый, заводной, легкий на подъем и на подъеб.
До Михала доезжаю с опозданием от обещанного времени.
— Я: Слушай, я тут пропустил автобус на пересадку, поэтому задержусь еще минут на пятнадцать.
— Михал: Пятнадцать минут опоздания — пятнадцать отжиманий! Ты на счетчике.
— Я: Ублюдок, мать твою.
По факту мы с Михалом проводим мало времени: парень занят работой с утра до вечера. По вечерам мой хост раскачивает лодку диалога всратыми приколами, что незамедлительно находят отклик в моей душе.
Короче, я честно отжался за каждую минуту опозданий.
Старик
Бенедикт живет в Волькесдорфе — деревне в тридцати минутах от центра Вены на электричке. В Волькесдорфе Бенедикт родился и вырос, здесь ему все приятно и знакомо. Живет один в трехкомнатной квартире, пятьдесят лет, преподает в школе искусствоведение, знает Вену как свои пять пальцев.
Встречаю Бенедикта на остановке трамваев. Не успев доехать до дома, успеваю вбросить кучу неприятных фраз, которые впоследствии набьются в клубок обиды Бенедикта на меня:
? спасибо, но мне не нужны твои советы — я знаю куда идти;
? еее, пятьдесят лет — это много;
? Вена какая-то старая, Берлин круче!
На выходных у Бенедикта дела, у меня обзорная self-экскурсия по Вене. Общаемся в основном по вечерам. Пытаюсь завоевать уважение Бенедикта разговорным немецким, что был до какой-то степени выучен за четыре месяца жизни в Берлине. Впечатляет, но ему было бы гораздо комфортнее, если бы я перестал разговаривать как мудак — пусть даже на английском.
Противоречия перерастают в конфликт, разгоревшийся между нами в воскресенье вечером. По дороге до дома Бенедикт стреляет в меня всеми колкостями, что я ему наговорил за весь уикенд. У меня же вкупе с завышенным самолюбием живет заниженная самооценка. Опускаюсь на землю и даже ниже, признаю свою вину, произношу вслух тысячи извинений.
Бенедикт: «Приглашаю тебя на Bruderschaft».
В деревне Бенедикта вино котируется выше пива. В винном садике попиваем белое полусладкое местного производства. По своему жизненному опыту Бенедикт знает, что за бокалом можно разрешить любого рода противоречия. Выключив мудака, начинаю Бенедикта слушать, проникаться его чувствами и эмоциями, восхищаться его кругозором и опытом. Бенедикт это понимает и искренне благодарит меня за это. Дойдя до дома, крепко обнимаемся, тем самым закрыв конфликт.
Наутро меня настигает жуткое похмелье. Отзыв Бенедикта на кауче в какой-то степени спасает этот паршивый день.
«Сначала я думал, что Миша немного поверхностный, все знает лучше всех и хочет тебе объяснить все устройство мироздания, но в итоге оказалось, что он хороший слушатель, открытый человек и вообще с большой (русской) душой! Тот, кто может стать другом не только на кауче... Кроме того, он отлично подготовлен к тем местам, которые собирается посетить, соблюдает домашние правила и хорошо относится ко всему, что ему предлагают (кроме ключа от моей квартиры, он не хотел его брать).
Еще один момент, о котором стоит упомянуть, это то, что после 4 месяцев проживания в Берлине он говорит на хорошем немецком языке! Он сказал мне, что это была тяжелая работа, и я скажу вам просто: вау, удивительно!!! Я ценю его ночлег и рекомендую его любому хосту.
Миша, если тебе нужна зона комфорта или просто несколько дней отдыха от обязанностей, возвращайся! Ты знаешь – я тебе рад в любое время».
Короче, даже мой хост чувствует, что у меня сейчас нет зоны комфорта.
Родина
Из Вены в Зальцбург, от Бенедикта — к Вуку.
Вук родом из Сербии, жил он себе в Сербии аж до сорока пяти лет. Сейчас ему пятьдесят, получается, что в Австрию переехал пять лет назад. Ростом под два метра, спортивного телосложения, смуглая кожа, пышные усы под носом. Вук — отставной военный, в Сербии у него был деревенский домик, уют и развод с украинкой. Чего-то ему не хватало, чувствовался дискомфорт: балканское раздолбайство, нарушение личных границ.
Будучи неискушенным в путешествиях, Вук отправился как-то в отпуск в Австрию и случайно нашел там свой дом: не в смысле недвижимости, а в смысле атмосферы и сгустка чувств. На пятом десятке лет — когда девять из десяти людей предпочитают доживать свою жизнь, не рискуя, — Вук эмигрировал в Зальцбург, чтобы начать все заново. Выучил немецкий до C1 за два года. Сейчас работает в лаборатории и рано выходит из дома — в пять утра. На досуге поет в местном хоре и гордится тем, что он в этом хоре единственный певец без нативного немецкого.
Вук встречает меня на автобусной остановке по пути домой. Живет в ужасно маленькой квартире метражом в десять-двенадцать квадратов. Для серферов есть матрас, занимающий все свободное пространство на полу. Чувствуется, Вук — человек идейный.
Вук: «Месяц назад хостил парня, который даже не запомнил название города! Он постоянно спрашивал меня: “Где я? Как называется этот город?” Парень отпетый путешественник, это его жизнь, его поток! Я был удивлен».
В общении Вук максимально искренен и эмоционален, из секретов у него лишь война в Югославии. Скинув свои вещи, беру у Вука его второй велосипед — едем смотреть Зальцбург. По старому городу не проедешь — там брусчатка и толпы туристов в летний сезон. Прокатившись по набережной Дуная, заезжаем на территорию одного из старинных дворцов. Картина стандартная: дворец девятнадцатого века, большой парк, деревья, зелень, лавочки. Из внештатного только горы на горизонте, что не может не радовать.
Присев на лавочку, между нами возобновляется откровенный диалог.
Вук: «Австрия с первого дня мне как дом. Я не знаю, я чувствую себя здесь окрыленно, душа моя раскрывается. Я люблю язык, культуру, местный народ, город Зальцбург и горы. Как только у меня освобождается день, я не задумываюсь, а просто иду в горы. Иногда с палаткой».
Из военного бэкграунда у Вука проскальзывает разве что геополитика.
Вук: «Если что-то в этом мире случится, то Австрию захватят за день и пальцем не пошевелят! Как это было в 38-м, как это есть и сейчас. Это не чувствуется, потому что мы живем в мире — но нам нужны такие страны, как Россия. Просто потому, что богатые маленькие страны не смогут себя защитить».
Домой возвращаемся еще рано — Вуку завтра на работу выходить в пять утра. Добродушно разрешает брать все, что лежит на кухне, и покидать квартиру когда удобно.
Только ключ надо кинуть в почтовый ящик, короче.
Ресторан
Луке сорок пять, в Цюрихе он прожил большую часть своей жизни. Разговаривает на четырех языках: немецкий, английский, французский и итальянский. В Швейцарии ему больше нравится итальянская часть: в Локарно прожил десять лет, потом переехал обратно в Цюрих из-за отсутствия работы. Сейчас работает агентом недвижимости, живет недалеко от центра в двушке и ведет образ жизни нудиста.
Лука: «Не хочешь раздеваться — ночуй в хостеле».
Не первый раз в ахуе, да еще и путешествие у меня бюджетное — ценник на ночлег в Швейцарии по кошельку сильно ударит. Так и быть, раздеваюсь. Единственным странным моментом в этой истории стал первый вечер. На фоне нашего разговора за знакомство мерцает телевизор: заканчивается новостной блок, показывают прогноз погоды по кантонам. Параллельно просмотру прогноза погоды Лука общается со мной и массирует свой член. Это кажется мне дикостью, но не настолько вопиющей, чтобы я испугался, закричал и убежал.
— Я: А ты занимаешься сексом с серферами?
— Лука: Да, бывает.
— Я: А как ты понимаешь, что человек хочет секса?
— Лука: Это невозможно объяснить, это химия, это чувствуется на инстинктивном уровне.
У Луки я остаюсь на четыре ночи. Заехал в четверг, а в пятницу вырубает рано в сон: сказывается усталость после трех недель интенсивного путешествия. Лука проводит пятничный вечер в баре с коллегами. В субботу назначили встречу с точным временем и местом — так сказать, со швейцарской точностью. Лука угощает меня кофе, я угощаю его мороженым Movenpick. В основном меня интересует Швейцария как обособленный клочок объединенной Европы. Спрашиваю Луку про армию, про кантоны, про языки и правила. На все у Луки находятся точные ответы, к которым мне нечего добавить. Лишь по пути на вокзал Лука бросает в разговор нотку отчаяния.
Лука: «Вся Швейцария и ее благополучие держится на банках и капиталах в банках. Накроются банки — накроется Швейцария».
В воскресенье с утра Лука оставляет мне чашечку кофе и круассан. За столом вижу шоколад и спрашиваю – можно ли мне его попробовать. «Это тебе не ресторан!» — отвечает Лука. То есть как голым ходить, так это мы open-minded, а едой поделиться — так у тебя borderline? Где проходит граница? Где здесь смысл?
Короче, несмотря на пару кринжовых моментов, я искренне благодарю Луку за ночлег. Он отвечает мне благодарностью за мою самостоятельность в путешествии и отсутствие глупых вопросов.
Кладбище
Лечу на неделю в Египет по дешевым билетам от Easy Jet. Вместо all-inclusive отеля с Ленкой из Саратова попадаю на кауч к Али из Хургады.
Али — мне ровесник, ему двадцать два, высокий, с кудрявыми волосами, спортивного телосложения. Забив на учебу в вузе, пытается запустить свой бизнес с дайвингом, предлагая туристам индивидуальные сессии под водами Красного моря.
Али встречает меня в аэропорту. На Убере доезжаем до квартиры, делим счет за поездку. Али снимает двушку с видом на кладбище. Вокруг дома пыль и разбросанные стройматериалы. В этом квартале нет туристов, поэтому свои живут как свои — без розовых очков и бассейна с джакузи.
У Алии ночую четыре ночи. Достопримечательностей здесь нет, набережная закрыта отелями, до моря идти три километра в обход — да и там не пляж, а пустырь с арматурой. Недоступность тюленьего отдыха помогает сфокусироваться на людях: у Али здесь много друзей, а у этих друзей есть свои друзья. Египтяне здесь хорошо дружат с языками ввиду туристической локации и необходимости зарабатывать на хлеб с хумусом. С дайвером Мустафой провожу больше времени, чем с Али, тот весь в делах и встречах. Также встречаю Ахмеда, владеющего русским, и Мохаммеда, владеющего немецким. За одним столом разговариваю с ребятами на трех языках одновременно.
Помимо наслаждения солнечными лучами, убиваю время за игрой в домино и распитием кофе со вкусом фундука. На второй день расслабляюсь по максимуму — настолько, что случайно выпиваю воду из-под крана, перепутав ее с питьевой водой. На следующее утро меня настигает жуткая бактериальная инфекция: дико болит горло, через два-три дня дойдет и до уха.
Доехав по плану до Каира, понимаю, что у меня на него нет сил и беру впопыхах рейс обратно в Берлин на завтрашнее утро. Минус триста евро и две недели здоровой жизни. Из полезного взял у Али медикаменты: он попросил отправить их в Гамбург своей девушке. Вместо «спасибо» девушка брякнет, что надо было пользоваться Hermes, а не Deutsche Post. Расставшись, Али подтвердит, что эта девушка — личность неблагодарная.
Но Али тут ни в чем не виноват. Ни в болезни моей, ни в девушке своей. Да и Мустафа тоже. Это просто Египет. Короче, это просто жизнь.
Boring
В конце того же марта срываюсь в путешествие по друзьям с кауча. Так сложилось, что за год жизни в Берлине у меня появились друзья в Париже, Брюсселе, Антверпене.
В Париж еду к Эми. Эми родом из южной Франции, живет и учится в Орсе, пригороде Парижа. Эми учится на эколога и вписывается в движухи, связанные с экологией, ее интересует спасение нашей планеты. С Эми познакомились прошлым летом в Вене через Hangouts — чат, в котором путешественники собираются в группы и тусят. Помимо нас, на тусовке были две польки, швед и турок.
Встречаю Эми на тусовке активистов в баре у станции метро La Republic. Ребята подвыпившие, веселые, окрыленные общей идеей. Эми знакомит меня со своими друзьями. Пацан в кепке извиняется за свой английский. Пацан без кепки с хорошим английским начинает дерзить.
Пацан без кепки: «Я родился в пригороде Парижа, а сейчас снимаю жилье в городе, чтобы быть ближе к движухам, к эпицентру энергии. Говорят, что все парижане — мудаки, я с этим согласен и этим горжусь. Не вижу смысла в путешествиях, это какой-то гедонизм. Вот сижу тут, работаю, брейнштормлю».
Выслушав пацана без кепки, продолжаю знакомство с обитателями бара. Особенно приятно знакомиться с девушками, целовать друг друга в щеки. Чувствуется в этом какой-то романтизм, энергия. Париж после Берлина максимально эстетичен.
Нудист
Адам только что прилетел из Кореи и согласился приютить меня на ночь после того, как я убежал от Аси.
Адаму тридцать пять, поляк с достаточно американизированным именем. Живет в двушке в центре Варшавы, работает в польской авиакомпании LOT стюардом. Дома Адам проводит мало времени, ибо он в постоянных разъездах и командировках. Из еды у Адама только спизженные с кейтеринга шоколадные батончики и кофе «3 в 1».
Адам: «Понимаешь, стюард — это не работа, это стиль жизни. Ты находишься в постоянных разъездах, часовых поясах, климатах. С одной стороны, это энергозатратно: на привыкание к такой жизни нужно время, немногие могут вообще такое выдержать. С другой стороны, это весело: у тебя всегда есть ночлег за счет компании, иногда можно выбраться посмотреть город или полежать на пляже. Обожаю путешествия, мне нравится такой стиль жизни. В отпуска мои коллеги в основном едут в Египет греть пузо — а я не хочу тюлений отдых, мне нужен движ».
В своем профиле на кауче Адам открыто заявляет о том, что он нудист. В контексте срочной вписки меня этот факт никак не заботит — лишь бы диван был нормальный. Спустя час разговоров Адам уламывает меня раздеться.
Адам: «Я обещаю, через десять минут это станет для тебя нормой. Нет ничего аномального в том, чтобы ходить по квартире голым. Нудизм — это точно такой же стиль жизни, как мое стюардство, я ценю свободу тела и раскрепощенность. Мне просто нечего скрывать».
Ладно, уговорил.
Минут через десять-двадцать до мозга действительно доходит сигнал, что все нормально. На всякий случай выясняю у Адама контекст, дабы расставить все точки над i.
— Я: А если мы раздеты, то нам обязательно заниматься сексом?
— Адам: Господь с тобой, конечно, нет! Вообще, у нас есть гей-радар и химия-радар, я вот четко понимаю, где есть химия между мной и человеком, а где нет. Сам по себе нудизм ни к чему тебя не обязывает — максимум это можно воспринимать как атмосферу раскрепощенности и стирания границ.
— Я: Хорошо, но спать я все-таки буду в нижнем белье — а то поллюция, сам понимаешь.
— Адам: Не понимаю.
— Я: Это когда у тебя ни секса, ни мастурбации долго не было и организм во сне проходит через процедуру семяизвержения. Не хочу запачкать твое постельное белье.
— Адам: Fair enough.
Утром завтракаю шоколадным батончиком и кофе «3 в 1». Закрывая дверь, Адам скрывает за дверью свое тело, чтобы соседи не увидели его голым.
Короче, нормальный мужик этот Адам, зря так боялся.
Отжимания
В Кракове меня хостит Михал: двадцать семь, аспирант в местном универе, параллельно преподает на кафедре что-то связанное с физикой. У Михала внешность ботаника и кринжовый акцент — из него получился бы отличный блогер на ютубе, желательно с околославянской тематикой. Бесшабашный, веселый, заводной, легкий на подъем и на подъеб.
До Михала доезжаю с опозданием от обещанного времени.
— Я: Слушай, я тут пропустил автобус на пересадку, поэтому задержусь еще минут на пятнадцать.
— Михал: Пятнадцать минут опоздания — пятнадцать отжиманий! Ты на счетчике.
— Я: Ублюдок, мать твою.
По факту мы с Михалом проводим мало времени: парень занят работой с утра до вечера. По вечерам мой хост раскачивает лодку диалога всратыми приколами, что незамедлительно находят отклик в моей душе.
Короче, я честно отжался за каждую минуту опозданий.
Старик
Бенедикт живет в Волькесдорфе — деревне в тридцати минутах от центра Вены на электричке. В Волькесдорфе Бенедикт родился и вырос, здесь ему все приятно и знакомо. Живет один в трехкомнатной квартире, пятьдесят лет, преподает в школе искусствоведение, знает Вену как свои пять пальцев.
Встречаю Бенедикта на остановке трамваев. Не успев доехать до дома, успеваю вбросить кучу неприятных фраз, которые впоследствии набьются в клубок обиды Бенедикта на меня:
? спасибо, но мне не нужны твои советы — я знаю куда идти;
? еее, пятьдесят лет — это много;
? Вена какая-то старая, Берлин круче!
На выходных у Бенедикта дела, у меня обзорная self-экскурсия по Вене. Общаемся в основном по вечерам. Пытаюсь завоевать уважение Бенедикта разговорным немецким, что был до какой-то степени выучен за четыре месяца жизни в Берлине. Впечатляет, но ему было бы гораздо комфортнее, если бы я перестал разговаривать как мудак — пусть даже на английском.
Противоречия перерастают в конфликт, разгоревшийся между нами в воскресенье вечером. По дороге до дома Бенедикт стреляет в меня всеми колкостями, что я ему наговорил за весь уикенд. У меня же вкупе с завышенным самолюбием живет заниженная самооценка. Опускаюсь на землю и даже ниже, признаю свою вину, произношу вслух тысячи извинений.
Бенедикт: «Приглашаю тебя на Bruderschaft».
В деревне Бенедикта вино котируется выше пива. В винном садике попиваем белое полусладкое местного производства. По своему жизненному опыту Бенедикт знает, что за бокалом можно разрешить любого рода противоречия. Выключив мудака, начинаю Бенедикта слушать, проникаться его чувствами и эмоциями, восхищаться его кругозором и опытом. Бенедикт это понимает и искренне благодарит меня за это. Дойдя до дома, крепко обнимаемся, тем самым закрыв конфликт.
Наутро меня настигает жуткое похмелье. Отзыв Бенедикта на кауче в какой-то степени спасает этот паршивый день.
«Сначала я думал, что Миша немного поверхностный, все знает лучше всех и хочет тебе объяснить все устройство мироздания, но в итоге оказалось, что он хороший слушатель, открытый человек и вообще с большой (русской) душой! Тот, кто может стать другом не только на кауче... Кроме того, он отлично подготовлен к тем местам, которые собирается посетить, соблюдает домашние правила и хорошо относится ко всему, что ему предлагают (кроме ключа от моей квартиры, он не хотел его брать).
Еще один момент, о котором стоит упомянуть, это то, что после 4 месяцев проживания в Берлине он говорит на хорошем немецком языке! Он сказал мне, что это была тяжелая работа, и я скажу вам просто: вау, удивительно!!! Я ценю его ночлег и рекомендую его любому хосту.
Миша, если тебе нужна зона комфорта или просто несколько дней отдыха от обязанностей, возвращайся! Ты знаешь – я тебе рад в любое время».
Короче, даже мой хост чувствует, что у меня сейчас нет зоны комфорта.
Родина
Из Вены в Зальцбург, от Бенедикта — к Вуку.
Вук родом из Сербии, жил он себе в Сербии аж до сорока пяти лет. Сейчас ему пятьдесят, получается, что в Австрию переехал пять лет назад. Ростом под два метра, спортивного телосложения, смуглая кожа, пышные усы под носом. Вук — отставной военный, в Сербии у него был деревенский домик, уют и развод с украинкой. Чего-то ему не хватало, чувствовался дискомфорт: балканское раздолбайство, нарушение личных границ.
Будучи неискушенным в путешествиях, Вук отправился как-то в отпуск в Австрию и случайно нашел там свой дом: не в смысле недвижимости, а в смысле атмосферы и сгустка чувств. На пятом десятке лет — когда девять из десяти людей предпочитают доживать свою жизнь, не рискуя, — Вук эмигрировал в Зальцбург, чтобы начать все заново. Выучил немецкий до C1 за два года. Сейчас работает в лаборатории и рано выходит из дома — в пять утра. На досуге поет в местном хоре и гордится тем, что он в этом хоре единственный певец без нативного немецкого.
Вук встречает меня на автобусной остановке по пути домой. Живет в ужасно маленькой квартире метражом в десять-двенадцать квадратов. Для серферов есть матрас, занимающий все свободное пространство на полу. Чувствуется, Вук — человек идейный.
Вук: «Месяц назад хостил парня, который даже не запомнил название города! Он постоянно спрашивал меня: “Где я? Как называется этот город?” Парень отпетый путешественник, это его жизнь, его поток! Я был удивлен».
В общении Вук максимально искренен и эмоционален, из секретов у него лишь война в Югославии. Скинув свои вещи, беру у Вука его второй велосипед — едем смотреть Зальцбург. По старому городу не проедешь — там брусчатка и толпы туристов в летний сезон. Прокатившись по набережной Дуная, заезжаем на территорию одного из старинных дворцов. Картина стандартная: дворец девятнадцатого века, большой парк, деревья, зелень, лавочки. Из внештатного только горы на горизонте, что не может не радовать.
Присев на лавочку, между нами возобновляется откровенный диалог.
Вук: «Австрия с первого дня мне как дом. Я не знаю, я чувствую себя здесь окрыленно, душа моя раскрывается. Я люблю язык, культуру, местный народ, город Зальцбург и горы. Как только у меня освобождается день, я не задумываюсь, а просто иду в горы. Иногда с палаткой».
Из военного бэкграунда у Вука проскальзывает разве что геополитика.
Вук: «Если что-то в этом мире случится, то Австрию захватят за день и пальцем не пошевелят! Как это было в 38-м, как это есть и сейчас. Это не чувствуется, потому что мы живем в мире — но нам нужны такие страны, как Россия. Просто потому, что богатые маленькие страны не смогут себя защитить».
Домой возвращаемся еще рано — Вуку завтра на работу выходить в пять утра. Добродушно разрешает брать все, что лежит на кухне, и покидать квартиру когда удобно.
Только ключ надо кинуть в почтовый ящик, короче.
Ресторан
Луке сорок пять, в Цюрихе он прожил большую часть своей жизни. Разговаривает на четырех языках: немецкий, английский, французский и итальянский. В Швейцарии ему больше нравится итальянская часть: в Локарно прожил десять лет, потом переехал обратно в Цюрих из-за отсутствия работы. Сейчас работает агентом недвижимости, живет недалеко от центра в двушке и ведет образ жизни нудиста.
Лука: «Не хочешь раздеваться — ночуй в хостеле».
Не первый раз в ахуе, да еще и путешествие у меня бюджетное — ценник на ночлег в Швейцарии по кошельку сильно ударит. Так и быть, раздеваюсь. Единственным странным моментом в этой истории стал первый вечер. На фоне нашего разговора за знакомство мерцает телевизор: заканчивается новостной блок, показывают прогноз погоды по кантонам. Параллельно просмотру прогноза погоды Лука общается со мной и массирует свой член. Это кажется мне дикостью, но не настолько вопиющей, чтобы я испугался, закричал и убежал.
— Я: А ты занимаешься сексом с серферами?
— Лука: Да, бывает.
— Я: А как ты понимаешь, что человек хочет секса?
— Лука: Это невозможно объяснить, это химия, это чувствуется на инстинктивном уровне.
У Луки я остаюсь на четыре ночи. Заехал в четверг, а в пятницу вырубает рано в сон: сказывается усталость после трех недель интенсивного путешествия. Лука проводит пятничный вечер в баре с коллегами. В субботу назначили встречу с точным временем и местом — так сказать, со швейцарской точностью. Лука угощает меня кофе, я угощаю его мороженым Movenpick. В основном меня интересует Швейцария как обособленный клочок объединенной Европы. Спрашиваю Луку про армию, про кантоны, про языки и правила. На все у Луки находятся точные ответы, к которым мне нечего добавить. Лишь по пути на вокзал Лука бросает в разговор нотку отчаяния.
Лука: «Вся Швейцария и ее благополучие держится на банках и капиталах в банках. Накроются банки — накроется Швейцария».
В воскресенье с утра Лука оставляет мне чашечку кофе и круассан. За столом вижу шоколад и спрашиваю – можно ли мне его попробовать. «Это тебе не ресторан!» — отвечает Лука. То есть как голым ходить, так это мы open-minded, а едой поделиться — так у тебя borderline? Где проходит граница? Где здесь смысл?
Короче, несмотря на пару кринжовых моментов, я искренне благодарю Луку за ночлег. Он отвечает мне благодарностью за мою самостоятельность в путешествии и отсутствие глупых вопросов.
Кладбище
Лечу на неделю в Египет по дешевым билетам от Easy Jet. Вместо all-inclusive отеля с Ленкой из Саратова попадаю на кауч к Али из Хургады.
Али — мне ровесник, ему двадцать два, высокий, с кудрявыми волосами, спортивного телосложения. Забив на учебу в вузе, пытается запустить свой бизнес с дайвингом, предлагая туристам индивидуальные сессии под водами Красного моря.
Али встречает меня в аэропорту. На Убере доезжаем до квартиры, делим счет за поездку. Али снимает двушку с видом на кладбище. Вокруг дома пыль и разбросанные стройматериалы. В этом квартале нет туристов, поэтому свои живут как свои — без розовых очков и бассейна с джакузи.
У Алии ночую четыре ночи. Достопримечательностей здесь нет, набережная закрыта отелями, до моря идти три километра в обход — да и там не пляж, а пустырь с арматурой. Недоступность тюленьего отдыха помогает сфокусироваться на людях: у Али здесь много друзей, а у этих друзей есть свои друзья. Египтяне здесь хорошо дружат с языками ввиду туристической локации и необходимости зарабатывать на хлеб с хумусом. С дайвером Мустафой провожу больше времени, чем с Али, тот весь в делах и встречах. Также встречаю Ахмеда, владеющего русским, и Мохаммеда, владеющего немецким. За одним столом разговариваю с ребятами на трех языках одновременно.
Помимо наслаждения солнечными лучами, убиваю время за игрой в домино и распитием кофе со вкусом фундука. На второй день расслабляюсь по максимуму — настолько, что случайно выпиваю воду из-под крана, перепутав ее с питьевой водой. На следующее утро меня настигает жуткая бактериальная инфекция: дико болит горло, через два-три дня дойдет и до уха.
Доехав по плану до Каира, понимаю, что у меня на него нет сил и беру впопыхах рейс обратно в Берлин на завтрашнее утро. Минус триста евро и две недели здоровой жизни. Из полезного взял у Али медикаменты: он попросил отправить их в Гамбург своей девушке. Вместо «спасибо» девушка брякнет, что надо было пользоваться Hermes, а не Deutsche Post. Расставшись, Али подтвердит, что эта девушка — личность неблагодарная.
Но Али тут ни в чем не виноват. Ни в болезни моей, ни в девушке своей. Да и Мустафа тоже. Это просто Египет. Короче, это просто жизнь.
Boring
В конце того же марта срываюсь в путешествие по друзьям с кауча. Так сложилось, что за год жизни в Берлине у меня появились друзья в Париже, Брюсселе, Антверпене.
В Париж еду к Эми. Эми родом из южной Франции, живет и учится в Орсе, пригороде Парижа. Эми учится на эколога и вписывается в движухи, связанные с экологией, ее интересует спасение нашей планеты. С Эми познакомились прошлым летом в Вене через Hangouts — чат, в котором путешественники собираются в группы и тусят. Помимо нас, на тусовке были две польки, швед и турок.
Встречаю Эми на тусовке активистов в баре у станции метро La Republic. Ребята подвыпившие, веселые, окрыленные общей идеей. Эми знакомит меня со своими друзьями. Пацан в кепке извиняется за свой английский. Пацан без кепки с хорошим английским начинает дерзить.
Пацан без кепки: «Я родился в пригороде Парижа, а сейчас снимаю жилье в городе, чтобы быть ближе к движухам, к эпицентру энергии. Говорят, что все парижане — мудаки, я с этим согласен и этим горжусь. Не вижу смысла в путешествиях, это какой-то гедонизм. Вот сижу тут, работаю, брейнштормлю».
Выслушав пацана без кепки, продолжаю знакомство с обитателями бара. Особенно приятно знакомиться с девушками, целовать друг друга в щеки. Чувствуется в этом какой-то романтизм, энергия. Париж после Берлина максимально эстетичен.
