Предположим, душу он отдал мне, а не Триединому, но с остальным полностью согласен. Заглянув в газету, я оценил бойкий и сочный слог леди Шепсит, а так же, что журналистка не была из тех, кто придерживался мнения «о мертвых только хорошо», статья без прикрас раскрывала, чем Дебро увлекался, и подводила итог, что неизвестный убийца сделал городу большое одолжение. И ведь не побоялась навлечь гнев императора, так расписав смерть его фаворита! Между строк промелькнуло и то, что лорд Киар пригласил на место преступления независимого эксперта, который во многом прояснил ситуацию… Это оказалось очень приятно.
Покрутив головой, я заметил полный заварочный чайник.
— Можно? — Я надеялся сэкономить немного времени и не заваривать себе отдельно.
— Кериэль, — вздохнула мадам, — ты можешь брать вообще все, что есть в «Женском доме» — я ни слова поперек не скажу. А про такие мелочи, как чай, даже не спрашивай! Берешь и наливаешь. Ты убираешь, лечишь, готовишь... чего ждать дальше?
Я даже задумался.
— А больше я ничего и не умею.
— Какое счастье! — хмыкнул Нар. — Нам всем, правда, неудобно пользоваться твоей добротой. Все очень вкусно, спасибо!
Орк клыкасто улыбнулся.
Я хотел заметить, что никто ничем не пользуется — все делается исключительно добровольно из-за одной только прихоти, но передумал. Почему-то альтруизм вызывает у людей больше подозрений, чем корысть.
Так что я быстро доел кашу, запил почти остывшим чаем и, пожелав всем хорошего дня, покинул «Женский дом».
Мне понравилась идея Карела, что с погоней могло произойти что-то внезапное и фатальное. Поэтому я хотел наведаться в порт, как следует осмотреться, чтобы понять, с чего там можно начать поиски эльфа-беглеца. Вряд ли сородичи будут ждать нападения. Шансы у меня есть, если грамотно все продумать и подготовиться.
Ноги почему-то привели меня в сад. Мне хотелось немного «подзарядиться» царящей здесь уютной атмосферой, а уже потом думать над злодейскими планами по быстрому и надежному умерщвлению еще парочки эльфов.
Устроившись на лавочке, я замер, созерцая, как с глицинии медленно облетают лепестки. Это успокаивало.
Запастись впрок чужими душами нельзя. Увы, этот факт крадуши давно проверили и подтвердили многочисленными опытами. Хранится жизнь, изъятая из тела, недолго. До полного исчезновения плененной души в среднем проходит от трех месяцев до полугода, и за это время она постепенно тает. Скоро Первоземье столкнется с явлением, которого там не наблюдали уже несколько тысячелетий — смертностью. Эльфам придется затянуть пояса и бережнее расходовать поглощенные жизни. Первыми смертность коснется незнатных родов, затем распространится на лордов высокой крови. Старейшин и Владычицу с ее приближенными, конечно, дефицит обойдет стороной. Да и несколько крадушей в ту злополучную ночь не присутствовали на собрании — они удержат Первоземье от катастрофы. Но им придется чаще выходить на охоту.
Кто-то обязательно ошибется и привлечет внимание инквизиции. Пусть даже настоящие причины смерти будут тщательно замаскированы чем-то банальным, карающие длани святого престола натасканы замечать такие вещи… а странных смертей станет много, гораздо больше обычного. И в центре каждой из них — невинный и светлый эльф, случайно снявший номер в гостинице неподалеку. Или значительно вырастут продажи амулетов иллюзии и невидимости, что также не пройдет мимо инквизиции. Первоземье всколыхнется. Я надеюсь, мои сородичи запаникуют... и внимательные люди тоже заметят перемены.
Новое собрание проведут не раньше следующего года — у молодого поколения не полностью открылся дар. Иначе… они бы присутствовали на том самом. И сколько в этом поколении крадушей? Один-два. Говорил же, что нас мало. Я знал о том, что в семьях сейчас подрастают пять «тиеф плунн куил феа». Трое совсем малы. До того, как они смогут приступить к учебе, пройдет несколько даже не лет — десятилетий. А достойно подготовить крадущих получится не быстрее, чем через полсотни лет. Первоземье ждут темные времена. Надеюсь, эльфы почувствуют страх перед той неизбежностью, с которой сталкиваются все прочие народы, и вспомнят о ценности жизни. И, может быть, в головах молодого поколения хоть что-то прояснится.
Я прекрасно понимал, что ничего не исправил своим поступком. Нельзя за одну ночь сломать систему, выстраиваемую тысячелетиями. И остановить кровопролитие еще большей кровью тоже никому не удавалось. Но возможно посеять зерна сомнений и страха. Можно показать, как мы зависимы и слабы. Как далеко зашла наша жажда бессмертия. Эльфы настолько заврались, что сами стали верить в придуманные сказки. Будто бы мы действительно лучше и светлее прочих, а люди — просто скот.
Нет, наоборот.
Мы — чудовища, которыми матери должны пугать непослушных детей. Это с нами должны сражаться благородные рыцари из легенд. Нас должны сжигать на кострах инквизиции вместо некромантов.
Но, увы, перворожденных славят и любят.
Моих сил не хватит что-либо поменять. Даже если я выйду на главную площадь города и начну трясти флаконами с крадеными душами, меня сочтут маньяком. Первоземье быстро отмоется от грязной клеветы сумасшедшего сородича.
Поэтому и молчу. Я ведь не самоубийца — я хочу прожить долгую жизнь, может быть, даже счастливую. Но след, который я оставил, затянется не скоро. Эльфы не смогут закрыть глаза на произошедшее и сказать, что ничего не случилось. Обо мне будут помнить. И возможно, рано или поздно кто-то поймет, почему я так поступил.
И последует за мной...
Из потока мыслей меня вырвал спор, раздавшийся в костеле.
Я встрепенулся, пытаясь сообразить, что происходит, и поспешил на шум. Тон и громкость ничего хорошего не предвещали.
— И это ты называешь службой? Пять старух, которые одной ногой стоят перед Триединым?! А проповедь? Такое убожество в семинарии и первокурсник постеснялся бы сдать на оценку...
Я вбежал в прохладную тень храма в тот момент, когда высокий жилистый старик отвесил служителю Оскарби звонкую пощечину. Юноша прижал ладонь к заалевшей щеке и отступил от разгневанного человека.
— Прикажу сжечь твой сад, если ты не перестанешь ему уделять больше времени, чем служению Триединому!
Я замер, будто с разбегу налетел на преграду, и впился в мужчину недобрым взглядом. До содержания проповедей Оскарби мне не было никакого дела, но сад тронуть не позволю! Я хищно улыбнулся. Да, человек был немолод, много жизни у него уже не отобрать. Но я найду, что выменять на нее у Костлявой. Угрозой саду неизвестный старик подписал себе приговор.
— Если судить по вашему святому писанию, как там его… «Книга Создания»? Триединый вовсе не страдает нарциссизмом и велит заботиться об окружающем мире, привечая любое живое существо, будь то бабочка или розовый куст. Или вам известно чуть больше, чем всем остальным? — Я говорил громко и нагло, стараясь переключить внимание человека на себя.
— Ты дерзишь его преосвященству, мальчишка, — прошипел старик, развернувшись ко мне.
И что? Я должен проникнуться и пасть на колени? Так-то я вообще князь. За спиной епископа Оскарби состроил мне рожу, мол, нашел куда влезать.
— Хоть с его святейшеством, — сделал несколько шагов, попав в узкую полосу света, чтобы старик разглядел мои длинные уши, — вы мне в праправнуки годитесь, так что выберите другое обращение.
С праправнуком я вовсе не погорячился, мог даже еще несколько «пра» накинуть сверху: по эльфу никогда не скажешь, ему пара десятков или пара сотен лет.
Я незаметно навесил на епископа такое же заклинание слежения, как и на Ачиля Дебро. Ночью загляну в гости — посмотрим, кто на самом деле замер в шаге от личного знакомства с Триединым.
— Что ты забыл здесь, нелюдь? — проворчал старик.
— Вообще-то, я просто шел мимо, но услышал вопли и решил поучаствовать. — Предположим, не шел, а сидел, но действительно ничего такого не замышлял. — Ваши высказывания о приоритетах Триединого меня заинтересовали. Может быть, поделитесь еще какими-нибудь новыми заявлениями?
— Придержи язык, нелюдь, если не хочешь остаться без него, — пригрозил мне епископ и, гордо задрав подбородок, удалился.
Я подождал, когда тот отдалился на достаточное расстояние и тихо прокомментировал:
— Что за варварские методы! Тебя лишить сада, меня — языка... Это точно был епископ?
Оскарби вздохнул.
— Увы. Но мои проповеди действительно никуда не годятся. Прежний служитель собирал полный костел на свои выступления, а я зачастую вообще остаюсь один на один с Триединым. Спасибо, что вмешался, Кериэль, но учти, что ты нажил себе высокопоставленного недоброжелателя.
Это всего на один вечер. Заодно вылечу Козму.
— Не думаю, что епископ что-то мне сделает. Но вот навредить саду я точно не позволю!
Я оглядел бедное убранство костела: ни витражей, ни лепнины или мозаичных изображений. Все предельно аскетично — только над алтарем прямо на серой стене был изображен в полный рост Триединый. Ряды деревянных скамеек тонули в прохладном полумраке зала. Насколько я знал, сидеть на таких не так уж удобнее, чем стоять, но положение сидя в святых текстах рассматривалось как поза учения и послушания. Как и ученики в школе перед преподавателем, паства садится, чтобы внимать слову Триединого.
— Опыт не сразу приходит, — попытался я ободрить церковника, — тебе не хватает практики. Пройдет совсем немного времени, и люди потянутся в костел. Начни с простого. С того, что тебе самому ближе. Расскажи людям о том, как прекрасно и хрупко все, что нас окружает, и как важно поддерживать эту красоту.
Оскарби улыбнулся.
— Тебе бы самому проповеди писать, Кериэль. Спасибо за твою доброту и смелость!
Триада упаси от проповедей. Ничего хорошего я поведать людям точно не смогу.
Всю дорогу до порта я был занят мыслями о том, как лучше и незаметнее навестить епископа и каким образом замаскировать его смерть. Два ритуала подряд, если на старике найдут следы от игл, вызовут слишком много вопросов.
Хотя...
Я нахмурился, зацепившись за интересную идею.
Епископ явно человек с тяжелой рукой и характером. Небольшая стычка с эльфом несильно выделится среди похожих случаев. Может, объединить два убийства в одну серию? Пусть ищейки поломают головы, гадая, что связывало Дебро и епископа. Конечно, кроме того, что город без них вздохнет спокойнее.
Информации в любом случае будет недостаточно, чтобы выйти на меня.
Узнать бы еще содержание отчета, который утром лег на стол к лорду Киару — было бы вообще отлично.
Город спускался к порту будто бы гигантскими ступенями, и задолго до того, как стал слышен шум толпы и волн, разбивающихся о пирсы, я увидел саму бухту. С этого расстояния она казалась совсем маленькой, а корабли — игрушечными. Один как раз медленно отходил от причала, а два только зашли. Еще несколько с опущенными парусами стояли на приколе. Отсюда цвет воды выглядел каким-то абсолютно нереальным — ярко-лазурным с темными пятнами, выделяющими глубокие места. Ясное безоблачное небо не уступало океану по красоте.
Я шел по широкой торговой улице и не успевал крутить головой по сторонам, разглядывая аккуратные дома с резными ставнями, одинаковыми черепичными крышами и тонкими флюгерами.
— Стаканчик кахве, господин? — окликнула меня бойкая рыжая девушка.
Вот это здесь мне нравилось необыкновенно — чтобы выпить чего-нибудь горячего или, наоборот, освежающего, вовсе не требовалось занимать столик в ресторации. Почти на каждом углу можно было купить напитки в плотных стаканчиках и наслаждаться выбором прямо на ходу.
— С чем у тебя?
Я приблизился к девушке и принюхался к большому открытому котелку с булькающей темной жидкостью. Кахве в городе каждый старался приготовить на свой лад: кто-то делал с солью и перцем, кто-то с имбирем или корицей, в напиток добавляли и сиропы, и варенье, и вообще все, что попадалось под руку. Я даже видел, как на дно стакана положили кусочек сыра. Попробовать, правда, не рискнул, но выглядело интригующе. И самое прекрасное — каждый раз вкус кахве раскрывался новыми красками.
— Могу сделать со взбитыми сливками и сахаром. Еще есть мед, лимон, сушеная гвоздика...
— Давай большую порцию с медом и лимоном.
Я полез в карман за монетами, и девушка тут же приготовила мне громадный стакан крепчайшего кахве, не пожалев ни ломтик сочного лимона потолще, ни ароматного липового меда.
— Благодарю, господин перворожденный. — Девушка, заметив, что я накинул пару медных монет сверху, просияла.
— И тебе спасибо. — Я улыбнулся и, глубоко вдохнув одуряющий запах напитка, направился дальше — настроение стремительно поднималось.
В самом порту красота бухты несколько поблекла: я заметил много грязи, сильно пахло рыбой, увы, протухшей, а еще табаком и немытыми телами разнорабочих. Вода у пирсов была темно-серого цвета, в ней плавали комки водорослей и дохлые медузы. Впрочем, моего хорошего впечатления это не испортило. Поддерживать идеальный порядок в таком месте было невозможно.
Я покрутился у касс, посмотрел, как проверяют пассажиров, спустившихся с одного из прибывших кораблей. Прошел по площади, прислушиваясь к разговорам. Контингент, собиравшийся в порту, был настолько ярок и необычен, что на эльфа почти никто не обращал внимания.
Изучив все расположенные в пределах площади гостиницы, я пришел к выводу, что здесь эльфы, которые прибудут за моей головой, не остановятся даже на одну ночь. Им же не нужно экономить монеты и таиться. Наверняка поищут что-то более подобающее и статусное.
Присев на край фонтана, на который удачно падала тень от шпиля каменной каплицы, я раздумывал, как станет действовать погоня. Вряд ли они начнут расспросы, едва сойдут с трапа. Им нужно осмотреться, понять, что к чему. Узнают ли сородичи о кораблях, которые ушли из порта через несколько дней после моего прибытия? Или все-таки начнут искать меня в городе?
Я так погрузился в мысли, что едва успел перехватить маленькую ладонь, ловко проскользнувшую в мой карман.
— У тебя пальцы лишние? — строго поинтересовался у мальчишки, который решил меня обчистить.
На вид ему было не больше тринадцати лет, с ободранным носом и почти поджившим кровоподтеком на правой щеке. Подросток был бос и одет в старые потрепанные вещи.
— А тебе жалко, что ли? — Он попытался вырваться из цепкого захвата — разбежался.
— Пальцев? Или монет? — насмешливо уточнил я.
Мальчишка громко хлюпнул носом. Меня это нисколько не разжалобило.
— Ты же эльф, у тебя должна быть куча денег!
— Кому эта куча должна, и почему я о ней ничего не знаю? — Разговор все больше забавлял. Вот наглец! Попытался обчистить и не видит в этом ничего дурного. — Посмотри-ка внимательно... я похож на богача?
Подросток зыркнул на меня злобно исподлобья, но сейчас, перестав видеть одни только острые уши и плащ, очевидно, понял, что просчитался.
— Отпусти, — угрюмо потребовал он, — ты неправильный эльф. Эльфы добрые и богатые.
Кажется, мне только что подобрали идеальное описание. Надо запомнить.
— Вот еще! — Я хищно оскалился. — Раз я неправильный и недобрый эльф, то сейчас мы пойдем к стражу порядка и сдадим тебя по всей форме. Что там воришкам полагается? Десять ударов плетью? Надеюсь, больше...
Судя по побледневшему лицу, я был близок к истине. Ничего хорошего парню, если я его передам в руки правосудия, не светило.
Покрутив головой, я заметил полный заварочный чайник.
— Можно? — Я надеялся сэкономить немного времени и не заваривать себе отдельно.
— Кериэль, — вздохнула мадам, — ты можешь брать вообще все, что есть в «Женском доме» — я ни слова поперек не скажу. А про такие мелочи, как чай, даже не спрашивай! Берешь и наливаешь. Ты убираешь, лечишь, готовишь... чего ждать дальше?
Я даже задумался.
— А больше я ничего и не умею.
— Какое счастье! — хмыкнул Нар. — Нам всем, правда, неудобно пользоваться твоей добротой. Все очень вкусно, спасибо!
Орк клыкасто улыбнулся.
Я хотел заметить, что никто ничем не пользуется — все делается исключительно добровольно из-за одной только прихоти, но передумал. Почему-то альтруизм вызывает у людей больше подозрений, чем корысть.
Так что я быстро доел кашу, запил почти остывшим чаем и, пожелав всем хорошего дня, покинул «Женский дом».
Мне понравилась идея Карела, что с погоней могло произойти что-то внезапное и фатальное. Поэтому я хотел наведаться в порт, как следует осмотреться, чтобы понять, с чего там можно начать поиски эльфа-беглеца. Вряд ли сородичи будут ждать нападения. Шансы у меня есть, если грамотно все продумать и подготовиться.
Глава 7.2
Ноги почему-то привели меня в сад. Мне хотелось немного «подзарядиться» царящей здесь уютной атмосферой, а уже потом думать над злодейскими планами по быстрому и надежному умерщвлению еще парочки эльфов.
Устроившись на лавочке, я замер, созерцая, как с глицинии медленно облетают лепестки. Это успокаивало.
Запастись впрок чужими душами нельзя. Увы, этот факт крадуши давно проверили и подтвердили многочисленными опытами. Хранится жизнь, изъятая из тела, недолго. До полного исчезновения плененной души в среднем проходит от трех месяцев до полугода, и за это время она постепенно тает. Скоро Первоземье столкнется с явлением, которого там не наблюдали уже несколько тысячелетий — смертностью. Эльфам придется затянуть пояса и бережнее расходовать поглощенные жизни. Первыми смертность коснется незнатных родов, затем распространится на лордов высокой крови. Старейшин и Владычицу с ее приближенными, конечно, дефицит обойдет стороной. Да и несколько крадушей в ту злополучную ночь не присутствовали на собрании — они удержат Первоземье от катастрофы. Но им придется чаще выходить на охоту.
Кто-то обязательно ошибется и привлечет внимание инквизиции. Пусть даже настоящие причины смерти будут тщательно замаскированы чем-то банальным, карающие длани святого престола натасканы замечать такие вещи… а странных смертей станет много, гораздо больше обычного. И в центре каждой из них — невинный и светлый эльф, случайно снявший номер в гостинице неподалеку. Или значительно вырастут продажи амулетов иллюзии и невидимости, что также не пройдет мимо инквизиции. Первоземье всколыхнется. Я надеюсь, мои сородичи запаникуют... и внимательные люди тоже заметят перемены.
Новое собрание проведут не раньше следующего года — у молодого поколения не полностью открылся дар. Иначе… они бы присутствовали на том самом. И сколько в этом поколении крадушей? Один-два. Говорил же, что нас мало. Я знал о том, что в семьях сейчас подрастают пять «тиеф плунн куил феа». Трое совсем малы. До того, как они смогут приступить к учебе, пройдет несколько даже не лет — десятилетий. А достойно подготовить крадущих получится не быстрее, чем через полсотни лет. Первоземье ждут темные времена. Надеюсь, эльфы почувствуют страх перед той неизбежностью, с которой сталкиваются все прочие народы, и вспомнят о ценности жизни. И, может быть, в головах молодого поколения хоть что-то прояснится.
Я прекрасно понимал, что ничего не исправил своим поступком. Нельзя за одну ночь сломать систему, выстраиваемую тысячелетиями. И остановить кровопролитие еще большей кровью тоже никому не удавалось. Но возможно посеять зерна сомнений и страха. Можно показать, как мы зависимы и слабы. Как далеко зашла наша жажда бессмертия. Эльфы настолько заврались, что сами стали верить в придуманные сказки. Будто бы мы действительно лучше и светлее прочих, а люди — просто скот.
Нет, наоборот.
Мы — чудовища, которыми матери должны пугать непослушных детей. Это с нами должны сражаться благородные рыцари из легенд. Нас должны сжигать на кострах инквизиции вместо некромантов.
Но, увы, перворожденных славят и любят.
Моих сил не хватит что-либо поменять. Даже если я выйду на главную площадь города и начну трясти флаконами с крадеными душами, меня сочтут маньяком. Первоземье быстро отмоется от грязной клеветы сумасшедшего сородича.
Поэтому и молчу. Я ведь не самоубийца — я хочу прожить долгую жизнь, может быть, даже счастливую. Но след, который я оставил, затянется не скоро. Эльфы не смогут закрыть глаза на произошедшее и сказать, что ничего не случилось. Обо мне будут помнить. И возможно, рано или поздно кто-то поймет, почему я так поступил.
И последует за мной...
Из потока мыслей меня вырвал спор, раздавшийся в костеле.
Я встрепенулся, пытаясь сообразить, что происходит, и поспешил на шум. Тон и громкость ничего хорошего не предвещали.
— И это ты называешь службой? Пять старух, которые одной ногой стоят перед Триединым?! А проповедь? Такое убожество в семинарии и первокурсник постеснялся бы сдать на оценку...
Я вбежал в прохладную тень храма в тот момент, когда высокий жилистый старик отвесил служителю Оскарби звонкую пощечину. Юноша прижал ладонь к заалевшей щеке и отступил от разгневанного человека.
— Прикажу сжечь твой сад, если ты не перестанешь ему уделять больше времени, чем служению Триединому!
Я замер, будто с разбегу налетел на преграду, и впился в мужчину недобрым взглядом. До содержания проповедей Оскарби мне не было никакого дела, но сад тронуть не позволю! Я хищно улыбнулся. Да, человек был немолод, много жизни у него уже не отобрать. Но я найду, что выменять на нее у Костлявой. Угрозой саду неизвестный старик подписал себе приговор.
— Если судить по вашему святому писанию, как там его… «Книга Создания»? Триединый вовсе не страдает нарциссизмом и велит заботиться об окружающем мире, привечая любое живое существо, будь то бабочка или розовый куст. Или вам известно чуть больше, чем всем остальным? — Я говорил громко и нагло, стараясь переключить внимание человека на себя.
— Ты дерзишь его преосвященству, мальчишка, — прошипел старик, развернувшись ко мне.
И что? Я должен проникнуться и пасть на колени? Так-то я вообще князь. За спиной епископа Оскарби состроил мне рожу, мол, нашел куда влезать.
— Хоть с его святейшеством, — сделал несколько шагов, попав в узкую полосу света, чтобы старик разглядел мои длинные уши, — вы мне в праправнуки годитесь, так что выберите другое обращение.
С праправнуком я вовсе не погорячился, мог даже еще несколько «пра» накинуть сверху: по эльфу никогда не скажешь, ему пара десятков или пара сотен лет.
Я незаметно навесил на епископа такое же заклинание слежения, как и на Ачиля Дебро. Ночью загляну в гости — посмотрим, кто на самом деле замер в шаге от личного знакомства с Триединым.
— Что ты забыл здесь, нелюдь? — проворчал старик.
— Вообще-то, я просто шел мимо, но услышал вопли и решил поучаствовать. — Предположим, не шел, а сидел, но действительно ничего такого не замышлял. — Ваши высказывания о приоритетах Триединого меня заинтересовали. Может быть, поделитесь еще какими-нибудь новыми заявлениями?
— Придержи язык, нелюдь, если не хочешь остаться без него, — пригрозил мне епископ и, гордо задрав подбородок, удалился.
Я подождал, когда тот отдалился на достаточное расстояние и тихо прокомментировал:
— Что за варварские методы! Тебя лишить сада, меня — языка... Это точно был епископ?
Оскарби вздохнул.
— Увы. Но мои проповеди действительно никуда не годятся. Прежний служитель собирал полный костел на свои выступления, а я зачастую вообще остаюсь один на один с Триединым. Спасибо, что вмешался, Кериэль, но учти, что ты нажил себе высокопоставленного недоброжелателя.
Это всего на один вечер. Заодно вылечу Козму.
— Не думаю, что епископ что-то мне сделает. Но вот навредить саду я точно не позволю!
Я оглядел бедное убранство костела: ни витражей, ни лепнины или мозаичных изображений. Все предельно аскетично — только над алтарем прямо на серой стене был изображен в полный рост Триединый. Ряды деревянных скамеек тонули в прохладном полумраке зала. Насколько я знал, сидеть на таких не так уж удобнее, чем стоять, но положение сидя в святых текстах рассматривалось как поза учения и послушания. Как и ученики в школе перед преподавателем, паства садится, чтобы внимать слову Триединого.
— Опыт не сразу приходит, — попытался я ободрить церковника, — тебе не хватает практики. Пройдет совсем немного времени, и люди потянутся в костел. Начни с простого. С того, что тебе самому ближе. Расскажи людям о том, как прекрасно и хрупко все, что нас окружает, и как важно поддерживать эту красоту.
Оскарби улыбнулся.
— Тебе бы самому проповеди писать, Кериэль. Спасибо за твою доброту и смелость!
Триада упаси от проповедей. Ничего хорошего я поведать людям точно не смогу.
Всю дорогу до порта я был занят мыслями о том, как лучше и незаметнее навестить епископа и каким образом замаскировать его смерть. Два ритуала подряд, если на старике найдут следы от игл, вызовут слишком много вопросов.
Хотя...
Я нахмурился, зацепившись за интересную идею.
Епископ явно человек с тяжелой рукой и характером. Небольшая стычка с эльфом несильно выделится среди похожих случаев. Может, объединить два убийства в одну серию? Пусть ищейки поломают головы, гадая, что связывало Дебро и епископа. Конечно, кроме того, что город без них вздохнет спокойнее.
Информации в любом случае будет недостаточно, чтобы выйти на меня.
Узнать бы еще содержание отчета, который утром лег на стол к лорду Киару — было бы вообще отлично.
Город спускался к порту будто бы гигантскими ступенями, и задолго до того, как стал слышен шум толпы и волн, разбивающихся о пирсы, я увидел саму бухту. С этого расстояния она казалась совсем маленькой, а корабли — игрушечными. Один как раз медленно отходил от причала, а два только зашли. Еще несколько с опущенными парусами стояли на приколе. Отсюда цвет воды выглядел каким-то абсолютно нереальным — ярко-лазурным с темными пятнами, выделяющими глубокие места. Ясное безоблачное небо не уступало океану по красоте.
Я шел по широкой торговой улице и не успевал крутить головой по сторонам, разглядывая аккуратные дома с резными ставнями, одинаковыми черепичными крышами и тонкими флюгерами.
— Стаканчик кахве, господин? — окликнула меня бойкая рыжая девушка.
Вот это здесь мне нравилось необыкновенно — чтобы выпить чего-нибудь горячего или, наоборот, освежающего, вовсе не требовалось занимать столик в ресторации. Почти на каждом углу можно было купить напитки в плотных стаканчиках и наслаждаться выбором прямо на ходу.
— С чем у тебя?
Я приблизился к девушке и принюхался к большому открытому котелку с булькающей темной жидкостью. Кахве в городе каждый старался приготовить на свой лад: кто-то делал с солью и перцем, кто-то с имбирем или корицей, в напиток добавляли и сиропы, и варенье, и вообще все, что попадалось под руку. Я даже видел, как на дно стакана положили кусочек сыра. Попробовать, правда, не рискнул, но выглядело интригующе. И самое прекрасное — каждый раз вкус кахве раскрывался новыми красками.
— Могу сделать со взбитыми сливками и сахаром. Еще есть мед, лимон, сушеная гвоздика...
— Давай большую порцию с медом и лимоном.
Я полез в карман за монетами, и девушка тут же приготовила мне громадный стакан крепчайшего кахве, не пожалев ни ломтик сочного лимона потолще, ни ароматного липового меда.
— Благодарю, господин перворожденный. — Девушка, заметив, что я накинул пару медных монет сверху, просияла.
— И тебе спасибо. — Я улыбнулся и, глубоко вдохнув одуряющий запах напитка, направился дальше — настроение стремительно поднималось.
В самом порту красота бухты несколько поблекла: я заметил много грязи, сильно пахло рыбой, увы, протухшей, а еще табаком и немытыми телами разнорабочих. Вода у пирсов была темно-серого цвета, в ней плавали комки водорослей и дохлые медузы. Впрочем, моего хорошего впечатления это не испортило. Поддерживать идеальный порядок в таком месте было невозможно.
Я покрутился у касс, посмотрел, как проверяют пассажиров, спустившихся с одного из прибывших кораблей. Прошел по площади, прислушиваясь к разговорам. Контингент, собиравшийся в порту, был настолько ярок и необычен, что на эльфа почти никто не обращал внимания.
Изучив все расположенные в пределах площади гостиницы, я пришел к выводу, что здесь эльфы, которые прибудут за моей головой, не остановятся даже на одну ночь. Им же не нужно экономить монеты и таиться. Наверняка поищут что-то более подобающее и статусное.
Присев на край фонтана, на который удачно падала тень от шпиля каменной каплицы, я раздумывал, как станет действовать погоня. Вряд ли они начнут расспросы, едва сойдут с трапа. Им нужно осмотреться, понять, что к чему. Узнают ли сородичи о кораблях, которые ушли из порта через несколько дней после моего прибытия? Или все-таки начнут искать меня в городе?
Я так погрузился в мысли, что едва успел перехватить маленькую ладонь, ловко проскользнувшую в мой карман.
— У тебя пальцы лишние? — строго поинтересовался у мальчишки, который решил меня обчистить.
На вид ему было не больше тринадцати лет, с ободранным носом и почти поджившим кровоподтеком на правой щеке. Подросток был бос и одет в старые потрепанные вещи.
— А тебе жалко, что ли? — Он попытался вырваться из цепкого захвата — разбежался.
— Пальцев? Или монет? — насмешливо уточнил я.
Мальчишка громко хлюпнул носом. Меня это нисколько не разжалобило.
— Ты же эльф, у тебя должна быть куча денег!
— Кому эта куча должна, и почему я о ней ничего не знаю? — Разговор все больше забавлял. Вот наглец! Попытался обчистить и не видит в этом ничего дурного. — Посмотри-ка внимательно... я похож на богача?
Подросток зыркнул на меня злобно исподлобья, но сейчас, перестав видеть одни только острые уши и плащ, очевидно, понял, что просчитался.
— Отпусти, — угрюмо потребовал он, — ты неправильный эльф. Эльфы добрые и богатые.
Кажется, мне только что подобрали идеальное описание. Надо запомнить.
— Вот еще! — Я хищно оскалился. — Раз я неправильный и недобрый эльф, то сейчас мы пойдем к стражу порядка и сдадим тебя по всей форме. Что там воришкам полагается? Десять ударов плетью? Надеюсь, больше...
Судя по побледневшему лицу, я был близок к истине. Ничего хорошего парню, если я его передам в руки правосудия, не светило.
