ЭХО и АЛЕКСАНДРА ГРОМ
ЗИМНЯЯ СКАЗКА У ОЧАГА
Вдохновитель:
Группа «Ария»,
альбом «Игра с огнем», 1989 г., композиция «Искушение».
Лаская ночь, коснись меня,
Имя тебе искушение.
Дай мне
Больше, чем просто любовь,
Дай мне, больше чем страсть,
Что проходит, словно боль.
Я сгорю в огне, сгорю в тебе, пускай,
Я хочу стать пеплом, лишь познав твой рай.
В избе было тепло, еще не прогоревшие угли в открытом очаге давали мягкий отсвет на половицах, выскобленных добела. Видар сидел на лавке, вытянув длинные ноги. В его зубах дымила вишневая трубка. Струйки сизого дыма лениво уплывали под потолок, распространяя по горнице сладковатый дух крепкого табака. Веки мужчины тяжелели с каждой затяжкой, разум плыл и проваливался в дрему.
«Пора почивать», – подумал Видар, но так и не шелохнулся.
В очаге хрустко стрельнул уголек, вырвав-таки хозяина избы из зыбкого полусна.
«Пора!» – мужчина с удовольствием потянулся всем телом, поджимая пальцы босых ног. Поднявшись, он подошел к огню вытряхнуть пепел из трубки. Оставив ее на полке, Видар еще раз потянулся и направился к лежаку.
Вдруг в окно полыхнуло, да так ярко, будто источник света был совсем близко. Такого в своей глуши Видар не помнил! Какое-то непонятное, незнакомое беспокойство зацарапало в груди, мгновенно разбудив сонное сознание и заставив действовать. Наскоро, прямо на босу ногу, Видар натянул меховые сапоги. Схватив малахай и тулуп, он вышел из избы, только дальше порога не двинулся. Набрасывая одежку на голые плечи, мужчина уставился в небо. Тонкий золотой рожок убывающей луны скромно поблескивал, а многочисленные звезды зябко подрагивали, отражая на снежный наст свой неблизкий скудный свет. Понять, где сверкнуло, было уже невозможно.
Видар протянул в рукава руки. Застегивал тулуп он, уже шагая по двору и крутя головой по сторонам в ожидании какого-нибудь нового знамения, способного подсказать ему направление. Дойдя до ворот, полуночник вновь замер, прислушиваясь… Ничего.
Пар валил из ноздрей, оседая инеем на усах и бороде. Мороз стоял нешуточный. В такую погоду даже ветер молчал, и весь лес окутала звенящая тишина. Неожиданно со стороны озера, в шестах (1) десяти, послышалось, как обломилась и упала на наст тяжелая еловая ветвь. Не раздумывая ни мгновения, Видар подался на звук. К воде он не ходил с осени, потому тропы там не было, и ноги вязли в глубоком снегу. Тот набивался в сапоги, таял и неприятно холодил икры.
Видар шел, браня безобразника, по чьей вине ему пришлось покинуть теплую избу. Только незримые когти беспокойства вонзились в грудь намертво и тащили вперед. Становилось жарко от усилий вытаскивать ноги из снега и толкать их обратно, делая шаг за шагом. Малахай был задвинут на макушку, а верхняя пугвица (2) тулупа расстегнута. Изморозь облепила ресницы, сцепив их друг за дружку, слепила глаза. Упав, Видар клюнул лицом в снег, а, утершись, снова крепко выругался – заковыку (3) на своем пути мужчина не разглядел. Хульные слова замерли на губах, когда он услышал под собой стон.
Первым делом мужчина попытался оттолкнуться и встать, но провалился глубже в снег, который тут же ожег голые под задравшимися рукавами руки. Без устали сыпля проклятиями, Видар откатился вбок и опять услышал протяжный стон. Пар от дыхания и заиндевевшие ресницы искажали и без того едва различимое пятно на снегу. Совладав с собственным телом, бедолага кое-как поднялся, наклонился и схватил за шкварник лежавшего человека. Порывисто дернул на себя, ожидая, что найденный будет тяжел, но он оказался легок настолько, что Видар завалился на спину. Находка полетела прямехонько на его грудь. Сил ругаться уже не было.
«Видать, Святобор (4) расстарался, потешиться решил!» – тяжко вздохнул Видар, а после рассмеялся собственным мыслям. Действительно, какое дело до него богам!
Вдруг по его лицу что-то скользнуло и разудалое веселье поутихло. Кончик косы находки мазнул нос вскользь, вызвал чих. Голова его подалась вперед, и лоб встретился с макушкой лежащей на нем девицы. Их стоны раздались одновременно.
«Да бесы бы все побрали!» – воскликнул горемыка в сердцах, выплескивая свое раздражение и на собственное невезение, и на глупую находку. Как отнеслась к такому удача, трудно было судить, но девица тут же затихла, более не подавая признаков жизни. Видар столкнул ее с себя, и встал. Рассмотреть незнакомку он даже не пытался: глаза продолжали слезиться, голова гудела, да и времени утекло уйма – пора двигаться восвояси, а то и околеть недолго. Стиснув зубы, мужчина взвалил девушку на плечо и потащился обратно.
Путь назад был не легче! Добираясь до избы, Видар подивился тому, что кое-какие ругательства его память все же приберегла, и тому, что вспоминать их было гораздо легче, если посылались они не себе, а кому-то другому, точнее, другой.
На пороге избы ноша показалась вовсе неподъемной, но упрямство помогло осилить последние шаги и рухнуть не в хрусткий снег, а на теплый пол. Немного отдышавшись, Видар поднялся с колен и разделся. Очаг почти погас, пока его не было. Пришлось подбросить еще дров. После Видар вернулся к своей находке.
«Какой дурище могло взбрести в голову гулять в морозную ночь по лесу в исподнем? Полоумная, не иначе!» – рассуждал он, попутно разглядывая гостью. Снег, приставший к ее рубахе, растаял, и теперь ткань облепляла девичье тело второй кожей. Решив, что не стоит к душевной болезни девицы добавлять еще и простуду, Видар торопливо стянул с нее промокшую одежду. Отбросив в сторону ненужную тряпку, он поднял девушку на руки и перенес на шкуру возле очага.
Незнакомка даже не шелохнулась, так и замерла на месте тряпичной куклой. Это Видару не понравилось. Он внимательно всмотрелся в девичье лицо. Выглядело оно обескровленным. Бисер пота усеивал лоб и поблескивал над пухлой верхней губой. Голубоватые веки еле заметно подрагивали, а меж широких дуг бровей то появлялась, то исчезала морщинка.
Чем дольше Видар смотрел на свою находку, тем спешнее его покидали думы о ее здоровье, уступая место иным мыслям. Он никак не мог решить для себя, хороша дева или нет. Словно в поисках ответа взгляд хозяина избы устремился ниже, к изгибу девичьей шеи, тяжелым грудям с темными ореолами сосков, тонюсенькой талии и крутым бедрам. Взор его остановился на шерстяных чулках, что, морщась, облегали ладные ноги. Зрелые прелести незнакомки никак не вязались у Видара с нежными и чистыми чертами ее лица. Взглянув еще раз на манящее тело, озадаченный спаситель заплутавших девиц покачал головой и направился в сени.
«Нынешняя зимовка будет не такой скучной, как прежние», – подумалось ему.
Вернувшись со склянкой, наполненной барсучьим жиром, он присел в ногах у девушки. Пока грел растирку в ладонях, опять залюбовался своей находкой – все ж таки оказалась она чудо, как хороша! В голову тут же полезли похотливые мысли о том, как давно у него не было женщины.
«Пожалуй, с осени», – вспомнил он свою вылазку в ближайшее село, состоявшуюся аккурат перед зимовьем, и тут же одернул себя – не о том сейчас думать надо!
Видар хмуро глянул на непутевую девку и принялся втирать первейшее средство от простуды. Начал с ног. Оглаживая ее стопы, он подивился тому, насколько хрупкими они казались в его ладонях. А какой нежной была кожа!
Горе-лекарь сам того не заметив, вновь уставился на девичьи груди, мерно покачивающиеся в такт его движениям. Посылая проклятия на головы всем глупым девицам, а в особенности одной, он потянул с лежака покрывало и прикрыл искушающий вид. Продолжать стало легче.
Яра едва выплыла из тяжелого забытья и тут же пожалела об этом. В ее голове, казалось, раздували кузнечный горн. От давящей и плавящей боли не было никакого спасу! Поначалу девушка даже не ощущала своего тела, но постепенно чувствительность вернулась, и оно налилось такой тяжестью, что за каждый вдох приходилось бороться. Попытка открыть глаза успехом не увенчалась. От этих стараний Яра вновь провалилась в беспамятство.
В следующий раз Яра очнулась от того, что спина ее странно дрожала, размеренно и приятно, будто позади находился огромный кот. Это сбивало с толку, поэтому девушка решила сосредоточиться на внутренних ощущениях. Прислушавшись к себе, она поняла – недуг, сковавший ее тело, отступил, но голова по-прежнему была тяжела как железная болванка.
Яра с трудом продрала слипшиеся ресницы, но не заметила разницы: света вокруг не было. Она едва различила лишь несколько мутных красных пятен. От них веяло теплом.
«Очаг», – пришла в голову неожиданная догадка, и тут же урчание, вызывавшее трепет и дрожь, прекратилось. Яра скосила взгляд влево, намереваясь посмотреть, кто же это устроился за ее спиной, только не успела. Внезапно неизвестный заворочался, и она замерла. Разум ее, не до конца оправившийся от хвори, сыграл злую шутку, подстегнув воображение, вмиг нарисовавшее огромное неведомое чудище. От страха сердце бешено заколотилось в груди. Яра зажмурилась до рези в глазах, до вспышки боли, пронзившей затылок, после которой сознание опять покинуло девушку.
«Кажется, я проспала целую вечность!» – это первое, о чем подумала Яра, придя в себя. Следом вспомнилось, что находится она в незнакомом месте, потому и глаза открывать не спешила. Девушка просто продолжала тихонько лежать на широкой лавке, впитывая тепло очага, дарившее ощущение безопасности.
Вслед за сознанием, пусть и с опозданием, вернулось обоняние. В нос настойчиво лез запах табака и чего-то смутно знакомого, но этот аромат крепко перебивал табачный дух.
Все попытки опознать второй запах закончились, когда раздался звонкий щелчок – о курительную трубку клацнули зубы. Звук Яре был хорошо известен, и она бы его никогда с другим не перепутала, ведь ее дед, даже отходя к предкам, не выпустил трубку из рук. С ней же его и отнесли на краду…
Эти воспоминания, пришедшие внезапно, стали для Яры полной неожиданностью. Они причудливо сплелись со знакомыми с детства ощущениями, запахами и звуками, развеяли остатки беспокойства. Даже тишина не казалась больше давящей, и девушка смело открыла глаза, ожидая увидеть вокруг что-нибудь родное и близкое. Только отваги ее хватило ненадолго – буквально на пару мгновений! Яра даже толком не успела разглядеть, не то, что осознать увиденное, как уже крепко смежила веки.
«И кто это сейчас был?» – гадала она, – «Великан? Медведь? Медведь-великан?»
Трусихой Яра никогда себя не считала, но прошлый вечер ей показал: смелость и глупость вещи разные!
– Кхм-кхм, – произнес медведь…
Помянув мысленно и великана, Яра решила, что негоже самой себя пугать, пусть уж это сделает незнакомец… если захочет. С этим она вновь открыла глаза.
– Фу-ххх, – расслабленно выдохнула девушка, признав, наконец, в своем спасителе человека. Хотя он и оказался во многих смыслах примечательным!
Перед ней высился огроменного роста мужик, невероятно лохматый, но с аккуратной окладистой бородой и усами. Одет он был в широкие коричневые штаны и просторную выцветшую рубаху из крапивной кудели – по вороту тянулся цвет папоротника, а подол украшали дубовые листья. Яра наметанным глазом ревниво оценила работу умелой узорницы (5) и продолжила бы искать изъяны чужой вышивки, если б не заметила в одной руке исполина канопу (6), а в другой – миску. От обеих посудин вился аппетитно пахнущий парок, намекая на то, что содержимое утвари гостью не разочарует. Сие подтвердил и живот, издавший урчание. Яра от его желаний отмахнулась, охваченная внутренней дрожью, пришедшей с осознанием важности случившегося.
– Свершилось, – шепнула она едва слышно и снова крепко зажмурилась.
Торжественный для девушки момент был прерван во второй раз.
– Тебе поесть нужно, – тихо произнес хозяин избы.
Рокочущий голос заставил глаза Яры распахнуться и вызвал в груди девушки по-ночному знакомый трепет.
«Так вот кто урчал у меня за спиной!» – догадалась Яра, и ее губы расползлись в невольной улыбке.
Девичья веселость не снискала одобрения горыни (7), он нахмурился, но все же сел на край кровати и протянул приготовленную миску. Угощению Яра обрадовалась еще больше, и тут же попыталась забрать его из рук сурового, но заботливого хозяина. К своему удивлению, сделать этого она не сумела. Девушка оказалась очень слаба: ее сил хватало лишь на то, чтобы моргать и улыбаться.
Увидев замешательство гостьи, обитатель избы не растерялся – ловко подхватился с места и отнес посуду на стол, а вернувшись к лавке, где его дожидалась Яра, он, не церемонясь, подхватил страдалицу под мышки и помог сесть. От подобного обращения она опешила, но когда своевольник подложил ей под спину подушку, немного оттаяла. Только оттепель продлилась недолго. Пока хозяин ходил за миской, Яра обнаружила, что покрывало сползло, явив ее прелести во всей красе.
«Этот… этот… даже не удосужился меня одеть!» – медленно закипала девушка. Превозмогая слабость в руках, она попыталась натянуть ткань обратно. Кое-как она с этим делом справилась. Маленький успех вернул ей толику душевного равновесия, но, стоило Яре поднять глаза, с таким трудом обретенное спокойствие рассыпалось прахом. Наглец стоял рядом и с блаженным видом ухмылялся в усы.
– Ты чего пялишься? – возмутилась девушка, подивившись, неужели этот скрипучий, как черствый сухарь голос, принадлежит ей! – Отвернись сейчас же!
Вместо того чтобы устыдиться, этот шалый (8) продолжал смотреть на нее, теперь еще и улыбаясь во весь рот, обнажив крепкие ровные зубы.
Яра подавила смущение и с вызовом глянула в глаза обидчику. Только сейчас она разглядела, что очи его были разного цвета: правый оказался серым, а левый – болотно-зеленым. От удивления ее рот приоткрылся.
Мужик, видимо, сообразил, что именно в его облике смутило девушку, и перестал лыбиться, присев на край лежака. Как потом рассудила Яра, он ловко воспользовался ее замешательством: зачерпнув ложкой варево, поднес ее ко рту девушки и сунул внутрь, покуда та не опомнилась. Яра сомкнула губы и сделала глоток, ощутив знакомый вкус.
«Навар куриный!» – наконец-то распознала она приготовленное кушанье.
С каждой новой ложкой обида в душе девушки таяла, уступая место благодарности. Только смущение никак же желало покидать Яру. Она дрожащими руками, как могла, прижимала покрывало к груди и старалась лишний раз не поднимать глаза на своего спасителя, потому как ее щеки в такие мгновения вспыхивали ярко, выдавая смятение скромницы. Казалось, вот он настоящий повод повеселиться над девушкой, но хозяин избы оставался серьезным, даже на самом донышке разноцветных глаз не мелькнуло ни искорки смеха.
Ужин для Яры завершился канопой настоя из трав. Сдобренный медом, она выпила его до последней капельки. Долго размышлять, что же будет дальше, ей не пришлось – здоровяк вновь выказал Яре свою заботу, уложив обратно на лежак и по самую шею укрыв покрывалом. Даже края подоткнуть с боков не забыл! Такое поведение вызвало у девушки глупое ребяческое удовольствие и странный трепет, в котором ничего детского уже не было.
Удобней улегшись на лавке, Яра украдкой поглядывала на мужчину, пытаясь рассмотреть его лучше. Благо, тот занялся посудой и усердно делал вид, будто не замечает пытливого взора гостьи.
Яра поняла,
ЗИМНЯЯ СКАЗКА У ОЧАГА
Вдохновитель:
Группа «Ария»,
альбом «Игра с огнем», 1989 г., композиция «Искушение».
Лаская ночь, коснись меня,
Имя тебе искушение.
Дай мне
Больше, чем просто любовь,
Дай мне, больше чем страсть,
Что проходит, словно боль.
Я сгорю в огне, сгорю в тебе, пускай,
Я хочу стать пеплом, лишь познав твой рай.
В избе было тепло, еще не прогоревшие угли в открытом очаге давали мягкий отсвет на половицах, выскобленных добела. Видар сидел на лавке, вытянув длинные ноги. В его зубах дымила вишневая трубка. Струйки сизого дыма лениво уплывали под потолок, распространяя по горнице сладковатый дух крепкого табака. Веки мужчины тяжелели с каждой затяжкой, разум плыл и проваливался в дрему.
«Пора почивать», – подумал Видар, но так и не шелохнулся.
В очаге хрустко стрельнул уголек, вырвав-таки хозяина избы из зыбкого полусна.
«Пора!» – мужчина с удовольствием потянулся всем телом, поджимая пальцы босых ног. Поднявшись, он подошел к огню вытряхнуть пепел из трубки. Оставив ее на полке, Видар еще раз потянулся и направился к лежаку.
Вдруг в окно полыхнуло, да так ярко, будто источник света был совсем близко. Такого в своей глуши Видар не помнил! Какое-то непонятное, незнакомое беспокойство зацарапало в груди, мгновенно разбудив сонное сознание и заставив действовать. Наскоро, прямо на босу ногу, Видар натянул меховые сапоги. Схватив малахай и тулуп, он вышел из избы, только дальше порога не двинулся. Набрасывая одежку на голые плечи, мужчина уставился в небо. Тонкий золотой рожок убывающей луны скромно поблескивал, а многочисленные звезды зябко подрагивали, отражая на снежный наст свой неблизкий скудный свет. Понять, где сверкнуло, было уже невозможно.
Видар протянул в рукава руки. Застегивал тулуп он, уже шагая по двору и крутя головой по сторонам в ожидании какого-нибудь нового знамения, способного подсказать ему направление. Дойдя до ворот, полуночник вновь замер, прислушиваясь… Ничего.
Пар валил из ноздрей, оседая инеем на усах и бороде. Мороз стоял нешуточный. В такую погоду даже ветер молчал, и весь лес окутала звенящая тишина. Неожиданно со стороны озера, в шестах (1) десяти, послышалось, как обломилась и упала на наст тяжелая еловая ветвь. Не раздумывая ни мгновения, Видар подался на звук. К воде он не ходил с осени, потому тропы там не было, и ноги вязли в глубоком снегу. Тот набивался в сапоги, таял и неприятно холодил икры.
Видар шел, браня безобразника, по чьей вине ему пришлось покинуть теплую избу. Только незримые когти беспокойства вонзились в грудь намертво и тащили вперед. Становилось жарко от усилий вытаскивать ноги из снега и толкать их обратно, делая шаг за шагом. Малахай был задвинут на макушку, а верхняя пугвица (2) тулупа расстегнута. Изморозь облепила ресницы, сцепив их друг за дружку, слепила глаза. Упав, Видар клюнул лицом в снег, а, утершись, снова крепко выругался – заковыку (3) на своем пути мужчина не разглядел. Хульные слова замерли на губах, когда он услышал под собой стон.
Первым делом мужчина попытался оттолкнуться и встать, но провалился глубже в снег, который тут же ожег голые под задравшимися рукавами руки. Без устали сыпля проклятиями, Видар откатился вбок и опять услышал протяжный стон. Пар от дыхания и заиндевевшие ресницы искажали и без того едва различимое пятно на снегу. Совладав с собственным телом, бедолага кое-как поднялся, наклонился и схватил за шкварник лежавшего человека. Порывисто дернул на себя, ожидая, что найденный будет тяжел, но он оказался легок настолько, что Видар завалился на спину. Находка полетела прямехонько на его грудь. Сил ругаться уже не было.
«Видать, Святобор (4) расстарался, потешиться решил!» – тяжко вздохнул Видар, а после рассмеялся собственным мыслям. Действительно, какое дело до него богам!
Вдруг по его лицу что-то скользнуло и разудалое веселье поутихло. Кончик косы находки мазнул нос вскользь, вызвал чих. Голова его подалась вперед, и лоб встретился с макушкой лежащей на нем девицы. Их стоны раздались одновременно.
«Да бесы бы все побрали!» – воскликнул горемыка в сердцах, выплескивая свое раздражение и на собственное невезение, и на глупую находку. Как отнеслась к такому удача, трудно было судить, но девица тут же затихла, более не подавая признаков жизни. Видар столкнул ее с себя, и встал. Рассмотреть незнакомку он даже не пытался: глаза продолжали слезиться, голова гудела, да и времени утекло уйма – пора двигаться восвояси, а то и околеть недолго. Стиснув зубы, мужчина взвалил девушку на плечо и потащился обратно.
Путь назад был не легче! Добираясь до избы, Видар подивился тому, что кое-какие ругательства его память все же приберегла, и тому, что вспоминать их было гораздо легче, если посылались они не себе, а кому-то другому, точнее, другой.
На пороге избы ноша показалась вовсе неподъемной, но упрямство помогло осилить последние шаги и рухнуть не в хрусткий снег, а на теплый пол. Немного отдышавшись, Видар поднялся с колен и разделся. Очаг почти погас, пока его не было. Пришлось подбросить еще дров. После Видар вернулся к своей находке.
«Какой дурище могло взбрести в голову гулять в морозную ночь по лесу в исподнем? Полоумная, не иначе!» – рассуждал он, попутно разглядывая гостью. Снег, приставший к ее рубахе, растаял, и теперь ткань облепляла девичье тело второй кожей. Решив, что не стоит к душевной болезни девицы добавлять еще и простуду, Видар торопливо стянул с нее промокшую одежду. Отбросив в сторону ненужную тряпку, он поднял девушку на руки и перенес на шкуру возле очага.
Незнакомка даже не шелохнулась, так и замерла на месте тряпичной куклой. Это Видару не понравилось. Он внимательно всмотрелся в девичье лицо. Выглядело оно обескровленным. Бисер пота усеивал лоб и поблескивал над пухлой верхней губой. Голубоватые веки еле заметно подрагивали, а меж широких дуг бровей то появлялась, то исчезала морщинка.
Чем дольше Видар смотрел на свою находку, тем спешнее его покидали думы о ее здоровье, уступая место иным мыслям. Он никак не мог решить для себя, хороша дева или нет. Словно в поисках ответа взгляд хозяина избы устремился ниже, к изгибу девичьей шеи, тяжелым грудям с темными ореолами сосков, тонюсенькой талии и крутым бедрам. Взор его остановился на шерстяных чулках, что, морщась, облегали ладные ноги. Зрелые прелести незнакомки никак не вязались у Видара с нежными и чистыми чертами ее лица. Взглянув еще раз на манящее тело, озадаченный спаситель заплутавших девиц покачал головой и направился в сени.
«Нынешняя зимовка будет не такой скучной, как прежние», – подумалось ему.
Вернувшись со склянкой, наполненной барсучьим жиром, он присел в ногах у девушки. Пока грел растирку в ладонях, опять залюбовался своей находкой – все ж таки оказалась она чудо, как хороша! В голову тут же полезли похотливые мысли о том, как давно у него не было женщины.
«Пожалуй, с осени», – вспомнил он свою вылазку в ближайшее село, состоявшуюся аккурат перед зимовьем, и тут же одернул себя – не о том сейчас думать надо!
Видар хмуро глянул на непутевую девку и принялся втирать первейшее средство от простуды. Начал с ног. Оглаживая ее стопы, он подивился тому, насколько хрупкими они казались в его ладонях. А какой нежной была кожа!
Горе-лекарь сам того не заметив, вновь уставился на девичьи груди, мерно покачивающиеся в такт его движениям. Посылая проклятия на головы всем глупым девицам, а в особенности одной, он потянул с лежака покрывало и прикрыл искушающий вид. Продолжать стало легче.
Яра едва выплыла из тяжелого забытья и тут же пожалела об этом. В ее голове, казалось, раздували кузнечный горн. От давящей и плавящей боли не было никакого спасу! Поначалу девушка даже не ощущала своего тела, но постепенно чувствительность вернулась, и оно налилось такой тяжестью, что за каждый вдох приходилось бороться. Попытка открыть глаза успехом не увенчалась. От этих стараний Яра вновь провалилась в беспамятство.
В следующий раз Яра очнулась от того, что спина ее странно дрожала, размеренно и приятно, будто позади находился огромный кот. Это сбивало с толку, поэтому девушка решила сосредоточиться на внутренних ощущениях. Прислушавшись к себе, она поняла – недуг, сковавший ее тело, отступил, но голова по-прежнему была тяжела как железная болванка.
Яра с трудом продрала слипшиеся ресницы, но не заметила разницы: света вокруг не было. Она едва различила лишь несколько мутных красных пятен. От них веяло теплом.
«Очаг», – пришла в голову неожиданная догадка, и тут же урчание, вызывавшее трепет и дрожь, прекратилось. Яра скосила взгляд влево, намереваясь посмотреть, кто же это устроился за ее спиной, только не успела. Внезапно неизвестный заворочался, и она замерла. Разум ее, не до конца оправившийся от хвори, сыграл злую шутку, подстегнув воображение, вмиг нарисовавшее огромное неведомое чудище. От страха сердце бешено заколотилось в груди. Яра зажмурилась до рези в глазах, до вспышки боли, пронзившей затылок, после которой сознание опять покинуло девушку.
«Кажется, я проспала целую вечность!» – это первое, о чем подумала Яра, придя в себя. Следом вспомнилось, что находится она в незнакомом месте, потому и глаза открывать не спешила. Девушка просто продолжала тихонько лежать на широкой лавке, впитывая тепло очага, дарившее ощущение безопасности.
Вслед за сознанием, пусть и с опозданием, вернулось обоняние. В нос настойчиво лез запах табака и чего-то смутно знакомого, но этот аромат крепко перебивал табачный дух.
Все попытки опознать второй запах закончились, когда раздался звонкий щелчок – о курительную трубку клацнули зубы. Звук Яре был хорошо известен, и она бы его никогда с другим не перепутала, ведь ее дед, даже отходя к предкам, не выпустил трубку из рук. С ней же его и отнесли на краду…
Эти воспоминания, пришедшие внезапно, стали для Яры полной неожиданностью. Они причудливо сплелись со знакомыми с детства ощущениями, запахами и звуками, развеяли остатки беспокойства. Даже тишина не казалась больше давящей, и девушка смело открыла глаза, ожидая увидеть вокруг что-нибудь родное и близкое. Только отваги ее хватило ненадолго – буквально на пару мгновений! Яра даже толком не успела разглядеть, не то, что осознать увиденное, как уже крепко смежила веки.
«И кто это сейчас был?» – гадала она, – «Великан? Медведь? Медведь-великан?»
Трусихой Яра никогда себя не считала, но прошлый вечер ей показал: смелость и глупость вещи разные!
– Кхм-кхм, – произнес медведь…
Помянув мысленно и великана, Яра решила, что негоже самой себя пугать, пусть уж это сделает незнакомец… если захочет. С этим она вновь открыла глаза.
– Фу-ххх, – расслабленно выдохнула девушка, признав, наконец, в своем спасителе человека. Хотя он и оказался во многих смыслах примечательным!
Перед ней высился огроменного роста мужик, невероятно лохматый, но с аккуратной окладистой бородой и усами. Одет он был в широкие коричневые штаны и просторную выцветшую рубаху из крапивной кудели – по вороту тянулся цвет папоротника, а подол украшали дубовые листья. Яра наметанным глазом ревниво оценила работу умелой узорницы (5) и продолжила бы искать изъяны чужой вышивки, если б не заметила в одной руке исполина канопу (6), а в другой – миску. От обеих посудин вился аппетитно пахнущий парок, намекая на то, что содержимое утвари гостью не разочарует. Сие подтвердил и живот, издавший урчание. Яра от его желаний отмахнулась, охваченная внутренней дрожью, пришедшей с осознанием важности случившегося.
– Свершилось, – шепнула она едва слышно и снова крепко зажмурилась.
Торжественный для девушки момент был прерван во второй раз.
– Тебе поесть нужно, – тихо произнес хозяин избы.
Рокочущий голос заставил глаза Яры распахнуться и вызвал в груди девушки по-ночному знакомый трепет.
«Так вот кто урчал у меня за спиной!» – догадалась Яра, и ее губы расползлись в невольной улыбке.
Девичья веселость не снискала одобрения горыни (7), он нахмурился, но все же сел на край кровати и протянул приготовленную миску. Угощению Яра обрадовалась еще больше, и тут же попыталась забрать его из рук сурового, но заботливого хозяина. К своему удивлению, сделать этого она не сумела. Девушка оказалась очень слаба: ее сил хватало лишь на то, чтобы моргать и улыбаться.
Увидев замешательство гостьи, обитатель избы не растерялся – ловко подхватился с места и отнес посуду на стол, а вернувшись к лавке, где его дожидалась Яра, он, не церемонясь, подхватил страдалицу под мышки и помог сесть. От подобного обращения она опешила, но когда своевольник подложил ей под спину подушку, немного оттаяла. Только оттепель продлилась недолго. Пока хозяин ходил за миской, Яра обнаружила, что покрывало сползло, явив ее прелести во всей красе.
«Этот… этот… даже не удосужился меня одеть!» – медленно закипала девушка. Превозмогая слабость в руках, она попыталась натянуть ткань обратно. Кое-как она с этим делом справилась. Маленький успех вернул ей толику душевного равновесия, но, стоило Яре поднять глаза, с таким трудом обретенное спокойствие рассыпалось прахом. Наглец стоял рядом и с блаженным видом ухмылялся в усы.
– Ты чего пялишься? – возмутилась девушка, подивившись, неужели этот скрипучий, как черствый сухарь голос, принадлежит ей! – Отвернись сейчас же!
Вместо того чтобы устыдиться, этот шалый (8) продолжал смотреть на нее, теперь еще и улыбаясь во весь рот, обнажив крепкие ровные зубы.
Яра подавила смущение и с вызовом глянула в глаза обидчику. Только сейчас она разглядела, что очи его были разного цвета: правый оказался серым, а левый – болотно-зеленым. От удивления ее рот приоткрылся.
Мужик, видимо, сообразил, что именно в его облике смутило девушку, и перестал лыбиться, присев на край лежака. Как потом рассудила Яра, он ловко воспользовался ее замешательством: зачерпнув ложкой варево, поднес ее ко рту девушки и сунул внутрь, покуда та не опомнилась. Яра сомкнула губы и сделала глоток, ощутив знакомый вкус.
«Навар куриный!» – наконец-то распознала она приготовленное кушанье.
С каждой новой ложкой обида в душе девушки таяла, уступая место благодарности. Только смущение никак же желало покидать Яру. Она дрожащими руками, как могла, прижимала покрывало к груди и старалась лишний раз не поднимать глаза на своего спасителя, потому как ее щеки в такие мгновения вспыхивали ярко, выдавая смятение скромницы. Казалось, вот он настоящий повод повеселиться над девушкой, но хозяин избы оставался серьезным, даже на самом донышке разноцветных глаз не мелькнуло ни искорки смеха.
Ужин для Яры завершился канопой настоя из трав. Сдобренный медом, она выпила его до последней капельки. Долго размышлять, что же будет дальше, ей не пришлось – здоровяк вновь выказал Яре свою заботу, уложив обратно на лежак и по самую шею укрыв покрывалом. Даже края подоткнуть с боков не забыл! Такое поведение вызвало у девушки глупое ребяческое удовольствие и странный трепет, в котором ничего детского уже не было.
Удобней улегшись на лавке, Яра украдкой поглядывала на мужчину, пытаясь рассмотреть его лучше. Благо, тот занялся посудой и усердно делал вид, будто не замечает пытливого взора гостьи.
Яра поняла,
