Глава 1. Маска принцессы
Моя жизнь похожа на подгнившее яблоко. С одной стороны вкусная и сочная — это те дни, которые я провожу в королевском саду, развлекая принцессу, и горькая с другой: в неё входит рутинная работа, когда приходится вычищать углы комнат от паутины, стирать грязные скатерти или чистить котлы от остатков обеда.
Я не жалуюсь, потому что это глупо и бесполезно: мои стенания выслушают разве что мыши, поэтому с нетерпением ожидаю часа, когда серебристый колокольчик позовет меня в сад. Богатая на выдумки, принцесса каждый раз создает новое приключение, вовлекая в него всех попадающихся ей под руку людей. Многие считают её избалованной — долгожданная девочка после шести братьев, она ни в чем не знает отказа и беззастенчиво этим пользуется. Но тому есть и другое объяснение — фарфоровая маска, которую она, не снимая, носит с семи лет. Никто в замке даже заикнуться не смеет о страшном пожаре в детском крыле, но все — помнят.
Сказать по правде, меня совершенно не беспокоит её маска. Порой кажется, что я не замечаю её вовсе — вижу только смеющиеся глаза и слышу приглушенный голос, что-то неторопливо мне втолковывающий. Воистину, дни, когда я становлюсь её «подругой», намного радостнее постылых будней. Я узнаю столько интересного об окружающем мире, что забываю о собственном бедственном положении. О том, что на руках мозоли, а спина болит от розг, всыпанных за пролитое молоко.
Поэтому сегодняшний день — день, когда зазвонит колокольчик — я встречаю с улыбкой, щурюсь от проникающего в комнату солнышка и сладко подтягиваюсь. Даже жесткий набитый соломой тюфяк в такие моменты кажется мягче, ведь следующие несколько часов я могу провести рядом со своей обожаемой принцессой. Сколько лет мы играем вместе, пять или шесть? Когда она стала выделять меня среди остальной толпы слуг, стремясь хоть на короткий миг побыть наедине, поделиться впечатлениями чего-то самого заурядного, но для неё необыкновенно важного? Я не знаю и не хочу вспоминать. Я боюсь загадывать наперёд, до последней капли упиваясь проведенным с принцессой временем.
Одевшись во всё самое чистое, специально для таких дней, я спускаюсь по лестнице, ведущий в сад. Замираю на пороге, прислушиваясь. Ну где же, где же он?! Тётушка поливает цветы и, заметив, как я напряженно вслушиваюсь в тишину, укоризненно качает головой. Но в этот момент раздается звонкий перелив, и я срываюсь с места и бегу в сторону увитой розами беседки. Что поделать, если мне так не терпится встретиться с принцессой! Кажется, все правила, впитанные советами или поркой, вылетают у меня из головы, стоит увидеть принцессу с медными как закатное солнце волосами, склонившуюся над книгой.
Я останавливаюсь за несколько шагов и дальше иду неспешно, незаметно пытаясь отдышаться и любуясь стройной фигурой подруги.
— Ринка, ты как всегда вовремя, — принцесса откладывает книгу и поворачивается ко мне. Несмотря на то, что голос приглушен, я уверена, что губы, скрытые маской, улыбаются. — Я прочитала интереснейшую историю и хочу тебе рассказать. Но вначале, давай попробуем прочесть немного вместе! — изящная рука в перчатке хлопает по деревянной скамейке, приглашая меня присесть. Голубые глаза озорно смеются.
— Конечно, — покладисто соглашаюсь я и осторожно присаживаюсь, стараясь не задеть её пышное бархатное платье. Принцесса наклоняется ко мне так близко, что я чувствую исходящий от неё аромат свежих трав и лимона, и кладет книгу между нами. Её палец указывает на строчку, с которой я должна начать читать, и следующие двадцать минут я прилежно вспоминаю данные мне уроки, стараясь читать не только правильно, но и с выражением. Иногда принцесса смеётся над моими глупыми ошибками, но гораздо чаще молчаливо подбадривает, когда я неловко складываю слоги в слова.
Наконец, кусочек поэмы закончен, а книга отложена на потом, когда вдоволь наговоримся и будем готовы вернуться к нелегким занятиям.
— Давай немного погуляем? — принцесса встает, с шелестом расплавляя появившиеся на подоле складки. Её движения, в отличие от большинства светских дам, не столь грациозны, сколь стремительны. — Я хочу сходить на обрыв.
— Отец запретил вам, — мягко напоминаю я, но разве она когда-нибудь слушает? Принцесса уверенно хватает меня за руку и тянет за собой. От её ладони исходит необычайный жар, пробивающийся даже сквозь тонкую ткань перчатки, и я ощущаю странное смятение. Какой-то непередаваемый азарт, когда мы бегом, прячась от проходящих мимо слуг и стражников, пробираемся к потайному ходу в восточной стене замка.
Отодвинув в сторону колючие, дурманяще пахнущие ветки роз, принцесса пропускает меня вперед, а затем сама пробирается через небольшой лаз, выводящий нас за пределы замка. Я знаю, что пару раз, когда меня не было рядом, её «побег» обнаруживали и тогда на месяц или два закрывали во внутренних залах в наказание за своеволие. Принцессе запрещается покидать замок без охраны, ведь это может повлечь за собой немалые беды. Однако ничто не способно охладить её любовь к приключениям, и раз за разом она одна или в моем сопровождении выбирается в город или в окрестные деревеньки, чтобы увидеть жизнь обычных людей.
Довольно часто мы просто ходим на обрыв, как сейчас, любуемся бушующим морем и представляем себя свободными. Я — от общественного мнения, сделавшего меня вечной служанкой, а принцесса… Она никогда не говорит, от чего так хочет сбежать, но взгляд её становится мечтательным и грустным.
— Ринка, ты смогла бы меня полюбить? — неожиданно спрашивает принцесса. Я удивленно смотрю на неё: она стоит у самого обрыва в шаге от пропасти, и морские брызги долетают до подола её платья, оседая на нём жемчужинами. Фарфоровая маска кажется безумно хрупкой, как и сама принцесса. Она выглядит птицей, готовой сорваться в полет.
— Я и так люблю вас, принцесса, — отвечаю я, не понимая, к чему такой вопрос. Хотя… неужели? Сердце легонько кольнуло: возможно, принцесса влюбилась, и теперь мучается тем, что не может быть с любимым из-за своих ожогов?
Поднявшись с поваленного ствола дерева, я подхожу к принцессе и, несмотря на грубое нарушение этикета, беру её ладони в свои.
— Вы прекрасны. Всегда добры, честны и откровенны, а ведь это так важно и трудно! Любой человек будет счастлив стать вашим возлюбленным, потому что здесь, — я прижимаю руку к её груди, — скрывается самое чистое сердце на свете.
Что-то странное мелькает в её взгляде, непонятная мне боль, и неожиданно крепкое объятие заставляет меня на мгновение задохнуться.
— Постой так немного, Ринка, пожалуйста, — глухо просит принцесса, опуская голову мне на плечо.
А я боюсь пошевелиться. Так тепло и уютно стоять совсем близко, ощущать её дыхание, слышать частое биение наших сердец. Принцесса выше меня на голову — странно, я совсем не заметила, как быстро она выросла. Еще какие-то два года назад мы были одного роста, а теперь я стала меньше. Даже моя ладонь кажется намного более узкой и маленькой.
— Спасибо, Ринка, теперь я поняла, что надо сделать, — принцесса неловко отстраняется, отпуская меня и, резко развернувшись, направляется в сторону замка. Неестественно прямая спина, быстрый шаг — я достаточно хорошо знаю принцессу, чтобы понять: она приняла важное для себя решение. Мне остается только следовать за ней, гадая, к чему же приведет моё внезапное откровение.
***
…А ночью я мучаюсь от лихорадки и в жаре метаюсь по кровати. Мне снится легкое прикосновение к щеке белого шёлка, обжигающее, волнующее. Так близко, так сладко! Какое мне дело до слухов и сплетен? Я провожу рукой по огненным волосам, стряхиваю с них застрявший сухой листочек и ловким движением развязываю ленточки маски. «Я люблю вас, принцесса» — вновь и вновь твержу я во сне, и мне кажется, что весь замок слышит мой шепот.
***
Лихорадка мучает меня неделю. Но что гораздо страшнее болезни — это отсутствие привычного звона колокольчика. Я часами простаиваю у окна, несмотря на увещевания тетушки, что мне надо лежать, но принцесса так и не появляется в саду. Наконец, не выдержав ожидания, я нахожу башмаки и, наспех накинув платье, выскакиваю на улицу. Свежий предрассветный воздух холодит, притупляет чувства, а я торопливо иду к нашей беседке. Стараюсь не вспоминать домыслы дворцовой прислуги: они твердят, что принцесса поругалась с отцом и заперта в своих покоях, а сам король и слышать о ней не хочет. Но мне подобное кажется невероятным, и я врываюсь в беседку. Но оставленная нами книга лежит нетронутой, заложенной закладкой на той самой странице, где мы прекратили чтение, и мои надежды увидеть принцессу таят, как весенний снег.
«Я люблю вас, принцесса». Слова, сказанные на обрыве, никак не выходят у меня из головы. Неведомое дотоле чувство томления вызывают воспоминания об объятии принцессы и я краснею, осознавая всю неправильность происходящего. Но я действительно сказала правду. Я люблю её сильнее, чем подругу или сестру, сильнее, чем кого-либо в этом мире.
Запах роз становится слишком тягостным и сильным, и я задыхаюсь. Хочется глотнуть свежего морского воздуха, так сильно, что, не задумываясь, я бегу к восточной стене и останавливаюсь рядом с лазом. Роза пышно цветет, но некоторые её бутоны увяли, и эти увядающие лепестки напоминают мне наше беззаботное и безвозвратно ушедшее время. Может, тётушка права, и мне действительно надо прекратить летать в облаках и вернуться на грешную землю? Вести жизнь, как все остальные — без немыслимых надежд и мечтаний?
Но я так хочу еще раз увидеть свою принцессу!..
Царапая руки и кусая губы, чтобы сдержать слезы, я спускаюсь в тайный ход и почти бегом припускаю к обрыву. Острые камушки впиваются в тонкую подошву башмачков, ветки деревьев хлещут по лицу, а мокрая от росы трава притупляет боль. Я прекрасно помню дорогу и, несмотря на опускавшийся вокруг туман, с легкостью нахожу обрыв. Добегаю до самого края и останавливаюсь, только когда мелкие камешки начинают осыпаться под ногами, падая в глубину.
Море поражает небывалым спокойствием. Оно тёмно-синее, густое, как чернила, и чайки на воде кажутся белыми кляксами. Я стою, завороженная затишьем, не в силах оторвать взгляда от безмятежной картины, насколько разительно отличающейся от шумящей в моей душе буре.
— Ринка, стой! — я оборачиваюсь на знакомый голос и, прежде чем опора, оказавшаяся скользким камнем, уходит из-под ног, вижу бегущую к обрыву принцессу. Её пальцы хватают пустоту в какой-то пяди от моей руки, и последнее, что я помню перед тем, как упасть в ледяную пучину, расширенные от ужаса прекрасные глаза моей принцессы.
***
Необычное тепло согревает каждую клеточку моего тела. Оно напоминает мне бегающий язычок пламени — у лба, на груди, на шее — и в то же время обогревает меня всю. Иногда живительный огонь дотрагивается до губ, и тогда внутри что-то откликается, заставляя меня трепетать. Эти нежные прикосновения пламени, в которых хочется остаться навечно!
— Очнись, Ринка! Пожалуйста! — тревожный возглас врывается в мир теплоты, и я открываю глаза, чувствуя ломоту во всём теле. Конечно, я ведь тонула! И как умудрилась выплыть? С трудом сажусь и осматриваюсь. Вокруг изрытый песок, прохладный и мокрый, а небрежно отброшенное в сторону платье принцессы вместе с расколотой маской лежит неподалеку. Рядом со мной сидит молодой юноша, в льняных подштанниках, с намокшими от воды длинными волосами, и его изящные пальцы, лишенные привычных перчаток, ласково согревают мои ладони.
— Ты жива… Как же я испугался! — безупречное лицо без единого шрама озаряет светлая улыбка, и принцесса, нет, принц обнимает меня даже крепче, чем в тот памятный день. И говорит тихо, быстрым шепотом, словно боится, что я не дослушаю и убегу, так и не узнав, для чего «принцессе» нужна была маска.
— Незадолго до моего рождения маму предупредили, что король серьезно болен. Любое печальное известие могло пошатнуть его здоровье еще сильнее, и его старались оберегать. Когда вместо дочери, о которой так мечтал отец, на свет появился я, мама решила пойти на обман и сказала, что родилась девочка. Конечно, в детском возрасте ложь не сложно было скрывать, но стоило подрасти, и правда была бы раскрыта. Тогда королева сымитировала пожар, и мое лицо скрыли под маской. Слишком широкие для девушки плечи смягчили кружевами, а кадык спрятали высоким воротником. Я научился ходить и вести себя как настоящая леди, искажение маской звука оправдывало низкий голос. Отец ни о чем не подозревал.
Время шло. Его болезнь постепенно отступала, а я… влюбился. И больше не мог скрываться, лгать, что я девушка, потому что нашел ту единственную, с которой хотел провести всю свою жизнь.
Когда ты сказала, что любишь меня, когда посмотрела на меня своими сияющими глазами, такими честными и невинными, я осознал — это конец. В тот же день я признался отцу. Конечно, было трудно. Смешно вспоминать, но спина до сих пор болит от его «негодования». Но главное, он всё-таки понял и признал меня…
А сейчас, когда ты знаешь всю правду о своей «принцессе», ответь, простишь ли за то, что обманывал тебя все эти годы?
Его голос звучит встревоженно, а руки дрожат, и я не знаю, дрожит ли он от холода или волнения. Принц отстраняется и смотрит на меня так, словно от ответа зависит вся его жизнь.
— Скажи мне, Ринка… — настойчиво повторяет он, и я тону в его глазах.
Дергаю его высочество за свисающую прядь, заставляю наклониться ниже и легонько касаюсь губами небритой щеки:
— Только больше никаких масок, мой принц. Потому что я люблю тебя таким, какой ты есть.
Глава 2. Встать на крыло
Скьор Гланс проснулась от скрежета металла по камню. Звук был противным, от него сводило клыки, а перепонки на алых, покрытых блестящей чешуёй крыльях непроизвольно натягивались. Хуже было, только когда били мечом о железный щит, для тонкого слуха драконицы это было адской какофонией. Но этот звук тоже раздражал — словно кто-то тащил тяжелый сундук по полу пещеры.
«Совсем страх потеряли! Раньше хоть на бой вызывали, а теперь только воруют», — подумала она, набирая в лёгкие воздух и собираясь выпустить в очередного наглеца струйку пламени. Скьор Гланс была слишком стара, чтобы драться. Повидала на своём веку и разбойников, и благородных рыцарей, мечтающих избавить окрестности от крылатой твари. На её толстой шкуре осталось много шрамов от их мечей и копий, зато вместе с ними драконица приобрела бесценный опыт. А также определенное милосердие к глупцам, возомнившим, что им под силу одолеть дракона. Поэтому убивать она не собиралась, так, попугать для острастки, чтобы больше не приходили. Скьор Гланс приоткрыла глаза, чтобы посмотреть, кого хоть поджарит, и чуть не подавилась, закашлявшись и напуская дыма в пещеру.
Худощавый светловолосый парень в камзоле с многочисленными рюшами и золотым венцом на голове затащил в пещеру большой обитый железом сундук и с дружелюбной улыбкой посмотрел на хозяйку.
— Кажется, я тебя разбудил? Прости великодушно, — он церемонно поклонился и, сочтя извинения достаточными, снова схватился за ручку сундука.
