Покрутившись с минуту в воздухе, символ растворился, и на столе остался только маленький черный передатчик.
Всегда с вами, как же. Чтобы попасть к ним на консультацию по ремонту техники, пришлось заполнить столько бумаг, что и в кошмарном сне не снилось! И всё для того, чтобы получить ответ — новая эска будет готова не раньше, чем через две недели.
Я вышла из ванной, завернувшись в теплый халат и вытирая голову махровым полотенцем. Удивительно, какими полезными иногда оказываются старые новогодние подарки. Понадеявшись, что эска всё же решит заработать, нажала на кнопку сушки еще раз, но браслет противно запищал, выдавая сообщение об ошибке. Эх, и почему у меня нет фена? Все-таки бабушка была права, когда оставляла в доме старую технику. По крайней мере, ей было чем высушить волосы.
Спустя пять минут повторения одной команды до эски дошло, что от нее требуется, и меня окутал теплый купол.
Вот зачем, спрашивается, я согласилась на эту работу в зоне повышенной радиоактивности? Эксклюзивный репортаж, новая ступень карьеры! Купилась на обещания шефа! А теперь надо выкраивать время, чтобы заказать новую эску, потому что старая от радиоактивности стала сбоить. А когда эска ломается, даже день продержаться трудно.
Передатчик засветился красным, сообщая о входящем звонке.
— Соединение через радиосвязь, — обреченно вздохнула я, и тут же услышала многократно усиленный приемником вкрадчивый голос шефа:
— Венея, где тебя носит, радость моя? — судя по звучащей напряженности, шеф еле сдерживал гнев. — Ты в курсе, сколько времени? Час назад твой отчет должен был быть у меня на столе, но почему-то до сих пор там ничего нет.
— Видимо, секретарь вспомнила о своих обязанностях, — вполголоса хмыкнула я, представляя обычно заваленный бумагами стол в кабинете директора, где не то что отчет — человека потерять можно. Но шеф мое замечание услышал.
— Живо в офис! — гаркнул он так, что чашка с недопитым кофе подпрыгнула, а я машинально уменьшила звук на передатчике до минимума. Подождала минуту, пока шеф перестанет причитать, какие ему достались неблагодарные и бездарные сотрудники, и пообещала приехать через полчаса. Мне дали двадцать минут, спорить я не стала, тем более даже пешком успела бы добраться. На том и договорились.
Дождавшись, пока волосы окончательно подсохнут, и с трудом выключив обогрев браслета, я оделась и бегом помчалась к лифту. Мой велолет стоял на крыше, и хотя водить я не любила, до офиса на нем можно было долететь за пару минут. Я забыла об одной маленькой детали. Помимо функций защиты эска также выполняла функцию допуска и запуска. Постояв с минуту в растерянности и надежде, что кто-нибудь из соседей вдруг появится и подбросит меня до места, я вынырнула из безнадежных фантазий и спустилась на улицу.
— Венечка, решила сегодня пешком прогуляться? — полюбопытствовала соседка-старушка, сидящая у входа на лавочке. Я кивнула ей в знак приветствия и побежала в офис. Но тут браслет мигнул о новом сбое, и отключил функцию личного пространства. Вот тут я испугалась. Пусть прохожих почти не встречалось, но меня совсем не прельщало наткнуться на ребят из ныне модного движения «нео-свобода». Впускать кого-то в свое личное пространство совершенно не хотелось. Это раньше, до создания эсок, человек мог толкнуть другого, или обнять, или просто хлопнуть по плечу без всякого предупреждения. Но теперь у каждого были свои полметра плотно сжатого поля вокруг тела, отталкивающего любое живое существо, желающее нарушить личное пространство. Конечно, иногда браслеты настраивали на допуск родных и друзей, но в основном старались обходиться без этого. Подпускать кого-то близко к себе — что за дикость?
Я остановилась у светофора, ожидая, пока загорится зеленый. Офис был напротив, и мне даже показалось, что в окне верхнего этажа мелькнуло лицо шефа, но точно я не была уверена. Хорошо, часы в эске еще работали, и я знала, что до конца назначенного времени у меня оставалось три минуты. Успею как раз вовремя.
Снова посмотрела на светофор, мысленно торопя его переключиться быстрее, и тут увидела, как из двери закусочной напротив офиса выскочила тощая серая кошка, держащая в зубах кусок мяса. Следом за ней появился повар, размахивающий поварешкой. Кошка сиганула на дорогу, прямо под колеса торопящихся проскочить на желтый свет машин — и я невольно дернулась за ней, чтобы спасти. Оглушительный визг тормозов и мягкое, доверчиво прижимающееся ко мне живое существо — эти два таких разных впечатления запомнились мне на всю жизнь.
Месяц спустя я возвращалась из очередной командировки. Наступила зима, снег пышным слоем покрыл улицы, и старушка-соседка играла во дворе дома со своей маленькой внучкой.
— Венечка, поможешь отнести малышку в дом? — окликнула меня она, и я подошла ближе. Девочка доверчиво протянула ко мне руки, и когда я подняла ее в воздух, с удовольствием обхватила меня за шею. На предплечье ребенка красивой безделушкой висел мой сломанный браслет.
— Смелые вы, молодежь, — качая головой, в который раз сказала старушка. — А времена-то возвращаются. Помню, у нас в молодости тоже никаких эсок не было.
Я молча улыбнулась, покрепче удерживая малышку. Мой многофункциональный браслет тоже заменили обычные наручные часы.
Когда я вошла домой, большой пушистый комок чуть не сбил меня с ног. Серая кошка больше не воровала еду из столовой. Она жила в моей квартире, и когда я возвращалась домой, мурлыча, терлась о ноги, даря любовь и тепло. Те чувства, которых мне так не хватало.
Тогда я поняла: важно жить не так, как хочется, а так, чтобы найти тонкую грань людских отношений, когда ты нужен другим и они отвечают тебе тем же.
— Кошки не любят воду, кошки не любят воду, — тихо шептала я, не обращая внимания на лезущие в глаза, выбившиеся из косы пепельные пряди и с ужасом глядя на разбушевавшуюся внизу реку. Волны со свистом налетали на острые выступы скалы, ласкали камни и неспешно откатывали назад, точно играя. Ведь те никуда не могли от них убежать… Впрочем, как и я.
— Говорят, кошки приземляются на четыре лапы? — раздался над ухом усталый голос, и руки наемника подтолкнули меня к краю. — Давай проверим!
В тот день шел дождь: жестокий, холодный, яростный, словно природа оплакивала кого-то бесконечно ей близкого. Печально нахмурились свинцовые тучи, поведавшие свое горе земле, подвывал ветер и нес в своем гневе весь хаос необузданного разрушения. Умолкли птицы, попрятались в норы лесные звери, закрылись в домах люди, страшась стихии. Только серая кошка, возмущенно отфыркиваясь, отчаянно царапая лапами по мокрым камням, вылезла из воды на песчаный берег, недоуменно огляделась вокруг и обиженно мяукнула, когда кто-то осторожно подхватил её за шкирку и заботливо укутал в теплый, пусть и слегка промокший плащ.
— Что же ты? Так и заболеть недолго! Промокла, дрожишь. Ну что испуганно смотришь? Не обижу тебя, возьму к себе. Будет там и кров, и пища. Только живи…
Вот так и началась моя история. Была ничем не примечательной, обычной деревенской знахаркой, а стала дымчатой кошкой, настоящей охотницей. Думаете, я забыла? О нет, воспоминания о той мне, которая погибла, разбившись о скалы, навсегда останутся глубоким шрамом на сердце. Вместе с наукой о лживости, предательстве и порожденной ими жаждой мести. Много ли изменилось во мне с тех пор? Пожалуй, нет. Просто… я перестала быть жертвой.
— Дикая, иди сюда, гляди, что я сегодня купил! — в сени, согнувшись под тяжестью котомки, вошел мой недавний спаситель, одноглазый старик, вроде лекарь, а вернее колдун. Это я определила давно, по количеству находящихся у него снадобий и лесному свежему запаху магии, исходящему от его рук. Вероятнее всего, самоучка, но на жизнь хватает. Живет один, теперь еще я прибавилась, а была ли семья — тайна за семью печатями. Иногда старик задумчиво смотрит куда-то вдаль, в бесконечность, и мне кажется, он тоже хранит в себе воспоминания, причиняющие боль.
А, кроме того, он знает, кто я на самом деле. Точнее, кем была раньше. И помогает адаптироваться к новой жизни по мере сил.
Лениво потянувшись и размяв лапы, я ловко спрыгнула с теплой печки, походя, почесала бок о ножку обеденного стола и затем гордо прошествовала к дверям. Заинтересовано наклонила голову, навострив уши.
«Доброго дня, Дед».
— Фу-ты, какая вежливая! С чего бы это? Небось, опять чашку разбила?
Я состроила невинную мордашку, насколько это вообще было возможно в кошачьем теле. Ну да, разбила. Так ведь случайно.
— Одни убытки от тебя, проказница. Ладно уж. Ты лучше сюда посмотри — красота же! Повешу на стену, буду ежедневно любоваться! — старик вынул из мешка небольшую картинку, нарисованную углем, и протянул мне. Я похолодела. На ней была изображена ненасытная река, которую я теперь обходила за версту. Река, что не приняла меня, но и не вернула прежней. И девушка, стоящая над обрывом, раскинувшая в сторону руки, как будто желая взлететь.
Когда-то ей была я.
«У кого ты купил картину?» — скорее прошипела, чем спросила, раздраженно размахивая хвостом. Возрожденное бешенство горячило кровь, из горла вырывалось приглушенное рычание.
Похоже, колдун заметил происшедшие во мне перемены и опустился рядом на колени, успокаивающе положив мозолистую ладонь мне на лоб. Легонько провел за ухом.
— Угомонись, Дикая.
«Как?! Если так хладнокровно, безжалостно… Он меня убил! Сбросил с обрыва, понимаешь?»
— Все понимаю, внученька. Но ты не серчай за мое молчание. Я слишком тобой дорожу.
Не сразу я поняла скрытый смысл этих слов. А, осознав, взвыла в бессильной злобе, полоснула когтями по руке, отпрыгнула назад, ощерившись.
«Не смей! Скрывать! Его! От меня! Я должна отомстить!»
— Глупышка! Кто ты сейчас против него?
Я заносчиво вскинула голову, прижала уши, блеснула клыками.
Старик осуждающе покачал головой.
— Какое ты дитя…
«Нет! — вздох, всхлип. — Уже нет».
Можно ли оставаться ребенком, коль отняли все, чем дорожишь? Если лишили будущего? Уничтожили надежду?
Угрюмо насупившись, я выскочила за дверь. Не обернувшись, бросила:
«Я найду его, во что бы то ни стало, и заставлю страдать. Потому что я — кошка. А кошки — не прощают».
Но даже спиной чувствовала укоряющий, огорченный взгляд Деда.
Закрыв глаза, Михей блаженно растянулся на лавке и довольно улыбнулся — денек выдался на славу. Пара выгодных сделок с купцами, увеличивших его кошелек на десяток полновесных золотых, несомненно, оказались более чем удачливыми, да и те «позаимствованные» у наемника картинки многим пришлись по вкусу. Особенно девушкам. В частности Марфе. Ах, эта Марфа…
При воспоминании о новой пассии в горле разом пересохло, чересчур реалистичным оказался образ. И пухлые ухоженные ручки, так свойственные всем дочкам богатых родителей, и игривые ямочки на щечках, и лукавые блестящие глаза с длиннющими черными ресницами, даже легкое дыхание — все это ощущалось совсем близко. Казалось, стоит выйти из полудремы, разомкнуть очи — и…
«Привет, дружочек! Не ждал?» — с потолочной балки спрыгнула серая тень, обернулась кошкой и мягко приземлилась ему на грудь, выпуская когти. На идеально гладкой некогда коже осталось несколько длинных царапин.
— Нечистая, — с ужасом выдохнул торговец, боясь шевельнуться.
Померещилось, или кошка действительно усмехнулась?
«Что ты, я только недавно умывалась, — какое-то дикое удовольствие послышалось в ее хриплом голосе, звучащим прямо у него в голове. — Ты ответишь мне на пару вопросов, если не хочешь, чтобы я умылась вновь, в твоей крови. Правда, милый?»
Михей лихорадочно закивал.
«Мр-р-молодец…»
Стрелой неслась я по веткам деревьев, сноровисто пробегала по тонким верхним и мягко приземлялась на крепкие нижние, надежно скрытая плотной листвой. У меня была цель, добыча, слишком важная, чтобы так просто ее отпустить.
Близился рассвет. Первые лучи окрасили в нежно-розовый макушки высоченных столетних сосен, и ранние птахи подняли голосистый перезвон, приветствуя утро, а перед глазами все так же мелькала привычная лесная картина. Ели, березы, осины, пушистые белки, голодные волки, испуганные зайцы, проворные мыши в цветистом калейдоскопе проносились мимо, отвлекая внимание… Где же это лесное озеро?
Опора кончилась внезапно, и я с постыдным мяуканьем полетела вниз, беспомощно взмахнув лапами. Ветки обжигающе хлестали по бокам, в то время как я, выпустив когти, лихорадочно пыталась во что-нибудь ими впиться. Падение прекратилось в сажени от земли, вызвав облегченный выдох. Надо быть осторожной, а не только рассчитывать на приобретенную сноровку и удачу.
Оторвавшись от дерева, я мягко приземлилась на лапы и огляделась. Небольшое лесное озерцо с хрустальным мутно-прозрачным обелиском посредине, густая травка, высокие сосны вокруг, словно заслоняющие от опасностей леса. Ничего лишнего, но и того, что есть, достаточно для ощущения умиротворения и покоя. В таких местах делятся сокровенными тайнами и признают свою вину, исповедуясь перед самой природой, ибо ничто так не помогает выговориться, как ее молчаливое поощрение.
И, похоже, моя жертва собиралась это сделать.
Он стоял по пояс в воде, спиной ко мне, с рассыпавшимися по плечам серебристыми волосами, на расстоянии вытянутой руки от обелиска и что-то шептал. Я шевельнула ушами, прислушалась.
— Охота на нечисть — моя работа, и я привык выполнять её до конца. Даже если нечистью оказывается обычная девчонка, наивная и смешливая. Девчонка, у которой глаза как небо в теплый летний день, а улыбка согревает сердце. Чьи руки дарят исцеление телу, а слова — душе. Глупо, конечно, говорить это сейчас, когда все кончено, и тебя не вернуть… — он стукнул по камню и погрузился в озеро, скрывшись в ледяных водах. Вынырнул, запрокинув голову и глядя вверх, словно надеясь высмотреть меня в небесной синеве. — Прости меня, за каждый не прожитый тобой миг, за каждый потерянный вздох, за отнятую любовь и семью. Прости меня, если сможешь. Прости, прости…
Он шептал что-то еще, прижавшись лбом к обелиску, и я увидела, как задрожали его руки, как содрогнулось в глухих рыданиях тело, а по щекам покатились слезы.
…И ответная мысль сорвалась быстрее, чем я успела до конца все осознать.
— Прощаю… — шептал ветер, нежно теребя изумрудную листву и слегка прикасаясь к глади озера.
— Прощаю… — заливисто журчала вода, отбрасывая в стороны разноцветные блики.
— Прощаю… — ласково улыбнулось солнце, смущенно выглянув из-за пепельного облака.
«Да иди ты к черту!» — развернулась я и отправилась обратно. Только время зря потратила. И этот солнечный свет, он был слишком яркий для моих глаз. Ведь кошки не плачут. Правда же?
Наступил теплый, осенний вечер, какой бывает лишь после продолжительной непогоды. Настоящее Бабье Лето. Как горох высыпали на луг жители деревни, в безудержном веселье отмечая праздник урожая, да присели на завалинке старики, с легкой грустью вспоминая минувшую юность.
Всегда с вами, как же. Чтобы попасть к ним на консультацию по ремонту техники, пришлось заполнить столько бумаг, что и в кошмарном сне не снилось! И всё для того, чтобы получить ответ — новая эска будет готова не раньше, чем через две недели.
Я вышла из ванной, завернувшись в теплый халат и вытирая голову махровым полотенцем. Удивительно, какими полезными иногда оказываются старые новогодние подарки. Понадеявшись, что эска всё же решит заработать, нажала на кнопку сушки еще раз, но браслет противно запищал, выдавая сообщение об ошибке. Эх, и почему у меня нет фена? Все-таки бабушка была права, когда оставляла в доме старую технику. По крайней мере, ей было чем высушить волосы.
Спустя пять минут повторения одной команды до эски дошло, что от нее требуется, и меня окутал теплый купол.
Вот зачем, спрашивается, я согласилась на эту работу в зоне повышенной радиоактивности? Эксклюзивный репортаж, новая ступень карьеры! Купилась на обещания шефа! А теперь надо выкраивать время, чтобы заказать новую эску, потому что старая от радиоактивности стала сбоить. А когда эска ломается, даже день продержаться трудно.
Передатчик засветился красным, сообщая о входящем звонке.
— Соединение через радиосвязь, — обреченно вздохнула я, и тут же услышала многократно усиленный приемником вкрадчивый голос шефа:
— Венея, где тебя носит, радость моя? — судя по звучащей напряженности, шеф еле сдерживал гнев. — Ты в курсе, сколько времени? Час назад твой отчет должен был быть у меня на столе, но почему-то до сих пор там ничего нет.
— Видимо, секретарь вспомнила о своих обязанностях, — вполголоса хмыкнула я, представляя обычно заваленный бумагами стол в кабинете директора, где не то что отчет — человека потерять можно. Но шеф мое замечание услышал.
— Живо в офис! — гаркнул он так, что чашка с недопитым кофе подпрыгнула, а я машинально уменьшила звук на передатчике до минимума. Подождала минуту, пока шеф перестанет причитать, какие ему достались неблагодарные и бездарные сотрудники, и пообещала приехать через полчаса. Мне дали двадцать минут, спорить я не стала, тем более даже пешком успела бы добраться. На том и договорились.
Дождавшись, пока волосы окончательно подсохнут, и с трудом выключив обогрев браслета, я оделась и бегом помчалась к лифту. Мой велолет стоял на крыше, и хотя водить я не любила, до офиса на нем можно было долететь за пару минут. Я забыла об одной маленькой детали. Помимо функций защиты эска также выполняла функцию допуска и запуска. Постояв с минуту в растерянности и надежде, что кто-нибудь из соседей вдруг появится и подбросит меня до места, я вынырнула из безнадежных фантазий и спустилась на улицу.
— Венечка, решила сегодня пешком прогуляться? — полюбопытствовала соседка-старушка, сидящая у входа на лавочке. Я кивнула ей в знак приветствия и побежала в офис. Но тут браслет мигнул о новом сбое, и отключил функцию личного пространства. Вот тут я испугалась. Пусть прохожих почти не встречалось, но меня совсем не прельщало наткнуться на ребят из ныне модного движения «нео-свобода». Впускать кого-то в свое личное пространство совершенно не хотелось. Это раньше, до создания эсок, человек мог толкнуть другого, или обнять, или просто хлопнуть по плечу без всякого предупреждения. Но теперь у каждого были свои полметра плотно сжатого поля вокруг тела, отталкивающего любое живое существо, желающее нарушить личное пространство. Конечно, иногда браслеты настраивали на допуск родных и друзей, но в основном старались обходиться без этого. Подпускать кого-то близко к себе — что за дикость?
Я остановилась у светофора, ожидая, пока загорится зеленый. Офис был напротив, и мне даже показалось, что в окне верхнего этажа мелькнуло лицо шефа, но точно я не была уверена. Хорошо, часы в эске еще работали, и я знала, что до конца назначенного времени у меня оставалось три минуты. Успею как раз вовремя.
Снова посмотрела на светофор, мысленно торопя его переключиться быстрее, и тут увидела, как из двери закусочной напротив офиса выскочила тощая серая кошка, держащая в зубах кусок мяса. Следом за ней появился повар, размахивающий поварешкой. Кошка сиганула на дорогу, прямо под колеса торопящихся проскочить на желтый свет машин — и я невольно дернулась за ней, чтобы спасти. Оглушительный визг тормозов и мягкое, доверчиво прижимающееся ко мне живое существо — эти два таких разных впечатления запомнились мне на всю жизнь.
***
Месяц спустя я возвращалась из очередной командировки. Наступила зима, снег пышным слоем покрыл улицы, и старушка-соседка играла во дворе дома со своей маленькой внучкой.
— Венечка, поможешь отнести малышку в дом? — окликнула меня она, и я подошла ближе. Девочка доверчиво протянула ко мне руки, и когда я подняла ее в воздух, с удовольствием обхватила меня за шею. На предплечье ребенка красивой безделушкой висел мой сломанный браслет.
— Смелые вы, молодежь, — качая головой, в который раз сказала старушка. — А времена-то возвращаются. Помню, у нас в молодости тоже никаких эсок не было.
Я молча улыбнулась, покрепче удерживая малышку. Мой многофункциональный браслет тоже заменили обычные наручные часы.
Когда я вошла домой, большой пушистый комок чуть не сбил меня с ног. Серая кошка больше не воровала еду из столовой. Она жила в моей квартире, и когда я возвращалась домой, мурлыча, терлась о ноги, даря любовь и тепло. Те чувства, которых мне так не хватало.
Тогда я поняла: важно жить не так, как хочется, а так, чтобы найти тонкую грань людских отношений, когда ты нужен другим и они отвечают тебе тем же.
Глава 9. Серая кошка
— Кошки не любят воду, кошки не любят воду, — тихо шептала я, не обращая внимания на лезущие в глаза, выбившиеся из косы пепельные пряди и с ужасом глядя на разбушевавшуюся внизу реку. Волны со свистом налетали на острые выступы скалы, ласкали камни и неспешно откатывали назад, точно играя. Ведь те никуда не могли от них убежать… Впрочем, как и я.
— Говорят, кошки приземляются на четыре лапы? — раздался над ухом усталый голос, и руки наемника подтолкнули меня к краю. — Давай проверим!
***
В тот день шел дождь: жестокий, холодный, яростный, словно природа оплакивала кого-то бесконечно ей близкого. Печально нахмурились свинцовые тучи, поведавшие свое горе земле, подвывал ветер и нес в своем гневе весь хаос необузданного разрушения. Умолкли птицы, попрятались в норы лесные звери, закрылись в домах люди, страшась стихии. Только серая кошка, возмущенно отфыркиваясь, отчаянно царапая лапами по мокрым камням, вылезла из воды на песчаный берег, недоуменно огляделась вокруг и обиженно мяукнула, когда кто-то осторожно подхватил её за шкирку и заботливо укутал в теплый, пусть и слегка промокший плащ.
— Что же ты? Так и заболеть недолго! Промокла, дрожишь. Ну что испуганно смотришь? Не обижу тебя, возьму к себе. Будет там и кров, и пища. Только живи…
***
Вот так и началась моя история. Была ничем не примечательной, обычной деревенской знахаркой, а стала дымчатой кошкой, настоящей охотницей. Думаете, я забыла? О нет, воспоминания о той мне, которая погибла, разбившись о скалы, навсегда останутся глубоким шрамом на сердце. Вместе с наукой о лживости, предательстве и порожденной ими жаждой мести. Много ли изменилось во мне с тех пор? Пожалуй, нет. Просто… я перестала быть жертвой.
— Дикая, иди сюда, гляди, что я сегодня купил! — в сени, согнувшись под тяжестью котомки, вошел мой недавний спаситель, одноглазый старик, вроде лекарь, а вернее колдун. Это я определила давно, по количеству находящихся у него снадобий и лесному свежему запаху магии, исходящему от его рук. Вероятнее всего, самоучка, но на жизнь хватает. Живет один, теперь еще я прибавилась, а была ли семья — тайна за семью печатями. Иногда старик задумчиво смотрит куда-то вдаль, в бесконечность, и мне кажется, он тоже хранит в себе воспоминания, причиняющие боль.
А, кроме того, он знает, кто я на самом деле. Точнее, кем была раньше. И помогает адаптироваться к новой жизни по мере сил.
Лениво потянувшись и размяв лапы, я ловко спрыгнула с теплой печки, походя, почесала бок о ножку обеденного стола и затем гордо прошествовала к дверям. Заинтересовано наклонила голову, навострив уши.
«Доброго дня, Дед».
— Фу-ты, какая вежливая! С чего бы это? Небось, опять чашку разбила?
Я состроила невинную мордашку, насколько это вообще было возможно в кошачьем теле. Ну да, разбила. Так ведь случайно.
— Одни убытки от тебя, проказница. Ладно уж. Ты лучше сюда посмотри — красота же! Повешу на стену, буду ежедневно любоваться! — старик вынул из мешка небольшую картинку, нарисованную углем, и протянул мне. Я похолодела. На ней была изображена ненасытная река, которую я теперь обходила за версту. Река, что не приняла меня, но и не вернула прежней. И девушка, стоящая над обрывом, раскинувшая в сторону руки, как будто желая взлететь.
Когда-то ей была я.
«У кого ты купил картину?» — скорее прошипела, чем спросила, раздраженно размахивая хвостом. Возрожденное бешенство горячило кровь, из горла вырывалось приглушенное рычание.
Похоже, колдун заметил происшедшие во мне перемены и опустился рядом на колени, успокаивающе положив мозолистую ладонь мне на лоб. Легонько провел за ухом.
— Угомонись, Дикая.
«Как?! Если так хладнокровно, безжалостно… Он меня убил! Сбросил с обрыва, понимаешь?»
— Все понимаю, внученька. Но ты не серчай за мое молчание. Я слишком тобой дорожу.
Не сразу я поняла скрытый смысл этих слов. А, осознав, взвыла в бессильной злобе, полоснула когтями по руке, отпрыгнула назад, ощерившись.
«Не смей! Скрывать! Его! От меня! Я должна отомстить!»
— Глупышка! Кто ты сейчас против него?
Я заносчиво вскинула голову, прижала уши, блеснула клыками.
Старик осуждающе покачал головой.
— Какое ты дитя…
«Нет! — вздох, всхлип. — Уже нет».
Можно ли оставаться ребенком, коль отняли все, чем дорожишь? Если лишили будущего? Уничтожили надежду?
Угрюмо насупившись, я выскочила за дверь. Не обернувшись, бросила:
«Я найду его, во что бы то ни стало, и заставлю страдать. Потому что я — кошка. А кошки — не прощают».
Но даже спиной чувствовала укоряющий, огорченный взгляд Деда.
***
Закрыв глаза, Михей блаженно растянулся на лавке и довольно улыбнулся — денек выдался на славу. Пара выгодных сделок с купцами, увеличивших его кошелек на десяток полновесных золотых, несомненно, оказались более чем удачливыми, да и те «позаимствованные» у наемника картинки многим пришлись по вкусу. Особенно девушкам. В частности Марфе. Ах, эта Марфа…
При воспоминании о новой пассии в горле разом пересохло, чересчур реалистичным оказался образ. И пухлые ухоженные ручки, так свойственные всем дочкам богатых родителей, и игривые ямочки на щечках, и лукавые блестящие глаза с длиннющими черными ресницами, даже легкое дыхание — все это ощущалось совсем близко. Казалось, стоит выйти из полудремы, разомкнуть очи — и…
«Привет, дружочек! Не ждал?» — с потолочной балки спрыгнула серая тень, обернулась кошкой и мягко приземлилась ему на грудь, выпуская когти. На идеально гладкой некогда коже осталось несколько длинных царапин.
— Нечистая, — с ужасом выдохнул торговец, боясь шевельнуться.
Померещилось, или кошка действительно усмехнулась?
«Что ты, я только недавно умывалась, — какое-то дикое удовольствие послышалось в ее хриплом голосе, звучащим прямо у него в голове. — Ты ответишь мне на пару вопросов, если не хочешь, чтобы я умылась вновь, в твоей крови. Правда, милый?»
Михей лихорадочно закивал.
«Мр-р-молодец…»
***
Стрелой неслась я по веткам деревьев, сноровисто пробегала по тонким верхним и мягко приземлялась на крепкие нижние, надежно скрытая плотной листвой. У меня была цель, добыча, слишком важная, чтобы так просто ее отпустить.
Близился рассвет. Первые лучи окрасили в нежно-розовый макушки высоченных столетних сосен, и ранние птахи подняли голосистый перезвон, приветствуя утро, а перед глазами все так же мелькала привычная лесная картина. Ели, березы, осины, пушистые белки, голодные волки, испуганные зайцы, проворные мыши в цветистом калейдоскопе проносились мимо, отвлекая внимание… Где же это лесное озеро?
Опора кончилась внезапно, и я с постыдным мяуканьем полетела вниз, беспомощно взмахнув лапами. Ветки обжигающе хлестали по бокам, в то время как я, выпустив когти, лихорадочно пыталась во что-нибудь ими впиться. Падение прекратилось в сажени от земли, вызвав облегченный выдох. Надо быть осторожной, а не только рассчитывать на приобретенную сноровку и удачу.
Оторвавшись от дерева, я мягко приземлилась на лапы и огляделась. Небольшое лесное озерцо с хрустальным мутно-прозрачным обелиском посредине, густая травка, высокие сосны вокруг, словно заслоняющие от опасностей леса. Ничего лишнего, но и того, что есть, достаточно для ощущения умиротворения и покоя. В таких местах делятся сокровенными тайнами и признают свою вину, исповедуясь перед самой природой, ибо ничто так не помогает выговориться, как ее молчаливое поощрение.
И, похоже, моя жертва собиралась это сделать.
Он стоял по пояс в воде, спиной ко мне, с рассыпавшимися по плечам серебристыми волосами, на расстоянии вытянутой руки от обелиска и что-то шептал. Я шевельнула ушами, прислушалась.
— Охота на нечисть — моя работа, и я привык выполнять её до конца. Даже если нечистью оказывается обычная девчонка, наивная и смешливая. Девчонка, у которой глаза как небо в теплый летний день, а улыбка согревает сердце. Чьи руки дарят исцеление телу, а слова — душе. Глупо, конечно, говорить это сейчас, когда все кончено, и тебя не вернуть… — он стукнул по камню и погрузился в озеро, скрывшись в ледяных водах. Вынырнул, запрокинув голову и глядя вверх, словно надеясь высмотреть меня в небесной синеве. — Прости меня, за каждый не прожитый тобой миг, за каждый потерянный вздох, за отнятую любовь и семью. Прости меня, если сможешь. Прости, прости…
Он шептал что-то еще, прижавшись лбом к обелиску, и я увидела, как задрожали его руки, как содрогнулось в глухих рыданиях тело, а по щекам покатились слезы.
…И ответная мысль сорвалась быстрее, чем я успела до конца все осознать.
***
— Прощаю… — шептал ветер, нежно теребя изумрудную листву и слегка прикасаясь к глади озера.
— Прощаю… — заливисто журчала вода, отбрасывая в стороны разноцветные блики.
— Прощаю… — ласково улыбнулось солнце, смущенно выглянув из-за пепельного облака.
«Да иди ты к черту!» — развернулась я и отправилась обратно. Только время зря потратила. И этот солнечный свет, он был слишком яркий для моих глаз. Ведь кошки не плачут. Правда же?
***
Наступил теплый, осенний вечер, какой бывает лишь после продолжительной непогоды. Настоящее Бабье Лето. Как горох высыпали на луг жители деревни, в безудержном веселье отмечая праздник урожая, да присели на завалинке старики, с легкой грустью вспоминая минувшую юность.
