Г Л Е Б С О К О Л О В
"Т Ю Р Е М Н Ы Й П А С П О Р Т"
Р О М А Н
copyright©Соколов Глеб Станиславович Все права защищены
Копирование без ведома Автора запрещается
События, имеющие отношение к этой истории, происходили не все сразу. В нашем рассказе мы не всегда станем передавать их именно в той последовательности, в которой они случались. О некоторых, более важных, расскажем раньше, хотя на самом деле они произошли позже, к другим, менее значимым, напротив, обратимся с некоторой задержкой. Это позволит тем, кто интересуется историей о тюремном паспорте, лучше проникнуться ее духом.
Глава первая.
ВРЕМЯ СГУЩАЕТСЯ
Лишь изредка по пустой улице Матросская тишина мимо мрачных домов проезжал на высокой скорости легковой автомобиль. Какое-нибудь такси, отвозившее домой завсегдатаев ночных клубов. Или проскакивала машина, в которой катил молодой человек, возвращавшийся из поздних гостей домой.
Здание, которому обязана эта московская улица своей известностью – тюрьма – возвышалось, точно крепость, на той стороне улицы, которая ближе к реке. Оно занимало собой едва ли не целый квартал. Сторона тюремного четырехугольника, что выходила на узенькую улочку, тянувшуюся от Матросской тишины до набережной Яузы, венчалась крытой галереей для прогулок.
Около четырех часов утра, когда жители близлежащих домов спали крепким сном, а по Матросской тишине иногда даже и в течении пятнадцати минут не проезжало ни одного автомобиля, со стены прогулочной галереи начал спускаться толстый альпинистский трос. Он быстро достиг первого этажа тюрьмы. Не дотянув полутора метров до слегка припорошенного снежком асфальта, остановился. Едва это произошло, на самом верху – под крышей прогулочной галереи – появился человек. Зажав трос между ступнями ног и вцепившись в него руками, он соскользнул с края стены и начал быстро спускаться вниз.
На беглеце был надет черный спортивный костюм, перчатки. Ноги обуты в кроссовки.
Когда он преодолел примерно половину расстояния до асфальта, на улочку, что вела к реке, из темноты выскочила темно-синяя автомашина «Мазда». У тротуара – как раз напротив того места, куда должен был приземлиться беглец в тренировочном костюме, она резко затормозила.
Человек в черном спортивном костюме продолжал быстро спускаться по альпинистскому тросу вниз.
Вот кончик троса проскользнул между кроссовками беглеца, тот перестал сжимать ступни, ноги его разлетелись в стороны. Он еще несколько раз перехватил трос руками и через мгновение отпустил его, полетев с высоты примерно полутора метров вниз.
Беглец, - известный в уголовных кругах вор по кличке Жора-Людоед, - ловко приземлился на асфальт, умудрившись не упасть, не коснуться его руками, - лишь присев на корточки. Но тут же распрямился в полный рост, повернулся. Взгляд его уставился на темно-синий автомобиль, который Жора-Людоед давно, еще спускаясь по тросу вдоль стены, заметил у тротуара.
Вор сделал несколько энергичных шагов к машине, распахнул заднюю дверцу. Не успел он ее захлопнуть, как автомобиль резко рванул с места.
Альпинистский трос остался висеть вдоль тюремной стены.
За много лет до побега Жоры-Людоеда из тюрьмы «Матросская тишина»
Впечатлительный и нервный школьник - художник-маринист в театре на премьере лермонтовского «Маскарада»
Примерно за полгода до вечера в театре впечатлительный ученик одной из московских школ, по примеру приятеля, закурил и стал выпивать. Пить он еще не умел, и можно сказать, что вся эта история в театре произошла с нервным и впечатлительным школьником во многом из-за непривычки к вину.
В эти же месяцы он стал встречаться с одной школьницей. Правда, она шла навстречу его ухаживаниям словно бы с неохотой.
«Зачем только она встречается со мной? - терзался школьник. - Наверное, потому, что я очень настойчив и ей кроме меня не с кем проводить время. Возникнет на ее горизонте другой ухажер и она тут же расстанется со мной».
У впечатлительного подростка начал складываться, как он сам его называл (он чувствовал, что это именно он) «комплекс неполноценности».
Вдобавок, словно бы нарочно стараясь ускорить развитие «комплекса» подружка впечатлительного школьника начала при каждой встрече говорить ему, что он одет немодно, да и вообще... Как она выразилась, «просто никак! Лучше голым ходить, чем в таком прикиде».
Перед вечером в театре было отмечание чьего-то дня рождения на квартире, где все школьники ужасно перепились. Особенно, как наименее опытный, напился их нервный одноклассник.
Пьяный он нагрубил своей подружке - она тоже была на этой вечеринка, а потом, когда они с другими школьниками отправились на улицу проявлять молодецкую удаль, упал в лужу с машинным маслом, которое натекло из работавшего на улице старенького компрессора.
Впечатлительный школьник спьяну не особенно расстроился, но на следующее утро, когда он проснулся в их с матерью маленькой однокомнатной квартирке, мать сказала ему, что накануне он перепачкал свои брюки, куртку и даже шапочку, и теперь их остается только выбросить.
А следующим вечером нервный школьник должен был идти в театр. Билеты он приобрел еще до пьянки по просьбе своей подружки, которой очень хотелось побывать на разрекламированной премьере лермонтовского «Маскарада». При этом через чур впечатлительный школьник не знал, чем хорош спектакль, билеты на который так дорого стоят, да и в театр ему идти совсем не хотелось, так как он к нему никогда в жизни никакого интереса не испытывал.
Но в чем он теперь пойдет в театр? Кроме той одежды, которую испортил, у него никакой другой нет. Мать, инженер в производственной компании, зарабатывала мало и покупкой модной одежды сына не баловала.
Хоть не ходи в театр. Но было жалко уже купленных билетов, да и встречу с подружкой назначили еще до злополучного дня рождения.
«Нет, надо идти!» - с тоской думал школьник.
- Я поглажу тебе старые брюки... Правда, они будут немного коротки. И наденешь старую курточку, - сказала мать.
Школьник представил рукава старой курточки, из которой он, как и из брюк, давно вырос. Края рукавов будут недоставать до запястий сантиметров на двадцать!
«Зачем я только родился! Если даже штанов модных для меня в этой жизни не нашлось!» - подумал нервный школьник и со злостью посмотрел на мать, уже копавшуюся на полках стенного шкафа в поисках старых брючек.
Подружка на свидание не пришла. Впечатлительный школьник понял, что после грубостей, которые он наговорил ей на дне рождения, между ними все кончено...
«Может быть, она придет прямо в театр? - подумал он. - Нет, вряд ли...»
Постояв немного на морозе, – а день выдался особенно холодный, – он было направился домой, но вспомнил, что день субботний, а значит – мать дома, а не на работе, как обычно… Идти домой, объяснять все матери (деньги на билеты он выпросил у нее, значит, ей будет обидно, что он так никуда не пошел), слушать ее ворчание не хотелось.
В театре он до этого был всего один раз, еще совсем маленьким, и сейчас театр представлялся ему как-то очень слабо и неопределенно. Что-то вроде кинотеатра, только в центре города, – так ему казалось. Ну ничего: посидит, подремлет там два-три часа…
Ему больше всего хотелось побыстрее вернуться домой. Там он займется делом, которым увлекся в последнее время - рисованием картины: Трафальгарское сражение, бой британской и французской эскадр. Для этого полотна, которое он создавал с помощью цветных карандашей и намеревался вставить в самодельную раму и повесить над своим диванчиком, он собрал массу справочных сведений и теперь неплохо разбирался в парусных кораблях девятнадцатого века.
«Вырасту, стану художником-маринистом! - думал впечатлительный школьник. - Стану продавать свои картины за бешеные деньги. Накуплю себе кучу модной одежды и шикарный автомобиль!»
Он посмотрел на свои ярко голубые носки (и где мать такие только купила!), торчавшие между краем коротких серых брючек и верхом коричневых ботинок, и отправился в театр.
***
Что до театра, то нервный школьник - художник-маринист по-прежнему, как и всегда, не испытывал к нему интереса, а потому спектакль, на который он теперь шел, не волновал его вовсе.
В какой-то момент он понял, что единственное, чего ему сейчас хочется - это спать. Вообще, он пребывал теперь в крайне утомленном и безразличном состоянии. В метро впечатлительный школьник пытался дремать и ни о каком театре и о том, что ему предстоит в нем увидеть, совершенно не думал.
В таком дурном и заспанном состоянии, все еще в мыслях о злосчастной масляной луже, о своем «Трафальгарском сражении», в таком одурелом и сонном состоянии он и вышел на улицу на одной из станций метро в центре Москвы. Где находится театр, он знал со слов тетушки из театрального киоска, продавшей ему билет. Впечатлительный школьник художник-маринист шел и дремал на ходу. Кажется, даже кровь перестала двигаться в нем. Он не шел, а плелся – только бы отбыть повинность…
«Да ну его, этот театр!.. Знал бы, как все получится, – и не тратился бы на эти билеты!..» – рассуждал в эти минуты впечатлительный школьник.
***
Он еще не знал, что его ждет в будущем. Нет, не в самом ближайшем, которое приближалось к нему театральным зданием, а в том, которое наступит вместе с его зрелостью. В том будущем он окажется уже не нервным неуверенным в себе подростком, а взрослым, довольно эксцентричным мужчиной. Тогда и станет явью кошмар… Нет, на этой улице впечатлительный школьник еще ничего не знает. От момента, когда кошмар материализуется, его отделяет полтора десятка лет.
Впрочем, и место действия этого будущего кошмара расположено не здесь, не на этой центральной улице с театром...
Где-то в пяти, может быть в шести или семи километрах от театра стоял дом постройки начала двадцатого века. В тридцатые годы прошлого века его изуродовали, пристроив с боков пару неуютных флигелей с широкими окнами. Флигели с тех пор достраивали и перестраивали, отчего здание стало бесформенным и выглядело уродливо.
Такие же странные, бесформенные и неуютные, постройки - во всем этом квартале. Эту выделяет в сравнении с другими просторный подвал.
В нем-то и произойдет через годы то странное, невероятное и дышащее во все стороны леденящим ужасом, о чем впечатлительный школьник в этот предтеатральный момент даже и не подозревает.
А пока он посматривал по сторонам словно с неохотой. А еще – с брезгливостью. Вернее сказать, это была обычная презрительная невнимательность человека, который знает наверняка, что вокруг нет ничего достойного его взгляда. Да уж какое там внимание! Разве только к очередной луже с машинным маслом, которая может оказаться где-нибудь на дороге!.. Нервный школьник шел, как привык ходить у себя на городской окраине, уткнув нос в воротник курточки, из которой давно вырос, и пока не видел по сторонам ничего, кроме обычных, унылых картин зимнего города.
Когда до театра оставалось пройти три дома, что-то вдруг начало твориться: время странным образом сгустилось, кровь в нем по каким-то неясным причинам потекла быстрее. Один за другим, точно из-под земли, возникали на улице перед театром люди. Тут и там они притягивали его внимание, а едва ли полминуты назад впечатлительный школьник - художник-маринист вообще ни на что не хотел смотреть. О, если бы нервный школьник в ту секунду мог трезво дать себе отчет о том, что происходит!.. Но он не мог, потому что время невероятным образом стремительно уплотнялось… Здания за два – за три до театра сразу несколько образов обожгло его. Случайные уличные картины – какую связь они имели с ним?!. Словно бы были направлены именно против нервного школьника, воображавшего себя будущим художником-маринистом, и страшно ранили его болезненную впечатлительность.
Вот молодая красивая женщина с тонким удивительным лицом, одетая в изящную шубку из ослепительно блестевшего меха мгновенно застряла в его воображении – точно хлесткий и страшный удар обрушился на впечатлительного школьника!
«Да она такая, словно, чтобы сильнее ударить мне по нервам, подчеркнуть, как я в своем жалком клоунском наряде не подхожу к ее красоте! Словно бы хочет развить во мне сильнее «комплекс неполноценности» в тот момент, когда даже подружка меня бросила!» - пронеслось в голове нервного школьника.
Тут и там люди завораживали его так сильно, что он не мог отвести глаз. Вот человек в белом шарфе и с непокрытой головой ступил из такси на мороз и важно миновал несколько шагов до подъезда, держа руки в карманах и ни на кого при этом не смотря. Он даже чуть не сшиб завороженного уличными картинами и еле двигавшегося впечатлительного школьника. Этому человеку в белом шарфе еще предстояло сыграть свою роль в вечере в театре. А в тот момент из вихря впечатлений, произведенных этим человеком, в сердце болезненно впечатлительного школьника остались только гордая непокрытая голова и белый шарф, и надменное, удивительно умное лицо… Кто он? Впечатлительный школьник скрутил вслед ему шею, споткнулся обо что-то, упал – вдобавок на улице перед театром было слишком скользко. Но встретить дворника было теперь немыслимо, потому что простая, неброская фигура дворника была в этой картине не к месту. Мир, в котором неказистые дворники чистят улицы, за несколько домов до театра куда-то пропал вместе с миром болезненно впечатлительного школьника, миром маленькой квартирки, в которой он жил с матерью, школой, в которую он ходил, даже с миром парусников и морских пейзажей.
Сверкнули отраженным электрическим светом наручные часы, - ярко блеснули на холеном запястье надменного и умного человека в белом шарфе, когда он прикрывал дверцу большой шикарной машины. Таких часов не было у впечатлительного школьника!
В мире, где впечатлительный школьник создавал свое «Трафальгарское сражение», где работала инженером в бедной производственной компании его мать, где была их маленькая однокомнатная квартирка, таких часов не было ни у кого.
Впрочем, про тот мир, в котором он находился еще тридцать минут тому назад, даже и не стоило думать!.. Он бы только зря потерял время! Потому, что того мира здесь вовсе не существовало.
Но странные идеи и предположения одолевали в эту минуту впечатлительного нервного школьника: те люди, что так страшно поражали своими яркими образами его измученную «комплексом неполноценности» больную натуру, появлялись перед ним вроде бы и не преднамеренно, а случайно, но в его мыслях то и дело сквозило, хотя это было еще только одно лишь смутное и неясное подозрение: все это наложение образов, которое школьник как будущий художник-маринист очень остро чувствовал, их одновременное возникновение перед ним, совпадение всех этих человеческих появлений спланировано заранее. Разве же не нарочно впечатления так страшно накладывались друг на друга? И это предположение, сделанное нервным, измученным «комплексом неполноценности» школьником, было в истории вечера в театре самым главным, наиглавнейшим из всех прочих обстоятельством.
В тот миг его поразило следующее невероятное наблюдение: точно, несмотря на зиму, прямо на улице в городе работал огромный гипнотический кабинет.
