И уже никогда не будет.
Невольно перевожу взгляд на свой местами поцарапанный айфон, приобретенный стараниями все того же Анатолия Степановича, и гоню прочь спонтанное желание набрать Свету. С ней… да, с ней я, наверное, хотел бы забыть о правилах и попробовать зайти дальше возможного, но не смею даже думать об этом, она слишком отличается от нас, и я доподлинно знаю, что не имею никакого права окунать ее в свой беспросветный мрак.
Нужно оставить ее в покое, пока не поздно. Нужно…
- Ник, - Стевич манит меня пальцем, и я с долей настороженности склоняюсь ближе к нему. – Скажи-ка мне, парень, ты сегодня был у Гараниной?
- Ага, - морщусь, отодвигаясь было, но Стевич быстро и очень ловко припечатывает мою ладонь своей к барной стойке и говорит, совсем понизив голос:
- Не ври. Лиза мне звонила и спрашивала, почему ты опять пропускаешь сеансы.
- Потому что я терпеть не могу, когда кто-то проводит раскопки в моих мозгах.
А блестящий специалист в области психологии Елизавета Владимировна Гаранина делает это так, что хочется забыть о зачатках морали и хорошенько ей вмазать.
- Это не ответ. Посещать психолога – твоя обязанность. Не право, Ник. Обязанность.
- Я давным-давно в норме, - бросаю угрюмо, не желая продолжать спор.
- Ты сам знаешь, как к этому относится Анатолий Степанович.
- Да что за черт, - перехожу на тихое шипение. – Я в деле с самого начала и еще ни разу ничего не запорол. Ни разу! Прошло уже столько времени… Какого хрена это все еще продолжается? – он пытается ответить, но я еще не закончил. - Я выдержал кучу этого бесполезного дерьма, посетил прорву дебильных сеансов, позволял оттачивать на себе все сомнительные методики твоей двинутой подруги, а это самая настоящая пытка, у меня мозги вышибает от них, Стевич. Так сколько можно меня лечить, а?
- Тебе не становится лучше, значит, надо пробовать еще, - не отступает он. – Ты же опять не спишь? Не ври мне, - предупреждает мою ложь, - я каждый вечер наблюдаю твою белую морду, парень. И круги под глазами, которые ты так и не научился замазывать.
- Так дело в этом? Я научусь. Только отвалите уже все от меня.
Он вздыхает, подводит итог:
- Ник, поговори с Гараниной. И это не просьба. Все понял?
- Понял, - ворчу, отворачиваясь, едва скрадывая поднявшуюся изнутри волну перманентного раздражения.
Стевич уходит, я возвращаюсь к работе, за монотонностью движений постепенно восстанавливая душевное равновесие, пошатнувшееся при мыслях о Гараниной и моих проблемах, которые она черта с два поможет преодолеть. Посетители у бара сменяют друг друга. Среди извивающихся тел мелькает Серафима. Я отворачиваюсь всего на пару секунд, а когда вновь пытаюсь найти ее взглядом, Фимы уже нет в зоне видимости. Качаю головой, поражаясь тому, какая она быстрая.
К бару приближаются двое – высокий парень и миниатюрная девушка. Оба в черном, но я с первого взгляда определяю, что эти однозначно не из наших, очередные залетные птицы, хрен знает как прознавшие о Клубе Почитателей Тлена, а может, попавшие сюда совершенно случайно, как тот парень, который… Приглядевшись, подавляю раздраженный вздох. Это он и есть. Только сегодня знакомый чужак нацепил на себя черное шмотье и на кой-то черт притащил с собой тощую подружку.
Я отвлекаюсь на блондинку в черном корсете и ее патлатого приятеля, выставляю перед ними коктейли, разворачиваюсь к другой стороне бара и вижу, что подружка того типа в одиночестве крутится на барном стуле прямо передо мной, разглядывая меня с неприкрытым любопытством, как экзотическую зверушку, призванную развлекать пресыщенные взоры обывателей. Меня окатывает раздражением. С ней все ясно. Поджимаю губы, мысленно призывая себя к терпению, непроизвольно сжимаю кулаки. Дышу через нос. Терпеть не могу таких, как эта девчонка.
- Привет, - говорит она, старательно игнорируя мой насупленный взгляд. – А у вас тут круто. Никогда б не подумала, что в нашем городке есть такое необычное место.
Почему бы ей просто не заткнуться с такой бессмысленной чушью? Не реагирую, просто смотрю на девчонку, ожидая, когда ей наскучит чесать языком, отмечая про себя далеко нетипичную внешность, длинные завивающиеся каштановые волосы, широко распахнутые карие глаза, легкую припухлость щек, тонкие губы. Выглядит лет на пятнадцать-шестнадцать от силы, зато раскрашена, как начинающая шалава – густо подведенные черным огромные глазищи, угольные ресницы, розовая помада. Ей вообще это все не идет.
- Тебе есть восемнадцать? – интересуюсь не слишком вежливо, и девчонка передо мной тотчас кривится, как от зубной боли:
- Прикинь, тот угрюмый верзила на входе поинтересовался тем же самым и даже – о чудо!– пропустил меня внутрь.
- Что будешь? – отступаю нехотя, в который раз мысленно призывая себя к обязательному самоконтролю.
- А что у вас есть? – вижу, как блестят ее глаза, и небрежным кивком указываю на лист с прейскурантом.
Немного поскучав над его содержимым, девчонка заказывает коктейль «Унесенные ветром», а после с легким прищуром своих темных глаз наблюдает за тем, как на стойке передо мной появляются бутылки с ликерами. Мои движения быстры и отточены; неуклюжесть и битые стекла остались в далеком прошлом. Вливаю по стенкам ликер, поверх еще один слой апельсинового Куантро, по обе стороны от бокала выставляю наполненные стопки с Кюрасао и сливками, затем протягиваю девчонке две трубочки и, отторгая антипатию к ней, последовательно рассказываю о ее дальнейших действиях. Девчонка гнет из себя прожженную тусовщицу, которой и без меня все известно, но на моменте с поджиганием слегка пасует, хотя и не теряет лица. Подавляю снисходительную усмешку. Нерешительно покосившись на меня, она подается вперед и берет трубочки тонкими пальцами.
Под ее взглядом я поджигаю верхний слой Куантро, и пока он ярко горит, переливается, девчонка, не сдержавшись, восторженно выдает мне что-то вроде «вааау».
- Давай, - киваю ей, когда приходит время. – Пей, не останавливаясь, поняла? Ни на что не обращай внимания, просто пей.
- Поняла, - тихо отвечает она, глядя мне прямо в глаза, и я вновь давлю раздражение, вспыхнувшее во мне с новой силой. Какого черта Игорь пускает сюда таких детей, пусть даже им есть чертовы восемнадцать?
Она начинает пить, но все равно смотрит в мое лицо, и это здорово действует на нервы. Пытаюсь не обращать внимания на ее слишком пристальный взгляд, беру обе наполненные стопки и медленно начинаю выливать Кюрасао и сливки. Теперь она смотрит в бокал, продолжая втягивать в себя содержимое.
- До конца, - подгоняю ее, и девчонка послушно все выпивает.
- Класс, - выдыхает, отодвигая от себя бокал. Невольно замечаю, как она оглядывается, затем достает телефон и начинает кому-то звонить. Музыка грохочет, получается разобрать только приглушенное «Ты где? Да… все нормально», потом она какое-то время слушает ответ и прячет телефон обратно. Бросаю на нее взгляд украдкой, а девчонка уже рассматривает крупный тоннель в моем ухе и вдруг выдает очередную тупость. – Слушай, а тебе не тяжело?
- Что? – хмыкаю.
- Ну, с этой штукой ходить. Она же наверняка тяжелая…
- Нормальная, - уже не пытаюсь скрывать раздражение.
- Я тоже хотела сделать себе что-то подобное, но потом передумала, - делится она охрененно важной информацией, к большому моему сожалению не собираясь оставлять меня в покое. Решаю проигнорировать ее, по девчонку не так просто сбить с толку. – А как тебя зовут?
- Зачем тебе?
- Просто интересно. Я Катя, - она улыбается, демонстрируя легкие ямочки на щеках.
- Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся с тобой, Катя, - едко выплевываю ее имя, но она словно не замечает моего тона:
- Ну, почему же?
- Потому что ты явно не из наших. Такие здесь не задерживаются.
- Не из ваших, потому что не одета в латекс и кожу? Или наоборот, недостаточно раздета? – хмыкает девчонка, и я все же удостаиваю ее более внимательным взглядом.
- Потому что ты выглядишь довольным жизнью ребенком, - черт с ней, она реально меня допекла. – К нам приходят люди, которым больше некуда идти, понимаешь? Оглянись вокруг, посмотри в их лица. То, как они выглядят, не определяет их принадлежность к Клубу. Самое главное, что отличает их от таких, как ты – это отсутствие интереса к жизни. Каждый из тех, кто становится нашим завсегдатаем, в свое время потерял что-то ценное, очень дорогое. Клуб Почитателей Тлена – это не место для прожигания свободного вечера, девочка.
- Я тебе не девочка, - вскидывается, полоснув меня острым, как бритва, взглядом. Ого.
- Такие дела, Катя, - намеренно выделяю голосом ее имя.
- Ты ничего обо мне не знаешь, - качает она головой. – Мне хорошо известно, что такое потери. Мою маму убили на пороге нашего дома, закололи ножом ни за что, просто потому что она работала в частном центре медицинской помощи и была на виду у конченых наркоманов и алкашей. Гробила себя ради помощи обездоленным, тем, кому закрыты пути в больницу, и однажды обработала руку психу, который потом выследил ее до самого дома и напал, когда она возвращалась к своей семье. Несколько глубоких колотых ран…
Черт знает, с какой стати она принялась вываливать это на меня, но я зачем-то слушаю ее, против воли начиная чувствовать себя уже не слишком уверенно, хотя девчонка по-прежнему раздражает одним своим видом, но теперь в ее голосе появляются нотки, не позволяющие просто отмахнуться от нее.
Ее слова – беззвучное оружие. Как и эта Катя, я тоже потерял самого близкого человека. Мою мать. Она не была образцовым примером, вела аморальный образ жизни, водилась с отъявленными ублюдками и не собиралась ничего менять, но меня любила, и я тоже любил ее. После того, как мамы не стало, мне пришлось раскрыть глаза. Тогда же моя жизнь утратила смысл и вошла в колею неразрешимых проблем, выход из которых я видел только в смерти, всем сердцем желал ее, жаждал, отчаянно взывал к ней, стремился нагнать, пока однажды не оказался там, откуда меня вытащил Анатолий Степанович с легкой подачи Стевича.
В общем, я понимаю, о чем говорит эта девчонка.
Не успеваю ничего ответить, у Кати звонит телефон, она достает его и прикладывает к уху.
- Да, Миш… Что? В каком смысле? Но… ладно, ладно, я поняла, - вздыхает, пряча телефон в сумку, снова поднимает на меня взгляд и задумчиво смотрит в мои глаза. Точнее, пытается – не желая продолжать бесполезный разговор, я отворачиваюсь, и ей остается только наблюдать за моей работой, что вряд ли увлекательно.
Рядом с Катей неожиданно появляется Серафима – какая-то не такая, как обычно, заметно взволнованная и чем-то озабоченная, но ее рассеянная улыбка в ответ на мой вопросительный взгляд слегка притупляет мою настороженность. Не похоже, чтобы они с девчонкой хорошо знали друг друга. Тем не менее, Катя безропотно передает Фиме какую-то вещь, и спустя пару мгновений та растворяется среди посетителей. Странно, черт возьми… Но у меня нет времени бежать за ней и выяснять, что это значит, к тому же, поблизости всегда пасутся Стевич и Гоша, в случае необходимости они придут ей на помощь.
Я принимаюсь за «Кровавую Мэри» для длинноволосой брюнетки с крупным пирсингом в нижней губе, а когда разворачиваюсь к Кате, ее уже нет на прежнем месте.
Катя
Мишка ведет себя очень необычно – всю обратную дорогу до квартиры я то и дело приглядываюсь к нему, но никак не могу понять, что именно в нем изменилось в течение какого-то часа. Хотя стоит начать с того, что он почти сразу бросил меня одну у бара, шепнув на ухо, что скоро вернется, и исчез. Не дождавшись, я звонила ему, но он как-то съехал с темы, так и не соизволив сказать, куда запропастился. А потом Мишка перезвонил мне сам со странной просьбой передать его толстовку какой-то девушке…
Я только раздумывала над его звонком, когда рядом возникла странного вида темноволосая девица, и я растерянно передала ей Мишкину толстовку, не успев даже спросить, что происходит, и где мой брат, так резво она скрылась среди посетителей. Зато спустя несколько минут появился сам Миха. Не удосужившись ничего объяснить, он бросил деньги на стойку перед барменом, взял меня под руку и потащил к выходу.
Только в квартире у меня появляется возможность обрушить на него ворох вопросов, но братец подозрительно морщится, не торопясь отвечать, и я пристально всматриваюсь в его чуть исказившееся лицо, пытаясь понять, что это означает.
- Миш, у тебя болит что-то? – предполагаю наугад.
- С чего ты взяла?
- У тебя такое выражение лица…
- Все нормально, - братец выжимает из себя скупую улыбку, которая отнюдь не успокаивает, скорее, наоборот, вызывает тревогу. – Не волнуйся, просто устал. Весь день на ногах, все такое... Иди спать, а?
- И ты даже не хочешь рассказать мне, что это была за девушка?
- Одна знакомая.
- Знакомая? – приподнимаю бровь, чувствуя, что где-то здесь кроется подвох. - Ты же говорил, что случайно набрел на этот странный клуб?
- Так и есть. Я уже там с ней познакомился. Она… нечаянно вылила на меня сок, пришлось снимать водолазку. Девушка не хотела шума, очень извинялась, помогла мне замыть пятно в уборной, и я заодно попросил ее забрать у тебя мою толстовку. Не хотелось сверкать голым торсом среди упоротых зомби. На этом все. Допрос окончен, мелочь?
- Не знаю. Как-то все это странно… - еще сомневаюсь я.
- Как следует поразмысли над этим, Катерина, не стесняйся, у тебя целая ночь впереди. А лично я собираюсь наконец-то поспать, - с этими словами Мишка скрывается в ванной, оставляя меня наедине с целым ворохом навязчивых мыслей.
Его скупой рассказ вроде бы звучит правдиво, во всяком случае, я так сразу не нахожу, за что зацепиться и подловить его на… намеренном искажении фактов. И все же что-то не дает мне покоя, что-то не так, я это чувствую, хотя и не могу определенно сказать, что именно настораживает меня в его истории. Странная темноволосая девица, которую прислал ко мне брат, не менее странный, хотя и очень симпатичный мальчик-бармен с крупным тоннелем в ухе и пирсингом под нижней губой, сполна захлестнувший меня своим едва скрываемым презрением, обширная толпа их сверхстранных посетителей в чудных одеждах… Я присмотрелась к ним, как и советовал бармен. Кажется, он все-таки прав, эти люди совсем не похожи на тех, кто способен получать искреннее удовольствие от жизни. Они… просто другие, не такие, как любой из моих многочисленных знакомых. Словно гости с какой-то иной планеты, непонятные, чужие, чем-то привлекающие к себе, но они мне понравились, и этот парень за барной стойкой… он мне запомнился, хотя и отказался назвать свое имя.
Интересно, как его могут звать? Какое имя подойдет такому, как он?
Засыпая, я все еще размышляю над этим, фоном вспоминая все известные мне мужские имена, примеряя на фриковатого бармена и отвергая, как неподходящие, пока не забываюсь сном.
В универ мне сегодня только к третьей паре, поэтому я успеваю выспаться и собраться, прежде чем покинуть Мишкину квартиру. Звонит Тинка, мы разговариваем о всякой чепухе, пока я торчу на остановке, но едва завидев подъехавший автобус, бросаю телефон в сумку и бегу к нему.
Еще один ничем не примечательный день идет своим чередом.
На большой перемене мы с Кристиной с удобствами размещаемся в буфете, куда спустя несколько минут вплывают Ромка и его новая девица.
Невольно перевожу взгляд на свой местами поцарапанный айфон, приобретенный стараниями все того же Анатолия Степановича, и гоню прочь спонтанное желание набрать Свету. С ней… да, с ней я, наверное, хотел бы забыть о правилах и попробовать зайти дальше возможного, но не смею даже думать об этом, она слишком отличается от нас, и я доподлинно знаю, что не имею никакого права окунать ее в свой беспросветный мрак.
Нужно оставить ее в покое, пока не поздно. Нужно…
- Ник, - Стевич манит меня пальцем, и я с долей настороженности склоняюсь ближе к нему. – Скажи-ка мне, парень, ты сегодня был у Гараниной?
- Ага, - морщусь, отодвигаясь было, но Стевич быстро и очень ловко припечатывает мою ладонь своей к барной стойке и говорит, совсем понизив голос:
- Не ври. Лиза мне звонила и спрашивала, почему ты опять пропускаешь сеансы.
- Потому что я терпеть не могу, когда кто-то проводит раскопки в моих мозгах.
А блестящий специалист в области психологии Елизавета Владимировна Гаранина делает это так, что хочется забыть о зачатках морали и хорошенько ей вмазать.
- Это не ответ. Посещать психолога – твоя обязанность. Не право, Ник. Обязанность.
- Я давным-давно в норме, - бросаю угрюмо, не желая продолжать спор.
- Ты сам знаешь, как к этому относится Анатолий Степанович.
- Да что за черт, - перехожу на тихое шипение. – Я в деле с самого начала и еще ни разу ничего не запорол. Ни разу! Прошло уже столько времени… Какого хрена это все еще продолжается? – он пытается ответить, но я еще не закончил. - Я выдержал кучу этого бесполезного дерьма, посетил прорву дебильных сеансов, позволял оттачивать на себе все сомнительные методики твоей двинутой подруги, а это самая настоящая пытка, у меня мозги вышибает от них, Стевич. Так сколько можно меня лечить, а?
- Тебе не становится лучше, значит, надо пробовать еще, - не отступает он. – Ты же опять не спишь? Не ври мне, - предупреждает мою ложь, - я каждый вечер наблюдаю твою белую морду, парень. И круги под глазами, которые ты так и не научился замазывать.
- Так дело в этом? Я научусь. Только отвалите уже все от меня.
Он вздыхает, подводит итог:
- Ник, поговори с Гараниной. И это не просьба. Все понял?
- Понял, - ворчу, отворачиваясь, едва скрадывая поднявшуюся изнутри волну перманентного раздражения.
Стевич уходит, я возвращаюсь к работе, за монотонностью движений постепенно восстанавливая душевное равновесие, пошатнувшееся при мыслях о Гараниной и моих проблемах, которые она черта с два поможет преодолеть. Посетители у бара сменяют друг друга. Среди извивающихся тел мелькает Серафима. Я отворачиваюсь всего на пару секунд, а когда вновь пытаюсь найти ее взглядом, Фимы уже нет в зоне видимости. Качаю головой, поражаясь тому, какая она быстрая.
К бару приближаются двое – высокий парень и миниатюрная девушка. Оба в черном, но я с первого взгляда определяю, что эти однозначно не из наших, очередные залетные птицы, хрен знает как прознавшие о Клубе Почитателей Тлена, а может, попавшие сюда совершенно случайно, как тот парень, который… Приглядевшись, подавляю раздраженный вздох. Это он и есть. Только сегодня знакомый чужак нацепил на себя черное шмотье и на кой-то черт притащил с собой тощую подружку.
Я отвлекаюсь на блондинку в черном корсете и ее патлатого приятеля, выставляю перед ними коктейли, разворачиваюсь к другой стороне бара и вижу, что подружка того типа в одиночестве крутится на барном стуле прямо передо мной, разглядывая меня с неприкрытым любопытством, как экзотическую зверушку, призванную развлекать пресыщенные взоры обывателей. Меня окатывает раздражением. С ней все ясно. Поджимаю губы, мысленно призывая себя к терпению, непроизвольно сжимаю кулаки. Дышу через нос. Терпеть не могу таких, как эта девчонка.
- Привет, - говорит она, старательно игнорируя мой насупленный взгляд. – А у вас тут круто. Никогда б не подумала, что в нашем городке есть такое необычное место.
Почему бы ей просто не заткнуться с такой бессмысленной чушью? Не реагирую, просто смотрю на девчонку, ожидая, когда ей наскучит чесать языком, отмечая про себя далеко нетипичную внешность, длинные завивающиеся каштановые волосы, широко распахнутые карие глаза, легкую припухлость щек, тонкие губы. Выглядит лет на пятнадцать-шестнадцать от силы, зато раскрашена, как начинающая шалава – густо подведенные черным огромные глазищи, угольные ресницы, розовая помада. Ей вообще это все не идет.
- Тебе есть восемнадцать? – интересуюсь не слишком вежливо, и девчонка передо мной тотчас кривится, как от зубной боли:
- Прикинь, тот угрюмый верзила на входе поинтересовался тем же самым и даже – о чудо!– пропустил меня внутрь.
- Что будешь? – отступаю нехотя, в который раз мысленно призывая себя к обязательному самоконтролю.
- А что у вас есть? – вижу, как блестят ее глаза, и небрежным кивком указываю на лист с прейскурантом.
Немного поскучав над его содержимым, девчонка заказывает коктейль «Унесенные ветром», а после с легким прищуром своих темных глаз наблюдает за тем, как на стойке передо мной появляются бутылки с ликерами. Мои движения быстры и отточены; неуклюжесть и битые стекла остались в далеком прошлом. Вливаю по стенкам ликер, поверх еще один слой апельсинового Куантро, по обе стороны от бокала выставляю наполненные стопки с Кюрасао и сливками, затем протягиваю девчонке две трубочки и, отторгая антипатию к ней, последовательно рассказываю о ее дальнейших действиях. Девчонка гнет из себя прожженную тусовщицу, которой и без меня все известно, но на моменте с поджиганием слегка пасует, хотя и не теряет лица. Подавляю снисходительную усмешку. Нерешительно покосившись на меня, она подается вперед и берет трубочки тонкими пальцами.
Под ее взглядом я поджигаю верхний слой Куантро, и пока он ярко горит, переливается, девчонка, не сдержавшись, восторженно выдает мне что-то вроде «вааау».
- Давай, - киваю ей, когда приходит время. – Пей, не останавливаясь, поняла? Ни на что не обращай внимания, просто пей.
- Поняла, - тихо отвечает она, глядя мне прямо в глаза, и я вновь давлю раздражение, вспыхнувшее во мне с новой силой. Какого черта Игорь пускает сюда таких детей, пусть даже им есть чертовы восемнадцать?
Она начинает пить, но все равно смотрит в мое лицо, и это здорово действует на нервы. Пытаюсь не обращать внимания на ее слишком пристальный взгляд, беру обе наполненные стопки и медленно начинаю выливать Кюрасао и сливки. Теперь она смотрит в бокал, продолжая втягивать в себя содержимое.
- До конца, - подгоняю ее, и девчонка послушно все выпивает.
- Класс, - выдыхает, отодвигая от себя бокал. Невольно замечаю, как она оглядывается, затем достает телефон и начинает кому-то звонить. Музыка грохочет, получается разобрать только приглушенное «Ты где? Да… все нормально», потом она какое-то время слушает ответ и прячет телефон обратно. Бросаю на нее взгляд украдкой, а девчонка уже рассматривает крупный тоннель в моем ухе и вдруг выдает очередную тупость. – Слушай, а тебе не тяжело?
- Что? – хмыкаю.
- Ну, с этой штукой ходить. Она же наверняка тяжелая…
- Нормальная, - уже не пытаюсь скрывать раздражение.
- Я тоже хотела сделать себе что-то подобное, но потом передумала, - делится она охрененно важной информацией, к большому моему сожалению не собираясь оставлять меня в покое. Решаю проигнорировать ее, по девчонку не так просто сбить с толку. – А как тебя зовут?
- Зачем тебе?
- Просто интересно. Я Катя, - она улыбается, демонстрируя легкие ямочки на щеках.
- Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся с тобой, Катя, - едко выплевываю ее имя, но она словно не замечает моего тона:
- Ну, почему же?
- Потому что ты явно не из наших. Такие здесь не задерживаются.
- Не из ваших, потому что не одета в латекс и кожу? Или наоборот, недостаточно раздета? – хмыкает девчонка, и я все же удостаиваю ее более внимательным взглядом.
- Потому что ты выглядишь довольным жизнью ребенком, - черт с ней, она реально меня допекла. – К нам приходят люди, которым больше некуда идти, понимаешь? Оглянись вокруг, посмотри в их лица. То, как они выглядят, не определяет их принадлежность к Клубу. Самое главное, что отличает их от таких, как ты – это отсутствие интереса к жизни. Каждый из тех, кто становится нашим завсегдатаем, в свое время потерял что-то ценное, очень дорогое. Клуб Почитателей Тлена – это не место для прожигания свободного вечера, девочка.
- Я тебе не девочка, - вскидывается, полоснув меня острым, как бритва, взглядом. Ого.
- Такие дела, Катя, - намеренно выделяю голосом ее имя.
- Ты ничего обо мне не знаешь, - качает она головой. – Мне хорошо известно, что такое потери. Мою маму убили на пороге нашего дома, закололи ножом ни за что, просто потому что она работала в частном центре медицинской помощи и была на виду у конченых наркоманов и алкашей. Гробила себя ради помощи обездоленным, тем, кому закрыты пути в больницу, и однажды обработала руку психу, который потом выследил ее до самого дома и напал, когда она возвращалась к своей семье. Несколько глубоких колотых ран…
Черт знает, с какой стати она принялась вываливать это на меня, но я зачем-то слушаю ее, против воли начиная чувствовать себя уже не слишком уверенно, хотя девчонка по-прежнему раздражает одним своим видом, но теперь в ее голосе появляются нотки, не позволяющие просто отмахнуться от нее.
Ее слова – беззвучное оружие. Как и эта Катя, я тоже потерял самого близкого человека. Мою мать. Она не была образцовым примером, вела аморальный образ жизни, водилась с отъявленными ублюдками и не собиралась ничего менять, но меня любила, и я тоже любил ее. После того, как мамы не стало, мне пришлось раскрыть глаза. Тогда же моя жизнь утратила смысл и вошла в колею неразрешимых проблем, выход из которых я видел только в смерти, всем сердцем желал ее, жаждал, отчаянно взывал к ней, стремился нагнать, пока однажды не оказался там, откуда меня вытащил Анатолий Степанович с легкой подачи Стевича.
В общем, я понимаю, о чем говорит эта девчонка.
Не успеваю ничего ответить, у Кати звонит телефон, она достает его и прикладывает к уху.
- Да, Миш… Что? В каком смысле? Но… ладно, ладно, я поняла, - вздыхает, пряча телефон в сумку, снова поднимает на меня взгляд и задумчиво смотрит в мои глаза. Точнее, пытается – не желая продолжать бесполезный разговор, я отворачиваюсь, и ей остается только наблюдать за моей работой, что вряд ли увлекательно.
Рядом с Катей неожиданно появляется Серафима – какая-то не такая, как обычно, заметно взволнованная и чем-то озабоченная, но ее рассеянная улыбка в ответ на мой вопросительный взгляд слегка притупляет мою настороженность. Не похоже, чтобы они с девчонкой хорошо знали друг друга. Тем не менее, Катя безропотно передает Фиме какую-то вещь, и спустя пару мгновений та растворяется среди посетителей. Странно, черт возьми… Но у меня нет времени бежать за ней и выяснять, что это значит, к тому же, поблизости всегда пасутся Стевич и Гоша, в случае необходимости они придут ей на помощь.
Я принимаюсь за «Кровавую Мэри» для длинноволосой брюнетки с крупным пирсингом в нижней губе, а когда разворачиваюсь к Кате, ее уже нет на прежнем месте.
ГЛАВА 3. ВРЕМЯ ПОКАЖЕТ
Катя
Мишка ведет себя очень необычно – всю обратную дорогу до квартиры я то и дело приглядываюсь к нему, но никак не могу понять, что именно в нем изменилось в течение какого-то часа. Хотя стоит начать с того, что он почти сразу бросил меня одну у бара, шепнув на ухо, что скоро вернется, и исчез. Не дождавшись, я звонила ему, но он как-то съехал с темы, так и не соизволив сказать, куда запропастился. А потом Мишка перезвонил мне сам со странной просьбой передать его толстовку какой-то девушке…
Я только раздумывала над его звонком, когда рядом возникла странного вида темноволосая девица, и я растерянно передала ей Мишкину толстовку, не успев даже спросить, что происходит, и где мой брат, так резво она скрылась среди посетителей. Зато спустя несколько минут появился сам Миха. Не удосужившись ничего объяснить, он бросил деньги на стойку перед барменом, взял меня под руку и потащил к выходу.
Только в квартире у меня появляется возможность обрушить на него ворох вопросов, но братец подозрительно морщится, не торопясь отвечать, и я пристально всматриваюсь в его чуть исказившееся лицо, пытаясь понять, что это означает.
- Миш, у тебя болит что-то? – предполагаю наугад.
- С чего ты взяла?
- У тебя такое выражение лица…
- Все нормально, - братец выжимает из себя скупую улыбку, которая отнюдь не успокаивает, скорее, наоборот, вызывает тревогу. – Не волнуйся, просто устал. Весь день на ногах, все такое... Иди спать, а?
- И ты даже не хочешь рассказать мне, что это была за девушка?
- Одна знакомая.
- Знакомая? – приподнимаю бровь, чувствуя, что где-то здесь кроется подвох. - Ты же говорил, что случайно набрел на этот странный клуб?
- Так и есть. Я уже там с ней познакомился. Она… нечаянно вылила на меня сок, пришлось снимать водолазку. Девушка не хотела шума, очень извинялась, помогла мне замыть пятно в уборной, и я заодно попросил ее забрать у тебя мою толстовку. Не хотелось сверкать голым торсом среди упоротых зомби. На этом все. Допрос окончен, мелочь?
- Не знаю. Как-то все это странно… - еще сомневаюсь я.
- Как следует поразмысли над этим, Катерина, не стесняйся, у тебя целая ночь впереди. А лично я собираюсь наконец-то поспать, - с этими словами Мишка скрывается в ванной, оставляя меня наедине с целым ворохом навязчивых мыслей.
Его скупой рассказ вроде бы звучит правдиво, во всяком случае, я так сразу не нахожу, за что зацепиться и подловить его на… намеренном искажении фактов. И все же что-то не дает мне покоя, что-то не так, я это чувствую, хотя и не могу определенно сказать, что именно настораживает меня в его истории. Странная темноволосая девица, которую прислал ко мне брат, не менее странный, хотя и очень симпатичный мальчик-бармен с крупным тоннелем в ухе и пирсингом под нижней губой, сполна захлестнувший меня своим едва скрываемым презрением, обширная толпа их сверхстранных посетителей в чудных одеждах… Я присмотрелась к ним, как и советовал бармен. Кажется, он все-таки прав, эти люди совсем не похожи на тех, кто способен получать искреннее удовольствие от жизни. Они… просто другие, не такие, как любой из моих многочисленных знакомых. Словно гости с какой-то иной планеты, непонятные, чужие, чем-то привлекающие к себе, но они мне понравились, и этот парень за барной стойкой… он мне запомнился, хотя и отказался назвать свое имя.
Интересно, как его могут звать? Какое имя подойдет такому, как он?
Засыпая, я все еще размышляю над этим, фоном вспоминая все известные мне мужские имена, примеряя на фриковатого бармена и отвергая, как неподходящие, пока не забываюсь сном.
***
В универ мне сегодня только к третьей паре, поэтому я успеваю выспаться и собраться, прежде чем покинуть Мишкину квартиру. Звонит Тинка, мы разговариваем о всякой чепухе, пока я торчу на остановке, но едва завидев подъехавший автобус, бросаю телефон в сумку и бегу к нему.
Еще один ничем не примечательный день идет своим чередом.
На большой перемене мы с Кристиной с удобствами размещаемся в буфете, куда спустя несколько минут вплывают Ромка и его новая девица.
