А Гарри в тот момент ничего не видел — только свою новую палочку. Она удобно легла в ладонь, на ощупь оказалась прелестно-гладкой, и мальчишка был счастлив, что ему не пригодилась ни единая кошка. Он был чересчур добрым ребёнком и плакал бы всё то время, пока обривал МакГонагалл налысо.
«Бах!» — раздался за его спиной сильный хлопок.
И Гарри подпрыгнул, наконец-то увидел позади себя Филча с огромным ремнём, испугался неимоверно, до тихого «ай-ай-ай!», но оттаял в одно мгновение: возле двери он заметил женщину с тугим пучком на голове, высокую и, кажется, строгую. Она с укоризной буравила Филча взглядом; Гарри её раньше видел лишь мельком, но верил, что она — очень справедливая ведьма.
И она точно знает, что Гарри не заслужил порки ремнём (как и всем остальным).
— Профессор! Я не знал, что вы здесь… — пролепетал пират, словно испуганный школьник.
— Мистер Филч, объяснитесь, — грозно попросила седовласая дама в ответ.
Гарри был рад, что таким тоном обращаются не к нему.
В этот момент к ноге МакГонагалл любовно прижался котёл, и женщина слегка покачнулась, но стати не потеряла.
— Вам прекрасно известно, что эти методы устарели, — процедила она, машинально похлопывая котелок, словно признавая в нём живого кита. — Вы не имеете права.
Пират виновато опустил голову, весь сжался и сгорбился, а его попугай спрятался за сапог и глядел оттуда на Гарри ненавидящим взглядом.
— Профессор, я только… ведь мальчишка совсем распоясался!
— Однако без пояса здесь только вы.
И колдунья, безусловно, была права.
Когда МакГонагалл подозвала к себе Гарри, тот замешкался, пытаясь незаметно сунуть палочку в свой рукав. Ему повезло: никому не было дела, ведь профессор угрожала завхозу жалобой и была похожа на рассерженную русалку, прекрасную, безусловно, но вполне готовую утопить пирата по имени Филч вместе со всем его хламом и попугаем.
— Я надеялась, что вы изменились, Аргус, — припечатала она, наконец. — Идёмте, Фостер. Я провожу вас.
Мальчишка послушался, бочком прошмыгнул мимо угрюмого Филча, с грустью подумал, что нельзя увести за собой котёл (Гарри прицепил бы ему поводок, и они бы плавали вместе по Хогвартсу, как привидения!), но всё же с довольной улыбкой от уха до уха выбежал вслед за высокой дамой.
Ведь тем же вечером — будьте уверены! — он сможет сказать «Неслабокам»:
— Я теперь ничего не боюсь!
И после этого из-за пазухи вытащит длинную-длинную, прехорошую, прекрасивую — волшебную палочку.
Ах, вот же Макаронина удивится!..
Прошло несколько дней, а Хогвартс всё стоял на ушах:
«Слыхали? Здесь у нас — Гарри Поттер!»
«Тот самый мальчишка?»
«Да у него шрам во весь лоб! Я видел!»
«Ну и дела!»
Такое теперь доносилось из каждого школьного класса, на переменах — из коридоров, о таком говорили в учительской и в кабинете директора. Даже на главной картине замка (там, где распивали всё время чай) нарисованные люди толковали об этом.
Маленький Гарри не привык к такому вниманию и очень его стеснялся, хотя Дамблдор давно ему объяснил, что в этом мире он — знаменитая личность.
— А директор сказал, почему? — перебил Макаронина, продолжая восхищённо на Гарри таращиться.
Это была их первая после происшествия встреча, и Неслабоки, вместо того, чтобы снова обидеться, расцеловали и переобнимали Гарри по очереди, словно старого доброго друга, которого уж и не чаяли увидать.
— Нет, не сказал, — помотал головой мальчишка, всё ещё немного смущённый.
— Так ты ведь убил Того-Кого-Нельзя-Называть!
— Кого?
— Того самого!
— Симпатяжка, ты что, не знаешь? — догадалась быстрее всех Анна. И машинально вынула из рук Гарри надкусанное печенье, чтобы заесть своё удивление. — Надо же… а про войну слышал?
Гарри удручённо покачал головой и вздохнул.
— Во дела… — протянул румяный Малина.
И, как по команде, большинство Неслабок стали скрести затылки, не зная, с чего же начать. Может быть, потому что они и сами-то немногое помнили: так — одни сказки.
— Мать говорила, что Гарри Поттера спрятали в мире магглов, — вставила вдруг Зверь невпопад.
— Так я кого-то убил? — не выдержал, наконец, мальчишка, а глаза у него почему-то округлились и заблестели.
Но все были слишком заняты, чтобы беспокоиться о мелочах.
— Ты убил Того-Кого-Нельзя-Называть, — с нажимом повторил Макаронина.
— Если нельзя называть, то как мне узнать, кого?..
— Ну и имечко, правда, — кто-то неуместно хихикнул в толпе.
А затем кто-то другой громко и яростно шикнул, третий — вмешался, четвёртый — пошёл разнимать, и таким образом за шторкой началась невообразимая давка и толкотня. Анна прикрыла Гарри спиной, а сама стала остервенело колотить рукой по столу, но Неслабоки в тот день были склонны к непослушанию. Оно и понятно — столько вестей, одни впечатления!
В общем, пока в пуффендуйской гостиной воцарился бардак, Гарри выскользнул в коридор и побрёл вверх по лестницам, уныло повесив нос. Если бы он знал точно, то хотя бы пошёл извиниться, а так: Тот-Кого-Нельзя-Называть. Это что - имя, фамилия?..
Даже волшебная палочка заботливо грела Гарри бочок, словно ласковый кот: магия тоже чувствует, когда что-то болит. Понимает.
Ноги сами принесли его в знакомое место. Тут было уютно и очень тепло, свет из окна падал косо и грел раму нужной картины. Гарри смотрел на неё, остановившись на предпоследней ступени, и переживал, что девочке там, внутри, очень жарко. А еще потому, что нагрубил в прошлый раз.
Робко, сцепив за спиной руки и глядя лишь под ноги, он подошёл к портрету. Оттуда кто-то по-доброму хмыкнул, но промолчал, так что мальчишке пришлось разбираться со всем самому — и он боязливо начал.
— Вы меня извините, — произнёс он, ковыряя ботинком пол. — Ладно?
На этот раз кто-то хихикнул, и Гарри не удержался и посмотрел, а увидев — залился краской. Старушка сидела спиной и чесала седые волосы, а девочка любопытно хлопала глазами и в открытую забавлялась. Вид у неё был хулиганистый, бойкий, а на губах играла ухмылочка.
— Он на нас смотрит, — сообщила она своей соседке по раме, не упуская Гарри из вида.
— На что похож?
— Очевидно, раскаивается.
— О! — одобрила старушка и продолжила пропускать через гребень жидкие локоны.
Ухмылочка доросла до улыбки.
— Ладно? — сконфуженно повторил Гарри, которому было ужасно стыдно.
— Ладно? — обратилась девочка к старушке.
— Ладно? — спросила та в свою очередь.
Только вот на картине были они вдвоём, а перед ней — один только Гарри.
Посомневавшись, он не выдержал:
— А вы кого спрашиваете?
— Тебя, конечно, — не усомнилась бабуля.
— Меня?
— Ты сам себя извиняешь?
Гарри задумался. Это было немного странно: едва ли он вообще на себя обижался, но вслух решился сказать другое:
— Да, — ведь Гарри мог и не заметить, когда себя извинил, как и не заметил, когда обидел.
— Тогда — ладно!
— Ладно, слышишь? Мы извиняем тебя! — воскликнула девочка и звонко расхохоталась. — Ну, какой интересный! — добавила она погодя.
Вот в этом Гарри больше не сомневался — он стал таким популярным и значимым, что просто не мог быть скучным.
Потоптавшись возле портрета, поковыряв ножкой пол, но не испытывая желания уходить, Гарри всё же придумал тему для разговора.
— Какое у вас зеркало странное, — кивнул он, неловко засунув руки в карманы.
Старушка отложила расчёску на полку, и мальчик даже подумал: не собирается ли обернуться?
— Волшебное, дорогой, — поправила она и осталась сидеть спиной. — Одно из самых волшебных в Хогвартсе!
И Гарри мог поклясться, что в голосе у неё — восхищение.
— Видишь ли, маленький Гарри, — вмешалась девчонка, — я смотрюсь в это зеркало и вижу себя молодой.
Мелочь ничего толком не поняла.
— Но ведь это бабуля смотрится в зеркало, — высказал он очевидное.
— Но бабуля — это же я!
— Бабуля — это бабуля, а ты — это ты.
Раздался смешок — так старушка попыталась не хохотать. Её обвислые щёки вмиг зарумянились и округлились, точно сушёные яблочки.
Вот тебе и раз! Гарри пришёл повиниться, стоит тут как дурачок — распинается, беседы заводит, а этим двоим лишь бы на смех поднять, небылицы всякие порассказывать. Издеваются! Будто мало проблем на свете.
Как-то разом Мартышке вспомнилось, что у него сегодня прескверное настроение, что она подневольный преступник практически, хотя и не знает ни имени своей жертвы, ни фамилии.
В общем, Гарри снова повесил нос и снова зашаркал ножкой.
Ненадолго всё стихло. Где-то разговаривали привидения, и до Гарри доносился невнятный гул, за окном пела одинокая птица, но от портрета не исходило ни звука, пару раз лишь слегка показалось — что это, робкое перешептывание?
И всё же старушка громко откашлялась, привлекая к себе внимание. Её молоденькое отражение тем временем хмуро перевязывало бант. Ах, красивое!
— Знаешь, — сказала старушка, — чтобы отвлечься от грустных мыслей, надо заняться чем-то приятным.
Девчонка хлопнула в ладоши и тут же повеселела:
— Точно! — а затем обратилась к Гарри, наклонившись так глубоко, что на миг показалось — сейчас выпадет из-за рамы. — Что тебе приятно делать, мальчишка?
И косичка у неё совсем распустилась.
— Исследовать, — вспомнил тот умное слово, чтобы немного покрасоваться, а затем опять стушевался: — но тётя Петуния называла это по-другому.
— Как же?
— Хулиганить.
У старушки по новой раздулись щёки, а девочка прикрыла ладошками рот. В этот раз, очень робко, но улыбнулся и маленький Гарри.
— Да уж, ну и дела! — погрозила бабуля пальцем, однако же, не обидно. — Это забавное дело (я сама люблю пошутить, знаешь ли), но сегодня оно тебе не поможет.
— А мне нужна помощь, миссис?
— Мисс.
— Мисс?
— Малыш Гарри, но ты ведь грустишь! — перебила их девочка.
Тон её был беспокойный, и почему-то всегда приятно подобное слышать.
— Ни капельки, — соврала Мартышка.
— Так что же с тобой приключилось? — совсем не отставала она. Вот ведь упрямица!
И Гарри пришлось рассказать. Не всё — только лишь половинку, ту самую, где он кого-то убил и за которую теперь очень совестно. Он даже перестал смотреть себе под ноги, подаваясь к портрету вперёд, выговариваясь ему и немножечко жалуясь.
— И я вообще ничего не помню! — закончил он опечаленно.
— Вообще-превообще?
Мальчик неохотно кивнул, будто кивком этим вконец признавая все свои преступления.
— Ох, и бедняжка!
Но старушка вдруг, напротив, очень приободрилась. Её сутулая, заросшая горбом спина выпрямилась со скрипом, и бабуля произнесла:
— Ну, раз ты смог кого-то убить, то сможешь и оживить.
Кажется, она была той ещё оптимисткой!
Между тем, Мартышка заинтересовалась, навострила свои красные уши:
— Оживи-ить? — протянула она.
И бабуля на это явно рассчитывала.
— Что ж, малыш Гарри, будет тебе приключение! — пообещала она, потрясая своим кулаком — угрожая всем печалям на этом свете.
И вот — заговорила, а девочка, прелестная девочка (теперь только с одною косой), смотрела на неё с восхищением.
Впрочем, совсем как и маленький Гарри.
* * *
Для того чтобы их разбудить, требовалась вода. И не капелька — много!
Так сказала старушка в портрете.
Гарри решил начать с одной кружки, хотя не очень-то верил, что затея вообще удастся: возможно, его просто накормили новыми сказками.
Опасливо озираясь, мальчишка встал на цыпочки, сунул в раковину котёл и вывернул кран: если не сработает кружка, то он обязательно попробует кое-чего побольше! Ха-ха!
И вот, торопливо, слегка запыхавшись, Гарри выбежал из кабинета зельеварения — навстречу своим приключениям (и новым знакомым!).
А уже через пять минут неживые доспехи со скрипом подняли голову и… обняли Гарри.
— Хей-хо, мальчик! — пританцовывали они на месте, гремя на весь коридор, вытираясь гобеленом с ближайшей стены. — Хей-хо! Ты меня спас — вот отрада!
— Но кто вы такой? — отмер Гарри.
Он смотрел на доспехи во все глаза и боялся поверить, что всё получилось — да как легко!
— Рыцарь!
— И всё?
— А этого уже недостаточно? — удивились они, переставая сотрясать стены и нависая над мальчиком, словно фонарный столб. Внутри пустых глазниц даже что-то светилось. — Раньше никто не жаловался. Но кто же ты, мой юный друг?
И наклонился так низко, что скрипнула ржавая поясница.
Гарри испуганно отшатнулся, но всё-таки не убежал:
— Вы не знаете?
— Должен?
— Не помню, чтобы вы занимали, сэр.
— Хей-хо! — присвистнул Рыцарь тогда. Кажется, Гарри ему понравился. — Весельчаки — хороший народ! Что же ты хочешь мне поручить, маленький сэр?
— А я правда вас спас?
— Безусловно!
— Откуда же?
— Хочешь взглянуть? — обрадовались доспехи, кажется, засияв ещё больше в факельном свете.
И не дождавшись ответа, обхватили ребёнка руками, осторожничая, словно с невылупившимся птенцом. Когда его приподняли, Гарри восторженно пискнул, заболтал ногами и разулыбался от удовольствия. Теперь, когда забрало доспехов находилось у носа, было вовсе не страшно. Честное слово: если смотришь снизу, то вечно преувеличиваешь!
— Будь так любезен, сними-ка мне голову, — попросил Рыцарь, посверкивая точками вместо глаз.
— Это ничего?
— Всю жизнь только так и жил! — утешил он Гарри.
Тот поверил и аккуратно снял с него шлем. Тяжёлый и гладкий, он вовсе не оказался холодным — даже напротив.
— А теперь: загляни-ка!
И всё стало ясно. Нырнув внутрь доспеха, мальчик увидел горсть светлячков, горящих на самом дне, мигающих ему будто бы с озорством, но приветливо. От них исходил жар (такой, что лицо разукрасил румянец!), да и в общем походили они на запаленный кем-то костёр. Может быть, и в глазах — только искры?..
Гарри заворожено смотрел внутрь нового друга, на эти то вспышки, то звёзды посреди темноты, и впервые за этот день ему стало уютно. Он был счастлив, что не один, что чувствует такого живого и огромного человека, который (он — первый!) позволил залезть ему внутрь. И он не станет ругать Гарри за это.
Рыцарь вообще Гарри не знает, ни имени его, ни фамилии.
— Как хорошо! — произнёс он благоговейным полушепотом, так, что даже никто не услышал. А после чуть громче: — зачем же спасать от такой пустоты?..
— Когда она внутри тебя, друг мой, это не так уж приятно, — и Гарри вдруг ощутил, как Рыцарь ослабил хватку. — Хей-хо! — вскрикнул он. — Кто-то сюда идёт!
И совершенно случайно выпустил ребёнка из рук.
С громким лязгом шлем Рыцаря шлёпнулся на пол и откатился к стене, а Гарри — вот это история! — утонул внутри доспехов, как в озере. Остались одни только ноги, которыми тот засучил, будто ведя невидимый велосипед.
Но помощь подоспела с неожиданной стороны.
— Т-с-с, дружок, — напоследок шепнул ему Рыцарь, — никто не должен узнать…
* * *
— Поттер, — обратился Северус к дрыгающимся ногам, — вылезайте сейчас же.
Ноги сиюминутно остановились, и глухой голос, словно из-под толщи воды, озвучил предельно честно:
— Я занят.
Зельевар побледнел и, не раздумывая, левитировал Гарри наружу. Тот тихо ойкнул, схватился за рыцарские доспехи и повис вверх ногами, весь красный и взмокший.
«От возмущения», — догадался профессор (ведь он не знал, каковы внутри чудеса!).
Гарри сделал несколько безуспешных попыток нырнуть обратно, но только разрумянился ярче.
— Что же вас так занимает, позвольте узнать? — процедил Снейп, всё ещё придерживая его заклинанием.
— Я вылезаю.
«Бах!» — раздался за его спиной сильный хлопок.
И Гарри подпрыгнул, наконец-то увидел позади себя Филча с огромным ремнём, испугался неимоверно, до тихого «ай-ай-ай!», но оттаял в одно мгновение: возле двери он заметил женщину с тугим пучком на голове, высокую и, кажется, строгую. Она с укоризной буравила Филча взглядом; Гарри её раньше видел лишь мельком, но верил, что она — очень справедливая ведьма.
И она точно знает, что Гарри не заслужил порки ремнём (как и всем остальным).
— Профессор! Я не знал, что вы здесь… — пролепетал пират, словно испуганный школьник.
— Мистер Филч, объяснитесь, — грозно попросила седовласая дама в ответ.
Гарри был рад, что таким тоном обращаются не к нему.
В этот момент к ноге МакГонагалл любовно прижался котёл, и женщина слегка покачнулась, но стати не потеряла.
— Вам прекрасно известно, что эти методы устарели, — процедила она, машинально похлопывая котелок, словно признавая в нём живого кита. — Вы не имеете права.
Пират виновато опустил голову, весь сжался и сгорбился, а его попугай спрятался за сапог и глядел оттуда на Гарри ненавидящим взглядом.
— Профессор, я только… ведь мальчишка совсем распоясался!
— Однако без пояса здесь только вы.
И колдунья, безусловно, была права.
Когда МакГонагалл подозвала к себе Гарри, тот замешкался, пытаясь незаметно сунуть палочку в свой рукав. Ему повезло: никому не было дела, ведь профессор угрожала завхозу жалобой и была похожа на рассерженную русалку, прекрасную, безусловно, но вполне готовую утопить пирата по имени Филч вместе со всем его хламом и попугаем.
— Я надеялась, что вы изменились, Аргус, — припечатала она, наконец. — Идёмте, Фостер. Я провожу вас.
Мальчишка послушался, бочком прошмыгнул мимо угрюмого Филча, с грустью подумал, что нельзя увести за собой котёл (Гарри прицепил бы ему поводок, и они бы плавали вместе по Хогвартсу, как привидения!), но всё же с довольной улыбкой от уха до уха выбежал вслед за высокой дамой.
Ведь тем же вечером — будьте уверены! — он сможет сказать «Неслабокам»:
— Я теперь ничего не боюсь!
И после этого из-за пазухи вытащит длинную-длинную, прехорошую, прекрасивую — волшебную палочку.
Ах, вот же Макаронина удивится!..
Глава третья - Хей-хо, перфессор!
Прошло несколько дней, а Хогвартс всё стоял на ушах:
«Слыхали? Здесь у нас — Гарри Поттер!»
«Тот самый мальчишка?»
«Да у него шрам во весь лоб! Я видел!»
«Ну и дела!»
Такое теперь доносилось из каждого школьного класса, на переменах — из коридоров, о таком говорили в учительской и в кабинете директора. Даже на главной картине замка (там, где распивали всё время чай) нарисованные люди толковали об этом.
Маленький Гарри не привык к такому вниманию и очень его стеснялся, хотя Дамблдор давно ему объяснил, что в этом мире он — знаменитая личность.
— А директор сказал, почему? — перебил Макаронина, продолжая восхищённо на Гарри таращиться.
Это была их первая после происшествия встреча, и Неслабоки, вместо того, чтобы снова обидеться, расцеловали и переобнимали Гарри по очереди, словно старого доброго друга, которого уж и не чаяли увидать.
— Нет, не сказал, — помотал головой мальчишка, всё ещё немного смущённый.
— Так ты ведь убил Того-Кого-Нельзя-Называть!
— Кого?
— Того самого!
— Симпатяжка, ты что, не знаешь? — догадалась быстрее всех Анна. И машинально вынула из рук Гарри надкусанное печенье, чтобы заесть своё удивление. — Надо же… а про войну слышал?
Гарри удручённо покачал головой и вздохнул.
— Во дела… — протянул румяный Малина.
И, как по команде, большинство Неслабок стали скрести затылки, не зная, с чего же начать. Может быть, потому что они и сами-то немногое помнили: так — одни сказки.
— Мать говорила, что Гарри Поттера спрятали в мире магглов, — вставила вдруг Зверь невпопад.
— Так я кого-то убил? — не выдержал, наконец, мальчишка, а глаза у него почему-то округлились и заблестели.
Но все были слишком заняты, чтобы беспокоиться о мелочах.
— Ты убил Того-Кого-Нельзя-Называть, — с нажимом повторил Макаронина.
— Если нельзя называть, то как мне узнать, кого?..
— Ну и имечко, правда, — кто-то неуместно хихикнул в толпе.
А затем кто-то другой громко и яростно шикнул, третий — вмешался, четвёртый — пошёл разнимать, и таким образом за шторкой началась невообразимая давка и толкотня. Анна прикрыла Гарри спиной, а сама стала остервенело колотить рукой по столу, но Неслабоки в тот день были склонны к непослушанию. Оно и понятно — столько вестей, одни впечатления!
В общем, пока в пуффендуйской гостиной воцарился бардак, Гарри выскользнул в коридор и побрёл вверх по лестницам, уныло повесив нос. Если бы он знал точно, то хотя бы пошёл извиниться, а так: Тот-Кого-Нельзя-Называть. Это что - имя, фамилия?..
Даже волшебная палочка заботливо грела Гарри бочок, словно ласковый кот: магия тоже чувствует, когда что-то болит. Понимает.
Ноги сами принесли его в знакомое место. Тут было уютно и очень тепло, свет из окна падал косо и грел раму нужной картины. Гарри смотрел на неё, остановившись на предпоследней ступени, и переживал, что девочке там, внутри, очень жарко. А еще потому, что нагрубил в прошлый раз.
Робко, сцепив за спиной руки и глядя лишь под ноги, он подошёл к портрету. Оттуда кто-то по-доброму хмыкнул, но промолчал, так что мальчишке пришлось разбираться со всем самому — и он боязливо начал.
— Вы меня извините, — произнёс он, ковыряя ботинком пол. — Ладно?
На этот раз кто-то хихикнул, и Гарри не удержался и посмотрел, а увидев — залился краской. Старушка сидела спиной и чесала седые волосы, а девочка любопытно хлопала глазами и в открытую забавлялась. Вид у неё был хулиганистый, бойкий, а на губах играла ухмылочка.
— Он на нас смотрит, — сообщила она своей соседке по раме, не упуская Гарри из вида.
— На что похож?
— Очевидно, раскаивается.
— О! — одобрила старушка и продолжила пропускать через гребень жидкие локоны.
Ухмылочка доросла до улыбки.
— Ладно? — сконфуженно повторил Гарри, которому было ужасно стыдно.
— Ладно? — обратилась девочка к старушке.
— Ладно? — спросила та в свою очередь.
Только вот на картине были они вдвоём, а перед ней — один только Гарри.
Посомневавшись, он не выдержал:
— А вы кого спрашиваете?
— Тебя, конечно, — не усомнилась бабуля.
— Меня?
— Ты сам себя извиняешь?
Гарри задумался. Это было немного странно: едва ли он вообще на себя обижался, но вслух решился сказать другое:
— Да, — ведь Гарри мог и не заметить, когда себя извинил, как и не заметил, когда обидел.
— Тогда — ладно!
— Ладно, слышишь? Мы извиняем тебя! — воскликнула девочка и звонко расхохоталась. — Ну, какой интересный! — добавила она погодя.
Вот в этом Гарри больше не сомневался — он стал таким популярным и значимым, что просто не мог быть скучным.
Потоптавшись возле портрета, поковыряв ножкой пол, но не испытывая желания уходить, Гарри всё же придумал тему для разговора.
— Какое у вас зеркало странное, — кивнул он, неловко засунув руки в карманы.
Старушка отложила расчёску на полку, и мальчик даже подумал: не собирается ли обернуться?
— Волшебное, дорогой, — поправила она и осталась сидеть спиной. — Одно из самых волшебных в Хогвартсе!
И Гарри мог поклясться, что в голосе у неё — восхищение.
— Видишь ли, маленький Гарри, — вмешалась девчонка, — я смотрюсь в это зеркало и вижу себя молодой.
Мелочь ничего толком не поняла.
— Но ведь это бабуля смотрится в зеркало, — высказал он очевидное.
— Но бабуля — это же я!
— Бабуля — это бабуля, а ты — это ты.
Раздался смешок — так старушка попыталась не хохотать. Её обвислые щёки вмиг зарумянились и округлились, точно сушёные яблочки.
Вот тебе и раз! Гарри пришёл повиниться, стоит тут как дурачок — распинается, беседы заводит, а этим двоим лишь бы на смех поднять, небылицы всякие порассказывать. Издеваются! Будто мало проблем на свете.
Как-то разом Мартышке вспомнилось, что у него сегодня прескверное настроение, что она подневольный преступник практически, хотя и не знает ни имени своей жертвы, ни фамилии.
В общем, Гарри снова повесил нос и снова зашаркал ножкой.
Ненадолго всё стихло. Где-то разговаривали привидения, и до Гарри доносился невнятный гул, за окном пела одинокая птица, но от портрета не исходило ни звука, пару раз лишь слегка показалось — что это, робкое перешептывание?
И всё же старушка громко откашлялась, привлекая к себе внимание. Её молоденькое отражение тем временем хмуро перевязывало бант. Ах, красивое!
— Знаешь, — сказала старушка, — чтобы отвлечься от грустных мыслей, надо заняться чем-то приятным.
Девчонка хлопнула в ладоши и тут же повеселела:
— Точно! — а затем обратилась к Гарри, наклонившись так глубоко, что на миг показалось — сейчас выпадет из-за рамы. — Что тебе приятно делать, мальчишка?
И косичка у неё совсем распустилась.
— Исследовать, — вспомнил тот умное слово, чтобы немного покрасоваться, а затем опять стушевался: — но тётя Петуния называла это по-другому.
— Как же?
— Хулиганить.
У старушки по новой раздулись щёки, а девочка прикрыла ладошками рот. В этот раз, очень робко, но улыбнулся и маленький Гарри.
— Да уж, ну и дела! — погрозила бабуля пальцем, однако же, не обидно. — Это забавное дело (я сама люблю пошутить, знаешь ли), но сегодня оно тебе не поможет.
— А мне нужна помощь, миссис?
— Мисс.
— Мисс?
— Малыш Гарри, но ты ведь грустишь! — перебила их девочка.
Тон её был беспокойный, и почему-то всегда приятно подобное слышать.
— Ни капельки, — соврала Мартышка.
— Так что же с тобой приключилось? — совсем не отставала она. Вот ведь упрямица!
И Гарри пришлось рассказать. Не всё — только лишь половинку, ту самую, где он кого-то убил и за которую теперь очень совестно. Он даже перестал смотреть себе под ноги, подаваясь к портрету вперёд, выговариваясь ему и немножечко жалуясь.
— И я вообще ничего не помню! — закончил он опечаленно.
— Вообще-превообще?
Мальчик неохотно кивнул, будто кивком этим вконец признавая все свои преступления.
— Ох, и бедняжка!
Но старушка вдруг, напротив, очень приободрилась. Её сутулая, заросшая горбом спина выпрямилась со скрипом, и бабуля произнесла:
— Ну, раз ты смог кого-то убить, то сможешь и оживить.
Кажется, она была той ещё оптимисткой!
Между тем, Мартышка заинтересовалась, навострила свои красные уши:
— Оживи-ить? — протянула она.
И бабуля на это явно рассчитывала.
— Что ж, малыш Гарри, будет тебе приключение! — пообещала она, потрясая своим кулаком — угрожая всем печалям на этом свете.
И вот — заговорила, а девочка, прелестная девочка (теперь только с одною косой), смотрела на неё с восхищением.
Впрочем, совсем как и маленький Гарри.
* * *
Для того чтобы их разбудить, требовалась вода. И не капелька — много!
Так сказала старушка в портрете.
Гарри решил начать с одной кружки, хотя не очень-то верил, что затея вообще удастся: возможно, его просто накормили новыми сказками.
Опасливо озираясь, мальчишка встал на цыпочки, сунул в раковину котёл и вывернул кран: если не сработает кружка, то он обязательно попробует кое-чего побольше! Ха-ха!
И вот, торопливо, слегка запыхавшись, Гарри выбежал из кабинета зельеварения — навстречу своим приключениям (и новым знакомым!).
А уже через пять минут неживые доспехи со скрипом подняли голову и… обняли Гарри.
— Хей-хо, мальчик! — пританцовывали они на месте, гремя на весь коридор, вытираясь гобеленом с ближайшей стены. — Хей-хо! Ты меня спас — вот отрада!
— Но кто вы такой? — отмер Гарри.
Он смотрел на доспехи во все глаза и боялся поверить, что всё получилось — да как легко!
— Рыцарь!
— И всё?
— А этого уже недостаточно? — удивились они, переставая сотрясать стены и нависая над мальчиком, словно фонарный столб. Внутри пустых глазниц даже что-то светилось. — Раньше никто не жаловался. Но кто же ты, мой юный друг?
И наклонился так низко, что скрипнула ржавая поясница.
Гарри испуганно отшатнулся, но всё-таки не убежал:
— Вы не знаете?
— Должен?
— Не помню, чтобы вы занимали, сэр.
— Хей-хо! — присвистнул Рыцарь тогда. Кажется, Гарри ему понравился. — Весельчаки — хороший народ! Что же ты хочешь мне поручить, маленький сэр?
— А я правда вас спас?
— Безусловно!
— Откуда же?
— Хочешь взглянуть? — обрадовались доспехи, кажется, засияв ещё больше в факельном свете.
И не дождавшись ответа, обхватили ребёнка руками, осторожничая, словно с невылупившимся птенцом. Когда его приподняли, Гарри восторженно пискнул, заболтал ногами и разулыбался от удовольствия. Теперь, когда забрало доспехов находилось у носа, было вовсе не страшно. Честное слово: если смотришь снизу, то вечно преувеличиваешь!
— Будь так любезен, сними-ка мне голову, — попросил Рыцарь, посверкивая точками вместо глаз.
— Это ничего?
— Всю жизнь только так и жил! — утешил он Гарри.
Тот поверил и аккуратно снял с него шлем. Тяжёлый и гладкий, он вовсе не оказался холодным — даже напротив.
— А теперь: загляни-ка!
И всё стало ясно. Нырнув внутрь доспеха, мальчик увидел горсть светлячков, горящих на самом дне, мигающих ему будто бы с озорством, но приветливо. От них исходил жар (такой, что лицо разукрасил румянец!), да и в общем походили они на запаленный кем-то костёр. Может быть, и в глазах — только искры?..
Гарри заворожено смотрел внутрь нового друга, на эти то вспышки, то звёзды посреди темноты, и впервые за этот день ему стало уютно. Он был счастлив, что не один, что чувствует такого живого и огромного человека, который (он — первый!) позволил залезть ему внутрь. И он не станет ругать Гарри за это.
Рыцарь вообще Гарри не знает, ни имени его, ни фамилии.
— Как хорошо! — произнёс он благоговейным полушепотом, так, что даже никто не услышал. А после чуть громче: — зачем же спасать от такой пустоты?..
— Когда она внутри тебя, друг мой, это не так уж приятно, — и Гарри вдруг ощутил, как Рыцарь ослабил хватку. — Хей-хо! — вскрикнул он. — Кто-то сюда идёт!
И совершенно случайно выпустил ребёнка из рук.
С громким лязгом шлем Рыцаря шлёпнулся на пол и откатился к стене, а Гарри — вот это история! — утонул внутри доспехов, как в озере. Остались одни только ноги, которыми тот засучил, будто ведя невидимый велосипед.
Но помощь подоспела с неожиданной стороны.
— Т-с-с, дружок, — напоследок шепнул ему Рыцарь, — никто не должен узнать…
* * *
— Поттер, — обратился Северус к дрыгающимся ногам, — вылезайте сейчас же.
Ноги сиюминутно остановились, и глухой голос, словно из-под толщи воды, озвучил предельно честно:
— Я занят.
Зельевар побледнел и, не раздумывая, левитировал Гарри наружу. Тот тихо ойкнул, схватился за рыцарские доспехи и повис вверх ногами, весь красный и взмокший.
«От возмущения», — догадался профессор (ведь он не знал, каковы внутри чудеса!).
Гарри сделал несколько безуспешных попыток нырнуть обратно, но только разрумянился ярче.
— Что же вас так занимает, позвольте узнать? — процедил Снейп, всё ещё придерживая его заклинанием.
— Я вылезаю.
