Хаски не пил, но и времени зря не тратил. Собирал банду отморозков.
Они громко смеялись, сплёвывали на бетонный пол, обсуждали что-то между собой, и всё же Хаски из них выделялся, как вожак стаи.
Акросс обернулся, долго смотрел на Кая, в глазах старшего, как в лавовой лампе, плескалось что-то, трансформировалось, менялось.
— Нет, — шёпотом произнёс Кай. — Это недоразумение.
— Ты готов поверить, что я убийца, но своего пса даже не подозреваешь? — спросил так же тихо Акросс. — Почему нет?
И Кай не выдержал, оттолкнул его в сторону, и прямо, не скрываясь, вышел вперёд, к той комнате, где происходило всё веселье. Голоса постепенно затихли, люди расступились, оставив Кая напротив Хаски, смотреть в глаза друг другу.
Секунда, другая, пока не восстановилась полная тишина, потом Хаски улыбнулся — дружелюбно, самоуверенно, как прежде.
— Ну ты совсем больной, — произнёс он. — Ты чего пришёл? Я тебя к себе не возьму.
Послышались смешки, от которых Каю ещё больше стало не по себе, но пока не всё потеряно.
— Говорят какую-то совсем ерунду, — неуверенно, стараясь не смотреть по сторонам, начал Кай, и с каждым словом к нему возвращалось самообладание. — Что её убил ты…
Хаски снова усмехнулся, как дурной шутке, отрицательно покачал головой.
— Рус, он слишком много знает! Может, его тоже убить? — раздалось из компании, и прежде, чем Хаски успел одёрнуть, прибавили: — Как рыжую!
Кай широко открытыми глазами смотрел в лицо Хаски, хотя и не мог больше ничего сказать. Потому что хотел оправдать его, а нечем было. Хаски, разочарованный, засмеялся горько и сделал невнятную отмашку. Кай её не понял и, всё ещё растерянный, получил удар в основание шеи сзади, потом в живот. После этого они посыпались градом, его сбили на пол.
Спас Кая выстрел — вспугнутое вороньё остановилось, отступило от него на шаг, безошибочно поняло, что выстрел был именно для этого. Кай, только что бывший комком слизи, а не человеком, снова раскрылся в личность, почувствовал, как горячая кровь капает из носа, пытался подняться, но замер. Хаски находился на расстоянии вытянутой руки от него, но смотрел вперёд. Там, за спиной Кая, стоял Акросс, держал пистолет дулом вверх, но под глазами залегли тени, и что-то жутковатое копошилось за его спиной, дымкой оседало на плечи.
— Интересная игрушка, — ледяным, незнакомым тоном, прокомментировал Хаски, кивнув на пистолет. — А вы что? Заодно теперь?
Кай снова попытался встать, глядя на Акросса, и на этот раз его остановил щелчок снятого с предохранителя оружия. У Хаски тоже был пистолет, более того — тот же, что и у Акросса. Один из его же пистолетов.
— На кладбище подобрал, — пожал плечами Хаски. — Гулял-гулял…
Акросс ещё больше помрачнел, и у Кая возникло ощущение, что он потерял их обоих — и того Акросса, который хотел искать вместе с ним убийцу, и того Хаски, который защищал и всегда был рядом. Но продолжать сидеть на месте он не мог, наконец собрался с силами и поднялся, и вздрогнул от чужого, холодного тона:
— Куда собрался? Я в тебя целюсь.
Кай обернулся — дуло пистолета смотрело ему в живот, и руки у Хаски не тряслись. Жуткими тенями остались рассредоточены по углам люди-хищники. Тьма за плечами Акросса, в его лице.
— Ты её убил? — спросил Акросс тоже совершенно чужим, ледяным тоном. — Зачем?
— Силы попробовать, — пожал плечами Хаски. — Иногда, знаешь… Есть люди, которых убьёшь — и уже никого не жалко будет. Да, Саш?
Кай по-прежнему не мог заставить себя бояться. Он выпрямился, полностью развернулся к Хаски и не пытался прикрыться или уйти от прицела. Даже если Хаски сорвался, даже если он убил Гидру — выстрелить в Кая он не сможет.
— Наверное, круто, когда есть брат. Саша же всегда мечтал о старшем брате… А он тебе о прошлой семье не рассказывал? — спросил новый, чужой Хаски.
— Прекрати, — скомандовал Кай, и, конечно, Хаски продолжил назло:
— Ох, отец его лупил… Хотя был ли он ему отец — тот ещё вопрос. Мать нагуляла. И папа стал замечать, что ребёнок чем старше становится, тем меньше похож на него и больше на соседа.
Странно, как самые сильные эмоции зарождаются в животе, расползаясь оттуда по всему телу. Кай потерялся — он никогда не знал, насколько Хаски глубоко залез в его прошлое и что именно видел, они это не обсуждали. Кай чувствовал, что сейчас, на глазах у своей стаи, его, слабого и избитого, Хаски не послушает. Отсюда нужно убираться и попытаться поговорить потом, наедине. Но поговорить о чём, если Хаски опустился ещё ниже, чем был до их встречи, до участия в играх?
— Но это ерунда, — свободной рукой отмахнулся Хаски. — Знаешь, как Саша попал в детский дом, а потом и на твоё место?.. Думаешь, отец его выгнал или так отходил, что он в больницу попал? Нет, его аккуратно били. Даже слишком… Саша сам себя со второго этажа сбросил. Руку сломал. И родителям ничего не сказал, с переломом в школу пришёл, а когда спросили — ответил, что это отец. Вроде, отцу какой-то срок дали за это? А ведь Саше всего семь было.
Было бы проще, если бы Хаски врал. Кай стиснул зубы, чтобы унять дрожь. Выпрыгнуть со второго этажа, да ещё и без свидетелей, было непросто. Почти сутки при ноющей боли в руке делать вид, что с тобой всё в порядке и не плакать, терпеть. Каю казалось, если мама заметит перелом, она придумает что-то, чтобы спрятать ребёнка дома, не ходить к доктору. И тогда все усилия напрасны.
Какое-то время потом были добрые люди, которые делали вид, что им не всё равно. Они хлопотали над Каем и выспрашивали: как часто папа пьёт, как часто распускает руки, бьёт ли маму или только его и как же это мама-то позволяет? Кай не мог попасться на лжи, потому что, кроме перелома, всё было правдой.
В детском доме было так же страшно, временами тоже больно, но даже там он не жалел, что смог сбежать. Ему казалось, что у родного отца такие права на него, что однажды он мог убить Сашу.
И Кай каждой порой кожи чувствовал, что сейчас такая же власть над ним, право обладания, и у Хаски. Потому что Хаски столько раз его спасал, что теперь может и уничтожить. Кай и не заметил, когда успел так запустить эту ситуацию.
— Я её из-за тебя убил, — сквозь зубы выдохнул Хаски. — Ты ведь сам знаешь… А получается, что зря.
— Я тебя не просил! — сорвался Кай. — И ты знал!..
— Кай, отойди, — приказал Акросс. — Я его пристрелю.
Хаски поднял пистолет выше, к сердцу.
— Только дёрнись.
— Ты не выстрелишь, — заверил Акросс, но Кай почувствовал своё будущее. Рана от пули в груди начала болеть за секунду до того, как Хаски нажал на курок.
Сильным ударом Кая толкнуло назад, время застыло, сгустилось вокруг него, и Кай слышал женское, почти истерическое:
— Что ты наделал?! Зачем?! Ты должен был защищать Кая, я это в тебя вкладывала!
— Я что, похож на марионетку или верного пса?
— Причём тут?.. Какой смысл в том, что ты говорил? В том, что сделал, если в итоге ты пытаешься убить Кая?
— Слишком много клином на нём сошлось. Слишком жутко от себя, от этой преданности…
— И ты решил избавиться от этого, убрав Кая?.. Ты меня недооцениваешь, Хаски.
Кай видел платье с пышными юбками, но образ расплывался, стал похожим на облака. Время застыло, но боль — нет. Она распространилась от ранения по телу, тянула к полу и с утроенной силой вспыхнула, когда Кай наконец упал. Кто-то погасил мир.
Кай тонул, и это казалось ему логичным, как если бы последним воспоминанием была перевернувшаяся лодка. Но вода кругом чёрная, и он не мог вспомнить, как правильно плавать. Волны толкали его то к спасительному берегу, то к тёмной, беспросветной глубине.
В конце концов от Кая ничего не зависело, но, уже выбившись из сил, он ощутил под пальцами ил, вытащил себя на берег. На жёлтом песке остались красные кляксы, хотя Кай не был ранен, только жгло плечо и саднило отчего-то горло. Какое-то время он лежал, вцепившись в берег, пытался отдышаться. Волны облизывали его ноги, но больше не могли затащить обратно, в штормовое чёрное море.
И всё же — Каю стало беспокойно, будто оказался в фильме ужасов. Он приподнял голову, чтобы осмотреться, куда попал. На берегу уже были чьи-то следы, цепочка их уходила в лес. Одиночество тут было жутко настолько, что Кай поднялся и пошёл искать этого единственного человека, оказавшегося с ним в одной западне.
При входе в лес окружающий мир начал меняться, скрылось чёрное море, даже просвет к нему потерялся, и сам лес как картинка-мозаика перестроился, стесался, и вокруг Кая уже образовался пустырь с месивом грязи, обнесённый колючей проволокой. Кай сглотнул, осматриваясь, и вместе со временем в этом мире запустился и проливной дождь, откуда-то издали стал слышен приближающийся собачий лай. Этот звук, шум своры, был похож на цунами.
И вся эта лавина произвела на Кая такое впечатление, словно явились Всадники Апокалипсиса. Прежде, чем успел это осмыслить разум, пришло в движение тело, и Кай, оскальзываясь, спотыкаясь, но с низкого старта поднимаясь снова, рывками побежал вперёд к забору, к колючей проволоке, он попал в этот клубок, как рыбка в сеть.
Собаки — уже не те жалкие и умилительные создания, что тыкались в руку мокрым носом и смотрели грустными глазами, а машины для убийства, которых не научили жалости. И Кай, как и полагалось обычному человеку, боялся за себя, изо всех сил рвался вперёд, через проволоку, оставляя на её шипах клочки одежды, раздирая кожу до крови.
В ту секунду, когда он почти выбрался на свободу, где его не достанут, исчез и ливень, и проволока, и лай. Кай оказался посреди вагона движущегося электропоезда. Старого, с деревянными лавочками, с протёртым полом, заплёванными окнами и исписанными стенами. Сидения тут отчего-то огромные — по плечо Каю, и он не сразу понял, что это он маленький. За спиной — потрёпанный рюкзак, за окном похороненные под снегом леса.
— Я смог сбежать? — вслух спросил Кай. — Разве я не опоздал тогда?
Вагон покачивался, за окном проносились пустые станции. До Кая не сразу дошло, что в этом мире нет никого. Он выглянул в соседний вагон, прошёл до следующего, но и там тоже — пустые лавочки. Эта пустота пугала ещё больше, чем предыдущее видение. Кай не просто был один посреди вымершего мира, он ещё и двигался куда-то в пустом поезде и, конечно, не мог сойти, потому что нет никаких остановок.
Он попытался открыть дверь на улицу в тамбуре, потом поковырялся с окном, до которого достал только с ногами забравшись на скамейку, но и то не поддалось.
И Кай осел на лавочку, начал осознавать — не мир вымер. Он умер.
Как только эта мысль дошла до него, в груди открылся ключ, из него толчками начала бить розоватая, как разбавленная, кровь. Бледный от ужаса, Кай закрыл это место руками, и поток бил в его ладони, словно второе сердце с правой стороны.
Но вот что странно — когда он уже уверился, что один на весь этот мир, смирился с этим, грохот открываемой двери в пустом мире напугал его больше, чем вся эта пустота. Вспугнутым зверьком Кай обернулся — у входа в вагон стоял Акросс: вполне взрослый, запыхавшийся.
— Ну наконец-то нашёл, — выдохнул Акросс, прикрыл глаза на секунду. — Ладно, пошли…
Акросс ассоциировался с болью, с горечью поражения, с бесконечным количеством собственных смертей. За Кая снова говорили инстинкты первее разума — соскочив с лавочки, он побежал вперёд, по направлению движения, со всей детской прытью. И ужас его был сильнее, чем когда он убегал от своры собак.
Всё снова изменилось, и постепенно деревянные жёлтые лавки стали спелыми колосьями ржи, вместо вагона — бескрайнее поле, и Каю опять семнадцать. Он остановился отдышаться, уперся руками в колени, и будто впервые увидел, как из раны на груди крупными каплями розовое капало в землю. Рожь и почва пили Кая, хотели сожрать его, и он выпрямился, достал платок из кармана, заткнул рану, как течь в лодке. Странно, однако это помогло. Но в мире тишины и безмолвия по макушкам колосьев прошел ветер, который совсем не задел Кая. Он чувствовал — где-то тут новая опасность, её нужно найти, чтобы не наткнуться на неё случайно, когда он снова побежит.
Кай осмотрелся кругом и заметил его почти сразу — голова торчала над колосьями ржи. Чёрная, лакированная и такая же, как в учебнике истории — собачья маска бога Анубиса. Это существо пока и само осматривалось, искало его среди поля. Кай пригнулся, закрыл себе рот руками, чтобы подавить рвущийся крик. Ужас был такой, что вытеснил все остальные чувства. Не разгибаясь, Кай пополз в противоположную от бога сторону. Но в звуке снова зашуршавшей без ветра ржи ему показалось, что это движение Анубиса за ним, что судья загробного мира вышел на его след. И Кай снова побежал, больше не пригибаясь, и не оборачиваясь. Заметив его, Анубис прорычал вслед голосом, который казался знакомым:
— Кай! Кай!
Бежать по полю оказалось проще, чем по движущемуся вагону или продираясь через колючую проволоку. Но иногда травинки резали его, да и земля была мягкая. Кай вспомнил о том, что может прятаться, и нырнул в колосья, как в воду.
Что-то чёрное мелькнуло впереди, и прежде, чем Кай успел уйти в сторону, поймало его, плотно прижав к сильному телу.
Кай заорал, ощущая себя попавшим в силки пушным зверьком, с которого теперь живьём снимут кожу, но, рывками пытаясь его увести, знакомый голос над ухом произнёс:
— Тише. Это я. Я тут, чтобы тебя вытащить. Я не сделаю больно.
Это был не совсем голос Акросса. Скорее голос Виктора, каким он себе его представлял. И держал Кая не его главный противник, а тот самый старший брат с фотографий, неожиданно такой надёжный и сильный. Страх отступил, хотя, обернувшись, Кай и увидел устремившегося к ним бога с головой пса. Но Кай больше не сопротивлялся, позволил брату перехватить себя за руку и тащить дальше. Акросс словно знал, куда нужно, и он обернулся вместо Кая — проверить, далеко ли их преследователь. Наверное, близко, потому что Акросс сразу дёрнул брата, и прибавил скорости. И в какой-то момент отпустил его руку, положил ладонь на затылок Кая и подсказал падать.
Вместо земли они полетели в дыру, вывалились снова в мире тёмном и жутком, где небо заменяли красноватые своды пещеры.
Виктор дышал глубоко, не сводя глаз с дыры, из которой они выбрались. Кай открыл рот, чтобы его окликнуть, и не мог выбрать имени. Конечно, надо было назвать брата Виктором, но если позвать его: «Акросс», то можно узнать, настоящий ли он или придуман.
— Что происходит? — спросил Кай, так и не решившись. Брат не высокий, хотя Кай всё равно ему по переносицу.
— Хороший вопрос, — кивнул Акросс. — Дыра в груди не смущает? А тот, кто за нами гнался, тебя ни на какие мысли не натолкнул?
— Анубис? — выдохнул Кай, и Акросс посмотрел на него удивлённо. В первое мгновение Каю показалось, что тот просто не знал, что это за бог такой, но Акросс словно сам себе подтвердил:
— Так вот, как ты его видел…
— А кто это?..
Договорить Кай не успел — сотряслась пещера, и от того, что ужасы шли по нарастающей, он ожидал чего-то действительно сумасшедшего. Кай не сразу даже узнал его — истукана в центре пещеры, в нескольких метрах от них с Акроссом. У него красные воронки вместо глаз, сам он выше пояса вырастал из земли, а ниже будто и не было ничего. Кай скорее по ощущениям узнал в нём отца, чем внешности. Исполин принюхался, повернулся в их сторону, и снова своды затряслись. Акросс старался держаться так, чтобы брат был у него за спиной, хотя и сам робел перед этим чудовищем.
Они громко смеялись, сплёвывали на бетонный пол, обсуждали что-то между собой, и всё же Хаски из них выделялся, как вожак стаи.
Акросс обернулся, долго смотрел на Кая, в глазах старшего, как в лавовой лампе, плескалось что-то, трансформировалось, менялось.
— Нет, — шёпотом произнёс Кай. — Это недоразумение.
— Ты готов поверить, что я убийца, но своего пса даже не подозреваешь? — спросил так же тихо Акросс. — Почему нет?
И Кай не выдержал, оттолкнул его в сторону, и прямо, не скрываясь, вышел вперёд, к той комнате, где происходило всё веселье. Голоса постепенно затихли, люди расступились, оставив Кая напротив Хаски, смотреть в глаза друг другу.
Секунда, другая, пока не восстановилась полная тишина, потом Хаски улыбнулся — дружелюбно, самоуверенно, как прежде.
— Ну ты совсем больной, — произнёс он. — Ты чего пришёл? Я тебя к себе не возьму.
Послышались смешки, от которых Каю ещё больше стало не по себе, но пока не всё потеряно.
— Говорят какую-то совсем ерунду, — неуверенно, стараясь не смотреть по сторонам, начал Кай, и с каждым словом к нему возвращалось самообладание. — Что её убил ты…
Хаски снова усмехнулся, как дурной шутке, отрицательно покачал головой.
— Рус, он слишком много знает! Может, его тоже убить? — раздалось из компании, и прежде, чем Хаски успел одёрнуть, прибавили: — Как рыжую!
Кай широко открытыми глазами смотрел в лицо Хаски, хотя и не мог больше ничего сказать. Потому что хотел оправдать его, а нечем было. Хаски, разочарованный, засмеялся горько и сделал невнятную отмашку. Кай её не понял и, всё ещё растерянный, получил удар в основание шеи сзади, потом в живот. После этого они посыпались градом, его сбили на пол.
Спас Кая выстрел — вспугнутое вороньё остановилось, отступило от него на шаг, безошибочно поняло, что выстрел был именно для этого. Кай, только что бывший комком слизи, а не человеком, снова раскрылся в личность, почувствовал, как горячая кровь капает из носа, пытался подняться, но замер. Хаски находился на расстоянии вытянутой руки от него, но смотрел вперёд. Там, за спиной Кая, стоял Акросс, держал пистолет дулом вверх, но под глазами залегли тени, и что-то жутковатое копошилось за его спиной, дымкой оседало на плечи.
— Интересная игрушка, — ледяным, незнакомым тоном, прокомментировал Хаски, кивнув на пистолет. — А вы что? Заодно теперь?
Кай снова попытался встать, глядя на Акросса, и на этот раз его остановил щелчок снятого с предохранителя оружия. У Хаски тоже был пистолет, более того — тот же, что и у Акросса. Один из его же пистолетов.
— На кладбище подобрал, — пожал плечами Хаски. — Гулял-гулял…
Акросс ещё больше помрачнел, и у Кая возникло ощущение, что он потерял их обоих — и того Акросса, который хотел искать вместе с ним убийцу, и того Хаски, который защищал и всегда был рядом. Но продолжать сидеть на месте он не мог, наконец собрался с силами и поднялся, и вздрогнул от чужого, холодного тона:
— Куда собрался? Я в тебя целюсь.
Кай обернулся — дуло пистолета смотрело ему в живот, и руки у Хаски не тряслись. Жуткими тенями остались рассредоточены по углам люди-хищники. Тьма за плечами Акросса, в его лице.
— Ты её убил? — спросил Акросс тоже совершенно чужим, ледяным тоном. — Зачем?
— Силы попробовать, — пожал плечами Хаски. — Иногда, знаешь… Есть люди, которых убьёшь — и уже никого не жалко будет. Да, Саш?
Кай по-прежнему не мог заставить себя бояться. Он выпрямился, полностью развернулся к Хаски и не пытался прикрыться или уйти от прицела. Даже если Хаски сорвался, даже если он убил Гидру — выстрелить в Кая он не сможет.
— Наверное, круто, когда есть брат. Саша же всегда мечтал о старшем брате… А он тебе о прошлой семье не рассказывал? — спросил новый, чужой Хаски.
— Прекрати, — скомандовал Кай, и, конечно, Хаски продолжил назло:
— Ох, отец его лупил… Хотя был ли он ему отец — тот ещё вопрос. Мать нагуляла. И папа стал замечать, что ребёнок чем старше становится, тем меньше похож на него и больше на соседа.
Странно, как самые сильные эмоции зарождаются в животе, расползаясь оттуда по всему телу. Кай потерялся — он никогда не знал, насколько Хаски глубоко залез в его прошлое и что именно видел, они это не обсуждали. Кай чувствовал, что сейчас, на глазах у своей стаи, его, слабого и избитого, Хаски не послушает. Отсюда нужно убираться и попытаться поговорить потом, наедине. Но поговорить о чём, если Хаски опустился ещё ниже, чем был до их встречи, до участия в играх?
— Но это ерунда, — свободной рукой отмахнулся Хаски. — Знаешь, как Саша попал в детский дом, а потом и на твоё место?.. Думаешь, отец его выгнал или так отходил, что он в больницу попал? Нет, его аккуратно били. Даже слишком… Саша сам себя со второго этажа сбросил. Руку сломал. И родителям ничего не сказал, с переломом в школу пришёл, а когда спросили — ответил, что это отец. Вроде, отцу какой-то срок дали за это? А ведь Саше всего семь было.
Было бы проще, если бы Хаски врал. Кай стиснул зубы, чтобы унять дрожь. Выпрыгнуть со второго этажа, да ещё и без свидетелей, было непросто. Почти сутки при ноющей боли в руке делать вид, что с тобой всё в порядке и не плакать, терпеть. Каю казалось, если мама заметит перелом, она придумает что-то, чтобы спрятать ребёнка дома, не ходить к доктору. И тогда все усилия напрасны.
Какое-то время потом были добрые люди, которые делали вид, что им не всё равно. Они хлопотали над Каем и выспрашивали: как часто папа пьёт, как часто распускает руки, бьёт ли маму или только его и как же это мама-то позволяет? Кай не мог попасться на лжи, потому что, кроме перелома, всё было правдой.
В детском доме было так же страшно, временами тоже больно, но даже там он не жалел, что смог сбежать. Ему казалось, что у родного отца такие права на него, что однажды он мог убить Сашу.
И Кай каждой порой кожи чувствовал, что сейчас такая же власть над ним, право обладания, и у Хаски. Потому что Хаски столько раз его спасал, что теперь может и уничтожить. Кай и не заметил, когда успел так запустить эту ситуацию.
— Я её из-за тебя убил, — сквозь зубы выдохнул Хаски. — Ты ведь сам знаешь… А получается, что зря.
— Я тебя не просил! — сорвался Кай. — И ты знал!..
— Кай, отойди, — приказал Акросс. — Я его пристрелю.
Хаски поднял пистолет выше, к сердцу.
— Только дёрнись.
— Ты не выстрелишь, — заверил Акросс, но Кай почувствовал своё будущее. Рана от пули в груди начала болеть за секунду до того, как Хаски нажал на курок.
Сильным ударом Кая толкнуло назад, время застыло, сгустилось вокруг него, и Кай слышал женское, почти истерическое:
— Что ты наделал?! Зачем?! Ты должен был защищать Кая, я это в тебя вкладывала!
— Я что, похож на марионетку или верного пса?
— Причём тут?.. Какой смысл в том, что ты говорил? В том, что сделал, если в итоге ты пытаешься убить Кая?
— Слишком много клином на нём сошлось. Слишком жутко от себя, от этой преданности…
— И ты решил избавиться от этого, убрав Кая?.. Ты меня недооцениваешь, Хаски.
Кай видел платье с пышными юбками, но образ расплывался, стал похожим на облака. Время застыло, но боль — нет. Она распространилась от ранения по телу, тянула к полу и с утроенной силой вспыхнула, когда Кай наконец упал. Кто-то погасил мир.
***
Кай тонул, и это казалось ему логичным, как если бы последним воспоминанием была перевернувшаяся лодка. Но вода кругом чёрная, и он не мог вспомнить, как правильно плавать. Волны толкали его то к спасительному берегу, то к тёмной, беспросветной глубине.
В конце концов от Кая ничего не зависело, но, уже выбившись из сил, он ощутил под пальцами ил, вытащил себя на берег. На жёлтом песке остались красные кляксы, хотя Кай не был ранен, только жгло плечо и саднило отчего-то горло. Какое-то время он лежал, вцепившись в берег, пытался отдышаться. Волны облизывали его ноги, но больше не могли затащить обратно, в штормовое чёрное море.
И всё же — Каю стало беспокойно, будто оказался в фильме ужасов. Он приподнял голову, чтобы осмотреться, куда попал. На берегу уже были чьи-то следы, цепочка их уходила в лес. Одиночество тут было жутко настолько, что Кай поднялся и пошёл искать этого единственного человека, оказавшегося с ним в одной западне.
При входе в лес окружающий мир начал меняться, скрылось чёрное море, даже просвет к нему потерялся, и сам лес как картинка-мозаика перестроился, стесался, и вокруг Кая уже образовался пустырь с месивом грязи, обнесённый колючей проволокой. Кай сглотнул, осматриваясь, и вместе со временем в этом мире запустился и проливной дождь, откуда-то издали стал слышен приближающийся собачий лай. Этот звук, шум своры, был похож на цунами.
И вся эта лавина произвела на Кая такое впечатление, словно явились Всадники Апокалипсиса. Прежде, чем успел это осмыслить разум, пришло в движение тело, и Кай, оскальзываясь, спотыкаясь, но с низкого старта поднимаясь снова, рывками побежал вперёд к забору, к колючей проволоке, он попал в этот клубок, как рыбка в сеть.
Собаки — уже не те жалкие и умилительные создания, что тыкались в руку мокрым носом и смотрели грустными глазами, а машины для убийства, которых не научили жалости. И Кай, как и полагалось обычному человеку, боялся за себя, изо всех сил рвался вперёд, через проволоку, оставляя на её шипах клочки одежды, раздирая кожу до крови.
В ту секунду, когда он почти выбрался на свободу, где его не достанут, исчез и ливень, и проволока, и лай. Кай оказался посреди вагона движущегося электропоезда. Старого, с деревянными лавочками, с протёртым полом, заплёванными окнами и исписанными стенами. Сидения тут отчего-то огромные — по плечо Каю, и он не сразу понял, что это он маленький. За спиной — потрёпанный рюкзак, за окном похороненные под снегом леса.
— Я смог сбежать? — вслух спросил Кай. — Разве я не опоздал тогда?
Вагон покачивался, за окном проносились пустые станции. До Кая не сразу дошло, что в этом мире нет никого. Он выглянул в соседний вагон, прошёл до следующего, но и там тоже — пустые лавочки. Эта пустота пугала ещё больше, чем предыдущее видение. Кай не просто был один посреди вымершего мира, он ещё и двигался куда-то в пустом поезде и, конечно, не мог сойти, потому что нет никаких остановок.
Он попытался открыть дверь на улицу в тамбуре, потом поковырялся с окном, до которого достал только с ногами забравшись на скамейку, но и то не поддалось.
И Кай осел на лавочку, начал осознавать — не мир вымер. Он умер.
Как только эта мысль дошла до него, в груди открылся ключ, из него толчками начала бить розоватая, как разбавленная, кровь. Бледный от ужаса, Кай закрыл это место руками, и поток бил в его ладони, словно второе сердце с правой стороны.
Но вот что странно — когда он уже уверился, что один на весь этот мир, смирился с этим, грохот открываемой двери в пустом мире напугал его больше, чем вся эта пустота. Вспугнутым зверьком Кай обернулся — у входа в вагон стоял Акросс: вполне взрослый, запыхавшийся.
— Ну наконец-то нашёл, — выдохнул Акросс, прикрыл глаза на секунду. — Ладно, пошли…
Акросс ассоциировался с болью, с горечью поражения, с бесконечным количеством собственных смертей. За Кая снова говорили инстинкты первее разума — соскочив с лавочки, он побежал вперёд, по направлению движения, со всей детской прытью. И ужас его был сильнее, чем когда он убегал от своры собак.
Всё снова изменилось, и постепенно деревянные жёлтые лавки стали спелыми колосьями ржи, вместо вагона — бескрайнее поле, и Каю опять семнадцать. Он остановился отдышаться, уперся руками в колени, и будто впервые увидел, как из раны на груди крупными каплями розовое капало в землю. Рожь и почва пили Кая, хотели сожрать его, и он выпрямился, достал платок из кармана, заткнул рану, как течь в лодке. Странно, однако это помогло. Но в мире тишины и безмолвия по макушкам колосьев прошел ветер, который совсем не задел Кая. Он чувствовал — где-то тут новая опасность, её нужно найти, чтобы не наткнуться на неё случайно, когда он снова побежит.
Кай осмотрелся кругом и заметил его почти сразу — голова торчала над колосьями ржи. Чёрная, лакированная и такая же, как в учебнике истории — собачья маска бога Анубиса. Это существо пока и само осматривалось, искало его среди поля. Кай пригнулся, закрыл себе рот руками, чтобы подавить рвущийся крик. Ужас был такой, что вытеснил все остальные чувства. Не разгибаясь, Кай пополз в противоположную от бога сторону. Но в звуке снова зашуршавшей без ветра ржи ему показалось, что это движение Анубиса за ним, что судья загробного мира вышел на его след. И Кай снова побежал, больше не пригибаясь, и не оборачиваясь. Заметив его, Анубис прорычал вслед голосом, который казался знакомым:
— Кай! Кай!
Бежать по полю оказалось проще, чем по движущемуся вагону или продираясь через колючую проволоку. Но иногда травинки резали его, да и земля была мягкая. Кай вспомнил о том, что может прятаться, и нырнул в колосья, как в воду.
Что-то чёрное мелькнуло впереди, и прежде, чем Кай успел уйти в сторону, поймало его, плотно прижав к сильному телу.
Кай заорал, ощущая себя попавшим в силки пушным зверьком, с которого теперь живьём снимут кожу, но, рывками пытаясь его увести, знакомый голос над ухом произнёс:
— Тише. Это я. Я тут, чтобы тебя вытащить. Я не сделаю больно.
Это был не совсем голос Акросса. Скорее голос Виктора, каким он себе его представлял. И держал Кая не его главный противник, а тот самый старший брат с фотографий, неожиданно такой надёжный и сильный. Страх отступил, хотя, обернувшись, Кай и увидел устремившегося к ним бога с головой пса. Но Кай больше не сопротивлялся, позволил брату перехватить себя за руку и тащить дальше. Акросс словно знал, куда нужно, и он обернулся вместо Кая — проверить, далеко ли их преследователь. Наверное, близко, потому что Акросс сразу дёрнул брата, и прибавил скорости. И в какой-то момент отпустил его руку, положил ладонь на затылок Кая и подсказал падать.
Вместо земли они полетели в дыру, вывалились снова в мире тёмном и жутком, где небо заменяли красноватые своды пещеры.
Виктор дышал глубоко, не сводя глаз с дыры, из которой они выбрались. Кай открыл рот, чтобы его окликнуть, и не мог выбрать имени. Конечно, надо было назвать брата Виктором, но если позвать его: «Акросс», то можно узнать, настоящий ли он или придуман.
— Что происходит? — спросил Кай, так и не решившись. Брат не высокий, хотя Кай всё равно ему по переносицу.
— Хороший вопрос, — кивнул Акросс. — Дыра в груди не смущает? А тот, кто за нами гнался, тебя ни на какие мысли не натолкнул?
— Анубис? — выдохнул Кай, и Акросс посмотрел на него удивлённо. В первое мгновение Каю показалось, что тот просто не знал, что это за бог такой, но Акросс словно сам себе подтвердил:
— Так вот, как ты его видел…
— А кто это?..
Договорить Кай не успел — сотряслась пещера, и от того, что ужасы шли по нарастающей, он ожидал чего-то действительно сумасшедшего. Кай не сразу даже узнал его — истукана в центре пещеры, в нескольких метрах от них с Акроссом. У него красные воронки вместо глаз, сам он выше пояса вырастал из земли, а ниже будто и не было ничего. Кай скорее по ощущениям узнал в нём отца, чем внешности. Исполин принюхался, повернулся в их сторону, и снова своды затряслись. Акросс старался держаться так, чтобы брат был у него за спиной, хотя и сам робел перед этим чудовищем.
