Павел должен был спокойно ответить: «Да, конечно, заходи», но ко всему прочему он стоял напротив приоткрытой двери в подвал, за которой была только темнота. К тому же в доме происходили вещи, с которыми он не был согласен и которых, честно говоря, боялся. Если даже легенду нынешней полиции убили, то что уж говорить о казавшемся себе сейчас таким маленьким и незначительным Павле.
— Зачем?
— Чтобы доказать, что я не то, чего стоит бояться. И не говорить через дверь.
— Почему сам не войдешь? — все же попытался Павел. Кончики пальцев загорелись, и он убрал руки за спину, держа на расстоянии от одежды, чтобы самому не вспыхнуть.
И Кир вошел. Осторожно, словно все еще боялся. Вошел не тем здоровым парнем, каким его запомнил Павел. Сразу стало видно, что он не врет. Выздоровление явно далось ему сложно. Но и монстром Кир не являлся, его сейчас даже без огня можно было бы убить. Он выглядел таким слабым, что даже непонятно, как сюда добрался. Воспаленное сознание Павла успело придумать, словно Кира поддержала тень из-за двери, но сейчас он этой тени не наблюдал и решил, что привиделось. Свет тут был довольно тусклый, за спиной Павла стоял билиардный стол, заросший пылью, а за ним — выход наверх, в сам дом. Метра три до него было.
— Вы похитили человека, — констатировал Кир, не без труда переведя дух. — Где он?
— А тебе зачем? — Павел сел на край билиардного стола. — Да и вообще… ты откуда узнал?..
Он отвернулся, пока говорил, на последних словах снова вцепился в Кира взглядом. Тот, казалось, для себя что-то решал и в этой полутьме рассматривал Павла так же пристально. Хотя, казалось бы, уже было заметно — Паша зла ему не желает и стрелять или сжигать уже не будет. Чего ж ему еще надо было?
— Помнишь, что нам говорили? Что Черти сами разжигают ненависть, что Черти это не то… А теперь что же? — заговорил снова Кир. И у Павла вдруг сдали нервы. Он думал, что дословно знает, что хотел бы сказать бывший товарищ. Они же бросили его, даже не проверили, можно ли ему помочь. Бросили в доме, полном мертвецов. Даже эти мертвецы не проверили, что с ним, жив ли он, ранен ли. А теперь Кир знал, что они с Бесовым похитили человека, молодого парня. Похитили потому, что его отец владел Чертями. "Но, — думал Павел, — этому-то откуда про это было знать? Если отец и правда бросил его еще до рождения…" А ведь его там пытали. Этот парень по бумагам даже младше Павла, к тому же… он ведь знал про Калинина. Он ведь тоже считал его честным… Калинина, которого даже Черти не трогали. Всех следователей до него — трогали, а Калинина нет. А Бесов… сам же втянул, сам же убил.
Павлу захотелось одновременно выпить, закурить и расплакаться. Кир не выглядел как тот, кто сможет спасти его из этой ситуации, но Кир был на его стороне. Захар убил секретаршу Бесова, он явно был на одной волне с начальником, а вот Кир… они же с Бесовым и спорили иногда.
Кир видел эти метания и молчал, ждал. Не торопил.
— Они убили Лидию, — наконец сознался Павел. Кир переспросил:
— Черти?..
— Нет, — Павел быстро отрицательно помотал головой. — Не они!.. Бесов. Захар. Свои же… Свои же, понимаешь? Черти за Вторым вернулись, хотя ему было не выжить в той мясорубке. А мы своих же, просто потому, что сложно… А еще… Помнишь, ну, мента того… Полицейского. Он делом Чертей занимался. Такой, на инженера советского больше похожий, чем на мента… — Павел сглотнул, — в багажнике фургона на улице, а машину его в реку спустили… просто «бах» - и все… и нету. Ты прав, я не этого хотел. И хер знает, как из этого теперь выбираться… Ты-то чего вернулся? Он тебя мертвым же считал. Залег бы на дно и оставался там. Потому что… ну… я б на твоем месте валил отсюда. Я не скажу, что тебя видел. Давай, уходи. Тебя столько времени не было… кто его знает, что у него в голове. И ты…
— А знаешь, где я был? — мягким голосом спросил Кир. Павел по интонации чувствовал — этот человек его понимает, этот человек его простит. — У Чертей.
Павел уставился на собеседника. А потом и вовсе глаза его расширились от удивления и ужаса. Он вскочил со стола — дверь за спиной Кира открывалась настежь.
— У Чертей, Паш. Не пали и не поднимай тревогу. Давай тихо уйдем вместе и остальное оставим им. Они тебя не тронут, если ты просто уйдешь.
— Ты что, Чертей сюда припер?! — Павел попытался это прокричать, но получилось громким шепотом. Нервы натянулись так, что не порезаться бы. Сначала обожгло ужасом: если Черти тут, то почему его не убили сразу? Потому что он сильный? Да он упустил первый момент и его могли пристрелить просто находясь за спиной у Кира. Боялись, что он успеет поднять тревогу?
Постепенно он успокаивался. К этому времени в дверном проеме появилось сначала две светящиеся маски Чертей, а потом неуверенно, словно стесняясь, загорелась третья, правда силуэт ее находился в более темном месте подвала, и оттого казался размытым. Постепенно до Павла доходило, что убивать его никто не собирается, но поверить в это все еще было сложно. Он видел в них только настороженность — вдруг он поднимет тревогу. Но еще Павел понимал, что не хотел шума. Не хотел видеть, что случится дальше. Он столкнулся с Чертями, когда те пытались его убить. Сейчас Черти хотели только чтобы он тихо ушел. И они разберутся с Бесовым, а значит, охотиться за Павлом никто больше не будет. Пойти ему некуда, но это уже другая проблема. Куда проще страха скорой смерти. И Павел, все еще немного опасаясь выстрела, поднял руки и кивнул, проговорив:
— Его отвели в спортивный зал на первом этаже. Отсюда… отсюда налево, по коридору и еще раз налево. Деревянная дверь, бежевая.
— Молодец, — произнес один из Чертей искаженным маской голосом. И Павел ощутил, как похолодели ноги.
По комплекции Бесов хоть и выглядел спортивным, но скорее подтянутым. Словно занимался только для того, чтобы жиром не заплыть, напоказ. Вряд ли в его руках было много физической силы. Конечно, за три месяца взаперти и Глеб форму растерял, но он по-прежнему был уверен - стоит освободиться, и даже раненный он бы этого ублюдка забил. Именно этим Глеб и успокаивался: представлял, чем мог бы его забить. Пока лидировал тот турник, к которому Глеб и был привязан — оторвать от него балку и пробить ей голову политику. Бесов, похоже, остерегался его даже связанного. Было ощущение, что он собирался караулить тут до следующего дня. Понемногу Глеб начал понимать: по какой-то причине Бесов до завтра не сможет использовать свою способность. Скорее всего, он был сильно ограничен. Как Ева, которая могла общаться только с теми мертвыми, что приходили сами. А Бесов мог завербовать на безграничное подчинение только одного человека и раз в сутки. Сегодня это уже был Калинин. Со временем Глеб успокоился и по поводу голоса — Бесов не пытался его разговорить. Задал несколько вопросов, но, не получив ответ ни на один из них, сел к самой двери, подперев ее спиной. В руках он держал пистолет, напряженно следил за всеми движениями Глеба и, кажется, даже моргал реже, чем обычные люди. Глебу даже стало смешно, хотя лицо неприятно саднило, да и металлический привкус во рту не поднимал настроения.
Когда в полутьме тренировочного зала дверь за спиной Бесова стала без звука исчезать, утопая в темноте — Глеб сначала подумал, что у него окончательно съехала крыша. Таких видений не было даже когда он был заперт в бункере Леонида. А потом - невероятно, но темнота, которая поглощала дверь, показалась Глебу знакомой. Такой знакомой, как мог бы быть знаком человек. Видимо, на лице Глеба что-то отразилось, потому что Бесов тоже обернулся. Тут же резко повернулся обратно к Глебу — словно ничего не происходило, и он считал, что это лишь маневр для отвлечения. Но Глеб оставался на месте, тогда Бесов рискнул еще раз повернуться. Он не замечал разницы, только со второго раза понял: что-то не так. Бесов поднялся: ему казалось, что это обман зрения. Он не мог понять, открыта дверь или закрыта. Но даже если дверь была открыта — за ней никого не было и никто не нападал. Похоже, что в его голове не сходилось то, что он видел с тем, что должен был. Потому что за дверью был коридор, и уж там никак не могло быть непроглядной тьмы, там стояли такие лампы, что каждую пылинку видно было. Оценив ситуацию, Бесов развернулся и собирался бежать в сторону Глеба — прикрыться им или угрожать его жизнью, но глупо и нелепо споткнулся, хотя стул был в другом углу, хотя пол был ровный и спотыкаться было не обо что… Разве что о тьму. Эта же тьма разлилась с двери по полу, из нее начал вылезать человек без головы. Бесов задышал шумно, глубоко, полез искать левой рукой телефон, пока правой направил пистолет на безголовое тело и дважды выстрелил. Глеб не мог не добить его, спокойно произнеся:
— Меня бы тут уже сто раз убили, если хотели. Дольше не могли?
Бесов менялся на глазах. Пули вообще никак не повлияли на существо. Глеб никогда Ника не боялся, даже если бы тот мог его сожрать. Бесов же мало того, что умирать был не готов, еще и не знал точно, на что это существо способно и убьет ли оно его так просто. К тому же и чернота, что до этого прикрывала дверь, потянулась к Бесову, и выстрелы стали истерическими, словно политик так орал от ужаса, не в силах голосом издать ни звука. Дверь и правда была открыта, коридор по-прежнему ярко освещен.
Глеб безразлично наблюдал, как волна черноты без спешки скрутила Бесова. Выстрелы внутри были глухими, или у Глеба уже в ушах звенело от предыдущих. Тело без головы устроилось у стены, теперь изображало мертвеца. Голос у Бесова прорезался после того, как в дверь вошел Тимур. Обычный Тимур, пусть и в маске Черта, у него даже пистолет был не в руках, а в кобуре на бедре. Он же прикрыл за собой дверь, словно в гостях тут был. Где-то дальше, может даже за пределами дома, послышались выстрелы, правда всего два. Тут сложно было сохранить самообладание, да и Тимур явно занервничал, услышав их, но дверь все равно закрыл. Черти умели доверять друг другу. Даже когда оставляли Еву против человека с явной военной подготовкой.
— Теперь освободите меня, я его голыми руками забью, — холодно приказал Глеб, дернувшись, и тут же зашипел от боли. Он не блефовал — даже раненным он был в такой ярости, что мог и потерпеть боль, лишь бы сторицей вернуть свой страх и унижение. Но Ник сделал вид, что он просто неразумный монстр, не понимающий человеческой речи. Тимура это заставило передумать и не спешить развязывать Глеба. Зато брошенное со злости в куче со всем происходящим оказало ох какой эффект на Бесова. Он издал звук, похожий на икоту, потом заговорил быстро, таращась безумными глазами то на Глеба, то на Тимура, игнорируя Ника всеми силами:
— Меня нельзя убивать. Вся информация, что была собрана на Чертей, раскидана по моим информаторам. Если что-то случится со мной — они сольют это в сеть.
Маска Тимура сейчас глушила голос, но что именно он сказал было понятно по закатанным глазам и отмашке. Глеб как ни пытался казаться спокойным, вынужден был с ним согласиться.
— Если эта штука тебя сожрет, то никто и не узнает, что с тобой случилось, — произнес Глеб. У него начинала болеть голова, еще и эти сволочи на помощь к нему пришли, а освобождать не спешили. Что на них нашло?
Бесов быстро помотал головой:
— Если я пропаду, они поймут. Они сольют, чтобы себя обезопасить…
Глеб мысленно оценил серьезность его слов. Конечно, он мог блефовать, оказавшись в ловушке. Но он ведь знал, против кого пошел? Что правда мешало ему подстраховаться?
— Хорошо, — выдохнул Глеб. — Теперь поговорим. Вы двое, при первом признаке зеленого тумана в глазах вырубить попавшегося и сутки про…
Лицо Глеба тут же оказалось в стальных тисках рук Тимура. Некоторое время тот вглядывался в его глаза, и Глеб терпел, потому что понимал правильность этого действия. Да и ему было бы спокойнее, подтверди Тимур, что он чист. Судя по вздоху — Глеб и был чист.
— Я ничего не делал, — подтвердил Бесов. — Я не мог… я раз в сутки и на одном могу. Я ничего не сделаю. Отпустите. Пусть оно прекратит!
Чернота уже обволакивала его горло, но, когда Тимур отошел, освободив обзор Глебу, Ник остановился. Глеб мог бы половину своего нового благосостояния поставить на то, что Ник веселится. Конечно, он не мог больше ни улыбаться, ни подкалывать, но что-то издевательское в его действиях осталось. И от этого было даже как-то тепло — значит, внутри этого чудовища по-прежнему жив их старый друг. Когда Бесов и Глеб пересеклись взглядами, Глеб, несмотря на связанные руки, разбитое лицо и пульсирующую боль в ноге, ощутил удовлетворение. Жестокое, почти садистское. Он все еще был уверен, что забил бы Бесова до смерти, если б освободился. Даже не на эмоциях, а долго и вдумчиво, примеряясь каждым ударом. Но спросил он спокойно, словно у нашкодившего ребенка:
— Итак. Зачем все это?
— А вы меня просто отпустите? — уже чуть увереннее спросил Бесов. Он осторожно пытался высвободиться, но тьма не была веревками, скорее что-то вязкое. Глеб попытался не выдать злорадной улыбки. Как этот человек после всего, и после той опасности, что представлял, мог надеяться уйти живым? И Глеб знал, что врал, когда кивнул:
— Если я тебя рядом с Чертями больше не увижу. Даже б**ть комментирующим само их существование. Выкладывай. Какого хера тебе от нас нужно?
Глеб уже примерно представлял, что в голове у этих людей. Представлял, потому что успел поговорить с Киром, который работал на Бесова. И, честно говоря, не знал, как бороться с этой идеологией, ведь если Бесов собирал их под этим предлогом, то прав был Бесов. Черти порождали агрессию и насилие в самом обществе. Черти были кумирами, которыми не должны были стать. И все же Глеб решил послушать.
— Власть, — ответил Бесов после недолгого обдумывания. Тимур и Глеб удивленно переглянулись.
— У нас нет власти, — произнес Тимур. Глеб кое-что мог со своими деньгами, но опять же дело было в деньгах. Бесов теперь выглядел раздосадованным, словно он уже все разжевал, а его не поняли.
— Если вы, простите, ею пользоваться не умеете, то это не значит, что у вас ее нет.
— Рассказывай, — подбодрил Глеб, когда понял, что Бесов снова заткнулся и пояснять не собирается. Тот вздохнул и продолжил уже с долей гордости. Он словно был уверен, что еще не все потеряно и, возможно, узнав про его план, Черти предложат и войти в долю.
— У Чертей есть власть, просто вы к ней не пришли. Я бы убрал по-тихому вас. Поставил бы других — мы и маски подобные разработали. А потом… потом и их бы убили.
Глеб и Тимур переглянулись снова. Хотя Бесов не говорил этого вслух, оба понимали — скорее всего не без его участия.
— Я пустил бы слух, что их курировал я. Несколько косвенных доказательств, — уже без энтузиазма продолжил он. — Таких, по которым посадить невозможно, а вот общественность… Аха, знаете, как эти конспирологи. У меня все разработано. Что сказать, где сказать. Мне бы поверили, а сажать-то не за что. Да и Черти бы пропали так, что со мной не связать. Ну и намекнул бы — а вот видите, порядок навел. А могу еще лучше навести… Во всей стране. У меня бы даже программа была такая… намекающая. Ужесточим наказания, вернем смертную казнь, причем казнь…
Чем больше он говорил, тем больше огорчался, не находя понимания в глазах Чертей.
— Зачем?
— Чтобы доказать, что я не то, чего стоит бояться. И не говорить через дверь.
— Почему сам не войдешь? — все же попытался Павел. Кончики пальцев загорелись, и он убрал руки за спину, держа на расстоянии от одежды, чтобы самому не вспыхнуть.
И Кир вошел. Осторожно, словно все еще боялся. Вошел не тем здоровым парнем, каким его запомнил Павел. Сразу стало видно, что он не врет. Выздоровление явно далось ему сложно. Но и монстром Кир не являлся, его сейчас даже без огня можно было бы убить. Он выглядел таким слабым, что даже непонятно, как сюда добрался. Воспаленное сознание Павла успело придумать, словно Кира поддержала тень из-за двери, но сейчас он этой тени не наблюдал и решил, что привиделось. Свет тут был довольно тусклый, за спиной Павла стоял билиардный стол, заросший пылью, а за ним — выход наверх, в сам дом. Метра три до него было.
— Вы похитили человека, — констатировал Кир, не без труда переведя дух. — Где он?
— А тебе зачем? — Павел сел на край билиардного стола. — Да и вообще… ты откуда узнал?..
Он отвернулся, пока говорил, на последних словах снова вцепился в Кира взглядом. Тот, казалось, для себя что-то решал и в этой полутьме рассматривал Павла так же пристально. Хотя, казалось бы, уже было заметно — Паша зла ему не желает и стрелять или сжигать уже не будет. Чего ж ему еще надо было?
— Помнишь, что нам говорили? Что Черти сами разжигают ненависть, что Черти это не то… А теперь что же? — заговорил снова Кир. И у Павла вдруг сдали нервы. Он думал, что дословно знает, что хотел бы сказать бывший товарищ. Они же бросили его, даже не проверили, можно ли ему помочь. Бросили в доме, полном мертвецов. Даже эти мертвецы не проверили, что с ним, жив ли он, ранен ли. А теперь Кир знал, что они с Бесовым похитили человека, молодого парня. Похитили потому, что его отец владел Чертями. "Но, — думал Павел, — этому-то откуда про это было знать? Если отец и правда бросил его еще до рождения…" А ведь его там пытали. Этот парень по бумагам даже младше Павла, к тому же… он ведь знал про Калинина. Он ведь тоже считал его честным… Калинина, которого даже Черти не трогали. Всех следователей до него — трогали, а Калинина нет. А Бесов… сам же втянул, сам же убил.
Павлу захотелось одновременно выпить, закурить и расплакаться. Кир не выглядел как тот, кто сможет спасти его из этой ситуации, но Кир был на его стороне. Захар убил секретаршу Бесова, он явно был на одной волне с начальником, а вот Кир… они же с Бесовым и спорили иногда.
Кир видел эти метания и молчал, ждал. Не торопил.
— Они убили Лидию, — наконец сознался Павел. Кир переспросил:
— Черти?..
— Нет, — Павел быстро отрицательно помотал головой. — Не они!.. Бесов. Захар. Свои же… Свои же, понимаешь? Черти за Вторым вернулись, хотя ему было не выжить в той мясорубке. А мы своих же, просто потому, что сложно… А еще… Помнишь, ну, мента того… Полицейского. Он делом Чертей занимался. Такой, на инженера советского больше похожий, чем на мента… — Павел сглотнул, — в багажнике фургона на улице, а машину его в реку спустили… просто «бах» - и все… и нету. Ты прав, я не этого хотел. И хер знает, как из этого теперь выбираться… Ты-то чего вернулся? Он тебя мертвым же считал. Залег бы на дно и оставался там. Потому что… ну… я б на твоем месте валил отсюда. Я не скажу, что тебя видел. Давай, уходи. Тебя столько времени не было… кто его знает, что у него в голове. И ты…
— А знаешь, где я был? — мягким голосом спросил Кир. Павел по интонации чувствовал — этот человек его понимает, этот человек его простит. — У Чертей.
Павел уставился на собеседника. А потом и вовсе глаза его расширились от удивления и ужаса. Он вскочил со стола — дверь за спиной Кира открывалась настежь.
— У Чертей, Паш. Не пали и не поднимай тревогу. Давай тихо уйдем вместе и остальное оставим им. Они тебя не тронут, если ты просто уйдешь.
— Ты что, Чертей сюда припер?! — Павел попытался это прокричать, но получилось громким шепотом. Нервы натянулись так, что не порезаться бы. Сначала обожгло ужасом: если Черти тут, то почему его не убили сразу? Потому что он сильный? Да он упустил первый момент и его могли пристрелить просто находясь за спиной у Кира. Боялись, что он успеет поднять тревогу?
Постепенно он успокаивался. К этому времени в дверном проеме появилось сначала две светящиеся маски Чертей, а потом неуверенно, словно стесняясь, загорелась третья, правда силуэт ее находился в более темном месте подвала, и оттого казался размытым. Постепенно до Павла доходило, что убивать его никто не собирается, но поверить в это все еще было сложно. Он видел в них только настороженность — вдруг он поднимет тревогу. Но еще Павел понимал, что не хотел шума. Не хотел видеть, что случится дальше. Он столкнулся с Чертями, когда те пытались его убить. Сейчас Черти хотели только чтобы он тихо ушел. И они разберутся с Бесовым, а значит, охотиться за Павлом никто больше не будет. Пойти ему некуда, но это уже другая проблема. Куда проще страха скорой смерти. И Павел, все еще немного опасаясь выстрела, поднял руки и кивнул, проговорив:
— Его отвели в спортивный зал на первом этаже. Отсюда… отсюда налево, по коридору и еще раз налево. Деревянная дверь, бежевая.
— Молодец, — произнес один из Чертей искаженным маской голосом. И Павел ощутил, как похолодели ноги.
***
По комплекции Бесов хоть и выглядел спортивным, но скорее подтянутым. Словно занимался только для того, чтобы жиром не заплыть, напоказ. Вряд ли в его руках было много физической силы. Конечно, за три месяца взаперти и Глеб форму растерял, но он по-прежнему был уверен - стоит освободиться, и даже раненный он бы этого ублюдка забил. Именно этим Глеб и успокаивался: представлял, чем мог бы его забить. Пока лидировал тот турник, к которому Глеб и был привязан — оторвать от него балку и пробить ей голову политику. Бесов, похоже, остерегался его даже связанного. Было ощущение, что он собирался караулить тут до следующего дня. Понемногу Глеб начал понимать: по какой-то причине Бесов до завтра не сможет использовать свою способность. Скорее всего, он был сильно ограничен. Как Ева, которая могла общаться только с теми мертвыми, что приходили сами. А Бесов мог завербовать на безграничное подчинение только одного человека и раз в сутки. Сегодня это уже был Калинин. Со временем Глеб успокоился и по поводу голоса — Бесов не пытался его разговорить. Задал несколько вопросов, но, не получив ответ ни на один из них, сел к самой двери, подперев ее спиной. В руках он держал пистолет, напряженно следил за всеми движениями Глеба и, кажется, даже моргал реже, чем обычные люди. Глебу даже стало смешно, хотя лицо неприятно саднило, да и металлический привкус во рту не поднимал настроения.
Когда в полутьме тренировочного зала дверь за спиной Бесова стала без звука исчезать, утопая в темноте — Глеб сначала подумал, что у него окончательно съехала крыша. Таких видений не было даже когда он был заперт в бункере Леонида. А потом - невероятно, но темнота, которая поглощала дверь, показалась Глебу знакомой. Такой знакомой, как мог бы быть знаком человек. Видимо, на лице Глеба что-то отразилось, потому что Бесов тоже обернулся. Тут же резко повернулся обратно к Глебу — словно ничего не происходило, и он считал, что это лишь маневр для отвлечения. Но Глеб оставался на месте, тогда Бесов рискнул еще раз повернуться. Он не замечал разницы, только со второго раза понял: что-то не так. Бесов поднялся: ему казалось, что это обман зрения. Он не мог понять, открыта дверь или закрыта. Но даже если дверь была открыта — за ней никого не было и никто не нападал. Похоже, что в его голове не сходилось то, что он видел с тем, что должен был. Потому что за дверью был коридор, и уж там никак не могло быть непроглядной тьмы, там стояли такие лампы, что каждую пылинку видно было. Оценив ситуацию, Бесов развернулся и собирался бежать в сторону Глеба — прикрыться им или угрожать его жизнью, но глупо и нелепо споткнулся, хотя стул был в другом углу, хотя пол был ровный и спотыкаться было не обо что… Разве что о тьму. Эта же тьма разлилась с двери по полу, из нее начал вылезать человек без головы. Бесов задышал шумно, глубоко, полез искать левой рукой телефон, пока правой направил пистолет на безголовое тело и дважды выстрелил. Глеб не мог не добить его, спокойно произнеся:
— Меня бы тут уже сто раз убили, если хотели. Дольше не могли?
Бесов менялся на глазах. Пули вообще никак не повлияли на существо. Глеб никогда Ника не боялся, даже если бы тот мог его сожрать. Бесов же мало того, что умирать был не готов, еще и не знал точно, на что это существо способно и убьет ли оно его так просто. К тому же и чернота, что до этого прикрывала дверь, потянулась к Бесову, и выстрелы стали истерическими, словно политик так орал от ужаса, не в силах голосом издать ни звука. Дверь и правда была открыта, коридор по-прежнему ярко освещен.
Глеб безразлично наблюдал, как волна черноты без спешки скрутила Бесова. Выстрелы внутри были глухими, или у Глеба уже в ушах звенело от предыдущих. Тело без головы устроилось у стены, теперь изображало мертвеца. Голос у Бесова прорезался после того, как в дверь вошел Тимур. Обычный Тимур, пусть и в маске Черта, у него даже пистолет был не в руках, а в кобуре на бедре. Он же прикрыл за собой дверь, словно в гостях тут был. Где-то дальше, может даже за пределами дома, послышались выстрелы, правда всего два. Тут сложно было сохранить самообладание, да и Тимур явно занервничал, услышав их, но дверь все равно закрыл. Черти умели доверять друг другу. Даже когда оставляли Еву против человека с явной военной подготовкой.
— Теперь освободите меня, я его голыми руками забью, — холодно приказал Глеб, дернувшись, и тут же зашипел от боли. Он не блефовал — даже раненным он был в такой ярости, что мог и потерпеть боль, лишь бы сторицей вернуть свой страх и унижение. Но Ник сделал вид, что он просто неразумный монстр, не понимающий человеческой речи. Тимура это заставило передумать и не спешить развязывать Глеба. Зато брошенное со злости в куче со всем происходящим оказало ох какой эффект на Бесова. Он издал звук, похожий на икоту, потом заговорил быстро, таращась безумными глазами то на Глеба, то на Тимура, игнорируя Ника всеми силами:
— Меня нельзя убивать. Вся информация, что была собрана на Чертей, раскидана по моим информаторам. Если что-то случится со мной — они сольют это в сеть.
Маска Тимура сейчас глушила голос, но что именно он сказал было понятно по закатанным глазам и отмашке. Глеб как ни пытался казаться спокойным, вынужден был с ним согласиться.
— Если эта штука тебя сожрет, то никто и не узнает, что с тобой случилось, — произнес Глеб. У него начинала болеть голова, еще и эти сволочи на помощь к нему пришли, а освобождать не спешили. Что на них нашло?
Бесов быстро помотал головой:
— Если я пропаду, они поймут. Они сольют, чтобы себя обезопасить…
Глеб мысленно оценил серьезность его слов. Конечно, он мог блефовать, оказавшись в ловушке. Но он ведь знал, против кого пошел? Что правда мешало ему подстраховаться?
— Хорошо, — выдохнул Глеб. — Теперь поговорим. Вы двое, при первом признаке зеленого тумана в глазах вырубить попавшегося и сутки про…
Лицо Глеба тут же оказалось в стальных тисках рук Тимура. Некоторое время тот вглядывался в его глаза, и Глеб терпел, потому что понимал правильность этого действия. Да и ему было бы спокойнее, подтверди Тимур, что он чист. Судя по вздоху — Глеб и был чист.
— Я ничего не делал, — подтвердил Бесов. — Я не мог… я раз в сутки и на одном могу. Я ничего не сделаю. Отпустите. Пусть оно прекратит!
Чернота уже обволакивала его горло, но, когда Тимур отошел, освободив обзор Глебу, Ник остановился. Глеб мог бы половину своего нового благосостояния поставить на то, что Ник веселится. Конечно, он не мог больше ни улыбаться, ни подкалывать, но что-то издевательское в его действиях осталось. И от этого было даже как-то тепло — значит, внутри этого чудовища по-прежнему жив их старый друг. Когда Бесов и Глеб пересеклись взглядами, Глеб, несмотря на связанные руки, разбитое лицо и пульсирующую боль в ноге, ощутил удовлетворение. Жестокое, почти садистское. Он все еще был уверен, что забил бы Бесова до смерти, если б освободился. Даже не на эмоциях, а долго и вдумчиво, примеряясь каждым ударом. Но спросил он спокойно, словно у нашкодившего ребенка:
— Итак. Зачем все это?
— А вы меня просто отпустите? — уже чуть увереннее спросил Бесов. Он осторожно пытался высвободиться, но тьма не была веревками, скорее что-то вязкое. Глеб попытался не выдать злорадной улыбки. Как этот человек после всего, и после той опасности, что представлял, мог надеяться уйти живым? И Глеб знал, что врал, когда кивнул:
— Если я тебя рядом с Чертями больше не увижу. Даже б**ть комментирующим само их существование. Выкладывай. Какого хера тебе от нас нужно?
Глеб уже примерно представлял, что в голове у этих людей. Представлял, потому что успел поговорить с Киром, который работал на Бесова. И, честно говоря, не знал, как бороться с этой идеологией, ведь если Бесов собирал их под этим предлогом, то прав был Бесов. Черти порождали агрессию и насилие в самом обществе. Черти были кумирами, которыми не должны были стать. И все же Глеб решил послушать.
— Власть, — ответил Бесов после недолгого обдумывания. Тимур и Глеб удивленно переглянулись.
— У нас нет власти, — произнес Тимур. Глеб кое-что мог со своими деньгами, но опять же дело было в деньгах. Бесов теперь выглядел раздосадованным, словно он уже все разжевал, а его не поняли.
— Если вы, простите, ею пользоваться не умеете, то это не значит, что у вас ее нет.
— Рассказывай, — подбодрил Глеб, когда понял, что Бесов снова заткнулся и пояснять не собирается. Тот вздохнул и продолжил уже с долей гордости. Он словно был уверен, что еще не все потеряно и, возможно, узнав про его план, Черти предложат и войти в долю.
— У Чертей есть власть, просто вы к ней не пришли. Я бы убрал по-тихому вас. Поставил бы других — мы и маски подобные разработали. А потом… потом и их бы убили.
Глеб и Тимур переглянулись снова. Хотя Бесов не говорил этого вслух, оба понимали — скорее всего не без его участия.
— Я пустил бы слух, что их курировал я. Несколько косвенных доказательств, — уже без энтузиазма продолжил он. — Таких, по которым посадить невозможно, а вот общественность… Аха, знаете, как эти конспирологи. У меня все разработано. Что сказать, где сказать. Мне бы поверили, а сажать-то не за что. Да и Черти бы пропали так, что со мной не связать. Ну и намекнул бы — а вот видите, порядок навел. А могу еще лучше навести… Во всей стране. У меня бы даже программа была такая… намекающая. Ужесточим наказания, вернем смертную казнь, причем казнь…
Чем больше он говорил, тем больше огорчался, не находя понимания в глазах Чертей.
