Тимур снова попытался переглянуться с Глебом, но тот в этот раз не ответил, он скептически рассматривал Бесова. Уловил буравящий его сбоку взгляд и ответил раздраженным и коротким:
— Бред.
— Что?! Бред?! Это вы бредом занимались. В героев играли, а ради чего? Одного убили — там еще гроздь живая. Думаете, они остерегаются кого? Вас? Ага, конечно. Только сопляков и могли вдохновлять, любому более-менее разумному и взрослому было ясно, что это все херня! Я сам все ждал, когда Черти в политику полезут. А потом до меня дошло — а они и не собираются! Они это серьезно! Правда всю жизнь хотят с автоматами бегать!
— Да мы не то чтобы хотели… — начал Тимур, но Глеб даже не сказал — шикнул на него, только головой качнув в его сторону. Потом вернул внимание Бесову и, всмотревшись в бледное лицо, спросил:
— Так это что, серьезно, что ли?
У Бесова лицо зашевелилось так, словно тьма ему и под кожу проникла. Несколько секунд он пытался справиться с эмоциями, потом угрожающе прошипел:
— Не смей...
— Посадить? — перебил Глеб. — Тебя бы убили. Объявить хотя бы и слухами, что Черти — твой проект — это все равно, что красную точку себе на лоб поставить и круги вокруг нее начертить.
— У меня охрана была бы. Я бы делил — одних в Чертей, других к себе поближе.
— Ты не представляешь, сколько людей против Чертей. Даже намекнув, что имеешь к ним отношение, ты бы вместо пола под ногами зыбучий песок обнаружил. И как вокруг тебя стены сжимаются… Сука, и ради этого бреда чуть нас не перебил.
— Я бы справился со всеми, кто за мной пришел!
— С нами уже не справился, — напомнил Глеб устало. — Меня сегодня развяжут или нет? И дайте обезбола кто-нибудь, я скоро выть начну.
Казалось, Тимур что-то знал, потому что снова как-то грустно взглянул на Глеба. Тот стал понимать, что его не освобождают не потому, что боятся за сохранность Бесова. Глеб уже несколько минут как излучал само спокойствие и был уверен, что лицо не выдавало его намерений. Но Тимур медлил, Ник тоже его не спешил развязывать. Более того, Тимур шепнул: "Еще немного потерпи" и не дал даже обезболивающего, хотя оно у Чертей всегда было вшито в амуницию. Казалось бы - даже отлучаться не надо. Глебу сейчас очень не хватало этой удобной амуниции.
— И это все? — уже у Бесова спросил Тимур. Пистолет он с самого начала разговора держал в кобуре, что Глебу очень не нравилось, но сказывался малый опыт. Бесов, похоже, говорить передумал. Несмотря на то, что от его разговорчивости все еще зависела его жизнь. Просто по-детски обиделся, что его не поняли. А ведь своим людям он говорил совершенно другое. Скорее всего впервые решил с кем-то поделиться планами. Может, потому и раскололся так быстро. Может, надеялся Чертей в долю взять… А своим врал, чтобы их слить потом.
— Он убил Леонида, — напомнил Глеб. Бесов снова заволновался, Тимур поморщился. Вряд ли он стал бы кому-то мстить за Леонида. Тимура в подвал к Чертям притащили еще несовершеннолетним, тоже быстро и доходчиво объяснили ситуацию и грозили смертью. Если бы Бесов знал, как тот ублюдок вербовал в Чертей, то использовал бы его убийство как смягчающее обстоятельство. Впрочем, похоже, что Тимур и так знал, что Бесова отпускать нельзя. Как и верить в то, что к Чертям он больше не сунется. Он отодвинулся от Глеба, обошел уже заметно нервничающего Бесова и остановился у него за спиной на расстоянии вытянутой руки. Бесов пытался обернуться, но Ник не пускал.
— Сможешь посидеть тут еще какое-то время? — спросил Тимур, и Глеб интуитивно понял, что у него. Нахмурился:
— Вы чего задумали?
— Выдать тебя за жертву, — ответил Тимур, сверля взглядом затылок Бесова. — Потом вернешься. Поэтому прости, сейчас даже обезбол не дам. С ним были еще люди?
Глеб кивнул, тогда Тимур продолжил:
— Если он помрет, а тебя вытащат Черти — будет много вопросов. Поэтому сделаем вид, что нас тут не было. А ты придумай что-нибудь.
— Меня нельзя убивать! — перебивая последнюю фразу, взревел Бесов. Тимур пожал плечами с чем-то похожим на сочувствие во взгляде. Бесова ему, кажется, не очень хотелось убивать. Или вообще кого-то убивать. Пистолет он не доставал, зато с руки снял перчатку.
— Так тебя и не убьют, — произнес Глеб, поняв, наконец, весь план. — Сердечный приступ.
Тимур выглядел так, словно должен был по локоть руку в человека засунуть, хотя по факту просто перехватил Бесова за шею сзади. Тот был эти несколько секунд в ступоре, пытаясь понять, возможно ожидая увидеть шприц, и того, что сможет возразить — укол найдут, их все равно раскроют. А потом его отрезвили холодные пальцы, впившиеся в кожу. Одновременно Глеб видел, как Ник, а точнее его темное тело, перестало быть эластичным и удержало политика неподвижно, как памятник. Тот мог только голову вжимать в плечи, но и это не очень помогало. Пальцы Тимура утопали в складках кожи, но не отпускали. Глеб решил, что ему будет достаточно и этого. Он внимательно смотрел, как начал задыхаться Бесов, хотя того никто не душил. Как он напрягал мускулы, чтобы хотя бы схватиться за больное место. Глеб никогда не думал, что это так долго. Тимуру понадобилось секунд пятнадцать, чтобы запустить процесс, затем он так отдернул руку, словно боялся, что она примерзнет и останется у Бесова на коже. Политик задышал часто, закашлял, начал клониться вперед. Тимур отвернулся к стене и уже не смотрел на него. Если бы не страх казаться нелепым — он бы и уши заткнул. Глеб же наблюдал, не отрываясь. Бесов силился еще что-то сказать, но он становился все слабее. Даже Ник уже потихоньку начал выпускать его на пол.
У Глеба оставалось ощущение, что он заставил Тимура сделать что-то ужасное и неправильное. Он даже подумал, что на Тимура его способность как-то влияет физически, но, когда Бесов перестал хрипеть, тот обернулся снова к Глебу, хотя смотрел все равно мимо него. Было видно, что спросил он не его, а Еву, которая оставалась на связи.
— Что там?
Послушал немного и нехотя сообщил:
— Скажи ему, что Бесов уже мертв. Если хочет, пусть дойдет посмотрит. Глеб живой.
— Вы что, охрану не убивали? — Глеб даже удивился. Но из охраны он видел только троих, возможно Бесов и правда опасался подключать к делу кого-то еще.
Тимур только глянул на него так, словно это была претензия, и он этого тона не одобрил, и открыл дверь в коридор.
— Эй, — окликнул Глеб, насупившись. Ник собрался в кучку у двери, вернул себе голову, поднялся и так же вышел. Глеба оставили с трупом наедине дожидаться полицию. Ноги он от боли уже не чувствовал, и это приносило хоть немного облегчения.
Арина, молодая девушка восточного типа, всегда замечала, как начинал волноваться Тимур, когда слышал, что около дома останавливается машина. Всегда сначала проверял по камерам, кого там принесло. Конечно, к ним ездил серьезный человек из города, на серьезной машине и в сопровождении то суровой девушки, то такого же мрачного парня, но этот человек не проявлял к Тимуру агрессии. К тому же вся организация, как поняла Арина, существовала благодаря этому человеку и была на зарплате у него, в том числе и Тимур. Но тот вел себя всегда отчужденно, находил кучу дел (а их в приюте для животных всегда хватало) лишь бы тот не задерживался.
Вот и сейчас все по старому — Тимур проверил по камерам, отобрал у Арины щенка и соску и пошел в прихожую кормить. Это был небольшой дом на окраине дачного поселка — тот самый, в котором прятали Кристину. В целом было немного похоже на прежнее место, где жили Черти, только меньше и, зимой приходилось топить печкой. Сейчас же был разгар лета, которое, однако, в этом году жарой их не баловало.
Глеб вошел, радостно поздоровался с работницей и решительно прошел в прихожую, словно точно знал, где Тимура искать. За ним вышел и охранник, но он никуда не спешил — остался, прикрыв дверь во двор. Глеб приехал с Павлом, и тот теперь неловко дожидался его, не заходя в дом. Попытался заговорить с Ариной, но по-русски та понимала плохо. Тимур для нее выучил ее язык, в том числе и для того, чтобы работнице незачем было вникать в русский. И все же — Глеб плотно закрыл дверь. Павел не очень понимал, почему, но в этот раз начальник выглядел разозленным.
— Как двигается дело? — спросил Глеб, осмотревшись. В доме был бардак — везде пеленки, мешки с едой и пакеты с пшеном, гречкой. Под окном — коробка с заголосившими щенками.
— Нормально, — нехотя отозвался Тимур. — Троих пристроили.
Тимуру тут нравилось. Когда Глеб после всего впервые спросил его, чем тот хочет заниматься — Тимур сказал, что в Чертях его устраивало все, кроме необходимости убивать людей и умирать. Ну разве что от кроликов он устал, а приют для животных — это интересно. Собаки вернулись, кроликов собой заменили лисы и соболи, которых тут содержали для реабилитации, с котами решалось. Внезапно найти в доме место для них было еще сложнее, чем для собак, но Тимур занимался этим вопросом. Он же находил работников, закупал корма. В целом выглядело так, что его мечта сбылась. Просто он не был рад конкретно Глебу.
— Звучит здорово. Значит, стало побольше места, — Глеб как ни в чем ни бывало отвлекся на коробку. Щенки были без мамы, при виде него заголосили еще громче, так что Тимур поморщился и приказал:
— Отойди.
Они снова изменились за последний год. Глеб вернулся в форму, Тимур без сожалений эту самую форму потерял и теперь выглядел как обычный тощий молодой парень.
Глеб не стал спорить и от щенков отошел, сел на диван рядом с Тимуром, чем вызвал у того тяжелый вдох. «Ему уже девятнадцать, а все еще ведет себя как мальчишка», — подумал Глеб. Тимур продолжал стараться не смотреть ему в лицо.
— Ты что творишь? — спросил Глеб. Тимур тут же вернул, будто ждал этого вопроса:
— А ты?
— А я не говорил, что завяжу. Я сказал, что Черти все, и вы, если хотите, можете идти, — едва слышным шепотом продолжал Глеб. — А это значит все-все-все, Тимур. Никакого оружия в этом доме. Никаких масок и пострелять даже из пневматики. Это значит, что даже если ты вдруг передумываешь — я не пускаю обратно.
— Я не передумаю! — взвился Тимур. Щенок в его руках пискнул, но снова вцепился в соску. Глеб шикнул на него, продолжил говорить:
— А мне кажется, ты уже об этом забыл… — он немного помолчал, потом перевел взгляд с Тимура на коробку, снова зашептал:
— Это их мама была?
Тимур кивнул, прикусив губу.
— Очень жаль. Сочувствую, — серьезно произнес Глеб. И Тимур заговорил, словно только с ним выговориться мог:
— Ее еще живую привезли. Дети с дач. Помочь просили. Думали можно ее вечно поддерживать… чтобы ей постоянно больно было. Я ее только мог отдать на усыпление.
— Дети. Девочки? — догадался Глеб и Тимур снова сорвался на крик, впервые за все время разговора посмотрел ему в лицо:
— Да дело не в этом!
— Я знаю, — согласился Глеб.
— И я не убил их!
— И это знаю, — снова кивнул Глеб. — Только вот что… я вам никогда не рассказывал, да и незачем было. Ты знаешь, почему Леонид нам этих животных навязал?
— Чтобы не оскотинились, — уверенно ответил Тимур и Глеб даже кивнул:
— Есть такое. А еще потому, что он сам с этого начинал. Живодеров калечил. А ты вроде как вырвался и обратно не хочешь.
— Слушай… Я не знаю, что на меня нашло. Просто помутнение было. Я не хотел, слышишь? — Тимур, возможно, не собирался оправдываться до этого, но перспектива быть как Леонид его и правда напугала. Да и вообще перспектива снова загреметь к Чертям. Хотя он знал — Глеб не примет, а без поддержки стать Чертом было почти невозможно.
— Ну как же не знаешь… — Глеб снова посмотрел на щенков, задержал взгляд на том, что был в руках Тимура и словно бы тему сменил: — У матери был?
— Нет, — буркнул Тимур и поднялся с дивана, положил в коробку одного щенка и взял другого, обратно на диван не сел, кормил стоя, на весу.
— И не собираешься? Может, полегчает?
— Слыш, твоя так-то тоже живая, но ты у нее не бываешь.
Глеб не стал возражать, что для своей матери он давно мертв и его возвращение единожды чуть не стоило жизни и ей. А Тимур как бы и не стирался из жизни, он всегда мог просто вернуться домой. Но не хотел, и в этом они были с Евой похожи — не так давно мать Евы умерла от цироза печени. Ева несколько дней была мрачной и замкнутой (больше, чем обычно), остерегалась спать, но на похороны к ней даже не пришла. Кажется, женщину похоронило государство — Ева все равно по бумагам была мертва.
— Ты просто напомнить приехал? — устало спросил Тимур. Он был неприятным и ершистым, когда защищался, хотя Глеб теперь мог его голыми руками задушить. Но с другой стороны, когда они говорили о нуждах приюта, о его будущем — Тимур становился более приятным человеком. В такие минуты Глеб думал, что все пошло правильно. Если бы Тимур остался одним из Чертей — он был бы совершенно невыносим, потому что стресс съедал бы его изнутри, как и необходимость убивать. Спасать, никого не убивая — вот идеал жизни для Тимура. Просто Глеб решил ему об этом напомнить, потому что даже теперь, если бы у парня не хватило ума замести следы — Глебу пришлось бы за него впрягаться, выкупать заявление в полиции. А это он как раз и ненавидел, именно против этого он в последнее время и собирался бороться — того, что правосудие заменяли власть и деньги.
— Еще я время от времени тебя остальным показываю, — честно признался Глеб. — Они до сих пор не верят, что я тебя живым отпустил.
— Могли тоже уйти, — спокойно пожал плечами Тимур и вернулся на диван. Чертям никогда не доверяли щенков - с ними было много мороки. То, чем занимался Тимур было знакомым, но при этом далеким. — Или сейчас убедятся, что меня не убили и присоединятся? Если что, тут всегда дело найдется.
— Да, давай всех мне на шею, — выдохнул Глеб, но уже без раздражения. Остальные не просто не сбежали. Еще и Павел побомжевал пару месяцев и пришел к Глебу. Это было неплохо — убивать его не хотелось, а рычагов давления на него не было. Павел же сказал, что либо присоединится, либо его можно сразу убивать. Он был серьезен. Глеб взял его к себе в охрану, потому что к нему не особо хотели идти работать после двух смертей предыдущих наемников. Павел знал, что Черти уже не вернутся к прошлому (хотя было заметно, что он присоединился в надежде на это). Он был одновременно и умным, и ведомым. Глебу с ним было легче, чем с кем бы то ни было. Даже Кир, который по-прежнему во всем ему доверял, нервировал Глеба и вызывал угрызения совести. Что уж говорить о Кристине, с которой он прекратил общение, как только отпала такая необходимость; о Нике, которого продолжал меняться, стоило привыкнуть к его новому состоянию. Ева после всего словно разочаровалась в нем и продолжала подчиняться только потому, что не было другого выхода.
Когда Глеб вышел из дома, он снова прихрамывал. Обычно сдерживался, но сказывалась усталость этого дня. Обычно нога не беспокоила, если ее не перетруждать. У него раньше было столько ранений, в том числе и пулевых. Еще после того, как его вытащили из дома Бесова, Глеб надеялся, что ногу вылечат и будет все как раньше. Но, видимо, именно это и оказалось тем хрупким, что в нем наконец сломалось. Нога болела потом так, что он уже не верил, что однажды это пройдет. И вот, год спустя, ранение все еще давало о себе знать, если Глеб слишком много ходил или бегал.
— Бред.
— Что?! Бред?! Это вы бредом занимались. В героев играли, а ради чего? Одного убили — там еще гроздь живая. Думаете, они остерегаются кого? Вас? Ага, конечно. Только сопляков и могли вдохновлять, любому более-менее разумному и взрослому было ясно, что это все херня! Я сам все ждал, когда Черти в политику полезут. А потом до меня дошло — а они и не собираются! Они это серьезно! Правда всю жизнь хотят с автоматами бегать!
— Да мы не то чтобы хотели… — начал Тимур, но Глеб даже не сказал — шикнул на него, только головой качнув в его сторону. Потом вернул внимание Бесову и, всмотревшись в бледное лицо, спросил:
— Так это что, серьезно, что ли?
У Бесова лицо зашевелилось так, словно тьма ему и под кожу проникла. Несколько секунд он пытался справиться с эмоциями, потом угрожающе прошипел:
— Не смей...
— Посадить? — перебил Глеб. — Тебя бы убили. Объявить хотя бы и слухами, что Черти — твой проект — это все равно, что красную точку себе на лоб поставить и круги вокруг нее начертить.
— У меня охрана была бы. Я бы делил — одних в Чертей, других к себе поближе.
— Ты не представляешь, сколько людей против Чертей. Даже намекнув, что имеешь к ним отношение, ты бы вместо пола под ногами зыбучий песок обнаружил. И как вокруг тебя стены сжимаются… Сука, и ради этого бреда чуть нас не перебил.
— Я бы справился со всеми, кто за мной пришел!
— С нами уже не справился, — напомнил Глеб устало. — Меня сегодня развяжут или нет? И дайте обезбола кто-нибудь, я скоро выть начну.
Казалось, Тимур что-то знал, потому что снова как-то грустно взглянул на Глеба. Тот стал понимать, что его не освобождают не потому, что боятся за сохранность Бесова. Глеб уже несколько минут как излучал само спокойствие и был уверен, что лицо не выдавало его намерений. Но Тимур медлил, Ник тоже его не спешил развязывать. Более того, Тимур шепнул: "Еще немного потерпи" и не дал даже обезболивающего, хотя оно у Чертей всегда было вшито в амуницию. Казалось бы - даже отлучаться не надо. Глебу сейчас очень не хватало этой удобной амуниции.
— И это все? — уже у Бесова спросил Тимур. Пистолет он с самого начала разговора держал в кобуре, что Глебу очень не нравилось, но сказывался малый опыт. Бесов, похоже, говорить передумал. Несмотря на то, что от его разговорчивости все еще зависела его жизнь. Просто по-детски обиделся, что его не поняли. А ведь своим людям он говорил совершенно другое. Скорее всего впервые решил с кем-то поделиться планами. Может, потому и раскололся так быстро. Может, надеялся Чертей в долю взять… А своим врал, чтобы их слить потом.
— Он убил Леонида, — напомнил Глеб. Бесов снова заволновался, Тимур поморщился. Вряд ли он стал бы кому-то мстить за Леонида. Тимура в подвал к Чертям притащили еще несовершеннолетним, тоже быстро и доходчиво объяснили ситуацию и грозили смертью. Если бы Бесов знал, как тот ублюдок вербовал в Чертей, то использовал бы его убийство как смягчающее обстоятельство. Впрочем, похоже, что Тимур и так знал, что Бесова отпускать нельзя. Как и верить в то, что к Чертям он больше не сунется. Он отодвинулся от Глеба, обошел уже заметно нервничающего Бесова и остановился у него за спиной на расстоянии вытянутой руки. Бесов пытался обернуться, но Ник не пускал.
— Сможешь посидеть тут еще какое-то время? — спросил Тимур, и Глеб интуитивно понял, что у него. Нахмурился:
— Вы чего задумали?
— Выдать тебя за жертву, — ответил Тимур, сверля взглядом затылок Бесова. — Потом вернешься. Поэтому прости, сейчас даже обезбол не дам. С ним были еще люди?
Глеб кивнул, тогда Тимур продолжил:
— Если он помрет, а тебя вытащат Черти — будет много вопросов. Поэтому сделаем вид, что нас тут не было. А ты придумай что-нибудь.
— Меня нельзя убивать! — перебивая последнюю фразу, взревел Бесов. Тимур пожал плечами с чем-то похожим на сочувствие во взгляде. Бесова ему, кажется, не очень хотелось убивать. Или вообще кого-то убивать. Пистолет он не доставал, зато с руки снял перчатку.
— Так тебя и не убьют, — произнес Глеб, поняв, наконец, весь план. — Сердечный приступ.
Тимур выглядел так, словно должен был по локоть руку в человека засунуть, хотя по факту просто перехватил Бесова за шею сзади. Тот был эти несколько секунд в ступоре, пытаясь понять, возможно ожидая увидеть шприц, и того, что сможет возразить — укол найдут, их все равно раскроют. А потом его отрезвили холодные пальцы, впившиеся в кожу. Одновременно Глеб видел, как Ник, а точнее его темное тело, перестало быть эластичным и удержало политика неподвижно, как памятник. Тот мог только голову вжимать в плечи, но и это не очень помогало. Пальцы Тимура утопали в складках кожи, но не отпускали. Глеб решил, что ему будет достаточно и этого. Он внимательно смотрел, как начал задыхаться Бесов, хотя того никто не душил. Как он напрягал мускулы, чтобы хотя бы схватиться за больное место. Глеб никогда не думал, что это так долго. Тимуру понадобилось секунд пятнадцать, чтобы запустить процесс, затем он так отдернул руку, словно боялся, что она примерзнет и останется у Бесова на коже. Политик задышал часто, закашлял, начал клониться вперед. Тимур отвернулся к стене и уже не смотрел на него. Если бы не страх казаться нелепым — он бы и уши заткнул. Глеб же наблюдал, не отрываясь. Бесов силился еще что-то сказать, но он становился все слабее. Даже Ник уже потихоньку начал выпускать его на пол.
У Глеба оставалось ощущение, что он заставил Тимура сделать что-то ужасное и неправильное. Он даже подумал, что на Тимура его способность как-то влияет физически, но, когда Бесов перестал хрипеть, тот обернулся снова к Глебу, хотя смотрел все равно мимо него. Было видно, что спросил он не его, а Еву, которая оставалась на связи.
— Что там?
Послушал немного и нехотя сообщил:
— Скажи ему, что Бесов уже мертв. Если хочет, пусть дойдет посмотрит. Глеб живой.
— Вы что, охрану не убивали? — Глеб даже удивился. Но из охраны он видел только троих, возможно Бесов и правда опасался подключать к делу кого-то еще.
Тимур только глянул на него так, словно это была претензия, и он этого тона не одобрил, и открыл дверь в коридор.
— Эй, — окликнул Глеб, насупившись. Ник собрался в кучку у двери, вернул себе голову, поднялся и так же вышел. Глеба оставили с трупом наедине дожидаться полицию. Ноги он от боли уже не чувствовал, и это приносило хоть немного облегчения.
***
Арина, молодая девушка восточного типа, всегда замечала, как начинал волноваться Тимур, когда слышал, что около дома останавливается машина. Всегда сначала проверял по камерам, кого там принесло. Конечно, к ним ездил серьезный человек из города, на серьезной машине и в сопровождении то суровой девушки, то такого же мрачного парня, но этот человек не проявлял к Тимуру агрессии. К тому же вся организация, как поняла Арина, существовала благодаря этому человеку и была на зарплате у него, в том числе и Тимур. Но тот вел себя всегда отчужденно, находил кучу дел (а их в приюте для животных всегда хватало) лишь бы тот не задерживался.
Вот и сейчас все по старому — Тимур проверил по камерам, отобрал у Арины щенка и соску и пошел в прихожую кормить. Это был небольшой дом на окраине дачного поселка — тот самый, в котором прятали Кристину. В целом было немного похоже на прежнее место, где жили Черти, только меньше и, зимой приходилось топить печкой. Сейчас же был разгар лета, которое, однако, в этом году жарой их не баловало.
Глеб вошел, радостно поздоровался с работницей и решительно прошел в прихожую, словно точно знал, где Тимура искать. За ним вышел и охранник, но он никуда не спешил — остался, прикрыв дверь во двор. Глеб приехал с Павлом, и тот теперь неловко дожидался его, не заходя в дом. Попытался заговорить с Ариной, но по-русски та понимала плохо. Тимур для нее выучил ее язык, в том числе и для того, чтобы работнице незачем было вникать в русский. И все же — Глеб плотно закрыл дверь. Павел не очень понимал, почему, но в этот раз начальник выглядел разозленным.
— Как двигается дело? — спросил Глеб, осмотревшись. В доме был бардак — везде пеленки, мешки с едой и пакеты с пшеном, гречкой. Под окном — коробка с заголосившими щенками.
— Нормально, — нехотя отозвался Тимур. — Троих пристроили.
Тимуру тут нравилось. Когда Глеб после всего впервые спросил его, чем тот хочет заниматься — Тимур сказал, что в Чертях его устраивало все, кроме необходимости убивать людей и умирать. Ну разве что от кроликов он устал, а приют для животных — это интересно. Собаки вернулись, кроликов собой заменили лисы и соболи, которых тут содержали для реабилитации, с котами решалось. Внезапно найти в доме место для них было еще сложнее, чем для собак, но Тимур занимался этим вопросом. Он же находил работников, закупал корма. В целом выглядело так, что его мечта сбылась. Просто он не был рад конкретно Глебу.
— Звучит здорово. Значит, стало побольше места, — Глеб как ни в чем ни бывало отвлекся на коробку. Щенки были без мамы, при виде него заголосили еще громче, так что Тимур поморщился и приказал:
— Отойди.
Они снова изменились за последний год. Глеб вернулся в форму, Тимур без сожалений эту самую форму потерял и теперь выглядел как обычный тощий молодой парень.
Глеб не стал спорить и от щенков отошел, сел на диван рядом с Тимуром, чем вызвал у того тяжелый вдох. «Ему уже девятнадцать, а все еще ведет себя как мальчишка», — подумал Глеб. Тимур продолжал стараться не смотреть ему в лицо.
— Ты что творишь? — спросил Глеб. Тимур тут же вернул, будто ждал этого вопроса:
— А ты?
— А я не говорил, что завяжу. Я сказал, что Черти все, и вы, если хотите, можете идти, — едва слышным шепотом продолжал Глеб. — А это значит все-все-все, Тимур. Никакого оружия в этом доме. Никаких масок и пострелять даже из пневматики. Это значит, что даже если ты вдруг передумываешь — я не пускаю обратно.
— Я не передумаю! — взвился Тимур. Щенок в его руках пискнул, но снова вцепился в соску. Глеб шикнул на него, продолжил говорить:
— А мне кажется, ты уже об этом забыл… — он немного помолчал, потом перевел взгляд с Тимура на коробку, снова зашептал:
— Это их мама была?
Тимур кивнул, прикусив губу.
— Очень жаль. Сочувствую, — серьезно произнес Глеб. И Тимур заговорил, словно только с ним выговориться мог:
— Ее еще живую привезли. Дети с дач. Помочь просили. Думали можно ее вечно поддерживать… чтобы ей постоянно больно было. Я ее только мог отдать на усыпление.
— Дети. Девочки? — догадался Глеб и Тимур снова сорвался на крик, впервые за все время разговора посмотрел ему в лицо:
— Да дело не в этом!
— Я знаю, — согласился Глеб.
— И я не убил их!
— И это знаю, — снова кивнул Глеб. — Только вот что… я вам никогда не рассказывал, да и незачем было. Ты знаешь, почему Леонид нам этих животных навязал?
— Чтобы не оскотинились, — уверенно ответил Тимур и Глеб даже кивнул:
— Есть такое. А еще потому, что он сам с этого начинал. Живодеров калечил. А ты вроде как вырвался и обратно не хочешь.
— Слушай… Я не знаю, что на меня нашло. Просто помутнение было. Я не хотел, слышишь? — Тимур, возможно, не собирался оправдываться до этого, но перспектива быть как Леонид его и правда напугала. Да и вообще перспектива снова загреметь к Чертям. Хотя он знал — Глеб не примет, а без поддержки стать Чертом было почти невозможно.
— Ну как же не знаешь… — Глеб снова посмотрел на щенков, задержал взгляд на том, что был в руках Тимура и словно бы тему сменил: — У матери был?
— Нет, — буркнул Тимур и поднялся с дивана, положил в коробку одного щенка и взял другого, обратно на диван не сел, кормил стоя, на весу.
— И не собираешься? Может, полегчает?
— Слыш, твоя так-то тоже живая, но ты у нее не бываешь.
Глеб не стал возражать, что для своей матери он давно мертв и его возвращение единожды чуть не стоило жизни и ей. А Тимур как бы и не стирался из жизни, он всегда мог просто вернуться домой. Но не хотел, и в этом они были с Евой похожи — не так давно мать Евы умерла от цироза печени. Ева несколько дней была мрачной и замкнутой (больше, чем обычно), остерегалась спать, но на похороны к ней даже не пришла. Кажется, женщину похоронило государство — Ева все равно по бумагам была мертва.
— Ты просто напомнить приехал? — устало спросил Тимур. Он был неприятным и ершистым, когда защищался, хотя Глеб теперь мог его голыми руками задушить. Но с другой стороны, когда они говорили о нуждах приюта, о его будущем — Тимур становился более приятным человеком. В такие минуты Глеб думал, что все пошло правильно. Если бы Тимур остался одним из Чертей — он был бы совершенно невыносим, потому что стресс съедал бы его изнутри, как и необходимость убивать. Спасать, никого не убивая — вот идеал жизни для Тимура. Просто Глеб решил ему об этом напомнить, потому что даже теперь, если бы у парня не хватило ума замести следы — Глебу пришлось бы за него впрягаться, выкупать заявление в полиции. А это он как раз и ненавидел, именно против этого он в последнее время и собирался бороться — того, что правосудие заменяли власть и деньги.
— Еще я время от времени тебя остальным показываю, — честно признался Глеб. — Они до сих пор не верят, что я тебя живым отпустил.
— Могли тоже уйти, — спокойно пожал плечами Тимур и вернулся на диван. Чертям никогда не доверяли щенков - с ними было много мороки. То, чем занимался Тимур было знакомым, но при этом далеким. — Или сейчас убедятся, что меня не убили и присоединятся? Если что, тут всегда дело найдется.
— Да, давай всех мне на шею, — выдохнул Глеб, но уже без раздражения. Остальные не просто не сбежали. Еще и Павел побомжевал пару месяцев и пришел к Глебу. Это было неплохо — убивать его не хотелось, а рычагов давления на него не было. Павел же сказал, что либо присоединится, либо его можно сразу убивать. Он был серьезен. Глеб взял его к себе в охрану, потому что к нему не особо хотели идти работать после двух смертей предыдущих наемников. Павел знал, что Черти уже не вернутся к прошлому (хотя было заметно, что он присоединился в надежде на это). Он был одновременно и умным, и ведомым. Глебу с ним было легче, чем с кем бы то ни было. Даже Кир, который по-прежнему во всем ему доверял, нервировал Глеба и вызывал угрызения совести. Что уж говорить о Кристине, с которой он прекратил общение, как только отпала такая необходимость; о Нике, которого продолжал меняться, стоило привыкнуть к его новому состоянию. Ева после всего словно разочаровалась в нем и продолжала подчиняться только потому, что не было другого выхода.
Когда Глеб вышел из дома, он снова прихрамывал. Обычно сдерживался, но сказывалась усталость этого дня. Обычно нога не беспокоила, если ее не перетруждать. У него раньше было столько ранений, в том числе и пулевых. Еще после того, как его вытащили из дома Бесова, Глеб надеялся, что ногу вылечат и будет все как раньше. Но, видимо, именно это и оказалось тем хрупким, что в нем наконец сломалось. Нога болела потом так, что он уже не верил, что однажды это пройдет. И вот, год спустя, ранение все еще давало о себе знать, если Глеб слишком много ходил или бегал.
