Кая исправно моргала, мысленно стонала и хваталась за голову, но сдержанно вставляла подобающие случаю ахи и междометия, внутри себя давая слово свернуть шею одному легкомысленному идиоту, который, кажется, в этот раз доигрался.
Потому что пусть младшая, но дочь короля, и пусть знатный, но всё же рядовой дворянин враждующей страны, – это ни в какие дипломатические ворота не лезет.
Этого даже Канлар не сможет устроить.
Даже если отдать им эти несчастные горные деревни – а их-то точно отдавать никто не собирается, и князь намертво встанет, и сама Кая подобного не допустит.
Сияющая восторгом первой любви принцесса стала казаться Кае особой крайне неприятной, эгоистичной, глупой и поверхностной.
Возможно, здесь отчасти была виновата так и не замеченная королевой зависть: всё-таки есть что-то неоспоримо привлекательное в том, чтобы до такой степени забыть о расчёте и долге, и с головой в омут поддаться тому, что желанно.
Кая никогда не забывала о своём долге, никогда не противилась своему трезвому расчёту и, тем паче, никогда не поддавалась своим желаниям там, где речь шла о государственных делах.
Она попросту не могла себе этого позволить – и ей было отчаянно больно видеть, что эта девочка, тоже родом из королевской семьи, но в везении своём не оказавшаяся наследницей престола, живёт по-другому. И позволяет себе легкомысленно махнуть рукой: «Что вы, какая война? Какой-нибудь ультиматум для галочки, нестрашно!»
Интерлюдия
Бледно-розовое, бледно-голубое, бледно-жёлтое, бежевое, цвета слоновой кости… Ами-Линта споро перебирала платья в своём гардеробе, решая, что брать с собой в Райанци.
– Нет, это нельзя, – решила она, откладывая уже было отобранное бледно-голубое.
Синий – династические цвета Райанци. Надеть бледно-голубое – это сделать ощутимый вызов, не лучшее начало дипломатических отношений.
– Напротив! – возразила нянюшка, снова перекладывая спорное платье к отобранным. – А если сладится?
Принцесса закраснелась.
Если сладится, бледно-голубой будет в высшей степени уместным вариантом.
О матримониальной подоплёке приглашения в Райанци старались не говорить прямо – ничего ещё было не ясно, райанская королева ограничилась бледным намёком, который обе стороны ни к чему не обязывал. Однако дипломаты уверенно прочитали между строк предложение брачного союза, и отец даже привёл Ами-Линту на специально созванный по этому случаю государственный совет – невиданное для девицы дело! Там махийские дипломаты долго и подробно инструктировали её, как себя вести: первой интереса к князю не проявлять, но при каких-то шагах в эту сторону от райанского двора – непременно пойти навстречу и всячески поощрить принятие решения об этом союзе.
Ничего, совсем ещё ничего не было понятно, и принцесса ужасно волновалась. Князь в их махийских краях был фигурой легендарной, но отрицательной. Дерзкий разбойник, который поддерживает мятежников и совершает грандиозные набеги на махийские форпосты, умудряясь при этом выходить сухим из воды и не оставлять доказательств своего прямого участия. Овеянный чёрным романтизмом герой – то, что надо юной впечатлительной девушке, чтобы трепетать.
– А у него правда синие глаза? – с любопытством спросила принцесса у нянюшки уже в седьмой, кажется, раз.
– Как ясное небо! – заверила нянюшка с такой гордостью, как будто лично разукрашивала глаза князя.
– А я ему понравлюсь? – с тревогой в двенадцатый раз спрашивала принцесса, критически вертясь перед зеркалом.
Нянюшка терпеливо заверяла, что, конечно, понравится, как же может быть иначе?
Ами-Линта, и впрямь, была чудо как хороша, а обещала стать ещё краше.
…и вот, спустя несколько недель принцесса уже на земле своего предполагаемого жениха. Она уже готова всей душой полюбить его – да и как не полюбить такого драматичного и харизматичного персонажа? – и, конечно, готова полюбить и его страну. Принцессе кажется, что красивее Райанци земли на свете нет, что тут живут самые приветливые и ласковые люди, что здесь строят самые красивые и величественные города, что здесь даже солнце светит по-особому. Эта необыкновенность заставляет её снова и снова убеждаться: сладится. Не может не сладиться!
Но вся эта праздничная готовность полюбить разбивается неожиданно и остро – о яркий взгляд весёлых синих глаз, которые принадлежат совсем не предполагаемому жениху!
Принцесса забывает, как дышать.
На несколько секунд ей кажется, что её просто не предупредили, и князь всё же приехал самолично встречать её.
Но потом синеглазый красавчик любезно представляется, и сердце принцессы падает, падает, падает в какую-то неведомую бездну – и всё, спасения нет, и она пропала.
Отзвуком бьётся в голове осколок его слов: «Се-Крер, Се-Крер, Се-Крер» – и её немного неестественная улыбка, и фраза не к месту, и нечаянно по-махийски – а ведь так хорошо знает язык соседей! А он смеётся, не замечая неловкости, и весело отвечает на её языке, и всё в нём – улыбка, взгляд, жестикуляция, мимика, – всё криком кричит, что она, Ами-Линта, прекрасна, что она удивительна и что она уникальна.
А потом – столица, и гордость в его голосе, и высокие соборы, и узкие улицы, и каменные мостовые, и по этим узким улицам эхом отдаются те весёлые слова, которыми он рассказывает о том, что вокруг.
А потом – бал, и ощущение горячих ласковых рук, которые, кажется, чувствуются кожей, словно и нет между ними её платья и его перчаток, и его глубокий взгляд, и дышать с ним одним дыханием, и чувствовать его запах как свой…
А потом – извинения за поспешную пощёчину, и его нежные шутки, и как паясничает, чтобы сгладить неловкость, и как, неожиданно, целует её платок, а смотрит на неё, и кажется – не платок целует, а её кожу.
И разговоры, разговоры, разговоры – каких в её жизни никогда не было!
И тайные прогулки по саду, и сорванные неловко цветы, и длинные взгляды без слов, и – естественный как дыхание поцелуй, её первый поцелуй, и ей с острой несомненностью кажется, что этим всё и решилось, и что теперь она жена ему – и иначе быть не может и не могло быть, и в его глазах читает – да, только так.
И как бы теперь ни повернулась жизнь – для них уже было всё решено.
Витражный кабинет был подарком отца.
Небольшое помещение под крышей, с мансардными окнами, забранными искусным витражным стеклом. Личное убежище, куда принцесса сбегала порой с книжкой или куклой.
В Витражном кабинете, как считалось, Кая не принимает никого и никогда – даже уборку там проводили под её прямым надзором, потому что лишь у неё был ключ. Местечко, где принцесса могла побыть в одиночестве, и куда, став королевой, Кая наведывалась нечасто.
Никто во дворце не знал, что в Витражном кабинете есть потайной вход – прямо скажем, не самый удобный лаз на свете, предназначенный уж точно не для комфортного передвижения. И, конечно, пользоваться этим лазом имел привычку единственный придворный, с детства питающий тягу к исследованию чердаков – неугомонный Се-Крер.
Да-да, Витражный кабинет был предназначен не столько для уединения, сколько для тайных встреч.
Королева, как нам известно, являлась большой почитательницей этикета, и даже мысль о том, чтобы встречаться с каким-то мужчиной наедине, ей и в голову не могла прийти – но вот для Се-Крера она непостижимым образом сделала исключение. Почему-то встречи с ним не казались ей ни неприличными, ни неуместными – возможно, здесь сказывалась детская дружба, возможно, что-то ещё.
Так или иначе, выяснив детали катастрофического увлечения махийской принцессы, королева решительно призвала Се-Крера к ответу, и, поскольку речь шла о деле крайне деликатном, предпочла обойтись без свидетелей и пригласить его именно в Витражный кабинет.
Нельзя сказать, чтобы у Се-Крера это вызвало энтузиазм – тайный лаз нравился ему только в детские годы, теперь же скорее раздражал своей узостью и пыльностью. Вот и в этот раз, с чиханием выбравшись из потайной двери, он первым делом высказал свои претензии:
– Смотри, опять рубашку порвал!
Камзол он заблаговременно снимал, ибо после тайных приключений в пыли тот обычно терял презентабельный вид. С рубашками тоже всё выходило негладко – то они рвались, как сейчас, то пачкались.
Кая со страдальческим видом возвела глаза к витражам.
Отсутствие реакции вызвало у Се-Крера смешок. Присев на краешек стола, за которым сидела королева, он весело спросил:
– Чего звала-то?
Вопреки его ожиданиям, обаятельное нахальство и яркая улыбка не растопили в этот раз ледяного выражения лица собеседницы. Напротив, закаменев ещё больше, та сухо и сурово спросила:
– Что за игры с нашей гостьей, Кай?
Се-Крер изобразил лицом недоумение и ушёл от ответа:
– Откуда сведения?
– Не паясничай, – устало велела королева. – Дело серьёзное. Она всерьёз вознамерилась выйти за тебя замуж.
Не паясничать Се-Крер не умел, поэтому легкомысленно повёл плечом и дерзко уведомил:
– Я в курсе, это ведь именно мне она ответила: «Да».
Мрачный взгляд королевы заставил его заёрзать.
– Объяснись, – холодно потребовала она.
На несколько секунд Се-Крер стал серьёзен. Он перестал поигрывать ногтями по столешнице, почти неуловимо выпрямил ссутуленную спину, острым и режуще опасным взглядом пронзил королеву и сдержанно объяснился:
– Я люблю её.
Доподлинно неизвестно, как именно господин Се-Крер отличал свои многочисленные и поверхностные увлечения от глубокого серьёзного чувства. Возможно, единственное отличие в том и заключалось, что именно это увлечение он выбрал считать серьёзным чувством.
Возможно, именно этот выбор и превращает влюблённость в любовь?
Высказав, таким образом, свою точку зрения на ситуацию, он напустил на себя прежний шутовский вид и атаковал королеву каскадом безмятежных обаятельных улыбок.
Та, вопреки его ожиданиям, не поддалась.
– Ты каждую неделю в кого-то влюбляешься! – справедливо обличила она его. – Неужели нельзя обойтись хотя бы без международных скандалов?
– Спокойствие! – поднял руки Се-Крер и с самым довольным видом заверил: – У меня всё схвачено, скандала не будет.
Королева приподняла брови и всем своим лицом выразила скепсис.
– Точнее, будет, конечно, – поспешил поправиться Се-Крер, – но с Райанци его никто не свяжет.
Его физиономия по-прежнему была крайне довольной.
– Я слушаю, – жестом поторопила его королева, требуя более развёрнутых объяснений.
– Смотри! – Се-Крер схватил со стола чернильницу. – Вот это принцесса. Сейчас она у нас, – положил он чернильницу на какой-то блокнот, – но скоро уедет домой, в Махию, – переложил на другой блокнот. – И тут-то я, – взял он пресс для бумаг и передвинул его на первый блокнот, – еду за ней, – пресс последовал за чернильницей, – краду её, женюсь, и мы уезжаем… – он поозирался и переложил свой реквизит на ближайший подоконник: – Да вот хоть в Анджелию, не решили пока.
Это «мы не решили» более всего свидетельствовало о том, что он уже не мыслит себя без Ами-Линты.
Его вопрошающий взгляд переместился на королеву; та застыла в шоке и неодобрении.
– Да брось, льдинка! – помахал рукой Се-Крер. – Никто не узнает, что её украл я! Никаких дипломатических осложнений!
Кая ощутимо побледнела.
– Кай, – сдавленно возразила она. – Брось. Я тебя за кого хочешь сосватаю. Хочешь Се-Льянди? Се-Драфэн? Се-Криссе? – принялась она перечислять дам, к которым, как ей казалось, он имел слабость.
Он прервал её резким жестом и неожиданно строго ответил:
– Я люблю её. Ами-Линту. Я понимаю, льдинка, что концепция любви выше твоего понимания…
– Я люблю своего мужа, – зло возразила Кая.
Се-Крер хмыкнул, взъерошил волосы и скептически уточнил:
– Это которого? За которым твоя разведка чуть ли не полным составом приглядывает, да?
– Ты знаешь, что нет! – в гневе вскочила королева, опёрлась кулаками о стол и подалась к нему.
– Не этот? – с изумительной беспечностью не понял Се-Крер. – Вот это да, у тебя есть второй супруг? Покажешь? – с живым любопытством спросил он.
Королева с видимым усилием перевела дыхание, прикрыла глаза на несколько секунд, вздохнула и села на место.
– Любовь, льдинка, – невозмутимо продолжил гнуть свою линию Се-Крер. – Вот и я пал под её стрелами!
Не открывая глаз, непослушными губами Кая пробормотала:
– Но ты не можешь…
– Почему нет? – сурово перебил её Се-Крер, чей стальной взгляд ясно выдавал в нём опытного дуэлянта-победителя. – Разве я мало сделал для тебя? Разве не имею право наконец получить что-то для себя?
Она отвернулась, признавая, что он прав.
– Не маленькая, справишься, – проворчал он, чувствуя себя неуютно. Сталь в глазах словно была спрятана в ножны, и суровый голос потеплел.
На несколько минут повисло молчание.
– Ну ладно тебе, – смущённый Се-Крер был обескуражен её реакцией. – В конце концов, у тебя даже есть теперь этот твой муж, которого ты, как говоришь, любишь, – принялся убеждать он. – Между прочим, льдинка, если он нас застукает, будет очень нехорошо – я же и впрямь не могу его на дуэль вызвать. Отрубят мне голову, бедному, за пылкую дружбу с королевой! – возопил он.
– Не говори глупостей! – наконец не выдержав, повернулась она.
Обрадовавшись успеху, он развил наступление:
– Да ты видела, какими он меня взглядами прожигает, стоит лишь пересечься? Да он тебя безумно ревнует, льдинка! – пылко заверил он.
– Не преувеличивай, – губы королевы задрожали от еле сдерживаемого смеха, – к главе моей внутренней разведки он меня ревнует гораздо сильнее.
Се-Крер заразительно рассмеялся.
– Это потому что при нём я веду себя исключительно прилично! – с гордым видом поднял он палец, призывая Каю в свидетели его поразительных талантов по части умения казаться приличным человеком.
Та, напротив, снова погрустнела:
– Кай…
Посмурнев, он прервал:
– Даже не пытайся. Оставь этот свой королевский авторитет и пылкие речи о долге перед родиной. Свой долг я отдал сполна, твоё ты величество.
Она подозрительно чувствительно захлопала ресницами.
– Нет-нет-нет, – уловил перемену в её настроении он, – я, конечно, сражён в самое сердце, что ради меня ты задействуешь эти твои женские штучки, но, льдинка, прости, уже поздно. Моё сердце отдано, моя судьба свершилась, – с глубоким пафосом возгласил он, пародируя придворных поэтов и воздымая одну руку к потолку, другую при том прижимая к груди. – Я сражён роком и прекрасным глазами моей возлюбленной, я пал в этой неравной битве, я околдован, я пленён…
– Кай… – со смешком прервала его пылкий монолог Кая. – Сердце выше!
С недоумением он перевёл взгляд вниз, обнаружил, что надрывно жмёт руку где-то в районе желудка и, сменив пафосный тон на дурашливый, ворчливо отметил:
– Это потому что я не успел пообедать, так спешил на твой зов, моя королева! И зов желудка норовит теперь перекричать зов моего истерзанного сердца! – передвинув руку повыше, возопил он.
– Кай…
Приняв деловой вид, тот откликнулся:
– Ну так что, отпустишь?
Королева поморщилась:
– А у меня есть выбор? – с унынием в голосе уточнила она.
– Конечно, нет! – с оскорблённым видом признал Се-Крер. – Когда он у тебя был-то?
Опёршись локтями о стол, королева подпёрла подбородок ладонями и пытливо посмотрела на друга:
– Любовь, значит?
– Она самая, – с видом эксперта кивнул тот.
– Ну что мне с вами делать! – вздохнула она.
Потому что пусть младшая, но дочь короля, и пусть знатный, но всё же рядовой дворянин враждующей страны, – это ни в какие дипломатические ворота не лезет.
Этого даже Канлар не сможет устроить.
Даже если отдать им эти несчастные горные деревни – а их-то точно отдавать никто не собирается, и князь намертво встанет, и сама Кая подобного не допустит.
Сияющая восторгом первой любви принцесса стала казаться Кае особой крайне неприятной, эгоистичной, глупой и поверхностной.
Возможно, здесь отчасти была виновата так и не замеченная королевой зависть: всё-таки есть что-то неоспоримо привлекательное в том, чтобы до такой степени забыть о расчёте и долге, и с головой в омут поддаться тому, что желанно.
Кая никогда не забывала о своём долге, никогда не противилась своему трезвому расчёту и, тем паче, никогда не поддавалась своим желаниям там, где речь шла о государственных делах.
Она попросту не могла себе этого позволить – и ей было отчаянно больно видеть, что эта девочка, тоже родом из королевской семьи, но в везении своём не оказавшаяся наследницей престола, живёт по-другому. И позволяет себе легкомысленно махнуть рукой: «Что вы, какая война? Какой-нибудь ультиматум для галочки, нестрашно!»
Интерлюдия
Бледно-розовое, бледно-голубое, бледно-жёлтое, бежевое, цвета слоновой кости… Ами-Линта споро перебирала платья в своём гардеробе, решая, что брать с собой в Райанци.
– Нет, это нельзя, – решила она, откладывая уже было отобранное бледно-голубое.
Синий – династические цвета Райанци. Надеть бледно-голубое – это сделать ощутимый вызов, не лучшее начало дипломатических отношений.
– Напротив! – возразила нянюшка, снова перекладывая спорное платье к отобранным. – А если сладится?
Принцесса закраснелась.
Если сладится, бледно-голубой будет в высшей степени уместным вариантом.
О матримониальной подоплёке приглашения в Райанци старались не говорить прямо – ничего ещё было не ясно, райанская королева ограничилась бледным намёком, который обе стороны ни к чему не обязывал. Однако дипломаты уверенно прочитали между строк предложение брачного союза, и отец даже привёл Ами-Линту на специально созванный по этому случаю государственный совет – невиданное для девицы дело! Там махийские дипломаты долго и подробно инструктировали её, как себя вести: первой интереса к князю не проявлять, но при каких-то шагах в эту сторону от райанского двора – непременно пойти навстречу и всячески поощрить принятие решения об этом союзе.
Ничего, совсем ещё ничего не было понятно, и принцесса ужасно волновалась. Князь в их махийских краях был фигурой легендарной, но отрицательной. Дерзкий разбойник, который поддерживает мятежников и совершает грандиозные набеги на махийские форпосты, умудряясь при этом выходить сухим из воды и не оставлять доказательств своего прямого участия. Овеянный чёрным романтизмом герой – то, что надо юной впечатлительной девушке, чтобы трепетать.
– А у него правда синие глаза? – с любопытством спросила принцесса у нянюшки уже в седьмой, кажется, раз.
– Как ясное небо! – заверила нянюшка с такой гордостью, как будто лично разукрашивала глаза князя.
– А я ему понравлюсь? – с тревогой в двенадцатый раз спрашивала принцесса, критически вертясь перед зеркалом.
Нянюшка терпеливо заверяла, что, конечно, понравится, как же может быть иначе?
Ами-Линта, и впрямь, была чудо как хороша, а обещала стать ещё краше.
…и вот, спустя несколько недель принцесса уже на земле своего предполагаемого жениха. Она уже готова всей душой полюбить его – да и как не полюбить такого драматичного и харизматичного персонажа? – и, конечно, готова полюбить и его страну. Принцессе кажется, что красивее Райанци земли на свете нет, что тут живут самые приветливые и ласковые люди, что здесь строят самые красивые и величественные города, что здесь даже солнце светит по-особому. Эта необыкновенность заставляет её снова и снова убеждаться: сладится. Не может не сладиться!
Но вся эта праздничная готовность полюбить разбивается неожиданно и остро – о яркий взгляд весёлых синих глаз, которые принадлежат совсем не предполагаемому жениху!
Принцесса забывает, как дышать.
На несколько секунд ей кажется, что её просто не предупредили, и князь всё же приехал самолично встречать её.
Но потом синеглазый красавчик любезно представляется, и сердце принцессы падает, падает, падает в какую-то неведомую бездну – и всё, спасения нет, и она пропала.
Отзвуком бьётся в голове осколок его слов: «Се-Крер, Се-Крер, Се-Крер» – и её немного неестественная улыбка, и фраза не к месту, и нечаянно по-махийски – а ведь так хорошо знает язык соседей! А он смеётся, не замечая неловкости, и весело отвечает на её языке, и всё в нём – улыбка, взгляд, жестикуляция, мимика, – всё криком кричит, что она, Ами-Линта, прекрасна, что она удивительна и что она уникальна.
А потом – столица, и гордость в его голосе, и высокие соборы, и узкие улицы, и каменные мостовые, и по этим узким улицам эхом отдаются те весёлые слова, которыми он рассказывает о том, что вокруг.
А потом – бал, и ощущение горячих ласковых рук, которые, кажется, чувствуются кожей, словно и нет между ними её платья и его перчаток, и его глубокий взгляд, и дышать с ним одним дыханием, и чувствовать его запах как свой…
А потом – извинения за поспешную пощёчину, и его нежные шутки, и как паясничает, чтобы сгладить неловкость, и как, неожиданно, целует её платок, а смотрит на неё, и кажется – не платок целует, а её кожу.
И разговоры, разговоры, разговоры – каких в её жизни никогда не было!
И тайные прогулки по саду, и сорванные неловко цветы, и длинные взгляды без слов, и – естественный как дыхание поцелуй, её первый поцелуй, и ей с острой несомненностью кажется, что этим всё и решилось, и что теперь она жена ему – и иначе быть не может и не могло быть, и в его глазах читает – да, только так.
И как бы теперь ни повернулась жизнь – для них уже было всё решено.
Глава шестнадцатая
Витражный кабинет был подарком отца.
Небольшое помещение под крышей, с мансардными окнами, забранными искусным витражным стеклом. Личное убежище, куда принцесса сбегала порой с книжкой или куклой.
В Витражном кабинете, как считалось, Кая не принимает никого и никогда – даже уборку там проводили под её прямым надзором, потому что лишь у неё был ключ. Местечко, где принцесса могла побыть в одиночестве, и куда, став королевой, Кая наведывалась нечасто.
Никто во дворце не знал, что в Витражном кабинете есть потайной вход – прямо скажем, не самый удобный лаз на свете, предназначенный уж точно не для комфортного передвижения. И, конечно, пользоваться этим лазом имел привычку единственный придворный, с детства питающий тягу к исследованию чердаков – неугомонный Се-Крер.
Да-да, Витражный кабинет был предназначен не столько для уединения, сколько для тайных встреч.
Королева, как нам известно, являлась большой почитательницей этикета, и даже мысль о том, чтобы встречаться с каким-то мужчиной наедине, ей и в голову не могла прийти – но вот для Се-Крера она непостижимым образом сделала исключение. Почему-то встречи с ним не казались ей ни неприличными, ни неуместными – возможно, здесь сказывалась детская дружба, возможно, что-то ещё.
Так или иначе, выяснив детали катастрофического увлечения махийской принцессы, королева решительно призвала Се-Крера к ответу, и, поскольку речь шла о деле крайне деликатном, предпочла обойтись без свидетелей и пригласить его именно в Витражный кабинет.
Нельзя сказать, чтобы у Се-Крера это вызвало энтузиазм – тайный лаз нравился ему только в детские годы, теперь же скорее раздражал своей узостью и пыльностью. Вот и в этот раз, с чиханием выбравшись из потайной двери, он первым делом высказал свои претензии:
– Смотри, опять рубашку порвал!
Камзол он заблаговременно снимал, ибо после тайных приключений в пыли тот обычно терял презентабельный вид. С рубашками тоже всё выходило негладко – то они рвались, как сейчас, то пачкались.
Кая со страдальческим видом возвела глаза к витражам.
Отсутствие реакции вызвало у Се-Крера смешок. Присев на краешек стола, за которым сидела королева, он весело спросил:
– Чего звала-то?
Вопреки его ожиданиям, обаятельное нахальство и яркая улыбка не растопили в этот раз ледяного выражения лица собеседницы. Напротив, закаменев ещё больше, та сухо и сурово спросила:
– Что за игры с нашей гостьей, Кай?
Се-Крер изобразил лицом недоумение и ушёл от ответа:
– Откуда сведения?
– Не паясничай, – устало велела королева. – Дело серьёзное. Она всерьёз вознамерилась выйти за тебя замуж.
Не паясничать Се-Крер не умел, поэтому легкомысленно повёл плечом и дерзко уведомил:
– Я в курсе, это ведь именно мне она ответила: «Да».
Мрачный взгляд королевы заставил его заёрзать.
– Объяснись, – холодно потребовала она.
На несколько секунд Се-Крер стал серьёзен. Он перестал поигрывать ногтями по столешнице, почти неуловимо выпрямил ссутуленную спину, острым и режуще опасным взглядом пронзил королеву и сдержанно объяснился:
– Я люблю её.
Доподлинно неизвестно, как именно господин Се-Крер отличал свои многочисленные и поверхностные увлечения от глубокого серьёзного чувства. Возможно, единственное отличие в том и заключалось, что именно это увлечение он выбрал считать серьёзным чувством.
Возможно, именно этот выбор и превращает влюблённость в любовь?
Высказав, таким образом, свою точку зрения на ситуацию, он напустил на себя прежний шутовский вид и атаковал королеву каскадом безмятежных обаятельных улыбок.
Та, вопреки его ожиданиям, не поддалась.
– Ты каждую неделю в кого-то влюбляешься! – справедливо обличила она его. – Неужели нельзя обойтись хотя бы без международных скандалов?
– Спокойствие! – поднял руки Се-Крер и с самым довольным видом заверил: – У меня всё схвачено, скандала не будет.
Королева приподняла брови и всем своим лицом выразила скепсис.
– Точнее, будет, конечно, – поспешил поправиться Се-Крер, – но с Райанци его никто не свяжет.
Его физиономия по-прежнему была крайне довольной.
– Я слушаю, – жестом поторопила его королева, требуя более развёрнутых объяснений.
– Смотри! – Се-Крер схватил со стола чернильницу. – Вот это принцесса. Сейчас она у нас, – положил он чернильницу на какой-то блокнот, – но скоро уедет домой, в Махию, – переложил на другой блокнот. – И тут-то я, – взял он пресс для бумаг и передвинул его на первый блокнот, – еду за ней, – пресс последовал за чернильницей, – краду её, женюсь, и мы уезжаем… – он поозирался и переложил свой реквизит на ближайший подоконник: – Да вот хоть в Анджелию, не решили пока.
Это «мы не решили» более всего свидетельствовало о том, что он уже не мыслит себя без Ами-Линты.
Его вопрошающий взгляд переместился на королеву; та застыла в шоке и неодобрении.
– Да брось, льдинка! – помахал рукой Се-Крер. – Никто не узнает, что её украл я! Никаких дипломатических осложнений!
Кая ощутимо побледнела.
– Кай, – сдавленно возразила она. – Брось. Я тебя за кого хочешь сосватаю. Хочешь Се-Льянди? Се-Драфэн? Се-Криссе? – принялась она перечислять дам, к которым, как ей казалось, он имел слабость.
Он прервал её резким жестом и неожиданно строго ответил:
– Я люблю её. Ами-Линту. Я понимаю, льдинка, что концепция любви выше твоего понимания…
– Я люблю своего мужа, – зло возразила Кая.
Се-Крер хмыкнул, взъерошил волосы и скептически уточнил:
– Это которого? За которым твоя разведка чуть ли не полным составом приглядывает, да?
– Ты знаешь, что нет! – в гневе вскочила королева, опёрлась кулаками о стол и подалась к нему.
– Не этот? – с изумительной беспечностью не понял Се-Крер. – Вот это да, у тебя есть второй супруг? Покажешь? – с живым любопытством спросил он.
Королева с видимым усилием перевела дыхание, прикрыла глаза на несколько секунд, вздохнула и села на место.
– Любовь, льдинка, – невозмутимо продолжил гнуть свою линию Се-Крер. – Вот и я пал под её стрелами!
Не открывая глаз, непослушными губами Кая пробормотала:
– Но ты не можешь…
– Почему нет? – сурово перебил её Се-Крер, чей стальной взгляд ясно выдавал в нём опытного дуэлянта-победителя. – Разве я мало сделал для тебя? Разве не имею право наконец получить что-то для себя?
Она отвернулась, признавая, что он прав.
– Не маленькая, справишься, – проворчал он, чувствуя себя неуютно. Сталь в глазах словно была спрятана в ножны, и суровый голос потеплел.
На несколько минут повисло молчание.
– Ну ладно тебе, – смущённый Се-Крер был обескуражен её реакцией. – В конце концов, у тебя даже есть теперь этот твой муж, которого ты, как говоришь, любишь, – принялся убеждать он. – Между прочим, льдинка, если он нас застукает, будет очень нехорошо – я же и впрямь не могу его на дуэль вызвать. Отрубят мне голову, бедному, за пылкую дружбу с королевой! – возопил он.
– Не говори глупостей! – наконец не выдержав, повернулась она.
Обрадовавшись успеху, он развил наступление:
– Да ты видела, какими он меня взглядами прожигает, стоит лишь пересечься? Да он тебя безумно ревнует, льдинка! – пылко заверил он.
– Не преувеличивай, – губы королевы задрожали от еле сдерживаемого смеха, – к главе моей внутренней разведки он меня ревнует гораздо сильнее.
Се-Крер заразительно рассмеялся.
– Это потому что при нём я веду себя исключительно прилично! – с гордым видом поднял он палец, призывая Каю в свидетели его поразительных талантов по части умения казаться приличным человеком.
Та, напротив, снова погрустнела:
– Кай…
Посмурнев, он прервал:
– Даже не пытайся. Оставь этот свой королевский авторитет и пылкие речи о долге перед родиной. Свой долг я отдал сполна, твоё ты величество.
Она подозрительно чувствительно захлопала ресницами.
– Нет-нет-нет, – уловил перемену в её настроении он, – я, конечно, сражён в самое сердце, что ради меня ты задействуешь эти твои женские штучки, но, льдинка, прости, уже поздно. Моё сердце отдано, моя судьба свершилась, – с глубоким пафосом возгласил он, пародируя придворных поэтов и воздымая одну руку к потолку, другую при том прижимая к груди. – Я сражён роком и прекрасным глазами моей возлюбленной, я пал в этой неравной битве, я околдован, я пленён…
– Кай… – со смешком прервала его пылкий монолог Кая. – Сердце выше!
С недоумением он перевёл взгляд вниз, обнаружил, что надрывно жмёт руку где-то в районе желудка и, сменив пафосный тон на дурашливый, ворчливо отметил:
– Это потому что я не успел пообедать, так спешил на твой зов, моя королева! И зов желудка норовит теперь перекричать зов моего истерзанного сердца! – передвинув руку повыше, возопил он.
– Кай…
Приняв деловой вид, тот откликнулся:
– Ну так что, отпустишь?
Королева поморщилась:
– А у меня есть выбор? – с унынием в голосе уточнила она.
– Конечно, нет! – с оскорблённым видом признал Се-Крер. – Когда он у тебя был-то?
Опёршись локтями о стол, королева подпёрла подбородок ладонями и пытливо посмотрела на друга:
– Любовь, значит?
– Она самая, – с видом эксперта кивнул тот.
– Ну что мне с вами делать! – вздохнула она.
