Я не верил своим глазам. Злобный, грубый десантник, с которым я познакомился в Америке, изменился почти мгновенно, как только мы высадились в Москве. Хотя, конечно, я не так хорошо знал его в Штатах. Наверное, у Ремизова всё-таки не было проблем с людьми, и это я относился к нему предвзято: ещё бы, человек, который знал одну войну, и научился за жизнь только убивать, не попадал под общепризнанные законы морали. Я априори зачислил его мрачную личность в категорию одиночек. Ник, очевидно, оказался из тех людей, которых судят по их настоящим поступкам, а не по тёмному прошлому, которым сам он, кстати говоря, никогда не гордился. Он спас мне жизнь, и я доверял ему безоговорочно.
        Внезапно мне тоже захотелось есть. Я присоединился к разговорившимся попутчикам, и скоро ел и пил наравне с ними. Только почти не разговаривал: наслаждаться живым общением казалось правильнее, чем рушить его собственным неумелым вмешательством.
        - И как хозяин, не обижает?
        Паша неопределённо пожал плечами, хрустя огурцом.
        - Деньги вовремя даёт. Мы уже полгода у него работаем. Слухи ходят, он эту часть леса выкупил. Вначале ведь там глушь была страшная, мы несколько месяцев только лес валили, вывозили. Сейчас местечко разровняли, поставили фундамент, первый этаж гоним. Бригадир говорит, новый план утвердили. Кажется, барину снова лес нужен, будем валить. Сдаётся мне, он там целый город задумал поставить.
        - А отец твой?..
        - Бригадир, - с гордостью ответил Паша, - он за всё отвечает перед Аркадием.
        - Аркадий – это прораб?
        - Ну да, - кивнул он, - с хозяином мы и не видимся особо. Так, приезжает раз в месяц с какими-то типами, ходят по объекту, смотрят.
        - Слишком хорошо звучит, - Николай сощурил зелёные глаза на мальчишку, цепляя кусок нарезки, - любой барин со своими тараканами.
        - Пить не разрешает, - раскололся Паша, - работаем без выходных, в две смены, без праздников, без отпусков. Кто хочет отгул брать, то сразу на полмесяца, за свой счет. Ну да… странный немного. Никого матом не кроет, общается только с Аркадием, когда приезжает, то ходит по стройке, ни с кем не заговорит, а за ним телохранители топают. Ну так замкнутость вроде не порок… плохого сказать про него не могу.
        - Хорошего тоже, - задумчиво констатировал Ник. – Ладно. Посмотрим.
        Паша окинул огромную фигуру бывшего десантника любопытным взглядом и спросил:
        - Ты где служил?
        Ремизов дожевал и ответил:
        - В армии.
        Паша фыркнул и рассмеялся. Я с удивлением наблюдал: мне было, чему у него поучиться. Паша не обиделся на отказ и, не пытаясь выведать больше, довольствовался тем, что человек предпочёл открыть о себе. Я куда болезненнее реагировал на отсутствие ожидаемой реакции, а гордость не позволяла спросить второй раз. Впрочем, таким я помнил себя в прошлом. Я изменился.
        Я заснул, наверное, первым, точно сказать не могу. Не выспавшись накануне, я выпил и съел достаточно, чтобы вырубиться незаметно для себя. Помню, было очень уютно, и двигаться совершенно не хотелось. Проснулся я оттого, что меня энергично трясли за плечо.
        - Мы решили, ты тоже захочешь перекусить, - сказал Паша, как только я открыл глаза. – Ты проспал три часа. Скоро будем на месте.
        Через час поезд остановился. Мы уже минут пять как стояли у дверей – на этой станции состав стоял недолго. Проводник даже не выглянул из своего купе; мы вышли из поезда и огляделись. Кроме нас, из соседнего вагона показалось пятеро человек, и больше никого.
        Пустынную станцию занесло снегом едва ли не по пояс. На площадке находилась небольшая постройка с выбеленными стенами и обледеневшей крышей. Две лавочки у путей угадывались только по выглядывавшим из сугробов спинкам с облупленной краской; окно справочной было закрыто доской и решёткой. Сразу же за площадкой начинался лес. Густой, глухой, совершенно на первый взгляд непроходимый. Вид сказочного леса, укрытого снегом, восхищал. Я был потрясён: такие места, как мне казалось, существуют только в кино или на картинках. Если во мне ещё оставались чувства сомнения, я похоронил их здесь.
        Группа вышедших из поезда вместе с нами людей уже обогнула здание станции и скрылась в лесу. Паша, дождавшись, пока поезд тронется, махнул нам рукой:
        - Нам на ту сторону. Километра полтора до места.
        - Веди, - кивнул Ник, пропуская его вперёд.
        Паша перешёл рельсы и спрыгнул вниз, тотчас погрузившись в снег едва ли не по пояс.
        - Идти можно, - весело крикнул он нам. – Только не останавливайтесь, замёрзнете к чертям собачьим!
        - Это ты мне? – уточнил сибиряк.
        - Нет, - открестился Паша, глянув в глаза Ремизову. – Ему.
        Я был немного выше парня: снега оказалось всего-то по колено. Периодически, конечно, то я, то Ник проваливались в ямы, но чаще это делал Павел. Парень отлично помнил дорогу, но с выбором оптимального маршрута ему определённо не везло. Впрочем, даже Ник догадался не язвить: благодаря нашему проводнику мы с сибиряком успешно обходили ямы, в которые проваливался он. Последний не злился, в очередной раз набрав снегу в сапоги, только пыхтел, отдирая рюкзак от мокрого снега. Пару раз Ник предложил помощь; парень упорно отказывался, утверждая, что ему ещё и не такой груз приходилось переносить, правда, снег тогда не такой глубокий был.
        В конце концов мы шли молча, и я даже приноровился к трудной дороге, успевая теперь поглядывать по сторонам. Тишина стояла блаженная. Пушистые ели, голые чёрные стволы лиственниц, колючий кустарник – всё оказалось так непривычно моему глазу, так потрясающе прекрасно, что я порой даже останавливался, отдавшись ощущениям. Лес был живым. Я слушал голоса неизвестных мне птиц, смешные и пугающие звуки, и жалел только, что невозможно сохраниться здесь, как в компьютерной игре, и когда городская суета начнёт выпивать соки и нервы, вновь загрузиться с этой позиции.
        Паша ушёл шагов на пятнадцать вперёд, и Ник остановился, дожидаясь меня. Пожалуй, он понял, каким эмоциям я поддался, потому что ехидничать не стал, только кивнул мне:
        - Красота?
        - Благодать, - неожиданно согласился я.
        Ремизов понимающе усмехнулся и тут же вздохнул.
        - И чего людям не хватает? - задумчиво спросил он. - Всё делят, делят что-то... неделимое. Нашу святую землю делят. Хищники... Русскую землю у русских забрали, и всё не нажрутся. Не могу понять…
        Я промолчал, уткнувшись носом в шарф. Дальше пошли молча, погружённые каждый в свои мысли, словно без вины виноватые. Да разве есть среди нас, славян, хоть один невиновный? Мы – виноваты. Виноваты в том, что пустили врага на нашу землю, впустили его в умы и сердца наших детей, позволили ему заменить наши традиции, веру, дали ему власть – и пошли за ним. Одурманенные, ослеплённые, обманутые – где свой, где чужой? – перенявшие поганые обычаи, дурную моду, мы сами стали своим врагом. И если врагов убивают, то как искоренить его дух, когда он уже внутри? Где чудесный эликсир, который вернёт народу самосознание, силу, веру? Наверное, есть где-то, только ищем мы не в том направлении…
        Спустя время мы приблизились к «месту» настолько, чтобы слышать звуки работающих машин и человеческие голоса. Паша ободрился и сказал, что осталось немного. Через несколько минут мы буквально вывалились из леса на огромную поляну. Деревья закончились резко, вдруг, так, что стало неуютно, точно мы лишились природной защиты. Вырублено было почти целое поле. Я потрясённо смотрел на огромные машины, могучие стволы, сложенные вдоль поляны, целую толпу рабочих, снующих по участку, и самый настоящий дворец, поставленный в центре. Паша оказался прав – выгнали только первый этаж, но материалы для второго уже ждали у стен.
        - Первое число, - только и проронил Ник. Похоже, русского ошарашило совсем не то же самое, что меня.
        - Да, - согласился Паша. – Я же сказал, работаем без праздников. Кому-то повезло вчера смену стоять, кто-то вытащил счастливый билет на сегодня. Прикинь, как завидовали тем, у кого вчера выпал выходной. Водка на новый год – она и в бараке водка.
        Я проследил за его взглядом и увидел низенькие домики у противоположного конца поляны. Больше всего они напоминали амбары для животных, но, скорее всего, внутри было тепло. Я невольно переступил с ноги на ногу – после постоянных погружений в снег внизу позвоночника немного тянуло. Я бы с удовольствием растёр себе спину, но любое моё движение не укрылось бы от Ника, а я не хотел, чтобы он знал. Русский и без того слишком часто оказывался прав, я не хотел льстить ему.
        - Идём, - распорядился Павел, бодрой походкой направляясь прямиком через поле.
        Снег здесь был притоптан, кое-где даже убран в огромные сугробы, формируя нечто вроде лабиринта из протоптанных тропинок. По одной из таких тропинок нас повёл Паша. Мы приблизились ко дворцу, и у нас с Ником появилась возможность рассмотреть его как следует. Дерева, конечно, потрачено было чудовищно много. Гладкие бока современного терема блестели на солнце, запах от стен шёл такой потрясающий, душной, тёплый… в таком доме, при хороших хозяевах, семейные вечера у уютного очага превратятся в нечто незабываемое. Если бы только я мог построить для нас с Ладой что-то подобное!
        - Для кого ваш барин дачу строит? – поинтересовался вдруг Ник. – И почему в такой глуши?
        Паша неопределённо пожал плечами.
        - Не знаю я… здрасьте, Валерий Иваныч! – жизнерадостно поздоровался он со щупленьким старичком, вышедшим из парадного входа дома. – Что нового?
        - Погреб до ума довели, - ответил тот, щурясь на нас. – Кого привёл, Паша?
        - Помощников, - ухмыльнулся тот. – Нужны нам свежие силы?
        - Если это все, кого нашёл, можешь идти назад и искать ещё, - старичок задумчиво посмотрел на меня. – Хозяин расширяться думает. Ты-то как, сынок, с деревом работать умеешь?
        - Не пробовал, - растерялся я, не сразу сообразив, что обращаются ко мне.
        - Научим, - утвердительно кивнул Валерий Иванович. – Паша, скажи отцу, пусть его ко мне запишет.
        - Сделаю, - пообещал Паша, и мы прошли дальше. – Наш старший плотник. Такие чудеса из дерева делает, офигеть просто, - дал краткую характеристику парень. – Попадёшь к нему, Олег, будешь как у Бога за пазухой.
        - Могу поспорить, что теперь мне не повезёт, - негромко добавил Ремизов, так, чтобы слышал только я. – Это становится традицией, счастливчик.
        Я бы мог возразить, честное слово. Но я сразу понял, что он имеет в виду: я всё-таки нравился людям. Что бы со мной ни случилось, найдутся те, кому я буду небезразличен. Чего не скажешь о Нике: сибиряк добивался своего, несмотря на расположение или, точнее, нерасположение к нему окружающих. Настроение немного улучшилось.
        По дороге встречались группы рабочих; с некоторыми Паша здоровался, некоторым кивал, мимо других проходил молча. Так мы добрались почти до бараков, свернув лишь у входа, чтобы обогнуть длинную постройку.
        Позади стоял небольшой фургончик с наглухо закрытой дверью. Паша подёргал ручку несколько раз, потом скинул с себя рюкзак и глянул на нас с Ником.
        - Подождёте здесь, - сказал он. – Папаня, наверное, к Аркадию направился. Сбегаю за ним, это на другом конце площадки. Охраняйте вещи, а то тут… всякое случается.
        Он ушёл, а мы остались ждать. Прямо за фургоном лежала груда поваленных стволов, а за ними начинался лес. Я глянул на стремительно темнеющее небо и подумал, что ночью здесь, должно быть, чертовски неуютно. Лес обступает со всех сторон, и обтёсанные голые стволы, как разложившиеся трупы, напоминают о дневной работе…
        - Почти как дома, - не разделил моих мыслей Ник. – Только шумно очень.
        Я покосился на мужчину, но не откликнулся. За спиной заухала ночная птица, пробудившаяся после дневного сна, я обернулся.
        - Не дёргайся. – Ремизов посмотрел на меня, затем вновь на поле, где работали люди. Темнота наступала стремительно; рабочий день тоже подходил к концу. – К лесу привыкнуть надо.
        Я не имел проблем с адаптацией, но домой вдруг захотелось жутко. Я хотел ему сказать, что если бы он оказался у нас в степях, и впервые увидел море, я бы с ним не разговаривал так снисходительно, но за последнее время я отвык не только возмущаться, но и раскрывать рот, если можно было обойтись без слов.
        Не двигаться на таком морозе просто невозможно; я принялся расхаживать вдоль тропинки перед фургоном, разминая спину и ноги. Ник за моими передвижениями следил только глазами, раскуривая сигарету. Подходивший к бараку с боковой стороны рабочий с закинутым на плечо топором остановился, увидев нас, и, поколебавшись секунду или две, решительно направился к Ремизову.
        - Здорово, мужики, - сказал он, одним движением скидывая орудие труда на землю, - сигаретами поделитесь?
        Я едва не вздрогнул, когда топор вонзился в землю в нескольких сантиметрах от моей ступни, и на всякий случай отошёл подальше. Ник медленно кивнул, доставая из кармана пачку.
        - Вот спасибо, - обрадовался тот, - а прикурить?
        Ремизов щёлкнул зажигалкой, и, пока оба были заняты, я сумел рассмотреть незнакомца. Это оказался мужчина возрастом около сорока, с короткой густой бородой, приземистый, с весёлыми светлыми глазами. Ворот его куртки был расстёгнут, волосы и лоб стали влажными от пота. Я невольно восхитился: похоже, этот не боялся ни физической работы, ни ледяного воздуха, наполнявшего лёгкие при каждом вдохе.
        - Егор, - представился он, протягивая лопатообразную ладонь вначале Нику, затем мне. – Только прибыли?
        - Вроде того, - без выражения ответил Ремизов.
        - Это хорошо, - кивнул Егор. – Вас Паша привёл?
        Я кивнул, а Ник не среагировал, глядя поверх наших голов. Я первым догадался обернуться.
        - Ну здравствуйте, - поздоровался долговязый мужчина, окидывая нас внимательным взглядом. – Пойдём внутрь, что ли?
        - Пойдём, конечно, - согласился Паша, стоявший рядом с ним, - холодно же!
        - А ты здесь зачем, Егор? – поинтересовался бригадир. – Рабочий день закончен?
        - Не зверствуй, Саныч, - попросил тот, подбирая топор. – Ты ж не Аркадий.
        Мы вошли в фургон, и как только хозяин включил свет, крохотную электрическую лампочку под потолком, на душе сразу стало спокойнее: цивилизация, видимо, дошла сюда тоже.
        - Садитесь, - махнул в сторону низеньких стульчиков бригадир, - сейчас печь включу. Паша, не стой столбом, вскипяти чайник. Будем знакомиться, - включив обогреватель, кивнул он нам, - меня зовут Александр Александрович.
        Мы представились; он записал наши фамилии в пухлую тетрадь и уселся напротив нас, а Паша остался стоять, дожидаясь, пока закипит вода.
        - Ты им всё объяснил?
        Парень пожал плечами.
        - Понятно. Тогда я расскажу ещё раз. – Александр Александрович наклонился вперёд, поставив руки на стол. – Работаем мы беспрерывно, в две смены, выходной согласно графику. Места вам Павел покажет, столовку тоже, люди здесь быстро обживаются. Первый отгул можно брать через месяц. Зарплата каждые две недели, обычно без задержек; выдаю либо я, либо Аркадий Степанович. Размер определяет он, смотря, куда вас определят.