Но примирительная провокация не удалась…
- Конечно вынесешь, - засмеялся Мишка и отпустил меня, дернув за лямку бюстгальтер и довольно засмеявшись с другом, когда резинка громко хлестнула мне по оголенной спине. Сцепив зубы в замок и сделав вид, что мне ничуть не больно, продолжила убираться.
Только как бы ни так…
Костя как назло пошел на вымытую сторону и показательно начал шаркать своими грязными ботинками по сырым доскам. Беситься, показывать телодвижения ну очень непонятного содержания, топать, дойдя до такой степени, что повторял каждый шаг тряпки, пока и вовсе не наступил на неё.
- Ой, - криво заулыбался он, нахально посмотрев на меня. Почувствовав себя оплеванной, я зажмурила глаза.
«Слёзы польются, как есть польются», - промелькнула паническая мысль.
Отрывисто вздохнув, я дернула лентяйку на себя. Не дождавшись никакой реакции, одноклассник разочарованно поднял ногу, позволив мыть дальше. Хотя что-то мне подсказывает – это не в его интересах. Развлечений со мной эти два друга придумали явно не мало.
Небо, как же я была права! Ну почему? Хоть б раз в жизни ошибиться…
- Так ты говоришь, в армию хочешь? – зашел с другой стороны Мишка. Ведро я перенесла к доске, и он сейчас перекрыл мне путь к нему. Блин.
Пропустив вопрос мимо ушей, попыталась отыскать в себе храбрость и направилась к ведру.
- Что, боишься девственницей скончаться? – засмеялся парень. А вслед за ним и друг его.
- Вот уж кого-кого, а тебя это явно не касается, - разражено ответила я. Обогнув громадного борова, который, засунув руки в карманы, казалось, стал ещё больше, с хлюпом опустила тряпку в грязную воду.
- Правда что ли? – глупый смех словно прилип к Звереву, став неотъемлемой частью всего его.
- А может, Мишан, это у нас не Руся, а Руслан? – выдвинул глупое предложение второй одноклассник. И мне прямо так и захотелось врезать ему… по яйцам. Вот этой само лентяйкой.
- Неужели шутки касаемо моего пола стали вновь актуальными? – наигранно удивилась я. Настолько наигранно и картонно, что на лицах недругов появилось раздражение и желание повязать меня и выкинуть к черту в окно. А что? Второй этаж – вполне вероятно даже разобьюсь.
Нервно усмехнувшись, я попыталась отпрыгнуть в сторону. Но не успела: меня обступили с двух сторон.
- А мы сейчас проверим, кто ты у нас: мальчик или девочка. И тогда уж точно можешь быть спокойно, - нехорошо заулыбался Мишка. И потянулся своими щупальцами ко мне под юбку. Я было попыталась взбрыкнуть, но тут в ход пустил руки Костя. Нет, он не потянулся узнавать, кто я по половым признаками – он всего лишь сцепил меня так, что пошевелиться было никак. Железная палка, окрашенная в лиловый цвет, со стуком упала к ногам.
Кажется, я даже заскулила.
- Можешь поверить мне на слово, девочка, - горько скривила губы я. Обратил ли кто-то из парней на это внимание?
Нет. Казалось, разум у них вовсе отключился. В глазах напротив горел дьявольский огонь, и я поняла, что это… конец. Просто осознала, что всё, ВСЁ, чтоб было раньше: шуточки, издевки, насмешки, эти… эти пинки, издевательства… Всё это было ерундой. Так, мелочью, ничего не значащей фигнёй! И сейчас шутки кончились. Закончились давно – ещё минут сорок назад, как ушла Екатерина Леопольдовна. Только я вот ничего не поняла и продолжала верить во что-то…
Противные руки задрали мне подъюбочник формы и потянулись к резинке колгот. Попытка вырваться была подорвана на корню. И голос, вопреки классике жанра, пропал. Слёзы комом застряли где-то в глотке и единственное, что я могла выдавить из себя – это хрип. Какой-то ничтожный, позорный хрип. Ни мольбы, ни просьбы, ни зова о помощи…Тело трясло, от чужих прикосновений выворачивало наизнанку и когда пальцы Мишки добрались… добрались до… в класс ворвалась Лиза Князева.
Остолбенев от происходящего, она тут же взорвалась, наорала на парней и выгнала их прочь, пригрозив в следующий раз написать заявление за домогательства. Как-никак, Звереву на днях уже восемнадцатый стукнул, может влететь нехило.
- Ой, да, пожалуйста, - скривился на последние слова вышеупомянутый. – Больно надо. Кому вообще ты нужна! Жалкая, ничтожная… никчемная, - плюнул Мишка. И скрылся со своим дружком за дверью.
Его слова не задели меня. Наоборот – пролетели мимо. Всё происходящее как-то вовсе прошло сквозь меня. Тело трясло, ноги не держали, и я облокотилась на одну из тумбочек у доски.
- Ушел, я сказала, - крикнула вдогонку ему Лизка, привыкшая, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней одной.
Окинув меня сочувствующим взглядом, она было подалась вперед меня обнять и успокоить, но вдруг передумала.
- Я прослежу, чтобы они ушли, - сказала подруга и направилась к двери. А я, смотря ей вслед, вдруг… Вдруг всё осознало. Происходящее накатило на меня цунами; громкие крики, смешки, бесконечные разбирательства и грязные взгляды всех подряд выбили почву из-под меня и я, оттолкнувшись, полетела на Лизку с диким «Стой!».
Успев меня поймать, девушка помогла восстановить равновесие. Доковыляв до стены, я, дыша через раз, порывисто сказала:
- Погоди. Постой.
Сказать, что моя спасительница была удивлена, ничего не сказать.
- Лиз ты… ты ведь не расскажешь никому, что было сейчас? – запиши кто мой голос, я бы и сама его не узнала. До чего же был он низок… заискивающий, молящий, пропитанный грязью и паникой.
Князева словно бы поперхнулась и глянула на меня новым взглядом: оценивающим, проницаемым.
- Думаешь, они вот так просто от тебя отстанут? Одумаются и вправду поймут, что поступают плохо?
- Может, отстанут, а может, и нет. Но мне и так хватает поводов для насмешек. Я уверена, они не круглые дураки и не…
- А ты что, всё ещё веришь в сказки? – скривилась Лизка, смерив меня презрительным взглядом. Поежившись от её холодного липкого внимания, я затравлено вдавила голову в плечи.
«Разнесёт, - подумала я, - как есть сейчас разнесёт всей школе об этом».
- Во что-то же в этой жизни верить надо, - тихо пробормотала себе под нос.
Услышит – не услышит… Лучше бы, конечно, не услышала. Мне и так сейчас проблем хватает.
Но у подружки слух был отменный.
- Что ж, - прицокнула она язычком, - верь. Только не беги потом ко мне плакаться, когда раздерёшь коленки о жесткую реальность. Дурашка, - выплюнула одноклассница и скрылась за дверью.
Ноги окончательно подкосились, и я съехала вниз по стенке. Горькая обида с разочарованием затопили сердце и на глаза выступили слезы. Я не хотела защищать одноклассников. Совсем не хотела. Просто лишь мечтала о спокойной жизни.
А теперь ни жизни, ни уж тем более спокойствия…
Вскоре класс огласили звуки рыдания, шмыганья сопливого носа и стук лентяйки о ножки парт. Я таки нашла в себе силы домыть полы. И даже где-то откопала наглости вылить воды в туалет, а не как все примерные ученики собираться и идти к контейнерам на улицу.
Закрыв класс и отдав ключ на вахту, засобиралась домой. Идти мне было минут тридцать, не меньше. Времени на то, чтобы подумать и обмозговать сложившуюся ситуацию, было более чем достаточно…
- Нет, нет, - тихое бормотание и поворот на левый бок. Провал в очередной короткометражный кошмар и вновь – Нет, нет. Это неправда, - кувырок, стук головой о стену, тихий стон и опять переворот. Я металась по кровати с одного края на другой, с боку на бок, с пуза на спину. Одеяло давно, словно снежный ком, валялось где-то в ногах, прибившись к стенке, а подушки разъехались по разным углам. Длинные волосы мешали, путались, лезли в рот, мешали лежать. Но сон раз за разом смаривал меня, и приходилось поневоле проваливаться в эту пучину страха и злости.
Вот я один на один с Мишкой и Костей в пустом классе. Всё точно как было пару часов назад – меня держат, пытаются половую принадлежность узнать. Что за бред! Я трясусь подобно наркоману в ломке. Меня выворачивает, а одноклассники продолжают издевательскую пытку, словно не замечая ничего…
Но сон обрывается. Резко, стремительно, сменяясь очередной… очередной картиной прошлого. Осенний бал, огни прожектора, музы сквозь вату и я, прижатая к любимому человеку. Рома кружит меня в танце, шепча что-то неясно, но кажущееся мне забавным на ушко. Я красива, я любима, я с лучшим парнем на свете. Весь зал завидует мне, весь зал восхищается нами. Я счастлива и…
«- Извини, но мы больше не можем быть вместе. Я не могу, я устал от этих отношений. Нам надо отдохнуть друг от друга, ты перекрываешь своим нытьем мне воздух», - смотрят родные глаза на меня, бросают любимые губы. Я не верю, плачу, прошу объяснить, что не так, потом кричу, ругаюсь и разбитая возвращаюсь домой. Сажусь за стол, пододвигаю к себе тетрадь и начинаю… убивать.
Я вновь просыпаюсь, кричу себе из прошлого, чтобы одумалась, что бы сожгла всё к черту и забыла про этот разрыв. В конце концов, девчонке только пятнадцать, у неё всё впереди! Вся вечность впереди! Как и у парня. Не надо ему рушить жизнь.
Но потом я вновь понимаю, что до себя прошлой уже не докричишься и сделанное не изменить. Осознание новым сном-воспоминанием накатывает на меня, унося на ладье по реке роковых событий. И вижу я, как вдалеке, по склонам гор, летит парнишка с мотоциклом… вверх дном. Как не может он остановится, затормозить, спокойно припасть к земле. Он всё катится, летит, о камни бьется, задевает рукой обо что-то острое и, в конце концов, приземляется. И байк на нем.
А ручка бешено бежит по строчкам и всё строчит, строчит, строчит… пока звонок не вырывает из забвенья и женский голос на том конце не сообщает: «Рома в коме. Он…». Рыдания схватывают горло женщины, она не в состоянии договорить. Но мне и не надо, я и так уж знаю, что там произошло.
Запал проходит, злость выгорает, и мелкой дрожью я начинаю всё исправить. Но не выходит. Нельзя стереть то, что есть, что уже случилось. И всё противится мне, прося не ухудшать и так ужасное положение дел. Паста кончается, лист вырывается, не слушается собственная рука. С трудом я всё же вывожу заветные слова и тетрадь склеиваю. Склеиваю так, что уже нельзя раскрыть её, не порвав в клочья при этом всю историю. Оружие убийства я прячу там, где пропадает со временем всё, превращаясь в прах, и с осознанием новой жизни засыпаю.
Наконец, во сне забывшись сном, я отключаюсь и пару часиков до будильника успею урвать на небольшой отдых. Жаль только всего пару часов…
Трусливо сжавшись в комок и посмотрев жалобными глазами на мать, я тяжело вздохнула и, закатив глаза, дрожащим голосом сказала:
- Болит… - пустив слезу, добавила – Сильно болит.
Мама, устало присев на кровать, погладила меня по голове.
- Может скорую?
Содрогнувшись, я жалобно посмотрела на родительницу:
- А может оно само пройдет?
И, кажется, отчаяние на моем лице было не наигранно. Хотя что говорить, пометавшись в кошмаре всю ночь, желание идти в школу не то, что пропало, оно вовсе заменилось страхом. Должна признать, комедию мне приходится ломать в первый раз – обычно организм сам чувствовал, когда стоит дать мне отдохнуть и устраивал бунт. После этого, конечно, нужно было долго приходить в себя и поправлять, но дни, которые я так хотела пропустить, всё же пропускала. Сегодня, видно, не тот день, раз мать решила вызвать скорую, а организм объявил забастовку в помощи.
- Ну как пройдет, Русь, ну как пройдет! А вдруг у тебя аппендицит? Не дай бог, конечно, но так рисковать нельзя! Надо провериться.
Надувшись и мысленно посетовав на упорность матери, предложила альтернативу:
- Давай я немного полежу, может, полегче станет. – Тяжко вздохнув, подтянула сползшее оделяло. – А если нет, то вызовем скорую.
Неодобренно поджав губы, мама с сомнение посмотрела на меня. Уже по одному её взгляду я поняла, что лекцию о заботе здоровья в этот раз пропустить не удастся, а то и вовсе придется выслушать всю и до конца. Нет, я прекрасно осознаю, во что в один прекрасный момент может всё это вылиться. Но пока-то я жива и здорова, и идти куда бы то ни было не собираюсь. Знаю уже, проходила. Каждый год прохожу. Кто ж виноват, что у меня организм такой специфичный? Хочет, болит, хочет – отдыхает и на медосмотре как новенький перед всеми щеголяет.
И всё же выслушать нотацию мне пришлось. А после согласиться сходить на днях в больницу. Да-да, на тот самый пресловутый медосмотр. Зато сегодня могла остаться дома.
Поцеловав меня в висок, мать пошла собираться на работу. А я, морально вымотавшись, устроилась поудобней и попыталась заснуть. Но непонятные чувства гложили изнутри и решение пропустить сегодня занятия уже не казалось таким правильным и удачным.
Поворочавшись и так и не устроившись хорошо на кровати, я дождалась, пока не уйдет мама, и перебралась в зал к телевизору. Как назло, по ТВ ничего интересного не шло. Более трёхсот каналов – а толку ноль!
Обозлившись на всё и вся, с трудом отмучилась два часа, а потом, помывшись и одевшись в домашнюю одежду, решила провести ревизию и разобраться в своем столе. Удивительная и неисправимая привычка Плюшкина – тащить весь хлам к себе в закрома – никак не желал уходить от меня. Времени на то, чтобы разобраться везде, где я только храню своё добро, мне вечно не хватает. А сегодня так удачно подвернулось и я, без зазрения совести, набрала целый мешок всякого мусора, пластикового хлама и макулатуры, освободив кучу места для других вещей. Под конец, немного успокоившись и почувствовав, как целый груз упал с плеч, убралась в доме и с чистой совестью завалилась на диван. Не провалявшись долго, я зацепилась взглядом за книги на полке и, не медля, взяла себе первую попавшуюся. Это был очередной роман в историческом антураже. Недовольно покривившись, решила не привередничать и почитать, что есть. Вопреки закону жанра, я не искала чувства в книгах, не любила читать о выдуманной любви. Раньше, когда жизнь была иная, я ими упивалась. Сейчас же и вовсе не притрагиваюсь, если конечно не выпадает такой случай, как сегодня. Куча фальши, наигранности, нереальности постоянно давили на меня, насмехались надо мной, вводили в тоску и уныние. А ещё заставляли задуматься на тему «А чтоб было бы, если…». И это удручало больше всего. Эта условность, эта маленькая частица «бы», которая буквально указывает мне место. Нет, всё правильно, всё верно. Ничего из того, что так назойливо крутится в голове, в моей жизни нет. Не было, нет и не будет.
«Хотя с последним можно и поспорить», - мысленно хмыкнула.
Перевернув очередную страницу, скучающе пробежалась по строчкам и вновь перевернула лист.
- Никакой интриги, никаких действий, никакого сюжета. Ваниль, ваниль и ещё ваниль. Дико много ванили, - захлопнула я книгу и выкинула её на пол. Такую ересь только в топке жечь, а не на полках хранить. Раздраженно передернувшись, подумала мельком, что я и сама бы могла сочинить такую же историю. Даже получше. Поинтереснее. Почувственнее.
Навязчивая идея, так неожиданно появившаяся в голове, напомнила мне о ночном кошмаре. Поэтому вместо того, чтобы вдохновиться, я только ужаснулась и попыталась отгородиться от столь соблазнительной идеи.
Но как жаль, что ключевым словом здесь было «попыталась»…
Новый день не принес мне никакой радости. В части от того, что пришлось собираться в школу.
- Конечно вынесешь, - засмеялся Мишка и отпустил меня, дернув за лямку бюстгальтер и довольно засмеявшись с другом, когда резинка громко хлестнула мне по оголенной спине. Сцепив зубы в замок и сделав вид, что мне ничуть не больно, продолжила убираться.
Только как бы ни так…
Костя как назло пошел на вымытую сторону и показательно начал шаркать своими грязными ботинками по сырым доскам. Беситься, показывать телодвижения ну очень непонятного содержания, топать, дойдя до такой степени, что повторял каждый шаг тряпки, пока и вовсе не наступил на неё.
- Ой, - криво заулыбался он, нахально посмотрев на меня. Почувствовав себя оплеванной, я зажмурила глаза.
«Слёзы польются, как есть польются», - промелькнула паническая мысль.
Отрывисто вздохнув, я дернула лентяйку на себя. Не дождавшись никакой реакции, одноклассник разочарованно поднял ногу, позволив мыть дальше. Хотя что-то мне подсказывает – это не в его интересах. Развлечений со мной эти два друга придумали явно не мало.
Небо, как же я была права! Ну почему? Хоть б раз в жизни ошибиться…
- Так ты говоришь, в армию хочешь? – зашел с другой стороны Мишка. Ведро я перенесла к доске, и он сейчас перекрыл мне путь к нему. Блин.
Пропустив вопрос мимо ушей, попыталась отыскать в себе храбрость и направилась к ведру.
- Что, боишься девственницей скончаться? – засмеялся парень. А вслед за ним и друг его.
- Вот уж кого-кого, а тебя это явно не касается, - разражено ответила я. Обогнув громадного борова, который, засунув руки в карманы, казалось, стал ещё больше, с хлюпом опустила тряпку в грязную воду.
- Правда что ли? – глупый смех словно прилип к Звереву, став неотъемлемой частью всего его.
- А может, Мишан, это у нас не Руся, а Руслан? – выдвинул глупое предложение второй одноклассник. И мне прямо так и захотелось врезать ему… по яйцам. Вот этой само лентяйкой.
- Неужели шутки касаемо моего пола стали вновь актуальными? – наигранно удивилась я. Настолько наигранно и картонно, что на лицах недругов появилось раздражение и желание повязать меня и выкинуть к черту в окно. А что? Второй этаж – вполне вероятно даже разобьюсь.
Нервно усмехнувшись, я попыталась отпрыгнуть в сторону. Но не успела: меня обступили с двух сторон.
- А мы сейчас проверим, кто ты у нас: мальчик или девочка. И тогда уж точно можешь быть спокойно, - нехорошо заулыбался Мишка. И потянулся своими щупальцами ко мне под юбку. Я было попыталась взбрыкнуть, но тут в ход пустил руки Костя. Нет, он не потянулся узнавать, кто я по половым признаками – он всего лишь сцепил меня так, что пошевелиться было никак. Железная палка, окрашенная в лиловый цвет, со стуком упала к ногам.
Кажется, я даже заскулила.
- Можешь поверить мне на слово, девочка, - горько скривила губы я. Обратил ли кто-то из парней на это внимание?
Нет. Казалось, разум у них вовсе отключился. В глазах напротив горел дьявольский огонь, и я поняла, что это… конец. Просто осознала, что всё, ВСЁ, чтоб было раньше: шуточки, издевки, насмешки, эти… эти пинки, издевательства… Всё это было ерундой. Так, мелочью, ничего не значащей фигнёй! И сейчас шутки кончились. Закончились давно – ещё минут сорок назад, как ушла Екатерина Леопольдовна. Только я вот ничего не поняла и продолжала верить во что-то…
Противные руки задрали мне подъюбочник формы и потянулись к резинке колгот. Попытка вырваться была подорвана на корню. И голос, вопреки классике жанра, пропал. Слёзы комом застряли где-то в глотке и единственное, что я могла выдавить из себя – это хрип. Какой-то ничтожный, позорный хрип. Ни мольбы, ни просьбы, ни зова о помощи…Тело трясло, от чужих прикосновений выворачивало наизнанку и когда пальцы Мишки добрались… добрались до… в класс ворвалась Лиза Князева.
Остолбенев от происходящего, она тут же взорвалась, наорала на парней и выгнала их прочь, пригрозив в следующий раз написать заявление за домогательства. Как-никак, Звереву на днях уже восемнадцатый стукнул, может влететь нехило.
- Ой, да, пожалуйста, - скривился на последние слова вышеупомянутый. – Больно надо. Кому вообще ты нужна! Жалкая, ничтожная… никчемная, - плюнул Мишка. И скрылся со своим дружком за дверью.
Его слова не задели меня. Наоборот – пролетели мимо. Всё происходящее как-то вовсе прошло сквозь меня. Тело трясло, ноги не держали, и я облокотилась на одну из тумбочек у доски.
- Ушел, я сказала, - крикнула вдогонку ему Лизка, привыкшая, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней одной.
Окинув меня сочувствующим взглядом, она было подалась вперед меня обнять и успокоить, но вдруг передумала.
- Я прослежу, чтобы они ушли, - сказала подруга и направилась к двери. А я, смотря ей вслед, вдруг… Вдруг всё осознало. Происходящее накатило на меня цунами; громкие крики, смешки, бесконечные разбирательства и грязные взгляды всех подряд выбили почву из-под меня и я, оттолкнувшись, полетела на Лизку с диким «Стой!».
Успев меня поймать, девушка помогла восстановить равновесие. Доковыляв до стены, я, дыша через раз, порывисто сказала:
- Погоди. Постой.
Сказать, что моя спасительница была удивлена, ничего не сказать.
- Лиз ты… ты ведь не расскажешь никому, что было сейчас? – запиши кто мой голос, я бы и сама его не узнала. До чего же был он низок… заискивающий, молящий, пропитанный грязью и паникой.
Князева словно бы поперхнулась и глянула на меня новым взглядом: оценивающим, проницаемым.
- Думаешь, они вот так просто от тебя отстанут? Одумаются и вправду поймут, что поступают плохо?
- Может, отстанут, а может, и нет. Но мне и так хватает поводов для насмешек. Я уверена, они не круглые дураки и не…
- А ты что, всё ещё веришь в сказки? – скривилась Лизка, смерив меня презрительным взглядом. Поежившись от её холодного липкого внимания, я затравлено вдавила голову в плечи.
«Разнесёт, - подумала я, - как есть сейчас разнесёт всей школе об этом».
- Во что-то же в этой жизни верить надо, - тихо пробормотала себе под нос.
Услышит – не услышит… Лучше бы, конечно, не услышала. Мне и так сейчас проблем хватает.
Но у подружки слух был отменный.
- Что ж, - прицокнула она язычком, - верь. Только не беги потом ко мне плакаться, когда раздерёшь коленки о жесткую реальность. Дурашка, - выплюнула одноклассница и скрылась за дверью.
Ноги окончательно подкосились, и я съехала вниз по стенке. Горькая обида с разочарованием затопили сердце и на глаза выступили слезы. Я не хотела защищать одноклассников. Совсем не хотела. Просто лишь мечтала о спокойной жизни.
А теперь ни жизни, ни уж тем более спокойствия…
Вскоре класс огласили звуки рыдания, шмыганья сопливого носа и стук лентяйки о ножки парт. Я таки нашла в себе силы домыть полы. И даже где-то откопала наглости вылить воды в туалет, а не как все примерные ученики собираться и идти к контейнерам на улицу.
Закрыв класс и отдав ключ на вахту, засобиралась домой. Идти мне было минут тридцать, не меньше. Времени на то, чтобы подумать и обмозговать сложившуюся ситуацию, было более чем достаточно…
Глава 2.
- Нет, нет, - тихое бормотание и поворот на левый бок. Провал в очередной короткометражный кошмар и вновь – Нет, нет. Это неправда, - кувырок, стук головой о стену, тихий стон и опять переворот. Я металась по кровати с одного края на другой, с боку на бок, с пуза на спину. Одеяло давно, словно снежный ком, валялось где-то в ногах, прибившись к стенке, а подушки разъехались по разным углам. Длинные волосы мешали, путались, лезли в рот, мешали лежать. Но сон раз за разом смаривал меня, и приходилось поневоле проваливаться в эту пучину страха и злости.
Вот я один на один с Мишкой и Костей в пустом классе. Всё точно как было пару часов назад – меня держат, пытаются половую принадлежность узнать. Что за бред! Я трясусь подобно наркоману в ломке. Меня выворачивает, а одноклассники продолжают издевательскую пытку, словно не замечая ничего…
Но сон обрывается. Резко, стремительно, сменяясь очередной… очередной картиной прошлого. Осенний бал, огни прожектора, музы сквозь вату и я, прижатая к любимому человеку. Рома кружит меня в танце, шепча что-то неясно, но кажущееся мне забавным на ушко. Я красива, я любима, я с лучшим парнем на свете. Весь зал завидует мне, весь зал восхищается нами. Я счастлива и…
«- Извини, но мы больше не можем быть вместе. Я не могу, я устал от этих отношений. Нам надо отдохнуть друг от друга, ты перекрываешь своим нытьем мне воздух», - смотрят родные глаза на меня, бросают любимые губы. Я не верю, плачу, прошу объяснить, что не так, потом кричу, ругаюсь и разбитая возвращаюсь домой. Сажусь за стол, пододвигаю к себе тетрадь и начинаю… убивать.
Я вновь просыпаюсь, кричу себе из прошлого, чтобы одумалась, что бы сожгла всё к черту и забыла про этот разрыв. В конце концов, девчонке только пятнадцать, у неё всё впереди! Вся вечность впереди! Как и у парня. Не надо ему рушить жизнь.
Но потом я вновь понимаю, что до себя прошлой уже не докричишься и сделанное не изменить. Осознание новым сном-воспоминанием накатывает на меня, унося на ладье по реке роковых событий. И вижу я, как вдалеке, по склонам гор, летит парнишка с мотоциклом… вверх дном. Как не может он остановится, затормозить, спокойно припасть к земле. Он всё катится, летит, о камни бьется, задевает рукой обо что-то острое и, в конце концов, приземляется. И байк на нем.
А ручка бешено бежит по строчкам и всё строчит, строчит, строчит… пока звонок не вырывает из забвенья и женский голос на том конце не сообщает: «Рома в коме. Он…». Рыдания схватывают горло женщины, она не в состоянии договорить. Но мне и не надо, я и так уж знаю, что там произошло.
Запал проходит, злость выгорает, и мелкой дрожью я начинаю всё исправить. Но не выходит. Нельзя стереть то, что есть, что уже случилось. И всё противится мне, прося не ухудшать и так ужасное положение дел. Паста кончается, лист вырывается, не слушается собственная рука. С трудом я всё же вывожу заветные слова и тетрадь склеиваю. Склеиваю так, что уже нельзя раскрыть её, не порвав в клочья при этом всю историю. Оружие убийства я прячу там, где пропадает со временем всё, превращаясь в прах, и с осознанием новой жизни засыпаю.
Наконец, во сне забывшись сном, я отключаюсь и пару часиков до будильника успею урвать на небольшой отдых. Жаль только всего пару часов…
Трусливо сжавшись в комок и посмотрев жалобными глазами на мать, я тяжело вздохнула и, закатив глаза, дрожащим голосом сказала:
- Болит… - пустив слезу, добавила – Сильно болит.
Мама, устало присев на кровать, погладила меня по голове.
- Может скорую?
Содрогнувшись, я жалобно посмотрела на родительницу:
- А может оно само пройдет?
И, кажется, отчаяние на моем лице было не наигранно. Хотя что говорить, пометавшись в кошмаре всю ночь, желание идти в школу не то, что пропало, оно вовсе заменилось страхом. Должна признать, комедию мне приходится ломать в первый раз – обычно организм сам чувствовал, когда стоит дать мне отдохнуть и устраивал бунт. После этого, конечно, нужно было долго приходить в себя и поправлять, но дни, которые я так хотела пропустить, всё же пропускала. Сегодня, видно, не тот день, раз мать решила вызвать скорую, а организм объявил забастовку в помощи.
- Ну как пройдет, Русь, ну как пройдет! А вдруг у тебя аппендицит? Не дай бог, конечно, но так рисковать нельзя! Надо провериться.
Надувшись и мысленно посетовав на упорность матери, предложила альтернативу:
- Давай я немного полежу, может, полегче станет. – Тяжко вздохнув, подтянула сползшее оделяло. – А если нет, то вызовем скорую.
Неодобренно поджав губы, мама с сомнение посмотрела на меня. Уже по одному её взгляду я поняла, что лекцию о заботе здоровья в этот раз пропустить не удастся, а то и вовсе придется выслушать всю и до конца. Нет, я прекрасно осознаю, во что в один прекрасный момент может всё это вылиться. Но пока-то я жива и здорова, и идти куда бы то ни было не собираюсь. Знаю уже, проходила. Каждый год прохожу. Кто ж виноват, что у меня организм такой специфичный? Хочет, болит, хочет – отдыхает и на медосмотре как новенький перед всеми щеголяет.
И всё же выслушать нотацию мне пришлось. А после согласиться сходить на днях в больницу. Да-да, на тот самый пресловутый медосмотр. Зато сегодня могла остаться дома.
Поцеловав меня в висок, мать пошла собираться на работу. А я, морально вымотавшись, устроилась поудобней и попыталась заснуть. Но непонятные чувства гложили изнутри и решение пропустить сегодня занятия уже не казалось таким правильным и удачным.
Поворочавшись и так и не устроившись хорошо на кровати, я дождалась, пока не уйдет мама, и перебралась в зал к телевизору. Как назло, по ТВ ничего интересного не шло. Более трёхсот каналов – а толку ноль!
Обозлившись на всё и вся, с трудом отмучилась два часа, а потом, помывшись и одевшись в домашнюю одежду, решила провести ревизию и разобраться в своем столе. Удивительная и неисправимая привычка Плюшкина – тащить весь хлам к себе в закрома – никак не желал уходить от меня. Времени на то, чтобы разобраться везде, где я только храню своё добро, мне вечно не хватает. А сегодня так удачно подвернулось и я, без зазрения совести, набрала целый мешок всякого мусора, пластикового хлама и макулатуры, освободив кучу места для других вещей. Под конец, немного успокоившись и почувствовав, как целый груз упал с плеч, убралась в доме и с чистой совестью завалилась на диван. Не провалявшись долго, я зацепилась взглядом за книги на полке и, не медля, взяла себе первую попавшуюся. Это был очередной роман в историческом антураже. Недовольно покривившись, решила не привередничать и почитать, что есть. Вопреки закону жанра, я не искала чувства в книгах, не любила читать о выдуманной любви. Раньше, когда жизнь была иная, я ими упивалась. Сейчас же и вовсе не притрагиваюсь, если конечно не выпадает такой случай, как сегодня. Куча фальши, наигранности, нереальности постоянно давили на меня, насмехались надо мной, вводили в тоску и уныние. А ещё заставляли задуматься на тему «А чтоб было бы, если…». И это удручало больше всего. Эта условность, эта маленькая частица «бы», которая буквально указывает мне место. Нет, всё правильно, всё верно. Ничего из того, что так назойливо крутится в голове, в моей жизни нет. Не было, нет и не будет.
«Хотя с последним можно и поспорить», - мысленно хмыкнула.
Перевернув очередную страницу, скучающе пробежалась по строчкам и вновь перевернула лист.
- Никакой интриги, никаких действий, никакого сюжета. Ваниль, ваниль и ещё ваниль. Дико много ванили, - захлопнула я книгу и выкинула её на пол. Такую ересь только в топке жечь, а не на полках хранить. Раздраженно передернувшись, подумала мельком, что я и сама бы могла сочинить такую же историю. Даже получше. Поинтереснее. Почувственнее.
Навязчивая идея, так неожиданно появившаяся в голове, напомнила мне о ночном кошмаре. Поэтому вместо того, чтобы вдохновиться, я только ужаснулась и попыталась отгородиться от столь соблазнительной идеи.
Но как жаль, что ключевым словом здесь было «попыталась»…
Новый день не принес мне никакой радости. В части от того, что пришлось собираться в школу.
