Глава 1
Мне никогда не дарили желтых роз.
Так бывает: когда твоя жизнь висит на волоске, начинаешь думать о чем-то незначительном и совершенно не относящемся к делу.
Я смотрела на бездыханное тело на полу учебной лаборатории и думала о том, что жизнь совершенно несправедлива. Мне никто никогда не дарил желтых роз, а теперь, когда я буду подвергнута принудительному переформированию личности, мне не светит их получить. Обидно.
- Эй, - сказала я, все еще на что-то надеясь, и осторожно толкнула ногой мужское тело, безвольно распростершееся на холодном (ну, не теплом же) покрытии пола перед моим столом для опытов. Неизвестный был облачен в плащ чистейшего оттенка линкольнского зеленого. Я не могла ошибиться – в конце концов, я лучшая студентка на факультете материалов и технологий в университете пространства-времени. А еще, - и это было самое невероятное, - Lincoln Green был оригинальным, как и сама ткань, которая этот оттенок имела. Представляете? Оригинальный цвет! Не воссозданный в наших лабораториях по технологии прошлого, не скопированный и не подделанный. Другими словами, эта ткань была покрашена на линкольнской мануфактуре тринадцатого века не более года назад, судя по чистоте и свежести пигмента.
Теперь понимаете, почему это невероятно? Нет? Ах, ну да, вы же не знакомы с принципом перемещения во времени. Он гласит: движение по временному потоку можно осуществлять только в пределах известного субъекту исторического отрезка. Мы можем попасть в прошлое, уже существующее (или существовавшее, если вам так понятнее), можем вернуться в свое время, но нет возможности переместиться в будущее. Например, я из своего двадцать третьего века вполне могу прыгнуть в любую точку прошлого, например, в тот же тринадцатый век (кстати, буквально час назад оттуда вернулась), но в будущее я не смогу попасть даже на секунду вперед. Так как со следующей за настоящей секундой начинается неизвестный мне исторический период. Кажется, это объясняется тем, что энтропия возрастает с течением времени. Соответственно, сохранить стабильным объект или субъект при перемещении в будущее гораздо сложнее, чем в прошлое. Короче, если хочешь сразу превратиться в сгусток энергии, без надежды на восстановление, можешь рискнуть и в завтрашний день заглянуть.
Соответственно, из прошлого ничего нельзя взять в настоящее. Точнее взять-то можно, только не довезешь. Зато в прошлом можно наблюдать, снимать, изучать, а затем в наше время воссоздавать, чем, в частности занималась и я.
Теперь вы понимаете, что согласно этому принципу человека, пусть даже мертвого, одетого в плащ и шоссы оригинального линкольнского зеленого цвета, сейчас, в двадцать третьем веке быть не могло!
Но он вопреки всем принципам и законам здесь был.
Это несправедливо!
От обиды я даже топнула ногой.
Мне еще никогда не дарили желтых роз!
А начиналось все так… благонамеренно. Ну, может быть, не совсем… Но все равно! После того, как университет встряхнуло тем скандалом, которые учинили Эндрю Морган и Делла Дженингс, на все эксперименты студентов стали смотреть сквозь пальцы. В конце концов, глупо кому-то что-то запрещать, если все, что произойдет, уже запланировано судьбой и существует в ткани времени, а мы лишь пешки в руках пространственно-временного континуума, в прошлых веках называемого Богом.
Впрочем, человек не может вот так запросто отказаться от желания считать себя властелином вселенной, поэтому законы продолжают существовать, и наказание, положенное за их нарушение, тоже. Если ты кого-то убил, уж будь уверен, понесешь наказание, как бы ты ни доказывал, что был всего лишь инструментом в руках судьбы, пожелавшей устранить конкретного индивидуума из структуры времени-пространства. В конце концов, желание быть человеком несмотря ни на что, никто не отменял, что и доказал своим примером Эндрю Морган.
Я рискнула, наклонилась и прижала пальцы к шее мужчины, так неприлично валяющегося у моих ног на полу учебной лаборатории. Пульса нет.
Не видать мне желтых роз.
На самом деле я очень… благонадежная студентка. Я стремлюсь соблюдать все правила, не пытаюсь нарушать законы, да и специальность моя в университете пространства-времени очень прозаичная. Я всего лишь будущий временной материалист-технолог. Мы специализируемся на воссоздании технологий прошлого. Наша профессия достаточно востребована, так как при перемещении во времени человек должен быть одет максимально приближенно к оригиналу того времени, иметь похожие аксессуары и деньги, которые невозможно отличить от отштампованных в то время.
Может быть, я даже слишком благонадежная, что, безусловно, сказывается на моем общении. Точнее, на отсутствии такового. Я заметила, что дружить предпочитают с теми, кто умеет нарушать законы, кто поступает не так, как предписано. Всех, кто бросает вызов существующему порядку, почему-то уважают. Почему? Ведь все бунтари все равно ничего не могут изменить – они лишь выполняют волю богов. Ну, то есть пространственно-временного континуума, теперь с легкой руки Эндрю Моргана называемого Судьбой. Может быть, подсознательно мы все равно хотим верить в то, что это мы управляем своими действиями, что мы имеем свободу выбора. Может быть, именно это желание заставило наших прародителей покинуть Рай – желание воспротивиться воле Бога и настоять на своем, даже если это и повлечет ужасные последствия. Назло папе отморожу уши. Или маме? Не суть.
Мне тоже хотелось быть своей в компаниях. Мне хотелось, чтобы меня уважали, чтобы приглашали на вечеринки, чтобы, разговаривая между собой, упоминали мое имя с восхищением, чтобы я была другим интересна. В конце концов, я же не уродка! Наоборот, черты моего лица сходны со средневековыми канонами, модными в наше время, а бронзовые с оранжевыми сполохами волосы добавляют шарма.
Может быть, вот это желание общения и подвигло меня на то, что я совершила.
Желтые розы.
Почему-то я всегда любила желтые розы. Некоторые девушки относятся к ним с опаской, считая, их символом чего-то нехорошего: обмана, разлуки, измены. Но мне желтый цвет казался цветом счастья, солнца, золота, добра. А теперь мне не видать роз, как своих ушей!
И на повестке дня самый главный вопрос: что мне делать с мертвым мужским телом тринадцатого века, лежащим в моей лаборатории вопреки законам физики времени?
О, точно! Кто еще может разобраться с проблемами такого рода, как не студент одноименного факультета? Но к кому же мне обратиться? Ребята с физврема считают себя элитой и вряд ли снизойдут до простой студентки маттеха.
Я поколебалась, но, понимая, что тело само по себе никуда не исчезнет, собралась с силами, или, скорее, с нервами, и, тщательно закрыв дверь в лабораторию, отправилась в сторону факультета физики времени.
Так мое желание нравиться другим и привело к этому… этой ситуации. Да, я хотела славы, я хотела поразить своего преподавателя, потому и решила воссоздать чистый линкольнский зеленый. Технология было достаточно сложной, так как раньше не было зеленого красителя, и этот цвет получался путем окрашивания ткани сначала в синий, а потом перекрашивания в желтый. Повторить технологию, конечно, не проблема, но в наше время не росла такого типа резеда, которая использовалась в тринадцатом веке. И я решила схитрить. Прихватить с собой резеду я не могла, а потому решила окрасить свой собственный плащ в красители тринадцатого века. Ведь это не вещь, это не нечто материальное. Подумаешь, краска. Могла же я просто испачкаться!
И вот теперь в лаборатории лежит мужское тело.
Я не знаю, как оно попало туда. Сама я его точно не приволакивала. Но видимо, где-то в структуре пространственно-временного континуума произошел сбой, и … стало возможным перемещение объектов в будущее?
Я поднялась на этаж физврема и застыла: по коридору шел Эван Уотерс. О, нет, только не это. Самый известный студент университета на нынешний момент и самый ехидный парень на всем белом свете во все времена. Я мгновенно отвернулась под влиянием эмоций, но это было бессмысленно – я же не стала невидимой.
- О, ясно сиверко к нам пожаловало! – хмыкнул он. Прозвище это ко мне прилепилось давно из-за моего имени, и я даже находила его милым, но у Эвана получалось так его произнести, что я начинала чувствовать себя униженной. – Как всегда, светишь, но не греешь? Ну хватит уже, Несмеяна, дичиться, подари поцелуй простому смертному физику. Или брезгуешь? Мы люди темные, необученные, куда нам до ваших сложнейших научных экспериментов по варению мыла.
Гад! Такой, наверное, никогда в жизни не подарит девушке роз.
Можно, конечно, разозлиться, задрать гордо нос и уйти, но скоро в лабораторию придет мой научный руководитель, и я не представляю, как буду объяснять… Я развернулась к парню:
- Уотерс, ответь мне честно. У вас там вечно на факультете какие-то засекреченные работы ведутся… Может ли из прошлого какой-либо объект переместиться в будущее, которому он не принадлежит?
- Тебе-то зачем? – продолжал усмехаться гад с физврема. – Мыло в прошлом стащить решила?
И я, прищурившись от страха и злости, выпалила:
- У меня в лаборатории лежит как раз один такой объект. И это не мыло.
- Да ладно? – Уотерс сразу посерьезнел и заинтересовался. – Что за предмет? Какой трамплин преодолел?
- Трамплин? – беспомощно переспросила я, чувствуя, что опять нарвусь на насмешку над моими умственными способностями.
- Временной промежуток, который перепрыгнул предмет, попадая в будущее, - нетерпеливо пояснил он. - Мы пока только на две недели вперед смогли закинуть пару атомов. А ты как далеко в будущее его затащила? Какого размера? И как тебе это удалось? – закидал он меня вопросами.
- Э… Если я не ошибаюсь, то… объект из тринадцатого века, - промямлила я, совершенно растерявшись.
- Что?! Врешь! – возмутился Уотерс и тут же притих и огляделся, не слышал ли кто. – Веди!
По дороге он не проронил ни слова, а когда переступил порог лаборатории (я пропустила его вперед), помолчал несколько секунд и спросил:
- Где?
Я удивилась. Не увидеть тело в ярко-зеленом одеянии было сложновато.
- На полу, - пробормотала я.
- Охренеть! – вдруг сказал Уотерс и, повернувшись ко мне, ехидно добавил: - Несмеяна, это что, такой новый способ попытаться мне понравиться? Так я тебе сто раз говорил, что ты не в моем вкусе.
Я недоуменно воззрилась на него, потом протиснулась мимо него бочком и уставилась на стерильно чистый, как и положено в лаборатории, пол. Тела не было.
Я огляделась и даже обошла по периметру все помещение, заглядывая во все углы. Увидела много чего интересного, но парня не было. Куда же он делся?
- Он был здесь, - пробормотала я, указывая на место, где я оставила средневекового бездыханного мужчину.
Уотерс хоть и продолжал кривить губы в усмешке, но глаза были внимательными, и я чувствовала, что он все же допускает вероятность, что я не вру – ученый в нем хотел надеяться на исследование необычного явления:
- Что это хоть было, Северова? – поинтересовался он.
- Мертвый парень, - ответила я, и зачем-то добавила, - и на нем была одежда из сукна настоящего линкольнского зеленого. Уж поверь, я могу отличить оттенок!
Уотерс буравил меня уже совсем посерьезневшими глазами:
- Мертвый парень? Пожалуй, ты действительно не врешь. Твоя фантазия вряд ли способна родить такое. Что за парень?
- Откуда я знаю? Я его не разглядывала, он лицом вниз лежал. Одет как… Видел лучников Робина Гуда, какими их обычно изображают в балладах?
- Это же легенда.
- Лучники существовали на самом деле, - возразила я.
- Может, над тобой кто-то пошутил?
«Только ты и горазд на такие проделки!» - я нахмурилась, но вслух это, конечно, не произнесла.
- Ткань была настоящая и цвет настоящий. В наше время такое получить невозможно. Если даже какой-то придурок решил меня напугать, прикинувшись мертвым, то в любом случае он каким-то образом умудрился притащить одежду из тринадцатого века.
- А как… - начал Уотерс, но тут открылась дверь, и в лабораторию зашел мой научный руководитель Сергей Иванович Холодов.
Он окинул нас суровым взглядом и строго спросил:
- Почему в лаборатории посторонние, да еще и без спецодежды?
- Извините, я уже ухожу, - чуть раздув ноздри, ответил Уотерс. Какой-то там маттех ставит его на место, пусть даже он и профессор!
Когда дверь за ним закрылась, Сергей Иванович сказал уже совсем другим, более мягким голосом:
- Ясна, я ничего не имею против молодости и любви, но все же не води его сюда.
- Хорошо, - кротко кивнула я. Не могла же я объяснять, что никакой любви с Уотерсом у меня нет и быть не может, ведь тогда Сергей Иванович поинтересовался бы, что временщик делал в нашей лаборатории, а эта тема была опасной.
Около часа я рассказывала своему научному руководителю о проделанной работе, но умолчала об одном – о плаще, лежащем в моей сумке. Моем плаще. Мне не удалось покрасить его целиком, но пигмент выдержал перенос во времени, и сейчас мой плащ имел отличное пятно линкольского зеленого. Оригинального.
Умолчала я по одной причине: я боялась, что именно я послужила причиной какого-то сбоя в структуре пространства-времени. Уотерс говорил что-то там про пару атомов, которые им удалось закинуть в будущее на пару недель, говорил с гордостью. Но ведь пятно краски, пусть совсем маленькое, это гораздо больше, чем пара атомов, а пара недель немного поменьше, чем десять веков. И может быть, мое неправомочное действие и послужило причиной того, что в лаборатории внезапно образовалось мужское тело старинного происхождения. Надеюсь только, что не я послужила причиной его смерти.
Напоследок, уже прощаясь, Сергей Иванович сказал мне с легким упреком:
- Ясна, сегодня ваши мысли были далеки от ясности. - И вот почему каждый норовит как-нибудь скаламбурить по поводу моего имени? Хотя мой руководитель выглядел серьезным, и не было похоже, что он шутил. – Вы не собраны, словно витаете где-то в облаках. Любовь – прекрасное чувство, но оно не должно мешать науке. Вы согласны?
- Согласна, Сергей Иванович! – я воскликнула, наверное, чуть более эмоционально, чем требовалось, чем ввела моего руководителя в недоумение.
- Ну, ладно, - пробормотал он. – Встретимся через два дня, как запланировано по графику.
И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Любовь. Выдумал тоже! И насчет ее прекрасности, на мой взгляд, людская молва преувеличивает.
Я привела лабораторию в порядок, тщательно закрыла дверь и отправилась домой. Точнее, в свои апартаменты в студенческом общежитии. Огромное золотое солнце медленно опускалось за переливающиеся силуэты зданий университета, построенного в стиле фьюмизма. Я на секунду остановилась и залюбовалась открывающейся передо мной панорамой. Я люблю ходить по потоку, я люблю бывать в разных временах. Каждое место по-своему великолепно, но больше всего я люблю то время, где я родилась. Мне посчастливилось жить в эпоху великих открытий, когда человек действительно понял свое место и значение во Вселенной. Я люблю неспешную и текущую красоту современной мне архитектуры, я обожаю естественные в своей планировке леса, где вмешательство человека только облагораживает и направляет, оставляя природе право быть самостоятельной. Мне нравится современная мне одежда – на мой взгляд, высшая точка развития моделинга. Я люблю свой мир.
