Когда маг приходит в такое состояние, схожее с состоянием некого транса, когда он собирает и концентрирует всю свою силу в одной точке – как правило, это глаза, он фокусирует ее во взгляде, - его ни в коем случае нельзя отвлекать. Иначе сила рискует бесконтрольно вырваться наружу, и тогда… - он сжал губы и покачал головой, - Лучше до этого не доводить. Мне, конечно, дворец не очень нравится, но и чтобы он мне на голову рухнул, не хотелось бы… Разве ты не чувствуешь? – он вновь перевел взгляд на замерших друг против друга противников.
Татьяна, хмурясь, обратила внимание туда же и честно попыталась хоть что-нибудь почувствовать. Секунду или две ей это категорически не удавалось, но в какой-то момент перстень на руке Винсента вдруг снова сверкнул и отсвет его, искорка света, как будто застыла в окружающем хранителя памяти воздухе.
Девушка тряхнула головой, всматриваясь внимательнее. Что-то определенно происходило, что-то очень могучее, сталкивались две великие силы, тщетно пытаясь перебороть одна другую. Пространство вокруг магов смутно расплывалось, деформировалось; с тихим треском упала, отломившись, одна из уцелевших веток с какого-то дерева. Под потолком, казалось, собирались тучи, начинали посверкивать молнии.
Они не шевелились, продолжая смотреть друг другу в глаза: все такой же леденяще-спокойный Винсент, и безмерно самоуверенный, насмешливый Альберт.
Эрик вздрогнул и, подняв голову, неуверенно поймал рукой каплю, затем растерянно демонстрируя ее супруге.
- Дождь… - тихо молвил он, - В помещении!.. Да, теперь я понимаю, что битва идет всерьез.
Битва и в самом деле разыгралась не на шутку. В насмешке мастера теперь чудилось что-то зловещее, молнии, сполохами пронизывающие темные тучи под потолком, сверкали все чаще и казались несомненными спутниками его силы. Винсент выглядел значительно более напряженным, дождь, судя по всему, вызванный именно им, и шедший уже вовсю, хлестал его по глазам, но закрывать их хранитель памяти даже и не думал.
Громыхнул гром. Молния ударила в не до конца разрушенную стену, пробитую еще стараниями «чертей» Бешенного. Посыпались камни.
Другая молния одновременно ударила в дерево, воспламеняя его. Несколько мгновений вновь воцарившуюся тишину нарушал лишь треск пламени, но вскоре, под напором дождя, огонь начал угасать.
Альберт едва заметно приподнял подбородок; глаза его сузились. Судя по всему, то, как легко сила Винсента сумела избавиться от последствий его разрушительных действий, мастеру не понравилось, и он решил усилить натиск.
Луи закусил губу. Он знал, он слишком хорошо знал своего бывшего учителя, своего названного дядю, чтобы быть уверенным, что в рукаве у него наверняка припрятан козырь. И, скорее всего, козырем этим была просто не использованная до конца, до последней капли сила, была еще немалая часть в запасе, и гнет этой самой части Винсенту, уже изрядно утомленному, сейчас надлежало выдержать.
Альберт продолжал смотреть на него, теперь уже немного свысока, насмешливо и снисходительно, и вдруг резко опустил подбородок.
Хранитель памяти пошатнулся, взмахнул руками, силясь устоять на ногах и, не удержавшись, тяжело упал на одно колено.
Мастер криво улыбнулся.
- Как говорят в боксе – нокдаун, Венсен, - негромко проговорил он, тяжело шагая к своему почти побежденному противнику, - Но я всегда предпочитаю завершать бой полным нокаутом.
Негромкий, очень вежливый кашель, внезапно донесшийся откуда-то с правой стороны, из-за деревьев, пока еще уцелевших после боя, заставил его непонимающе нахмуриться, удивленно поворачивая голову.
Из тени лесных исполинов, уже не таясь, как все это время, медленно выступила слишком хорошо знакомая всем здесь присутствующим высокая фигура с огненно-рыжими волосами.
- Не думаю, что вам суждено довести бой до конца сегодня… мастер, - Чеслав мягко улыбнулся и склонился в неглубоком, очень вежливом поклоне.
Альберт, смутно чувствуя какой-то подвох, насторожился, чуть поворачивая голову вбок и взирая на пособника мрачно и подозрительно.
Чарли, который, завидев помощника, даже онемел от изумления, недоверчиво подался вперед, всматриваясь в него.
- Чес!.. – слетел с его губ удивленный возглас. Оборотень, быстро глянув на него, широко улыбнулся и, поднеся два пальца к виску, отдал честь.
- Рад встрече, капитан. Помолчи пока, будь добр… Мастер, - он вновь обратил внимание на человека, с которым разговаривал, - Мне было бы жаль, если бы обстоятельства были другими, но, увы… - он ухмыльнулся, и внезапно вскинул голову. Желтые глаза его сверкнули каким-то невероятно опасным, сверхъестественным пламенем.
Винсент, ошеломленный не меньше прочих, неуверенно, с видимым трудом, поднялся на ноги и как-то рефлекторно отступил, созерцая происходящее.
Альберт, явственно не готовый к новому нападению, напряженно выставил перед собою руки, пытаясь, видимо, защититься, закрыться от оборотня, непонимающе глядя на него, щурясь, пытаясь перебороть…
- Что за… - начала, было, шептать Татьяна, но Людовик перебил ее.
- Он атакует его!.. Он… - парень приоткрыл рот, качая головой, - Не могу… понять…
- Они же заодно?.. – Роман, сам совершенно ничего не понимающий, завертел головой, пытаясь увидеть сразу всех своих друзей, - Какого тогда он…
Чеслав медленно шагнул вперед; Альберт попятился. Ему не хватало сил, и это было видно – на борьбу с Винсентом он итак истратил немало, вынужден был при этом еще помнить о контроле собственной неуязвимости, поддерживать существование мира и не допускать в нем никаких коллапсов, и сопротивляться столь неожиданному и сильному противнику просто не был способен.
Чес слегка наклонил голову набок. Для него происходящее было игрой, почти детской забавой: оборотень откровенно развлекался, получал удовольствие от этой битвы, не испытывая при этом никакого, ни малейшего напряжения.
- Мне это не нравится… - пробормотал себе под нос хранитель памяти и, видимо, сам не до конца уверенный в своих действиях, попытался собраться с силами, чтобы прийти на помощь своему противнику, помочь ему выстоять против их общего врага… но не успел.
Альберт пошатнулся и, не в силах стоять, тяжело рухнул на колени. Голова его опустилась, плечи поникли, дыхание стало частым и рваным – мужчине было тяжело, он был повержен и сопротивляться боле не находил в себе сил.
Оборотень победоносно улыбнулся.
- Это конец для вас, мой мастер, - очень вежливо сообщил он и, склонившись в легком поклоне, быстро окинул всех присутствующих взглядом, - А может, конец и для всех вас. Прощай, мой капитан, я был рад плавать под твоим командованием! – он быстро подмигнул Чарльзу, снова козырнул и… исчез. Просто испарился, растаял в воздухе, словно и не стоял никогда среди деревьев, словно и не побеждал никогда Альберта.
Пожалуй, единственным свидетельством того, что Чеслав все-таки был здесь, заглянул на минутку, чтобы так решительно и категорично, с совершенно непонятными целями, переломить исход битвы, мог быть только поверженный мастер, так и застывший на коленях.
На несколько секунд вокруг воцарилось полнейшее оцепенение – поведение оборотня повергло в ступор абсолютно всех присутствующих, сбило их с толку, заставляя забыть обо всем и просто стоять, хмурясь и глядя на то место, где мгновение назад находился рыжий.
Нарушил всеобщий ступор Андре.
Альберт все еще продолжал стоять на коленях, не шевелясь, не пытаясь поднять голову, лишь часто, прерывисто дыша, и сын его, наконец, не выдержал.
Бой между мастером и хранителем памяти был уже, вне всякого сомнения, завершен, поэтому выйти вперед никому из наблюдателей никто и ничто уже не могло помешать, и ведьмак, забывая даже о собственной ране, стремглав бросился вперед, опускаясь возле отца на одно колено и осторожно сжимая его плечо.
Лицо его исказила боль.
- Папа…
Татьяна, для которой отец тоже по-прежнему, не взирая ни на что, оставался очень родным и близким человеком, взволнованно подалась вперед. Приближаться к Альберту она все-таки не рисковала, справедливо опасаясь его, но переживать за него способна была, и сейчас беспокоилась сполна.
Мастер, вздрогнувший при звуке голоса сына, с видимым трудом приподнял голову и перевел на него мутный взгляд. На протяжении нескольких долгих мгновений он не находил в себе ни сил, ни желания произносить что-либо, не мог даже понять, каких именно слов требует от него ситуация. Потом с хрипом втянул воздух и, кое-как подняв руку, стиснул похолодевшими пальцами запястье сына.
- Помоги мне встать… - хрипло выговорил он, по-видимому, не слишком хорошо контролируя собственные действия и мысли.
Андре, простреленная рука у которого болела просто нещадно, беспомощно оглянулся и, понимая, что помощи ждать неоткуда, решительно кивнул, аккуратно поддерживая родителя и медленно вставая на ноги сначала сам, а затем поднимая и его.
Альберт шатался, как пьяный, был мертвенно-бледен и, пожалуй, не поддерживай его сейчас сын, вновь упал бы, не в состоянии оставаться в вертикальном положении.
Татьяна, закусив губу, прижала руки к груди. На отца было страшно смотреть, и в эти мгновения никакой злости в душе девушки он не будил – она испытывала только безмерную жалость, безумно сочувствовала ему и всем сердцем желала хоть как-нибудь помочь.
Однако, подойти или даже сказать слово, все так же не решалась.
Братья де Нормонд, из которых, в общем-то, ни один никогда не был горячим поклонником Альберта, переглянулись. Продолжать воевать с таким противником, практически уже побежденным, поверженным, обессиленным казалось занятием не просто глупым, но еще и начисто лишенным благородства, и показывать себя с не самой лучшей стороны молодым людям не хотелось. Кроме того, мастер в эти секунды выглядел так жалко, что даже Людовик, в чьей душе по-прежнему полыхала ярким пламенем приправленная ненавистью обида на дядю, испытал к нему сочувствие. Именно он первым и подал голос.
- Альберт… - юноша кашлянул и, быстро окинув взглядом своих сторонников, попытался выразить их общую мысль, - Ты ослаблен, тебе нет смысла продолжать…
- Считаешь… что я побежден, племянник? – говорил маг с определенным трудом, однако, силы вскинуть голову в себе нашел. Глаза его упрямо и непримиримо сверкнули – сдаваться маг, вне всякого сомнения, намерен не был.
- Меня вновь предали!.. – он скрипнул зубами, сильнее сжимая плечо слабо охнувшего Андре, - Не знаю причин, но выясню их и покараю виновного… Но это не конец, нет-нет, для меня это совсем не конец! Мне еще хватает сил, чтобы поддерживать неуязвимость от вас, никто не сможет причинить мне вред, убить меня! – он криво ухмыльнулся, - А без моей смерти мой мир вам не сломать, ибо он связан со мною и пока жив я – существует и этот мир! Я могу уйти, восстановить силы, а потом вновь найти вас! И, клянусь, вы скорее сгниете здесь заживо, все и каждый из вас, чем я позволю вам нарушить мои планы, чем разрешу уничтожить мой мир!
- Потрясающе! – Роман, закипающий с каждым словом дядюшки все больше и больше, раздраженно хлопнул себя по бедрам, - Нет, вы только посмотрите, какой заботливый дедушка! Готов оборвать жизнь своего внука еще до его рождения… - серо-зеленые глаза чуть сузились; в них вспыхнул гнев, - Я ведь уже говорил, что по нему детский сад плачет?
Как ответить, никто не нашелся.
Альберт, такой гневный, такой уверенный в своих словах, непримиримый не взирая на слабость, готовый биться до последней капли крови, отстаивая свое жгучее желание жить в собственном, созданном им самолично, мире, вновь пошатнулся и, мотнув головой, уставился на виконта с самым пораженным, совершенно потрясенным видом.
Губы его несколько раз неуверенно шевельнулись, лишь затем позволяя сорваться с них пораженному, потрясенному, недоверчивому вздоху.
- Внук?..
Татьяна на несколько секунд закрыла глаза рукой. Свое положение от родителя она старалась держать в тайне, не желала сообщать ему о своей радости, а уж при учете его категорического намерения не позволить им вернуться в свой мир, при учете того, что сын ее, их с Эриком, был уж, казалось, обречен, и вовсе не видела в этом смысла.
До сей поры друзья ее, казалось, разделяли это стремление девушки, но тут, видимо, ситуация достигла апогея, и Роман не выдержал.
Она опустила руку, решительно делая шаг вперед.
- Да, папа, - в голосе ее зазвучали нотки почти отчаяния, совершенной обреченности, - Да, отец, внук! В том мире, нашем мире… через некоторое время ты бы стал дедушкой, но здесь… - она закусила губу и развела руки в стороны, с трудом выдавливая из себя улыбку, - До восхода кровавой луны осталось всего несколько часов. И когда она взойдет в этот раз, она будет окрашена… его кровью, - чувствуя, что теряет самообладание, Татьяна напряженно прижала руку к животу и, потянув носом воздух, вновь отступила, стремясь встать поближе к мужу, - Но твое желание, безусловно, для тебя значит больше. Все, что тебе важно – это сохранить свой чертов мир, на семью тебе всегда было наплевать! – в глазах ее сверкнули слезы, и Эрик, уловив их и в голосе супруги, поспешил обнять ее за плечи.
Андре, сам ошеломленный внезапным сообщением не меньше отца, нахмурился. Позволять сестре оскорблять их родителя он все-таки намерен не был.
- Татьяна… - в голосе его прозвучало нескрываемое предупреждение, и девушка, вмиг разозлившись еще больше, уже хотела, было, оборвать брата, ответить резко и однозначно, высказать все, что думает о нем… Но ее опередили.
Альберт, на протяжении нескольких секунд напряженно размышлявший о чем-то, внезапно выпустил плечо сына и, немного расставив ноги, постарался встать как можно более устойчиво.
- Отойди, Андре… - голос его прозвучал тихо, невероятно уверенно, с какими-то гордыми нотками самопожертвования в нем, - Луи… - взгляд его скользнул к мигом растерявшемуся экс-ученику, - Иди сюда.
Молодой маг неуверенно оглянулся на товарищей, встретился взглядом с тоже порядком обессиленным Винсентом, и обнаружив в них, в нем, такое же недоумение, что царило в его собственной душе, чуть пожал плечами, уверенно делая шаг вперед. Пасовать перед бывшим учителем парню не хотелось.
Альберт молча стоял, ожидая, пока он приблизиться, не говоря ни единого слова, не делая ни одного движения, стоял, замерев, как бездыханное изваяние и просто ждал.
Людовик подошел и, остановившись в шаге от него, вызывающе скрестил руки на груди.
- Надеешься, что я помогу тебе силы восстановить? – насмешливо осведомился он, - Или еще раз вколоть мне что-то хочешь?
- Возьми, - голос мастера прозвучал глухо; он медленно завел правую руку за спину и, замерев в такой позе на мгновение, так же неспешно вытянул ее вперед. В пальцах его был зажат красивый, изящный кинжал в дорогих ножнах.
Луи замер, недоверчиво созерцая преподносимый дядей подарок. Кинжал отца, тот самый кинжал, с которого все началось, который он сам вонзил в грудь стоящему перед ним человеку, он узнал сразу же, но брать пока не рисковал, не понимая замыслов мага.
- Этим кинжалом ты в прошлый раз оборвал мою жизнь, - говорил Альберт все еще несколько хрипло, негромко, но в голосе его звучала несомненная уверенность, - Возьми его. Лишь им можно сделать это вновь…
Юноша, начиная понимать, что понимает с каждым мигом все меньше и меньше, неуверенно протянул руку и, каждую секунду ожидая подвоха, сжал ножны кинжала, затем осторожно беря его с ладони мастера.
Татьяна, хмурясь, обратила внимание туда же и честно попыталась хоть что-нибудь почувствовать. Секунду или две ей это категорически не удавалось, но в какой-то момент перстень на руке Винсента вдруг снова сверкнул и отсвет его, искорка света, как будто застыла в окружающем хранителя памяти воздухе.
Девушка тряхнула головой, всматриваясь внимательнее. Что-то определенно происходило, что-то очень могучее, сталкивались две великие силы, тщетно пытаясь перебороть одна другую. Пространство вокруг магов смутно расплывалось, деформировалось; с тихим треском упала, отломившись, одна из уцелевших веток с какого-то дерева. Под потолком, казалось, собирались тучи, начинали посверкивать молнии.
Они не шевелились, продолжая смотреть друг другу в глаза: все такой же леденяще-спокойный Винсент, и безмерно самоуверенный, насмешливый Альберт.
Эрик вздрогнул и, подняв голову, неуверенно поймал рукой каплю, затем растерянно демонстрируя ее супруге.
- Дождь… - тихо молвил он, - В помещении!.. Да, теперь я понимаю, что битва идет всерьез.
Битва и в самом деле разыгралась не на шутку. В насмешке мастера теперь чудилось что-то зловещее, молнии, сполохами пронизывающие темные тучи под потолком, сверкали все чаще и казались несомненными спутниками его силы. Винсент выглядел значительно более напряженным, дождь, судя по всему, вызванный именно им, и шедший уже вовсю, хлестал его по глазам, но закрывать их хранитель памяти даже и не думал.
Громыхнул гром. Молния ударила в не до конца разрушенную стену, пробитую еще стараниями «чертей» Бешенного. Посыпались камни.
Другая молния одновременно ударила в дерево, воспламеняя его. Несколько мгновений вновь воцарившуюся тишину нарушал лишь треск пламени, но вскоре, под напором дождя, огонь начал угасать.
Альберт едва заметно приподнял подбородок; глаза его сузились. Судя по всему, то, как легко сила Винсента сумела избавиться от последствий его разрушительных действий, мастеру не понравилось, и он решил усилить натиск.
Луи закусил губу. Он знал, он слишком хорошо знал своего бывшего учителя, своего названного дядю, чтобы быть уверенным, что в рукаве у него наверняка припрятан козырь. И, скорее всего, козырем этим была просто не использованная до конца, до последней капли сила, была еще немалая часть в запасе, и гнет этой самой части Винсенту, уже изрядно утомленному, сейчас надлежало выдержать.
Альберт продолжал смотреть на него, теперь уже немного свысока, насмешливо и снисходительно, и вдруг резко опустил подбородок.
Хранитель памяти пошатнулся, взмахнул руками, силясь устоять на ногах и, не удержавшись, тяжело упал на одно колено.
Мастер криво улыбнулся.
- Как говорят в боксе – нокдаун, Венсен, - негромко проговорил он, тяжело шагая к своему почти побежденному противнику, - Но я всегда предпочитаю завершать бой полным нокаутом.
Негромкий, очень вежливый кашель, внезапно донесшийся откуда-то с правой стороны, из-за деревьев, пока еще уцелевших после боя, заставил его непонимающе нахмуриться, удивленно поворачивая голову.
Из тени лесных исполинов, уже не таясь, как все это время, медленно выступила слишком хорошо знакомая всем здесь присутствующим высокая фигура с огненно-рыжими волосами.
- Не думаю, что вам суждено довести бой до конца сегодня… мастер, - Чеслав мягко улыбнулся и склонился в неглубоком, очень вежливом поклоне.
Альберт, смутно чувствуя какой-то подвох, насторожился, чуть поворачивая голову вбок и взирая на пособника мрачно и подозрительно.
Чарли, который, завидев помощника, даже онемел от изумления, недоверчиво подался вперед, всматриваясь в него.
- Чес!.. – слетел с его губ удивленный возглас. Оборотень, быстро глянув на него, широко улыбнулся и, поднеся два пальца к виску, отдал честь.
- Рад встрече, капитан. Помолчи пока, будь добр… Мастер, - он вновь обратил внимание на человека, с которым разговаривал, - Мне было бы жаль, если бы обстоятельства были другими, но, увы… - он ухмыльнулся, и внезапно вскинул голову. Желтые глаза его сверкнули каким-то невероятно опасным, сверхъестественным пламенем.
Винсент, ошеломленный не меньше прочих, неуверенно, с видимым трудом, поднялся на ноги и как-то рефлекторно отступил, созерцая происходящее.
Альберт, явственно не готовый к новому нападению, напряженно выставил перед собою руки, пытаясь, видимо, защититься, закрыться от оборотня, непонимающе глядя на него, щурясь, пытаясь перебороть…
- Что за… - начала, было, шептать Татьяна, но Людовик перебил ее.
- Он атакует его!.. Он… - парень приоткрыл рот, качая головой, - Не могу… понять…
- Они же заодно?.. – Роман, сам совершенно ничего не понимающий, завертел головой, пытаясь увидеть сразу всех своих друзей, - Какого тогда он…
Чеслав медленно шагнул вперед; Альберт попятился. Ему не хватало сил, и это было видно – на борьбу с Винсентом он итак истратил немало, вынужден был при этом еще помнить о контроле собственной неуязвимости, поддерживать существование мира и не допускать в нем никаких коллапсов, и сопротивляться столь неожиданному и сильному противнику просто не был способен.
Чес слегка наклонил голову набок. Для него происходящее было игрой, почти детской забавой: оборотень откровенно развлекался, получал удовольствие от этой битвы, не испытывая при этом никакого, ни малейшего напряжения.
- Мне это не нравится… - пробормотал себе под нос хранитель памяти и, видимо, сам не до конца уверенный в своих действиях, попытался собраться с силами, чтобы прийти на помощь своему противнику, помочь ему выстоять против их общего врага… но не успел.
Альберт пошатнулся и, не в силах стоять, тяжело рухнул на колени. Голова его опустилась, плечи поникли, дыхание стало частым и рваным – мужчине было тяжело, он был повержен и сопротивляться боле не находил в себе сил.
Оборотень победоносно улыбнулся.
- Это конец для вас, мой мастер, - очень вежливо сообщил он и, склонившись в легком поклоне, быстро окинул всех присутствующих взглядом, - А может, конец и для всех вас. Прощай, мой капитан, я был рад плавать под твоим командованием! – он быстро подмигнул Чарльзу, снова козырнул и… исчез. Просто испарился, растаял в воздухе, словно и не стоял никогда среди деревьев, словно и не побеждал никогда Альберта.
Пожалуй, единственным свидетельством того, что Чеслав все-таки был здесь, заглянул на минутку, чтобы так решительно и категорично, с совершенно непонятными целями, переломить исход битвы, мог быть только поверженный мастер, так и застывший на коленях.
На несколько секунд вокруг воцарилось полнейшее оцепенение – поведение оборотня повергло в ступор абсолютно всех присутствующих, сбило их с толку, заставляя забыть обо всем и просто стоять, хмурясь и глядя на то место, где мгновение назад находился рыжий.
Нарушил всеобщий ступор Андре.
Альберт все еще продолжал стоять на коленях, не шевелясь, не пытаясь поднять голову, лишь часто, прерывисто дыша, и сын его, наконец, не выдержал.
Бой между мастером и хранителем памяти был уже, вне всякого сомнения, завершен, поэтому выйти вперед никому из наблюдателей никто и ничто уже не могло помешать, и ведьмак, забывая даже о собственной ране, стремглав бросился вперед, опускаясь возле отца на одно колено и осторожно сжимая его плечо.
Лицо его исказила боль.
- Папа…
Татьяна, для которой отец тоже по-прежнему, не взирая ни на что, оставался очень родным и близким человеком, взволнованно подалась вперед. Приближаться к Альберту она все-таки не рисковала, справедливо опасаясь его, но переживать за него способна была, и сейчас беспокоилась сполна.
Мастер, вздрогнувший при звуке голоса сына, с видимым трудом приподнял голову и перевел на него мутный взгляд. На протяжении нескольких долгих мгновений он не находил в себе ни сил, ни желания произносить что-либо, не мог даже понять, каких именно слов требует от него ситуация. Потом с хрипом втянул воздух и, кое-как подняв руку, стиснул похолодевшими пальцами запястье сына.
- Помоги мне встать… - хрипло выговорил он, по-видимому, не слишком хорошо контролируя собственные действия и мысли.
Андре, простреленная рука у которого болела просто нещадно, беспомощно оглянулся и, понимая, что помощи ждать неоткуда, решительно кивнул, аккуратно поддерживая родителя и медленно вставая на ноги сначала сам, а затем поднимая и его.
Альберт шатался, как пьяный, был мертвенно-бледен и, пожалуй, не поддерживай его сейчас сын, вновь упал бы, не в состоянии оставаться в вертикальном положении.
Татьяна, закусив губу, прижала руки к груди. На отца было страшно смотреть, и в эти мгновения никакой злости в душе девушки он не будил – она испытывала только безмерную жалость, безумно сочувствовала ему и всем сердцем желала хоть как-нибудь помочь.
Однако, подойти или даже сказать слово, все так же не решалась.
Братья де Нормонд, из которых, в общем-то, ни один никогда не был горячим поклонником Альберта, переглянулись. Продолжать воевать с таким противником, практически уже побежденным, поверженным, обессиленным казалось занятием не просто глупым, но еще и начисто лишенным благородства, и показывать себя с не самой лучшей стороны молодым людям не хотелось. Кроме того, мастер в эти секунды выглядел так жалко, что даже Людовик, в чьей душе по-прежнему полыхала ярким пламенем приправленная ненавистью обида на дядю, испытал к нему сочувствие. Именно он первым и подал голос.
- Альберт… - юноша кашлянул и, быстро окинув взглядом своих сторонников, попытался выразить их общую мысль, - Ты ослаблен, тебе нет смысла продолжать…
- Считаешь… что я побежден, племянник? – говорил маг с определенным трудом, однако, силы вскинуть голову в себе нашел. Глаза его упрямо и непримиримо сверкнули – сдаваться маг, вне всякого сомнения, намерен не был.
- Меня вновь предали!.. – он скрипнул зубами, сильнее сжимая плечо слабо охнувшего Андре, - Не знаю причин, но выясню их и покараю виновного… Но это не конец, нет-нет, для меня это совсем не конец! Мне еще хватает сил, чтобы поддерживать неуязвимость от вас, никто не сможет причинить мне вред, убить меня! – он криво ухмыльнулся, - А без моей смерти мой мир вам не сломать, ибо он связан со мною и пока жив я – существует и этот мир! Я могу уйти, восстановить силы, а потом вновь найти вас! И, клянусь, вы скорее сгниете здесь заживо, все и каждый из вас, чем я позволю вам нарушить мои планы, чем разрешу уничтожить мой мир!
- Потрясающе! – Роман, закипающий с каждым словом дядюшки все больше и больше, раздраженно хлопнул себя по бедрам, - Нет, вы только посмотрите, какой заботливый дедушка! Готов оборвать жизнь своего внука еще до его рождения… - серо-зеленые глаза чуть сузились; в них вспыхнул гнев, - Я ведь уже говорил, что по нему детский сад плачет?
Как ответить, никто не нашелся.
Альберт, такой гневный, такой уверенный в своих словах, непримиримый не взирая на слабость, готовый биться до последней капли крови, отстаивая свое жгучее желание жить в собственном, созданном им самолично, мире, вновь пошатнулся и, мотнув головой, уставился на виконта с самым пораженным, совершенно потрясенным видом.
Губы его несколько раз неуверенно шевельнулись, лишь затем позволяя сорваться с них пораженному, потрясенному, недоверчивому вздоху.
- Внук?..
Татьяна на несколько секунд закрыла глаза рукой. Свое положение от родителя она старалась держать в тайне, не желала сообщать ему о своей радости, а уж при учете его категорического намерения не позволить им вернуться в свой мир, при учете того, что сын ее, их с Эриком, был уж, казалось, обречен, и вовсе не видела в этом смысла.
До сей поры друзья ее, казалось, разделяли это стремление девушки, но тут, видимо, ситуация достигла апогея, и Роман не выдержал.
Она опустила руку, решительно делая шаг вперед.
- Да, папа, - в голосе ее зазвучали нотки почти отчаяния, совершенной обреченности, - Да, отец, внук! В том мире, нашем мире… через некоторое время ты бы стал дедушкой, но здесь… - она закусила губу и развела руки в стороны, с трудом выдавливая из себя улыбку, - До восхода кровавой луны осталось всего несколько часов. И когда она взойдет в этот раз, она будет окрашена… его кровью, - чувствуя, что теряет самообладание, Татьяна напряженно прижала руку к животу и, потянув носом воздух, вновь отступила, стремясь встать поближе к мужу, - Но твое желание, безусловно, для тебя значит больше. Все, что тебе важно – это сохранить свой чертов мир, на семью тебе всегда было наплевать! – в глазах ее сверкнули слезы, и Эрик, уловив их и в голосе супруги, поспешил обнять ее за плечи.
Андре, сам ошеломленный внезапным сообщением не меньше отца, нахмурился. Позволять сестре оскорблять их родителя он все-таки намерен не был.
- Татьяна… - в голосе его прозвучало нескрываемое предупреждение, и девушка, вмиг разозлившись еще больше, уже хотела, было, оборвать брата, ответить резко и однозначно, высказать все, что думает о нем… Но ее опередили.
Альберт, на протяжении нескольких секунд напряженно размышлявший о чем-то, внезапно выпустил плечо сына и, немного расставив ноги, постарался встать как можно более устойчиво.
- Отойди, Андре… - голос его прозвучал тихо, невероятно уверенно, с какими-то гордыми нотками самопожертвования в нем, - Луи… - взгляд его скользнул к мигом растерявшемуся экс-ученику, - Иди сюда.
Молодой маг неуверенно оглянулся на товарищей, встретился взглядом с тоже порядком обессиленным Винсентом, и обнаружив в них, в нем, такое же недоумение, что царило в его собственной душе, чуть пожал плечами, уверенно делая шаг вперед. Пасовать перед бывшим учителем парню не хотелось.
Альберт молча стоял, ожидая, пока он приблизиться, не говоря ни единого слова, не делая ни одного движения, стоял, замерев, как бездыханное изваяние и просто ждал.
Людовик подошел и, остановившись в шаге от него, вызывающе скрестил руки на груди.
- Надеешься, что я помогу тебе силы восстановить? – насмешливо осведомился он, - Или еще раз вколоть мне что-то хочешь?
- Возьми, - голос мастера прозвучал глухо; он медленно завел правую руку за спину и, замерев в такой позе на мгновение, так же неспешно вытянул ее вперед. В пальцах его был зажат красивый, изящный кинжал в дорогих ножнах.
Луи замер, недоверчиво созерцая преподносимый дядей подарок. Кинжал отца, тот самый кинжал, с которого все началось, который он сам вонзил в грудь стоящему перед ним человеку, он узнал сразу же, но брать пока не рисковал, не понимая замыслов мага.
- Этим кинжалом ты в прошлый раз оборвал мою жизнь, - говорил Альберт все еще несколько хрипло, негромко, но в голосе его звучала несомненная уверенность, - Возьми его. Лишь им можно сделать это вновь…
Юноша, начиная понимать, что понимает с каждым мигом все меньше и меньше, неуверенно протянул руку и, каждую секунду ожидая подвоха, сжал ножны кинжала, затем осторожно беря его с ладони мастера.
