Ни единого лучика света не было заметно среди этого мрака, холод пробирал до костей и определить хотя бы, находится она в каком-то помещении, или все же среди природы, возможности не представлялось.
Татьяна, ощущающая подступающий к горлу, совершенно обычный для человека страх перед неизвестным, поспешила напомнить себе, что окружающий ледяной мрак – не более, чем созданная Альбертом иллюзия, очередное внушение, попытка подчинить ее сознание.
Это не помогло.
Не взирая на уверения мага о том, что сознание девушки не более, чем «игрушка в ее собственных руках», и, соответственно, лишь она может заставить себя что-то чувствовать и что-то видеть, а уж он-то к этому никоим образом не может быть причастен, сейчас сознанием Татьяны играла явно не она.
Ежась от пронизывающего холода, обнимая себя руками в отчаянной попытке хоть как-нибудь согреться, девушка переступила с ноги на ногу, не решаясь пока делать ни шага вперед, мечтая лишь рассмотреть хоть что-нибудь в абсолютном мраке.
К немалому ее изумлению, желание это было удовлетворено почти мгновенно.
Тьма вокруг немного рассеялась, уступая место сероватому, все равно явно ночному, сумраку, впереди и вокруг, выступая из него, медленно стали проступать какие-то неясные, темные очертания чего-то громоздкого, и Татьяна, сразу же ощутившая прилив некоторой уверенности, решительно шагнула вперед.
Нога ее неожиданно заскользила по чему-то, и девушка, взмахнув руками в отчаянной попытке устоять, отнюдь не желая заработать себе стараниями Альберта новое сотрясение взамен только что вылеченного не без его же участия, вцепилась во что-то холодное, каменное и, судя по ощущениям, покрытое… снегом?
Девушка, продолжая сжимать неизвестный предмет, недоуменно огляделась. Окружающая тьма рассеивалась буквально на глазах, и теперь уже ей не составляло труда увидеть место, куда она попала.
Вокруг действительно лежал снег. Ровным слоем он устилал землю, кутал в белое покрывало какие-то каменные обломки, развалины, старинные руины какого-то строения, и, как это часто бывает зимними ночами, словно светился, делая все вокруг более четким и, в тоже время, странным образом более призрачным.
Татьяна непонимающе покачала головой. И что же хотел сказать этим ее родитель? Что неконтролируемая сила способна вызвать бурный снегопад?
Девушка негромко фыркнула и, неожиданно ощутив, что пальцы, стискивающие какую-то часть каменных развалин, закоченели, поспешно отдернула руку, прижимая ее к себе и машинально переводя взгляд на то, за что цеплялась.
Внутри у нее что-то екнуло и сжалось, словно холод, царящий вокруг, непостижимым образом сумел проникнуть внутрь.
Медленно, боясь поверить неожиданно поразившей ее догадке, Татьяна, уже не обращая внимания на холод, провела рукой по ледяному камню, стряхивая с него снег, с замиранием сердца всматриваясь в высвобождаемые из-под него очертания.
Наконец, та часть руин, что так привлекла ее, оказалась расчищена и девушка, отказываясь верить собственным глазам, сделала шаг назад.
Взгляду ее предстала чересчур знакомая, чтобы не быть узнанной, балюстрада.
Татьяна, дрожа уже не столько от холода, сколько от охватывающего ее с каждым мигом осознания все больше и больше страха, медленно и неуверенно подняла голову, оглядывая засыпанные снегом развалины уже куда как более внимательно. Взор ее выхватывал из кажущейся хаотичности линий сломанных стен и нагромождений камней все новые и новые знакомые черты.
Потолок, хоть и практически полностью разрушенный, но все еще хранящий следы былой роскоши… Обнаженная, обозначенная лишь обломками стен по ее углам, гостиная… Никакого стола, никакого камина, только разбитый, разломанный камень, засыпающий собою некогда красивый и ровный пол. Ни одной двери. Лестница, ведущая наверх, к тому, что некогда было коридором, повидавшем когда-то трагедию, тогда показавшуюся самой ужасной из всех, что можно представить, а сейчас, в этот миг, представляющуюся едва ли не мелкой неприятностью. Обломки камина. Еще одна коротенькая лесенка наверх, куда-то, где девушке не доводилось еще бывать. Удастся ли когда-то?.. Лестница вниз, в коридор, где располагались комнаты прислуги и, среди них, - та, что была отведена непосредственно ей. Сбоку от нее должен был бы быть коридор, ведущий к подвалу, к клетке, в которой три столетия почти безвылазно просидел Винсент, но его не было.
Неожиданно взгляд девушки зацепился за что-то, и она, вскрикнув, бросилась к этой самой лесенке, оскальзываясь на покрытом снегом полу холла, и старательно огибая заваленную камнями гостиную.
Из-под снега, возле самого края лестницы, как раз в том месте, где должен был бы начинаться спуск в подвал, что-то смутно желтело.
Девушка, оказавшаяся рядом, не взирая на абсолютно неподходящие для бега условия, довольно быстро, буквально за несколько секунд, упала на колени, разгребая дрожащими руками снег. Жесткие, желтые, становящиеся к концу черными, перепачканные в чем-то красном волосы, мешали ей, цепляясь за пальцы, но Татьяна не останавливалась. Прекратила она лишь тогда, когда рука ее, скользнув чуть дальше спутанных волос, наткнулась на что-то ледяное, окостеневшее, кажущееся холоднее всего лежащего вокруг снега.
Девушка медленно убрала руку и слегка отшатнулась назад, чувствуя, как невидимая рука сдавливает ей горло. Прямо на нее смотрели остановившиеся, остекленевшие львиные глаза; несколько ниже, все еще отчасти припорошенная снегом, угадывалась застывшая в последнем оскале пасть.
- Винсент… - Татьяна схватилась рукой за горло и, судорожно всхлипнув, попыталась отползти назад, не до конца отдавая себе отчет в действиях. Рука, которой она опиралась на землю позади себя, неожиданно наткнулась на что-то мягкое, и девушка, дернувшись, испуганно перевела взгляд туда.
Из-под груды заснеженных камней виднелись, тоже слегка прикрытые снегом, длинные черные кудри. Снег под ними казался темнее, чем в прочих местах и, как с ужасом поняла вдруг девушка, отливал красным.
Она вскочила, сама не до конца понимая зачем и, тяжело дыша, снова перевела взгляд на льва. Его грива была тоже выпачкана красным, и девушка, во внезапном прозрении осознавая, что это, прижала руку к губам, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Как же так? Как могло случиться такое? И как Эрик мог…
Потрясенная внезапной мыслью, девушка дернулась, будто от удара током и, вглядываясь в груды белых от снега камней, медленно двинулась вперед. Каждый шаг давался ей с невообразимым трудом, к ногам, казалось, приковали по нескольку стотонных гирь сразу.
Татьяна почти не удивилась, разглядев недалеко от входа в гостиную, под небольшим навесом – остатком роскошного потолка – среди камней, уложенных будто бы специально вокруг, тело молодого графа. Впрочем, удивление как таковое она перестала ощущать еще в тот момент, когда среди снега неожиданно разглядела окровавленную львиную гриву.
Слезы неудержимым потоком покатились по ее лицу. Все мысли о том, что окружающее на деле лишь иллюзия, что всего этого не существует и не может существовать, начисто вымело у нее из головы.
Девушка бросилась к лежащему навзничь блондину, запнулась за какой-то из камней и, не в силах удержать рыданий, упала на колени рядом с ним. Извечный страх смерти, живущий в душе подавляющего большинства людей, не позволил ей коснуться вытянутых по швам рук блондина, но к волосам его, надеясь погладить их, Татьяна все же потянулась. Однако, привести свое намерение в действие не успела.
За спиной у нее неожиданно раздался громкий, леденящий душу и какой-то отчаянный волчий вой. Татьяна рывком обернулась. Неподалеку от нее стоял, тяжело дыша, большой черный волк. С его бока, жестоко изорванного кем-то безжалостным, на снег падали крупные темно-красные, кажущиеся в полумраке еще темнее, капли. Зрелище было страшным, но девушка, тем не менее, испытала облегчение.
- Ричард, слава Богу… - быстро и горячо заговорила она, но закончить не успела. В воздухе что-то пронзительно свистнуло, и волк, страшно захрипев, вдруг завалился на бок. Из горла его торчала большая, толщиной схожая скорее с копьем или дротиком, стрела. Волк судорожно дернулся несколько раз и затих.
Татьяна почувствовала охватывающую ее еще стремительнее, чем страх, дурноту. Как это может быть? Как такое возможно? Вот так, в одночасье, лишиться всех, кого любишь, потерять тех, кто успел занять в сердце такое большое место! Как, как это могло произойти?!
Девушка вцепилась руками в волосы и, не замечая более ни окружающего холода, ни неровных камней под собой, сжалась, сгибаясь пополам и заливаясь слезами. Отчаяние, охватившее ее, было всепоглощающим, все разумные и конструктивные мысли тонули в нем, Татьяна не в силах была даже предпринять попытку осознать происходящее, и желала только одного – чтобы кто-то пустил стрелу, которая бы уложила ее рядом с заснувшими навеки самыми дорогими и близкими существами.
Неожиданно ноги девушки, выглядывающей из-под подола платья, коснулось что-то мягкое, теплое и пушистое. Татьяна вздрогнула. В этом аду, на этом пиршестве смерти, разве могло быть что-то столь нежное, разве мог быть кто-то хоть капельку… теплый?
Слуха девушки коснулось тихое настойчивое мяуканье, и она, задрожав сильнее, медленно распрямилась, опуская руки. Пальцев ее тотчас же коснулись щекотные усы, в ладонь ткнулся холодный нос, и послышалось негромкое, но какое-то согревающее, мурлыканье.
Татьяна, не веря себе, да и попросту боясь поверить в существование здесь этой маленькой жизни после виденной ею только что смерти Ричарда, медленно опустила взгляд.
На колени к ней, так же спокойно, как если бы девушка сидела за столом в гостиной замка, а не на ледяных камнях среди снега и ужаса, запрыгнула рыжая кошка. Здесь, в этом царстве льда и смерти она казалась живым огоньком, единственным настоящим, действительно существующим созданием.
Татьяна, не в силах выдавить из себя ни звука, нерешительно протянула к ней руки. Пальцы ее коснулись пушистой шубки, кожа ощутила ровное, мягкое тепло, исходящее от животного, и девушка, испытав вдруг неимоверно горячую признательность к своей маленькой утешительнице, наклонилась поцеловать ее.
Однако, кошка, в общем-то, вполне привычная к такого рода проявлениям нежности со стороны хозяйки, и даже принимавшая их обычно вполне милостиво, на сей раз привычной благосклонности не выказала. Подняв морду навстречу приблизившемуся к ней лицу девушки, Тиона подозрительно обнюхала кончик ее носа и, вероятно, сочтя его по каким-то лишь ей ведомым причинам особенно неприятным, внезапно зашипела, так зло и неприязненно, что Татьяна, совершенно не ожидавшая подобного поведения от своей любимицы, растерянно замерла, не решаясь продолжать ласку. Кошка, задрав голову еще выше, заглянула ей в глаза и, как показалось девушке, очень пытливо и пристально, не то пытаясь рассмотреть что-то, не то уже наблюдая нечто неведомое, вгляделась в них. Шипение ее сменилось злобным, ожесточенным рычанием и, прежде, чем Татьяна успела хоть как-то прореагировать, Тио подалась, едва ли не бросилась вперед, с размаху ударяя ее по щеке лапой с выпущенными когтями, оставляя на ровной коже несколько неглубоких, но длинных и вполне болезненных царапин.
Девушка, абсолютно не понимающая, чем вызвано такое поведение любимицы, и начиная уже подозревать, что эта кошка – лишь часть холодной иллюзии, испуганно шарахнулась назад, рывком отдергивая голову. Движение это неожиданно вызвало весьма разительные перемены в окружающем пространстве.
В первое мгновение Татьяне почудилось, что она, столь опрометчиво резко дернувшись, ударилась затылком об один из находящихся вокруг камней, слагавшихся некогда в стены прекрасного и величественного строения, следствием чего закономерно явились брызнувшие из глаз искры. Однако, по прошествии нескольких мгновений, за время которых «искры», свет от коих, казалось, залил собою все окружающее пространство, не только никуда не делись, но и, похоже, стали лишь ярче, практически полностью стирая все очертания вокруг, она осознала, что дело отнюдь не в предполагаемом ударе, который, собственно, и не был почувствован. Осознание это, к вящему удивлению девушки, в свой черед катализировало продолжение странных перемен вокруг.
Остатки ледяного мира, те его части, что пока еще избежали безжалостной атаки света, внезапно разлетелись вдребезги, как витраж оконного стекла, разбитый брошенным с улицы камнем. Серо-белые осколки его брызнули в разные стороны, вокруг на бесконечно долгое мгновение, на одну маленькую, коротенькую вечность, повисла тьма и внезапно пахнуло неожиданным среди этого холода теплом. Татьяна, недоумевающая, растерянная едва ли не больше, чем в миг, когда она только оказалась здесь, недоверчиво глотнула теплый воздух, будто опасаясь, что по прошествии этого мгновения он вновь остынет. В ту же секунду начавшее окружать ее тепло сменилось горячей, удушливой после знобящего, свежего холода, волной жара. Девушка, ощутившая себя не больше и не меньше, как кусочком льда, брошенным в жерло вулкана, дернулась и, совершенно неожиданно для себя, распахнула глаза.
Из мрака, ненадолго сгустившегося вокруг, выплыло странно-бледное, искаженное гримасой неясной злобы лицо Альберта.
- Мелкая тварь… - услышала Татьяна тихое, раздраженное шипение и, моргнув, постаралась сфокусировать взгляд на родителе. Пальцы его, доселе с силой стискивающие ее плечи, внезапно разжались, неприятное давление, вызванное его близостью, исчезло, - маг сделал шаг назад. Лица его, все такого же бледного, мягко коснулись падающие из ближайшего окна лучи света, и на столь неожиданно побелевшей коже ярко обозначились четыре красных, длинных и тонких царапины.
Девушка, не сводя с него взгляда, медленно, пока еще не до конца сознавая собственные действия, подняла руку и провела кончиками пальцев по собственной щеке, той самой, которой коснулась когтистая лапка Тионы. Кожа под пальцами была совершенно гладкой, ни следа кошачьих когтей на ней не чувствовалось. Татьяна недоверчиво глянула на собственные пальцы, будто рассчитывая увидеть на них следы исчезнувших царапин, а затем снова подняла глаза, всматриваясь в злое лицо стоящего рядом мужчины. Где-то в ее сознании забрезжило далекой искоркой смутное понимание происшедшего. Однако, сосредоточиться на нем ей не удалось.
Альберт, безусловно тоже заметивший отсутствие ссадин на щеке дочери, но определенно не испытавший на сей счет ни малейшего удивления, видя устремленный на него взгляд последней, поспешил взять себя в руки. Он прикрыл глаза, медленно втягивая носом воздух и, приподняв подбородок, позволил свету вновь озарить его лицо, будто бы специально, чтобы как можно более наглядно продемонстрировать происходящее с ним. Казалось, он рассчитывал вызвать изумление, поражение, однако Татьяна, все еще находящаяся под впечатлением продемонстрированного ей только что видения, такового не выразила. Не говоря ни слова, она безучастно, даже как будто бы отрешенно, смотрела, как царапины на щеке мага в момент вдоха начинают бледнеть, а после и совсем исчезают, повинуясь его силе. Все это заняло не долее нескольких секунд. Свет, которому мужчина снова подставил лицо, осветил уже совершенно ровную, гладкую, казалось, никогда не знавшую никаких ран, кожу.
Татьяна, ощущающая подступающий к горлу, совершенно обычный для человека страх перед неизвестным, поспешила напомнить себе, что окружающий ледяной мрак – не более, чем созданная Альбертом иллюзия, очередное внушение, попытка подчинить ее сознание.
Это не помогло.
Не взирая на уверения мага о том, что сознание девушки не более, чем «игрушка в ее собственных руках», и, соответственно, лишь она может заставить себя что-то чувствовать и что-то видеть, а уж он-то к этому никоим образом не может быть причастен, сейчас сознанием Татьяны играла явно не она.
Ежась от пронизывающего холода, обнимая себя руками в отчаянной попытке хоть как-нибудь согреться, девушка переступила с ноги на ногу, не решаясь пока делать ни шага вперед, мечтая лишь рассмотреть хоть что-нибудь в абсолютном мраке.
К немалому ее изумлению, желание это было удовлетворено почти мгновенно.
Тьма вокруг немного рассеялась, уступая место сероватому, все равно явно ночному, сумраку, впереди и вокруг, выступая из него, медленно стали проступать какие-то неясные, темные очертания чего-то громоздкого, и Татьяна, сразу же ощутившая прилив некоторой уверенности, решительно шагнула вперед.
Нога ее неожиданно заскользила по чему-то, и девушка, взмахнув руками в отчаянной попытке устоять, отнюдь не желая заработать себе стараниями Альберта новое сотрясение взамен только что вылеченного не без его же участия, вцепилась во что-то холодное, каменное и, судя по ощущениям, покрытое… снегом?
Девушка, продолжая сжимать неизвестный предмет, недоуменно огляделась. Окружающая тьма рассеивалась буквально на глазах, и теперь уже ей не составляло труда увидеть место, куда она попала.
Вокруг действительно лежал снег. Ровным слоем он устилал землю, кутал в белое покрывало какие-то каменные обломки, развалины, старинные руины какого-то строения, и, как это часто бывает зимними ночами, словно светился, делая все вокруг более четким и, в тоже время, странным образом более призрачным.
Татьяна непонимающе покачала головой. И что же хотел сказать этим ее родитель? Что неконтролируемая сила способна вызвать бурный снегопад?
Девушка негромко фыркнула и, неожиданно ощутив, что пальцы, стискивающие какую-то часть каменных развалин, закоченели, поспешно отдернула руку, прижимая ее к себе и машинально переводя взгляд на то, за что цеплялась.
Внутри у нее что-то екнуло и сжалось, словно холод, царящий вокруг, непостижимым образом сумел проникнуть внутрь.
Медленно, боясь поверить неожиданно поразившей ее догадке, Татьяна, уже не обращая внимания на холод, провела рукой по ледяному камню, стряхивая с него снег, с замиранием сердца всматриваясь в высвобождаемые из-под него очертания.
Наконец, та часть руин, что так привлекла ее, оказалась расчищена и девушка, отказываясь верить собственным глазам, сделала шаг назад.
Взгляду ее предстала чересчур знакомая, чтобы не быть узнанной, балюстрада.
Татьяна, дрожа уже не столько от холода, сколько от охватывающего ее с каждым мигом осознания все больше и больше страха, медленно и неуверенно подняла голову, оглядывая засыпанные снегом развалины уже куда как более внимательно. Взор ее выхватывал из кажущейся хаотичности линий сломанных стен и нагромождений камней все новые и новые знакомые черты.
Потолок, хоть и практически полностью разрушенный, но все еще хранящий следы былой роскоши… Обнаженная, обозначенная лишь обломками стен по ее углам, гостиная… Никакого стола, никакого камина, только разбитый, разломанный камень, засыпающий собою некогда красивый и ровный пол. Ни одной двери. Лестница, ведущая наверх, к тому, что некогда было коридором, повидавшем когда-то трагедию, тогда показавшуюся самой ужасной из всех, что можно представить, а сейчас, в этот миг, представляющуюся едва ли не мелкой неприятностью. Обломки камина. Еще одна коротенькая лесенка наверх, куда-то, где девушке не доводилось еще бывать. Удастся ли когда-то?.. Лестница вниз, в коридор, где располагались комнаты прислуги и, среди них, - та, что была отведена непосредственно ей. Сбоку от нее должен был бы быть коридор, ведущий к подвалу, к клетке, в которой три столетия почти безвылазно просидел Винсент, но его не было.
Неожиданно взгляд девушки зацепился за что-то, и она, вскрикнув, бросилась к этой самой лесенке, оскальзываясь на покрытом снегом полу холла, и старательно огибая заваленную камнями гостиную.
Из-под снега, возле самого края лестницы, как раз в том месте, где должен был бы начинаться спуск в подвал, что-то смутно желтело.
Девушка, оказавшаяся рядом, не взирая на абсолютно неподходящие для бега условия, довольно быстро, буквально за несколько секунд, упала на колени, разгребая дрожащими руками снег. Жесткие, желтые, становящиеся к концу черными, перепачканные в чем-то красном волосы, мешали ей, цепляясь за пальцы, но Татьяна не останавливалась. Прекратила она лишь тогда, когда рука ее, скользнув чуть дальше спутанных волос, наткнулась на что-то ледяное, окостеневшее, кажущееся холоднее всего лежащего вокруг снега.
Девушка медленно убрала руку и слегка отшатнулась назад, чувствуя, как невидимая рука сдавливает ей горло. Прямо на нее смотрели остановившиеся, остекленевшие львиные глаза; несколько ниже, все еще отчасти припорошенная снегом, угадывалась застывшая в последнем оскале пасть.
- Винсент… - Татьяна схватилась рукой за горло и, судорожно всхлипнув, попыталась отползти назад, не до конца отдавая себе отчет в действиях. Рука, которой она опиралась на землю позади себя, неожиданно наткнулась на что-то мягкое, и девушка, дернувшись, испуганно перевела взгляд туда.
Из-под груды заснеженных камней виднелись, тоже слегка прикрытые снегом, длинные черные кудри. Снег под ними казался темнее, чем в прочих местах и, как с ужасом поняла вдруг девушка, отливал красным.
Она вскочила, сама не до конца понимая зачем и, тяжело дыша, снова перевела взгляд на льва. Его грива была тоже выпачкана красным, и девушка, во внезапном прозрении осознавая, что это, прижала руку к губам, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Как же так? Как могло случиться такое? И как Эрик мог…
Потрясенная внезапной мыслью, девушка дернулась, будто от удара током и, вглядываясь в груды белых от снега камней, медленно двинулась вперед. Каждый шаг давался ей с невообразимым трудом, к ногам, казалось, приковали по нескольку стотонных гирь сразу.
Татьяна почти не удивилась, разглядев недалеко от входа в гостиную, под небольшим навесом – остатком роскошного потолка – среди камней, уложенных будто бы специально вокруг, тело молодого графа. Впрочем, удивление как таковое она перестала ощущать еще в тот момент, когда среди снега неожиданно разглядела окровавленную львиную гриву.
Слезы неудержимым потоком покатились по ее лицу. Все мысли о том, что окружающее на деле лишь иллюзия, что всего этого не существует и не может существовать, начисто вымело у нее из головы.
Девушка бросилась к лежащему навзничь блондину, запнулась за какой-то из камней и, не в силах удержать рыданий, упала на колени рядом с ним. Извечный страх смерти, живущий в душе подавляющего большинства людей, не позволил ей коснуться вытянутых по швам рук блондина, но к волосам его, надеясь погладить их, Татьяна все же потянулась. Однако, привести свое намерение в действие не успела.
За спиной у нее неожиданно раздался громкий, леденящий душу и какой-то отчаянный волчий вой. Татьяна рывком обернулась. Неподалеку от нее стоял, тяжело дыша, большой черный волк. С его бока, жестоко изорванного кем-то безжалостным, на снег падали крупные темно-красные, кажущиеся в полумраке еще темнее, капли. Зрелище было страшным, но девушка, тем не менее, испытала облегчение.
- Ричард, слава Богу… - быстро и горячо заговорила она, но закончить не успела. В воздухе что-то пронзительно свистнуло, и волк, страшно захрипев, вдруг завалился на бок. Из горла его торчала большая, толщиной схожая скорее с копьем или дротиком, стрела. Волк судорожно дернулся несколько раз и затих.
Татьяна почувствовала охватывающую ее еще стремительнее, чем страх, дурноту. Как это может быть? Как такое возможно? Вот так, в одночасье, лишиться всех, кого любишь, потерять тех, кто успел занять в сердце такое большое место! Как, как это могло произойти?!
Девушка вцепилась руками в волосы и, не замечая более ни окружающего холода, ни неровных камней под собой, сжалась, сгибаясь пополам и заливаясь слезами. Отчаяние, охватившее ее, было всепоглощающим, все разумные и конструктивные мысли тонули в нем, Татьяна не в силах была даже предпринять попытку осознать происходящее, и желала только одного – чтобы кто-то пустил стрелу, которая бы уложила ее рядом с заснувшими навеки самыми дорогими и близкими существами.
Неожиданно ноги девушки, выглядывающей из-под подола платья, коснулось что-то мягкое, теплое и пушистое. Татьяна вздрогнула. В этом аду, на этом пиршестве смерти, разве могло быть что-то столь нежное, разве мог быть кто-то хоть капельку… теплый?
Слуха девушки коснулось тихое настойчивое мяуканье, и она, задрожав сильнее, медленно распрямилась, опуская руки. Пальцев ее тотчас же коснулись щекотные усы, в ладонь ткнулся холодный нос, и послышалось негромкое, но какое-то согревающее, мурлыканье.
Татьяна, не веря себе, да и попросту боясь поверить в существование здесь этой маленькой жизни после виденной ею только что смерти Ричарда, медленно опустила взгляд.
На колени к ней, так же спокойно, как если бы девушка сидела за столом в гостиной замка, а не на ледяных камнях среди снега и ужаса, запрыгнула рыжая кошка. Здесь, в этом царстве льда и смерти она казалась живым огоньком, единственным настоящим, действительно существующим созданием.
Татьяна, не в силах выдавить из себя ни звука, нерешительно протянула к ней руки. Пальцы ее коснулись пушистой шубки, кожа ощутила ровное, мягкое тепло, исходящее от животного, и девушка, испытав вдруг неимоверно горячую признательность к своей маленькой утешительнице, наклонилась поцеловать ее.
Однако, кошка, в общем-то, вполне привычная к такого рода проявлениям нежности со стороны хозяйки, и даже принимавшая их обычно вполне милостиво, на сей раз привычной благосклонности не выказала. Подняв морду навстречу приблизившемуся к ней лицу девушки, Тиона подозрительно обнюхала кончик ее носа и, вероятно, сочтя его по каким-то лишь ей ведомым причинам особенно неприятным, внезапно зашипела, так зло и неприязненно, что Татьяна, совершенно не ожидавшая подобного поведения от своей любимицы, растерянно замерла, не решаясь продолжать ласку. Кошка, задрав голову еще выше, заглянула ей в глаза и, как показалось девушке, очень пытливо и пристально, не то пытаясь рассмотреть что-то, не то уже наблюдая нечто неведомое, вгляделась в них. Шипение ее сменилось злобным, ожесточенным рычанием и, прежде, чем Татьяна успела хоть как-то прореагировать, Тио подалась, едва ли не бросилась вперед, с размаху ударяя ее по щеке лапой с выпущенными когтями, оставляя на ровной коже несколько неглубоких, но длинных и вполне болезненных царапин.
Девушка, абсолютно не понимающая, чем вызвано такое поведение любимицы, и начиная уже подозревать, что эта кошка – лишь часть холодной иллюзии, испуганно шарахнулась назад, рывком отдергивая голову. Движение это неожиданно вызвало весьма разительные перемены в окружающем пространстве.
В первое мгновение Татьяне почудилось, что она, столь опрометчиво резко дернувшись, ударилась затылком об один из находящихся вокруг камней, слагавшихся некогда в стены прекрасного и величественного строения, следствием чего закономерно явились брызнувшие из глаз искры. Однако, по прошествии нескольких мгновений, за время которых «искры», свет от коих, казалось, залил собою все окружающее пространство, не только никуда не делись, но и, похоже, стали лишь ярче, практически полностью стирая все очертания вокруг, она осознала, что дело отнюдь не в предполагаемом ударе, который, собственно, и не был почувствован. Осознание это, к вящему удивлению девушки, в свой черед катализировало продолжение странных перемен вокруг.
Остатки ледяного мира, те его части, что пока еще избежали безжалостной атаки света, внезапно разлетелись вдребезги, как витраж оконного стекла, разбитый брошенным с улицы камнем. Серо-белые осколки его брызнули в разные стороны, вокруг на бесконечно долгое мгновение, на одну маленькую, коротенькую вечность, повисла тьма и внезапно пахнуло неожиданным среди этого холода теплом. Татьяна, недоумевающая, растерянная едва ли не больше, чем в миг, когда она только оказалась здесь, недоверчиво глотнула теплый воздух, будто опасаясь, что по прошествии этого мгновения он вновь остынет. В ту же секунду начавшее окружать ее тепло сменилось горячей, удушливой после знобящего, свежего холода, волной жара. Девушка, ощутившая себя не больше и не меньше, как кусочком льда, брошенным в жерло вулкана, дернулась и, совершенно неожиданно для себя, распахнула глаза.
Из мрака, ненадолго сгустившегося вокруг, выплыло странно-бледное, искаженное гримасой неясной злобы лицо Альберта.
- Мелкая тварь… - услышала Татьяна тихое, раздраженное шипение и, моргнув, постаралась сфокусировать взгляд на родителе. Пальцы его, доселе с силой стискивающие ее плечи, внезапно разжались, неприятное давление, вызванное его близостью, исчезло, - маг сделал шаг назад. Лица его, все такого же бледного, мягко коснулись падающие из ближайшего окна лучи света, и на столь неожиданно побелевшей коже ярко обозначились четыре красных, длинных и тонких царапины.
Девушка, не сводя с него взгляда, медленно, пока еще не до конца сознавая собственные действия, подняла руку и провела кончиками пальцев по собственной щеке, той самой, которой коснулась когтистая лапка Тионы. Кожа под пальцами была совершенно гладкой, ни следа кошачьих когтей на ней не чувствовалось. Татьяна недоверчиво глянула на собственные пальцы, будто рассчитывая увидеть на них следы исчезнувших царапин, а затем снова подняла глаза, всматриваясь в злое лицо стоящего рядом мужчины. Где-то в ее сознании забрезжило далекой искоркой смутное понимание происшедшего. Однако, сосредоточиться на нем ей не удалось.
Альберт, безусловно тоже заметивший отсутствие ссадин на щеке дочери, но определенно не испытавший на сей счет ни малейшего удивления, видя устремленный на него взгляд последней, поспешил взять себя в руки. Он прикрыл глаза, медленно втягивая носом воздух и, приподняв подбородок, позволил свету вновь озарить его лицо, будто бы специально, чтобы как можно более наглядно продемонстрировать происходящее с ним. Казалось, он рассчитывал вызвать изумление, поражение, однако Татьяна, все еще находящаяся под впечатлением продемонстрированного ей только что видения, такового не выразила. Не говоря ни слова, она безучастно, даже как будто бы отрешенно, смотрела, как царапины на щеке мага в момент вдоха начинают бледнеть, а после и совсем исчезают, повинуясь его силе. Все это заняло не долее нескольких секунд. Свет, которому мужчина снова подставил лицо, осветил уже совершенно ровную, гладкую, казалось, никогда не знавшую никаких ран, кожу.
