"Сейчас пять вечера, ты весь день ел пиццу?"
"Там был ананас! Это фрукт, Елена. Цинга избежала".
"Как ты еще жив?"
Кейт закатывает рукав и напрягает накачанный бицепс. "Хорошая генетика".
"Почему ты такой..." Почему ты такой?
"Не знаю, что вы сказали, но, полагаю, это был комплимент. Так что спасибо".
Она убирает продукты, наполняет холодильник новыми яркими красками и заполняет шкафы необходимыми вещами. Её взгляд задерживается на дыре в форме кулака, всё ещё сохранившейся в одной из деревянных дверец, и она надеется, под смех и шутки, что новый Соколиный Глаз больше не находится в том странном состоянии стресса и эмоций, в котором Елена нашла её почти две недели назад.
Кейт печатает и щурится на экране, разбирая беспорядок в работе, который она копила слишком долго.
"Я готовлю пасту", - кричит она в гостиную. "И салат".
"Елена! Пожалуйста. Ты не обязана делать это за меня".
"Для тебя? Я не готовлю для тебя. Я готовлю для себя, просто у тебя есть кухня". Она смотрит на газовую плиту, матово-чёрную, чугунную, гладкую, но не вычурную. Если бы вы не знали, что Кейт богата, вы бы не поняли, какая у неё на самом деле хорошая техника. А в шкафу наверху Елена нашла кастрюли и сковородки из нержавеющей стали... вероятно, совершенно неиспользованные. И кухонный комбайн, почти новый, со всеми насадками. Она подумывает взять его, и вряд ли Кейт заметит.
Елена действительно хорошо готовит, и Кейт задается вопросом, когда и где в ее жизни появилось это хобби.
Щелканье плиты сменяется тихим потрескиванием пламени. Кейт продолжает усердно работать над своими рабочими делами и деловыми обязанностями, надеясь, что сможет заняться тем, чего она действительно хочет, что больше связано с Соколиным глазом, а не с финансовым директором.
Но бумажная работа, хоть и скучная и нудная, теперь стала более терпимой. Теперь в квартире пахнет чем-то приятным. Чесноком, розмарином. От чего у Кейт урчит в животе. Елена напевает, помешивая ризотто, и разговаривает сама с собой в перерывах между мелодиями, тихо, словно только для неё, комментируя свои движения, но Кейт не может не заметить этого. Она улыбается из другой комнаты, гадая, знает ли Елена, что слышит; и знает ли она, что от этого тихого бормотания у Кейт в животе становится теплее, и серый шум внешнего мира исчезает, словно только она и она - единственные два человека, которые имеют значение.
ххх
Пятницу они провели в Метрополитен-музее, скрипя подошвами по мраморному полу. Елена очарована системами безопасности больше, чем произведениями искусства. Она замечает каждую камеру с пугающей точностью. В музее они вели себя тихо и уважительно, держались рядом друг с другом, но не общались. Выходя, Кейт пытается завести разговор об искусстве, но у Елены другие планы.
"Я просто говорю, что ограбить это место было бы проще всего. Я бы сделал это ночью. Через окно в крыше, например. Классика".
Кейт искоса смотрит на девушку: "Ты что-то задумала?"
"Только если ты согласишься. Мы были бы хорошей командой. Ты отвлекаешь, а я делаю всё остальное".
Кейт закатила глаза и подтолкнула её в плечо. "С чего ты взял, что я тебя отвлекаю?"
"Ну, для начала..." Елена как раз объясняет, когда Кейт замедляет шаг, поглядывая на тележку с едой впереди. Её взгляд зацепился за что-то. Маленькая девочка со школьным рюкзаком, который ей великоват, с дрожащей нижней губой смотрит на хот-дог, только что выкатившийся из булочки на грязный тротуар. Продавец пожимает плечами. Кейт слышит, как он говорит что-то о политике, и девочка начинает отворачиваться.
Кейт останавливается. "Подожди секунду", - говорит она, касаясь руки Елены, прежде чем подбежать к ней.
Елена в замешательстве наблюдает, как Кейт обменивается несколькими тихими словами с продавцом, затем достаёт из кармана куртки кошелёк и протягивает девочке новый. Кейт наклоняется, чтобы что-то сказать, а девушка указывает на него и улыбается. Они обмениваются ещё деньгами и чашкой горячего шоколада, прежде чем она протягивает её девочке. Через минуту она возвращается с тремя хот-догами в фольге и хрустящих бумажных корабликах, улыбаясь.
"Три?" - Елена приподнимает бровь.
"Ну", - говорит Кейт, протягивая один Елене, - "Один тебе. И два мне, потому что мне... одного мало".
"Конечно", - сухо говорит Елена, как будто должна была знать ответ, беря свой и разворачивая его из фольги.
Они снова идут. Кейт откусывает огромный кусок. "Тебе нравится?" - спрашивает она с наполовину набитым ртом.
Елена не отвечает. Только улыбается. "У тебя и так горчица на лице", - говорит она, даже не глядя на Кейт.
Кейт откладывает вторую сосиску и слепо вытирается.
Елена смотрит на неё, качая головой. "Ты самая неряшливая едокка, какую я когда-либо встречала". Она поднимает салфетку и вытирает горчицу с носа Кейт. "Но это было... очень вкусно".
"Что было?" - спрашивает она, приканчивая первую собаку.
"Боже мой! Кэт! Почему с набитым ртом?! Кто тебя воспитал?"
Она улыбается и с трудом сглатывает: "Мы уже выяснили, что у меня была плохая мама. Мой отец умер, а няня... тоже отсутствовала".
"Фу... Эта история с хот-догом", - говорит Елена. "Не стоило этого делать для незнакомца".
Кейт пожимает плечами. "Она была не чужой, она просто маленькая девочка. И парень повёл себя как придурок".
Елена не сразу отвечает, лишь наклоняет голову, словно изучая её. "Ты делаешь всё это так, как будто это ничего не значит", - наконец говорит она. "Но это не ничего. Вот и всё". Кейт оглядывается, застигнутая врасплох мягкостью голоса Елены. "Ты просто..." - она пытается придумать, что сказать.
Кейт слегка подавилась кусочком. "Я что?"
Она замолкает. "Ничего", - быстро отвечает Елена, снова устремив взгляд вперёд, и самодовольная улыбка играет на её губах. "Съешь второй хот-дог. И постарайся ничего больше не испачкать".
"Пятно?" Она опускает взгляд: белый воротник её футболки испачкан горчицей. "Ох, чёрт возьми!"
Елена просто смеется.
ххх
Кейт снова просыпается полной сил. Она бегает с Лаки по утрам, отвечает на её электронные письма, неохотно отвечает на звонки юристов и представителей компании, даже составляет настоящие списки дел.
Однажды утром к ней присоединяется Елена. Они бегают с золотистым ретривером в собачью площадку, а затем спускают его с поводка. Он приносит Елене палочки, и она наклоняется, благодарит его объятиями и писклявыми похвалами, которые, как знает Кейт, от девочки получают только животные. "Ты хороший мальчик. Как ты стал таким хорошим? А? Вы бы с Фанни подружились? Думаю, да". Она чешет его за ушами: "Ладно. Иди поиграй", и он снова убегает, преследуя бедную, дрожащую чихуахуа.
"Кто такая Фанни?" - спрашивает Кейт, и теперь, когда она об этом думает, она, возможно, уже слышала, как Елена произносила это имя раньше.
"У меня тоже есть собака, Фанни", - говорит она, поворачиваясь к Кейт и отряхивая собачью шерсть с её чёрных леггинсов.
Кейт моргает. "Подожди, правда?"
"Она живёт в России. У моих родителей", - голос Елены смягчается. "Её назвали в честь одной из старых личностей Наташи".
Кейт следит за её лицом, пытаясь уловить хоть малейший намёк на грусть или беспокойство. "Ты скучаешь по ней?"
"Да. Очень, но она обожает ферму. Папа даёт ей слишком много лакомств, и она дружит со свиньями. Она счастлива, и я скоро её увижу". Кейт чувствует лёгкий спазм в животе при мысли об уходе подруги, о возвращении её семьи, а также о её собаке, что, конечно же, логично. Как будто Елена это чувствует, Елена игриво подталкивает её: "Не волнуйся, Кейт Бишоп, я пока никуда не ухожу. У меня ещё есть незаконченные дела".
"Незаконченное дело?"
"Да."
"Это все подробности, которые мне известны, не так ли?"
"Пока что", - отвечает она.
Они садятся на скамейку, Лаки лает на дерево неподалёку, и сквозь ветви, начинающие обретать свой цвет, льётся свет. Как ни странно, медленная смена времён года кажется слишком быстрой, и юной лучнице почти хочется остановить время, чтобы не беспокоиться ни о чём, кроме этого мгновения.
"Кейт?" - спрашивает Елена, выводя ее из ясного тумана мыслей и молчаливого взгляда в парк.
"Да?" Она оборачивается и видит зеленые глаза.
"Как ты относишься к своей матери?"
Кейт выдыхает, обдумывая это. "Хорошо. То есть, лучше. Всё прошло хорошо, я в последнее время почти не думала об этом. Но, думаю... я, пожалуй, навещу. Перед судом".
Елена кивает один раз. Вот и всё.
ххх
Елена исчезает на несколько дней, ссылаясь на то, что ей нужно увидеть кого-то из другого штата. Кейт думает, что она в Вашингтоне. Они время от времени переписываются, и на третий день она обещает, что её не будет всего лишь ещё одна ночь.
Кейт лежит на кровати, катая смычок по пальцам, пробуя натяжение. Она чувствует себя заржавевшей, ну, настолько заржавевшей, насколько это вообще возможно для такого человека, как она. И всё же ей хочется поскорее возобновить тренировки, и она мысленно составляет расписание, когда Елена наконец звонит - впервые за пару дней. Она отвечает на второй звонок, загораясь при виде имени, всплывающего на экране.
"Ты вернулась?" - спрашивает она, стараясь, чтобы ее голос не звучал слишком нетерпеливо.
"Я уже еду". Сквозь зов проникает приглушенный шум дороги.
"Хорошо", - говорит Кейт. "Я пыталась приготовить суп во вторник, и... он оказался не очень".
"Суп?"
"Я думал, будет легко... к концу даже вкуса не почувствовал. Я сдался и потом заказал в Gusto"s, но это было не так вкусно, как у вас".
Елена смеётся: "Ты теперь избалован. Погублен моими талантами".
"Я не избалованная. Мне всё ещё нравится всякая дрянь. Ты становишься слишком самоуверенной", - говорит Кейт, улыбаясь.
"Пфф, я не самонадеянна, я права", - отвечает Елена.
"...на какой срок вы вернетесь?
"Я не знаю."
Кейт вздыхает и закидывает ноги на стену, размышляя. "Ну. Почему бы тебе просто не остаться здесь?" - спрашивает она почти ни с того ни с сего, хотя сама уже давно об этом думает. "Ты и так проводишь здесь много времени".
"О? Я что, вторгаюсь в твоё личное пространство?"
"Заткнись. Нет. Ты мог бы занять диван. Или я мог бы взять матрас для того странного кабинета, которым я всё равно не пользуюсь. Не знаю. Просто кажется бессмысленным платить за отель".
Елена смеется: "Спасибо за предложение, но теперь я действительно остаюсь..."
Кейт замирает, не слыша Елену, которая продолжает говорить.
Что-то меняется в другой комнате, и она поворачивает голову к двери.
Не ветер. Не повезло. Не отопление.
Все ее тело замирает.
"Елена?" - шепчет она, выпрямляясь, и убийца обрывает свой комментарий, услышав, как лучник вдруг становится тише и серьёзнее. "Ты приходила?" - спрашивает Кейт.
Пауза. "Нет. Почему?"
Кейт медленно тянется к смычку. "Кажется..." Она замолкает, прислушиваясь и размышляя. "Кажется, я что-то слышала".
"Удачливый?"
"Нет", - уверенно отвечает она. Голос Кейт едва слышен в трубке.
"Кейт, это, вероятно..."
Она снова слышит тихий скрип шагов, словно кто-то ступает по неровному полу.
"Тихо", - перебивает она, и этот приказной тон ей не свойствен. Волосы на затылке встают дыбом, когда она хватает стрелу с прикроватного столика и натягивает её, прижимая к тетиве. Она заканчивает разговор, держа лук в руке, босыми ногами упираясь в холодный пол, и выходит из спальни с колотящимся сердцем.
Свет в коридоре выключен, но лунный свет отбрасывает тени, и внутри кто-то есть. Она чувствует это.
Глава 4 : Ритуал неповиновения
Примечания:
Я шлюха, которая любит боль/утешение, и буду это делать, когда смогу, и не буду извиняться. Кроме того, я на 99% уверена, что вам больше не стоит перевязывать рёбра, если они ушиблены/сломаны, но это всё вымысел, чёрт возьми, кому какое дело?
( Дополнительные примечания см. в конце главы .)
Текст главы
Она движется осторожно, смычок загнут, тетива натянута между пальцами. Дыхание поверхностное, каждый шаг по паркету медленный и размеренный. Свет выключен, но сквозь окна бледными полосами проникает достаточно света от города и ночного неба.
На секунду Кейт задумывается, не ошибается ли она, не является ли её предположение о вторжении всего лишь обострившимся чувством тревоги. Затем - движение. Что-то быстрое и тёмное промелькнуло краем её зрения. Окно на пожарную лестницу открыто, занавеска слегка колышется на холодном ветру. Она резко разворачивается, выпускает стрелу, и та врезается в оконную раму, промахнувшись в сантиметрах от чего-то. Стая голубей, испуганно взмывая, взмывает в небо с металлических перил.
Она слегка опускает лук, хмурится, начинает поворачиваться - либо человек сбежал, и она каким-то образом промахнулась, либо это и правда был никто, на секунду ей становится почти неловко.
Лаки резко лает, вбегая из кухни, а Кейт выходит из коридора. "Эй, приятель..."
И в этот момент локоть со всей силы ударяет ее в лицо.
Она отшатывается назад, хватаясь за нос, глаза слезятся, но вовремя восстанавливает концентрацию, чтобы бешено взмахнуть луком, попав в широкую грудь, а затем в голову.
Крупный мужчина в черной лыжной маске готов еще раз ударить ее по носу, но она умело уклоняется, и адреналин вскипает в ее крови, когда она наносит ему удар.
Он кряхтит, но держится на ногах. Он крупный парень.
Резкий удар ногой обрушивается ей в ребра. Неуклюжий по форме, но мощный. Он отбрасывает лучницу к стене, выбивая воздух из лёгких. Она отчаянно вдыхает, когда он наносит новый удар, грубо отталкивая её назад, чтобы она успела отскочить к выходу.
Она готова быстро ответить и ударяет его пяткой под колено. Он спотыкается и поворачивается как раз вовремя, чтобы она успела нанести ему апперкот кулаком в челюсть. Она уже готова нанести ещё один удар, когда злоумышленник с силой наступает ей на босую ногу, обутую, как Кейт почти уверена, в ботинках тринадцатого размера...
"ЭЙ!" - кричит она, испытывая боль. От топота боль пронзает ногу, она хватается за неё руками, чуть не подпрыгивая. "УБЛЮДОК, БЛЯДЬ! Это было не круто..."
Она и её лук с грохотом падают на землю. Мужчина использует эти несколько секунд как возможность пробежать через комнату и выскочить в открытое окно.
Кейт приходит в себя и, прихрамывая, добирается до уступа, но, выглянув наружу, она никого не видит. Слышен лишь шум ветра и трамваев.
Она обернулась, всё ещё в крови, тяжело дыша, прислонившись к окну. Нога пульсирует. "Ты видела?! Он, чёрт возьми, мне ногу оттоптал!" Она смотрит на Лаки, ошеломлённая его тактикой. Теперь, когда боль утихает, а мужчина ушёл, она наконец-то видит свою квартиру. Она щёлкает выключателем. В квартире почти ничего не изменилось. Входная дверь открыта, но ничего не сломано и явно не пропало. Просто слегка потревожено.
