— Его садистским наклонностям? Или твоим амбициям?
Его глаза сузились. Он сделал шаг ко мне, понизив голос до угрожающего шепота.
— Осторожнее, «дочь». Твое горе не дает тебе права забывать о долге. О том, что ты мне должна.
— Должна? — я чуть не рассмеялась ему в лицо. — Я тебе ничего не должна. Ты подобрал меня, одел в шелка, накормил объедками со своего стола и заковал в эти… — я подняла руки с ненавистными браслетами, — …в эти доказательства твоего страха. Ты думал, я не знаю? Не чувствую? Ты не спасал меня. Ты запасался ресурсом.
Он побледнел. В его глазах мелькнуло нечто похожее на страх. Страх быть разоблаченным.
— Ты не в себе. Иди в свои покои. Приходи в себя.
— О, я уже в себе, — сказала я тихо. — Как никогда.
Я развернулась и пошла прочь от склепа, от него, от всей этой лживой, прогнившей насквозь жизни. Я шла по замку, не видя ничего перед собой.
В моей голове, ошалевшей от горя, вдруг пронеслось воспоминание. Не о Миле. О нем. О ледяных глазах, смотревших на меня без осуждения, без жалости. Смотревших и видевших. «Твои оковы кричат».
И еще одно. Его голос, низкий и уверенный: «Ты заслуживаешь большего».
Я замерла посреди коридора. Сердце заколотилось, выбивая новый, яростный ритм.
Нет. Нет, я не позволю этому случиться. Я не стану еще одной вещью в коллекции Лидриха. Не стану разменной монетой в играх Барагоса. Мила умерла, но я — жива. Я дышала. И пока я дышу, я буду бороться.
Я почти побежала к своим покоям, срывая с себя по пути ненавистное траурное платье. Я захлопнула дверь и прислонилась к ней, переводя дух.
План. Мне нужен план.
Побег. Сейчас. Немедленно. Пока Барагос оправляется от моей стойкости и готовится к приезду принца. Пока замок не превратился в неприступную крепость.
Куда? Вопрос дурацкий. Одно место сразу же всплыло в памяти. Озеро. Поющие Леса. Нейтральная территория. Место, где я была почти свободной. Место, где я встретила его.
Это было безумием. Идти одной, без провизии, без оружия, в земли, кишащие бандитами и бог знает кем еще. Но оставаться здесь было еще большим безумием.
Я не была той же глупой, отчаявшейся девчонкой, что сбегала месяц назад. Та сбегала в порыве ярости, не думая о последствиях. Та хотела умереть или найти волшебное решение.
Я же теперь бежала, чтобы жить.
Я быстро переоделась в самое простое и темное платье, нашла прочный плащ и крепкие ботинки. В тайнике под половицей — спасибо моей паранойе — лежало немного монет, подаренных когда-то Милой «на сладости», и маленький, но острый кухонный нож. Смехотворное оружие против солдат Барагоса, но лучше, чем ничего.
Я стояла у окна, глядя на темнеющий лес на горизонте. Сердце колотилось, но уже не от страха, а от предвкушения. От адреналина.
Я больше не была Анной, приемной дочерью князя Барагоса. Я была Анной. Просто Анной. С дурацкими браслетами, с ножом в кармане и с волей к жизни, которую у меня так и не смогли отнять.
Я вздохнула полной грудью, впервые за долгие недели.
— Ладно, Вселенная, — прошептала я. — Ты дала мне второй шанс тогда. Не опозорься теперь. Дай мне добраться до леса. А там… а там посмотрим.
Я потушила свечу, погрузив комнату во тьму, и прислушалась к звукам замка. Он затихал, погружаясь в сон. Скоро стража сменится, и будет короткий промежуток, когда бдительность ослабнет.
Я ждала. В тишине и темноте. Готовая к своему последнему побегу.
Анна
Тьма в замке была густой, живой и соучастницей. Она прятала меня в своих складках, заглушала скрип половиц под ногами, превращала знакомые коридоры в лабиринт теней. Я двигалась как тень сама — быстро, бесшумно, прижимаясь к стенам, замирая при малейшем шорохе.
Сердце колотилось где-то в горле, выстукивая сумасшедший ритм. Каждый нерв был натянут струной. Я ждала окрика, лязга оружия, тяжелых шагов стражи. Но замок спал мертвецким, самодовольным сном. Почему бы и нет? Их непокорная принцесса сидела в трауре и готовилась к свадьбе. Кто мог подумать, что у нее хватит духу на побег сразу после похорон.
Проклятое траурное платье я скинула, оставшись в простом темно-сером платье служанки, поверх которого был накинут потертый плащ. В кармане — жалкая горсть монет и холодная рукоять ножа. Мои единственные союзники — ночь и отчаяние.
Потайная калитка в стене, та самая, что я использовала месяц назад, была моей целью. Добраться до нее было полдела. Вторую половину составляла молитва всем богам, которых я не знала, чтобы ее не заперли на новый замок по приказу осторожного Барагоса.
Я прижалась к арочному проему, затаив дыхание. Впереди, в конце коридора, у выхода во внутренний двор, стояли два стражника. Они лениво перебрасывались словами, позевывая. Дежурство было скучным.
«Отвлекись», — умоляла я мысленно всю вселенную. «Хоть чем-то.»
И вселенная, впервые за долгое время, услышала меня. Где-то в глубине замка громко хлопнула дверь, послышались сердитые голоса. Кто-то явно проспал свою смену. Оба стражника встрепенулись, переглянулись и, лениво потянувшись, двинулись на шум.
Сердце у меня упало куда-то в ботинки, а потом выпрыгнуло обратно в горло. «Идиоты. Идите. Идите скорее.»
Как только они скрылись за поворотом, я рванула с места, не дыша, пересекла открытое пространство двора и юркнула в узкий проход между стеной и кузницей. Холодный ночной воздух обжег легкие. Я бежала, не оглядываясь, к тому участку стены, где рос старый плющ, а под ним скрывалась моя свобода.
Калитка была не заперта. Ржавые петли издали жалобный скрип, когда я отодвинула засов и выскользнула наружу. Я замерла, прижавшись к холодному камню с внешней стороны, ожидая, что сейчас поднимется тревога. Но из-за стены доносилась лишь та же ленивая, сонная тишина.
Я была на свободе.
Не было времени на ликование. Я оттолкнулась от стены и побежала. Прямо передо мной был спуск к реке, а за ней — темная стена Поющих Лесов. Моя цель. Мой единственный шанс.
Ноги подкашивались, в боку закололо, но я гнала себя вперед, спотыкаясь о корни и камни. Я даже не пыталась скрыть следы — мне нужно было как можно быстрее уйти подальше от замка, пока меня не хватились.
Река встретила меня ледяным объятием. Я, не раздумывая, вошла в воду, скользя по скользким камням на дне. Течение цеплялось за плащ, пытаясь сбить с ног, но я боролась, перебираясь на другой берег. Вода залилась в ботинки, леденя ноги, но это было ничто по сравнению с ледяным ужасом, что сидел у меня в груди.
И вот он — лес. Я отшатнулась от реки и нырнула под сень первых деревьев, как раненый зверь в свою нору. Только тут я позволила себе остановиться, опереться о ствол старого дуба и, задыхаясь, попытаться отдышаться.
Тишина в лесу была иной. Не сонной, а настороженной. Она была полна звуков — шелеста листьев, потрескивания веток, далекого уханья совы. Но эти звуки лишь подчеркивали ее глубину. Здесь пахло хвоей, влажной землей и свободой. Свободой, которая пахла опасностью.
Я шла всю ночь. Целилась на север, туда, где, как я помнила, было то самое озеро. Но ночь и страх — плохие проводники. Я сбилась с пути. Деревья становились выше, тень — гуще, а знакомых примет не было видно.
К утру силы начали покидать меня. Ноги горели, глаза слипались. Я нашла небольшое углубление между корнями огромной ели, закуталась в мокрый плащ и провалилась в короткий, тревожный сон, полный образов Милы и ледяных глаз незнакомца.
Я проснулась от холода и голода. Солнце пробивалось сквозь густую листву слабыми, размытыми пятнами. Я не имела ни малейшего понятия, где нахожусь. Ориентироваться было не на что — одни деревья, мхи да камни.
Я плелась дальше, жуя горькую мяту, чтобы заглушить сосание под ложечкой. Лес менялся. Сосны и ели сменились какими-то древними, исполинскими дубами, поросшими мхом. Воздух стал еще холоднее. Я заметила на стволах странные зарубки — не похожие на следы лесорубов, более грубые, сделанные будто бы намеренно. Знаки территории.
Но я была слишком измотана и голодна, чтобы придать этому значение. Единственное, что имело значение — найти воду и хоть какую-то еду.
К полудню я вышла к ручью. С жадностью напилась ледяной воды и, обернувшись, увидела на склоне холма куст с мелкими темно-синими ягодами. Почти как черника. Не думая о последствиях, набросилась на них, срывая и отправляя в рот кисловатые, терпкие плоды.
Наевшись, я снова почувствовала страшную усталость. Ручей журчал убаюкивающе. Решив передохнуть хотя бы полчаса, я забралась под нависшую каменную плиту, образующую нечто вроде пещерки, и снова уснула.
Меня разбудили голоса.
Грубые, гортанные, говорящие на языке, которого я не понимала. Я замерла, сердце уйдя в пятки. Осторожно выглянула из-под своего укрытия.
Внизу, у ручья, стояли трое. Не люди. Высокие, могуче сложенные, с зеленоватой кожей. У одного из них из-за губы торчал массивный клык. Орки.
Они не выглядели солдатами. На них была прочная, походная одежда из кожи и меха, за плечами — туши недавно добытой дичи. Охотники. Но их лица были не мирными. Они о чем-то спорили, тыча пальцами в разные стороны, и их голоса звучали все громче и злее.
Я прижалась к камню, стараясь дышать как можно тише. Моя рука судорожно сжала рукоять ножа в кармане. Смехотворная защита.
Один из орков, самый крупный, внезапно развернулся и сердито ткнул пальцем прямо в сторону моей пещерки. Мое сердце остановилось. Они что, учуяли меня? Или это просто случайность?
Он что-то рявкнул своим спутникам и сделал несколько шагов в мою сторону. Его глаза, маленькие и пронзительные, скользили по склону. Он был метрах в двадцати от меня.
Не двигаться. Не дышать.
Вдруг из чащи донесся отдаленный, протяжный вой. Все трое орков мгновенно насторожились, забыв о своей ссоре. Самый крупный еще раз недовольно оглядел склон, потом что-то буркнул и махнул рукой. Они развернулись и быстрым, легким шагом скрылись в лесу.
Я сидела, не двигаясь, еще добрых десять минут, пока дрожь в коленях не утихла. Адреналин бил в виски. Орки. Я забрела на их территорию. Глупость, сравнимая разве что с побегом из замка босиком и без еды.
Теперь нужно было убираться отсюда. И быстро. Но куда? Я совершенно заблудилась. Идти назад — значит рискнуть снова наткнуться на них или на стражу Барагоса. Идти вперед — углубляться в неизвестность.
Я выбрала вперед. Под покровом наступающих сумерек я двинулась дальше, стараясь идти как можно тише, постоянно прислушиваясь и оглядываясь. Каждый шорох заставлял меня замирать, каждый крик ночной птицы отдавался эхом в моей пустой голове.
Я шла, сама не зная куда. Дорога в никуда. Лес смыкался за моей спиной, скрывая меня от одних врагов и, возможно, подводя к другим.
Но чего я боялась больше? Орков с их грубыми лицами? Или изысканной жестокости в глазах Лидриха? Каменистых троп в незнакомом лесу? Или позолоченной клетки в знакомом замке?
Выбор, как ни странно, был очевиден. Я шла вперед. Навстречу своей судьбе, какой бы страшной она ни была. Потому что позади осталось только одно — могила.
Анна
Идея о том, что я «иду навстречу своей судьбе», продержалась ровно до следующего утра. К этому моменту моя судьба напоминала скорее грязную, мокрую и голодную тряпку, которую выбросили в самом глухом углу чужого огорода.
Я бродила по лесу, который становился все более угрожающим. Деревья здесь были какими-то корявыми и злыми, тропинки — подозрительно протоптанными, а в воздухе витал стойкий запах дыма, немытого тела и… жареного мяса. Мой желудок предательски заурчал, напоминая, что последний раз я ела какие-то сомнительные ягоды, которые могли оказаться как питательными, так и смертельно ядовитыми. Лотерея, скажем так.
Именно в этот момент, пока я пыталась решить, стоит ли жевать кору с ближайшей сосны, моя судьба решила проявить инициативу.
Из-за густых зарослей папоротника передо мной выросла стена из мышц, кожи и уверенной силы. Очень, ОЧЕНЬ много мышц.
Я отскочила назад, сердце прыгнуло в горло. Передо мной стоял орк. Не тот, полупризрачный охотник у ручья. Этот был облачен в грубые, но прочные кожаные доспехи, с внушительной, украшенной резьбой дубиной на плече. На его наруче был выжжен сложный символ — знак племени, но мне-то от этого было не легче. Его лицо, с мощным подбородком и широким лбом, было испещрено ритуальными шрамами, а не уродствами. Взгляд из-под насупленных бровей был оценивающим и холодным, как горное озеро.
— Стой, — прозвучал низкий, гортанный, но вполне членораздельный приказ на моем языке. Звук был похож на перекатывание камней.
Мой мозг, отключенный голодом и усталостью, выдал единственную доступную реакцию.
— А я, вообще-то, просто проходила мимо, — выдавила я, делая шаг назад. — Ищу… потерявшегося хомячка. Пушистый такой, милый. Вы не видели?
Орк не улыбнулся. Его взгляд стал еще тяжелее. Он не издал никакого рева, просто сделал резкий, отточенный жест рукой.
Этот жест оказался сигналом. Из-за деревней появились еще двое таких же здоровяков, явно составлявших его патруль. Все с теми же знаками на наручах, все с тем же спортивным, поджарым телосложением и боевой выправкой. Дело принимало крайне неприятный оборот.
— Эй, парни, не надо массовки! — попыталась я парировать, продолжая пятиться.
Пятиться было некуда. Я уперлась спиной в ствол сосны. Трое орков окружили меня, обсуждая добычу на своем гортанном наречии. Их тон был деловым, без злобного хихиканья. До мне долетали отрывки: «…человечиха…», «…к вождю…» или, возможно, «…на ужин…». Я предпочла не углубляться в лингвистические детали.
Один из них, тот, что поменьше ростом, но с самым цепким взглядом, сделал шаг ко мне, его движение было быстрым и экономичным.
Инстинкт самосохранения, дремавший где-то глубоко под слоями отчаяния и сарказма, наконец проснулся. Я рванулась в сторону, пытаясь проскользнуть между двумя другими. Не вышло. Огромная, но точная в движении рука схватила меня за плащ и придержала на месте.
— А ну отпусти! Это ограниченная коллекция! — взвизгнула я, пытаясь выкрутиться.
Но против вышколенной солдатской силы мое барахтанье было смехотворным. Самый крупный орк, тот, что первый, фыркнул, перебросил дубину через плечо и… просто наклонился, чтобы взвалить меня на него, как мешок с картошкой.
Вот тут во мне что-то щелкнуло. Унижение. Чистейшее, непередаваемое унижение. Меня, Анну, которая фехтовала на рапирах и покоряла скалы, сейчас собирались унести перекинутой через плечо, как какую-то безропотную добычу!
Мой взгляд упал на его пояс. Там, рядом с каким-то изящно выделанным трофеем, висел внушительный, кривой нож в добротных ножнах. Идея родилась мгновенно, блестящая, отчаянная и до идиотизма дерзкая.
В тот момент, когда он уже почти перекинул меня через свое плечо, и мое лицо оказалось на уровне его могучей, облаченной в кожу спины, я сделала единственное, на что была способна.
Я не стала царапаться или кусаться. Нет. С истинно олимпийским спокойствием отчаяния я рванула руку, выхватила нож из ножен и со всей дури, на которую была способна, воткнула его ему в то самое выпуклое место, которое при такой переноске оказывается на самом видном месте.
Эффект превзошел все ожидания.
Раздался не крик, не рев. Это был оглушительный, высокий, почти что девичий визг, абсолютно не сочетавшийся с его гренадерскими габаритами и воинственным видом.
Его глаза сузились. Он сделал шаг ко мне, понизив голос до угрожающего шепота.
— Осторожнее, «дочь». Твое горе не дает тебе права забывать о долге. О том, что ты мне должна.
— Должна? — я чуть не рассмеялась ему в лицо. — Я тебе ничего не должна. Ты подобрал меня, одел в шелка, накормил объедками со своего стола и заковал в эти… — я подняла руки с ненавистными браслетами, — …в эти доказательства твоего страха. Ты думал, я не знаю? Не чувствую? Ты не спасал меня. Ты запасался ресурсом.
Он побледнел. В его глазах мелькнуло нечто похожее на страх. Страх быть разоблаченным.
— Ты не в себе. Иди в свои покои. Приходи в себя.
— О, я уже в себе, — сказала я тихо. — Как никогда.
Я развернулась и пошла прочь от склепа, от него, от всей этой лживой, прогнившей насквозь жизни. Я шла по замку, не видя ничего перед собой.
В моей голове, ошалевшей от горя, вдруг пронеслось воспоминание. Не о Миле. О нем. О ледяных глазах, смотревших на меня без осуждения, без жалости. Смотревших и видевших. «Твои оковы кричат».
И еще одно. Его голос, низкий и уверенный: «Ты заслуживаешь большего».
Я замерла посреди коридора. Сердце заколотилось, выбивая новый, яростный ритм.
Нет. Нет, я не позволю этому случиться. Я не стану еще одной вещью в коллекции Лидриха. Не стану разменной монетой в играх Барагоса. Мила умерла, но я — жива. Я дышала. И пока я дышу, я буду бороться.
Я почти побежала к своим покоям, срывая с себя по пути ненавистное траурное платье. Я захлопнула дверь и прислонилась к ней, переводя дух.
План. Мне нужен план.
Побег. Сейчас. Немедленно. Пока Барагос оправляется от моей стойкости и готовится к приезду принца. Пока замок не превратился в неприступную крепость.
Куда? Вопрос дурацкий. Одно место сразу же всплыло в памяти. Озеро. Поющие Леса. Нейтральная территория. Место, где я была почти свободной. Место, где я встретила его.
Это было безумием. Идти одной, без провизии, без оружия, в земли, кишащие бандитами и бог знает кем еще. Но оставаться здесь было еще большим безумием.
Я не была той же глупой, отчаявшейся девчонкой, что сбегала месяц назад. Та сбегала в порыве ярости, не думая о последствиях. Та хотела умереть или найти волшебное решение.
Я же теперь бежала, чтобы жить.
Я быстро переоделась в самое простое и темное платье, нашла прочный плащ и крепкие ботинки. В тайнике под половицей — спасибо моей паранойе — лежало немного монет, подаренных когда-то Милой «на сладости», и маленький, но острый кухонный нож. Смехотворное оружие против солдат Барагоса, но лучше, чем ничего.
Я стояла у окна, глядя на темнеющий лес на горизонте. Сердце колотилось, но уже не от страха, а от предвкушения. От адреналина.
Я больше не была Анной, приемной дочерью князя Барагоса. Я была Анной. Просто Анной. С дурацкими браслетами, с ножом в кармане и с волей к жизни, которую у меня так и не смогли отнять.
Я вздохнула полной грудью, впервые за долгие недели.
— Ладно, Вселенная, — прошептала я. — Ты дала мне второй шанс тогда. Не опозорься теперь. Дай мне добраться до леса. А там… а там посмотрим.
Я потушила свечу, погрузив комнату во тьму, и прислушалась к звукам замка. Он затихал, погружаясь в сон. Скоро стража сменится, и будет короткий промежуток, когда бдительность ослабнет.
Я ждала. В тишине и темноте. Готовая к своему последнему побегу.
Глава 18. В лапах у тишины.
Анна
Тьма в замке была густой, живой и соучастницей. Она прятала меня в своих складках, заглушала скрип половиц под ногами, превращала знакомые коридоры в лабиринт теней. Я двигалась как тень сама — быстро, бесшумно, прижимаясь к стенам, замирая при малейшем шорохе.
Сердце колотилось где-то в горле, выстукивая сумасшедший ритм. Каждый нерв был натянут струной. Я ждала окрика, лязга оружия, тяжелых шагов стражи. Но замок спал мертвецким, самодовольным сном. Почему бы и нет? Их непокорная принцесса сидела в трауре и готовилась к свадьбе. Кто мог подумать, что у нее хватит духу на побег сразу после похорон.
Проклятое траурное платье я скинула, оставшись в простом темно-сером платье служанки, поверх которого был накинут потертый плащ. В кармане — жалкая горсть монет и холодная рукоять ножа. Мои единственные союзники — ночь и отчаяние.
Потайная калитка в стене, та самая, что я использовала месяц назад, была моей целью. Добраться до нее было полдела. Вторую половину составляла молитва всем богам, которых я не знала, чтобы ее не заперли на новый замок по приказу осторожного Барагоса.
Я прижалась к арочному проему, затаив дыхание. Впереди, в конце коридора, у выхода во внутренний двор, стояли два стражника. Они лениво перебрасывались словами, позевывая. Дежурство было скучным.
«Отвлекись», — умоляла я мысленно всю вселенную. «Хоть чем-то.»
И вселенная, впервые за долгое время, услышала меня. Где-то в глубине замка громко хлопнула дверь, послышались сердитые голоса. Кто-то явно проспал свою смену. Оба стражника встрепенулись, переглянулись и, лениво потянувшись, двинулись на шум.
Сердце у меня упало куда-то в ботинки, а потом выпрыгнуло обратно в горло. «Идиоты. Идите. Идите скорее.»
Как только они скрылись за поворотом, я рванула с места, не дыша, пересекла открытое пространство двора и юркнула в узкий проход между стеной и кузницей. Холодный ночной воздух обжег легкие. Я бежала, не оглядываясь, к тому участку стены, где рос старый плющ, а под ним скрывалась моя свобода.
Калитка была не заперта. Ржавые петли издали жалобный скрип, когда я отодвинула засов и выскользнула наружу. Я замерла, прижавшись к холодному камню с внешней стороны, ожидая, что сейчас поднимется тревога. Но из-за стены доносилась лишь та же ленивая, сонная тишина.
Я была на свободе.
Не было времени на ликование. Я оттолкнулась от стены и побежала. Прямо передо мной был спуск к реке, а за ней — темная стена Поющих Лесов. Моя цель. Мой единственный шанс.
Ноги подкашивались, в боку закололо, но я гнала себя вперед, спотыкаясь о корни и камни. Я даже не пыталась скрыть следы — мне нужно было как можно быстрее уйти подальше от замка, пока меня не хватились.
Река встретила меня ледяным объятием. Я, не раздумывая, вошла в воду, скользя по скользким камням на дне. Течение цеплялось за плащ, пытаясь сбить с ног, но я боролась, перебираясь на другой берег. Вода залилась в ботинки, леденя ноги, но это было ничто по сравнению с ледяным ужасом, что сидел у меня в груди.
И вот он — лес. Я отшатнулась от реки и нырнула под сень первых деревьев, как раненый зверь в свою нору. Только тут я позволила себе остановиться, опереться о ствол старого дуба и, задыхаясь, попытаться отдышаться.
Тишина в лесу была иной. Не сонной, а настороженной. Она была полна звуков — шелеста листьев, потрескивания веток, далекого уханья совы. Но эти звуки лишь подчеркивали ее глубину. Здесь пахло хвоей, влажной землей и свободой. Свободой, которая пахла опасностью.
Я шла всю ночь. Целилась на север, туда, где, как я помнила, было то самое озеро. Но ночь и страх — плохие проводники. Я сбилась с пути. Деревья становились выше, тень — гуще, а знакомых примет не было видно.
К утру силы начали покидать меня. Ноги горели, глаза слипались. Я нашла небольшое углубление между корнями огромной ели, закуталась в мокрый плащ и провалилась в короткий, тревожный сон, полный образов Милы и ледяных глаз незнакомца.
Я проснулась от холода и голода. Солнце пробивалось сквозь густую листву слабыми, размытыми пятнами. Я не имела ни малейшего понятия, где нахожусь. Ориентироваться было не на что — одни деревья, мхи да камни.
Я плелась дальше, жуя горькую мяту, чтобы заглушить сосание под ложечкой. Лес менялся. Сосны и ели сменились какими-то древними, исполинскими дубами, поросшими мхом. Воздух стал еще холоднее. Я заметила на стволах странные зарубки — не похожие на следы лесорубов, более грубые, сделанные будто бы намеренно. Знаки территории.
Но я была слишком измотана и голодна, чтобы придать этому значение. Единственное, что имело значение — найти воду и хоть какую-то еду.
К полудню я вышла к ручью. С жадностью напилась ледяной воды и, обернувшись, увидела на склоне холма куст с мелкими темно-синими ягодами. Почти как черника. Не думая о последствиях, набросилась на них, срывая и отправляя в рот кисловатые, терпкие плоды.
Наевшись, я снова почувствовала страшную усталость. Ручей журчал убаюкивающе. Решив передохнуть хотя бы полчаса, я забралась под нависшую каменную плиту, образующую нечто вроде пещерки, и снова уснула.
Меня разбудили голоса.
Грубые, гортанные, говорящие на языке, которого я не понимала. Я замерла, сердце уйдя в пятки. Осторожно выглянула из-под своего укрытия.
Внизу, у ручья, стояли трое. Не люди. Высокие, могуче сложенные, с зеленоватой кожей. У одного из них из-за губы торчал массивный клык. Орки.
Они не выглядели солдатами. На них была прочная, походная одежда из кожи и меха, за плечами — туши недавно добытой дичи. Охотники. Но их лица были не мирными. Они о чем-то спорили, тыча пальцами в разные стороны, и их голоса звучали все громче и злее.
Я прижалась к камню, стараясь дышать как можно тише. Моя рука судорожно сжала рукоять ножа в кармане. Смехотворная защита.
Один из орков, самый крупный, внезапно развернулся и сердито ткнул пальцем прямо в сторону моей пещерки. Мое сердце остановилось. Они что, учуяли меня? Или это просто случайность?
Он что-то рявкнул своим спутникам и сделал несколько шагов в мою сторону. Его глаза, маленькие и пронзительные, скользили по склону. Он был метрах в двадцати от меня.
Не двигаться. Не дышать.
Вдруг из чащи донесся отдаленный, протяжный вой. Все трое орков мгновенно насторожились, забыв о своей ссоре. Самый крупный еще раз недовольно оглядел склон, потом что-то буркнул и махнул рукой. Они развернулись и быстрым, легким шагом скрылись в лесу.
Я сидела, не двигаясь, еще добрых десять минут, пока дрожь в коленях не утихла. Адреналин бил в виски. Орки. Я забрела на их территорию. Глупость, сравнимая разве что с побегом из замка босиком и без еды.
Теперь нужно было убираться отсюда. И быстро. Но куда? Я совершенно заблудилась. Идти назад — значит рискнуть снова наткнуться на них или на стражу Барагоса. Идти вперед — углубляться в неизвестность.
Я выбрала вперед. Под покровом наступающих сумерек я двинулась дальше, стараясь идти как можно тише, постоянно прислушиваясь и оглядываясь. Каждый шорох заставлял меня замирать, каждый крик ночной птицы отдавался эхом в моей пустой голове.
Я шла, сама не зная куда. Дорога в никуда. Лес смыкался за моей спиной, скрывая меня от одних врагов и, возможно, подводя к другим.
Но чего я боялась больше? Орков с их грубыми лицами? Или изысканной жестокости в глазах Лидриха? Каменистых троп в незнакомом лесу? Или позолоченной клетки в знакомом замке?
Выбор, как ни странно, был очевиден. Я шла вперед. Навстречу своей судьбе, какой бы страшной она ни была. Потому что позади осталось только одно — могила.
Глава 19. Нежданный привет из-за угла.
Анна
Идея о том, что я «иду навстречу своей судьбе», продержалась ровно до следующего утра. К этому моменту моя судьба напоминала скорее грязную, мокрую и голодную тряпку, которую выбросили в самом глухом углу чужого огорода.
Я бродила по лесу, который становился все более угрожающим. Деревья здесь были какими-то корявыми и злыми, тропинки — подозрительно протоптанными, а в воздухе витал стойкий запах дыма, немытого тела и… жареного мяса. Мой желудок предательски заурчал, напоминая, что последний раз я ела какие-то сомнительные ягоды, которые могли оказаться как питательными, так и смертельно ядовитыми. Лотерея, скажем так.
Именно в этот момент, пока я пыталась решить, стоит ли жевать кору с ближайшей сосны, моя судьба решила проявить инициативу.
Из-за густых зарослей папоротника передо мной выросла стена из мышц, кожи и уверенной силы. Очень, ОЧЕНЬ много мышц.
Я отскочила назад, сердце прыгнуло в горло. Передо мной стоял орк. Не тот, полупризрачный охотник у ручья. Этот был облачен в грубые, но прочные кожаные доспехи, с внушительной, украшенной резьбой дубиной на плече. На его наруче был выжжен сложный символ — знак племени, но мне-то от этого было не легче. Его лицо, с мощным подбородком и широким лбом, было испещрено ритуальными шрамами, а не уродствами. Взгляд из-под насупленных бровей был оценивающим и холодным, как горное озеро.
— Стой, — прозвучал низкий, гортанный, но вполне членораздельный приказ на моем языке. Звук был похож на перекатывание камней.
Мой мозг, отключенный голодом и усталостью, выдал единственную доступную реакцию.
— А я, вообще-то, просто проходила мимо, — выдавила я, делая шаг назад. — Ищу… потерявшегося хомячка. Пушистый такой, милый. Вы не видели?
Орк не улыбнулся. Его взгляд стал еще тяжелее. Он не издал никакого рева, просто сделал резкий, отточенный жест рукой.
Этот жест оказался сигналом. Из-за деревней появились еще двое таких же здоровяков, явно составлявших его патруль. Все с теми же знаками на наручах, все с тем же спортивным, поджарым телосложением и боевой выправкой. Дело принимало крайне неприятный оборот.
— Эй, парни, не надо массовки! — попыталась я парировать, продолжая пятиться.
Пятиться было некуда. Я уперлась спиной в ствол сосны. Трое орков окружили меня, обсуждая добычу на своем гортанном наречии. Их тон был деловым, без злобного хихиканья. До мне долетали отрывки: «…человечиха…», «…к вождю…» или, возможно, «…на ужин…». Я предпочла не углубляться в лингвистические детали.
Один из них, тот, что поменьше ростом, но с самым цепким взглядом, сделал шаг ко мне, его движение было быстрым и экономичным.
Инстинкт самосохранения, дремавший где-то глубоко под слоями отчаяния и сарказма, наконец проснулся. Я рванулась в сторону, пытаясь проскользнуть между двумя другими. Не вышло. Огромная, но точная в движении рука схватила меня за плащ и придержала на месте.
— А ну отпусти! Это ограниченная коллекция! — взвизгнула я, пытаясь выкрутиться.
Но против вышколенной солдатской силы мое барахтанье было смехотворным. Самый крупный орк, тот, что первый, фыркнул, перебросил дубину через плечо и… просто наклонился, чтобы взвалить меня на него, как мешок с картошкой.
Вот тут во мне что-то щелкнуло. Унижение. Чистейшее, непередаваемое унижение. Меня, Анну, которая фехтовала на рапирах и покоряла скалы, сейчас собирались унести перекинутой через плечо, как какую-то безропотную добычу!
Мой взгляд упал на его пояс. Там, рядом с каким-то изящно выделанным трофеем, висел внушительный, кривой нож в добротных ножнах. Идея родилась мгновенно, блестящая, отчаянная и до идиотизма дерзкая.
В тот момент, когда он уже почти перекинул меня через свое плечо, и мое лицо оказалось на уровне его могучей, облаченной в кожу спины, я сделала единственное, на что была способна.
Я не стала царапаться или кусаться. Нет. С истинно олимпийским спокойствием отчаяния я рванула руку, выхватила нож из ножен и со всей дури, на которую была способна, воткнула его ему в то самое выпуклое место, которое при такой переноске оказывается на самом видном месте.
Эффект превзошел все ожидания.
Раздался не крик, не рев. Это был оглушительный, высокий, почти что девичий визг, абсолютно не сочетавшийся с его гренадерскими габаритами и воинственным видом.
