От её хаотичных метаний взад-вперёд, у него уже начала болеть голова.
Николай, прекрасно, знал причину внезапной паники племянницы. Она сама ему всё рассказала по возвращении с капитанского мостика, пять минут тому назад. Сейчас ничего не изменилось. Прекрасное лицо было искажено невыносимой тревогой, а бирюзовые глаза застланы слезами. Казалось, ещё немного, и девушка заплачет.
Она резко остановилась напротив него и, негодуя, воскликнула, как бы обличая его в безразличии:
--Дядя Ники, как можно быть таким бессердечным! Капитан Смит из-за своей бескорыстной преданности и глубокой любви к нам, может вот-вот расстаться с жизнью! Возможно, он уже убит жестоким бароном Браэртоном, муженьком моей несчастной матушки, и его преданными живодёрами! Я даже боюсь себе представить, что они с ним сделали и как избавились от тела!
Для Николая это стало последней каплей в его терпении. Он не мог больше терпеть её, близкое к панике, душевное состояние и, плавно встав с кресла, мягко подошёл к ней и, заключив в крепкие заботливые объятия, ласково поиграл шелковистыми кудрями, погладил бархатистые щёки, из-за чего из трепетной груди девушки вырвался мучительный печальный вздох.
--Оленька, пойми! Мне его судьба, тоже не безразлична! Ведь я умею дорожить дружбой преданных мне людей! Только своими метаниями и паникой, ты делаешь хуже себе и своему сыночку, находящемуся под твоим трепетным и нежным сердечком!—тихо приговаривал он ей спокойным и уверенным голосом, не выпуская из рук её, заплаканного и солёного от слёз, лица.
Не обращая внимания на, потрясённые взгляды царских детей, направленные на неё, Ольга всхлипнула и уткнулась лицом в грудь к императору. Она, конечно, чувствовала, с какой искренней нежностью, он обнимает её стройный стан.
--Если он, действительно, погиб из-за бескорыстной преданности нам, я себе этого не прощу, никогда!—горько причитала девушка, когда бесшумно открылась дверь, и в просторную фиолетовую гостиную мягко вошла графиня Юлия Волынская. Она была одета в парчовое ярко-зелёное вечернее платье с преобладанием золотого газа и кружева.
Девушка подошла к венценосцам и, сделав почтительный грациозный приветственный реверанс, поздоровалась с ними.
Ольга успокоилась и, смахнув с бархатистых щёк солёные слёзы, с надеждой в приветливом мягком голосе осведомилась:
--Юленька, скажи! Есть какие-нибудь новости о нашем дорогом капитане Смите?
При этом трепетное сердце юной Великой княжны, учащённо забилось. Она готова была бросить к ногам подруги все драгоценности, шелка, парчу и бархат лишь для того, чтобы услышать хорошую новость. Юная графиня понимала чувства госпожи и, конечно, всем сердцем хотела бы заверить, что всё в порядке с её фаворитом. Только порадовать её, было нечем. Девушка тяжело вздохнула и, ничего не скрывая от венценосной подруги, честно, ответила:
--Сожалею, Ваше Императорское Высочество! Только я сама ничего не знаю!
После чего, Юлия внимательно проследила за тем, как смутная надежда в ясных бирюзовых глазах Великой княжны, мгновенно, угасла, и в них, снова появилась невыносимая печаль с отрешённостью.
Николай потянулся к племяннице для того, чтобы опять обнять её и подбодрить, как в эту минуту, бесшумно открылась дверь, и в комнату уверенной офицерской походкой вошёл сам виновник их невыносимой тревоги, капитан Смит, сопровождаемый офицером Лайтоллером и тремя молодыми матросами.
Воцарилась длительная тишина, лишь только тихо потрескивали дрова в камине из розового мрамора с лепниной и канделябрами, обволакивающие, уютную комнату мягкими теплом и медным светом. Великие княжны, наследник и фрейлины переглядывались между собой, о чём-то тихо, переговариваясь и скромно улыбаясь.
Только он не замечал их. Его, полный глубокой нежности, взгляд был устремлён на семнадцатилетнюю Великую княжну Ольгу Фёдоровну. Её прекрасные, всегда, искренние бирюзовые глаза были печальны и красны от недавних слёз. Капитан знал о том, что истинной причиной душевного терзания девушки, является он сам. Ему захотелось, немедленно, подойти к ней, заключить в заботливые объятия, пылко расцеловать сладкие алые, словно ягоды спелой клубники, губы и успокоить, сказав, что с ним всё хорошо. Он вернулся к ней живой и невредимый. Только его удерживало от такого страстного порыва присутствие в комнате Российского Государя, Его детей и придворных.
--Ваше Императорское Высочество, я вернулся к вам, как и обещал!—только и сказал капитан приветливым бархатистым и немного хрипловатым от, испытываемого им, волнения голосом.
Ольга услышала его слова и, плавно обернувшись, потеряла сознание. Переживания захлестнули её так сильно, что она больше не могла их контролировать и упала бы на, расстеленный на полу, дорогой персидский ковёр с длинным ворсом, но, к счастью, находящийся возле неё, капитан не растерялся и подхватил её себе на руки.
Императорская семья и их придворные, были так сильно потрясены, разыгравшейся перед их взором бурной сценой, что не могли, сдвинуться с места. Они, лишь, молча, стояли и смотрели на то, с какой искренней заботой капитан усадил Великую княжну Ольгу Фёдоровну на, стоявший неподалёку, диван, выполненный, как и вся мебель в императорских апартаментах из слоновой кости, украшенный сусальным золотом и обшитый светло-лиловым бархатом и, осторожно, принялся, приводить её в чувства.
Постепенно юная девушка очнулась от обморока, но прижавшись к надёжной, словно самая прочная скала, мужественной груди капитана, в которой трепетно билось горячее сердце, дала волю слезам под его тихие нежные уговоры и просьбы, успокоиться. Ведь теперь с ним всё было в порядке. Только Ольга всё плакала и плакала, чувствуя, как ласково он гладит её по мягким шелковистым спиральным локонам и бархатистым щекам.
Наблюдая за ними, Император Николай, наконец, опомнился и, решив, что им лучше побыть немного наедине, отправился вместе с детьми в ресторан.
--Как только вам станет лучше, приходите в мраморный зал ресторана! Увидимся там!—уходя, сказал он, но Ольга не слышала его слов. Она больше не плакала, но продолжала, находится в крепких заботливых объятиях капитана и не желала отпускать его. Её ясные бирюзовые глаза покраснели и были влажными от недавних слёз. Густые ресницы трепетали от проникновения в просторную комнату, выполненную в версальском стиле времён короля Солнца, сквозь слегка приоткрытое окно свежего вечернего прохладного воздуха.
Ольга и капитан сидели на диване и тихо разговаривали друг с другом.
--Если можете, пожалуйста, простите меня за несдержанность, милый Эдвард!—виновато смотря на него, покрасневшими и блестящими от недавних слёз, бирюзовыми глазами, дрожащим от, испытываемого душевного волнения, бархатистым тихим голосом попросила его юная девушка.
Капитан сдержанно вздохнул и успокоил её доброжелательным, очень искренним тоном.
--Вы самый настоящий ангел. У Вас чистая душа и открытое сердце. Не стоит винить себя за, присущее только добрым людям, искреннее сострадание, Ольга. Оставайтесь такой и прежде.—приветливо проговорил он, не обращая внимания на тихое мерцание ламп в золотых бра. Их приятный медный свет обволакивал просторную комнату, делая её, по-домашнему, уютной.
В эту минуту, золотые настенные старинные часы пробили семь вечера, давая парочке, понять о том, что им пора идти на торжественный ужин.
Капитан заботливо вытер шёлковым платком солёные слёзы с очаровательного лица юной девушки. Земляничный аромат её любимых духов обволакивал его и кружил голову. Он еле сдерживал себя от порыва, впиться в медовые алые губы девушки с жарким поцелуем. Ведь она так и манила к морю сладостных и запретных удовольствий.
Соблазн был так велик, что капитан, наконец, перестал себя контролировать и, словно, загипнотизированный, медленно потянулся к трепетным губам Ольги. Она, тоже, плавно поддалась ему навстречу, чувствуя, как колотится её сердце в груди. Они, конечно, понимали, что это не хорошо по отношению друг к другу, но было уже слишком поздно, и они ничего не могли с собой поделать. Их тёплые мягкие губы, осторожно, соприкоснулись в очень нежном поцелуе, которому, казалось, не будет и конца. Трепетные души замерли. По телу, постепенно, разлилось приятное сладостное тепло. Разум замолчал и затаился, где-то в глубинах подсознания.
Немного позже, Император Николай, одетый в тёмно-синий китель морского адмирала с золотыми лампасами и эполетами, плавно и грациозно спускался по мраморным ступенькам великолепной лестницы.
Его дети, Великие княжны в торжественных платьях из парчи лунного цвета и малолетний Наследник Российского Престола, одетый в такую же форму, как у отца, но званием ниже, плавно шли за ним, воодушевлённо, что-то между собой обсуждая.
-- Дети, будьте внимательны на ступеньках!—привлекая к себе внимание, заботливо попросил их Император. При этом взгляд его бирюзовых глаз излучал глубокую нежность и искреннюю любовь.
Дети всё поняли и одобрительно кивнули. Над их головами, величественно возвышался огромный стеклянный купол, заточенный в раму, напоминающую растительную лиану, которая была выполнена из кованого железа и украшена, местами, сусальным золотом. В неё были встроены лампы дневного света, отражающиеся в глазах девиц, наслаждающихся волнительными мелодиями, которые доносились из глубины беломраморного итальянского ресторана.
В эту минуту, к нему и бесшумно приблизился мистер Томас Эндрюс, уже несколько минут ждущий Российского Государя у нижней ступеньки великолепной лестницы.
--Капитан Смит передал мне, что Вы хотите обсудить с нами детали церемонии по передаче «Титаника» в командование русских офицеров.—заинтересовано проговорил он, обмениваясь приветственным рукопожатием с Российским монархом. Его участливые слова были искренними, что очень понравилось Николаю.
Эндрюса, как любого порядочного и заботливого отца, волновала дальнейшая судьба родного ребёнка, то есть «Титаника». Николай разделял его чувства.
--Да, конечно, но, сначала дождёмся самого капитана.—сдержано вздохнул император, стараясь, придать словам деловой тон.
Эндрюс одобрительно кивнул и обеспокоенно спросил:
--А Вы, случайно, не знаете, куда подевался наш дорогой капитан?
Он тревожился за то, ни случилось, ли с ним чего-нибудь плохого, не дай Бог. Видя это в его глазах, Николай поспешил, успокоить главного инженера и кораблестроителя, сказав лишь одно:
-- Не стоит беспокоиться! С ним всё в порядке! Дело в том, что Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне стало нехорошо, и он остался рядом с ней. Они присоединятся к нам немного позже!
Эндрюса успокоили слова Государя. Он с глубоким облегчением выдохнул и, снова повеселев, любезно предложил Венценосной семье, пройти, наконец, в ресторан и приступить к торжественному ужину. Николай согласился и вместе с детьми, чинно и мягко, прошёл в белоснежный мраморный итальянский ресторан, где их уже с нетерпением ждали другие администраторы шикарного лайнера и пассажиры первого класса.
Что касается самих виновников беспокойства главного инженера-кораблестроителя и Российского Государя, капитана и юной Ольги, они самозабвенно наслаждались приятным обществом друг друга, лёжа в нежных объятиях на шёлковой простыне мягкой широкой постели под газовым балдахином. Их жарким поцелуям и пылким словам любви не было конца.
Капитан ласково гладил девушку по золотистым спиральным, напоминающим шёлк, распущенным и немного взлохмаченным длинным волосам, покрывая краткими, но очень нежными поцелуями её глаза, лицо и губы. На душе у него было легко и хорошо. Девушка вся трепетала в его заботливых объятиях, но внезапно отстранилась от него, чем и вызвала в нём глубокое недоумение.
--Ольга, что с Вами? Не уже ли я чем-то Вас обидел?—негодуя, поспешил узнать у неё капитан, когда она, плавно склонилась к полу и подобрала с него свою полупрозрачную шёлковую сорочку, но, так и не дождавшись ответа, он осторожно приблизился к ней и нежно поцеловал в обнажённое гладкое, словно атлас, плечо, из-за чего по телу девушки пробежали приятные мурашки. Она, на мгновение, закрыла глаза и, тяжело вздохнув, открыла их и медленно обернулась к нему. В её взгляде читалась глубокая душевная нежность.
--Можете, быть спокойна, Ольга. Мы здесь совершенно одни, да и, если хочешь, то можно послать кого-нибудь из стюардов в ресторан для того, чтобы он передал Государю наше обоюдное желание остаться в приятном обществе друг друга.—заботливо предложил девушке капитан тоном, в котором чувствовался душевный покой, благодаря которому, Ольга поверила ему и не в силах больше, бороться с собой, вновь сильнее прижалась к его мужественной и надёжной, как скала, трепетной груди, нз-за чего он обнял её и, тоже вздохнул, но нежно и бесшумно.
Позднее, когда юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, грациозно и царственно спускалась по мраморным ступенькам с золотыми наконечниками великолепной парадной лестницы с деревянными лакированными перилами, одетая в церемониальное платье, предназначенное для особых императорских торжеств и выполненное из яркого синего бархата в русском дворянском стиле с золотой вышивкой и россыпью бриллиантов. Оно имело боярские рукава с песцовой опушкой и глубокое декольте, открывающее изящные плечи и, лишь едва соблазнительную грудь, наполовину. Золотистые длинные спиральные волосы, закрученные в тоненькие трубочки, напоминали два пышных хвоста, перевязанные бриллиантовыми нитями, исходящими от бриллиантовой тиары, которая имела форму дугообразного кокошника. На лебединой шее переливалось всеми цветами радуги бриллиантовое колье с синими сапфирами и топазами, в которых отражался свет ламп, рассыпающийся на множество огоньков.
Хотя девушка была спокойна, нежная душа трепетала, от испытываемой ею гордости за прекрасный корабль, во славу которого, сегодня, будет сказано много хвалебных слов. Из её груди вырвался тихий мягкий вздох. Она нежно посмотрела на, идущего с ней под руку, капитана. Его глубокая мрачная задумчивость не укрылась от внимательного взгляда юной девушки.
--Всё думаете о том несчастном матросе, заманившем вас в опасную ловушку, милый Эдвард?—участливо спросила она его, одарив искренней очень ласковой улыбкой, от которой ему на душе стало тепло. Он тяжело вздохнул и поделился с ней своими мыслями. Ему не хотелось от неё ничего скрывать.
--Я не могу о нём не думать. Беднягу, по его доверчивости, сбили с толку плохие люди. Мой долг, как самого старшего офицера, поставить на истинный путь всех моих младших подчинённых и сделать из них добропорядочных людей.—проговорил капитан, не зная, что несчастного матроса уже нет в живых. Его убили люди барона Джона Браэртона, чтобы тот не выдал истинных виновников устрашающей акции. Беднягу задушили верёвкой, а тело сожгли в котле машинного отделения, пока там шла пересменка и инструктаж, с вышестоящим, составом.
Николай, прекрасно, знал причину внезапной паники племянницы. Она сама ему всё рассказала по возвращении с капитанского мостика, пять минут тому назад. Сейчас ничего не изменилось. Прекрасное лицо было искажено невыносимой тревогой, а бирюзовые глаза застланы слезами. Казалось, ещё немного, и девушка заплачет.
Она резко остановилась напротив него и, негодуя, воскликнула, как бы обличая его в безразличии:
--Дядя Ники, как можно быть таким бессердечным! Капитан Смит из-за своей бескорыстной преданности и глубокой любви к нам, может вот-вот расстаться с жизнью! Возможно, он уже убит жестоким бароном Браэртоном, муженьком моей несчастной матушки, и его преданными живодёрами! Я даже боюсь себе представить, что они с ним сделали и как избавились от тела!
Для Николая это стало последней каплей в его терпении. Он не мог больше терпеть её, близкое к панике, душевное состояние и, плавно встав с кресла, мягко подошёл к ней и, заключив в крепкие заботливые объятия, ласково поиграл шелковистыми кудрями, погладил бархатистые щёки, из-за чего из трепетной груди девушки вырвался мучительный печальный вздох.
--Оленька, пойми! Мне его судьба, тоже не безразлична! Ведь я умею дорожить дружбой преданных мне людей! Только своими метаниями и паникой, ты делаешь хуже себе и своему сыночку, находящемуся под твоим трепетным и нежным сердечком!—тихо приговаривал он ей спокойным и уверенным голосом, не выпуская из рук её, заплаканного и солёного от слёз, лица.
Не обращая внимания на, потрясённые взгляды царских детей, направленные на неё, Ольга всхлипнула и уткнулась лицом в грудь к императору. Она, конечно, чувствовала, с какой искренней нежностью, он обнимает её стройный стан.
--Если он, действительно, погиб из-за бескорыстной преданности нам, я себе этого не прощу, никогда!—горько причитала девушка, когда бесшумно открылась дверь, и в просторную фиолетовую гостиную мягко вошла графиня Юлия Волынская. Она была одета в парчовое ярко-зелёное вечернее платье с преобладанием золотого газа и кружева.
Девушка подошла к венценосцам и, сделав почтительный грациозный приветственный реверанс, поздоровалась с ними.
Ольга успокоилась и, смахнув с бархатистых щёк солёные слёзы, с надеждой в приветливом мягком голосе осведомилась:
--Юленька, скажи! Есть какие-нибудь новости о нашем дорогом капитане Смите?
При этом трепетное сердце юной Великой княжны, учащённо забилось. Она готова была бросить к ногам подруги все драгоценности, шелка, парчу и бархат лишь для того, чтобы услышать хорошую новость. Юная графиня понимала чувства госпожи и, конечно, всем сердцем хотела бы заверить, что всё в порядке с её фаворитом. Только порадовать её, было нечем. Девушка тяжело вздохнула и, ничего не скрывая от венценосной подруги, честно, ответила:
--Сожалею, Ваше Императорское Высочество! Только я сама ничего не знаю!
После чего, Юлия внимательно проследила за тем, как смутная надежда в ясных бирюзовых глазах Великой княжны, мгновенно, угасла, и в них, снова появилась невыносимая печаль с отрешённостью.
Николай потянулся к племяннице для того, чтобы опять обнять её и подбодрить, как в эту минуту, бесшумно открылась дверь, и в комнату уверенной офицерской походкой вошёл сам виновник их невыносимой тревоги, капитан Смит, сопровождаемый офицером Лайтоллером и тремя молодыми матросами.
Воцарилась длительная тишина, лишь только тихо потрескивали дрова в камине из розового мрамора с лепниной и канделябрами, обволакивающие, уютную комнату мягкими теплом и медным светом. Великие княжны, наследник и фрейлины переглядывались между собой, о чём-то тихо, переговариваясь и скромно улыбаясь.
Только он не замечал их. Его, полный глубокой нежности, взгляд был устремлён на семнадцатилетнюю Великую княжну Ольгу Фёдоровну. Её прекрасные, всегда, искренние бирюзовые глаза были печальны и красны от недавних слёз. Капитан знал о том, что истинной причиной душевного терзания девушки, является он сам. Ему захотелось, немедленно, подойти к ней, заключить в заботливые объятия, пылко расцеловать сладкие алые, словно ягоды спелой клубники, губы и успокоить, сказав, что с ним всё хорошо. Он вернулся к ней живой и невредимый. Только его удерживало от такого страстного порыва присутствие в комнате Российского Государя, Его детей и придворных.
--Ваше Императорское Высочество, я вернулся к вам, как и обещал!—только и сказал капитан приветливым бархатистым и немного хрипловатым от, испытываемого им, волнения голосом.
Ольга услышала его слова и, плавно обернувшись, потеряла сознание. Переживания захлестнули её так сильно, что она больше не могла их контролировать и упала бы на, расстеленный на полу, дорогой персидский ковёр с длинным ворсом, но, к счастью, находящийся возле неё, капитан не растерялся и подхватил её себе на руки.
Императорская семья и их придворные, были так сильно потрясены, разыгравшейся перед их взором бурной сценой, что не могли, сдвинуться с места. Они, лишь, молча, стояли и смотрели на то, с какой искренней заботой капитан усадил Великую княжну Ольгу Фёдоровну на, стоявший неподалёку, диван, выполненный, как и вся мебель в императорских апартаментах из слоновой кости, украшенный сусальным золотом и обшитый светло-лиловым бархатом и, осторожно, принялся, приводить её в чувства.
Постепенно юная девушка очнулась от обморока, но прижавшись к надёжной, словно самая прочная скала, мужественной груди капитана, в которой трепетно билось горячее сердце, дала волю слезам под его тихие нежные уговоры и просьбы, успокоиться. Ведь теперь с ним всё было в порядке. Только Ольга всё плакала и плакала, чувствуя, как ласково он гладит её по мягким шелковистым спиральным локонам и бархатистым щекам.
Наблюдая за ними, Император Николай, наконец, опомнился и, решив, что им лучше побыть немного наедине, отправился вместе с детьми в ресторан.
--Как только вам станет лучше, приходите в мраморный зал ресторана! Увидимся там!—уходя, сказал он, но Ольга не слышала его слов. Она больше не плакала, но продолжала, находится в крепких заботливых объятиях капитана и не желала отпускать его. Её ясные бирюзовые глаза покраснели и были влажными от недавних слёз. Густые ресницы трепетали от проникновения в просторную комнату, выполненную в версальском стиле времён короля Солнца, сквозь слегка приоткрытое окно свежего вечернего прохладного воздуха.
Ольга и капитан сидели на диване и тихо разговаривали друг с другом.
--Если можете, пожалуйста, простите меня за несдержанность, милый Эдвард!—виновато смотря на него, покрасневшими и блестящими от недавних слёз, бирюзовыми глазами, дрожащим от, испытываемого душевного волнения, бархатистым тихим голосом попросила его юная девушка.
Капитан сдержанно вздохнул и успокоил её доброжелательным, очень искренним тоном.
--Вы самый настоящий ангел. У Вас чистая душа и открытое сердце. Не стоит винить себя за, присущее только добрым людям, искреннее сострадание, Ольга. Оставайтесь такой и прежде.—приветливо проговорил он, не обращая внимания на тихое мерцание ламп в золотых бра. Их приятный медный свет обволакивал просторную комнату, делая её, по-домашнему, уютной.
В эту минуту, золотые настенные старинные часы пробили семь вечера, давая парочке, понять о том, что им пора идти на торжественный ужин.
Капитан заботливо вытер шёлковым платком солёные слёзы с очаровательного лица юной девушки. Земляничный аромат её любимых духов обволакивал его и кружил голову. Он еле сдерживал себя от порыва, впиться в медовые алые губы девушки с жарким поцелуем. Ведь она так и манила к морю сладостных и запретных удовольствий.
Соблазн был так велик, что капитан, наконец, перестал себя контролировать и, словно, загипнотизированный, медленно потянулся к трепетным губам Ольги. Она, тоже, плавно поддалась ему навстречу, чувствуя, как колотится её сердце в груди. Они, конечно, понимали, что это не хорошо по отношению друг к другу, но было уже слишком поздно, и они ничего не могли с собой поделать. Их тёплые мягкие губы, осторожно, соприкоснулись в очень нежном поцелуе, которому, казалось, не будет и конца. Трепетные души замерли. По телу, постепенно, разлилось приятное сладостное тепло. Разум замолчал и затаился, где-то в глубинах подсознания.
Немного позже, Император Николай, одетый в тёмно-синий китель морского адмирала с золотыми лампасами и эполетами, плавно и грациозно спускался по мраморным ступенькам великолепной лестницы.
Его дети, Великие княжны в торжественных платьях из парчи лунного цвета и малолетний Наследник Российского Престола, одетый в такую же форму, как у отца, но званием ниже, плавно шли за ним, воодушевлённо, что-то между собой обсуждая.
-- Дети, будьте внимательны на ступеньках!—привлекая к себе внимание, заботливо попросил их Император. При этом взгляд его бирюзовых глаз излучал глубокую нежность и искреннюю любовь.
Дети всё поняли и одобрительно кивнули. Над их головами, величественно возвышался огромный стеклянный купол, заточенный в раму, напоминающую растительную лиану, которая была выполнена из кованого железа и украшена, местами, сусальным золотом. В неё были встроены лампы дневного света, отражающиеся в глазах девиц, наслаждающихся волнительными мелодиями, которые доносились из глубины беломраморного итальянского ресторана.
В эту минуту, к нему и бесшумно приблизился мистер Томас Эндрюс, уже несколько минут ждущий Российского Государя у нижней ступеньки великолепной лестницы.
--Капитан Смит передал мне, что Вы хотите обсудить с нами детали церемонии по передаче «Титаника» в командование русских офицеров.—заинтересовано проговорил он, обмениваясь приветственным рукопожатием с Российским монархом. Его участливые слова были искренними, что очень понравилось Николаю.
Эндрюса, как любого порядочного и заботливого отца, волновала дальнейшая судьба родного ребёнка, то есть «Титаника». Николай разделял его чувства.
--Да, конечно, но, сначала дождёмся самого капитана.—сдержано вздохнул император, стараясь, придать словам деловой тон.
Эндрюс одобрительно кивнул и обеспокоенно спросил:
--А Вы, случайно, не знаете, куда подевался наш дорогой капитан?
Он тревожился за то, ни случилось, ли с ним чего-нибудь плохого, не дай Бог. Видя это в его глазах, Николай поспешил, успокоить главного инженера и кораблестроителя, сказав лишь одно:
-- Не стоит беспокоиться! С ним всё в порядке! Дело в том, что Её Императорскому Высочеству Великой княжне Ольге Фёдоровне стало нехорошо, и он остался рядом с ней. Они присоединятся к нам немного позже!
Эндрюса успокоили слова Государя. Он с глубоким облегчением выдохнул и, снова повеселев, любезно предложил Венценосной семье, пройти, наконец, в ресторан и приступить к торжественному ужину. Николай согласился и вместе с детьми, чинно и мягко, прошёл в белоснежный мраморный итальянский ресторан, где их уже с нетерпением ждали другие администраторы шикарного лайнера и пассажиры первого класса.
Что касается самих виновников беспокойства главного инженера-кораблестроителя и Российского Государя, капитана и юной Ольги, они самозабвенно наслаждались приятным обществом друг друга, лёжа в нежных объятиях на шёлковой простыне мягкой широкой постели под газовым балдахином. Их жарким поцелуям и пылким словам любви не было конца.
Капитан ласково гладил девушку по золотистым спиральным, напоминающим шёлк, распущенным и немного взлохмаченным длинным волосам, покрывая краткими, но очень нежными поцелуями её глаза, лицо и губы. На душе у него было легко и хорошо. Девушка вся трепетала в его заботливых объятиях, но внезапно отстранилась от него, чем и вызвала в нём глубокое недоумение.
--Ольга, что с Вами? Не уже ли я чем-то Вас обидел?—негодуя, поспешил узнать у неё капитан, когда она, плавно склонилась к полу и подобрала с него свою полупрозрачную шёлковую сорочку, но, так и не дождавшись ответа, он осторожно приблизился к ней и нежно поцеловал в обнажённое гладкое, словно атлас, плечо, из-за чего по телу девушки пробежали приятные мурашки. Она, на мгновение, закрыла глаза и, тяжело вздохнув, открыла их и медленно обернулась к нему. В её взгляде читалась глубокая душевная нежность.
--Можете, быть спокойна, Ольга. Мы здесь совершенно одни, да и, если хочешь, то можно послать кого-нибудь из стюардов в ресторан для того, чтобы он передал Государю наше обоюдное желание остаться в приятном обществе друг друга.—заботливо предложил девушке капитан тоном, в котором чувствовался душевный покой, благодаря которому, Ольга поверила ему и не в силах больше, бороться с собой, вновь сильнее прижалась к его мужественной и надёжной, как скала, трепетной груди, нз-за чего он обнял её и, тоже вздохнул, но нежно и бесшумно.
Позднее, когда юная Великая княжна Ольга Фёдоровна, грациозно и царственно спускалась по мраморным ступенькам с золотыми наконечниками великолепной парадной лестницы с деревянными лакированными перилами, одетая в церемониальное платье, предназначенное для особых императорских торжеств и выполненное из яркого синего бархата в русском дворянском стиле с золотой вышивкой и россыпью бриллиантов. Оно имело боярские рукава с песцовой опушкой и глубокое декольте, открывающее изящные плечи и, лишь едва соблазнительную грудь, наполовину. Золотистые длинные спиральные волосы, закрученные в тоненькие трубочки, напоминали два пышных хвоста, перевязанные бриллиантовыми нитями, исходящими от бриллиантовой тиары, которая имела форму дугообразного кокошника. На лебединой шее переливалось всеми цветами радуги бриллиантовое колье с синими сапфирами и топазами, в которых отражался свет ламп, рассыпающийся на множество огоньков.
Хотя девушка была спокойна, нежная душа трепетала, от испытываемой ею гордости за прекрасный корабль, во славу которого, сегодня, будет сказано много хвалебных слов. Из её груди вырвался тихий мягкий вздох. Она нежно посмотрела на, идущего с ней под руку, капитана. Его глубокая мрачная задумчивость не укрылась от внимательного взгляда юной девушки.
--Всё думаете о том несчастном матросе, заманившем вас в опасную ловушку, милый Эдвард?—участливо спросила она его, одарив искренней очень ласковой улыбкой, от которой ему на душе стало тепло. Он тяжело вздохнул и поделился с ней своими мыслями. Ему не хотелось от неё ничего скрывать.
--Я не могу о нём не думать. Беднягу, по его доверчивости, сбили с толку плохие люди. Мой долг, как самого старшего офицера, поставить на истинный путь всех моих младших подчинённых и сделать из них добропорядочных людей.—проговорил капитан, не зная, что несчастного матроса уже нет в живых. Его убили люди барона Джона Браэртона, чтобы тот не выдал истинных виновников устрашающей акции. Беднягу задушили верёвкой, а тело сожгли в котле машинного отделения, пока там шла пересменка и инструктаж, с вышестоящим, составом.
