Русские офицеры, внимательно, выслушали его и, хотя были потрясены откровенностью капитана, приняли за честь просьбу. Они согласились помочь ему и временно заменить, отсутствующих по уважительным причинам, помощников, занятых более важным делом.
--Можете, рассчитывать на нас, сэр!—с нескрываемой гордостью в голосе, провозгласил от лица всех своих подчинённых молодой черноволосый офицер с шелковистыми усиками и синими, как ночь, колдовскими глазами. Хотя ему на вид и было лет 25-30, он, успешно дослужился до звания старшего лейтенанта Балтийского военно-морского Императорского флота.
Капитан оценил их добровольное согласие и перед тем, как отправиться вместе с ними на капитанский мостик, с огромной нежностью внимательно проследил за тем, как за юной Великой княжной и её фрейлинами бесшумно и мягко закрылась дверь, при этом его трепетное сердце переполняла искренняя любовь и забота, но вспомнив о, находящихся рядом с ним, русских офицерах, он мгновенно вышел из романтической задумчивости и пошёл в управленческую рубку по ковровой дорожке, имеющей длинный ворс, по залитому ярким светом, коридору, стены которого были обиты парчой и украшены золотой лепниной.
Не успела юная Великая княжна немного пройтись по просторной гостиной своих апартаментов, как заметила великолепный букет из алых роз, аккуратно подрезанный и вставленный кем-то из фрейлин в перламутровую фарфоровую вазу.
Сердце юной девушки учащённо забилось от трепетного волнения. Алые губы расплылись в искренней нежной улыбке. В ясных бирюзовых глазах заблестели слёзы глубокого счастья. Любопытство снедало её. Не в силах больше себя мучить, она не удержалась, и, не обращая внимания на, присутствующих в комнате и рядом с ней, фрейлин, приблизилась к круглому, покрытому защитным лаком, столику.
Ольга, принялась с глубоким наслаждением вдыхать приятный аромат великолепных цветов, пока ей на глаза ни попалась маленькая и, едва, заметная накрахмаленная открытка с золотым теснением.
--О, дядя Ники! Вы меня, действительно, балуете!—с огромной нежностью проговорила девушка, с замиранием в сердце беря в руки открытку. Какого, же, было её удивление, когда она прочла, волнующие трепетную душу, строчки:
«Вы стали для меня той прекрасной путеводной звездой, к которой стремиться душа, потерявшегося в бескрайнем море бесконечных тревог, моряка, ищущего покой.»--и подпись: «Ваш бесконечно преданный слуга Э. Дж. Смит.»
В эту самую минуту из романтической задумчивости её вывел, раздавшийся пронзительный раскатистый гудок и все, находящиеся в императорских апартаментах, дамы ощутили то, с какой осторожностью «Титаник» тронулся с места и, постепенно набирая ход, двинулся в путь.
На его капитанском мостике стоял Император Николай. Он с не скрываемым потрясением внимательно проследил за тем, как, ещё несколько минут тому назад, с борта его роскошного корабля и под чутким руководством капитана, офицеры береговой охраны сгрузили на свой катер какие-то ящики, а затем под конвоем сопроводили несколько матросов лайнера. После чего, главный офицер «Титаника» обменялся несколькими любезными фразами и прощальными рукопожатиями с начальником порта и представителями береговой охраны Куинстауна. Те же, со своей стороны, искренне пожелали ему счастливого пути и благополучного возвращения в родной порт. Они отсалютовали друг другу и вернулись каждый на свой корабль.
--Ну и, что это, сейчас, такое было, капитан Смит? Вы ничего не хотите, мне объяснить?!—попытался выяснить у главного офицера своего корабля Николай, когда тот вернулся к нему и взялся за выполнение прямых обязанностей, сопровождаемый русскими морскими офицерами, которые, тут же заступили на посты его помощников.
Император испытывающе смотрел на него в ожидании немедленного объяснения. Его взгляд был очень серьёзным, вернее даже, встревоженным.
Капитан понял чувства Российского Императора и, выведя их шикарный корабль на безопасную от мелей и рифов глубину, передал штурвал в руки вахтенного матроса, после чего, сдержано, вздохнул и, приблизившись к Николаю, поставил в известность:
--Благодарите свою очаровательную юную троюродную племянницу Великую княжну Ольгу Фёдоровну, Ваше Императорское Величество! Ведь, это именно она помогла нам, разоблачить Барона Браэртона и предотвратить, запланированный им и организованный его подчинёнными теракт, способный, пустить нас на морское дно! Можете быть, спокойны! Теперь всё позади! Нам ничего не угрожает!
Внимательно выслушав откровения капитана, Николай, хотя и был, глубоко потрясён, но, всё же нашёл в себе силы, выдохнуть с облегчением. Он смягчился и даже, добродушно усмехнулся:
--Да! Это похоже на мою Оленьку! Она наша героиня сегодняшнего дня и спасительница!
Капитан, внимательно проследил за взглядом Российского Государя и, не желая, докучать тому дальнейшей душевной беседой, занялся своими прямыми обязанностями. Но, почувствовав, что, возможно, венценосным девицам, может угрожать опасность от барона Джона Браэртона, он пошёл в императорские апартаменты. Николай, же, задумчиво посмотрел ему вслед и отправился вместе с маленьким сыном в бассейн. Он хотел немного поплавать перед завтраком. Император был уверен, что его девочки, не успеют по ним соскучиться. И не ошибся.
Великие княжны вышивали, удобно сидя в шезлонгах, на их общей личной террасе, когда туда ворвался разъярённый барон Джон Браэртон. Он, стремительно, направился к Ольге Фёдоровне, намереваясь с ней, разобраться. Девушка только успела слегка, подняться со своего шезлонга, когда отчим пригвоздил её к стене, и, крепко, схватив за горло, хорошенько встряхнул и угрожающе сказал. При этом его похотливый взгляд блуждал по её стройному телу, скрытому под слоем плотного атласа канареечного цвета:
--Ну, всё, шлюха! Долго ты испытывала моё терпение! Не думай, что я оставлю это безнаказанным! Завтра же утром до короля дойдёт известие о твоих «шашнях» с нашим, везде вмешивающимся, капитаном! Когда этот корабль причалит к берегу Великобритании, вас схватят и запрут в Тауэре, где вы будете дожидаться дня своей казни! Только не думай, что я оставлю тебя в покое! Каждую ночь охранники будут приводить тебя ко мне, где я жестоко буду пользоваться тобой и делить с охранниками!
После чего, он грубо впился ей в губы жадным поцелуем. Вернее, Джон не целовал, а кусал и муслякал их, не обращая внимания на то, что юная девушка, с большим трудом сдерживает, подступивший к ней, приступ тошноты от, переполнявшего её всю, отвращения. Когда же мучитель пресытился, он ушёл из императорских апартаментов уверенной походкой победителя, провожаемый взглядами юных Великих княжон, которые были полны ужаса за судьбу дорогих капитана и юной кузины. Венценосные девицы были глубоко потрясены, разыгравшейся перед ними, страшной картиной и испуганно между собой переглядывались.
Что касается их дорогой кузины Ольги, она, не обращая на них внимания, плавно, соскользнула на пол, закрывая рукой в кружевной белоснежной перчатке, шею, на белёсой атласной коже которой отпечатались следы от толстых, как сардельки, пальцев отвратительного отчима. Они постепенно приобретали синий оттенок. Сидя на полу, юная девушка пыталась отдышаться, немного успокоиться и привести мысли в порядок для того, чтобы обдумать, как ей поступить дальше. Только перед глазами всё плыло и по бархатистым щекам текли солёные слёзы.
Отчим ударил по самому дорогому и больному ей месту. Только девушка не захотела сдаваться на славу победителя. Она вытащила из складок платья маленький пузырёк с сильнейшим, действующим мгновенно, ядом и задумчиво принялась смотреть на него.
--И, что же теперь, госпожа? Не уже ли, когда корабль причалит к берегу, Вы и наш дорогой капитан будете арестованы солдатами Вашего венценосного батюшки, Его Королевского Величества?—всё с тем же потрясением осведомилась, подошедшая к ней, Юлия Волынская. Она опустилась на пол рядом со своей госпожой, и, встретившись с ней взглядом, испугалась той решительности и воинственности, которую прочла в её бирюзовых глазах.
Только сама Ольга была, на удивление, спокойна. Она ласково улыбнулась преданной фрейлине и успокоила, сказав, лишь одно:
--Нет, дорогая моя Юленька! Когда солдаты ворвутся на борт «Титаника», чтобы арестовать меня и Эдварда, они найдут два бездыханных тела, лежащих на диване в кают-компании.
На террасе воцарилось длительное скорбное молчание, продлившееся до самого появления капитана. Он услышал весь печальный разговор Ольги с её фрейлиной, пронявший его до самых сокровенных мест трепетной души. Ему стала приятна искренняя забота юной девушки о сохранении их чести и достоинства, пусть даже им придётся для этого, расстаться с жизнью. Капитан печально вздохнул и, наконец, выйдя к девушкам, дал распоряжение фрейлинам, успокоить Их Императорских Высочеств. Он внимательно проследил за тем, как они почтительно поздоровались с ним грациозным кивком головы и, приблизившись к Великим княжнам, принялись их успокаивать.
Теперь ему никто не мог помешать душевно переговорить с юной Ольгой Фёдоровной. Он мягко приблизился к ней, помог подняться с пола и, настоятельно, попросил, отдать ему пузырёк с ядом. Девушка не смогла отказать и вложила, дрожащей от душевного переживания за них обоих, рукой яд в его раскрытую ладонь.
--Так-то лучше!—со вздохом глубокого облегчения одобрительно проговорил капитан и, решительной офицерской походкой подойдя к бортику, вылил содержимое прозрачного флакона в море без всякого сожаления.
Ольга, робко стоявшая за спиной главного офицера их шикарного корабля, словно загипнотизированная, проследила за его действием. В эту самую минуту, к ним уже присоединился Российский Император Николай. Он узнал обо всех, случившихся здесь, несколько минут тому назад, событиях от главной фрейлины Ольги Фёдоровны, княжны Натальи Берестовой. Императора, до-крайности, возмутила выходка барона Джона Браэртона. Он не мог такого, стерпеть. Это было выше его сил.
--Оставайтесь с моими детьми и Её Императорским Высочеством Великой княжной Ольгой Фёдоровной, капитан, пока не убедитесь в том, что они полностью успокоились! Я, же, пойду в радиорубку и отправлю телеграмму моему Британскому кузену, королю Георгу, где поставлю его в известность обо всех преступлениях барона Браэртона! Пусть он сам решает, как с ним поступить!—распорядился Николай и уже направился к выходу из апартаментов своей семьи, но был остановлен, обратившимся к нему, главным офицером «Титаника», беспокоившегося за судьбы себя и Ольги Фёдоровны:
--А, что же будет со мной и Её Императорским Высочеством, ведь барон утянет за собой на плаху и нас с Ольгой, да и Его Королевское Величество не простит нам нашей, некстати, вспыхнувшей, душевной и сердечной привязанности?
Капитан уже искренне пожалел о том, что, повинуясь порыву, вылил яд из пузырька в спокойные морские воды, ведь он был единственным спасением для него и Ольги от бесчестья и смерти на эшафоте.
Николай понял его беспокойство и душевный страх, который он, отчаянно, пытался скрыть. Только доброжелательные серые глаза, в которых отразилось яркое солнце, выдали капитана. Николай приветливо ему улыбнулся, и, дружески, похлопав по плечу, успокоил, сказав, лишь одно:
--Не беспокойтесь! Вам ничего не грозит! Внезапная страстная любовь—это не столь жуткое преступление, за которое полагается, лишить вас и Ольгу головы! Напротив, вас полагается наградить за, вовремя проявленную бдительность и предотвращение теракта на «Титанике»! Вы спасли жизни не только «Первой Семьи» Российского Государства, но и жизни сотен пассажиров!
Капитан сделал вид, что поверил ему и вернулся к венценосным девицам, а Николай пошёл выполнять задуманное.
Немного позже, венценосным детям, благодаря старанию заботливых фрейлин, всё же, удалось прийти в себя от пережитого нервного потрясения. Теперь они занимались своими делами на, залитой ласковыми лучами утреннего солнца, террасе и наслаждались приятной морской прохладой.
Зато Великая княжна Ольга Фёдоровна никак не могла найти успокоения для своей трепетной души. Бедняжку всю трясло не только от, обжигающего, словно, лёд, невыносимого страха за жизни себя и Эдварда, но и от отвращения, вызванного мерзкими домогательствами жестокого похотливого отчима.
Каждое воспоминание о его грубом поцелуе, бесцеремонно блуждающем в тёплых бархатистых глубинах её рта, вездесущего языка и зловонного дыхания, смешанного с запахами перегара и табака, провоцировали в ней новые приступы тошноты, который выворачивал юную девушку наизнанку.
После одного такого приступа, измождённая девушка слегка прислонилась к заботливой груди капитана, удобно сидящего рядом с ней на, обитом льдисто-розовым бархатом, диване, который был выполнен, как и вся мебель в императорской гостиной, из слоновой кости и украшена сусальным золотом. Капитан ласково гладил юную княжну по плечам и рукам, скрытым под воздушными, словно облако, золотистыми газовыми рукавами, которые, плавно переходили в плотную манжету из белого кружева, как и воротник-шаль, составлявшие ансамбль атласного платья канареечного цвета и, тем самым, украшали его.
--Ольга, послушайте меня! Пока Вы носите под сердцем наше с Вами дитя—Вы неприкосновенны!—убеждал девушку капитан. Ему, искренне хотелось вернуть ей былую уверенность в себе. Только её душевное беспокойство о нём, постепенно, перерастало в панику.
Наконец, она выпрямилась, и, легонько поглаживая тонкими изящными пальцами по его ладони, что доставляло ему, неописуемое наслаждение и вызывало приятный трепет, внимательно всмотрелась в его добрые, но полные, невыносимой душевной усталости, серые глаза, встревожено спросила:
--Ну, если со мной всё ясно то, что будет с вами, милый Эдвард?
Он печально вздохнул и, плавно, отведя от неё глаза, обречённо выдохнул, отвечая вопросом на её вопрос:
--А Вы, разве, не догадываетесь, Ольга? Неужели, Вы забыли древний британский закон, запрещающий особе королевской крови и простолюдину, любить друг друга и какое, затем следует наказание, в случае, если они нарушат закон?
Их взгляды, на мгновение, встретились, из-за чего, между ними воцарилось мрачное молчание, во время которого в нежной трепетной душе юной венценосной девушки закипал и готов был вот-вот взорваться вулкан глубокого революционного возмущения.
--Любовь должна быть независимой: ни от вероисповедания, ни от социального статуса и ни от возраста, не говоря уже о национальности! Что за нетерпимость?!—воинственно негодовала Ольга, нарушив их, и без того, тяжёлое молчание.
Капитан лишь добродушно улыбнулся ей и ласково погладил девушку по распущенным шелковистым длинным локонам цвета старого золота. Он, словно загипнотизированный, проследил за тем, как в них отразилось медное
--Можете, рассчитывать на нас, сэр!—с нескрываемой гордостью в голосе, провозгласил от лица всех своих подчинённых молодой черноволосый офицер с шелковистыми усиками и синими, как ночь, колдовскими глазами. Хотя ему на вид и было лет 25-30, он, успешно дослужился до звания старшего лейтенанта Балтийского военно-морского Императорского флота.
Капитан оценил их добровольное согласие и перед тем, как отправиться вместе с ними на капитанский мостик, с огромной нежностью внимательно проследил за тем, как за юной Великой княжной и её фрейлинами бесшумно и мягко закрылась дверь, при этом его трепетное сердце переполняла искренняя любовь и забота, но вспомнив о, находящихся рядом с ним, русских офицерах, он мгновенно вышел из романтической задумчивости и пошёл в управленческую рубку по ковровой дорожке, имеющей длинный ворс, по залитому ярким светом, коридору, стены которого были обиты парчой и украшены золотой лепниной.
Не успела юная Великая княжна немного пройтись по просторной гостиной своих апартаментов, как заметила великолепный букет из алых роз, аккуратно подрезанный и вставленный кем-то из фрейлин в перламутровую фарфоровую вазу.
Сердце юной девушки учащённо забилось от трепетного волнения. Алые губы расплылись в искренней нежной улыбке. В ясных бирюзовых глазах заблестели слёзы глубокого счастья. Любопытство снедало её. Не в силах больше себя мучить, она не удержалась, и, не обращая внимания на, присутствующих в комнате и рядом с ней, фрейлин, приблизилась к круглому, покрытому защитным лаком, столику.
Ольга, принялась с глубоким наслаждением вдыхать приятный аромат великолепных цветов, пока ей на глаза ни попалась маленькая и, едва, заметная накрахмаленная открытка с золотым теснением.
--О, дядя Ники! Вы меня, действительно, балуете!—с огромной нежностью проговорила девушка, с замиранием в сердце беря в руки открытку. Какого, же, было её удивление, когда она прочла, волнующие трепетную душу, строчки:
«Вы стали для меня той прекрасной путеводной звездой, к которой стремиться душа, потерявшегося в бескрайнем море бесконечных тревог, моряка, ищущего покой.»--и подпись: «Ваш бесконечно преданный слуга Э. Дж. Смит.»
В эту самую минуту из романтической задумчивости её вывел, раздавшийся пронзительный раскатистый гудок и все, находящиеся в императорских апартаментах, дамы ощутили то, с какой осторожностью «Титаник» тронулся с места и, постепенно набирая ход, двинулся в путь.
На его капитанском мостике стоял Император Николай. Он с не скрываемым потрясением внимательно проследил за тем, как, ещё несколько минут тому назад, с борта его роскошного корабля и под чутким руководством капитана, офицеры береговой охраны сгрузили на свой катер какие-то ящики, а затем под конвоем сопроводили несколько матросов лайнера. После чего, главный офицер «Титаника» обменялся несколькими любезными фразами и прощальными рукопожатиями с начальником порта и представителями береговой охраны Куинстауна. Те же, со своей стороны, искренне пожелали ему счастливого пути и благополучного возвращения в родной порт. Они отсалютовали друг другу и вернулись каждый на свой корабль.
--Ну и, что это, сейчас, такое было, капитан Смит? Вы ничего не хотите, мне объяснить?!—попытался выяснить у главного офицера своего корабля Николай, когда тот вернулся к нему и взялся за выполнение прямых обязанностей, сопровождаемый русскими морскими офицерами, которые, тут же заступили на посты его помощников.
Император испытывающе смотрел на него в ожидании немедленного объяснения. Его взгляд был очень серьёзным, вернее даже, встревоженным.
Капитан понял чувства Российского Императора и, выведя их шикарный корабль на безопасную от мелей и рифов глубину, передал штурвал в руки вахтенного матроса, после чего, сдержано, вздохнул и, приблизившись к Николаю, поставил в известность:
--Благодарите свою очаровательную юную троюродную племянницу Великую княжну Ольгу Фёдоровну, Ваше Императорское Величество! Ведь, это именно она помогла нам, разоблачить Барона Браэртона и предотвратить, запланированный им и организованный его подчинёнными теракт, способный, пустить нас на морское дно! Можете быть, спокойны! Теперь всё позади! Нам ничего не угрожает!
Внимательно выслушав откровения капитана, Николай, хотя и был, глубоко потрясён, но, всё же нашёл в себе силы, выдохнуть с облегчением. Он смягчился и даже, добродушно усмехнулся:
--Да! Это похоже на мою Оленьку! Она наша героиня сегодняшнего дня и спасительница!
Капитан, внимательно проследил за взглядом Российского Государя и, не желая, докучать тому дальнейшей душевной беседой, занялся своими прямыми обязанностями. Но, почувствовав, что, возможно, венценосным девицам, может угрожать опасность от барона Джона Браэртона, он пошёл в императорские апартаменты. Николай, же, задумчиво посмотрел ему вслед и отправился вместе с маленьким сыном в бассейн. Он хотел немного поплавать перед завтраком. Император был уверен, что его девочки, не успеют по ним соскучиться. И не ошибся.
Великие княжны вышивали, удобно сидя в шезлонгах, на их общей личной террасе, когда туда ворвался разъярённый барон Джон Браэртон. Он, стремительно, направился к Ольге Фёдоровне, намереваясь с ней, разобраться. Девушка только успела слегка, подняться со своего шезлонга, когда отчим пригвоздил её к стене, и, крепко, схватив за горло, хорошенько встряхнул и угрожающе сказал. При этом его похотливый взгляд блуждал по её стройному телу, скрытому под слоем плотного атласа канареечного цвета:
--Ну, всё, шлюха! Долго ты испытывала моё терпение! Не думай, что я оставлю это безнаказанным! Завтра же утром до короля дойдёт известие о твоих «шашнях» с нашим, везде вмешивающимся, капитаном! Когда этот корабль причалит к берегу Великобритании, вас схватят и запрут в Тауэре, где вы будете дожидаться дня своей казни! Только не думай, что я оставлю тебя в покое! Каждую ночь охранники будут приводить тебя ко мне, где я жестоко буду пользоваться тобой и делить с охранниками!
После чего, он грубо впился ей в губы жадным поцелуем. Вернее, Джон не целовал, а кусал и муслякал их, не обращая внимания на то, что юная девушка, с большим трудом сдерживает, подступивший к ней, приступ тошноты от, переполнявшего её всю, отвращения. Когда же мучитель пресытился, он ушёл из императорских апартаментов уверенной походкой победителя, провожаемый взглядами юных Великих княжон, которые были полны ужаса за судьбу дорогих капитана и юной кузины. Венценосные девицы были глубоко потрясены, разыгравшейся перед ними, страшной картиной и испуганно между собой переглядывались.
Что касается их дорогой кузины Ольги, она, не обращая на них внимания, плавно, соскользнула на пол, закрывая рукой в кружевной белоснежной перчатке, шею, на белёсой атласной коже которой отпечатались следы от толстых, как сардельки, пальцев отвратительного отчима. Они постепенно приобретали синий оттенок. Сидя на полу, юная девушка пыталась отдышаться, немного успокоиться и привести мысли в порядок для того, чтобы обдумать, как ей поступить дальше. Только перед глазами всё плыло и по бархатистым щекам текли солёные слёзы.
Отчим ударил по самому дорогому и больному ей месту. Только девушка не захотела сдаваться на славу победителя. Она вытащила из складок платья маленький пузырёк с сильнейшим, действующим мгновенно, ядом и задумчиво принялась смотреть на него.
--И, что же теперь, госпожа? Не уже ли, когда корабль причалит к берегу, Вы и наш дорогой капитан будете арестованы солдатами Вашего венценосного батюшки, Его Королевского Величества?—всё с тем же потрясением осведомилась, подошедшая к ней, Юлия Волынская. Она опустилась на пол рядом со своей госпожой, и, встретившись с ней взглядом, испугалась той решительности и воинственности, которую прочла в её бирюзовых глазах.
Только сама Ольга была, на удивление, спокойна. Она ласково улыбнулась преданной фрейлине и успокоила, сказав, лишь одно:
--Нет, дорогая моя Юленька! Когда солдаты ворвутся на борт «Титаника», чтобы арестовать меня и Эдварда, они найдут два бездыханных тела, лежащих на диване в кают-компании.
На террасе воцарилось длительное скорбное молчание, продлившееся до самого появления капитана. Он услышал весь печальный разговор Ольги с её фрейлиной, пронявший его до самых сокровенных мест трепетной души. Ему стала приятна искренняя забота юной девушки о сохранении их чести и достоинства, пусть даже им придётся для этого, расстаться с жизнью. Капитан печально вздохнул и, наконец, выйдя к девушкам, дал распоряжение фрейлинам, успокоить Их Императорских Высочеств. Он внимательно проследил за тем, как они почтительно поздоровались с ним грациозным кивком головы и, приблизившись к Великим княжнам, принялись их успокаивать.
Теперь ему никто не мог помешать душевно переговорить с юной Ольгой Фёдоровной. Он мягко приблизился к ней, помог подняться с пола и, настоятельно, попросил, отдать ему пузырёк с ядом. Девушка не смогла отказать и вложила, дрожащей от душевного переживания за них обоих, рукой яд в его раскрытую ладонь.
--Так-то лучше!—со вздохом глубокого облегчения одобрительно проговорил капитан и, решительной офицерской походкой подойдя к бортику, вылил содержимое прозрачного флакона в море без всякого сожаления.
Ольга, робко стоявшая за спиной главного офицера их шикарного корабля, словно загипнотизированная, проследила за его действием. В эту самую минуту, к ним уже присоединился Российский Император Николай. Он узнал обо всех, случившихся здесь, несколько минут тому назад, событиях от главной фрейлины Ольги Фёдоровны, княжны Натальи Берестовой. Императора, до-крайности, возмутила выходка барона Джона Браэртона. Он не мог такого, стерпеть. Это было выше его сил.
--Оставайтесь с моими детьми и Её Императорским Высочеством Великой княжной Ольгой Фёдоровной, капитан, пока не убедитесь в том, что они полностью успокоились! Я, же, пойду в радиорубку и отправлю телеграмму моему Британскому кузену, королю Георгу, где поставлю его в известность обо всех преступлениях барона Браэртона! Пусть он сам решает, как с ним поступить!—распорядился Николай и уже направился к выходу из апартаментов своей семьи, но был остановлен, обратившимся к нему, главным офицером «Титаника», беспокоившегося за судьбы себя и Ольги Фёдоровны:
--А, что же будет со мной и Её Императорским Высочеством, ведь барон утянет за собой на плаху и нас с Ольгой, да и Его Королевское Величество не простит нам нашей, некстати, вспыхнувшей, душевной и сердечной привязанности?
Капитан уже искренне пожалел о том, что, повинуясь порыву, вылил яд из пузырька в спокойные морские воды, ведь он был единственным спасением для него и Ольги от бесчестья и смерти на эшафоте.
Николай понял его беспокойство и душевный страх, который он, отчаянно, пытался скрыть. Только доброжелательные серые глаза, в которых отразилось яркое солнце, выдали капитана. Николай приветливо ему улыбнулся, и, дружески, похлопав по плечу, успокоил, сказав, лишь одно:
--Не беспокойтесь! Вам ничего не грозит! Внезапная страстная любовь—это не столь жуткое преступление, за которое полагается, лишить вас и Ольгу головы! Напротив, вас полагается наградить за, вовремя проявленную бдительность и предотвращение теракта на «Титанике»! Вы спасли жизни не только «Первой Семьи» Российского Государства, но и жизни сотен пассажиров!
Капитан сделал вид, что поверил ему и вернулся к венценосным девицам, а Николай пошёл выполнять задуманное.
Немного позже, венценосным детям, благодаря старанию заботливых фрейлин, всё же, удалось прийти в себя от пережитого нервного потрясения. Теперь они занимались своими делами на, залитой ласковыми лучами утреннего солнца, террасе и наслаждались приятной морской прохладой.
Зато Великая княжна Ольга Фёдоровна никак не могла найти успокоения для своей трепетной души. Бедняжку всю трясло не только от, обжигающего, словно, лёд, невыносимого страха за жизни себя и Эдварда, но и от отвращения, вызванного мерзкими домогательствами жестокого похотливого отчима.
Каждое воспоминание о его грубом поцелуе, бесцеремонно блуждающем в тёплых бархатистых глубинах её рта, вездесущего языка и зловонного дыхания, смешанного с запахами перегара и табака, провоцировали в ней новые приступы тошноты, который выворачивал юную девушку наизнанку.
После одного такого приступа, измождённая девушка слегка прислонилась к заботливой груди капитана, удобно сидящего рядом с ней на, обитом льдисто-розовым бархатом, диване, который был выполнен, как и вся мебель в императорской гостиной, из слоновой кости и украшена сусальным золотом. Капитан ласково гладил юную княжну по плечам и рукам, скрытым под воздушными, словно облако, золотистыми газовыми рукавами, которые, плавно переходили в плотную манжету из белого кружева, как и воротник-шаль, составлявшие ансамбль атласного платья канареечного цвета и, тем самым, украшали его.
--Ольга, послушайте меня! Пока Вы носите под сердцем наше с Вами дитя—Вы неприкосновенны!—убеждал девушку капитан. Ему, искренне хотелось вернуть ей былую уверенность в себе. Только её душевное беспокойство о нём, постепенно, перерастало в панику.
Наконец, она выпрямилась, и, легонько поглаживая тонкими изящными пальцами по его ладони, что доставляло ему, неописуемое наслаждение и вызывало приятный трепет, внимательно всмотрелась в его добрые, но полные, невыносимой душевной усталости, серые глаза, встревожено спросила:
--Ну, если со мной всё ясно то, что будет с вами, милый Эдвард?
Он печально вздохнул и, плавно, отведя от неё глаза, обречённо выдохнул, отвечая вопросом на её вопрос:
--А Вы, разве, не догадываетесь, Ольга? Неужели, Вы забыли древний британский закон, запрещающий особе королевской крови и простолюдину, любить друг друга и какое, затем следует наказание, в случае, если они нарушат закон?
Их взгляды, на мгновение, встретились, из-за чего, между ними воцарилось мрачное молчание, во время которого в нежной трепетной душе юной венценосной девушки закипал и готов был вот-вот взорваться вулкан глубокого революционного возмущения.
--Любовь должна быть независимой: ни от вероисповедания, ни от социального статуса и ни от возраста, не говоря уже о национальности! Что за нетерпимость?!—воинственно негодовала Ольга, нарушив их, и без того, тяжёлое молчание.
Капитан лишь добродушно улыбнулся ей и ласково погладил девушку по распущенным шелковистым длинным локонам цвета старого золота. Он, словно загипнотизированный, проследил за тем, как в них отразилось медное
