Голос его стал жёстче.
— Я поклялся себе: больше никого не впущу в сердце. Больше никому не буду доверять. И двадцать лет я держал эту клятву. Двадцать лет!
Он повернулся к ней, и Мария увидела слёзы на его щеках — холодные, яростные слёзы.
— А потом появилась ты. С твоими умными глазами, дерзостью, силой. Ты сломала все мои стены. Заставила снова почувствовать. Надеяться. Верить.
Он вытер слёзы резким движением.
— Я был дураком. Слепым, жалким дураком. Потому что ты — такая же, как все. Может, даже хуже. Потому что использовала самое святое, что у меня было — память о матери.
— Кайрен...
— Всё, кого я пускал в своё сердце, приносили лишь боль. — Его голос сорвался. — Ты не исключение. Может, даже самое болезненное предательство. Потому что я действительно поверил. Действительно позволил себе любить.
Мария стояла, слёзы ручьями текли по щекам. Каждое его слово было как нож в сердце. Она хотела кричать, спорить, доказывать. Но что толку? Он уже вынес приговор. Признал её виновной без суда.
— Ты даже не дал мне слова, — прошептала она сквозь слёзы. — Даже не выслушал. Ты — юрист, как и я. Ты должен знать: обвиняемый имеет право на защиту.
— У тебя были все возможности объясниться, — холодно ответил Кайрен. — И ты выбрала ложь.
— Я говорила правду!
— Правду? — Он указал на письмо. — Это твой почерк или нет?
— Похож, но...
— Да или нет?
— Внешне — да, но я не...
— Достаточно.
Он повернулся, направляясь к выходу.
— Кайрен! — Мария бросилась за ним. — Пожалуйста! Подумай! Зачем мне это делать? Какой мне смысл предавать тебя накануне церемонии? Мы так близки к победе!
Он остановился у дверей, не оборачиваясь.
— Может, потому что Император предложил тебе лучшую сделку. Свободу. Возвращение домой. Что угодно. Ты же юрист — всегда ищешь выгоду.
— Ты действительно так низко обо мне думаешь?
Тишина. Долгая, мучительная.
— Я больше не знаю, что думать, — тихо сказал он наконец. — Но знаю одно: я не могу тебе доверять. И без доверия... нас нет.
— Кайрен...
— Церемония состоится через несколько дней. — Голос его стал официальным, отстранённым. — Как невеста, ты обязана присутствовать. Это единственное, что связывает нас теперь — формальный долг. После церемонии, если ты выживешь, контракт будет расторгнут. Ты получишь компенсацию и свободу делать что хочешь. Только подальше от меня.
Он шагнул к дверям, но Мария преградила ему путь.
— Нет! — Её голос зазвучал яростно. — Ты не можешь просто уйти! Не после всего, через что мы прошли!
— Отойди с дороги.
— Нет!
Он посмотрел на неё — долго, тяжело. И в его глазах была такая боль, что Мария едва не сломалась.
— Пожалуйста, — прошептал он. — Не делай ещё труднее. Просто... отпусти.
И это "пожалуйста", сказанное с такой болью, сломило её сопротивление. Она отступила, давая ему пройти.
Кайрен вышел из зала. Дверь закрылась за ним с глухим стуком, который прозвучал как удар молота.
Мария стояла посреди огромного, пустого тронного зала. Одна. Совершенно одна.
Слёзы, которые она сдерживала, прорвались потоком. Она опустилась на колени прямо на холодный каменный пол и дала себе плакать — горько, отчаянно, безутешно.
Всё рухнуло. Весь их план, их союз, их любовь — всё разрушилось в одно мгновение.
И самое страшное — она не знала, как это исправить.
Мария не помнила, как добралась до своих покоев. Шла словно в тумане, не видя дороги, не замечая удивлённых взглядов слуг.
В комнате она рухнула в кресло у камина, уставившись в пламя невидящим взглядом.
Подделка. Письмо было подделкой, она знала это абсолютно точно. Но кто? И как?
Почерк... её почерк действительно был особенным — чёткий, немного угловатый, с характерными засечками. Она гордилась им когда-то. Теперь он превратился в оружие против неё.
Кто мог так точно подделать его? Нужны были образцы. Много образцов, чтобы изучить особенности, научиться копировать.
Её записи в библиотеке. Переписанный контракт. Заметки, которые она делала при подготовке к суду.
Кто-то имел доступ ко всем этим документам.
Ворган. Это мог быть только он. Или кто-то из его людей.
Но как доказать? Как убедить Кайрена, когда он даже слушать не хочет?
Мария закрыла лицо руками, чувствуя, как накатывает новая волна отчаяния.
Хуже всего были не обвинения. Хуже было видеть боль в его глазах. Слышать, как он говорит о предательстве своей матери, отца. Понимать, что она — для него — стала ещё одной в череде тех, кто его ранил.
"Всё, кого я пускал в своё сердце, приносили лишь боль. Ты не исключение."
Эти слова эхом отдавались в голове, каждый раз больнее.
Она любила его. Действительно любила. Впервые в жизни позволила себе открыться, довериться, впустить кого-то так близко.
И он отверг её, не дав даже шанса доказать невиновность.
Гнев начал пробиваться сквозь отчаяние. Холодный, яростный гнев.
Он даже не выслушал её. Вынес приговор на основании сфабрикованных улик. Он, который сам прошёл через несправедливость, отказал ей в справедливости.
Это было... это было предательством с его стороны. Предательством их союза, партнёрства, доверия, которое она ему оказала.
Мария выпрямилась в кресле, вытирая слёзы.
Хорошо. Если он решил, что она виновна, не дав ей шанса защититься, значит, она будет действовать одна.
План не изменился. Церемония неизбежна. Люди из Нижнего города придут — она верила в это. Алтарь активируется. Пророчество проявится.
Единственное отличие — она не будет полагаться на Кайрена. Не будет ждать его поддержки.
Она сделает это сама. Для себя. Для людей, которые на неё надеются. Для идей, в которые верит.
А Кайрен... он может идти к чёрту со своей болью и недоверием.
Мария встала, подошла к столу, вытащила чистый лист бумаги. Начала писать — быстро, чётко, холодно.
Составляла новый план. Без Кайрена. Без его поддержки, влияния, ресурсов.
Только она, её ум, её слова и её неукротимая воля.
Если он думает, что она сломается без него, — он ошибается.
Мария Соколова выигрывала дела в одиночку всю свою жизнь. Это будет просто ещё одно дело. Самое важное. Но она справится.
Глубокой ночью в дверь постучали. Тихо, неуверенно.
Мария подняла голову от стола, заваленного бумагами.
— Войдите.
Дверь приоткрылась, показывая испуганное лицо Элары.
— Миледи, я... я слышала, что случилось, — прошептала она, осторожно входя. — Весь замок говорит...
— О том, что я предательница? — холодно закончила Мария.
Элара вздрогнула, но кивнула.
— Лорд Кайрен... он приказал удвоить стражу у ваших дверей. И запретил вам выходить без сопровождения.
Значит, теперь она под арестом. Или почти под арестом. Прекрасно.
— Элара, — Мария посмотрела на девушку внимательно. — Ты веришь в эти обвинения?
Служанка замялась, опустила глаза.
— Я... я не знаю, миледи. Но я знаю, что вы добры ко мне. Что вы лечили лорда, когда он был ранен. Что вы выиграли дело в суде, защищая его честь.
Она подняла глаза, и в них светилась робкая решимость.
— И я знаю, что вы ходили в Нижний город. Разговаривали с моими родственниками. Давали надежду.
Мария почувствовала, как сердце сжимается.
— Ты знала?
— Мой дядя Томас. Пекарь. — Элара улыбнулась несмело. — Он передал мне, что вы там были. Что вы обещали помочь. Он верит в вас, миледи. И я верю.
Слёзы снова подступили к горлу, но Мария сглотнула их.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо, что не осудила меня заочно.
— Что мне делать, миледи? — спросила Элара. — Как я могу помочь?
Мария задумалась. План нужно было корректировать с учётом того, что она фактически под стражей.
— На церемонию меня поведут под охраной, верно?
— Да, миледи.
— Мне нужно, чтобы ты передала Томасу сообщение. Скажи, что план не меняется. Пусть люди приходят. Занимают места на балконах, откуда видно арену. И когда я подниму руку — поют. Как мы договаривались.
Элара кивнула.
— Я скажу. А ещё что-нибудь?
— Передай Старейшине... — Мария помедлила. — Передай, что если я умру в этом круге, пусть они не сдаются. Пусть продолжают бороться. Законным путём. Через суды, петиции, мирное сопротивление. Перемены возможны. Просто нужно время.
— Вы не умрёте, миледи, — твёрдо сказала Элара. — Вы слишком упрямы для этого.
Мария рассмеялась сквозь слёзы.
— Упрямая Звезда. Так меня называл... называл лорд Кайрен.
Боль кольнула снова, острая и свежая. Но она заставила себя проигнорировать её.
— Иди, Элара. И будь осторожна. Если тебя поймают...
— Не поймают, миледи. Я знаю тайные ходы в замке лучше, чем стража.
Девушка поклонилась и выскользнула из комнаты так же бесшумно, как вошла.
Мария снова осталась одна.
Она подошла к окну, глядя на ночной замок. Где-то там, в своих покоях, Кайрен, возможно, тоже не спал. Возможно, тоже страдал.
Но большая часть — гордая, раненая — отказывалась унижаться. Он сделал выбор. Выбрал недоверие вместо любви. Страх вместо веры.
Что ж. Его право.
Но она не позволит его недоверию разрушить то, за что они боролись.
На церемонии она выступит и скажет правду. Докажет, что человек достоин равных прав. Активирует алтарь. Покажет пророчество.
И сделает это не для него. Для себя. Для своих принципов. Для справедливости, в которую верила всю жизнь.
А Кайрен... пусть живёт со своими демонами. Она не может спасти того, кто не хочет быть спасённым.
Мария вернулась к столу, снова взялась за перо.
Писала до рассвета — план, речь, запасные варианты на случай, если что-то пойдёт не так.
Работа помогала не думать о боли. Не вспоминать его лицо, его слёзы, его слова.
Не признаваться себе, что сердце разбито.
Когда первые лучи солнца коснулись окна, Мария отложила перо. План был готов.
Она подошла к зеркалу, посмотрела на своё отражение. Бледное лицо, красные от недосыпания глаза, но взгляд твёрдый.
— Ты справишься, — сказала она своему отражению. — Ты всегда справлялась. И сейчас справишься. Одна.
Отражение кивнуло в ответ.
День церемонии скоро наступит.
И Мария Соколова, юрист с Земли, обвинённая в предательстве, отвергнутая любимым человеком, готовилась к величайшей битве своей жизни.
Битве, в которой у неё не было союзников среди власть имущих.
Только слова, воля и отчаянная вера в справедливость.
Достаточно ли этого?
Скоро узнаем.
Мария не плакала. Слёзы закончились где-то глубокой ночью, когда она писала план действий. Теперь осталась только пустота — холодная, тяжёлая, но позволяющая думать.
Рассвет застал её сидящей у окна, глядящей на просыпающийся замок невидящим взглядом. Где-то там, в своих покоях, был Кайрен. Спал ли он? Или тоже не сомкнул глаз, мучаясь сомнениями?
Нет. Она не должна об этом думать. Он сделал свой выбор. Она — свой.
Мария встала, размяла затёкшие ноги. Тело ныло от усталости и напряжения, но игнорировать это было легко — она научилась во время подготовки к особо тяжёлым судебным процессам.
Взгляд упал на небольшой узелок в углу комнаты. Внутри были вещи из её старой жизни. Одежда, документы, мелочи.
И чай.
Обычный чёрный чай в металлической банке. Она взяла его с собой по привычке, не думая, что когда-нибудь понадобится.
Мария достала банку, открыла. Запах был слабым — чай уже не первой свежести, но всё ещё узнаваемый. Запах дома. Земли. Её прошлой жизни.
Она подошла к камину, где на углях стоял котелок с горячей водой — Элара всегда оставляла его на ночь. Нашла чистую чашку, насыпала щепотку заварки.
Простой ритуал. Ничего особенного. Но в этом ритуале была связь с тем, кем она была. Юристом. Профессионалом. Человеком, который не ломался под давлением.
Мария залила чай кипятком, села в кресло у камина. Смотрела, как заварка раскрывается в воде, окрашивая её в тёмно-янтарный цвет.
Вдохнула пар. Терпкий, горьковатый аромат.
Сделала глоток.
Горячо. Крепко. До боли знакомо.
Что-то внутри дрогнуло, но она заставила себя не поддаваться эмоциям. Сейчас не время.
Послезавтра церемония. Древние Обряды. Испытание, которое может её убить.
Но она не позволит страху взять верх.
Мария допила чай медленно, методично. Каждый глоток был актом самоконтроля, возвращением к себе.
Когда чашка опустела, она почувствовала себя немного лучше. Не счастливой. Не спокойной. Но собранной. Готовой.
Она поставила чашку на столик, закрыла глаза, начала дыхательное упражнение. Вдох на четыре счёта. Задержка. Выдох на шесть. Повтор.
Так она сидела несколько минут, возвращая контроль над телом и разумом.
Стук в дверь был тихим, почти неслышным.
Мария открыла глаза. Рассвет уже перешёл в утро, за окном светало.
— Войдите, — сказала она, удивляясь спокойствию своего голоса.
Дверь открылась. На пороге стоял Кайрен.
Мария застыла.
Он выглядел... ужасно. Лицо серое от усталости, под глазами тёмные круги, волосы растрёпаны. Одежда помята, словно он спал в ней — или вообще не спал.
Но хуже всего были глаза. Золотые, обычно яркие, теперь тусклые, полные боли и... стыда?
Они смотрели друг на друга долго, не произнося ни слова.
Наконец Кайрен шагнул внутрь, закрыл дверь за собой. Прислонился к ней спиной, словно ноги не держали.
— Я поймал его, — сказал он хрипло. — Слугу Воргана. Он пробирался из замка с документами, которые собирался передать своему хозяину.
Мария не ответила. Просто смотрела.
— Мы допросили его, — продолжил Кайрен, глядя в пол. — Под магией правды. Он признался. Ворган приказал ему собрать образцы твоего почерка. Письма, заметки, всё, что ты писала. Потом наняли мастера подделок — человека, который может копировать любой почерк с идеальной точностью.
Он поднял глаза, встретил её взгляд.
— Письмо было подделкой. Ты говорила правду. А я... я тебе не поверил.
Тишина.
Мария чувствовала, как внутри борются эмоции. Облегчение — он знает, что она невиновна. Гнев — он не поверил ей сразу. Боль — слова, сказанные им вчера, всё ещё жгли.
— Почему ты пришёл сюда? — спросила она тихо. — Чтобы извиниться?
— Я не могу извиниться, — ответил Кайрен так же тихо. — Нет извинений, которые могли бы стереть то, что я сказал. Как я тебя ранил.
— Тогда зачем?
Он медленно подошёл, опустился на колени перед её креслом. Не в умоляющей позе, а в позе человека, сломленного собственной виной.
— Чтобы сказать правду, — прошептал он. — Всю правду. Без защитных стен, без гордости. Просто... правду.
Мария смотрела на него сверху вниз. Часть её хотела оттолкнуть, сказать, что поздно. Другая часть — та, что любила его — молчала и ждала.
— Говори, — сказала она наконец.
Кайрен вздохнул, провёл рукой по лицу.
— Когда я увидел то письмо... я испугался. Так сильно, что не мог думать. Потому что это было точь-в-точь как тогда, с матерью.
Он посмотрел в огонь камина.
— Она доверяла людям. Верила, что может изменить мир. И кто-то из тех, кому она доверяла, предал её. Донёс Императору о её планах. И её убили.
Голос дрожал.
— Отец был рядом. Он мог защитить. Но он испугался за себя, за меня, за наш дом. Выбрал безопасность вместо любви. И я видел, как она умирает. Видел, как её сбрасывают с утёса, и она падает, падает...
Слёзы потекли по его щекам.
— Мне было двадцать. Я не мог ничего сделать. Слишком слаб, слишком молод, слишком напуган. И с того дня я живу с этой виной. С пониманием, что не защитил её. Что позволил страху и предательству победить.
— Я поклялся себе: больше никого не впущу в сердце. Больше никому не буду доверять. И двадцать лет я держал эту клятву. Двадцать лет!
Он повернулся к ней, и Мария увидела слёзы на его щеках — холодные, яростные слёзы.
— А потом появилась ты. С твоими умными глазами, дерзостью, силой. Ты сломала все мои стены. Заставила снова почувствовать. Надеяться. Верить.
Он вытер слёзы резким движением.
— Я был дураком. Слепым, жалким дураком. Потому что ты — такая же, как все. Может, даже хуже. Потому что использовала самое святое, что у меня было — память о матери.
— Кайрен...
— Всё, кого я пускал в своё сердце, приносили лишь боль. — Его голос сорвался. — Ты не исключение. Может, даже самое болезненное предательство. Потому что я действительно поверил. Действительно позволил себе любить.
Мария стояла, слёзы ручьями текли по щекам. Каждое его слово было как нож в сердце. Она хотела кричать, спорить, доказывать. Но что толку? Он уже вынес приговор. Признал её виновной без суда.
— Ты даже не дал мне слова, — прошептала она сквозь слёзы. — Даже не выслушал. Ты — юрист, как и я. Ты должен знать: обвиняемый имеет право на защиту.
— У тебя были все возможности объясниться, — холодно ответил Кайрен. — И ты выбрала ложь.
— Я говорила правду!
— Правду? — Он указал на письмо. — Это твой почерк или нет?
— Похож, но...
— Да или нет?
— Внешне — да, но я не...
— Достаточно.
Он повернулся, направляясь к выходу.
— Кайрен! — Мария бросилась за ним. — Пожалуйста! Подумай! Зачем мне это делать? Какой мне смысл предавать тебя накануне церемонии? Мы так близки к победе!
Он остановился у дверей, не оборачиваясь.
— Может, потому что Император предложил тебе лучшую сделку. Свободу. Возвращение домой. Что угодно. Ты же юрист — всегда ищешь выгоду.
— Ты действительно так низко обо мне думаешь?
Тишина. Долгая, мучительная.
— Я больше не знаю, что думать, — тихо сказал он наконец. — Но знаю одно: я не могу тебе доверять. И без доверия... нас нет.
— Кайрен...
— Церемония состоится через несколько дней. — Голос его стал официальным, отстранённым. — Как невеста, ты обязана присутствовать. Это единственное, что связывает нас теперь — формальный долг. После церемонии, если ты выживешь, контракт будет расторгнут. Ты получишь компенсацию и свободу делать что хочешь. Только подальше от меня.
Он шагнул к дверям, но Мария преградила ему путь.
— Нет! — Её голос зазвучал яростно. — Ты не можешь просто уйти! Не после всего, через что мы прошли!
— Отойди с дороги.
— Нет!
Он посмотрел на неё — долго, тяжело. И в его глазах была такая боль, что Мария едва не сломалась.
— Пожалуйста, — прошептал он. — Не делай ещё труднее. Просто... отпусти.
И это "пожалуйста", сказанное с такой болью, сломило её сопротивление. Она отступила, давая ему пройти.
Кайрен вышел из зала. Дверь закрылась за ним с глухим стуком, который прозвучал как удар молота.
Мария стояла посреди огромного, пустого тронного зала. Одна. Совершенно одна.
Слёзы, которые она сдерживала, прорвались потоком. Она опустилась на колени прямо на холодный каменный пол и дала себе плакать — горько, отчаянно, безутешно.
Всё рухнуло. Весь их план, их союз, их любовь — всё разрушилось в одно мгновение.
И самое страшное — она не знала, как это исправить.
Мария не помнила, как добралась до своих покоев. Шла словно в тумане, не видя дороги, не замечая удивлённых взглядов слуг.
В комнате она рухнула в кресло у камина, уставившись в пламя невидящим взглядом.
Подделка. Письмо было подделкой, она знала это абсолютно точно. Но кто? И как?
Почерк... её почерк действительно был особенным — чёткий, немного угловатый, с характерными засечками. Она гордилась им когда-то. Теперь он превратился в оружие против неё.
Кто мог так точно подделать его? Нужны были образцы. Много образцов, чтобы изучить особенности, научиться копировать.
Её записи в библиотеке. Переписанный контракт. Заметки, которые она делала при подготовке к суду.
Кто-то имел доступ ко всем этим документам.
Ворган. Это мог быть только он. Или кто-то из его людей.
Но как доказать? Как убедить Кайрена, когда он даже слушать не хочет?
Мария закрыла лицо руками, чувствуя, как накатывает новая волна отчаяния.
Хуже всего были не обвинения. Хуже было видеть боль в его глазах. Слышать, как он говорит о предательстве своей матери, отца. Понимать, что она — для него — стала ещё одной в череде тех, кто его ранил.
"Всё, кого я пускал в своё сердце, приносили лишь боль. Ты не исключение."
Эти слова эхом отдавались в голове, каждый раз больнее.
Она любила его. Действительно любила. Впервые в жизни позволила себе открыться, довериться, впустить кого-то так близко.
И он отверг её, не дав даже шанса доказать невиновность.
Гнев начал пробиваться сквозь отчаяние. Холодный, яростный гнев.
Он даже не выслушал её. Вынес приговор на основании сфабрикованных улик. Он, который сам прошёл через несправедливость, отказал ей в справедливости.
Это было... это было предательством с его стороны. Предательством их союза, партнёрства, доверия, которое она ему оказала.
Мария выпрямилась в кресле, вытирая слёзы.
Хорошо. Если он решил, что она виновна, не дав ей шанса защититься, значит, она будет действовать одна.
План не изменился. Церемония неизбежна. Люди из Нижнего города придут — она верила в это. Алтарь активируется. Пророчество проявится.
Единственное отличие — она не будет полагаться на Кайрена. Не будет ждать его поддержки.
Она сделает это сама. Для себя. Для людей, которые на неё надеются. Для идей, в которые верит.
А Кайрен... он может идти к чёрту со своей болью и недоверием.
Мария встала, подошла к столу, вытащила чистый лист бумаги. Начала писать — быстро, чётко, холодно.
Составляла новый план. Без Кайрена. Без его поддержки, влияния, ресурсов.
Только она, её ум, её слова и её неукротимая воля.
Если он думает, что она сломается без него, — он ошибается.
Мария Соколова выигрывала дела в одиночку всю свою жизнь. Это будет просто ещё одно дело. Самое важное. Но она справится.
Глубокой ночью в дверь постучали. Тихо, неуверенно.
Мария подняла голову от стола, заваленного бумагами.
— Войдите.
Дверь приоткрылась, показывая испуганное лицо Элары.
— Миледи, я... я слышала, что случилось, — прошептала она, осторожно входя. — Весь замок говорит...
— О том, что я предательница? — холодно закончила Мария.
Элара вздрогнула, но кивнула.
— Лорд Кайрен... он приказал удвоить стражу у ваших дверей. И запретил вам выходить без сопровождения.
Значит, теперь она под арестом. Или почти под арестом. Прекрасно.
— Элара, — Мария посмотрела на девушку внимательно. — Ты веришь в эти обвинения?
Служанка замялась, опустила глаза.
— Я... я не знаю, миледи. Но я знаю, что вы добры ко мне. Что вы лечили лорда, когда он был ранен. Что вы выиграли дело в суде, защищая его честь.
Она подняла глаза, и в них светилась робкая решимость.
— И я знаю, что вы ходили в Нижний город. Разговаривали с моими родственниками. Давали надежду.
Мария почувствовала, как сердце сжимается.
— Ты знала?
— Мой дядя Томас. Пекарь. — Элара улыбнулась несмело. — Он передал мне, что вы там были. Что вы обещали помочь. Он верит в вас, миледи. И я верю.
Слёзы снова подступили к горлу, но Мария сглотнула их.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо, что не осудила меня заочно.
— Что мне делать, миледи? — спросила Элара. — Как я могу помочь?
Мария задумалась. План нужно было корректировать с учётом того, что она фактически под стражей.
— На церемонию меня поведут под охраной, верно?
— Да, миледи.
— Мне нужно, чтобы ты передала Томасу сообщение. Скажи, что план не меняется. Пусть люди приходят. Занимают места на балконах, откуда видно арену. И когда я подниму руку — поют. Как мы договаривались.
Элара кивнула.
— Я скажу. А ещё что-нибудь?
— Передай Старейшине... — Мария помедлила. — Передай, что если я умру в этом круге, пусть они не сдаются. Пусть продолжают бороться. Законным путём. Через суды, петиции, мирное сопротивление. Перемены возможны. Просто нужно время.
— Вы не умрёте, миледи, — твёрдо сказала Элара. — Вы слишком упрямы для этого.
Мария рассмеялась сквозь слёзы.
— Упрямая Звезда. Так меня называл... называл лорд Кайрен.
Боль кольнула снова, острая и свежая. Но она заставила себя проигнорировать её.
— Иди, Элара. И будь осторожна. Если тебя поймают...
— Не поймают, миледи. Я знаю тайные ходы в замке лучше, чем стража.
Девушка поклонилась и выскользнула из комнаты так же бесшумно, как вошла.
Мария снова осталась одна.
Она подошла к окну, глядя на ночной замок. Где-то там, в своих покоях, Кайрен, возможно, тоже не спал. Возможно, тоже страдал.
Часть её хотела пойти к нему, заставить выслушать, доказать невиновность.
Но большая часть — гордая, раненая — отказывалась унижаться. Он сделал выбор. Выбрал недоверие вместо любви. Страх вместо веры.
Что ж. Его право.
Но она не позволит его недоверию разрушить то, за что они боролись.
На церемонии она выступит и скажет правду. Докажет, что человек достоин равных прав. Активирует алтарь. Покажет пророчество.
И сделает это не для него. Для себя. Для своих принципов. Для справедливости, в которую верила всю жизнь.
А Кайрен... пусть живёт со своими демонами. Она не может спасти того, кто не хочет быть спасённым.
Мария вернулась к столу, снова взялась за перо.
Писала до рассвета — план, речь, запасные варианты на случай, если что-то пойдёт не так.
Работа помогала не думать о боли. Не вспоминать его лицо, его слёзы, его слова.
Не признаваться себе, что сердце разбито.
Когда первые лучи солнца коснулись окна, Мария отложила перо. План был готов.
Она подошла к зеркалу, посмотрела на своё отражение. Бледное лицо, красные от недосыпания глаза, но взгляд твёрдый.
— Ты справишься, — сказала она своему отражению. — Ты всегда справлялась. И сейчас справишься. Одна.
Отражение кивнуло в ответ.
День церемонии скоро наступит.
И Мария Соколова, юрист с Земли, обвинённая в предательстве, отвергнутая любимым человеком, готовилась к величайшей битве своей жизни.
Битве, в которой у неё не было союзников среди власть имущих.
Только слова, воля и отчаянная вера в справедливость.
Достаточно ли этого?
Скоро узнаем.
Мария не плакала. Слёзы закончились где-то глубокой ночью, когда она писала план действий. Теперь осталась только пустота — холодная, тяжёлая, но позволяющая думать.
Рассвет застал её сидящей у окна, глядящей на просыпающийся замок невидящим взглядом. Где-то там, в своих покоях, был Кайрен. Спал ли он? Или тоже не сомкнул глаз, мучаясь сомнениями?
Нет. Она не должна об этом думать. Он сделал свой выбор. Она — свой.
Мария встала, размяла затёкшие ноги. Тело ныло от усталости и напряжения, но игнорировать это было легко — она научилась во время подготовки к особо тяжёлым судебным процессам.
Взгляд упал на небольшой узелок в углу комнаты. Внутри были вещи из её старой жизни. Одежда, документы, мелочи.
И чай.
Обычный чёрный чай в металлической банке. Она взяла его с собой по привычке, не думая, что когда-нибудь понадобится.
Мария достала банку, открыла. Запах был слабым — чай уже не первой свежести, но всё ещё узнаваемый. Запах дома. Земли. Её прошлой жизни.
Она подошла к камину, где на углях стоял котелок с горячей водой — Элара всегда оставляла его на ночь. Нашла чистую чашку, насыпала щепотку заварки.
Простой ритуал. Ничего особенного. Но в этом ритуале была связь с тем, кем она была. Юристом. Профессионалом. Человеком, который не ломался под давлением.
Мария залила чай кипятком, села в кресло у камина. Смотрела, как заварка раскрывается в воде, окрашивая её в тёмно-янтарный цвет.
Вдохнула пар. Терпкий, горьковатый аромат.
Сделала глоток.
Горячо. Крепко. До боли знакомо.
Что-то внутри дрогнуло, но она заставила себя не поддаваться эмоциям. Сейчас не время.
Послезавтра церемония. Древние Обряды. Испытание, которое может её убить.
Но она не позволит страху взять верх.
Мария допила чай медленно, методично. Каждый глоток был актом самоконтроля, возвращением к себе.
Когда чашка опустела, она почувствовала себя немного лучше. Не счастливой. Не спокойной. Но собранной. Готовой.
Она поставила чашку на столик, закрыла глаза, начала дыхательное упражнение. Вдох на четыре счёта. Задержка. Выдох на шесть. Повтор.
Так она сидела несколько минут, возвращая контроль над телом и разумом.
Стук в дверь был тихим, почти неслышным.
Мария открыла глаза. Рассвет уже перешёл в утро, за окном светало.
— Войдите, — сказала она, удивляясь спокойствию своего голоса.
Дверь открылась. На пороге стоял Кайрен.
Мария застыла.
Он выглядел... ужасно. Лицо серое от усталости, под глазами тёмные круги, волосы растрёпаны. Одежда помята, словно он спал в ней — или вообще не спал.
Но хуже всего были глаза. Золотые, обычно яркие, теперь тусклые, полные боли и... стыда?
Они смотрели друг на друга долго, не произнося ни слова.
Наконец Кайрен шагнул внутрь, закрыл дверь за собой. Прислонился к ней спиной, словно ноги не держали.
— Я поймал его, — сказал он хрипло. — Слугу Воргана. Он пробирался из замка с документами, которые собирался передать своему хозяину.
Мария не ответила. Просто смотрела.
— Мы допросили его, — продолжил Кайрен, глядя в пол. — Под магией правды. Он признался. Ворган приказал ему собрать образцы твоего почерка. Письма, заметки, всё, что ты писала. Потом наняли мастера подделок — человека, который может копировать любой почерк с идеальной точностью.
Он поднял глаза, встретил её взгляд.
— Письмо было подделкой. Ты говорила правду. А я... я тебе не поверил.
Тишина.
Мария чувствовала, как внутри борются эмоции. Облегчение — он знает, что она невиновна. Гнев — он не поверил ей сразу. Боль — слова, сказанные им вчера, всё ещё жгли.
— Почему ты пришёл сюда? — спросила она тихо. — Чтобы извиниться?
— Я не могу извиниться, — ответил Кайрен так же тихо. — Нет извинений, которые могли бы стереть то, что я сказал. Как я тебя ранил.
— Тогда зачем?
Он медленно подошёл, опустился на колени перед её креслом. Не в умоляющей позе, а в позе человека, сломленного собственной виной.
— Чтобы сказать правду, — прошептал он. — Всю правду. Без защитных стен, без гордости. Просто... правду.
Мария смотрела на него сверху вниз. Часть её хотела оттолкнуть, сказать, что поздно. Другая часть — та, что любила его — молчала и ждала.
— Говори, — сказала она наконец.
Кайрен вздохнул, провёл рукой по лицу.
— Когда я увидел то письмо... я испугался. Так сильно, что не мог думать. Потому что это было точь-в-точь как тогда, с матерью.
Он посмотрел в огонь камина.
— Она доверяла людям. Верила, что может изменить мир. И кто-то из тех, кому она доверяла, предал её. Донёс Императору о её планах. И её убили.
Голос дрожал.
— Отец был рядом. Он мог защитить. Но он испугался за себя, за меня, за наш дом. Выбрал безопасность вместо любви. И я видел, как она умирает. Видел, как её сбрасывают с утёса, и она падает, падает...
Слёзы потекли по его щекам.
— Мне было двадцать. Я не мог ничего сделать. Слишком слаб, слишком молод, слишком напуган. И с того дня я живу с этой виной. С пониманием, что не защитил её. Что позволил страху и предательству победить.
