Лёха засмеялся, глядя в звёзды:
— И всё-таки… пятничные побеги — моё любимое искусство.
Ира подбежала к нему, ткнула кулаком в плечо:
— Скажи честно… ты нормальный?
— Ни капли.
— Класс.
— А ты?
— Такая же.
Паша догнал их, отдышавшись, покачал головой:
— Вы — самые странные люди, которых я не собирался встречать.
— Поэтому всё получилось, — сказал Лёха.
Они шли по пустой улице.
Смеялись.
Орали что-то в пустоту.
Позже они шли через подворотню, переулок, через чьи-то мусорные баки.
Пока не оказались у старой кирпичной пятиэтажки.
— Сюда, — сказал Лёха. — Тут крыша — как у бабушки: потрёпанная, но терпеливая.
Ветер был свежий, не город.
Небо — как выбеленный ковер, полный звёзд, которые, кажется, тоже под кайфом.
Паша залез первым. Потом Ира. Потом Лёха, с бутылкой и с лёгкой кровью под губой от столкновения с дверной ручкой.
— Ты в порядке? — спросила Ира.
— Я красив, пьян и в крови. Это моя норма.
Они сели на край. Ноги свисали. Под ними — город.
В руках — бутылка, которая уже никому не была врагом.
— Ты зачем туда полез? — спросил Паша.
— На сцену?
— Ага.
— Потому что, если внутри есть что-то острое — его надо выкидывать.
А я, брат, к счастью, по рифме и по дебилизму в равной степени прокачан.
Они выпили.
— Я думал, ты псих, — сказала Ира.
— Я и есть псих. Но не опасный. Только если трогать душу голыми руками.
Она кивнула, потом вдруг посмотрела на Пашу:
— А ты чего такой тихий?
Он пожал плечами.
— Потому что всё хорошо.
И когда всё хорошо — я не говорю, я запоминаю.
Они сидели.
Смеялись.
И просто молчали.
И это молчание было — теплее любого трека в клубе.
Прошёл месяц.
Жаркий, пыльный, будто натянутый резинкой времени, но живой.
Лёха то пропадал на неделю,
то возвращался и устраивал марафон веселья: кино в подвале, уличные концерты, стритбол с судьями из алкашей.
Паша — тренировался. Сам с туманом без учителей.
Он пытался не вспоминать. Но в ударах было слишком много сдерживаемого.
Ира — иногда ругалась на беспорядок,
иногда замирала, глядя в зеркало.
Они съехались. Без пафоса. Просто… стали дышать в одном ритме.
Сейчас они сидели втроём в кафе.
Металлический столик. Запотевшие стаканы. Лёгкий ветер.
Солнце било в плечи, как ласковая пощёчина.
Музыка играла где-то в колонке.
Люди ходили — обычные.
И туман, казалось, отступил.
Они болтали.
О том, чтобы выбраться.
О юге.
О море.
О воде, которая не искажает лица.
— А вы когда-нибудь были у моря? — спросила Ира.
— Только на открытках, — сказал Паша.
— Я однажды… — Лёха замолчал. — Или не я. Может, сон. Всё перемешано.
Паша усмехнулся:
— Ты вообще где был на прошлой неделе?
— Смотрел на мир через бутылку. Там всё логичнее.
— Ты как будто… срываешься, потом возвращаешься.
Лёха подмигнул:
— А ты как будто всё ещё не отпустил то, что держит тебя за горло.
Ира взглянула на них — в этом взгляде было и тепло, и легкое непонимание.
И тут…
Лёха замер.
Смотрел на улицу.
За стеклом, вдоль дороги, прошёл кто-то.
Медленно.
Один.
В сером.
Словно вынырнул из плохого сна.
Ян.
— Это... не он? — спросил Лёха, чуть тише, чем обычно. —
Не Ян ли это, Паш?
Паша обернулся.
Замер.
Он встал так резко, что стул скрипнул.
Сердце ухнуло вниз.
— Это он… это точно он.
Он уже хотел было рвануть через улицу —
но что-то остановило.
Он повернулся к Лёхе:
— Откуда ты его знаешь?
Лёха не сразу ответил.
Он смотрел в ту сторону, откуда Ян уже исчезал за углом.
Потом перевёл взгляд на Пашу —
спокойно.
Слишком спокойно.
— А ты говорил, что он — просто знакомый.
Паша нахмурился.
— Лёх… откуда?
Лёха выдохнул.
Медленно.
Как будто что-то тяжёлое прошло сквозь него.
— Может… я просто его где-то видел.
Город — маленький. А мы с тобой — слишком живые, чтобы оставаться незамеченными.
Лёха сделал последний глоток воды. Поставил стакан на стол.
Улыбнулся, но как-то... не по-летнему.
— Лето ещё не кончилось, — сказал он. —
Но я бы на вашем месте не расслаблялся.
Он встал.
Резко. Не как обычно.
Не с ленцой, не в развалочку.
Как будто что-то включилось.
— Куда ты? — спросил Паша, тоже поднимаясь.
Лёха уже шагал прочь, не оборачиваясь:
— Надо догнать. Парень странный. Может, нужна помощь.
— Ты его знаешь! — бросил Паша. —
Лёха, стой! Эй!
Лёха не ответил.
Стал лишь точкой в солнечном мареве улицы.
Быстрой, целеустремлённой точкой, уносящейся за угол, туда, где только что исчез Ян.
Ира медленно повернулась к Паше.
— Он никогда так не уходил.
— Он… никогда так не двигался, — пробормотал Паша. — Ни разу за месяц.
Они оба молчали.
Где-то играл старый трек, кто-то смеялся за соседним столиком.
Но внутри — щелчок.
Что-то пошло по швам.
ИНТЕРЛЮДИЯ IV — «ПЕРЕД БЕЗДНОЙ»
Их было четверо. Не герои. Не боги. Просто выжившие, которые привыкли побеждать. Кирилл, Макс, Серёга, Жека. Их имена были реальными только в мирах, где звуки подчинялись логике. Но за пределами первого — их имена трещали, словно стекло под давлением.
Они прошли семь миров.
Сожгли — три.
В одном — небо было из плоти, в другом — река из боли.
В третьем они нашли храмы, построенные из останков времён.
Они шутили.
Они ели, спали, плевали на страх.
Даже когда веселье резонировало не в лёгких, а в чужих черепах,
они верили:
“Мы можем. Мы сильные. Мы прошли слишком много, чтобы остановиться.”
Но восьмой мир —
не имел пола. Он начался сразу с тьмы. И в этой тьме что-то стояло. Он выглядел, как белка. Это был факт. Не символ, не искажение. Белка. Только в её глазах отражались кладбища. А в её лапах — не когти, а строки. Руны. Приказы. Проклятия. Она была стражем. Стражем фиолетового, того, чьё имя не произносили даже умирая. Когда Жека пошёл вперёд — он исчез.
Без вспышки. Без крика.
Просто — ткань его сущности скрутилась и исчезла, как дым, вдохнутый назад.
Макс и Серёга среагировали.
Ошиблись.
Их тела остались, но чувства убежали.
Никто не кричал.
Только Кирилл шёл.
Он пытался понять.
Не сразиться — понять.
Но понимание —
здесь не работало.
Белка говорила.
Не словами.
Через структуры. Через холод. Через изломы ткани мира.
"Ты — слеп.
Ты не видишь.
Ты не был выбран.
Ты не знаешь,
что ты несёшь в себе."
И тогда —
началось падение.
Падение
Не в яму.
Не в бездну.
А в расслоение.
Миры начали отказываться.
Не от тела — от сути.
Один мир вытолкнул его кожей наружу.
Другой — растянул его голос на километры.
Третий — сжал его имя до крика, который никто не слышал.
А четвёртый — позволил жить.
Худший из них.
В том мире не было языка.
Только влажный шёпот,
в котором никто не говорил — но все слушали.
Кирилл — уже не Кирилл.
Он шёл, чтобы не умереть.
Он умирал, чтобы не исчезнуть.
Завел дневник, что бы не забыть.
День 1
Я выжил.
Я здесь.
Этот мир… он не двигается, но всё в нём меняется.
Гравитация срабатывает только, если смотреть вверх.
Кислород — почти есть, но вкус у него, как у холодной крови.
Моё тело работает. Раны затягиваются.
Ментально — разбит, но в себе.
Макс, Серёга, Жека.
Они погибли.
Не исчезли. Погибли.
Я видел, как.
Я в порядке.
Пока что.
День 2
Убил первую тварь.
Измерения у неё не совпадали с моими — её когти были в одной плоскости, а глаза — в другой.
Она кричала не мне — сверху.
Но сдохла.
Питаюсь плотью. Не горжусь.
Понимаю, что это — не разлом.
Это… ниже.
День 3
Нашёл остатки “места”.
Не постройка. Мысль.
Выглядело как комнатный угол, но внутри был лес.
Стал видеть тени в отражении ног.
Не моих.
Ночью не спал.
Кожа вибрировала.
Сон ломал пальцы.
Но я ещё я.
Я — Кирилл.
Я.
Есть.
День 5 (или 4?)
Потерял след дат.
Записи — рвутся.
Мир меняет структуру, когда не смотришь.
Поймал себя на том, что разговариваю с голосом Макса.
Он смеётся, как раньше.
Но смеётся моим ртом.
День 6
Бессонница.
Зрение уходит.
Слышу музыку.
Нет ушей — а слышу.
Писал одно слово 83 раза: “пульс”.
Почему?
Кажется, я стал мягче.
Физически.
Кости — как крошки.
Сжимаю пальцы — и они крошатся,
но через час — снова на месте.
День (нет даты)
Меня нет.
Но что-то пишет.
Я — не я.
Но движение есть.
Жека сказал бы: “Ты, Кирюха, на отходниках, братан.”
А потом его голова бы смеялась.
Макс просит простить.
За что?
Он же жив?
Нет.
Жив.
Нет.
Последняя запись
Я уже говорил —
туман не даёт силы.
Он даёт вектор.
Если ты это читаешь —
значит, ты ещё цел.
Беги.
Или становись мной.
Поцелуй был короткий.
Тёплый.
Словно глоток чая, пока за окнами бушует всё, что ты пытаешься не пускать внутрь.
— Мне надо, — сказал Паша.
Глаза Иры — немного испуганные, но понимающие.
Она не остановила.
Только кивнула.
Он развернулся, быстро нырнул в толпу,
с каждым шагом заскакивая обратно в реальность, от которой пытался сбежать весь месяц.
Паша шёл, не торопясь, но точно.
Он знал, как двигаться, чтобы не быть замеченным.
За спиной — лето, шум, запах кофе и тостов.
Впереди — город, который снова начинал скрипеть, как перегруженная конструкция.
Он увидел Лёху.
Тот шёл быстро, но не бежал.
Уверенно, как человек, которому не впервые выслеживать кого-то.
С плеч соскользнул флер поэта и идиота.
Осталась пустая спина в тени.
«Ты же не просто трепло…
Ты кого-то мне напоминаешь…» — подумал Паша. —
«Только кого?..»
Ян шёл впереди — на пару кварталов.
В сдержанной походке была странная отрешённость.
Он не оглядывался. Не выглядел напряжённым.
Словно знал, куда идёт.
Словно не сам шёл, а его вели.
Паша напрягся.
«Он изменился… сильно. Идёт как чужой.»
«И не в гильдию. Куда тогда?..»
Ян подошёл к одному из полуразрушенных промзонных ангаров.
У ворот стояли четверо.
Трое — мужчины. Одна — женщина.
Одеты просто, но… что-то в осанке, в взглядах — непохожее на “копателей”.
Слишком слаженные. Слишком тихие.
— Ты новенький? — спросил один, высокий, с глазами цвета ржавчины.
— Да, — ответил Ян.
— Кто направил?
— Сказали — “Переход 7. Южная связка.”
— Проверено?
Короткий взгляд между ними.
Кивок.
— Подходит. Будем рады. Ресурсов много, лишние руки — не помешают.
“Какой чёрт возьми юг? Какие переходы?..” — Паша замер за углом.
С крыши ангара его всё это время наблюдал Лёха.
Точнее — уже не Лёха.
На его руке — уже появились фрагменты костюма:
первый — темный налокотник с мягкими вставками,
второй — наспинный крепёж для клинка,
внутри жил свет фиолетового и голубого Тумана,
пульсируя глухо, как барабан глубокой воды.
Он не вмешивался. Пока.
Смотрел.
Сканировал.
И ждал.
«Это не просто сбор.
Это щупальце.
Если Ян вляпался…
вынуть его будет сложно.
Если он сам — часть…
вынимать будет бесполезно.»
Он почти не дышал.
Маска не требовалась. Ещё нет.
Он повернул за угол —
и Лёхи не было.
Как будто его вычеркнули.
«Блядь…»
Но Ян остался.
И с ним — эта группа.
Паша собрался. Подтянул капюшон.
И вышел из тени.
— Ян?.. — негромко, но чётко.
Ян обернулся.
Медленно.
Словно звук проходил сквозь воду.
Ян обернулся.
Паша встал прямо напротив него.
Он узнал лицо.
Но не глаза.
В этих глазах не было растерянности.
Не было мягкости.
Только целенаправленный огонь.
Одержимость.
Голод.
— Ян… ты…
— Привет, Паш.
Голос — как будто сквозь гул.
Ровный. Спокойный. Почти без эмоций.
— Что ты тут делаешь? Кто они вообще?
Что с «Орхидеей»? и с ребятами?
н моргнул. Улыбнулся. Тихо. Без тепла.
— Они мертвы.
Все.
Паша замер.
— Я…
— Не я их убил, Паш.
Не Ворон.
Туман.
Он подошёл ближе.
Не угрожающе. Но как человек, который больше не считает себя маленьким.
— Пока ты бухал. Танцевал.
Я копал. Искал.
Работал. Ради твоей мечты, Паха.
Свалить отсюда.
Ты ж хотел?
На море, где нет этих чудищ?
Я нашёл путь.
И он — тут.
Разлом. Подземелье. Портал. Как хочешь называй.
Там ключи. Там ресурсы. Там сила.
— Я всё ещё помню, как ты говорил:
“Я не герой. Я просто хочу жить.”
— Так вот, брат.
Я делаю это ради тебя.
Ради нас.
Паша сжал кулаки.
Он не знал, злиться ли, плакать
или обнять его.
— Ты следил за мной?
— Конечно, — ответил Ян. —
Пару раз убрал тех, кто пришёл за тобой.
И за ней.
Ты просто не знал.
Я наблюдал.
И ждал.
Когда ты снова захочешь бороться.
Позади зашевелились те, кого он встретил.
Один из них — лысый, с татуировкой на затылке — сказал:
— Время вышло. Мы двигаемся.
Ты с нами? Или пялишься дальше?
Паша глянул на него. Потом на Яна.
Ян лишь кивнул.
— Тебе надо увидеть.
Только тогда ты поймёшь.
Пойдём, Паха.
Ты нужен.
Паша не ответил.
Он просто шагнул вперёд.
ыше, на одной из труб, в тени дымки, стоял он.
Уже в полном снаряжении.
Маска — на лице.
Линии — пульсируют.
Ни слова. Ни звука.
Он тень.
Оружие.
«Разлом тёмных эльфов.
Хм. Название, чтобы заманить.
Но там не миф.
Там —
прожорливая ткань погибших реальностей.
И эти пацаны даже не понимают, что идут не за ресурсами…
а на жертвоприношение.
Он двинулся следом.
Тихо. Чётко.
Готовый к тому,
что в этот раз будет не тренировка.
А вырезка.
Подземелье начиналось в заброшенном шлюзе, некогда служившем частью старой бункерной системы.
Но метр за метром стены становились другими.
Материал сменялся на плоть неизвестной материи, что слабо пульсировала, как дыхание чего-то спящего.
Воздух — не воздух.
Он был густым, кислым, и будто внутри него дрожали звуки, которых никто не произносил.
Дышать им — всё равно что вдыхать чужое воспоминание о чьей-то смерти.
— Маски, — бросил один из опытных.
Они достали фильтрационные модули, кто-то — противогазы, двое надели капюшоны со встроенными дыхательными амулетами.
Паша возился, надевая тактический респиратор.
Ян — уже застёгивал шейный уплотнитель,
а на его лице под маской было не беспокойство, а… возбуждение.
— Что это за хрень? — пробормотал Паша.
— Это не просто ядовитый воздух, — ответил кто-то. —
Это среда. Она тебя потихоньку сжирает изнутри.
Шлюз захлопнулся за их спинами с сухим, почти биологическим звуком —
словно в пустой желудок упала кость.
Они стояли на пороге.
Пол — не пол.
Он реагировал на шаги, но не издавал звуков.
Скорее — впитывал.
Как губка из полупрозрачного стекла, где внутри текли пульсирующие фрактальные линии.
Воздух был густым, ядовитым, словно собран из недосказанных слов.
В нём витали ошибки памяти, чужие страхи и шум чьих-то умерших мыслей.
Каждый вдох даже сквозь маску отдавался звенящей рябью в ушах.
Чуть дышишь — и уже чувствуешь, как с языка срывается не твоё имя.
Над головой — потолок из плотной тьмы, изломанный, как изношенная перчатка богов.
Он не нависал. Он ждал.
Их было семеро.
Официально.
Но тень восьмая скользнула вместе с ними.
Молча.
Пока те надевали маски, проверяли фильтры,
один из них — с обвисшей сумкой —
заметил странный излом света,
но моргнул — и ничего не было.
Максим уже был внутри.
Он слился с тенями.
Новая способность, отточенная до шепота.
Сейчас он — не человек.
Он щель между реальностями.
Пульс в стене.
Молекула за спиной.
«Это не просто разлом.
Это не вход. Это ловушка.
Ловушка для пернатых»
Он скользил за ними.
Неизвестный.
— И всё-таки… пятничные побеги — моё любимое искусство.
Ира подбежала к нему, ткнула кулаком в плечо:
— Скажи честно… ты нормальный?
— Ни капли.
— Класс.
— А ты?
— Такая же.
Паша догнал их, отдышавшись, покачал головой:
— Вы — самые странные люди, которых я не собирался встречать.
— Поэтому всё получилось, — сказал Лёха.
Они шли по пустой улице.
Смеялись.
Орали что-то в пустоту.
Позже они шли через подворотню, переулок, через чьи-то мусорные баки.
Пока не оказались у старой кирпичной пятиэтажки.
— Сюда, — сказал Лёха. — Тут крыша — как у бабушки: потрёпанная, но терпеливая.
Ветер был свежий, не город.
Небо — как выбеленный ковер, полный звёзд, которые, кажется, тоже под кайфом.
Паша залез первым. Потом Ира. Потом Лёха, с бутылкой и с лёгкой кровью под губой от столкновения с дверной ручкой.
— Ты в порядке? — спросила Ира.
— Я красив, пьян и в крови. Это моя норма.
Они сели на край. Ноги свисали. Под ними — город.
В руках — бутылка, которая уже никому не была врагом.
— Ты зачем туда полез? — спросил Паша.
— На сцену?
— Ага.
— Потому что, если внутри есть что-то острое — его надо выкидывать.
А я, брат, к счастью, по рифме и по дебилизму в равной степени прокачан.
Они выпили.
— Я думал, ты псих, — сказала Ира.
— Я и есть псих. Но не опасный. Только если трогать душу голыми руками.
Она кивнула, потом вдруг посмотрела на Пашу:
— А ты чего такой тихий?
Он пожал плечами.
— Потому что всё хорошо.
И когда всё хорошо — я не говорю, я запоминаю.
Они сидели.
Смеялись.
И просто молчали.
И это молчание было — теплее любого трека в клубе.
Глава 19 — Терраса, солнце и призраки
Прошёл месяц.
Жаркий, пыльный, будто натянутый резинкой времени, но живой.
Лёха то пропадал на неделю,
то возвращался и устраивал марафон веселья: кино в подвале, уличные концерты, стритбол с судьями из алкашей.
Паша — тренировался. Сам с туманом без учителей.
Он пытался не вспоминать. Но в ударах было слишком много сдерживаемого.
Ира — иногда ругалась на беспорядок,
иногда замирала, глядя в зеркало.
Они съехались. Без пафоса. Просто… стали дышать в одном ритме.
Сейчас они сидели втроём в кафе.
Металлический столик. Запотевшие стаканы. Лёгкий ветер.
Солнце било в плечи, как ласковая пощёчина.
Музыка играла где-то в колонке.
Люди ходили — обычные.
И туман, казалось, отступил.
Они болтали.
О том, чтобы выбраться.
О юге.
О море.
О воде, которая не искажает лица.
— А вы когда-нибудь были у моря? — спросила Ира.
— Только на открытках, — сказал Паша.
— Я однажды… — Лёха замолчал. — Или не я. Может, сон. Всё перемешано.
Паша усмехнулся:
— Ты вообще где был на прошлой неделе?
— Смотрел на мир через бутылку. Там всё логичнее.
— Ты как будто… срываешься, потом возвращаешься.
Лёха подмигнул:
— А ты как будто всё ещё не отпустил то, что держит тебя за горло.
Ира взглянула на них — в этом взгляде было и тепло, и легкое непонимание.
И тут…
Лёха замер.
Смотрел на улицу.
За стеклом, вдоль дороги, прошёл кто-то.
Медленно.
Один.
В сером.
Словно вынырнул из плохого сна.
Ян.
— Это... не он? — спросил Лёха, чуть тише, чем обычно. —
Не Ян ли это, Паш?
Паша обернулся.
Замер.
Он встал так резко, что стул скрипнул.
Сердце ухнуло вниз.
— Это он… это точно он.
Он уже хотел было рвануть через улицу —
но что-то остановило.
Он повернулся к Лёхе:
— Откуда ты его знаешь?
Лёха не сразу ответил.
Он смотрел в ту сторону, откуда Ян уже исчезал за углом.
Потом перевёл взгляд на Пашу —
спокойно.
Слишком спокойно.
— А ты говорил, что он — просто знакомый.
Паша нахмурился.
— Лёх… откуда?
Лёха выдохнул.
Медленно.
Как будто что-то тяжёлое прошло сквозь него.
— Может… я просто его где-то видел.
Город — маленький. А мы с тобой — слишком живые, чтобы оставаться незамеченными.
Лёха сделал последний глоток воды. Поставил стакан на стол.
Улыбнулся, но как-то... не по-летнему.
— Лето ещё не кончилось, — сказал он. —
Но я бы на вашем месте не расслаблялся.
Он встал.
Резко. Не как обычно.
Не с ленцой, не в развалочку.
Как будто что-то включилось.
— Куда ты? — спросил Паша, тоже поднимаясь.
Лёха уже шагал прочь, не оборачиваясь:
— Надо догнать. Парень странный. Может, нужна помощь.
— Ты его знаешь! — бросил Паша. —
Лёха, стой! Эй!
Лёха не ответил.
Стал лишь точкой в солнечном мареве улицы.
Быстрой, целеустремлённой точкой, уносящейся за угол, туда, где только что исчез Ян.
Ира медленно повернулась к Паше.
— Он никогда так не уходил.
— Он… никогда так не двигался, — пробормотал Паша. — Ни разу за месяц.
Они оба молчали.
Где-то играл старый трек, кто-то смеялся за соседним столиком.
Но внутри — щелчок.
Что-то пошло по швам.
ИНТЕРЛЮДИЯ IV — «ПЕРЕД БЕЗДНОЙ»
Их было четверо. Не герои. Не боги. Просто выжившие, которые привыкли побеждать. Кирилл, Макс, Серёга, Жека. Их имена были реальными только в мирах, где звуки подчинялись логике. Но за пределами первого — их имена трещали, словно стекло под давлением.
Они прошли семь миров.
Сожгли — три.
В одном — небо было из плоти, в другом — река из боли.
В третьем они нашли храмы, построенные из останков времён.
Они шутили.
Они ели, спали, плевали на страх.
Даже когда веселье резонировало не в лёгких, а в чужих черепах,
они верили:
“Мы можем. Мы сильные. Мы прошли слишком много, чтобы остановиться.”
Но восьмой мир —
не имел пола. Он начался сразу с тьмы. И в этой тьме что-то стояло. Он выглядел, как белка. Это был факт. Не символ, не искажение. Белка. Только в её глазах отражались кладбища. А в её лапах — не когти, а строки. Руны. Приказы. Проклятия. Она была стражем. Стражем фиолетового, того, чьё имя не произносили даже умирая. Когда Жека пошёл вперёд — он исчез.
Без вспышки. Без крика.
Просто — ткань его сущности скрутилась и исчезла, как дым, вдохнутый назад.
Макс и Серёга среагировали.
Ошиблись.
Их тела остались, но чувства убежали.
Никто не кричал.
Только Кирилл шёл.
Он пытался понять.
Не сразиться — понять.
Но понимание —
здесь не работало.
Белка говорила.
Не словами.
Через структуры. Через холод. Через изломы ткани мира.
"Ты — слеп.
Ты не видишь.
Ты не был выбран.
Ты не знаешь,
что ты несёшь в себе."
И тогда —
началось падение.
Падение
Не в яму.
Не в бездну.
А в расслоение.
Миры начали отказываться.
Не от тела — от сути.
Один мир вытолкнул его кожей наружу.
Другой — растянул его голос на километры.
Третий — сжал его имя до крика, который никто не слышал.
А четвёртый — позволил жить.
Худший из них.
В том мире не было языка.
Только влажный шёпот,
в котором никто не говорил — но все слушали.
Кирилл — уже не Кирилл.
Он шёл, чтобы не умереть.
Он умирал, чтобы не исчезнуть.
Завел дневник, что бы не забыть.
День 1
Я выжил.
Я здесь.
Этот мир… он не двигается, но всё в нём меняется.
Гравитация срабатывает только, если смотреть вверх.
Кислород — почти есть, но вкус у него, как у холодной крови.
Моё тело работает. Раны затягиваются.
Ментально — разбит, но в себе.
Макс, Серёга, Жека.
Они погибли.
Не исчезли. Погибли.
Я видел, как.
Я в порядке.
Пока что.
День 2
Убил первую тварь.
Измерения у неё не совпадали с моими — её когти были в одной плоскости, а глаза — в другой.
Она кричала не мне — сверху.
Но сдохла.
Питаюсь плотью. Не горжусь.
Понимаю, что это — не разлом.
Это… ниже.
День 3
Нашёл остатки “места”.
Не постройка. Мысль.
Выглядело как комнатный угол, но внутри был лес.
Стал видеть тени в отражении ног.
Не моих.
Ночью не спал.
Кожа вибрировала.
Сон ломал пальцы.
Но я ещё я.
Я — Кирилл.
Я.
Есть.
День 5 (или 4?)
Потерял след дат.
Записи — рвутся.
Мир меняет структуру, когда не смотришь.
Поймал себя на том, что разговариваю с голосом Макса.
Он смеётся, как раньше.
Но смеётся моим ртом.
День 6
Бессонница.
Зрение уходит.
Слышу музыку.
Нет ушей — а слышу.
Писал одно слово 83 раза: “пульс”.
Почему?
Кажется, я стал мягче.
Физически.
Кости — как крошки.
Сжимаю пальцы — и они крошатся,
но через час — снова на месте.
День (нет даты)
Меня нет.
Но что-то пишет.
Я — не я.
Но движение есть.
Жека сказал бы: “Ты, Кирюха, на отходниках, братан.”
А потом его голова бы смеялась.
Макс просит простить.
За что?
Он же жив?
Нет.
Жив.
Нет.
Последняя запись
Я уже говорил —
туман не даёт силы.
Он даёт вектор.
Если ты это читаешь —
значит, ты ещё цел.
Беги.
Или становись мной.
Глава 20 — Тонкая граница
Поцелуй был короткий.
Тёплый.
Словно глоток чая, пока за окнами бушует всё, что ты пытаешься не пускать внутрь.
— Мне надо, — сказал Паша.
Глаза Иры — немного испуганные, но понимающие.
Она не остановила.
Только кивнула.
Он развернулся, быстро нырнул в толпу,
с каждым шагом заскакивая обратно в реальность, от которой пытался сбежать весь месяц.
Паша шёл, не торопясь, но точно.
Он знал, как двигаться, чтобы не быть замеченным.
За спиной — лето, шум, запах кофе и тостов.
Впереди — город, который снова начинал скрипеть, как перегруженная конструкция.
Он увидел Лёху.
Тот шёл быстро, но не бежал.
Уверенно, как человек, которому не впервые выслеживать кого-то.
С плеч соскользнул флер поэта и идиота.
Осталась пустая спина в тени.
«Ты же не просто трепло…
Ты кого-то мне напоминаешь…» — подумал Паша. —
«Только кого?..»
Ян шёл впереди — на пару кварталов.
В сдержанной походке была странная отрешённость.
Он не оглядывался. Не выглядел напряжённым.
Словно знал, куда идёт.
Словно не сам шёл, а его вели.
Паша напрягся.
«Он изменился… сильно. Идёт как чужой.»
«И не в гильдию. Куда тогда?..»
Ян подошёл к одному из полуразрушенных промзонных ангаров.
У ворот стояли четверо.
Трое — мужчины. Одна — женщина.
Одеты просто, но… что-то в осанке, в взглядах — непохожее на “копателей”.
Слишком слаженные. Слишком тихие.
— Ты новенький? — спросил один, высокий, с глазами цвета ржавчины.
— Да, — ответил Ян.
— Кто направил?
— Сказали — “Переход 7. Южная связка.”
— Проверено?
Короткий взгляд между ними.
Кивок.
— Подходит. Будем рады. Ресурсов много, лишние руки — не помешают.
“Какой чёрт возьми юг? Какие переходы?..” — Паша замер за углом.
С крыши ангара его всё это время наблюдал Лёха.
Точнее — уже не Лёха.
На его руке — уже появились фрагменты костюма:
первый — темный налокотник с мягкими вставками,
второй — наспинный крепёж для клинка,
внутри жил свет фиолетового и голубого Тумана,
пульсируя глухо, как барабан глубокой воды.
Он не вмешивался. Пока.
Смотрел.
Сканировал.
И ждал.
«Это не просто сбор.
Это щупальце.
Часть сети.
Если Ян вляпался…
вынуть его будет сложно.
Если он сам — часть…
вынимать будет бесполезно.»
Он почти не дышал.
Маска не требовалась. Ещё нет.
Он повернул за угол —
и Лёхи не было.
Как будто его вычеркнули.
«Блядь…»
Но Ян остался.
И с ним — эта группа.
Паша собрался. Подтянул капюшон.
И вышел из тени.
— Ян?.. — негромко, но чётко.
Ян обернулся.
Медленно.
Словно звук проходил сквозь воду.
Глава 21 — Под ногами нет земли
Ян обернулся.
Паша встал прямо напротив него.
Он узнал лицо.
Но не глаза.
В этих глазах не было растерянности.
Не было мягкости.
Только целенаправленный огонь.
Одержимость.
Голод.
— Ян… ты…
— Привет, Паш.
Голос — как будто сквозь гул.
Ровный. Спокойный. Почти без эмоций.
— Что ты тут делаешь? Кто они вообще?
Что с «Орхидеей»? и с ребятами?
н моргнул. Улыбнулся. Тихо. Без тепла.
— Они мертвы.
Все.
Паша замер.
— Я…
— Не я их убил, Паш.
Не Ворон.
Туман.
Он подошёл ближе.
Не угрожающе. Но как человек, который больше не считает себя маленьким.
— Пока ты бухал. Танцевал.
Я копал. Искал.
Работал. Ради твоей мечты, Паха.
Свалить отсюда.
Ты ж хотел?
На море, где нет этих чудищ?
Я нашёл путь.
И он — тут.
Разлом. Подземелье. Портал. Как хочешь называй.
Там ключи. Там ресурсы. Там сила.
— Я всё ещё помню, как ты говорил:
“Я не герой. Я просто хочу жить.”
— Так вот, брат.
Я делаю это ради тебя.
Ради нас.
Паша сжал кулаки.
Он не знал, злиться ли, плакать
или обнять его.
— Ты следил за мной?
— Конечно, — ответил Ян. —
Пару раз убрал тех, кто пришёл за тобой.
И за ней.
Ты просто не знал.
Я наблюдал.
И ждал.
Когда ты снова захочешь бороться.
Позади зашевелились те, кого он встретил.
Один из них — лысый, с татуировкой на затылке — сказал:
— Время вышло. Мы двигаемся.
Ты с нами? Или пялишься дальше?
Паша глянул на него. Потом на Яна.
Ян лишь кивнул.
— Тебе надо увидеть.
Только тогда ты поймёшь.
Пойдём, Паха.
Ты нужен.
Паша не ответил.
Он просто шагнул вперёд.
ыше, на одной из труб, в тени дымки, стоял он.
Уже в полном снаряжении.
Маска — на лице.
Линии — пульсируют.
Ни слова. Ни звука.
Он тень.
Оружие.
«Разлом тёмных эльфов.
Хм. Название, чтобы заманить.
Но там не миф.
Там —
прожорливая ткань погибших реальностей.
И эти пацаны даже не понимают, что идут не за ресурсами…
а на жертвоприношение.
Он двинулся следом.
Тихо. Чётко.
Готовый к тому,
что в этот раз будет не тренировка.
А вырезка.
Подземелье начиналось в заброшенном шлюзе, некогда служившем частью старой бункерной системы.
Но метр за метром стены становились другими.
Материал сменялся на плоть неизвестной материи, что слабо пульсировала, как дыхание чего-то спящего.
Воздух — не воздух.
Он был густым, кислым, и будто внутри него дрожали звуки, которых никто не произносил.
Дышать им — всё равно что вдыхать чужое воспоминание о чьей-то смерти.
— Маски, — бросил один из опытных.
Они достали фильтрационные модули, кто-то — противогазы, двое надели капюшоны со встроенными дыхательными амулетами.
Паша возился, надевая тактический респиратор.
Ян — уже застёгивал шейный уплотнитель,
а на его лице под маской было не беспокойство, а… возбуждение.
— Что это за хрень? — пробормотал Паша.
— Это не просто ядовитый воздух, — ответил кто-то. —
Это среда. Она тебя потихоньку сжирает изнутри.
Глава 22 — Порог чужого мира
Шлюз захлопнулся за их спинами с сухим, почти биологическим звуком —
словно в пустой желудок упала кость.
Они стояли на пороге.
Пол — не пол.
Он реагировал на шаги, но не издавал звуков.
Скорее — впитывал.
Как губка из полупрозрачного стекла, где внутри текли пульсирующие фрактальные линии.
Воздух был густым, ядовитым, словно собран из недосказанных слов.
В нём витали ошибки памяти, чужие страхи и шум чьих-то умерших мыслей.
Каждый вдох даже сквозь маску отдавался звенящей рябью в ушах.
Чуть дышишь — и уже чувствуешь, как с языка срывается не твоё имя.
Над головой — потолок из плотной тьмы, изломанный, как изношенная перчатка богов.
Он не нависал. Он ждал.
Их было семеро.
Официально.
Но тень восьмая скользнула вместе с ними.
Молча.
Пока те надевали маски, проверяли фильтры,
один из них — с обвисшей сумкой —
заметил странный излом света,
но моргнул — и ничего не было.
Максим уже был внутри.
Он слился с тенями.
Новая способность, отточенная до шепота.
Сейчас он — не человек.
Он щель между реальностями.
Пульс в стене.
Молекула за спиной.
«Это не просто разлом.
Это не вход. Это ловушка.
Ловушка для пернатых»
Он скользил за ними.
Неизвестный.
