Пиршество продолжалось. На душе было светло и спокойно. Благодаря доброте капитана опергруппы МВД я позволила себе, наконец, расслабиться – и не волноваться за мужа. Правда, временами в голову закрадывалась неприятная мысль о том, что вернувшись домой, мне предстояло выслушать его недовольства, но я старалась не задерживаться на ней, а наслаждаться своим вечером.
По окончании банкета я тепло попрощалась со всеми гостями и лично поблагодарила нового министра за устроенное торжество. Он, уже изрядно выпивший, галантно поцеловал мне руку, назвав наипрекраснейшей из женщин, и, слегка заплетающимся языком, пожелал удачи на службе.
Метролог и моя бывшая начальница покинули праздник чуть раньше, а вот репортёры, наоборот, задержались, чтобы взять интервью у оставшихся гостей.
Я вышла на улицу вместе с итальянцем. Он, как и многие, немного пригубил спиртных напитков, но держался уверенно и сдержанно.
– Прошу в карету, моя королева! – театрально раскланялся он, открывая передо мной дверцу машины.
– Я только заберу букет, а домой поеду на такси. Простите, – мягко улыбнулась я.
– Но как же так? – в его голосе промелькнуло разочарование.
– Вы ведь сами сказали: жизнь – это шахматная партия. Если мой муж увидит нас вместе из окна, особенно этим вечером, то у него появится существенное преимущество на доске, а я бы не хотела этого.
Мужчина понимающе кивнул и усмехнулся.
– Что именно Вы собирались обсудить со мной, оставшись наедине? – спросила я его.
– Скажите, Вы верите в то, что полковник смирится с новой должностью? Что он сдастся на милость министра и будет тихо курировать центр на расстоянии?
– Нет, – покачала я головой. – Он упрям и никогда не отступает добровольно. Во–первых, муж бесконечно любит свой центр и на него променяет весь мир. А во–вторых, должность координатора – это, по сути, административная работа, а полковник – оперативник до мозга костей. Он будет бороться за полный контроль над кинологическим центром.
– Как Вы думаете, с чего он начнёт?
– Первым делом – потребует вернуть ему акции. Тот самый контрольный пакет, который он когда–то временно переписал на меня, чтобы учреждение не оказалась в лапах адмиральской дочери.
– И Вы намерены их вернуть? – прозвучали нотки упрёка в его, обычно, ровном голосе.
Я подошла вплотную к иностранцу и вгляделась ему прямо в глаза:
– А что я могу, синьор–акционер? Между нами была устная договорённость. Передача была временной.
– Но юридически владелица – Вы!
– Юридически, да. Но как я, как женщина, могу воспротивиться мужу?
– Видите, вы снова употребляете слово «воспротивиться». Именно об этом я говорил за столом. Вы воспринимаете мужа как высшую власть. А потому внутренне уже готовы к борьбе и к обороне.
– А как я должна воспринимать его, синьор–акционер? Мой супруг не мягкий, не белый и не пушистый. Он – доминант, глава семьи, и его слово – закон, особенно в том, что касается кинологического центра. Как Вы себе представляете мой отказ такому человеку? Отказ в том, что по праву принадлежит ему.
– Подумайте о муже не как о человеке, обладающем над вами властью, а как о партнёре по шахматной партии. Не угроза, а противник по игре. Проанализируйте его слабости на текущий момент, и сделайте тонкий ход: потяните время, как можно дольше, не возвращайте контрольный пакет ни в коем случае! За этот период я постараюсь придумать манёвр, по итогам которого акции останутся при Вас, но Вы при этом не пострадаете.
– Ничего у нас не получиться, синьор акционер. Полковник вернёт себе акции, даже если не прямо сейчас, то потом. Тянуть время – не выход!
– Послушайте меня внимательно, – ласково взял он меня за плечи. – Если полковник вернёт активы, он вернёт себе и всю власть над центром. Не формально, но – по сути. Потому что контрольный пакет позволяет не просто сидеть на собраниях. Он даёт право вмешиваться в текущие решения, менять регламент, проводить перестановки, отменять поручения. Он сможет влезать в оперативную работу: давать указания по кадрам, по заказам, по закупкам, по собакам, по людям. Ваш муж избавится от меня, потому что я – Ваш союзник, а инновации отменит, тем самым потянув центр назад или заморозив во времени. Он отстранит Вас от принятий решений не из вредности, а потому что считает, что «знает лучше». И всё, чего Вы добились за этот год, муж будет расценивать как временную ошибку, которую необходимо исправить. Вы добились послушания сотрудников и выстроили отношения с акционерами, клиентами, спонсорами. Простите, но впервые за долгие годы у Вас появилось лицо, а не ярлык «супруга руководства». Но если Вы позволите мужу вернуть себе власть, то случится следующее: на дверях кабинета начальника будет Ваша фамилия, но люди почувствуют, что приказы идут от полковника. И в их глазах Вы исчезнете, как уважаемая личность и станете не просто женой начальника, а – его тенью, которая являясь руководством, ступает за мужем. Такого в бизнесе не понимают, не забывают, и не прощают. Выбирайте, синьора: руководить или присутствовать. Пришло время играть по–крупному!
Я внимательно слушала акционера. Где–то смущалась и краснела, где–то злилась сама на себя, а где–то хотела ударить его за правду. Когда он закончил свою речь, я помолчала пару секунд, по–прежнему глядя ему прямо в глаза, а потом мой голос прорвался.
– Впервые слышу, чтобы Вы, вот так в открытую, настраивали меня против супруга, а его действия осуждали.
– Критиковать другого мужчину может только тот, кто хочет казаться лучше. А мне это ни к чему. Но я бы не хотел, чтобы следующий ход полковника выбил Вас из игры. Помните, что мы с Вами на одной стороне шахматной доски, синьора.
– Я поразмыслю над тем, что Вы мне сказали!
– Grazie, signora! Благодарю! Исполните каприз своей души, а не приказ супруга!
Я села в такси, устроив на коленях роскошный букет алых роз, подаренный мне итальянцем. Осторожно прижимая его к себе, я улыбалась каждому лепестку, словно чему–то бесконечно ценному и хрупкому. Я проводила пальцами по мягким бархатным краям, и вдыхала тонкий, едва уловимый аромат аккуратных бутонов.
– Тебе, лейтенант, наверное, невдомёк, почему эти цветы были такими важными для меня. Я объясню. Муж редко баловал меня вниманием, считая подарки пустой тратой денег и времени, а мне, как и любой женщине, хотелось приятностей и заботы. Возможно, прозвучит по–детски, но этот пышный букет невольно делал меня счастливой. В тот значимый день, когда звучали тосты в честь моего повышения, я была, прежде всего, офицером – и это наполняло гордостью. Но именно этими цветами акционер напомнил мне о моей женской сути, с её мечтами, с трепетом в душе, с хрупкой уязвимостью – качествами, которым не было места в военизированных органах. Поэтому этот букет согревал меня особенно сильно.
– Рискованный жест со стороны иностранца, – выразил я своё мнение на слова бывшей начальницы. – Другие дамы, занимаясь исконно мужским ремеслом, могли бы воспринять это как оскорбительный намёк на то, что они первостепенно женщины, а потом уже офицеры.
– Всё зависит от умысла дарящего, – задумавшись, ответила майор. – Итальянец знал меня, наблюдал мою мягкость и чувственность, которую я старалась не терять даже в погонах. Своим подарком он подчеркнул, что я была сильной и одновременно нежной, а я была вовсе не против оставаться такой.
Несмотря на радость от букета и торжественного дня, в груди всё сжималось от мысли о том, что я возвращалась домой. Я знала наверняка, что муж будет не в настроении. Болезнь делала его уязвимым, а потому мне предстояло набраться терпения и продержаться спокойно остаток вечера, дабы не спровоцировать у него вспышку гнева. И всё же во мне кипела злость за то, что супруг не остался на праздник, заставив меня чувствовать себя виноватой и жалкой, ведь все испытывали ко мне сочувствие.
В голове я прокручивала разговор с итальянцем об акциях, которые муж потребовал бы с меня рано или поздно. Акционер, конечно, был прав, и допускать болеющего полковника до власти было нельзя. Я должна была удержать бразды правления центром, ради себя самой и ради тех, кто трудился на его благо. Мой ход в этой партии должен был быть осторожным и мягким, но действенным и точным. Я ведь тоже неплохо разбиралась в шахматах, лейтенант.
Машина свернула на знакомую улицу, и моё сердце дрогнуло. Вскоре мне предстояло войти в нашу квартиру и встретиться лицом к лицу со своим противником в нелёгкой игре за центр кинологии.
Отперев входную дверь, я столкнулась с полумраком и тишиной. Я ступила в прихожую на цыпочках, будто поздний гость, хотя всё ещё была хозяйкой этого дома.
Полковник сидел в кресле у окна. Свет напольной лампы падал на его лицо, заостряя сердитость в усталых глазах. Он недовольно крутил кольцо на безымянном пальце, а на столе возле него стояла пустая бутылка шотландского виски и два гранёных стакана, говорившие о визите капитана МВД. Супругу нельзя было пить, но я решила промолчать об этом.
– Ну что, нагулялась? Веселье закончилось? – проговорил муж ледяным голосом.
– Да. Всё было организовано на высшем уровне и прошло достойно. – Я сняла туфли и поставила их аккуратно в прихожей. – Ты должен был быть там.
– Я был там не нужен, – ответил он отстранённо. – Моё повышение было показным. На самом же деле я списан, и больше не являюсь ни почётным офицером, ни лицом собственного учреждения. Больной старик, который не способен не на что, кроме как бумажки перекладывать из кучки в кучку. Только сказать это прямо мне в лицо никому духа не хватило.
– Ты неотъемлемая часть центра, ведь ты его основатель, и все это помнят и знают. Кроме того, ты по–прежнему руководишь своим детищем, ставя цели и контролируя процессы.
На кухне я поставила розы в вазу с водой, а после принесла в гостиную и осторожно поправила стебли, любуясь бутонами.
Супруг усмехнулся и посмотрел на меня.
– От кого букет?
– Коллега поздравил с новым званием, – тихо ответила я.
Он злобно кивнул.
– Коллега? Этот твой акционер? Он ведь с букетом на официальную церемонию явился. Невежда! Инноватор чёртов, который ничего не понимает в службе, но запускает руки в моё дело? – голос супруга наполнился яростью. – Его цветы ты принесла в мой дом?
– Это наш дом! – перевела я взгляд на полковника. – Он просто поздравил меня.
– Ты уже отняла у меня центр, теперь квартиру пытаешься присвоить?
Испытав обиду от его вредных слов, я горько сглотнула.
– А кто её оплачивал, пока ты был под следствием? Куда бы ты вернулся, если бы не я?
– «Не я», – со злостью покачал он головой. – Настоящей офицерше не дарят цветы, и она их не принимает. – Снова перевёл он тему на букет. – Ты же взяла себе и домой посмела принести!
– Ты серьёзно? Ты устроишь сцену из–за цветов? Это же обычный знак внимания женщине в праздничный день!
– Не из–за них! Из–за того, что ты ставишь меня в дурацкое положение перед всеми. Как и всегда, – вспыхнул муж. – Акционер нарочито демонстрирует свою близость с тобой, а ты потакаешь его прихоти! Эти цветы – символ того, что между вами большее, чем просто работа!
– Эти цветы символ того, что у меня был важный день и знаменательное повышение! Может, мне и в парадной форме домой возвращаться не стоило, раз она тоже напоминает о празднике?
Муж резко вскочил с кресла и ткнул пальцем мне в лицо.
– Не выводи меня из себя! Ты понятия не имеешь, насколько близка к этому!
– Ты злишься не на меня, – сказала я спокойным тоном, хотя внутри дрожала от волнения и гнева за его слова. – Ты злишься на то, что утерял часть контроля над центром, но это же…
– А кто, по–твоему, будет рулить оперативной работой, если не я? – перебил он с нарастающим раздражением.
– Никто не жалуется на моё руководство, – старалась я держаться ровно. – За время, что я стояла у штурвала, центр нашёл новых спонсоров, мы расширили клиентскую базу, ввели новые услуги…
– Да брось! Базу клиентов вы набили партнёрской программой твоего итальянца – «приведи друга, и оба получите конфетку». Половина этих клиентов одноразовые: конфетку съели, а завтра и след их простынет. А перевозки по воде – это вообще вынужденная мера после того, как ты наломала дров с Бугаем и моей бывшей. Ты просто заткнула дыру, а не развила что–то новое!
– Почему ты всегда меня унижаешь? – не выдержала я, чувствуя, как набухает горло от обиды. – Неужели так сложно хоть раз похвалить?
– Хвалят за настоящие поступки!
– Знаешь что? Да пошёл ты! – сорвалось у меня. – Если бы не я, ты бы сейчас сидел в СИЗО или уже мотал срок в колонии за нападение на министра. А даже если бы вышел, то со штампом о судимости, и тебя близко к МВД не подпустили бы! Я вытащила тебя из глубокой ямы невозврата к службе, а ты, повышенный в чине и должности, даже спасибо нормально не сказал! Только стоишь и критикуешь, вредничая мне!
– Спасибо?! – сделал он угрожающий шаг на меня. – Да если бы ты не крутила роман с чиновником, ничего этого не случилось бы!
– Роман начался, потому что ты выставил меня из дома, поверив старому полковнику.
– Ты могла ночевать в моём кабинете в кинологическом центре, однако выбрала комфорт с министром.
– Я не собака, чтобы жить в конуре!
– А я не пёс, чтобы, когда стал ненужным, меня вышвырнули из собственного центра сапогом!
– Я в этом не виновата! Так новый министр решил!
– Всё из–за тебя! – рявкнул муж, уже не контролируя себя. – Из–за тебя я избил министра, из–за тебя попал в СИЗО, из–за тебя инсульт схватил, зная, что он с тобой сделал!
– Наконец–то ты высказал всё, что думаешь! А то твердил, что благородно не вешал на меня вину за случившееся. Только верилось с трудом, – подчеркнула я, горя от обиды и боли.
– А разве я не прав? Всё было бы спокойно в нашем доме, если бы ты ноги не раздвигала всем подряд: Пехотинцу, министру, теперь вот итальянцу! Винишь меня в том, что ребёнка потеряла?! Да это Бог тебя наказал за прелюбодеяния!
– Не смей так говорить о моём малыше! – затрясло меня от услышанных слов. – Понял? Никогда! – ударила я мужа в грудь, и он отпрянул, внезапно осознав, что перешёл черту. – Я не спала с акционером, и ты прекрасно это знаешь по вчерашней ночи! У меня не было мужчин, и ты не мог не почувствовать это!
– Не изменяла, значит изменишь! Ты не умеешь по–другому, – более спокойным тоном, но по–прежнему язвительно продолжил он.
– Ты меня сейчас шлюхой назвал? Ты, считающий, что секс – это плата за услугу? Ты трахнул майора–юриста, чтобы она устроила меня в академию. Ты спал с Отвёрткой, пока я сидела в тюрьме. И ты мне лекции о морали читаешь?!
– Рот закрой! И марш в постель!
– Я больше не подчиняюсь твоим приказам! Это время прошло. Пока ты отсутствовал, я выросла и стала самостоятельной! Теперь мы на равных, полковник! Смирись!
Он схватил меня за плечо и поволок к душевой. Открыв дверь ванной комнаты, втолкнул меня в неё и, сдёрнув с крючка полотенце, швырнул мне его прямо в лицо.
– Вымойся, надень домашнее, и в постель, ясно?! Пьяная, несёшь тут чушь: слушать больше не могу и запах этот от тебя терпеть! Сейчас же, я сказал!
Супруг захлопнул дверь, да так, что в ванной дрогнули стены. Я прижала к груди брошенное мне полотенце, и ощутила, как пот от напряжения с волнением потёк по позвоночнику, а в душе всё заклокотало от боли и огорчения.
По окончании банкета я тепло попрощалась со всеми гостями и лично поблагодарила нового министра за устроенное торжество. Он, уже изрядно выпивший, галантно поцеловал мне руку, назвав наипрекраснейшей из женщин, и, слегка заплетающимся языком, пожелал удачи на службе.
Метролог и моя бывшая начальница покинули праздник чуть раньше, а вот репортёры, наоборот, задержались, чтобы взять интервью у оставшихся гостей.
Я вышла на улицу вместе с итальянцем. Он, как и многие, немного пригубил спиртных напитков, но держался уверенно и сдержанно.
– Прошу в карету, моя королева! – театрально раскланялся он, открывая передо мной дверцу машины.
– Я только заберу букет, а домой поеду на такси. Простите, – мягко улыбнулась я.
– Но как же так? – в его голосе промелькнуло разочарование.
– Вы ведь сами сказали: жизнь – это шахматная партия. Если мой муж увидит нас вместе из окна, особенно этим вечером, то у него появится существенное преимущество на доске, а я бы не хотела этого.
Мужчина понимающе кивнул и усмехнулся.
– Что именно Вы собирались обсудить со мной, оставшись наедине? – спросила я его.
– Скажите, Вы верите в то, что полковник смирится с новой должностью? Что он сдастся на милость министра и будет тихо курировать центр на расстоянии?
– Нет, – покачала я головой. – Он упрям и никогда не отступает добровольно. Во–первых, муж бесконечно любит свой центр и на него променяет весь мир. А во–вторых, должность координатора – это, по сути, административная работа, а полковник – оперативник до мозга костей. Он будет бороться за полный контроль над кинологическим центром.
– Как Вы думаете, с чего он начнёт?
– Первым делом – потребует вернуть ему акции. Тот самый контрольный пакет, который он когда–то временно переписал на меня, чтобы учреждение не оказалась в лапах адмиральской дочери.
– И Вы намерены их вернуть? – прозвучали нотки упрёка в его, обычно, ровном голосе.
Я подошла вплотную к иностранцу и вгляделась ему прямо в глаза:
– А что я могу, синьор–акционер? Между нами была устная договорённость. Передача была временной.
– Но юридически владелица – Вы!
– Юридически, да. Но как я, как женщина, могу воспротивиться мужу?
– Видите, вы снова употребляете слово «воспротивиться». Именно об этом я говорил за столом. Вы воспринимаете мужа как высшую власть. А потому внутренне уже готовы к борьбе и к обороне.
– А как я должна воспринимать его, синьор–акционер? Мой супруг не мягкий, не белый и не пушистый. Он – доминант, глава семьи, и его слово – закон, особенно в том, что касается кинологического центра. Как Вы себе представляете мой отказ такому человеку? Отказ в том, что по праву принадлежит ему.
– Подумайте о муже не как о человеке, обладающем над вами властью, а как о партнёре по шахматной партии. Не угроза, а противник по игре. Проанализируйте его слабости на текущий момент, и сделайте тонкий ход: потяните время, как можно дольше, не возвращайте контрольный пакет ни в коем случае! За этот период я постараюсь придумать манёвр, по итогам которого акции останутся при Вас, но Вы при этом не пострадаете.
– Ничего у нас не получиться, синьор акционер. Полковник вернёт себе акции, даже если не прямо сейчас, то потом. Тянуть время – не выход!
– Послушайте меня внимательно, – ласково взял он меня за плечи. – Если полковник вернёт активы, он вернёт себе и всю власть над центром. Не формально, но – по сути. Потому что контрольный пакет позволяет не просто сидеть на собраниях. Он даёт право вмешиваться в текущие решения, менять регламент, проводить перестановки, отменять поручения. Он сможет влезать в оперативную работу: давать указания по кадрам, по заказам, по закупкам, по собакам, по людям. Ваш муж избавится от меня, потому что я – Ваш союзник, а инновации отменит, тем самым потянув центр назад или заморозив во времени. Он отстранит Вас от принятий решений не из вредности, а потому что считает, что «знает лучше». И всё, чего Вы добились за этот год, муж будет расценивать как временную ошибку, которую необходимо исправить. Вы добились послушания сотрудников и выстроили отношения с акционерами, клиентами, спонсорами. Простите, но впервые за долгие годы у Вас появилось лицо, а не ярлык «супруга руководства». Но если Вы позволите мужу вернуть себе власть, то случится следующее: на дверях кабинета начальника будет Ваша фамилия, но люди почувствуют, что приказы идут от полковника. И в их глазах Вы исчезнете, как уважаемая личность и станете не просто женой начальника, а – его тенью, которая являясь руководством, ступает за мужем. Такого в бизнесе не понимают, не забывают, и не прощают. Выбирайте, синьора: руководить или присутствовать. Пришло время играть по–крупному!
Я внимательно слушала акционера. Где–то смущалась и краснела, где–то злилась сама на себя, а где–то хотела ударить его за правду. Когда он закончил свою речь, я помолчала пару секунд, по–прежнему глядя ему прямо в глаза, а потом мой голос прорвался.
– Впервые слышу, чтобы Вы, вот так в открытую, настраивали меня против супруга, а его действия осуждали.
– Критиковать другого мужчину может только тот, кто хочет казаться лучше. А мне это ни к чему. Но я бы не хотел, чтобы следующий ход полковника выбил Вас из игры. Помните, что мы с Вами на одной стороне шахматной доски, синьора.
– Я поразмыслю над тем, что Вы мне сказали!
– Grazie, signora! Благодарю! Исполните каприз своей души, а не приказ супруга!
Глава 54. Начальница и(ли) жена
Я села в такси, устроив на коленях роскошный букет алых роз, подаренный мне итальянцем. Осторожно прижимая его к себе, я улыбалась каждому лепестку, словно чему–то бесконечно ценному и хрупкому. Я проводила пальцами по мягким бархатным краям, и вдыхала тонкий, едва уловимый аромат аккуратных бутонов.
– Тебе, лейтенант, наверное, невдомёк, почему эти цветы были такими важными для меня. Я объясню. Муж редко баловал меня вниманием, считая подарки пустой тратой денег и времени, а мне, как и любой женщине, хотелось приятностей и заботы. Возможно, прозвучит по–детски, но этот пышный букет невольно делал меня счастливой. В тот значимый день, когда звучали тосты в честь моего повышения, я была, прежде всего, офицером – и это наполняло гордостью. Но именно этими цветами акционер напомнил мне о моей женской сути, с её мечтами, с трепетом в душе, с хрупкой уязвимостью – качествами, которым не было места в военизированных органах. Поэтому этот букет согревал меня особенно сильно.
– Рискованный жест со стороны иностранца, – выразил я своё мнение на слова бывшей начальницы. – Другие дамы, занимаясь исконно мужским ремеслом, могли бы воспринять это как оскорбительный намёк на то, что они первостепенно женщины, а потом уже офицеры.
– Всё зависит от умысла дарящего, – задумавшись, ответила майор. – Итальянец знал меня, наблюдал мою мягкость и чувственность, которую я старалась не терять даже в погонах. Своим подарком он подчеркнул, что я была сильной и одновременно нежной, а я была вовсе не против оставаться такой.
Несмотря на радость от букета и торжественного дня, в груди всё сжималось от мысли о том, что я возвращалась домой. Я знала наверняка, что муж будет не в настроении. Болезнь делала его уязвимым, а потому мне предстояло набраться терпения и продержаться спокойно остаток вечера, дабы не спровоцировать у него вспышку гнева. И всё же во мне кипела злость за то, что супруг не остался на праздник, заставив меня чувствовать себя виноватой и жалкой, ведь все испытывали ко мне сочувствие.
В голове я прокручивала разговор с итальянцем об акциях, которые муж потребовал бы с меня рано или поздно. Акционер, конечно, был прав, и допускать болеющего полковника до власти было нельзя. Я должна была удержать бразды правления центром, ради себя самой и ради тех, кто трудился на его благо. Мой ход в этой партии должен был быть осторожным и мягким, но действенным и точным. Я ведь тоже неплохо разбиралась в шахматах, лейтенант.
Машина свернула на знакомую улицу, и моё сердце дрогнуло. Вскоре мне предстояло войти в нашу квартиру и встретиться лицом к лицу со своим противником в нелёгкой игре за центр кинологии.
Отперев входную дверь, я столкнулась с полумраком и тишиной. Я ступила в прихожую на цыпочках, будто поздний гость, хотя всё ещё была хозяйкой этого дома.
Полковник сидел в кресле у окна. Свет напольной лампы падал на его лицо, заостряя сердитость в усталых глазах. Он недовольно крутил кольцо на безымянном пальце, а на столе возле него стояла пустая бутылка шотландского виски и два гранёных стакана, говорившие о визите капитана МВД. Супругу нельзя было пить, но я решила промолчать об этом.
– Ну что, нагулялась? Веселье закончилось? – проговорил муж ледяным голосом.
– Да. Всё было организовано на высшем уровне и прошло достойно. – Я сняла туфли и поставила их аккуратно в прихожей. – Ты должен был быть там.
– Я был там не нужен, – ответил он отстранённо. – Моё повышение было показным. На самом же деле я списан, и больше не являюсь ни почётным офицером, ни лицом собственного учреждения. Больной старик, который не способен не на что, кроме как бумажки перекладывать из кучки в кучку. Только сказать это прямо мне в лицо никому духа не хватило.
– Ты неотъемлемая часть центра, ведь ты его основатель, и все это помнят и знают. Кроме того, ты по–прежнему руководишь своим детищем, ставя цели и контролируя процессы.
На кухне я поставила розы в вазу с водой, а после принесла в гостиную и осторожно поправила стебли, любуясь бутонами.
Супруг усмехнулся и посмотрел на меня.
– От кого букет?
– Коллега поздравил с новым званием, – тихо ответила я.
Он злобно кивнул.
– Коллега? Этот твой акционер? Он ведь с букетом на официальную церемонию явился. Невежда! Инноватор чёртов, который ничего не понимает в службе, но запускает руки в моё дело? – голос супруга наполнился яростью. – Его цветы ты принесла в мой дом?
– Это наш дом! – перевела я взгляд на полковника. – Он просто поздравил меня.
– Ты уже отняла у меня центр, теперь квартиру пытаешься присвоить?
Испытав обиду от его вредных слов, я горько сглотнула.
– А кто её оплачивал, пока ты был под следствием? Куда бы ты вернулся, если бы не я?
– «Не я», – со злостью покачал он головой. – Настоящей офицерше не дарят цветы, и она их не принимает. – Снова перевёл он тему на букет. – Ты же взяла себе и домой посмела принести!
– Ты серьёзно? Ты устроишь сцену из–за цветов? Это же обычный знак внимания женщине в праздничный день!
– Не из–за них! Из–за того, что ты ставишь меня в дурацкое положение перед всеми. Как и всегда, – вспыхнул муж. – Акционер нарочито демонстрирует свою близость с тобой, а ты потакаешь его прихоти! Эти цветы – символ того, что между вами большее, чем просто работа!
– Эти цветы символ того, что у меня был важный день и знаменательное повышение! Может, мне и в парадной форме домой возвращаться не стоило, раз она тоже напоминает о празднике?
Муж резко вскочил с кресла и ткнул пальцем мне в лицо.
– Не выводи меня из себя! Ты понятия не имеешь, насколько близка к этому!
– Ты злишься не на меня, – сказала я спокойным тоном, хотя внутри дрожала от волнения и гнева за его слова. – Ты злишься на то, что утерял часть контроля над центром, но это же…
– А кто, по–твоему, будет рулить оперативной работой, если не я? – перебил он с нарастающим раздражением.
– Никто не жалуется на моё руководство, – старалась я держаться ровно. – За время, что я стояла у штурвала, центр нашёл новых спонсоров, мы расширили клиентскую базу, ввели новые услуги…
– Да брось! Базу клиентов вы набили партнёрской программой твоего итальянца – «приведи друга, и оба получите конфетку». Половина этих клиентов одноразовые: конфетку съели, а завтра и след их простынет. А перевозки по воде – это вообще вынужденная мера после того, как ты наломала дров с Бугаем и моей бывшей. Ты просто заткнула дыру, а не развила что–то новое!
– Почему ты всегда меня унижаешь? – не выдержала я, чувствуя, как набухает горло от обиды. – Неужели так сложно хоть раз похвалить?
– Хвалят за настоящие поступки!
– Знаешь что? Да пошёл ты! – сорвалось у меня. – Если бы не я, ты бы сейчас сидел в СИЗО или уже мотал срок в колонии за нападение на министра. А даже если бы вышел, то со штампом о судимости, и тебя близко к МВД не подпустили бы! Я вытащила тебя из глубокой ямы невозврата к службе, а ты, повышенный в чине и должности, даже спасибо нормально не сказал! Только стоишь и критикуешь, вредничая мне!
– Спасибо?! – сделал он угрожающий шаг на меня. – Да если бы ты не крутила роман с чиновником, ничего этого не случилось бы!
– Роман начался, потому что ты выставил меня из дома, поверив старому полковнику.
– Ты могла ночевать в моём кабинете в кинологическом центре, однако выбрала комфорт с министром.
– Я не собака, чтобы жить в конуре!
– А я не пёс, чтобы, когда стал ненужным, меня вышвырнули из собственного центра сапогом!
– Я в этом не виновата! Так новый министр решил!
– Всё из–за тебя! – рявкнул муж, уже не контролируя себя. – Из–за тебя я избил министра, из–за тебя попал в СИЗО, из–за тебя инсульт схватил, зная, что он с тобой сделал!
– Наконец–то ты высказал всё, что думаешь! А то твердил, что благородно не вешал на меня вину за случившееся. Только верилось с трудом, – подчеркнула я, горя от обиды и боли.
– А разве я не прав? Всё было бы спокойно в нашем доме, если бы ты ноги не раздвигала всем подряд: Пехотинцу, министру, теперь вот итальянцу! Винишь меня в том, что ребёнка потеряла?! Да это Бог тебя наказал за прелюбодеяния!
– Не смей так говорить о моём малыше! – затрясло меня от услышанных слов. – Понял? Никогда! – ударила я мужа в грудь, и он отпрянул, внезапно осознав, что перешёл черту. – Я не спала с акционером, и ты прекрасно это знаешь по вчерашней ночи! У меня не было мужчин, и ты не мог не почувствовать это!
– Не изменяла, значит изменишь! Ты не умеешь по–другому, – более спокойным тоном, но по–прежнему язвительно продолжил он.
– Ты меня сейчас шлюхой назвал? Ты, считающий, что секс – это плата за услугу? Ты трахнул майора–юриста, чтобы она устроила меня в академию. Ты спал с Отвёрткой, пока я сидела в тюрьме. И ты мне лекции о морали читаешь?!
– Рот закрой! И марш в постель!
– Я больше не подчиняюсь твоим приказам! Это время прошло. Пока ты отсутствовал, я выросла и стала самостоятельной! Теперь мы на равных, полковник! Смирись!
Он схватил меня за плечо и поволок к душевой. Открыв дверь ванной комнаты, втолкнул меня в неё и, сдёрнув с крючка полотенце, швырнул мне его прямо в лицо.
– Вымойся, надень домашнее, и в постель, ясно?! Пьяная, несёшь тут чушь: слушать больше не могу и запах этот от тебя терпеть! Сейчас же, я сказал!
Супруг захлопнул дверь, да так, что в ванной дрогнули стены. Я прижала к груди брошенное мне полотенце, и ощутила, как пот от напряжения с волнением потёк по позвоночнику, а в душе всё заклокотало от боли и огорчения.
