Лишу его акций. Отправлю на пенсию. Воспрепятствую изменению регламента. Но до тех пор, пока у меня не будет документов, подтверждающих его махинации, поздравлять с праздниками Вы можете меня открыткой, переданной через секретаря.
– Так точно, – отдала я честь, поняв, что ФСБшник рассердился на негласную просьбу и поставил точку в нашем разговоре.
Мне больше ничего не оставалось, как ждать, когда полковник пройдёт медкомиссию и потребует акции обратно. Надежды на то, что он закроет направление, почти не оставалось. С каждым днём ожидание становилось всё тяжелее. Время будто замедлило ход, оно липло к рукам и растягивалось, как жвачка. Я пыталась держаться, занимала себя делами, но раздражение от бессилия росло.
В последний день медицинской комиссии мужа, я старалась вести себя спокойно, как будто это был самый обычный рабочий вторник. Ни одна эмоция не выдала, что внутри у меня всё сжималось от тревожного ожидания. Он ушёл с утра, даже не сказав, когда вернётся, и всё рабочее время, я думала о вечере, не зная, чего бояться больше – плохих новостей о его здоровье или хороших, которые станут плохими для меня.
Супруг пришёл домой чуть позже меня, и едва переступив порог квартиры, позвал к себе в коридор. На его лице сияла улыбка, а движения были уверенными, такими, которых я давно не видела.
– Ну что, – произнёс он, сбрасывая с плеч дублёнку. – Можешь меня поздравить. Медкомиссию прошёл. Успешно.
– Правда? – я постаралась, чтобы голос звучал радостно.
– Ещё какая! – Муж подхватил меня на руки, усадив себе на талию, и зацеловал. – Врачи зафиксировали положительную динамику. Записали, что состояние стабильное, сосудистая деменция протекает без ухудшений. А по последним обследованиям – даже с лёгким улучшением. Сосудистый тонус восстановился, когнитивные показатели в норме. Сказали, что могу продолжать административную работу в полном объёме.
– Это замечательно, милый, – обняла я его за шею. – Поздравляю.
– Спасибо. Я уже отправил справку в регистратуру МВД. Завтра она будет в системе, через пару дней получу официальный ответ и подтверждение, что скоро мне вернут водительские права, а через время и на оперативную работу восстановят.
– Безумно рада, – голосом всё более напряжённым и грустным повторяла я.
– Тогда добавлю тебе радости. В пятницу состоится внеочередное собрание акционеров в нашем центре, организованное мной.
– А повестка дня? – внезапно оживилась я, а на уголках губ мелькнула искренняя улыбка.
– Говоря обобщённо, совещание будет касаться направления по дрессировке ведомственных собак.
– Что–то важное? – сыграла я в любопытство.
– Просто хочу внести кое–какие изменения, – игриво ответил муж. – Пойдём–ка, ребёночка сделаем! У меня отличное настроение, которое стоит в штанах, – расхохотался он и унёс меня, довольную новостью, в спальную комнату.
Через несколько дней по почте пришёл конверт со штампом МВД. Я сразу вскрыла его. Внутри – официальное подтверждение от инспектора кадрового отдела МВД: «справка о прохождении полковником медкомиссии получена, зарегистрирована и утверждена министром МВД». Министр, - силовик, - поставил подпись и гербовую печать, подтвердив, что состояние полковника признано удовлетворительным, и ему разрешено восстановить водительские права. Копия самой справки не прилагалась, но это меня не смутило. Главное, что состояние мужа признали стабильным.
Радости на той неделе было хоть отбавляй: «и супругу хуже не стало, и направление он, вроде бы, закрыл, а значит, если всё пойдёт по плану, то и акции при мне останутся».
– Мы дождались! В последний момент! – ликовала я пятничным утром в своём кабинете, куда зашёл итальянский акционер.
– А Вы не верили мне! – погрозил он недовольно пальцем. – Я Вашего супруга знаю лучше Вас, синьора! Я был уверен, что из упрямства он закроет направление.
– Впредь буду Вам верить ещё больше, чем сейчас! Но как же я рада! Завтра же свяжусь с силовиком и пошлю ему факсом копию оповещения об изменениях регламента. Теперь конфликт интереса на лицо, и министр запретит супругу владение акциями.
– Именно так! – поцеловал мне руку итальянец.
В дверь тихонько постучала моя секретарь и сообщила, что все уже собрались в зале для совещаний. Незамедлительно мы двинулись туда с акционером и, заняв места по бокам стола, стали ждать прихода полковника, который был организатором собрания и должен был сесть во главе.
Атмосфера в зале была расслабленной. Я слышала, как тихо переговаривались акционеры, сотрудники и спонсоры. Итальянец слегка стучал пальцами по столу, словно пытался отстучать ритм своему нетерпению. Он был воодушевлён, я – тоже.
Дверь открылась, но полковник вошёл в зал не один. За ним последовали трое мужчин в костюмах. На шее у них висел жетон МВД, а в руках были удостоверения. Супруг уселся во главе стола. Его лицо было спокойным, почти умиротворённым.
– Уважаемые сотрудники центра, – начал он. – Сегодняшнее собрание внеплановое. Оно посвящено правомерности функционирования направления по дрессировке ведомственных собак.
Мы с итальянцем переглянулись. Всё шло по плану.
– В адрес комиссии МВД поступила анонимная жалоба от одного из акционеров, – продолжил он. – В ней сообщается о многочисленных нарушениях, допущенных в ходе реализации нового курса в этом направлении – программы с видеосъёмкой тренировочных процессов.
– Какие ещё нарушения? – возмутился глава юридического отдела. – Мы всё оформили по букве закона.
– Помолчите, когда слово держит куратор, – швырнул в него гневный взгляд супруг. – Итак, жалобы поступили на итальянского акционера, который, по результатам предварительной проверки, самовольно вмешивался в оперативное управление направлением, не обладая на то полномочиями.
Иностранец, сидевший напротив меня, побледнел и даже приоткрыл от удивления рот. У меня же сильно застучало сердце в груди – собрание было не о том, о чём предполагалось.
– В отчёте указывается, что синьор итальянец лично нашёл клиентов, вел переговоры с внешними подрядчиками, отдавал распоряжения рекламному и юридическому отделам, а также организовал публикацию в прессе, где курс был представлен как «европейский стандарт». Напомню, что подобное решение противоречит итогам собрания акционеров, на котором продвижение курса под эгидой европейских методик было отклонено большинством голосов. Да, это не нарушение протокола, но явно неуважение к мнению акционеров.
Муж сделал паузу, давая аудитории переварить сказанное, а потом добавил с нажимом:
– Напомню, что в обязанности иностранного поданного – владельца привилегированными акциями, входит организация мероприятий для наших собак, но не прямое влияние на внутреннюю работу центра. Он нарушил иерархию, игнорировал протоколы, и, по предварительным данным, финансировал рекламу в обход бухгалтерии.
Я приподнялась и спокойно, но твёрдо сказала:
– Все его действия были мною санкционированы. Он помогал, как мог, действовал под моим контролем.
Полковник не удивился, так как ждал этого ответа. Он лишь кивнул, глядя на меня с показным сожалением.
– А это уже будет рассмотрено отдельно как признак некомпетентности руководителя. Но речь сейчас не о тебе. Так что сядь на место и не смей противоречить старшему по званию и по служебной иерархии, – осадил он меня за прошлое противоречие, которое, как стало ясно, не забыл.
Муж повернулся к комиссии.
– Прошу начать допросы сотрудников, имевших контакт с итальянским акционером, и собрать данные по всем случаям, где он давал распоряжения. Также проследите, кто из персонала подчинялся его устным приказам. Если будет подтверждено, что гражданин Европы систематически превышал свои полномочия, его доля в уставном капитале будет изъята в пользу государства. Принудительный выкуп в таких случаях регламентирован, особенно когда речь идёт о вмешательстве в деятельность государственных учреждений.
– Вы хотите отнять у меня акции? – переспросил иностранец.
– Не отнять, а изъять – как штраф за превышение полномочий в полугосударственном учреждении, – холодно уточнил полковник, вставая из–за стола. – И ещё, – обратился он к залу. – В связи с тем, что новый проект был реализован при активном участии лица, не обладающего ни профильной квалификацией, ни законными полномочиями, он подлежит пересмотру. Мы не можем исключить, что запуск этого курса изначально имел цель шпионской деятельности итальянца на нашей земле. На это указывает завуалированная подача курса как «европейского стандарта», несмотря на официальное решение акционеров не использовать данную формулировку.
Я почувствовала, как у меня задрожали колени под столом. Полковник развернул атаку с другого фланга, а совсем не с того, с которого мы ждали. И был готов лишить меня самого важного – поддержки итальянского акционера.
Все постепенно покидали зал под надсмотром мужа и комиссии, а мы с иностранцем вышли последними. Он молчал, и только когда мы оказались в коридоре, вне видимости камер, он сказал:
– Полковник меня переиграл, синьора, точно мышка кошку. Простите за это.
Я не ответила, потому что не знала что сказать. Медленным, неуверенным шагом я вернулась в свой кабинет, а, сев в кресло, развернулась к окну. Я наблюдала, как снег падал с серого неба и таял на подоконнике, оставляя за собой грустные мокрые разводы.
Минут через десять я услышала за спиной знакомые шаги – в кабинет вошёл муж. Я поднялась, встретила его взгляд и спокойно подошла ближе.
– Зачем ты это делаешь, полковник?
– Милая жена, до появления этого итальянца мозговым центром в нашей паре был я. Я принимал решения, вытаскивал тебя из бед, просчитывал последствия. Единственной дельной мыслью, изошедшей от тебя за все эти годы, было выкупить акции у генерала. И нет, ты не глупая… ты просто ведомая. Всегда такой была и остаёшься. Ты забыла, что мыслить стратегически я умею не хуже, чем твой макаронник. Я просчитал весь ваш план.
– Не было никакого плана, – нагло врала я, глядя в глаза супругу, но когда он сделал шаг ко мне, отвела взгляд в сторону.
– Уверен, вы хотели сделать вот что: реанимировать направление, которое я давно собирался аннулировать. Но не ради центра, а чтобы вынудить меня пойти на преждевременное закрытие, до отчёта о прибыли. Думали, что я из вредности так поступлю. Вы поставили камеры в зале собраний, надеясь подловить меня на противоречиях, ведь я, как куратор, не имею права вмешиваться во внутреннюю работу центра. Любая моя реплика попала бы в отчёт министру как конфликт интересов. Но я учуял подвох и сыграл в объективность.
Я молчала, чувствуя, как в груди нарастает неприятная тяжесть.
– Первый раунд вы проиграли, и тогда решили ускориться, запустив пилотный проект раньше времени. Именно для этого я и посоветовал запуск программы с середины января. На реакцию вашу хотел посмотреть. И она не заставила себя ждать. Вы решили доказать, что новый курс с видеосъёмкой приносит доход. И с этим отчётом – к министру. Дескать, полковник пытается убрать направление из–за личной выгоды и результатов даже не дождался.
Я покраснела и опустила глаза.
– Как видишь, я пока ещё в своём уме. И далеко не дурак.
– Но зачем мне это было бы нужно? – пыталась я сохранить лицо.
Муж усмехнулся, язвительно и зло:
– Чтобы министр запретил мне владеть активами. Ты хотела оставить акции себе – нагло и беспардонно.
– Я ничего такого не хотела…
– Можешь врать себе сколько угодно. Но я знаю тебя. Ты всегда плела интриги за моей спиной. И акции мои давно уже хотела. И центр мой тоже.
– Мне не нужно это учреждение.
– Значит, нужно что–то другое. И оно связано с ним.
– Это не так! – вспыхнула я, испугавшись, что он каким–то телепатическим образом догадался об аджилити и ферме.
– Хочешь развестись – пожалуйста. Но сначала вернёшь мне акции. И на стол положишь заявление о добровольном увольнении. Тогда – свободна идти хоть к итальянцу, хоть к чёрту на рога. Но моё детище ты с собой не утащишь.
– Если я подам на развод, ты не получишь акции обратно!
Супруг спокойно пожал плечами:
– Что ж, оставь их себе ещё на какое–то время, пока я не найду причину выставить тебя ни с чем из центра, как поступаю сейчас с итальянцем. Зажав контрольный пакет, ты не продержишься здесь надолго. Так что, исполняй приказ, любимая: готовь акции к переводу на моё имя, и тогда сможешь ещё поработать начальницей, – поцеловал он меня, остолбеневшую, в лоб и вышел из кабинета.
Так вот, лейтенант, неожиданная атака полковника настолько ошеломила меня, что я слегка впала в ступор, и мысли, словно замедлили свой ход. Я растерялась, не зная, как поступить и что сказать в оправдание акционера. Задумка супруга была до ужаса проста: избавиться от итальянца, ослабив мои силы, а вместе с тем и выставить меня как неспособного вести дела руководителя. Я вышла в приёмную и прислушалась. Повсюду раздавались голоса и шелест бумаг: комиссия допрашивала персонал в их кабинетах, пытаясь выяснить и письменно запечатлеть неправомерное вмешательство акционера в продвижение нового проекта. И это было правдой: он действительно работал сам с клиентами и отдавал приказы сотрудникам, вот только делал это с моего согласия. Поглощённая проблемами на личном фронте и озабоченная активами мужа, я расслабилась и разрешила итальянцу взять на себя ведение новой программы без письменного на то подтверждения. Это было ошибкой, которую я не должна была допускать.
– Госпожа, пройдёмте в Ваш кабинет! – суетливо подбежал ко мне глава юридического отдела.
– Конечно! – вернулась я к себе вместе с ним.
– Полковник наступает, но я на Вашей стороне, и у меня есть линия защиты. По поручению Вашего мужа я позвонил нотариусу центра, чтобы пригласить его сюда, и он поведал мне о важном договоре, хранящемся у него, о котором не знает полковник и который Вы забыли упомянуть в зале собраний. Вы, видимо, оторопели от предъявленных в сторону акционера претензий, но всё не так ужасно, как кажется.
– Я Вас внимательно слушаю, – ответила я голосом, полным надежды.
Юрист поведал мне всё, что имело значение в противовес обвинениям в сторону итальянца и даже меня. Мы пришли к соглашению о том, что я скажу во время итогового заседания, когда комиссия уже опросит всех сотрудников и составит официальный акт о нарушении регламента.
– Вы сказали, что на моей стороне? Могу я спросить почему?
– Достаточно странный вопрос. Вы ведь моя начальница.
– Простите, – смущённо заулыбалась я. – Мне всё кажется, что многие хотели бы возвращения полковника на пост руководителя.
– Я бы так не сказал. Все давно уже привыкли к Вам, и большинство из нас считает, что с Вашим правлением центр стал развиваться и совершенствоваться. Поймите правильно: стабильность и постоянство, за которые стоит Ваш муж – это важно, но без движения вперёд эти качества становятся трясиной, тянущей на дно, к провалу.
– Так точно, – отдала я честь, поняв, что ФСБшник рассердился на негласную просьбу и поставил точку в нашем разговоре.
Мне больше ничего не оставалось, как ждать, когда полковник пройдёт медкомиссию и потребует акции обратно. Надежды на то, что он закроет направление, почти не оставалось. С каждым днём ожидание становилось всё тяжелее. Время будто замедлило ход, оно липло к рукам и растягивалось, как жвачка. Я пыталась держаться, занимала себя делами, но раздражение от бессилия росло.
В последний день медицинской комиссии мужа, я старалась вести себя спокойно, как будто это был самый обычный рабочий вторник. Ни одна эмоция не выдала, что внутри у меня всё сжималось от тревожного ожидания. Он ушёл с утра, даже не сказав, когда вернётся, и всё рабочее время, я думала о вечере, не зная, чего бояться больше – плохих новостей о его здоровье или хороших, которые станут плохими для меня.
Супруг пришёл домой чуть позже меня, и едва переступив порог квартиры, позвал к себе в коридор. На его лице сияла улыбка, а движения были уверенными, такими, которых я давно не видела.
– Ну что, – произнёс он, сбрасывая с плеч дублёнку. – Можешь меня поздравить. Медкомиссию прошёл. Успешно.
– Правда? – я постаралась, чтобы голос звучал радостно.
– Ещё какая! – Муж подхватил меня на руки, усадив себе на талию, и зацеловал. – Врачи зафиксировали положительную динамику. Записали, что состояние стабильное, сосудистая деменция протекает без ухудшений. А по последним обследованиям – даже с лёгким улучшением. Сосудистый тонус восстановился, когнитивные показатели в норме. Сказали, что могу продолжать административную работу в полном объёме.
– Это замечательно, милый, – обняла я его за шею. – Поздравляю.
– Спасибо. Я уже отправил справку в регистратуру МВД. Завтра она будет в системе, через пару дней получу официальный ответ и подтверждение, что скоро мне вернут водительские права, а через время и на оперативную работу восстановят.
– Безумно рада, – голосом всё более напряжённым и грустным повторяла я.
– Тогда добавлю тебе радости. В пятницу состоится внеочередное собрание акционеров в нашем центре, организованное мной.
– А повестка дня? – внезапно оживилась я, а на уголках губ мелькнула искренняя улыбка.
– Говоря обобщённо, совещание будет касаться направления по дрессировке ведомственных собак.
– Что–то важное? – сыграла я в любопытство.
– Просто хочу внести кое–какие изменения, – игриво ответил муж. – Пойдём–ка, ребёночка сделаем! У меня отличное настроение, которое стоит в штанах, – расхохотался он и унёс меня, довольную новостью, в спальную комнату.
Через несколько дней по почте пришёл конверт со штампом МВД. Я сразу вскрыла его. Внутри – официальное подтверждение от инспектора кадрового отдела МВД: «справка о прохождении полковником медкомиссии получена, зарегистрирована и утверждена министром МВД». Министр, - силовик, - поставил подпись и гербовую печать, подтвердив, что состояние полковника признано удовлетворительным, и ему разрешено восстановить водительские права. Копия самой справки не прилагалась, но это меня не смутило. Главное, что состояние мужа признали стабильным.
Радости на той неделе было хоть отбавляй: «и супругу хуже не стало, и направление он, вроде бы, закрыл, а значит, если всё пойдёт по плану, то и акции при мне останутся».
– Мы дождались! В последний момент! – ликовала я пятничным утром в своём кабинете, куда зашёл итальянский акционер.
– А Вы не верили мне! – погрозил он недовольно пальцем. – Я Вашего супруга знаю лучше Вас, синьора! Я был уверен, что из упрямства он закроет направление.
– Впредь буду Вам верить ещё больше, чем сейчас! Но как же я рада! Завтра же свяжусь с силовиком и пошлю ему факсом копию оповещения об изменениях регламента. Теперь конфликт интереса на лицо, и министр запретит супругу владение акциями.
– Именно так! – поцеловал мне руку итальянец.
В дверь тихонько постучала моя секретарь и сообщила, что все уже собрались в зале для совещаний. Незамедлительно мы двинулись туда с акционером и, заняв места по бокам стола, стали ждать прихода полковника, который был организатором собрания и должен был сесть во главе.
Атмосфера в зале была расслабленной. Я слышала, как тихо переговаривались акционеры, сотрудники и спонсоры. Итальянец слегка стучал пальцами по столу, словно пытался отстучать ритм своему нетерпению. Он был воодушевлён, я – тоже.
Дверь открылась, но полковник вошёл в зал не один. За ним последовали трое мужчин в костюмах. На шее у них висел жетон МВД, а в руках были удостоверения. Супруг уселся во главе стола. Его лицо было спокойным, почти умиротворённым.
– Уважаемые сотрудники центра, – начал он. – Сегодняшнее собрание внеплановое. Оно посвящено правомерности функционирования направления по дрессировке ведомственных собак.
Мы с итальянцем переглянулись. Всё шло по плану.
– В адрес комиссии МВД поступила анонимная жалоба от одного из акционеров, – продолжил он. – В ней сообщается о многочисленных нарушениях, допущенных в ходе реализации нового курса в этом направлении – программы с видеосъёмкой тренировочных процессов.
– Какие ещё нарушения? – возмутился глава юридического отдела. – Мы всё оформили по букве закона.
– Помолчите, когда слово держит куратор, – швырнул в него гневный взгляд супруг. – Итак, жалобы поступили на итальянского акционера, который, по результатам предварительной проверки, самовольно вмешивался в оперативное управление направлением, не обладая на то полномочиями.
Иностранец, сидевший напротив меня, побледнел и даже приоткрыл от удивления рот. У меня же сильно застучало сердце в груди – собрание было не о том, о чём предполагалось.
– В отчёте указывается, что синьор итальянец лично нашёл клиентов, вел переговоры с внешними подрядчиками, отдавал распоряжения рекламному и юридическому отделам, а также организовал публикацию в прессе, где курс был представлен как «европейский стандарт». Напомню, что подобное решение противоречит итогам собрания акционеров, на котором продвижение курса под эгидой европейских методик было отклонено большинством голосов. Да, это не нарушение протокола, но явно неуважение к мнению акционеров.
Муж сделал паузу, давая аудитории переварить сказанное, а потом добавил с нажимом:
– Напомню, что в обязанности иностранного поданного – владельца привилегированными акциями, входит организация мероприятий для наших собак, но не прямое влияние на внутреннюю работу центра. Он нарушил иерархию, игнорировал протоколы, и, по предварительным данным, финансировал рекламу в обход бухгалтерии.
Я приподнялась и спокойно, но твёрдо сказала:
– Все его действия были мною санкционированы. Он помогал, как мог, действовал под моим контролем.
Полковник не удивился, так как ждал этого ответа. Он лишь кивнул, глядя на меня с показным сожалением.
– А это уже будет рассмотрено отдельно как признак некомпетентности руководителя. Но речь сейчас не о тебе. Так что сядь на место и не смей противоречить старшему по званию и по служебной иерархии, – осадил он меня за прошлое противоречие, которое, как стало ясно, не забыл.
Муж повернулся к комиссии.
– Прошу начать допросы сотрудников, имевших контакт с итальянским акционером, и собрать данные по всем случаям, где он давал распоряжения. Также проследите, кто из персонала подчинялся его устным приказам. Если будет подтверждено, что гражданин Европы систематически превышал свои полномочия, его доля в уставном капитале будет изъята в пользу государства. Принудительный выкуп в таких случаях регламентирован, особенно когда речь идёт о вмешательстве в деятельность государственных учреждений.
– Вы хотите отнять у меня акции? – переспросил иностранец.
– Не отнять, а изъять – как штраф за превышение полномочий в полугосударственном учреждении, – холодно уточнил полковник, вставая из–за стола. – И ещё, – обратился он к залу. – В связи с тем, что новый проект был реализован при активном участии лица, не обладающего ни профильной квалификацией, ни законными полномочиями, он подлежит пересмотру. Мы не можем исключить, что запуск этого курса изначально имел цель шпионской деятельности итальянца на нашей земле. На это указывает завуалированная подача курса как «европейского стандарта», несмотря на официальное решение акционеров не использовать данную формулировку.
Я почувствовала, как у меня задрожали колени под столом. Полковник развернул атаку с другого фланга, а совсем не с того, с которого мы ждали. И был готов лишить меня самого важного – поддержки итальянского акционера.
Все постепенно покидали зал под надсмотром мужа и комиссии, а мы с иностранцем вышли последними. Он молчал, и только когда мы оказались в коридоре, вне видимости камер, он сказал:
– Полковник меня переиграл, синьора, точно мышка кошку. Простите за это.
Я не ответила, потому что не знала что сказать. Медленным, неуверенным шагом я вернулась в свой кабинет, а, сев в кресло, развернулась к окну. Я наблюдала, как снег падал с серого неба и таял на подоконнике, оставляя за собой грустные мокрые разводы.
Минут через десять я услышала за спиной знакомые шаги – в кабинет вошёл муж. Я поднялась, встретила его взгляд и спокойно подошла ближе.
– Зачем ты это делаешь, полковник?
– Милая жена, до появления этого итальянца мозговым центром в нашей паре был я. Я принимал решения, вытаскивал тебя из бед, просчитывал последствия. Единственной дельной мыслью, изошедшей от тебя за все эти годы, было выкупить акции у генерала. И нет, ты не глупая… ты просто ведомая. Всегда такой была и остаёшься. Ты забыла, что мыслить стратегически я умею не хуже, чем твой макаронник. Я просчитал весь ваш план.
– Не было никакого плана, – нагло врала я, глядя в глаза супругу, но когда он сделал шаг ко мне, отвела взгляд в сторону.
– Уверен, вы хотели сделать вот что: реанимировать направление, которое я давно собирался аннулировать. Но не ради центра, а чтобы вынудить меня пойти на преждевременное закрытие, до отчёта о прибыли. Думали, что я из вредности так поступлю. Вы поставили камеры в зале собраний, надеясь подловить меня на противоречиях, ведь я, как куратор, не имею права вмешиваться во внутреннюю работу центра. Любая моя реплика попала бы в отчёт министру как конфликт интересов. Но я учуял подвох и сыграл в объективность.
Я молчала, чувствуя, как в груди нарастает неприятная тяжесть.
– Первый раунд вы проиграли, и тогда решили ускориться, запустив пилотный проект раньше времени. Именно для этого я и посоветовал запуск программы с середины января. На реакцию вашу хотел посмотреть. И она не заставила себя ждать. Вы решили доказать, что новый курс с видеосъёмкой приносит доход. И с этим отчётом – к министру. Дескать, полковник пытается убрать направление из–за личной выгоды и результатов даже не дождался.
Я покраснела и опустила глаза.
– Как видишь, я пока ещё в своём уме. И далеко не дурак.
– Но зачем мне это было бы нужно? – пыталась я сохранить лицо.
Муж усмехнулся, язвительно и зло:
– Чтобы министр запретил мне владеть активами. Ты хотела оставить акции себе – нагло и беспардонно.
– Я ничего такого не хотела…
– Можешь врать себе сколько угодно. Но я знаю тебя. Ты всегда плела интриги за моей спиной. И акции мои давно уже хотела. И центр мой тоже.
– Мне не нужно это учреждение.
– Значит, нужно что–то другое. И оно связано с ним.
– Это не так! – вспыхнула я, испугавшись, что он каким–то телепатическим образом догадался об аджилити и ферме.
– Хочешь развестись – пожалуйста. Но сначала вернёшь мне акции. И на стол положишь заявление о добровольном увольнении. Тогда – свободна идти хоть к итальянцу, хоть к чёрту на рога. Но моё детище ты с собой не утащишь.
– Если я подам на развод, ты не получишь акции обратно!
Супруг спокойно пожал плечами:
– Что ж, оставь их себе ещё на какое–то время, пока я не найду причину выставить тебя ни с чем из центра, как поступаю сейчас с итальянцем. Зажав контрольный пакет, ты не продержишься здесь надолго. Так что, исполняй приказ, любимая: готовь акции к переводу на моё имя, и тогда сможешь ещё поработать начальницей, – поцеловал он меня, остолбеневшую, в лоб и вышел из кабинета.
Глава 58. Осколки
Так вот, лейтенант, неожиданная атака полковника настолько ошеломила меня, что я слегка впала в ступор, и мысли, словно замедлили свой ход. Я растерялась, не зная, как поступить и что сказать в оправдание акционера. Задумка супруга была до ужаса проста: избавиться от итальянца, ослабив мои силы, а вместе с тем и выставить меня как неспособного вести дела руководителя. Я вышла в приёмную и прислушалась. Повсюду раздавались голоса и шелест бумаг: комиссия допрашивала персонал в их кабинетах, пытаясь выяснить и письменно запечатлеть неправомерное вмешательство акционера в продвижение нового проекта. И это было правдой: он действительно работал сам с клиентами и отдавал приказы сотрудникам, вот только делал это с моего согласия. Поглощённая проблемами на личном фронте и озабоченная активами мужа, я расслабилась и разрешила итальянцу взять на себя ведение новой программы без письменного на то подтверждения. Это было ошибкой, которую я не должна была допускать.
– Госпожа, пройдёмте в Ваш кабинет! – суетливо подбежал ко мне глава юридического отдела.
– Конечно! – вернулась я к себе вместе с ним.
– Полковник наступает, но я на Вашей стороне, и у меня есть линия защиты. По поручению Вашего мужа я позвонил нотариусу центра, чтобы пригласить его сюда, и он поведал мне о важном договоре, хранящемся у него, о котором не знает полковник и который Вы забыли упомянуть в зале собраний. Вы, видимо, оторопели от предъявленных в сторону акционера претензий, но всё не так ужасно, как кажется.
– Я Вас внимательно слушаю, – ответила я голосом, полным надежды.
Юрист поведал мне всё, что имело значение в противовес обвинениям в сторону итальянца и даже меня. Мы пришли к соглашению о том, что я скажу во время итогового заседания, когда комиссия уже опросит всех сотрудников и составит официальный акт о нарушении регламента.
– Вы сказали, что на моей стороне? Могу я спросить почему?
– Достаточно странный вопрос. Вы ведь моя начальница.
– Простите, – смущённо заулыбалась я. – Мне всё кажется, что многие хотели бы возвращения полковника на пост руководителя.
– Я бы так не сказал. Все давно уже привыкли к Вам, и большинство из нас считает, что с Вашим правлением центр стал развиваться и совершенствоваться. Поймите правильно: стабильность и постоянство, за которые стоит Ваш муж – это важно, но без движения вперёд эти качества становятся трясиной, тянущей на дно, к провалу.
