Велислав поймал себя на мысли, что рассуждает о смерти Вадима, как о деле свершившемся. Святогнев добр, он не будет мстить за брата, а Гордеслава скорее порадуется тому, что очередной изменник за кромку отправился.
На следующий вечер Чистозвана, озадаченная отсутствием полюбовника, встретила его с неподдельной радостью, тем самым невольно укрепив Велислава в правильности принятого решения. Хотя разве надо его было укреплять? Он всё решил твёрдо, как в тот день, когда сговорившись с водяным, принёс князя в жертву. Тут взгляд Велислава упал на пушистую зелёную ель, и он всё же усомнился в принятом решении. Когда-то Олень так же во хмелю озлил князя, из-за чего лишился руки. Велислав же, как и Гостобран собрался приговорить человека за пустые хмельные речи. Но дело было не только в этом. Вчера Велислав услышал, как Вадим треплет его имя и поносит Чистозвану как последнюю волочайку, не имеющую ни гордости, ни чувства собственного достоинства. В этот зимний день ему стало жарко от ревности и унижения.
Теперь же он осознавал, что был глуп, как глуздырь, решивший прокатиться по тонкому весеннему льду. Точно ледок треснула любовь Чистозваны к своему чародею. Прав оказался Вадим. Его возлюбленная, забыв о достоинстве, гордости, неоднократно спасённой жизни и том добре, что сделал для неё Велислав, молила сохранить жизнь Вадиму. Присутствие матушки, некогда предавшей Велислава, только подлило масла в огонь его гнева и обиды. В один вечер перед ним предстали две женщины, которые в разное время уверяли его в своей любви, а в итоге предали и променяли на иных.
Хотя нет, — поправил себя Велислав, — Чистозвана никогда не лгала ему. Он сам заставил себя поверить в выдуманные чувства. А теперь Чистозвана сказала ему всю правду, которую так искусно скрывала до этого. Она всю жизнь любила только Вадима, а он был для неё всего лишь жалкой заменой. Так заменяет лучина свет солнечных лучей.
После их разговора нелёгкого Велислав проклял всё на свете. Что ему стоило уступить возлюбленной и дальше тешить себя пёстрыми иллюзиями, заменяющими мрачную действительность? Но он с детства не привык довольствоваться малым. Зачем ему крохи от каравая отцовской любви, если он не может получить всё целиком? Он устроил слишком жестокое испытание для той, кого любил всем сердцем. Она смирилась с тем, что Вадим назвал своей суложью другую, но не могла отдать его болотной нечисти или Марене лютой. Задурил гусляр Олень своими сказками голову неразумной девчонке, а Велислав теперь должен пожинать плоды. Так он промаялся день, этим же вечером волхв явился к ели, в которую злым чародейством был обращён храбрый гусляр. Олень без хвастовства вышел и сразился с нежитью. Но разве помнят весняки добро? Олень отдал жизнь не ради них, а ради своей внучки названной, но спас целую весь. Вот и Чистозвана такая же неблагодарная как и остальные. До того, как Велислав задушил ремнём Величану, старуха держалась смело, страха не выказала, только хохотала ему в лицо.
— Мне не страшно умирать, потому что я добилась своего. Раны моего сердца зарубцевались. Лучшим бальзамом для меня стала кровь из ваших с князюшкой Яронегом ран сердечных. Вы отняли у меня всё, что было дорого мне. Я же отплатила вам тем же. Ты потерял любовь моей внучки, а все достижения Яронега стали прахом. А вскоре…
Её злорадство смирилось хрипом, когда Велислав, завязав Величане глаза, накинул петлю на старушечью шею, хрупкую, как цветочный стебель. Последней мыслью Величаны было, что когда-то она также оборвала жизнь своего брата, задушив его удавкой из собачьей шерсти. Смерть Величаны была довольно быстрой.
От мрачных размышлений ведуна отвлекло прикосновение маленькой женской ладошки, одетой в рукавицу из козьего меха.
— Ты всё же пришёл ко мне.
— Не к тебе, а к Оленю. Если ты помнишь, то мне всегда деревья были милы.
— Как ты тогда сказал, я всё помню. Сейчас мне кажется, что я была самой счастливой в той роще, когда…
— Довольно. Ты больше не проведешь меня своими речами медовыми. Ты коварна, как скандинавский Бог Локи, ведьмина внучка.
Чистозвана вздрогнула. Никогда Велислав не был с ней так груб и неприветлив. Никогда ещё не называл ведьминой внучкой. Но она проглотила обиду негаданную.
— Пойдём в избу, Велиславушка. Негоже тебе мёрзнуть здесь.
— Думаешь, что околеет старик нелюбый у твоего порога? Впрочем, тебе же и радость будет. После моей смерти, может, под шумок и спасёшь своего суженого.
— Вадим не мой суженый, и тебе это прекрасно известно. Когда человек в гневе, то сам леший толкает его язык. Ты же знаешь, что я так не думаю.
— Откуда мне это знать? Я умею читать руны и резы, а не человеческие помыслы. Кто знает на что способна влюблённая, как кошка, девица, чтобы спасти того единственного, ради, которого бьётся сердечко ретивое?
После этих слов Велислав всё же проследовал в избу Чистозваны.
Она же, как ни в чём не бывало, накрывала на стол и хлопотала у печи.
Вскоре на столе появилась миска с капустными варениками, крынка со сметаной и крендельки, посыпанные сахаром.
— Думаешь, краса, что на сытый желудок я добрее буду? Али ещё каким способом решила ублаготворить волхва несговорчивого, который ради красоты твоей сомлеет да решение своё перед всем честным народом отменит?
Чистозвана пошатнулась, как от удара. Она так обрадовалась, когда увидела Велислава около своего жилища, что вмиг позабыла о своих планах. Но он безжалостно напомнил. Чистозвана смахнула навернувшиеся было на глаза слёзы, задорно улыбнулась и перекинула на высокую грудь тяжёлые медовые косы.
— А разве я не стою этого?
— Возможно. Только гончар совершенно не стоит такой преданности. Ты же стала опытной торговкой, дочь рыбацкая, но не тебе тягаться с тем, кто правил княжеством. Неужели, ты снова решила предложить мне сделку? Я не работорговец и не покупаю женщин. Или ты думаешь, что неверный возлюбленный оценит твоё самопожертвование? Как бы не так. Ты думаешь, что всё дело в Осинке. Да Вадим никого не любит, кроме себя. Он уже нашёл себе любушку в соседней веси. Говорят, что она страстная, умелая, плодовитая да и рукодельница лучшая. Не чета тебе.
Сейчас Велислав со стыдом вспоминал свои слова, которые были для Чистозваны больнее пощёчины, понимая, что она так же раскаивается в необдуманных речах своих, как и он. Почему не один из них не додумался поставить себя на место другого, а предпочитал разить злыми и обдуманными словами, как смертоносными стрелами? Почему никто не пожелал уступить другому и попросить прощения? Может быть, потому что они были слишком похожи друг на друга. Велислав был слишком горд, а Чистозвана привыкла защищать тех, кто был ей дорог. Недавно она потеряла Оленя и, как ни странно, Вадим был последней хрупкой нитью, связывающей её с беззаботным детством. Он был ей дорог как память о Святогневе. Теперь Велислав понимал это так же отчётливо, как-то, что завтрашний день наступит. Тогда же он не мог здраво рассуждать.
Чистозвана же не расплакалась, не ударила его, не указала на дверь. Она только смотрела на него, а её тонкое лицо было таким же бледным, как в тот момент, когда Гостобран заявил на неё свои права. Наконец она только произнесла:
— Ты за этот вечер сказал много обидного, Велиславушка, но ни разу не назвал меня по имени. Я знаю, что ты сам оскорблён, но зачем так?
Велислав угрюмо молчал, затем он встал, прошагал к двери и положил руку на дверное кольцо. Тогда Чистозвана с проворностью жаворонка преградила ему путь.
— Разве мы должны так проститься, милый? Завтра, послезавтра, через неделю я спасу Вадима, а теперь же я хочу быть с тобой.
— Бесстыжая ты, Чистозванушка, — покачал Велислав головой.
— Такой сделала меня жизнь. И ты принимал в этом не последнее участие, — заявила Чистозвана, обрадованная, что Велислав всё же назвал её по имени. Но кудесник разжал руки, обнимающие его.
— Прежде всего я хочу, чтобы ты знала. Есть один способ спасти Вадима.
При виде неприкрытой радости, озарившей разрумянившееся личико Чистозваны, кудесник поморщился, как от зубной боли.
— Говори.
— Видишь ли, я оборотень. Я не выбирал свою долю, но я могу обратиться волком, рыбицей белой али соколом ясным.
— Ты и так похож на сокола ясного, — попробовала отшутиться Чистозвана всё ещё не в силах поверить в очевидное.
— Думаешь, каким образом я спас твою жизнь тогда в Златокаменске? Я был тем волком, которого напугались жители града. Я летел чёрным вороном, плыл серебряной рыбицей к Святогневу и умолил его забрать никчёмного правителя.
При этих словах фиалково-синие глаза Чистозваны засветились такой признательностью, что Велислав ощутил почти физическую боль от того, что он собирался ей предложить.
— Слушай меня внимательно, девица. Вадим каким-то образом узнал о том, что я оборотень и попытался меня погубить, вонзив осиновый кол в мою плоть. Два медведя в одном овраге не живут. Поэтому выбирай, кого тебе предпочтительнее видеть мёртвым. Меня или его. Ты обладаешь моей тайной и можешь погубить меня. Но сделать ты это должна только своими руками. Завтра, когда его поведут на жертвоприношение, то ты воткнёшь в мою спину кол осиновый. Все люди поймут, что я был оборотнем и ты спасёшь Вадима.
— Да лучше бы ты воткнул в мою грудь булатный нож, чем такое присоветовал, — воскликнула Чистозвана, — ужели, ты думаешь, что моё сердце отвратится от тебя, узнав, что ты оборотень? Ты спас мою жизнь, рискуя своей, ты делал это неоднократно. Если бы не ты, то все весняки растерзали бы меня. Если бы ты не сговорился бы со Святогневом, то мои косточки уже истлели бы в Гостобрановой могиле. И ты предлагаешь мне убить тебя? Да я лучше себя порешу, чем так…
После этого Чистозвана упала на пол и разрыдалась. Но сердце Велислава такой радостью тогда наполнилось. Он поднял её, прижал к своему сердцу, приголубил, провёл рукой по густым, шелковистым прядям. А глаза его лады в тот момент напоминали лиловые барвинки, омытые дождём. Она доверчиво уткнулась в его могучее и надёжное плечо, а позже со всей страстью прильнула своими пышными румяными устами к тонким губам Велислава, чтобы доказать, что не страшит её любовь оборотня. В ту ночь она была похожа на веяние лёгкого ветерка, а Велислав был грозной бурей, всё сметающей на своём пути. Утро же началось со ссоры.
— Ты изменил своё решение? — спросила довольная Чистозвана.
— Мы это уже обговаривали.
— Ты хочешь принести Вадима в жертву после того, что было? — ужаснулась Чистозвана.
— А что было между мной и Вадимом? — с деланным недоумением приподнял угольные брови Велислав.
— Но ты же понимаешь…
— Я понимаю, что в эту ночь ты меньше всего думала о нём.
— Но подумай о его родителях.
— Легче сдвинуть с места Тетеревиный утёс, чем поколебать моё решение. Хотя ты можешь спасти Вадима. Я уже объяснил тебе каким способом.
Чистозвана встала с постели и сжала в руках осиновый кол. При этом её глаза загорелись злым пламенем.
— Добро. А ты так легко расстаёшься с жизнью?
— Всё зависит от тебя.
С этими словами Велислав оделся и вышел, не оборачиваясь. До последнего он был уверен, что в этот день найдёт смерть от руки девушки, которую любил. Но он всё же что-то значил для Чистозваны, раз её тонкая белая, как снег рука дрогнула. Она не плакала по бабке, отреклась от своей родни, с лёгкостью бы прирезала бы Гостобрана, как старого борова, а на Велислава всё же рука не поднялась. Тогда на краткий миг возрадовалось неразумное сердце волхва. Решил Велислав, что всё же строптивая красавица сделала свой выбор и поняла, что только он дорог её сердцу. Но Чистозвана оказалась чище и добрее его. Он пошёл до конца, а она не смогла убить погубителя своего возлюбленного. Пожалела его, хотя Велислав был жесток и к ней, и к Вадиму. Именно в этот миг, когда Чистозвана проклинала его, сулила быть в царстве Кощеевом, железный обруч, сковавший сердце маленького Велислава, от которого отреклись родичи, лопнул. Именно в этот момент он понял всю глубину своей жестокости и осознал, что ничего исправить уже было невозможно. Метай стрелы, когда все соратники уже полегли.
Когда Чистозвана ушла вместе со своей бывшей соперницей выручать Вадима, Велислав ничего не предпринял. Хотя, что он мог сделать? Но сейчас он получил приветное послание от Чистозваны. Она больше не держит на него обиды. Она зовёт его к себе на болото. Ведь в песне шла речь про болото. Да будь она хоть в царстве Кощеевом! Гордеслава мечтала, чтобы Яронег повторил подвиг княжича из кощуны. Но Яронег даже ради любимой Милавы ничем бы не пожертвовал. А Велислав в очередной раз бросит всё и пойдёт странствовать по свету. Вспомнил он собачонку, которую отпихнул Вадим. Нет, Чистозвана не такова. А он по первому зову бросается за ней, как сокол, потерявший своего хозяина. Ибо Чистозвана зовёт своего сокола. Не волка лютого, не пса верного, а сокола смелого. Чистозвана восхищалась легендой про Волха и Лелю. Волх прилетал к Леле соколом ясным, а она прошла тридевять земель прежде, чем нашла любимого, которого её сёстры жестоко искалечили. Вот только их болотное предание будет другим. В нём сокол сам найдёт свою любимую и поможет ей спасти того, кого сам погубил из ревности. А теперь надо подумать, как князю Яронегу весть преподнести. Если правду сказать, то можно повторить судьбу Оленя.
Если бы Чистозвана знала, чем обернётся её безрассудное желание вернуть Вадима к жизни, то она осталась бы дома. Или нет? Ведь предостерегала её практичная Весенка от этой ошибки. Но советы давать проще всего. А раздавать поучения было главной слабостью Весенки. Так или иначе, коли взялся за дело, не говори, что поднял непосильную ношу. Так считала Чистозвана.
— Не зная брода — не суйся в воду. Где это видано, чтобы девица выцарапала суженого из рук самой нежити? Да добро бы ещё суженого! Кто он тебе, скажи мне?
— Он мой родич, — упрямо повторяла Чистозвана, укладывая припасы в заплечный мешок.
— Родич! Седьмая вода на киселе. Или ты забыла, что перед священным огнём-Сварожичем отреклась от своей родни. И правильно сделала. С такой роднёй ворогов никаких не надо. Ягодка, ну хоть ты скажи ей что-нибудь. Не видишь, что девка совсем сдурела? — кипятилась Весенка.
— А что я могу сказать? — пожала согбенными плечами спокойная Ягодка. — Свою голову к чужой шее не приставишь. И когда это молодёжь прислушивалась к старческим речам? В моё время не прислушивались, поступали по-своему, и ничего — живы остались.
— Но покон?.. — почти просяще промолвила Весенка.
— А что покон? — парировала Ягодка, гладя большого серого кота. —Покон мы соблюдали, старших чтили и уважали, но поступали по-своему. Конечно, мужа мне мать выбрала. Но у Чистозваны, можно сказать, нет родни. Это страшно, но и предоставляет человеку определённую свободу. Она как кустик, растущий в степи.
— Ты-то хоть сама была в степи? — не унималась Весенка.
— Я? Нет. Но мои родичи были. И всё равно каждый останется при своём. Ты, Весенка, привыкла жить по покону. Твоя жизнь не была беззаботной, но ты как дуб, который пустил корни в родной почве. Как кулик, который хвалит своё болото.
На следующий вечер Чистозвана, озадаченная отсутствием полюбовника, встретила его с неподдельной радостью, тем самым невольно укрепив Велислава в правильности принятого решения. Хотя разве надо его было укреплять? Он всё решил твёрдо, как в тот день, когда сговорившись с водяным, принёс князя в жертву. Тут взгляд Велислава упал на пушистую зелёную ель, и он всё же усомнился в принятом решении. Когда-то Олень так же во хмелю озлил князя, из-за чего лишился руки. Велислав же, как и Гостобран собрался приговорить человека за пустые хмельные речи. Но дело было не только в этом. Вчера Велислав услышал, как Вадим треплет его имя и поносит Чистозвану как последнюю волочайку, не имеющую ни гордости, ни чувства собственного достоинства. В этот зимний день ему стало жарко от ревности и унижения.
Теперь же он осознавал, что был глуп, как глуздырь, решивший прокатиться по тонкому весеннему льду. Точно ледок треснула любовь Чистозваны к своему чародею. Прав оказался Вадим. Его возлюбленная, забыв о достоинстве, гордости, неоднократно спасённой жизни и том добре, что сделал для неё Велислав, молила сохранить жизнь Вадиму. Присутствие матушки, некогда предавшей Велислава, только подлило масла в огонь его гнева и обиды. В один вечер перед ним предстали две женщины, которые в разное время уверяли его в своей любви, а в итоге предали и променяли на иных.
Хотя нет, — поправил себя Велислав, — Чистозвана никогда не лгала ему. Он сам заставил себя поверить в выдуманные чувства. А теперь Чистозвана сказала ему всю правду, которую так искусно скрывала до этого. Она всю жизнь любила только Вадима, а он был для неё всего лишь жалкой заменой. Так заменяет лучина свет солнечных лучей.
После их разговора нелёгкого Велислав проклял всё на свете. Что ему стоило уступить возлюбленной и дальше тешить себя пёстрыми иллюзиями, заменяющими мрачную действительность? Но он с детства не привык довольствоваться малым. Зачем ему крохи от каравая отцовской любви, если он не может получить всё целиком? Он устроил слишком жестокое испытание для той, кого любил всем сердцем. Она смирилась с тем, что Вадим назвал своей суложью другую, но не могла отдать его болотной нечисти или Марене лютой. Задурил гусляр Олень своими сказками голову неразумной девчонке, а Велислав теперь должен пожинать плоды. Так он промаялся день, этим же вечером волхв явился к ели, в которую злым чародейством был обращён храбрый гусляр. Олень без хвастовства вышел и сразился с нежитью. Но разве помнят весняки добро? Олень отдал жизнь не ради них, а ради своей внучки названной, но спас целую весь. Вот и Чистозвана такая же неблагодарная как и остальные. До того, как Велислав задушил ремнём Величану, старуха держалась смело, страха не выказала, только хохотала ему в лицо.
— Мне не страшно умирать, потому что я добилась своего. Раны моего сердца зарубцевались. Лучшим бальзамом для меня стала кровь из ваших с князюшкой Яронегом ран сердечных. Вы отняли у меня всё, что было дорого мне. Я же отплатила вам тем же. Ты потерял любовь моей внучки, а все достижения Яронега стали прахом. А вскоре…
Её злорадство смирилось хрипом, когда Велислав, завязав Величане глаза, накинул петлю на старушечью шею, хрупкую, как цветочный стебель. Последней мыслью Величаны было, что когда-то она также оборвала жизнь своего брата, задушив его удавкой из собачьей шерсти. Смерть Величаны была довольно быстрой.
От мрачных размышлений ведуна отвлекло прикосновение маленькой женской ладошки, одетой в рукавицу из козьего меха.
— Ты всё же пришёл ко мне.
— Не к тебе, а к Оленю. Если ты помнишь, то мне всегда деревья были милы.
— Как ты тогда сказал, я всё помню. Сейчас мне кажется, что я была самой счастливой в той роще, когда…
— Довольно. Ты больше не проведешь меня своими речами медовыми. Ты коварна, как скандинавский Бог Локи, ведьмина внучка.
Чистозвана вздрогнула. Никогда Велислав не был с ней так груб и неприветлив. Никогда ещё не называл ведьминой внучкой. Но она проглотила обиду негаданную.
— Пойдём в избу, Велиславушка. Негоже тебе мёрзнуть здесь.
— Думаешь, что околеет старик нелюбый у твоего порога? Впрочем, тебе же и радость будет. После моей смерти, может, под шумок и спасёшь своего суженого.
— Вадим не мой суженый, и тебе это прекрасно известно. Когда человек в гневе, то сам леший толкает его язык. Ты же знаешь, что я так не думаю.
— Откуда мне это знать? Я умею читать руны и резы, а не человеческие помыслы. Кто знает на что способна влюблённая, как кошка, девица, чтобы спасти того единственного, ради, которого бьётся сердечко ретивое?
После этих слов Велислав всё же проследовал в избу Чистозваны.
Она же, как ни в чём не бывало, накрывала на стол и хлопотала у печи.
Вскоре на столе появилась миска с капустными варениками, крынка со сметаной и крендельки, посыпанные сахаром.
— Думаешь, краса, что на сытый желудок я добрее буду? Али ещё каким способом решила ублаготворить волхва несговорчивого, который ради красоты твоей сомлеет да решение своё перед всем честным народом отменит?
Чистозвана пошатнулась, как от удара. Она так обрадовалась, когда увидела Велислава около своего жилища, что вмиг позабыла о своих планах. Но он безжалостно напомнил. Чистозвана смахнула навернувшиеся было на глаза слёзы, задорно улыбнулась и перекинула на высокую грудь тяжёлые медовые косы.
— А разве я не стою этого?
— Возможно. Только гончар совершенно не стоит такой преданности. Ты же стала опытной торговкой, дочь рыбацкая, но не тебе тягаться с тем, кто правил княжеством. Неужели, ты снова решила предложить мне сделку? Я не работорговец и не покупаю женщин. Или ты думаешь, что неверный возлюбленный оценит твоё самопожертвование? Как бы не так. Ты думаешь, что всё дело в Осинке. Да Вадим никого не любит, кроме себя. Он уже нашёл себе любушку в соседней веси. Говорят, что она страстная, умелая, плодовитая да и рукодельница лучшая. Не чета тебе.
Сейчас Велислав со стыдом вспоминал свои слова, которые были для Чистозваны больнее пощёчины, понимая, что она так же раскаивается в необдуманных речах своих, как и он. Почему не один из них не додумался поставить себя на место другого, а предпочитал разить злыми и обдуманными словами, как смертоносными стрелами? Почему никто не пожелал уступить другому и попросить прощения? Может быть, потому что они были слишком похожи друг на друга. Велислав был слишком горд, а Чистозвана привыкла защищать тех, кто был ей дорог. Недавно она потеряла Оленя и, как ни странно, Вадим был последней хрупкой нитью, связывающей её с беззаботным детством. Он был ей дорог как память о Святогневе. Теперь Велислав понимал это так же отчётливо, как-то, что завтрашний день наступит. Тогда же он не мог здраво рассуждать.
Чистозвана же не расплакалась, не ударила его, не указала на дверь. Она только смотрела на него, а её тонкое лицо было таким же бледным, как в тот момент, когда Гостобран заявил на неё свои права. Наконец она только произнесла:
— Ты за этот вечер сказал много обидного, Велиславушка, но ни разу не назвал меня по имени. Я знаю, что ты сам оскорблён, но зачем так?
Велислав угрюмо молчал, затем он встал, прошагал к двери и положил руку на дверное кольцо. Тогда Чистозвана с проворностью жаворонка преградила ему путь.
— Разве мы должны так проститься, милый? Завтра, послезавтра, через неделю я спасу Вадима, а теперь же я хочу быть с тобой.
— Бесстыжая ты, Чистозванушка, — покачал Велислав головой.
— Такой сделала меня жизнь. И ты принимал в этом не последнее участие, — заявила Чистозвана, обрадованная, что Велислав всё же назвал её по имени. Но кудесник разжал руки, обнимающие его.
— Прежде всего я хочу, чтобы ты знала. Есть один способ спасти Вадима.
При виде неприкрытой радости, озарившей разрумянившееся личико Чистозваны, кудесник поморщился, как от зубной боли.
— Говори.
— Видишь ли, я оборотень. Я не выбирал свою долю, но я могу обратиться волком, рыбицей белой али соколом ясным.
— Ты и так похож на сокола ясного, — попробовала отшутиться Чистозвана всё ещё не в силах поверить в очевидное.
— Думаешь, каким образом я спас твою жизнь тогда в Златокаменске? Я был тем волком, которого напугались жители града. Я летел чёрным вороном, плыл серебряной рыбицей к Святогневу и умолил его забрать никчёмного правителя.
При этих словах фиалково-синие глаза Чистозваны засветились такой признательностью, что Велислав ощутил почти физическую боль от того, что он собирался ей предложить.
— Слушай меня внимательно, девица. Вадим каким-то образом узнал о том, что я оборотень и попытался меня погубить, вонзив осиновый кол в мою плоть. Два медведя в одном овраге не живут. Поэтому выбирай, кого тебе предпочтительнее видеть мёртвым. Меня или его. Ты обладаешь моей тайной и можешь погубить меня. Но сделать ты это должна только своими руками. Завтра, когда его поведут на жертвоприношение, то ты воткнёшь в мою спину кол осиновый. Все люди поймут, что я был оборотнем и ты спасёшь Вадима.
— Да лучше бы ты воткнул в мою грудь булатный нож, чем такое присоветовал, — воскликнула Чистозвана, — ужели, ты думаешь, что моё сердце отвратится от тебя, узнав, что ты оборотень? Ты спас мою жизнь, рискуя своей, ты делал это неоднократно. Если бы не ты, то все весняки растерзали бы меня. Если бы ты не сговорился бы со Святогневом, то мои косточки уже истлели бы в Гостобрановой могиле. И ты предлагаешь мне убить тебя? Да я лучше себя порешу, чем так…
После этого Чистозвана упала на пол и разрыдалась. Но сердце Велислава такой радостью тогда наполнилось. Он поднял её, прижал к своему сердцу, приголубил, провёл рукой по густым, шелковистым прядям. А глаза его лады в тот момент напоминали лиловые барвинки, омытые дождём. Она доверчиво уткнулась в его могучее и надёжное плечо, а позже со всей страстью прильнула своими пышными румяными устами к тонким губам Велислава, чтобы доказать, что не страшит её любовь оборотня. В ту ночь она была похожа на веяние лёгкого ветерка, а Велислав был грозной бурей, всё сметающей на своём пути. Утро же началось со ссоры.
— Ты изменил своё решение? — спросила довольная Чистозвана.
— Мы это уже обговаривали.
— Ты хочешь принести Вадима в жертву после того, что было? — ужаснулась Чистозвана.
— А что было между мной и Вадимом? — с деланным недоумением приподнял угольные брови Велислав.
— Но ты же понимаешь…
— Я понимаю, что в эту ночь ты меньше всего думала о нём.
— Но подумай о его родителях.
— Легче сдвинуть с места Тетеревиный утёс, чем поколебать моё решение. Хотя ты можешь спасти Вадима. Я уже объяснил тебе каким способом.
Чистозвана встала с постели и сжала в руках осиновый кол. При этом её глаза загорелись злым пламенем.
— Добро. А ты так легко расстаёшься с жизнью?
— Всё зависит от тебя.
С этими словами Велислав оделся и вышел, не оборачиваясь. До последнего он был уверен, что в этот день найдёт смерть от руки девушки, которую любил. Но он всё же что-то значил для Чистозваны, раз её тонкая белая, как снег рука дрогнула. Она не плакала по бабке, отреклась от своей родни, с лёгкостью бы прирезала бы Гостобрана, как старого борова, а на Велислава всё же рука не поднялась. Тогда на краткий миг возрадовалось неразумное сердце волхва. Решил Велислав, что всё же строптивая красавица сделала свой выбор и поняла, что только он дорог её сердцу. Но Чистозвана оказалась чище и добрее его. Он пошёл до конца, а она не смогла убить погубителя своего возлюбленного. Пожалела его, хотя Велислав был жесток и к ней, и к Вадиму. Именно в этот миг, когда Чистозвана проклинала его, сулила быть в царстве Кощеевом, железный обруч, сковавший сердце маленького Велислава, от которого отреклись родичи, лопнул. Именно в этот момент он понял всю глубину своей жестокости и осознал, что ничего исправить уже было невозможно. Метай стрелы, когда все соратники уже полегли.
Когда Чистозвана ушла вместе со своей бывшей соперницей выручать Вадима, Велислав ничего не предпринял. Хотя, что он мог сделать? Но сейчас он получил приветное послание от Чистозваны. Она больше не держит на него обиды. Она зовёт его к себе на болото. Ведь в песне шла речь про болото. Да будь она хоть в царстве Кощеевом! Гордеслава мечтала, чтобы Яронег повторил подвиг княжича из кощуны. Но Яронег даже ради любимой Милавы ничем бы не пожертвовал. А Велислав в очередной раз бросит всё и пойдёт странствовать по свету. Вспомнил он собачонку, которую отпихнул Вадим. Нет, Чистозвана не такова. А он по первому зову бросается за ней, как сокол, потерявший своего хозяина. Ибо Чистозвана зовёт своего сокола. Не волка лютого, не пса верного, а сокола смелого. Чистозвана восхищалась легендой про Волха и Лелю. Волх прилетал к Леле соколом ясным, а она прошла тридевять земель прежде, чем нашла любимого, которого её сёстры жестоко искалечили. Вот только их болотное предание будет другим. В нём сокол сам найдёт свою любимую и поможет ей спасти того, кого сам погубил из ревности. А теперь надо подумать, как князю Яронегу весть преподнести. Если правду сказать, то можно повторить судьбу Оленя.
Прода от 07.07.2025, 15:03
Если бы Чистозвана знала, чем обернётся её безрассудное желание вернуть Вадима к жизни, то она осталась бы дома. Или нет? Ведь предостерегала её практичная Весенка от этой ошибки. Но советы давать проще всего. А раздавать поучения было главной слабостью Весенки. Так или иначе, коли взялся за дело, не говори, что поднял непосильную ношу. Так считала Чистозвана.
— Не зная брода — не суйся в воду. Где это видано, чтобы девица выцарапала суженого из рук самой нежити? Да добро бы ещё суженого! Кто он тебе, скажи мне?
— Он мой родич, — упрямо повторяла Чистозвана, укладывая припасы в заплечный мешок.
— Родич! Седьмая вода на киселе. Или ты забыла, что перед священным огнём-Сварожичем отреклась от своей родни. И правильно сделала. С такой роднёй ворогов никаких не надо. Ягодка, ну хоть ты скажи ей что-нибудь. Не видишь, что девка совсем сдурела? — кипятилась Весенка.
— А что я могу сказать? — пожала согбенными плечами спокойная Ягодка. — Свою голову к чужой шее не приставишь. И когда это молодёжь прислушивалась к старческим речам? В моё время не прислушивались, поступали по-своему, и ничего — живы остались.
— Но покон?.. — почти просяще промолвила Весенка.
— А что покон? — парировала Ягодка, гладя большого серого кота. —Покон мы соблюдали, старших чтили и уважали, но поступали по-своему. Конечно, мужа мне мать выбрала. Но у Чистозваны, можно сказать, нет родни. Это страшно, но и предоставляет человеку определённую свободу. Она как кустик, растущий в степи.
— Ты-то хоть сама была в степи? — не унималась Весенка.
— Я? Нет. Но мои родичи были. И всё равно каждый останется при своём. Ты, Весенка, привыкла жить по покону. Твоя жизнь не была беззаботной, но ты как дуб, который пустил корни в родной почве. Как кулик, который хвалит своё болото.
