Он встал и открыл дверь…
Точно! Вот оно, что кольнуло! Непростительно было не обратить внимание. Над высоким старинным комодом висела огромная задрапированная черным материалом с кроваво-красной каймой по краям картина или зеркало. Угадывалась местами проступавшая под материей резная рама. Немного не по себе, но интересно!
– «А семь бед, один срок!» – махнул на себя рукой Хана и, подойдя к комоду вплотную, приподнявшись на носки, отодвинул драпировку. Это была старинная на холсте картина, портрет! В глаза сразу бросалось то, что он был выполнен с высочайшим мастерством рукой неизвестного, несомненно, талантливого художника прошлых веков. Только ошеломило его не это! С картины на него смотрела… бабушка Фаля!
Герман невольно попятился от такого сюрприза! Он, бывалый и видевший немало, привык считать, что в этом мире ничто не ковырнет его душу так потрясающе, как то ощущение, какое пронзило сейчас. Сказать прямо, его обдало колючим холодом до озноба, и, если бы не обещание, данное Елене свет Олеговне, он сделал бы ноги отсюда, не задумываясь.
Лицо бабушки Фали он помнил по ее доброй улыбке, ямочкам и лукавым морщинкам, голосу, рукам. Это были воспоминания детства, они согревали его.
С портрета же смотрела другая бабушка Фаля, вернее, совсем не бабушка. Восседала в высоком из черного дерева кресле, более похожем на трон, дама в роскошном одеянии с декольте. Женщина, явно, была моложе, морщин почти не видно, черты лица были жестче, изгиб бровей надменней. Ее взгляд пронзал насквозь, хотелось укрыться от него, увернуться, убежать, спрятаться, в конце концов. Она, бесспорно, была красива, красота эта притягивала, манила и одновременно порабощала и отталкивала. В темных пышных волосах сверкала диадема с десятком алмазов и крупным переливающимся черно-красным диковинным камнем в центре. Судя по богатству наряда и количеству драгоценностей, дама была далеко не простолюдинка.
Хана, не очень большой знаток ювелирки, и то понял, что эта диадема безвенечная – уникальный случай. Про камень и гадать не стал, а, избегая взгляда дамы, решил опять закрыть портрет, но вдруг по глазам ударил его оберег! Вернее, такой же амулет, как у него, но на груди роковой красавицы с портрета. Да, без сомнения, это он! Кожаный простой ремешок, металлический ободок, черный камень, форма такая же, только размером больше. Через силу закрыв картину, попятился в горницу, стараясь осмыслить все то, что увидел, чувствуя небольшую душевную панику, и остановился...
Шлеп. Шлеп. Не оборачиваясь, Хана понял одно, он – осел! Расслабился! Ведь знал – любопытство наказуемо!
Такие звуки могли иметь только одно происхождение – это капала слюна из пасти зверя! Вкрадчиво, не оборачиваясь, уже явно ощущая на себе давление хищного взгляда, стал подкрадываться рукой за верным «метком», но вовремя передумал. В уши ударил клокочущий грозный рык. Он медленно повернул голову, затем плавно и спокойно повернулся сам, мол, не воры мы, скрывать нам нечего, вот и руки свободные. У дверей стояла огромная зверюга, породы ее Хана не знал, помесь какая-то, но размер и клыки впечатляли.
Он потихоньку присел на край уже такой родной лавки, благо та стояла рядом. Зверюга тут же утихла и тоже уселась, сбоку от нее проскользнул в горницу знакомый рыжий кот. Спокойно так прошел мимо пленника, заглянул в другую комнату, видимо, проверил все ли на месте и вернулся к чудовищному псу.
– Вот ренегат! При случае расскажу Челу, он тебе холку-то намнет. А еще рыжий!
При звуке голоса у пса дрогнули лохматые кончики ушей, а кот, который сидел, презрительно повернувшись к нему хвостом, и умывался, замер на мгновение, потом спокойно продолжил важное занятие.
Герман, у которого после отсидки была усиленная аллергия на собак, сейчас почему-то особо не нервничал, зверь не нападал, «меток» почти под рукой. Глянув мельком на оберег, понял – опасности нет, по крайней мере, пока нет.
Ну и ладушки, он весело болтал с самим собой, подразнивал «вертухаев», но те на его словесные провокации почему-то не велись. Вот так с шутками-прибаутками одного и полным безразличием других участников этого действа они и ждали хозяев. Тем не менее, время шло, однообразие стало утомлять. Кот давно свернулся клубком, уткнувшись в бок пса, а пленник всерьез стал интересоваться у зверюги, что тот будет делать, если он этак ловко сиганет в окно.
Огромная псина посматривала на пленника желтыми глазами, иногда показывала клыки, но свирепости не позволяла, и незаметно для себя Хана задремал. Уж Герман с полночью на месте, а таинственных хозяев все нет и нет...
~
Симпатичная актриса, звезда нашумевшего в последнее время сериала почти в триста серий, с лицом а ля Джоли, ласково улыбаясь, просит аудиенции в любое вечернее время у героя обложек всех ведущих мировых глянцев секс символа мистера Геры. Глаза – обволакивающие маслины, смуглая нежная кожа, волнующий хвост великолепных волос. Весь набор женской красоты, так нравящийся мужчинам, воплотился в этой женщине.
Миллиардер, неженатый и благородный Дон Хана, или герр Герман, окутанный тончайшим флером изысканных восточных духов и благовоний, шествовал под звуки нежнейшей, просто неземной музыки! Выйдя из своего палаццо в окружении верных слуг и вассалов, в сопровождении шлейфа гламуров и гламурок, он неспешно спускался по череде мраморных лестниц, ведущих в малахитово-изумрудное море.
Белыми барашками пенились верхушки волн непокорного моря. Волны бились об уходящие на глубину ступени, отступали и снова разбегались, как будто хотели подняться по анфиладе мраморных переходов и поглотить величественный особняк с роскошными арочными галереями, залами с картинами и скульптурами, такой неприступный для разгневанной стихии и гордо возвышающийся над всей мишурой земной. А также смести заодно и эту горстку дерзких людишек, стоявших и глазевших на грозную красоту морской бури.
Дон Хана приветливо кивает черноволосой и узкобедрой довольно известной актрисе Марсе Барсеневой, красивое лицо которой озаряется ослепительной улыбкой. Сверкнув белоснежными зубами, она призывно протягивает руки ... только опять! Опять эта зловещая фигура в черном плаще! Анат Клот! Он будто вырастает, вывинчивается из мраморных плит, откидывает плащ …
И вот зазмеилась в подлых руках сталью блестящей шпага! Раздался его громовой и зловещий хохот! Пригнулись даже верные подданные и поддавшие, подались назад от опасности явной, но кабальеро Герман не из робкого дециметра, одной рукой он обнял красавицу Марсо, но та почему-то внезапно извернулась и гривой роскошных волос осыпала все лицо светлейшего дона. Одновременно загрохотал невыносимым для ушей грубым окриком злодей с ультрамариновыми выпученными глазами, потрясая уже перед самым носом почему-то боксерскими перчатками и...
Хана вылетел из сна со скоростью бутылочной пробки от взболтанного шампанского.
Подлый рыжий кот, не особо спеша, убрал свой хвост от лица и спрыгнул к басовито лающему псу.
Пока доблестный гранд тряс головой, прогоняя остатки сна (нет, с сериалами пора завязывать), пока фокусировал взгляд, в дверь вошла бесформенная тетка неопределенного возраста с рюкзаком на спине, в руках пяток поленьев и топор. Животные проявили свою радость при виде хозяйки поскуливанием и мурлыканьем, верчением под ногами, а котяра взлетел ей на плечо, стал урчать на ухо, ну и, без сомнения, доложил о незваном госте.
Рюкзак снят, громыхнули полешки, тетка развернулась с топором в руках, а из-под нелепого платка неожиданно остро блеснул оценивающий нарушителя частной собственности взгляд.
«Топор! Опять топор! Да что это они без топора-то не могут и шагу ступить? В здешних краях, видимо, принято, как баба, так с топором! Мода, наверное, такая», – в смятении душевном размышлял Герман.
– Вечер добрый, хозяюшка! – вышел из ступора гость, подпустив больше теплоты
в голосе. Но хозяюшка уже отвернулась и прошла за занавеску, брякнул о поленья
(слава овальным близнецам!) топор, полилась вода из рукомойника.
Незваный гость, глянув на спокойный оберег, рискнул встать с лавки, за что сразу получил предупреждающий оскал лохматого сторожа, и плюхнулся обратно, всем своим видом показывая, – «да успокойся ты, здесь я! Но ведь мышцы затекли, размяться же надо».
Наконец вода перестала литься, и хозяйка, вытираясь полотенцем, явила себя обществу, неспешно прошла мимо гостя в большую комнату. Скрипнула дверка, раздалось шуршание, судя по звукам, там явно переодевались.
Юношеская скромность нашего героя не позволяла подглядывать за пожилой женщиной, но уши не заткнешь, воображение не отключишь, пришлось потупиться и занять себя
чем-то другим, отвлеченным. Например, попробовать подразнить кота или показать язык зверюге. Оба объекта сидели рядышком, внимательно наблюдали за стараниями этого странного чужака, пес даже свою медвежью башку набок наклонил, видимо для удобства рассматривания этого экземпляра в нужном ракурсе.
Тем временем вышла хозяйка и присела наискосок за стол. Очень внимательно с головы до ног оглядела чудака, посмевшего нарушить покой и тишину их жилища.
Хана потерял дар речи. Такая реакция была вполне объяснима, ибо вместо пожилой
и мешковатой бабы проявилась молодуха, довольно интересная лицом и фигурой, а по годам, скорее всего, его ровесница. Потом, эти знакомые глаза, да и в чертах лица проскальзывала схожесть с бабушкой Фалей, только взгляд был хоть и озорной,
но поострей. Впрочем, так беззастенчиво пя?литься на молодую особу, да еще в подобной ситуации… как бы за такие дела неприятностей не огрести! Но, странное дело, хозяйка терпеливо ждала, она не произнесла ни слова, лишь махнула рукой своим стражникам,
и те исчезли вмиг.
– Добрый вечер, хозяйка, – наконец обрел голос незваный гость.
– Допустим, – лаконично согласилась та.
Голос тоже был до боли знакомым, с детства помнил он этот голос.
– А может, почаевничаем, самоварчик там, сушки-бараночки? За столом как-то и о деле говорить легче!
– Давай о деле, – перебила решительно, – и учти, времени у тебя немного.
Герман кивнул головой, с минуту собирался с мыслями, а потом стал рассказывать
с самого начала. В первую минуту путался, перескакивал с мысли на мысль, потом вошел в колею и более внятно изложил суть своего пребывания здесь.
Душой решил не кривить, рассказывал искренне, справедливо полагая, что обратился он, а не к нему, поэтому к чему шифры, игры хитромудрые. Помогут, так помогут! Нет, так нет, ну не съедят же его, в конце концов.
Когда он закончил, повисло молчание. Потом хозяйка извлекла сотовый, кратко изложила в трубку пожелания гостя за самовар, мед, пироги-пряники и прочее.
Тотчас материализовался рыжий парень, проворный такой, расторопный. Быстренько в центре стола возник дымящийся самовар, варенье в вазочках, конфеты, печенье.
– Покажи талисман, – потребовала хозяйка.
Хана, не снимая, достал его из-под рубашки, на ладони лежал камень спокойного темного цвета, только красные и желтые искорки внутри вспыхивали и пропадали. Раньше такого его владелец не замечал. Посмотрев, хозяйка согласно кивнула – да, это он. Пили чай молча.
Наконец прозвучало решение.
– Так, скоро стемнеет, Руди проводит тебя наверх, там есть все необходимое, переночуешь, а завтра обсудим, решим, подытожим. Сейчас без дебатов!
Рыжий парень проводил гостя наверх в маленькую комнату, показал на старинную бронзовую погремушку на столе (в давние времена таким «макаром» вызывали баре своих слуг), мол, ежели какая нужда – звони, и тут же, без лишних слов, исчез.
На следующий день, впервые за последнее время как следует выспавшийся, благоухая пряным «Арамисом Тускани» премиум класса, бравый Герман Валерьич спустился в горницу. Обнаружив там пустоту и вакуум, вышел на улицу. Зверюга, валявшийся поперек крыльца, поднял башку, но тут же уронил ее со стуком пустой бадьи и захрапел, как заправский портовый грузчик после смены.
Немного пройдя по тропке ради променада, Хана обнаружил Руди в компании отвратного субъекта.
Босоногий, в просторной полинялой рубахе с разноцветными разводами и давно нестиранных широких портах, на голове колтун свисающих соломенно-пегих волос, из-за которых лица толком не разглядеть, субъект сидел на изгороди, болтая грязными ногами, и лузгал семечки. Увидев Германа, Руди поспешил ему навстречу, а «соломенный» как-то живенько неловким кулем куда-то повалился и незаметно исчез с поля зрения.
– Привет, Руди! С кем это ты таким колоритным общался? А где же хозяйка? Кстати, как мне к ней обращаться?
– Приветствую и тебя, Отмеченный! Пойдем в избу, позавтракаем. Хозяйка будет позже, что тебе надо знать скажет, а пока отдыхай, пользуйся моментом, – не совсем понятно, но вполне гостеприимно ответил Рыжий.
После завтрака Хана исполосовал ходьбой вдоль и поперек весь участок этого небольшого оазиса. Никто ему не препятствовал, но далеко посоветовали не уходить. Руди сказал о необходимости ждать, вот Хана и ждал, с вопросами не лез, иногда по храпу определял, в какую тень залезла медведеподобная псина. Больше никого не видел. Соломенный исчез, солнце светило, погода стояла не по-осеннему чудесная, и гость, сняв рубашку, с удовольствием ловил, наверняка, последний загар этого года.
Шли часы, они с Руди уже отобедали. Щи из серой капусты в чугунке из русской печи,
это что-то! А студень с горчицей! Еле вылезли из-за стола. Часа через три полдничали, потом резались в карты. Причем Хана, хоть и не шулер, но и не лох какой-нибудь, ни разу не выиграл. Играли в буру, храпа, даже в подкидного, невероятно, но Руди всегда выигрывал. Хана внимательно следил за руками, по его требованию поменяли колоду,
не помогло. Обвинив Рыжего во всех карточных грехах, упомянув про приличное общество и канделябры, потребовал сатисфакции в шахматы, свел в ничью и довольный решил вздремнуть. Толерантный Руди не спорил, только поддакивал и улыбался, котяра лукавый! Он даже помог вытащить в палисадник кресло-качалку. Устроился Хана
в тенечке так хорошо, что незаметно уплыл от забот всяческих в сладкое забытье...
– Эй, соня! Проспишь все на свете, последние штаны украдут, и не заметишь!
– Сморило немного, хозяйка! Устал ожидаючи! – встрепенулся Хана. Очень обрадовался ее появлению, сообразил, наконец-то дадут ему ответ.
Не зря пропадала, видимо, с кем-то и где-то совет держала. Неведение хуже всего, ждать и догонять – изнуряющее состояние. Оно обрыдло так, что он был ко всему готов, ибо слишком много было передумано, накручено всяческих домыслов. Амба, хватит! А то, как бы с такими мысленными потугами голова не лопнула от взрыва мозга.
– Рад видеть поселянку-красавицу в добром здравии! – искренне выразился он,
– позвольте все же представиться. Ханаков Герман Валерьевич! Надеюсь, в ответ тоже представитесь. Приоткроете, так сказать, завесу неизвестности, как звать-величать такую симпатичную молодую барышню!
Точно! Вот оно, что кольнуло! Непростительно было не обратить внимание. Над высоким старинным комодом висела огромная задрапированная черным материалом с кроваво-красной каймой по краям картина или зеркало. Угадывалась местами проступавшая под материей резная рама. Немного не по себе, но интересно!
– «А семь бед, один срок!» – махнул на себя рукой Хана и, подойдя к комоду вплотную, приподнявшись на носки, отодвинул драпировку. Это была старинная на холсте картина, портрет! В глаза сразу бросалось то, что он был выполнен с высочайшим мастерством рукой неизвестного, несомненно, талантливого художника прошлых веков. Только ошеломило его не это! С картины на него смотрела… бабушка Фаля!
Герман невольно попятился от такого сюрприза! Он, бывалый и видевший немало, привык считать, что в этом мире ничто не ковырнет его душу так потрясающе, как то ощущение, какое пронзило сейчас. Сказать прямо, его обдало колючим холодом до озноба, и, если бы не обещание, данное Елене свет Олеговне, он сделал бы ноги отсюда, не задумываясь.
Лицо бабушки Фали он помнил по ее доброй улыбке, ямочкам и лукавым морщинкам, голосу, рукам. Это были воспоминания детства, они согревали его.
С портрета же смотрела другая бабушка Фаля, вернее, совсем не бабушка. Восседала в высоком из черного дерева кресле, более похожем на трон, дама в роскошном одеянии с декольте. Женщина, явно, была моложе, морщин почти не видно, черты лица были жестче, изгиб бровей надменней. Ее взгляд пронзал насквозь, хотелось укрыться от него, увернуться, убежать, спрятаться, в конце концов. Она, бесспорно, была красива, красота эта притягивала, манила и одновременно порабощала и отталкивала. В темных пышных волосах сверкала диадема с десятком алмазов и крупным переливающимся черно-красным диковинным камнем в центре. Судя по богатству наряда и количеству драгоценностей, дама была далеко не простолюдинка.
Хана, не очень большой знаток ювелирки, и то понял, что эта диадема безвенечная – уникальный случай. Про камень и гадать не стал, а, избегая взгляда дамы, решил опять закрыть портрет, но вдруг по глазам ударил его оберег! Вернее, такой же амулет, как у него, но на груди роковой красавицы с портрета. Да, без сомнения, это он! Кожаный простой ремешок, металлический ободок, черный камень, форма такая же, только размером больше. Через силу закрыв картину, попятился в горницу, стараясь осмыслить все то, что увидел, чувствуя небольшую душевную панику, и остановился...
Шлеп. Шлеп. Не оборачиваясь, Хана понял одно, он – осел! Расслабился! Ведь знал – любопытство наказуемо!
Такие звуки могли иметь только одно происхождение – это капала слюна из пасти зверя! Вкрадчиво, не оборачиваясь, уже явно ощущая на себе давление хищного взгляда, стал подкрадываться рукой за верным «метком», но вовремя передумал. В уши ударил клокочущий грозный рык. Он медленно повернул голову, затем плавно и спокойно повернулся сам, мол, не воры мы, скрывать нам нечего, вот и руки свободные. У дверей стояла огромная зверюга, породы ее Хана не знал, помесь какая-то, но размер и клыки впечатляли.
Он потихоньку присел на край уже такой родной лавки, благо та стояла рядом. Зверюга тут же утихла и тоже уселась, сбоку от нее проскользнул в горницу знакомый рыжий кот. Спокойно так прошел мимо пленника, заглянул в другую комнату, видимо, проверил все ли на месте и вернулся к чудовищному псу.
– Вот ренегат! При случае расскажу Челу, он тебе холку-то намнет. А еще рыжий!
При звуке голоса у пса дрогнули лохматые кончики ушей, а кот, который сидел, презрительно повернувшись к нему хвостом, и умывался, замер на мгновение, потом спокойно продолжил важное занятие.
Герман, у которого после отсидки была усиленная аллергия на собак, сейчас почему-то особо не нервничал, зверь не нападал, «меток» почти под рукой. Глянув мельком на оберег, понял – опасности нет, по крайней мере, пока нет.
Ну и ладушки, он весело болтал с самим собой, подразнивал «вертухаев», но те на его словесные провокации почему-то не велись. Вот так с шутками-прибаутками одного и полным безразличием других участников этого действа они и ждали хозяев. Тем не менее, время шло, однообразие стало утомлять. Кот давно свернулся клубком, уткнувшись в бок пса, а пленник всерьез стал интересоваться у зверюги, что тот будет делать, если он этак ловко сиганет в окно.
Огромная псина посматривала на пленника желтыми глазами, иногда показывала клыки, но свирепости не позволяла, и незаметно для себя Хана задремал. Уж Герман с полночью на месте, а таинственных хозяев все нет и нет...
~
Симпатичная актриса, звезда нашумевшего в последнее время сериала почти в триста серий, с лицом а ля Джоли, ласково улыбаясь, просит аудиенции в любое вечернее время у героя обложек всех ведущих мировых глянцев секс символа мистера Геры. Глаза – обволакивающие маслины, смуглая нежная кожа, волнующий хвост великолепных волос. Весь набор женской красоты, так нравящийся мужчинам, воплотился в этой женщине.
Миллиардер, неженатый и благородный Дон Хана, или герр Герман, окутанный тончайшим флером изысканных восточных духов и благовоний, шествовал под звуки нежнейшей, просто неземной музыки! Выйдя из своего палаццо в окружении верных слуг и вассалов, в сопровождении шлейфа гламуров и гламурок, он неспешно спускался по череде мраморных лестниц, ведущих в малахитово-изумрудное море.
Белыми барашками пенились верхушки волн непокорного моря. Волны бились об уходящие на глубину ступени, отступали и снова разбегались, как будто хотели подняться по анфиладе мраморных переходов и поглотить величественный особняк с роскошными арочными галереями, залами с картинами и скульптурами, такой неприступный для разгневанной стихии и гордо возвышающийся над всей мишурой земной. А также смести заодно и эту горстку дерзких людишек, стоявших и глазевших на грозную красоту морской бури.
Дон Хана приветливо кивает черноволосой и узкобедрой довольно известной актрисе Марсе Барсеневой, красивое лицо которой озаряется ослепительной улыбкой. Сверкнув белоснежными зубами, она призывно протягивает руки ... только опять! Опять эта зловещая фигура в черном плаще! Анат Клот! Он будто вырастает, вывинчивается из мраморных плит, откидывает плащ …
И вот зазмеилась в подлых руках сталью блестящей шпага! Раздался его громовой и зловещий хохот! Пригнулись даже верные подданные и поддавшие, подались назад от опасности явной, но кабальеро Герман не из робкого дециметра, одной рукой он обнял красавицу Марсо, но та почему-то внезапно извернулась и гривой роскошных волос осыпала все лицо светлейшего дона. Одновременно загрохотал невыносимым для ушей грубым окриком злодей с ультрамариновыми выпученными глазами, потрясая уже перед самым носом почему-то боксерскими перчатками и...
Хана вылетел из сна со скоростью бутылочной пробки от взболтанного шампанского.
Подлый рыжий кот, не особо спеша, убрал свой хвост от лица и спрыгнул к басовито лающему псу.
Пока доблестный гранд тряс головой, прогоняя остатки сна (нет, с сериалами пора завязывать), пока фокусировал взгляд, в дверь вошла бесформенная тетка неопределенного возраста с рюкзаком на спине, в руках пяток поленьев и топор. Животные проявили свою радость при виде хозяйки поскуливанием и мурлыканьем, верчением под ногами, а котяра взлетел ей на плечо, стал урчать на ухо, ну и, без сомнения, доложил о незваном госте.
Рюкзак снят, громыхнули полешки, тетка развернулась с топором в руках, а из-под нелепого платка неожиданно остро блеснул оценивающий нарушителя частной собственности взгляд.
«Топор! Опять топор! Да что это они без топора-то не могут и шагу ступить? В здешних краях, видимо, принято, как баба, так с топором! Мода, наверное, такая», – в смятении душевном размышлял Герман.
– Вечер добрый, хозяюшка! – вышел из ступора гость, подпустив больше теплоты
в голосе. Но хозяюшка уже отвернулась и прошла за занавеску, брякнул о поленья
(слава овальным близнецам!) топор, полилась вода из рукомойника.
Незваный гость, глянув на спокойный оберег, рискнул встать с лавки, за что сразу получил предупреждающий оскал лохматого сторожа, и плюхнулся обратно, всем своим видом показывая, – «да успокойся ты, здесь я! Но ведь мышцы затекли, размяться же надо».
Наконец вода перестала литься, и хозяйка, вытираясь полотенцем, явила себя обществу, неспешно прошла мимо гостя в большую комнату. Скрипнула дверка, раздалось шуршание, судя по звукам, там явно переодевались.
Юношеская скромность нашего героя не позволяла подглядывать за пожилой женщиной, но уши не заткнешь, воображение не отключишь, пришлось потупиться и занять себя
чем-то другим, отвлеченным. Например, попробовать подразнить кота или показать язык зверюге. Оба объекта сидели рядышком, внимательно наблюдали за стараниями этого странного чужака, пес даже свою медвежью башку набок наклонил, видимо для удобства рассматривания этого экземпляра в нужном ракурсе.
Тем временем вышла хозяйка и присела наискосок за стол. Очень внимательно с головы до ног оглядела чудака, посмевшего нарушить покой и тишину их жилища.
Хана потерял дар речи. Такая реакция была вполне объяснима, ибо вместо пожилой
и мешковатой бабы проявилась молодуха, довольно интересная лицом и фигурой, а по годам, скорее всего, его ровесница. Потом, эти знакомые глаза, да и в чертах лица проскальзывала схожесть с бабушкой Фалей, только взгляд был хоть и озорной,
но поострей. Впрочем, так беззастенчиво пя?литься на молодую особу, да еще в подобной ситуации… как бы за такие дела неприятностей не огрести! Но, странное дело, хозяйка терпеливо ждала, она не произнесла ни слова, лишь махнула рукой своим стражникам,
и те исчезли вмиг.
– Добрый вечер, хозяйка, – наконец обрел голос незваный гость.
– Допустим, – лаконично согласилась та.
Голос тоже был до боли знакомым, с детства помнил он этот голос.
– А может, почаевничаем, самоварчик там, сушки-бараночки? За столом как-то и о деле говорить легче!
– Давай о деле, – перебила решительно, – и учти, времени у тебя немного.
Герман кивнул головой, с минуту собирался с мыслями, а потом стал рассказывать
с самого начала. В первую минуту путался, перескакивал с мысли на мысль, потом вошел в колею и более внятно изложил суть своего пребывания здесь.
Душой решил не кривить, рассказывал искренне, справедливо полагая, что обратился он, а не к нему, поэтому к чему шифры, игры хитромудрые. Помогут, так помогут! Нет, так нет, ну не съедят же его, в конце концов.
Когда он закончил, повисло молчание. Потом хозяйка извлекла сотовый, кратко изложила в трубку пожелания гостя за самовар, мед, пироги-пряники и прочее.
Тотчас материализовался рыжий парень, проворный такой, расторопный. Быстренько в центре стола возник дымящийся самовар, варенье в вазочках, конфеты, печенье.
– Покажи талисман, – потребовала хозяйка.
Хана, не снимая, достал его из-под рубашки, на ладони лежал камень спокойного темного цвета, только красные и желтые искорки внутри вспыхивали и пропадали. Раньше такого его владелец не замечал. Посмотрев, хозяйка согласно кивнула – да, это он. Пили чай молча.
Наконец прозвучало решение.
– Так, скоро стемнеет, Руди проводит тебя наверх, там есть все необходимое, переночуешь, а завтра обсудим, решим, подытожим. Сейчас без дебатов!
Рыжий парень проводил гостя наверх в маленькую комнату, показал на старинную бронзовую погремушку на столе (в давние времена таким «макаром» вызывали баре своих слуг), мол, ежели какая нужда – звони, и тут же, без лишних слов, исчез.
На следующий день, впервые за последнее время как следует выспавшийся, благоухая пряным «Арамисом Тускани» премиум класса, бравый Герман Валерьич спустился в горницу. Обнаружив там пустоту и вакуум, вышел на улицу. Зверюга, валявшийся поперек крыльца, поднял башку, но тут же уронил ее со стуком пустой бадьи и захрапел, как заправский портовый грузчик после смены.
Немного пройдя по тропке ради променада, Хана обнаружил Руди в компании отвратного субъекта.
Босоногий, в просторной полинялой рубахе с разноцветными разводами и давно нестиранных широких портах, на голове колтун свисающих соломенно-пегих волос, из-за которых лица толком не разглядеть, субъект сидел на изгороди, болтая грязными ногами, и лузгал семечки. Увидев Германа, Руди поспешил ему навстречу, а «соломенный» как-то живенько неловким кулем куда-то повалился и незаметно исчез с поля зрения.
– Привет, Руди! С кем это ты таким колоритным общался? А где же хозяйка? Кстати, как мне к ней обращаться?
– Приветствую и тебя, Отмеченный! Пойдем в избу, позавтракаем. Хозяйка будет позже, что тебе надо знать скажет, а пока отдыхай, пользуйся моментом, – не совсем понятно, но вполне гостеприимно ответил Рыжий.
После завтрака Хана исполосовал ходьбой вдоль и поперек весь участок этого небольшого оазиса. Никто ему не препятствовал, но далеко посоветовали не уходить. Руди сказал о необходимости ждать, вот Хана и ждал, с вопросами не лез, иногда по храпу определял, в какую тень залезла медведеподобная псина. Больше никого не видел. Соломенный исчез, солнце светило, погода стояла не по-осеннему чудесная, и гость, сняв рубашку, с удовольствием ловил, наверняка, последний загар этого года.
Шли часы, они с Руди уже отобедали. Щи из серой капусты в чугунке из русской печи,
это что-то! А студень с горчицей! Еле вылезли из-за стола. Часа через три полдничали, потом резались в карты. Причем Хана, хоть и не шулер, но и не лох какой-нибудь, ни разу не выиграл. Играли в буру, храпа, даже в подкидного, невероятно, но Руди всегда выигрывал. Хана внимательно следил за руками, по его требованию поменяли колоду,
не помогло. Обвинив Рыжего во всех карточных грехах, упомянув про приличное общество и канделябры, потребовал сатисфакции в шахматы, свел в ничью и довольный решил вздремнуть. Толерантный Руди не спорил, только поддакивал и улыбался, котяра лукавый! Он даже помог вытащить в палисадник кресло-качалку. Устроился Хана
в тенечке так хорошо, что незаметно уплыл от забот всяческих в сладкое забытье...
– Эй, соня! Проспишь все на свете, последние штаны украдут, и не заметишь!
– Сморило немного, хозяйка! Устал ожидаючи! – встрепенулся Хана. Очень обрадовался ее появлению, сообразил, наконец-то дадут ему ответ.
Не зря пропадала, видимо, с кем-то и где-то совет держала. Неведение хуже всего, ждать и догонять – изнуряющее состояние. Оно обрыдло так, что он был ко всему готов, ибо слишком много было передумано, накручено всяческих домыслов. Амба, хватит! А то, как бы с такими мысленными потугами голова не лопнула от взрыва мозга.
– Рад видеть поселянку-красавицу в добром здравии! – искренне выразился он,
– позвольте все же представиться. Ханаков Герман Валерьевич! Надеюсь, в ответ тоже представитесь. Приоткроете, так сказать, завесу неизвестности, как звать-величать такую симпатичную молодую барышню!
