– Присядь, треплогон, – показала она рукой на лавку под окнами дома, сама уселась рядом. – Ты зачем, Герман Валерьевич, на портрет подглядывал? Всегда такой любопытный? Ась? Чего молчишь?
– Каюсь, было дело, – сознался опешивший Хана, – здесь что, камеры установлены? Или неужто кот заложил?
– Камеры нам не нужны. А ты впредь будь поумней, что ли. Другому любопытному организм повредили бы напрочь, тебя же амулет спасает. Не зря он на тебе, ты береги
его! И он сбережет тебя, и поможет, не забывай, кто на тебя его надел!
– Спасибо за науку, хозяйка, но я все-таки по делу здесь. А у вас пока одни тайны, банан перченый! Я в гостях недолго, а уже притомился мальца от шифров здешних.
Сами-то как? Не надоело в подпольщиков рядиться? Ни да, ни нет! Даже имени твоего до сих пор не знаю!
Но тут прилив мужества внезапно куда-то исчез от острого, как шпага, взгляда! Только что разоблачавший местные нравы трибун и оратор, словно споткнувшись, вынужден был включить паузу. Ноги налились свинцом, и он поневоле опустился на скамью.
Наступила тишина. Потом прозвучал смягченный ответ.
– Чудак ты, Отмеченный, придет время и будешь знать, что тебе положено. Прими как должное, не лезь напролом, словно с похмелья без очереди за пивом. Просьба твоя рассмотрена, мне поручили тебе помочь. Именно тебе, а не этой... Уговорила она тебя, вписался по-родственному, ну да ладно! Сиделец этот нашим будет. А зовут меня, кстати, Фаина.
– Ты на бабушку Фалю похожа, какая-нибудь племяшка внучатая, а?
– Да, в детстве ты ее так называл, не поспоришь. А я… да, из родни буду.
Потом, за ужином, Фаина подробно проинструктировала гостя. Хана внимательно слушал, Руди сноровисто прислуживал.
– Руди проведет тебя домой без захода в деревню. Вы, кстати, поедете вместе, он какое-то время поживет у тебя. Просительницу выпроваживай на родину, скажешь – поможем.
Кратко, без деталей. Пусть ожидает приезда. Вы ждите от меня звонка, ну, или пришлю кого. Все! Завтра с утра в путь. Да полыхнет жарким пламенем Черная Эф!
ХI
Младая княжна Майя Львовна Фрязина изволили сегодня себе запретить излишнее пребывание в неге утренней, более того, встали явно с той изящной ножки тридцать шестого размера, которая благоволит к окружающим.
Появившийся на кухне Дуче протер недоверчивые глаза, узрев так рано поднявшуюся сестру, и озадаченно молчал целую минуту. Когда услышал пожелание ему доброго утра, а на столе перед ним появился любимый чай с лимоном и тосты с вишневым джемом, он уже всерьез обеспокоился.
– Майка, колись, чего натворила?
Обняв его за шею и чмокнув в щеку, та с какой-то печальной нежностью заверила, что все в порядке, все хорошо, чем еще больше насторожила брата. Встать пораньше, сготовить, пусть примитивный, но все же завтрак, при этом не царапнуть ядовитым словом,
не сделать едкое замечание, да просто даже слова не сказать супротив! Дуче слишком хорошо знал свою сестрицу, чтобы поверить в такую реинкарнацию! Нет, отношения между ними были лучше некуда, они искренне, по-родственному, любили друг друга,
но это не мешало им спорить, пикироваться по каждому поводу, беззлобно наделять прозвищами и характеристиками, подшучивать друг над другом.
Как-то Лафет в силу частой посещаемости их дома стал свидетелем обычной перепалки между братом и сестрой, а Дуче, забыв про присутствие кавалера, неосторожно употребил сравнения типа «моя изжога» или «любимая судорога». Фреза вовремя утащила на улицу фаворита, который начал каменеть лицом и гонять желваки. Там она популярно объяснила ему, чтобы он и в мыслях не держал досаду, так как с братом у них прекрасные отношения.
Просто не надо обращать внимания на присущий их семье обычный треп. Это такой у них добрый юмор. При слове добрый Лафет позволил себе мысленно усомниться в добропрядочности этого «каудильо», но проницательная Майка так на него взглянула, что он тут же отогнал всяческие крамольные сомнения и даже закивал головой. Мало того, при этом честно смотрел на предмет обожания и самозабвенно отзывался в радужных тонах о самом лучшем и добром юморе, который себе только можно представить в отдельно взятой семье! Майка благосклонно наклонила голову в знак согласия.
Итак, этим утром часть сознания Дуче, отвечающая за подозрительность, вопила о несвойственном поведении Фрезы, и, явно, неспроста. От этой особы что угодно можно было ожидать!
Дуче поразмышлял недолго, но потом махнул рукой, может, Лафет опять чего-нибудь откузьмил и проштрафился! Наверное, ей для каких-то целей имидж сменить понадобилось, или приснилось что, а может эти дни для девушки неудобные физиологически. Фреза – та еще актриса, а он должен голову ломать, будто других дел мало!
Если бы знал братец, как угадал про сон. Фреза в отличие от многих умела толковать сны, читать знаки, кои нам повсеместно посылает высшее нечто, неподвластное нашему разуму. Ее наблюдательность, острый ум, необычайная интуиция не раз поражали Дуче и его друзей и убеждали с этой девушкой держать ухо не тупым. Чревато, знаете ли, весьма! Превратит еще, не приведи Создатель, в жабу пупырчатую, б-р-р-р! Шутка, конечно, но репутация у Майи Фрязиной была незыблемо грозной.
Кстати, несмотря на субтильность, княжна могла превращаться в хлесткую разъяренную фурию о десяти кинжалах на двух руках, физические данные позволяли. А она еще накануне почувствовала неладное, и вот почему.
На облюбованной ими лавке вдруг объявились хамные юнцы-беспредельщики, шайкой с десяток организмов, ирокезы на головах, пустота в головах. Размалеванные, в ушах, независимо от пола, серьги. Окурки, банки-склянки, шелуха от семечек, пакеты из-под чипсов. В общем изнахартили они все вокруг любимой лавки. Когда Майка с Лафетом застигли эту шпану на заветном месте, те, не смущаясь, продолжили «отдыхать» в том же духе.
Девчонки, сидевшие на коленях юных тинейджеров, повизгивали, кто-то дергался в такт воплям из наушников. На подошедших Фрезу и Лафета внимания обратили не больше, чем на пустую банку из-под пива, которую выкинули в кусты за ненадобностью.
Ленька, сам любивший душевно отдыхать, тут потемнел взглядом и стал выискивать, кого первым натыкать носом за это безобразие. Удивительно, никто раньше не позволял себе подобного, Лафета в этом районе знали и уважали.
Проницательная Фреза сразу просекла несоотвествие и, поднявшись на цыпочки, зашептала на ухо кавалеру, видимо, нечто полезное.
Кивнув, Лафет набрал сотовый Була, и они преспокойно стали ожидать развития событий. Буквально через несколько минут примчался десяток парней на двухколесных рысаках, и тут же наглые кислотники стали получать заслуженное. Издевательское кривлянье и ржанье прекратилось в момент, и доблестные хлопцы с ирокезами, потирая тут и там, рьяно принялись за уборку территории, которая и была исполнена качественно. Придирчивые контролеры строго принимали работу. Наконец, после подробных инструкций на будущее, подкрепленных вескими, скорее даже увесистыми аргументами, последние метросексуалы были сопровождены прощальными аплодисментами с отчетливыми хлопками «а ля ногой» по заднице.
Парни потом долго смеялись над этой потешной ситуацией, но Фреза сделала некую зарубку в уме, а в уме, повторимся, ей было не отказать. Да при том еще этот сон с лисой в пасмурную погоду, с грозовыми тучами на небе. А когда раскинула колоду Ленорман и перевела образы, то крепко задумалась. Все говорило об опасности, вот только не определила она, кому конкретно. Ей самой, Лафету или Дуче? Судя по последней выходке тех сил, вроде, Лафету стоит опасаться больше всех.
Буквально через пару дней после оккупации их любимого места встреч явно подученными юнцами они стояли в обнимку на набережной. Погода радовала, кругом прогуливались люди, любовались проплывающими по Волге теплоходами с туристами, наслаждались веселой музыкой. И вдруг Фреза почувствовала на себе недобрый взгляд. Да, несомненно, весьма недобрый, и принадлежал он кому-то, находившемуся неподалеку. Немного понаблюдав за прохожими и прислушавшись к своим ощущениям, она, нисколько не колеблясь, отправила ничего не подозревавшего Лафета за мороженым. И не просто абы каким, а подальше, в «Пингвин», где торговали развесным лакомством с различными вкусными наполнителями. Сама же присела на лавку и стала ждать развития событий.
Глядя вслед убегавшему Лафету, Колюня возликовал. Наконец-то! Опустив бинокль, он быстро стал инструктировать Жада, что и как. Тот, посасывая пиво из банки, кивал с умным видом.
Через несколько минут после убытия Лафета ожидающая Фреза с неподдельным интересом уставилась на появившегося из-за кустов румянощекого субъекта.
Тот вальяжно развалился на лавке рядом с ней, отрыгнул и представился, – Эдик.
Затем стер остаток пивной пены с небритой верхней губы и продолжил, – скучаем?
Колюня дал задание прощупать (при этом Жад плотски осклабился) эту девицу
на предмет «что она из себя представляет», а задание надо выполнять.
Естественным ленивым движением погладил упругий бочок этой крошки, поднялся было выше ущипнуть за девичье, но молниеносная, от души, пощечина заставила забыть
на время обо всем.
В глазах забегали разноцветные мурашки, лавка сама собой выскочила из-под незадачливого ковбоя, банка с остатками пива улетела в кусты, а Жад свалился с лавки, выставив на всеобщее обозрение широкий зад в коричневых брюках с мокрыми пивными пятнами. На румяной щеке невезучего посланца проявились три багровые борозды.
Смотревший в бинокль ответственный за операцию Колюня испытал некоторый душевный дискомфорт.
Фрезе же стало предельно ясно и неинтересно: толстяк – марионетка, которого подослали для проверки. Она встала и пошла на перехват показавшемуся вдали Лафету.
Не хватало, чтобы еще и он добавил незадачливому плейбою Эдику по загривку, там никакой загривок не выдержит, пусть еще поживет это простейшее существо.
Самое важное она поняла: ждут их с Лафетом события вряд ли веселые, ей надо быть настороже и постараться выяснить, кто за этим стоит. Леньке же пока лучше ничего не говорить, он запросто вспылит, напорет горячки, еще, не хватало, кого-нибудь покалечит.
Колюня, естественно, тут же побежал докладывать о провале операции Фантилу, получил от того «поздравление» и очередное «гениальное» поручение.
Обдумав приказ, Колюня собрался в стан врагов, то есть в район, где проживали ребята из команды Була, а также находилась великолепная забегаловка «минус три звезды», а конкретно, «Подкова». Только вряд ли пиво там внезапно повкуснело и подешевело.
Опираясь на свои разведданные, хитромудрый агент Савраскин в самой таверне появиться не рискнул, а то бы вышел оттуда с пустым кошельком. Посему, заняв НП в отдалении, на скамеечке возле пятиэтажки, он приготовил канистру терпения и килограмм выдержки. Ему нужен был один из Митрох-младших или оба, там уж как повезет.
Ему повезло: совсем с другой стороны, а не откуда он их ждал, появились «двое из ларца, одинаковы подарки».
Они спокойно брели, шаркая подошвами и поплевывая по сторонам шелухой от семечек, лениво что-то обсуждая меж собой, пока один из них не кинул случайный взгляд на никчемную фигуру на старушечьей скамейке. Секундный равнодушный осмотр этого пигмея ни добавил, ни отнял у них настроения, и шли бы они дальше в родную пивнуху, как вдруг один из них тормознулся. Обратной связью зрительная память услужливо прокрутила ему картинку: вот сидит этот утырок, смотрит на них, в руках пара пятисоток.
Купюры так призывно шелестели на ветру, или талантливо шуршал ими этот недоросль? Надо бы подойти и понять наглеца.
Один другому пошептал что-то на ухо, и братцы дружно повернули к обладателю, «шоб он бул недолго здоров», таких манящих бумажек. Щас они этого сюртука аккуратненько побреют под ноль, ну «лопатник», так и быть, оставят.
Но Колюня поднялся со скамьи навстречу подходящим братьям и опередил их намерения предложением, – друзья мои, а пройдемте вон в тот парк, посидим рядком, погутарим ладком, не возражаете? А две пятисоточки – вот они! Уже ваши! Компенсация, так сказать, за беспокойство.
От такого предложения Митрохи отказаться не могли. Опустив приятный штукарек
в карман, более расторопный изрек вердикт, – веди Юсенин!
Колюня оторопел от такой грамотности, но спорить не стал, только похвалил обширнейший кругозор носителей известной фамилии и представителей славной династии авторитетнейших людей «Подковы».
В парке, согнав с укромной лавочки какую-то парочку, Митрохи дружно плюхнули свои зады, достали сигареты, прикурили и уставились на агента Савраскина с прищуром недоброго ожидания. Тот постоял с минуту, выдерживая паузу, как бы оценивая возможности семейного дуэта, но сильно тянуть время не стал, ибо не склонны Митрохи к долгим ожиданиям вообще, а что касаемо чужаков – капитально нелюбезны! Могут за отнятое понапрасну время и напинать больно, а Колюня не любил, когда больно. Достал слайдер, нашел нужную фотографию и протянул братьям для ознакомления, сказав при этом только одно, – нужно ее выключить из активной жизни на день-два.
– Как это выключить? – озадачились братья.
– Похитить, спрятать на пару дней где-нибудь понадежней, потом выпустить. Все!
Митрохи-младшие переглянулись, они сразу узнали сеструху этого ненавистного Дуче. Сотворить такому подляну – со всем радушием!
Но с ней, как верный ошейник на любимой болонке, таскается Леха Пушкарь, а этого сердить вот так запросто все равно, что не любить солнечные лучи или сосновый бор летом.
В общем, связаться с ним означает жизни сказать прощальное «пока» и заскользить на пару метров вниз, в могильные владения Злобдея, в царство сплошной и вечной темноты.
Туда, где корни опутывают последнее пристанище тулова безжизненного, сдавливают и высасывают его внутренности, а в бороде корневищ хозяйничают омерзительные черви. Ибо Леха мастерски может отнимать здоровье с одного удара, а без здоровья кто же долго протянет?
– Нет, приятель, братья Митрохи не дураки, чтобы вот так запросто подставляться! Ты уж сам как-нибудь справляйся! Спешишь на кладбище? Не будем мешать.
Они сделали вид, что встают и уходят, но Колюня остановил их жестом, не вызывающим сомнений.
– Братва! Орлы! Да неужели вы кого-то боитесь? Не верю! С Подковы люди никогда и никого не боялись. По крайней мере, такие слухи про вас ходят, – доверительно сообщил
он, – потом, кто сказал «просто так»! Конечно же, это финансируется твердым рублем, весьма шикарным таким зеленым рублем!
Колюня склонился поближе к головам братьев и вполголоса озвучил сумму гонорара.
– А план-то каков! Замечательно придумано, вы ничем не рискуете. Делов на два дня и гуляй с песнями под гармошку!
Митрохи переглянулись. – Ну-ка, ну-ка, повтори сумму и бухти про план подробней.
Три головы склонились над песчаной площадкой, на которой острым бутылочным осколком чертились схемы, стрелами указывались направления главного удара, окружения врага и пленения оного. Если бы режиссер какого-нибудь провинциального театра задумал изображать гротескного Змея-Горыныча за обедом, лучше образчика
– Каюсь, было дело, – сознался опешивший Хана, – здесь что, камеры установлены? Или неужто кот заложил?
– Камеры нам не нужны. А ты впредь будь поумней, что ли. Другому любопытному организм повредили бы напрочь, тебя же амулет спасает. Не зря он на тебе, ты береги
его! И он сбережет тебя, и поможет, не забывай, кто на тебя его надел!
– Спасибо за науку, хозяйка, но я все-таки по делу здесь. А у вас пока одни тайны, банан перченый! Я в гостях недолго, а уже притомился мальца от шифров здешних.
Сами-то как? Не надоело в подпольщиков рядиться? Ни да, ни нет! Даже имени твоего до сих пор не знаю!
Но тут прилив мужества внезапно куда-то исчез от острого, как шпага, взгляда! Только что разоблачавший местные нравы трибун и оратор, словно споткнувшись, вынужден был включить паузу. Ноги налились свинцом, и он поневоле опустился на скамью.
Наступила тишина. Потом прозвучал смягченный ответ.
– Чудак ты, Отмеченный, придет время и будешь знать, что тебе положено. Прими как должное, не лезь напролом, словно с похмелья без очереди за пивом. Просьба твоя рассмотрена, мне поручили тебе помочь. Именно тебе, а не этой... Уговорила она тебя, вписался по-родственному, ну да ладно! Сиделец этот нашим будет. А зовут меня, кстати, Фаина.
– Ты на бабушку Фалю похожа, какая-нибудь племяшка внучатая, а?
– Да, в детстве ты ее так называл, не поспоришь. А я… да, из родни буду.
Потом, за ужином, Фаина подробно проинструктировала гостя. Хана внимательно слушал, Руди сноровисто прислуживал.
– Руди проведет тебя домой без захода в деревню. Вы, кстати, поедете вместе, он какое-то время поживет у тебя. Просительницу выпроваживай на родину, скажешь – поможем.
Кратко, без деталей. Пусть ожидает приезда. Вы ждите от меня звонка, ну, или пришлю кого. Все! Завтра с утра в путь. Да полыхнет жарким пламенем Черная Эф!
ХI
Младая княжна Майя Львовна Фрязина изволили сегодня себе запретить излишнее пребывание в неге утренней, более того, встали явно с той изящной ножки тридцать шестого размера, которая благоволит к окружающим.
Появившийся на кухне Дуче протер недоверчивые глаза, узрев так рано поднявшуюся сестру, и озадаченно молчал целую минуту. Когда услышал пожелание ему доброго утра, а на столе перед ним появился любимый чай с лимоном и тосты с вишневым джемом, он уже всерьез обеспокоился.
– Майка, колись, чего натворила?
Обняв его за шею и чмокнув в щеку, та с какой-то печальной нежностью заверила, что все в порядке, все хорошо, чем еще больше насторожила брата. Встать пораньше, сготовить, пусть примитивный, но все же завтрак, при этом не царапнуть ядовитым словом,
не сделать едкое замечание, да просто даже слова не сказать супротив! Дуче слишком хорошо знал свою сестрицу, чтобы поверить в такую реинкарнацию! Нет, отношения между ними были лучше некуда, они искренне, по-родственному, любили друг друга,
но это не мешало им спорить, пикироваться по каждому поводу, беззлобно наделять прозвищами и характеристиками, подшучивать друг над другом.
Как-то Лафет в силу частой посещаемости их дома стал свидетелем обычной перепалки между братом и сестрой, а Дуче, забыв про присутствие кавалера, неосторожно употребил сравнения типа «моя изжога» или «любимая судорога». Фреза вовремя утащила на улицу фаворита, который начал каменеть лицом и гонять желваки. Там она популярно объяснила ему, чтобы он и в мыслях не держал досаду, так как с братом у них прекрасные отношения.
Просто не надо обращать внимания на присущий их семье обычный треп. Это такой у них добрый юмор. При слове добрый Лафет позволил себе мысленно усомниться в добропрядочности этого «каудильо», но проницательная Майка так на него взглянула, что он тут же отогнал всяческие крамольные сомнения и даже закивал головой. Мало того, при этом честно смотрел на предмет обожания и самозабвенно отзывался в радужных тонах о самом лучшем и добром юморе, который себе только можно представить в отдельно взятой семье! Майка благосклонно наклонила голову в знак согласия.
Итак, этим утром часть сознания Дуче, отвечающая за подозрительность, вопила о несвойственном поведении Фрезы, и, явно, неспроста. От этой особы что угодно можно было ожидать!
Дуче поразмышлял недолго, но потом махнул рукой, может, Лафет опять чего-нибудь откузьмил и проштрафился! Наверное, ей для каких-то целей имидж сменить понадобилось, или приснилось что, а может эти дни для девушки неудобные физиологически. Фреза – та еще актриса, а он должен голову ломать, будто других дел мало!
Если бы знал братец, как угадал про сон. Фреза в отличие от многих умела толковать сны, читать знаки, кои нам повсеместно посылает высшее нечто, неподвластное нашему разуму. Ее наблюдательность, острый ум, необычайная интуиция не раз поражали Дуче и его друзей и убеждали с этой девушкой держать ухо не тупым. Чревато, знаете ли, весьма! Превратит еще, не приведи Создатель, в жабу пупырчатую, б-р-р-р! Шутка, конечно, но репутация у Майи Фрязиной была незыблемо грозной.
Кстати, несмотря на субтильность, княжна могла превращаться в хлесткую разъяренную фурию о десяти кинжалах на двух руках, физические данные позволяли. А она еще накануне почувствовала неладное, и вот почему.
На облюбованной ими лавке вдруг объявились хамные юнцы-беспредельщики, шайкой с десяток организмов, ирокезы на головах, пустота в головах. Размалеванные, в ушах, независимо от пола, серьги. Окурки, банки-склянки, шелуха от семечек, пакеты из-под чипсов. В общем изнахартили они все вокруг любимой лавки. Когда Майка с Лафетом застигли эту шпану на заветном месте, те, не смущаясь, продолжили «отдыхать» в том же духе.
Девчонки, сидевшие на коленях юных тинейджеров, повизгивали, кто-то дергался в такт воплям из наушников. На подошедших Фрезу и Лафета внимания обратили не больше, чем на пустую банку из-под пива, которую выкинули в кусты за ненадобностью.
Ленька, сам любивший душевно отдыхать, тут потемнел взглядом и стал выискивать, кого первым натыкать носом за это безобразие. Удивительно, никто раньше не позволял себе подобного, Лафета в этом районе знали и уважали.
Проницательная Фреза сразу просекла несоотвествие и, поднявшись на цыпочки, зашептала на ухо кавалеру, видимо, нечто полезное.
Кивнув, Лафет набрал сотовый Була, и они преспокойно стали ожидать развития событий. Буквально через несколько минут примчался десяток парней на двухколесных рысаках, и тут же наглые кислотники стали получать заслуженное. Издевательское кривлянье и ржанье прекратилось в момент, и доблестные хлопцы с ирокезами, потирая тут и там, рьяно принялись за уборку территории, которая и была исполнена качественно. Придирчивые контролеры строго принимали работу. Наконец, после подробных инструкций на будущее, подкрепленных вескими, скорее даже увесистыми аргументами, последние метросексуалы были сопровождены прощальными аплодисментами с отчетливыми хлопками «а ля ногой» по заднице.
Парни потом долго смеялись над этой потешной ситуацией, но Фреза сделала некую зарубку в уме, а в уме, повторимся, ей было не отказать. Да при том еще этот сон с лисой в пасмурную погоду, с грозовыми тучами на небе. А когда раскинула колоду Ленорман и перевела образы, то крепко задумалась. Все говорило об опасности, вот только не определила она, кому конкретно. Ей самой, Лафету или Дуче? Судя по последней выходке тех сил, вроде, Лафету стоит опасаться больше всех.
Буквально через пару дней после оккупации их любимого места встреч явно подученными юнцами они стояли в обнимку на набережной. Погода радовала, кругом прогуливались люди, любовались проплывающими по Волге теплоходами с туристами, наслаждались веселой музыкой. И вдруг Фреза почувствовала на себе недобрый взгляд. Да, несомненно, весьма недобрый, и принадлежал он кому-то, находившемуся неподалеку. Немного понаблюдав за прохожими и прислушавшись к своим ощущениям, она, нисколько не колеблясь, отправила ничего не подозревавшего Лафета за мороженым. И не просто абы каким, а подальше, в «Пингвин», где торговали развесным лакомством с различными вкусными наполнителями. Сама же присела на лавку и стала ждать развития событий.
Глядя вслед убегавшему Лафету, Колюня возликовал. Наконец-то! Опустив бинокль, он быстро стал инструктировать Жада, что и как. Тот, посасывая пиво из банки, кивал с умным видом.
Через несколько минут после убытия Лафета ожидающая Фреза с неподдельным интересом уставилась на появившегося из-за кустов румянощекого субъекта.
Тот вальяжно развалился на лавке рядом с ней, отрыгнул и представился, – Эдик.
Затем стер остаток пивной пены с небритой верхней губы и продолжил, – скучаем?
Колюня дал задание прощупать (при этом Жад плотски осклабился) эту девицу
на предмет «что она из себя представляет», а задание надо выполнять.
Естественным ленивым движением погладил упругий бочок этой крошки, поднялся было выше ущипнуть за девичье, но молниеносная, от души, пощечина заставила забыть
на время обо всем.
В глазах забегали разноцветные мурашки, лавка сама собой выскочила из-под незадачливого ковбоя, банка с остатками пива улетела в кусты, а Жад свалился с лавки, выставив на всеобщее обозрение широкий зад в коричневых брюках с мокрыми пивными пятнами. На румяной щеке невезучего посланца проявились три багровые борозды.
Смотревший в бинокль ответственный за операцию Колюня испытал некоторый душевный дискомфорт.
Фрезе же стало предельно ясно и неинтересно: толстяк – марионетка, которого подослали для проверки. Она встала и пошла на перехват показавшемуся вдали Лафету.
Не хватало, чтобы еще и он добавил незадачливому плейбою Эдику по загривку, там никакой загривок не выдержит, пусть еще поживет это простейшее существо.
Самое важное она поняла: ждут их с Лафетом события вряд ли веселые, ей надо быть настороже и постараться выяснить, кто за этим стоит. Леньке же пока лучше ничего не говорить, он запросто вспылит, напорет горячки, еще, не хватало, кого-нибудь покалечит.
Колюня, естественно, тут же побежал докладывать о провале операции Фантилу, получил от того «поздравление» и очередное «гениальное» поручение.
Обдумав приказ, Колюня собрался в стан врагов, то есть в район, где проживали ребята из команды Була, а также находилась великолепная забегаловка «минус три звезды», а конкретно, «Подкова». Только вряд ли пиво там внезапно повкуснело и подешевело.
Опираясь на свои разведданные, хитромудрый агент Савраскин в самой таверне появиться не рискнул, а то бы вышел оттуда с пустым кошельком. Посему, заняв НП в отдалении, на скамеечке возле пятиэтажки, он приготовил канистру терпения и килограмм выдержки. Ему нужен был один из Митрох-младших или оба, там уж как повезет.
Ему повезло: совсем с другой стороны, а не откуда он их ждал, появились «двое из ларца, одинаковы подарки».
Они спокойно брели, шаркая подошвами и поплевывая по сторонам шелухой от семечек, лениво что-то обсуждая меж собой, пока один из них не кинул случайный взгляд на никчемную фигуру на старушечьей скамейке. Секундный равнодушный осмотр этого пигмея ни добавил, ни отнял у них настроения, и шли бы они дальше в родную пивнуху, как вдруг один из них тормознулся. Обратной связью зрительная память услужливо прокрутила ему картинку: вот сидит этот утырок, смотрит на них, в руках пара пятисоток.
Купюры так призывно шелестели на ветру, или талантливо шуршал ими этот недоросль? Надо бы подойти и понять наглеца.
Один другому пошептал что-то на ухо, и братцы дружно повернули к обладателю, «шоб он бул недолго здоров», таких манящих бумажек. Щас они этого сюртука аккуратненько побреют под ноль, ну «лопатник», так и быть, оставят.
Но Колюня поднялся со скамьи навстречу подходящим братьям и опередил их намерения предложением, – друзья мои, а пройдемте вон в тот парк, посидим рядком, погутарим ладком, не возражаете? А две пятисоточки – вот они! Уже ваши! Компенсация, так сказать, за беспокойство.
От такого предложения Митрохи отказаться не могли. Опустив приятный штукарек
в карман, более расторопный изрек вердикт, – веди Юсенин!
Колюня оторопел от такой грамотности, но спорить не стал, только похвалил обширнейший кругозор носителей известной фамилии и представителей славной династии авторитетнейших людей «Подковы».
В парке, согнав с укромной лавочки какую-то парочку, Митрохи дружно плюхнули свои зады, достали сигареты, прикурили и уставились на агента Савраскина с прищуром недоброго ожидания. Тот постоял с минуту, выдерживая паузу, как бы оценивая возможности семейного дуэта, но сильно тянуть время не стал, ибо не склонны Митрохи к долгим ожиданиям вообще, а что касаемо чужаков – капитально нелюбезны! Могут за отнятое понапрасну время и напинать больно, а Колюня не любил, когда больно. Достал слайдер, нашел нужную фотографию и протянул братьям для ознакомления, сказав при этом только одно, – нужно ее выключить из активной жизни на день-два.
– Как это выключить? – озадачились братья.
– Похитить, спрятать на пару дней где-нибудь понадежней, потом выпустить. Все!
Митрохи-младшие переглянулись, они сразу узнали сеструху этого ненавистного Дуче. Сотворить такому подляну – со всем радушием!
Но с ней, как верный ошейник на любимой болонке, таскается Леха Пушкарь, а этого сердить вот так запросто все равно, что не любить солнечные лучи или сосновый бор летом.
В общем, связаться с ним означает жизни сказать прощальное «пока» и заскользить на пару метров вниз, в могильные владения Злобдея, в царство сплошной и вечной темноты.
Туда, где корни опутывают последнее пристанище тулова безжизненного, сдавливают и высасывают его внутренности, а в бороде корневищ хозяйничают омерзительные черви. Ибо Леха мастерски может отнимать здоровье с одного удара, а без здоровья кто же долго протянет?
– Нет, приятель, братья Митрохи не дураки, чтобы вот так запросто подставляться! Ты уж сам как-нибудь справляйся! Спешишь на кладбище? Не будем мешать.
Они сделали вид, что встают и уходят, но Колюня остановил их жестом, не вызывающим сомнений.
– Братва! Орлы! Да неужели вы кого-то боитесь? Не верю! С Подковы люди никогда и никого не боялись. По крайней мере, такие слухи про вас ходят, – доверительно сообщил
он, – потом, кто сказал «просто так»! Конечно же, это финансируется твердым рублем, весьма шикарным таким зеленым рублем!
Колюня склонился поближе к головам братьев и вполголоса озвучил сумму гонорара.
– А план-то каков! Замечательно придумано, вы ничем не рискуете. Делов на два дня и гуляй с песнями под гармошку!
Митрохи переглянулись. – Ну-ка, ну-ка, повтори сумму и бухти про план подробней.
Три головы склонились над песчаной площадкой, на которой острым бутылочным осколком чертились схемы, стрелами указывались направления главного удара, окружения врага и пленения оного. Если бы режиссер какого-нибудь провинциального театра задумал изображать гротескного Змея-Горыныча за обедом, лучше образчика
