— Легавых сюда, живо!
Патрульные с собаками не заставили себя долго ждать и в скором времени мы, пробивая себе тропу в гусых зарослях, стали вновь идти по следу. Собаки волновались, а я — не меньше, ведь Мартин, который уже охотился в этих местах на уток, готовил, что в этих топях утонуть — раз плюнуть. Шаг вправо, шаг влево — пикнуть не успею. Скорее всего, наша волчица опасалась того же и, видимо, на этот раз педантичность и осторожность могут сыграть с ней злую шутку.
«Хмм… Взяла палку, прощупала, где топко и пошла вперёд — на дамбе быстро засекут». Я старался поставить себя на место преступницы. Я считал её хладнокровной, жестокой, но уж никак не глупой. Густые тростники — хорошее укрытие. Даже лучше, чем лес. Легавые запросто могут и потерять след.
— Это ещё что? — патрульный остановился, а я, пробираясь сквозь густые заросли, подошёл к легавой, отчего-то беспокойно нарезающей круги.
Собака что-то возмущённо гавкнула и указала лапой на землю. В моих руках оказалась грязная тряпка с бурыми пятнами, похожими на кровь. Так, не это ли повязка, которую носила Анна после ранения.
— Стоп! — крикнули одновременно и Мартин, и наш попутчик.
— Что случилось? — спросил я, потирая лоб.
— Дальше топи. выходим.
Однако легавые не потеряли след, а напротив, продолжали двигаться куда-то вправо, где и была спасительная насыпь. Едва мы выбрались, я огляделся и буквально прорычал:
— Спускайте легавых!
Собаки резво рванули вперёд, в сторону лесополосы, преодолевая густые заросли репейника, кустарники и пригорки.
Я рванул за ними с такой скоростью, с какой, наверное, и в юности не бегал. Хотя легавые бежали в разы быстрее меня, я мог примерно догадаться, куда они пойдут. Да и следы собачьих лап хорошо виднелись на вязком грунте.
Так я добежал до какой-то грязной речушки, у которой и вертелись теперь собаки, виновато глядя на меня. Они потеряли след. Конечно, я мог бы вернуться обратно, проверив, не потеряла ли Анна что-нибудь. Хотя и так ясно, что это нам вряд ли чем-то поможет.
— Так-так, — подумал я, обнаружив на берегу до боли знакомый след. — Следы, снова… Совсем свежие, причём…
Когда подоспела остальная группа, я спокойно встал и сделал кое-какие пометки в свой блокнот. Несмотря на провальные поиски, я был вполне спокоен и даже бодр.
— Наша красавица побывала здесь, — сказал я. — Должно быть, пошла вброд. Легавые её так не отыщут. Что ж, возвращаемся в участок: тут больше делать нечего.
Мы вернулись, уже когда стемнело. Я вернулся довольно поздно и, видимо желая отделаться в будущем от претензий инспекции округа, а возможно, и моего начальства, решил представить план оперативно-розыскных мероприятий, созвав совещание.
Карта окрестностей уже заблаговременно была размножена и роздана всем членам следственной группы. Я, как непосредственный разработчик оперативно-следственных мероприятий, должен был соблюсти все формальности и как-то упорядочить сам процесс поиска.
— Так, — начал я, разворачивая карту местности. — Сейчас волчица опережает нас на шаг. Наша задача — не дать ей этот разрыв увеличить. Вряд ли она пойдёт проторенными тропами: там-то её и будут ждать патрули, к тому же, сюда ходит и егерь, а от него не так просто увильнуть, — я заштриховал все главные дороги и пририсовал нечто похожее на шестерню, как на исторических картах обозначали крепости.
— Как раз здесь, — возразил Кляйн, поводив пальцем по карте, — её быстрее учуют легавые собаки. Здесь очень редко ходят посторонние.
Легавые собаки… Точно! У меня совсем вылетело это из головы. Обмануть собак не так просто, можно только сбить их со следа, а для этого надо либо хорошенько попетлять, либо сделать так, чтобы запаха не осталось. Ждать дождя в момент, когда легавые поблизости, глупо, но обезопасить себя от их чуткого носа — задача не из нерешаемых.
— Это вы вовремя подметили, коллега, — встрепенулся я и принялся рисовать галочки и крестики на карте, где были обозгначены ручьи, озёра и болота, а их в горах было немало.
Прятаться она, по всей видимости, будет там, где собаки будут бессильны взять след., а именно, в окрестностях болот, озёр и рек. Хотя в топи она вряд ли будет соваться: она просто не знает эти места.
Мне тоже далеко не всё так хорошо знакомо, а вот Кляйн, будучи охотником, хорошо ориентировался на местности. Я, в основном, на диких кроликов охотился вместе с соседскими мальчишками, когда ещё жил в деревне. Позже я охотился и на косуль, зайцев и кабанов. Здесь-то и случилось то, что наложило на меня отпечаток на всю жизнь: я растревожил змеиную нору и меня покусал полоз. Я до сих пор не переношу змей и стараюсь избегать болот.
— Мои предложения: усилить патрули здесь, — я стал отмечать квадраты на карте, где с большей вероятностью могла прятаться волчица. — Здесь, ну и вот здесь.
Возможно, придётся выписать ещё легавых. Однако я не намерен был давать волчице ещё хотя бы день передышки. Она должна была знать, что я наступаю ей на пятки и провести меня не получится.
Очередной день поисков не принёс никаких результатов. Этого и следовало ожидать: как ни прискорбно, полиция действует обычно неповоротливо и прямолинейно. Слишком уж очевидны были планы полиции, и против них было легко играть даже одичавшей школьнице.
Да и как тут не понять, что патрульные рядом: птицы не летают. Уже подозрительно. Значит, кто-то поблизости есть. Легавые собаки? Если их вовремя заметить, то ввполне можно обхитрить. А когда патрули планомерно прочёсывают массив, так тут куда проще: лёг в траву и лежи, жди, пока не уйдут. И ведь не разглядишь!
Я испытывал неимоверную досаду: начальство, осаждающее нас с Мартином, пресса, не скупящаяся в желчи. Велик был соблазн бросить всё к чертям собачьим: Зигель не сможет прятаться вечно, а сейчас наступают холода. Тут недолго и ноги протянуть в ночи. Спасало положение только то, что скандалов дома не было. Марта с пониманием относилась к моему положению, а дети как будто сами притихли, видимо, решив не добавлять масла в огонь своим поведением.Я впал в глубокую апатию, мне уже совершенно безразлично было: отсранят меня от дела, или нет, возьму ли я эту тварь, или ей суждено сгинуть в лесу, доставшись на ужин волкам или замёрзнув насмерть.
— В нашем деле эмоции — совсем не преимущество, — говорил мне Марк ещё двадцать лет назад, когда я начинал свою карьеру.
Брат иногда помогал мне распутать некоторые сложные дела. Я зачитывал ему свою версию, а он, ставя себя на место подозреваемого, старался по возможности парировать мои доводы. Для сыщика адвокат — лучший экзаменатор.
— Знаешь, Флоре, — сказал мне как-то Марк. — На твоём месте я бы в последнюю очередь подключал полицию: слон в посудной лавке наделает меньше шума, чем наши стражи порядка.
Действительно, полиция всегда поднимала на уши всю округу, и в нашем деле это вряд ли можно было назвать преимуществом. Скорее, наоборот.
— Ну, инспектор, не надумали ещё ничего? — вновь в кабинет вошёл Кляйн. — А вам не кажется, что мы не поймали её потому, что мы ищем живую преступницу?
Мартин был вызывающе спокоен. Каждый день он, как на работу, ходил в пригородные леса, которые неплохо знал, составлял на месте планы, искал вместе с легавыми возможное место укрытия Анны. Недавно собаки нашли тайный схрон Зигель, где были небольшие запасы провианта, а также рогатина, наган и патроны к нему. Мы не стали трогать ничего и решили подождать, пока волчица сама появится. Но то ли опять сработало чутьё, то ли она заметила патрульных, засада не принесла видимых результатов: Зигель не появилась на месте. Я был уверен, что мы сократили отставание как минимум на полшага, и теперь Анна обречена.
— То-то и оно… — пробормотал я.
Эта версия казаалась мне маловероятной, но не такой уж и фантастической. За последние пару дней не было никаких известий о новых кражах, с тех самых пор, как волчица, слвно в насмешку над нами, обокрала целую продовольственную лавку. В этот раз она, как ни ы=была осторожна, а всё же дважды оплошала: засветилась с утра на окраине, а потом забыла закрыть дверь или чем-то подпереть её, в результате чего присутствие незваного гостя обнаружилось довольно скоро.
— Возможно… Но мне кажется, она всё-таки жива. Сегодня-завтра она непременно оступится.
Уверившаяся в своей безнаказанности Зигель обязательно совершит ещё одну ошибку, которая и станет для неё роковой.
Наступил судьбоносный день — 6 ноября. Когда я шёл на работу, я заметил необычайное оживление на улицах. Люди толпились у дороги в участок и с волнением переговаривались. «Так-так, опять будут митинги у меня под окнами устраивать», — с опаской думал я. Опять и снова все шишки мне: Мартину-то хорошо: он постоянно там, в лесах чертит планы поимки, прикидывая маршрут преступницы, да ещё и в компании легавых собак. Он немного осунулся и признавался, что сам немножко одичал за это время. Ночами становилось холодно, и мы теперь большее внимание акцентировали на сараях, причём отдалённых, куда могла забраться Анна, поскольку ночевать под открытым небом, особенно с приходом заморозков, стало проблематично. Зигель была истощена, и потому ей всё сложнее было запутывать следы. Мы уже десять дней подряд наступали ей на пятки, и я не сомневался, что она окажется у нас в руках и довольно скоро.
— Поймали! Поймали эту тварь! — слышал я взволнванные голоса людей.
Что? Попалась? Почти две недели мытарств закончились успешно: Зигель поймана, осталось теперь только предать её суду… Мне даже не верилось, что всё закончено, что я могу спать спокойно. Слишком уж дорого мне далась эта победа: давление начальства, тонны желчи от прессы, негодование родителей убитых… Теперь можно было не сомневаться, что убийца получит по заслугам и сполна.
— Господин инспектор! — ко мне подскочил журналист. — Можно один вопрос: Вы подтверждаете, что Зигель арестована? Можете что-то сказать?
Ах, ну надо же! Кто на меня все эти две недели лил поток желчи и грязи, говорил о моём явном служебном несоответствии, нерешительности и слабости, плохой осведомлённости по юрилической части?! Ах ты, сволочь лицемерная! Я хотел с порога высказать всё, что о нём думаю, но сдержался, ограничившись сухим «без комментариев».
Едва войдя в участок, я спросил дежурного, где сейчас подозреваемая.
— Там, в кабинете. Кляйн уже допрашивает её.
Метнувшись к заветной двери, я чуть приоткрыл её, заглянув внутрь. Напротив Кляйна сидела скрюченная фигура Анны Зигель, чьи запястья всё ещё сковывали наручники. Она безучастно смотрела в пол и как-то неуверенно, глотая и звуки, и слова, отвечала на вопросы моего напарника. Я вошёл в кабинет и, снимая пальто и кепку, поприветствовал Кляйна.
— Как пожтивает твоя гостья, Мартин? — спросил я.
— Да вот, — буднично ответил Кляйн. — Жива и здорова.
— Рад за неё, — равнодушно бросил я, украдкой взглянув в глаза Анны. — Меня зовут Флориан Дитрих, я тоже назначен вести ваше дело, — говорил так, как будто она и раньше этого не знала. — Вы будете давать показания?
— Ну… Вы и так всё знаете, — пробормотала Анна, взглянув на меня пристально, с холодом.
Этот взгляд… На меня смотрел не человек, а загнанный зверь. Она всё ещё не верила в реальность происходящего, и очевидно, сожалела о том, что не прикончила меня, когда у неё была возможность это сделать. А это значило, фокус с чучелом удался на славу. Я продолжал смотреть на преступницу с тихим злорадством и обдумывал дальнейшие наши действия.
Хрустнув пальцами, я принялся терпеливо объяснять:
— По закону мы обязаны помимо свидетелей и потерпевших, допросить и обвиняемого по делу. Вы не возражаете, если я закурю? — спросил я, достав из кармана коробочку с папиросами.
Анна замотала головой и я с удовольствием закурил. Пока ещё я не планировал допрашивать её «на карандаш», а лишь изучить немного ей манеры, может даже, отыскать слабое место. не сожалеет ли она о том, что не убила меня, когда был великолепный шанс это сделать? Попробую с ней поговорить на эту тему.
— А крепкие у вас нервы, фройляйн Анна, — усмехнулся я. — Навещать тех, кого чуть не убили… Это надо быть храбрецом, либо глупцом. Впрочем, перед лицом опасности равны и те, и другие, не так ли?
Анна нервно сглотнула, я заметил, что её руки снова предательски дрожат, как и во время первых допросов.
— Так почему же вы меня не убили тогда, в лесу? Вы бы лишились в одночасье сильного противника, а полиция — хорошего сыщика. Много ли навоюет обезглавленная следственная группа?
Я лукавил: на моё место нашли бы другого, может, менее хитрого, но тоже недаром евшего свой хлеб.
— Как бы я это сделала, когда рядом и легавые, и ваша дочка с подружками?
— Значит, фройляйн Зигель, большое скопление людей помешало вам осуществить свой замысел? — спросил я, вновь взглянув ей в глаза.
— Да, — ответила Анна. — Ещё это чёртово чучело… А так я бы вас непременно добила. Ножом.
От этих слов у меня невольно пробежал по спине холодок, несмотря на то, что Зигель сидела в наручниках, под присмотром конвойного. Эта рано повзрослевшая гимназистка могла бы дать фору даже знаменитому Джеку-Потрошителю. Это я вовремя сообразил: не отпускать патрульных по одному и держать наготове оружие: убьёт ведь, а когда прикрывает хотя бы один, сложно решиться на столь рискованное мероприятие.
— Благодарю за откровенность. С вами мне приятно иметь дело хотя бы и потому, что вы, по крайней мере, не лукавите.
Иногда приходится льстить преступникам, дабы вызвать их доверие. Я быстро разгадал тщеславие в Анне и решил почаще лить воду на эту мельницу.
Мне нужно было во что бы то ни стало разговорить Анну, заставить её рассказать всё, без утайки. Для таких молчаливых преступников у меня в арсенале имелось множество способов психологического воздействия на их души. Втереться в доверие, найти слабое место, да и запустить туда острые когти.
— Alea jacta est, — сказал я чуть слышно.
Но если Анна и была физически истощена, её воля оставалась непоколебимой. Она всё ещё не верила в реальность происходящего и продолжала водить по кабинету своими тёмными глазами, в которых отразилось всё отчаяние загнанного зверя, которому теперь только и остаётся, что ждать вердикта охотника.
Пока я не принимался за «обработку» подозреваемой, а только издали внимательно изучал её. В первый день я вряд ли мог рассчитывать на откровения. Потому допрос прошёл, в целом, шаблонно. Кляйн расспрашивал об обстоятельствах дела, Анна сухо отвечала в духе «Да, так и было».
Меня даже несколько удивляло её безразличие по отношению к своей судьбе, точно она уже всё решила для себя, что из тюрьмы она живой не выйдет и что ей бы уже поскорее суд. «Что ж, посмотрим, что из этого выйдет», — думал я, делая пометки в блокнот.
Кляйн, тем временем, закончил допрос. Я, до того присутствовавший лишь фоном, сказал:
— Благодарю вас за показания, фройляйн Анна. Прочтите протокол, если что, уточните, или подпишите, если показания верны.
Анна монотонно читала написанный сухим казённым сленгом протокол, после чего, взяв перо, написала внизу страницы: «Протокол верен и прочитан мной». Как только она подписала документ, я задал следующий вопрос:
— Значит, вы полностью признаёте себя виновной в преступлении, так?
Патрульные с собаками не заставили себя долго ждать и в скором времени мы, пробивая себе тропу в гусых зарослях, стали вновь идти по следу. Собаки волновались, а я — не меньше, ведь Мартин, который уже охотился в этих местах на уток, готовил, что в этих топях утонуть — раз плюнуть. Шаг вправо, шаг влево — пикнуть не успею. Скорее всего, наша волчица опасалась того же и, видимо, на этот раз педантичность и осторожность могут сыграть с ней злую шутку.
«Хмм… Взяла палку, прощупала, где топко и пошла вперёд — на дамбе быстро засекут». Я старался поставить себя на место преступницы. Я считал её хладнокровной, жестокой, но уж никак не глупой. Густые тростники — хорошее укрытие. Даже лучше, чем лес. Легавые запросто могут и потерять след.
— Это ещё что? — патрульный остановился, а я, пробираясь сквозь густые заросли, подошёл к легавой, отчего-то беспокойно нарезающей круги.
Собака что-то возмущённо гавкнула и указала лапой на землю. В моих руках оказалась грязная тряпка с бурыми пятнами, похожими на кровь. Так, не это ли повязка, которую носила Анна после ранения.
— Стоп! — крикнули одновременно и Мартин, и наш попутчик.
— Что случилось? — спросил я, потирая лоб.
— Дальше топи. выходим.
Однако легавые не потеряли след, а напротив, продолжали двигаться куда-то вправо, где и была спасительная насыпь. Едва мы выбрались, я огляделся и буквально прорычал:
— Спускайте легавых!
Собаки резво рванули вперёд, в сторону лесополосы, преодолевая густые заросли репейника, кустарники и пригорки.
Я рванул за ними с такой скоростью, с какой, наверное, и в юности не бегал. Хотя легавые бежали в разы быстрее меня, я мог примерно догадаться, куда они пойдут. Да и следы собачьих лап хорошо виднелись на вязком грунте.
Так я добежал до какой-то грязной речушки, у которой и вертелись теперь собаки, виновато глядя на меня. Они потеряли след. Конечно, я мог бы вернуться обратно, проверив, не потеряла ли Анна что-нибудь. Хотя и так ясно, что это нам вряд ли чем-то поможет.
— Так-так, — подумал я, обнаружив на берегу до боли знакомый след. — Следы, снова… Совсем свежие, причём…
Когда подоспела остальная группа, я спокойно встал и сделал кое-какие пометки в свой блокнот. Несмотря на провальные поиски, я был вполне спокоен и даже бодр.
— Наша красавица побывала здесь, — сказал я. — Должно быть, пошла вброд. Легавые её так не отыщут. Что ж, возвращаемся в участок: тут больше делать нечего.
***
Мы вернулись, уже когда стемнело. Я вернулся довольно поздно и, видимо желая отделаться в будущем от претензий инспекции округа, а возможно, и моего начальства, решил представить план оперативно-розыскных мероприятий, созвав совещание.
Карта окрестностей уже заблаговременно была размножена и роздана всем членам следственной группы. Я, как непосредственный разработчик оперативно-следственных мероприятий, должен был соблюсти все формальности и как-то упорядочить сам процесс поиска.
— Так, — начал я, разворачивая карту местности. — Сейчас волчица опережает нас на шаг. Наша задача — не дать ей этот разрыв увеличить. Вряд ли она пойдёт проторенными тропами: там-то её и будут ждать патрули, к тому же, сюда ходит и егерь, а от него не так просто увильнуть, — я заштриховал все главные дороги и пририсовал нечто похожее на шестерню, как на исторических картах обозначали крепости.
— Как раз здесь, — возразил Кляйн, поводив пальцем по карте, — её быстрее учуют легавые собаки. Здесь очень редко ходят посторонние.
Легавые собаки… Точно! У меня совсем вылетело это из головы. Обмануть собак не так просто, можно только сбить их со следа, а для этого надо либо хорошенько попетлять, либо сделать так, чтобы запаха не осталось. Ждать дождя в момент, когда легавые поблизости, глупо, но обезопасить себя от их чуткого носа — задача не из нерешаемых.
— Это вы вовремя подметили, коллега, — встрепенулся я и принялся рисовать галочки и крестики на карте, где были обозгначены ручьи, озёра и болота, а их в горах было немало.
Прятаться она, по всей видимости, будет там, где собаки будут бессильны взять след., а именно, в окрестностях болот, озёр и рек. Хотя в топи она вряд ли будет соваться: она просто не знает эти места.
Мне тоже далеко не всё так хорошо знакомо, а вот Кляйн, будучи охотником, хорошо ориентировался на местности. Я, в основном, на диких кроликов охотился вместе с соседскими мальчишками, когда ещё жил в деревне. Позже я охотился и на косуль, зайцев и кабанов. Здесь-то и случилось то, что наложило на меня отпечаток на всю жизнь: я растревожил змеиную нору и меня покусал полоз. Я до сих пор не переношу змей и стараюсь избегать болот.
— Мои предложения: усилить патрули здесь, — я стал отмечать квадраты на карте, где с большей вероятностью могла прятаться волчица. — Здесь, ну и вот здесь.
Возможно, придётся выписать ещё легавых. Однако я не намерен был давать волчице ещё хотя бы день передышки. Она должна была знать, что я наступаю ей на пятки и провести меня не получится.
Глава 16. Шах и мат
Очередной день поисков не принёс никаких результатов. Этого и следовало ожидать: как ни прискорбно, полиция действует обычно неповоротливо и прямолинейно. Слишком уж очевидны были планы полиции, и против них было легко играть даже одичавшей школьнице.
Да и как тут не понять, что патрульные рядом: птицы не летают. Уже подозрительно. Значит, кто-то поблизости есть. Легавые собаки? Если их вовремя заметить, то ввполне можно обхитрить. А когда патрули планомерно прочёсывают массив, так тут куда проще: лёг в траву и лежи, жди, пока не уйдут. И ведь не разглядишь!
Я испытывал неимоверную досаду: начальство, осаждающее нас с Мартином, пресса, не скупящаяся в желчи. Велик был соблазн бросить всё к чертям собачьим: Зигель не сможет прятаться вечно, а сейчас наступают холода. Тут недолго и ноги протянуть в ночи. Спасало положение только то, что скандалов дома не было. Марта с пониманием относилась к моему положению, а дети как будто сами притихли, видимо, решив не добавлять масла в огонь своим поведением.Я впал в глубокую апатию, мне уже совершенно безразлично было: отсранят меня от дела, или нет, возьму ли я эту тварь, или ей суждено сгинуть в лесу, доставшись на ужин волкам или замёрзнув насмерть.
— В нашем деле эмоции — совсем не преимущество, — говорил мне Марк ещё двадцать лет назад, когда я начинал свою карьеру.
Брат иногда помогал мне распутать некоторые сложные дела. Я зачитывал ему свою версию, а он, ставя себя на место подозреваемого, старался по возможности парировать мои доводы. Для сыщика адвокат — лучший экзаменатор.
— Знаешь, Флоре, — сказал мне как-то Марк. — На твоём месте я бы в последнюю очередь подключал полицию: слон в посудной лавке наделает меньше шума, чем наши стражи порядка.
Действительно, полиция всегда поднимала на уши всю округу, и в нашем деле это вряд ли можно было назвать преимуществом. Скорее, наоборот.
— Ну, инспектор, не надумали ещё ничего? — вновь в кабинет вошёл Кляйн. — А вам не кажется, что мы не поймали её потому, что мы ищем живую преступницу?
Мартин был вызывающе спокоен. Каждый день он, как на работу, ходил в пригородные леса, которые неплохо знал, составлял на месте планы, искал вместе с легавыми возможное место укрытия Анны. Недавно собаки нашли тайный схрон Зигель, где были небольшие запасы провианта, а также рогатина, наган и патроны к нему. Мы не стали трогать ничего и решили подождать, пока волчица сама появится. Но то ли опять сработало чутьё, то ли она заметила патрульных, засада не принесла видимых результатов: Зигель не появилась на месте. Я был уверен, что мы сократили отставание как минимум на полшага, и теперь Анна обречена.
— То-то и оно… — пробормотал я.
Эта версия казаалась мне маловероятной, но не такой уж и фантастической. За последние пару дней не было никаких известий о новых кражах, с тех самых пор, как волчица, слвно в насмешку над нами, обокрала целую продовольственную лавку. В этот раз она, как ни ы=была осторожна, а всё же дважды оплошала: засветилась с утра на окраине, а потом забыла закрыть дверь или чем-то подпереть её, в результате чего присутствие незваного гостя обнаружилось довольно скоро.
— Возможно… Но мне кажется, она всё-таки жива. Сегодня-завтра она непременно оступится.
Уверившаяся в своей безнаказанности Зигель обязательно совершит ещё одну ошибку, которая и станет для неё роковой.
***
Наступил судьбоносный день — 6 ноября. Когда я шёл на работу, я заметил необычайное оживление на улицах. Люди толпились у дороги в участок и с волнением переговаривались. «Так-так, опять будут митинги у меня под окнами устраивать», — с опаской думал я. Опять и снова все шишки мне: Мартину-то хорошо: он постоянно там, в лесах чертит планы поимки, прикидывая маршрут преступницы, да ещё и в компании легавых собак. Он немного осунулся и признавался, что сам немножко одичал за это время. Ночами становилось холодно, и мы теперь большее внимание акцентировали на сараях, причём отдалённых, куда могла забраться Анна, поскольку ночевать под открытым небом, особенно с приходом заморозков, стало проблематично. Зигель была истощена, и потому ей всё сложнее было запутывать следы. Мы уже десять дней подряд наступали ей на пятки, и я не сомневался, что она окажется у нас в руках и довольно скоро.
— Поймали! Поймали эту тварь! — слышал я взволнванные голоса людей.
Что? Попалась? Почти две недели мытарств закончились успешно: Зигель поймана, осталось теперь только предать её суду… Мне даже не верилось, что всё закончено, что я могу спать спокойно. Слишком уж дорого мне далась эта победа: давление начальства, тонны желчи от прессы, негодование родителей убитых… Теперь можно было не сомневаться, что убийца получит по заслугам и сполна.
— Господин инспектор! — ко мне подскочил журналист. — Можно один вопрос: Вы подтверждаете, что Зигель арестована? Можете что-то сказать?
Ах, ну надо же! Кто на меня все эти две недели лил поток желчи и грязи, говорил о моём явном служебном несоответствии, нерешительности и слабости, плохой осведомлённости по юрилической части?! Ах ты, сволочь лицемерная! Я хотел с порога высказать всё, что о нём думаю, но сдержался, ограничившись сухим «без комментариев».
Едва войдя в участок, я спросил дежурного, где сейчас подозреваемая.
— Там, в кабинете. Кляйн уже допрашивает её.
Метнувшись к заветной двери, я чуть приоткрыл её, заглянув внутрь. Напротив Кляйна сидела скрюченная фигура Анны Зигель, чьи запястья всё ещё сковывали наручники. Она безучастно смотрела в пол и как-то неуверенно, глотая и звуки, и слова, отвечала на вопросы моего напарника. Я вошёл в кабинет и, снимая пальто и кепку, поприветствовал Кляйна.
— Как пожтивает твоя гостья, Мартин? — спросил я.
— Да вот, — буднично ответил Кляйн. — Жива и здорова.
— Рад за неё, — равнодушно бросил я, украдкой взглянув в глаза Анны. — Меня зовут Флориан Дитрих, я тоже назначен вести ваше дело, — говорил так, как будто она и раньше этого не знала. — Вы будете давать показания?
— Ну… Вы и так всё знаете, — пробормотала Анна, взглянув на меня пристально, с холодом.
Этот взгляд… На меня смотрел не человек, а загнанный зверь. Она всё ещё не верила в реальность происходящего, и очевидно, сожалела о том, что не прикончила меня, когда у неё была возможность это сделать. А это значило, фокус с чучелом удался на славу. Я продолжал смотреть на преступницу с тихим злорадством и обдумывал дальнейшие наши действия.
Хрустнув пальцами, я принялся терпеливо объяснять:
— По закону мы обязаны помимо свидетелей и потерпевших, допросить и обвиняемого по делу. Вы не возражаете, если я закурю? — спросил я, достав из кармана коробочку с папиросами.
Анна замотала головой и я с удовольствием закурил. Пока ещё я не планировал допрашивать её «на карандаш», а лишь изучить немного ей манеры, может даже, отыскать слабое место. не сожалеет ли она о том, что не убила меня, когда был великолепный шанс это сделать? Попробую с ней поговорить на эту тему.
— А крепкие у вас нервы, фройляйн Анна, — усмехнулся я. — Навещать тех, кого чуть не убили… Это надо быть храбрецом, либо глупцом. Впрочем, перед лицом опасности равны и те, и другие, не так ли?
Анна нервно сглотнула, я заметил, что её руки снова предательски дрожат, как и во время первых допросов.
— Так почему же вы меня не убили тогда, в лесу? Вы бы лишились в одночасье сильного противника, а полиция — хорошего сыщика. Много ли навоюет обезглавленная следственная группа?
Я лукавил: на моё место нашли бы другого, может, менее хитрого, но тоже недаром евшего свой хлеб.
— Как бы я это сделала, когда рядом и легавые, и ваша дочка с подружками?
— Значит, фройляйн Зигель, большое скопление людей помешало вам осуществить свой замысел? — спросил я, вновь взглянув ей в глаза.
— Да, — ответила Анна. — Ещё это чёртово чучело… А так я бы вас непременно добила. Ножом.
От этих слов у меня невольно пробежал по спине холодок, несмотря на то, что Зигель сидела в наручниках, под присмотром конвойного. Эта рано повзрослевшая гимназистка могла бы дать фору даже знаменитому Джеку-Потрошителю. Это я вовремя сообразил: не отпускать патрульных по одному и держать наготове оружие: убьёт ведь, а когда прикрывает хотя бы один, сложно решиться на столь рискованное мероприятие.
— Благодарю за откровенность. С вами мне приятно иметь дело хотя бы и потому, что вы, по крайней мере, не лукавите.
Иногда приходится льстить преступникам, дабы вызвать их доверие. Я быстро разгадал тщеславие в Анне и решил почаще лить воду на эту мельницу.
Мне нужно было во что бы то ни стало разговорить Анну, заставить её рассказать всё, без утайки. Для таких молчаливых преступников у меня в арсенале имелось множество способов психологического воздействия на их души. Втереться в доверие, найти слабое место, да и запустить туда острые когти.
— Alea jacta est, — сказал я чуть слышно.
Но если Анна и была физически истощена, её воля оставалась непоколебимой. Она всё ещё не верила в реальность происходящего и продолжала водить по кабинету своими тёмными глазами, в которых отразилось всё отчаяние загнанного зверя, которому теперь только и остаётся, что ждать вердикта охотника.
Пока я не принимался за «обработку» подозреваемой, а только издали внимательно изучал её. В первый день я вряд ли мог рассчитывать на откровения. Потому допрос прошёл, в целом, шаблонно. Кляйн расспрашивал об обстоятельствах дела, Анна сухо отвечала в духе «Да, так и было».
Меня даже несколько удивляло её безразличие по отношению к своей судьбе, точно она уже всё решила для себя, что из тюрьмы она живой не выйдет и что ей бы уже поскорее суд. «Что ж, посмотрим, что из этого выйдет», — думал я, делая пометки в блокнот.
Кляйн, тем временем, закончил допрос. Я, до того присутствовавший лишь фоном, сказал:
— Благодарю вас за показания, фройляйн Анна. Прочтите протокол, если что, уточните, или подпишите, если показания верны.
Анна монотонно читала написанный сухим казённым сленгом протокол, после чего, взяв перо, написала внизу страницы: «Протокол верен и прочитан мной». Как только она подписала документ, я задал следующий вопрос:
— Значит, вы полностью признаёте себя виновной в преступлении, так?
