Психи имеют свою логику, разобраться в которой порой не способен и самый опытный специалист. Главное, пазл сложился. Почти. Не хватало лишь одного элемента – ответа, по какой причине Весников с такой изощренностью мстит бывшей жене. Неужели из-за развода? Интуиция подсказывала искать ответы в прошлом, и для этого Александра обратилась к Кириллу Андреевичу Анюхину.
Главный эксперт лаборатории почерковедческой экспертизы был в летах, но отличался отменной памятью и знал многих сотрудников полиции. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году, когда Весников еще работал опером, он как раз был заместителем начальника лаборатории, соответственно работал по просьбе следователей тех лет и мог знать вышеуказанного. Александра взглянула на время, набрала номер и вскоре тряслась в автобусе на пути к Кириллу Андреевичу.
...
За глаза Анюхина часто сравнивали с великим писателем Толстым из-за такой же густой и длинной бороды и доброго лица. Он раскрыл объятия, встречая Александру, и едва не пустил слезу. В отделе каждый знал, насколько старик прикипел душой к детективу. Когда она работала следователем, он часто относился к ней как к своей внучке и очень переживал, когда та написала заявление об уходе.
– Как дела, Сашенька? Совсем ты забыла своего старика. И Ваня давно не появлялся. У вас все в порядке? – спросил Кирилл Андреевич, разжимая объятия.
– У Вани какие-то проблемы, – не стала скрывать Александра, – я и сама его теперь не вижу. И он молчит, ничего не рассказывает, – разоткровенничалась она, – о помощи не просит, а я вижу – ему плохо. Последний раз, когда мы виделись, он выглядел невероятно уставшим, изможденным.
– Ох, Сашенька, с ним что-то происходит. Раньше он и просто так ко мне захаживал, и без дела, а теперь не приходит. Ты сама не пыталась его расспросить?
Селиверстова слегка замялась:
– Я считаю, когда человек будет готов, то сам попросит помощи. Ни к чему лезть в душу. Друзья на то и друзья, чтобы понимать и уважать личную жизнь друг друга.
Анюхин вздохнул:
– Друзья, говоришь? Ладно. Да только, Сашенька, иногда друзья не делятся именно потому, что не хотят перекладывать груз на плечи близкого человека.
– Нелогично. Но, Кирилл Андреевич, я, собственно, по другому вопросу.
– Ты все-таки подумай, Сашенька. Вы с Ваней не чужие, – Анюхин присел и предложил стул гостье, – ну хорошо, сами разберетесь. Рассказывай. По телефону ты что-то говорила про старых сотрудников.
– Да, меня интересует бывший опер Весников Андрей Степанович.
– Повезло тебе, Сашенька, я его помню. Мы с ним хорошо общались, можно сказать приятельствовали. Талантливый был сотрудник, но несчастный. Ему в жизни жутко не повезло.
– Подробнее.
– Уволили со скандалом, жена на развод подала, сын без вести пропал. А он его боготворил. Знаешь, Сашенька, редко встретишь отца, который все время говорит о сыне, а Весников только о мальчике и рассказывал. И жена бедная. Ох, сложная это история. Но я не понимаю, почему она тебя интересует?
– Сказать не могу. Дайте бумагу, – она решила соблюдать осторожность.
Кирилл Андреевич протянул лист и ручку. Александра взяла и быстро написала:
«Весников и есть маньяк, оставлявший шифры».
Анюхин, прочитав, не удивился и ответил:
«Знаешь, Сашенька, возможно так и есть. Совпадение или нет, но он очень любил придумывать шифры».
– Я не верю в такие совпадения, – отложила бумагу, – Кирилл Андреевич, что вы еще помните?
Тот вздохнул, бросил взгляд на часы и предложил:
– Пойдем перекусим, там и поговорим, – Анюхин улыбнулся.
День был в самом разгаре, но в лабораторию обращались только по предварительному звонку и не так часто, как бы ему хотелось, поэтому он с чистой совестью подошел к двери, включил сигнализацию – здесь хранилось множество улик, способных изменить десятки судеб – повернул ключ и под руку с Александрой вышел из здания.
В кафе они заказали комплексный обед. Селиверстова не удержалась от десерта. А когда официант поставил тарелки и удалился, Кирилл Андреевич рассказал все, что помнил о бывшем опере и его семье.
Мужчина с родинкой
Клавдия Евгеньевна сидела в любимом кресле напротив окна, ожидая, когда яблочный пирог покроется любимой василисочкиной корочкой.
Через час позвонил Алексей и предупредил об опоздании: где-то впереди случилась авария, и возник жуткий затор. Клавдия Евгеньевна сказала, чтобы он не переживал, а сама вернулась на кухню. Для доченьки она наготовила котлеток по новому рецепту, где использовалось совсем немного масла – доктор запретил жирное, поэтому, можно сказать, котлетки больше варились, чем жарились. Клавдия Евгеньевна сняла пробу и осталась довольна: несмотря на неказистый внешний вид, они оказались вкусными. Приготовила пюре на обезжиренном молочке, салат из свежего перца и огурцов. Нарезала бутерброды с творогом и зеленью. И, конечно, сварила компот из яблок и вишни. Еще раз все проверив, Клавдия Евгеньевна переместилась в комнату и вновь опустилась в кресло.
Арсений мяукнул, потерся о руку хозяйки, и она вздохнула, почесав того за ушком. Что греха таить: пожилой женщине необходим был не просто перерыв на отдых, но и возможность унять нервы. Сердце после новости о попавшей в больницу Василисочке слегка пошаливало. Врач говорил с ее дочкой все обойдется, но от этого не становилось менее страшно. И пускай в больнице пожилая женщина держалась молодцом – дома позволила себе слабину.
Клавдия Евгеньевна смотрела в окно на моросящий мокрый снег и невольно вспоминала о палате и шумной соседке. Вспоминала то, через что пришлось пройти ей самой.
На сохранении она лежала на таком же сроке, что и ее Василисочка – упала с лестницы. Всем рассказывала, будто споткнулась, оступилась, а на самом деле ее толкнул муж.
Конечно, она простила, списав вспышку на его проблемы на работе: он как раз тогда не мог выследить какого-то маньяка и очень злился по этому поводу. Когда понял, что произошло, то долго извинялся, буквально молил о прощении. Любящее сердце простило, уверенное в том, что подобное никогда не повторится.
Но ребеночка она в больнице все-таки потеряла. Муж винил себя, чуть не наложил руки – вовремя опомнился. Все время пока она лежала в больнице, стоял под окнами с цветами, кричал, раздражая других пациентов пьяными признаниями о том, как сильно ее любит, но, конечно, молчал о своей вине. Ни ему, ни ей не хотелось афишировать то, что произошло в семье.
Клавдия Евгеньевна отлично помнила палату, не слишком заботливую медсестру и соседку, с которой подружилась. Ее звали Вика. Они общались, пока та не переехала в другой город, на этом их пути разошлись.
Подруга была столь же активной и болтливой как Лида.
«Бывают же такие совпадения!» – удивилась тогда Клавдия Евгеньевна, рассматривая Лиду. Она очень бы не хотела в этом признаваться, но ее крайне волновало то, насколько сильно их с дочкой жизни похожи. Пугающе сильно. Мало внешней схожести – Василисочку было легко издалека принять за Клаву в юности, так им еще и схожий типаж мужчин нравился, и в больницу она попала на том же сроке. Да и эта соседка-болтушка… Наверно, в каждой палате найдется такая Лида или Вика, но на душе все-равно было тревожно. Хорошо, что муж дочки совсем не походил на отца Василисы и, к счастью, совершенно не напоминал Андрея, при одной мысли о котором становилось тоскливо и больно ничуть не меньше, чем много лет назад.
Они познакомились в общежитии на дне рождении общего знакомого Ильи. Андрей отметил ее красивые рыжие волосы, сделал комплимент. Так все и началось – сейчас бы сказали по старинке. Вместе гуляли по городу, ходили на танцы. Андрей встречал ее всегда с мороженым или конфетами «коровка» и провожал до трамвайной остановки.
Он был невысок, но хорошо сложен. Черты лица вызывали ассоциации с портретами аристократов, а его родинка на правой щеке так и притягивала взгляд. Клаве каждый раз хотелось коснуться ее, очертить сердечком. Почему-то именно эта родинка снилась ей каждую ночь. Влюбленная девушка мечтала, что внешнюю особенность унаследует их ребенок.
Они поженились через два года знакомства. Свадьба была достаточно пышной по советским временам: родственники, друзья, одногруппники – все принимали участие. Лучшая подруга сшила платье, на туфли и фату собирали всем курсом. Прическа, макияж стараниями тех же подруг. Бусы – бижутерию, но красивую, одолжила дочка соседки.
С праздничным столом тоже помогли. Одни принесли шампанское, кто-то сумел достать вино. Другие наготовили дома закусок: нарезали докторской колбасы, сыра, принесли зеленый горошек. Родители со стороны жениха отвечали за салаты, а семья невесты организовала фрукты. Тогда это было редкостью, но им удалось достать бананы. Клавдия Евгеньевна отлично помнила, как вместо торта все наслаждались кружками экзотического фрукта. В качестве десерта поставили любимые многими конфеты «коровка».
Жили они с Андреем хорошо. Ругались изредка по бытовым проблемам: то он полочку не прибил, то она рубашку не погладила, но причин для серьезных ссор не находилось. Родственники в один голос говорили, что молодые живут душа в душу.
Так продолжался целый год, а потом он устроился по специальности в милицию. Все чаще приходил недовольный, начал грубить, пропадал после работы, а иногда и не ночевал. Когда Клава завела разговор, он ничего толком не объяснил, велев не лезть в мужские дела. После второй ее попытки выяснить причину, он ее ударил. Увы, не в последний раз.
В последующие месяцы она все чаще замечала в нем перемены. Муж вел себя странно: иногда был прежним Андреем, которого она полюбила, а иногда становился злым и грубым мужчиной, которого она боялась. Мог накричать из-за того, что суп слишком горячий или потому, что она положила в тарелку мало котлет. Потом извинялся и делал это красиво: покупал цветы не из дешевых и конфеты. Однажды принес духи. Запах оказался приторным, и у Клавы от подарка заболела голова, но она была очень благодарна за столь щедрый жест и хранила маленький флакончик как память.
А спустя год она снова забеременела. В семью вернулось то счастье, которое, казалось бы, забылось за время недолгого брака. Муж все так же задерживался после работы, бывало не ночевал, но когда являлся домой, то всегда приносил фрукты, пирожные и некоторое время вел себя как идеальный семьянин. Мог погладить собственную одежду, приготовить что-нибудь несложное, вынести мусор и навести порядок, но лишь в той комнате, где собирались поставить детскую кроватку, однако Клаве и этого хватало. Она сияла от счастья. К тому же он начал посвящать ей стихи. В них говорилось о том, как он мечтает стать отцом.
Рождение сына, названного Владиком, отмечали едва ли не роскошнее свадьбы: Андрей потратил кучу денег на праздничный стол и игрушки. Клава считала себя самой счастливой и везучей женщиной. Муж чуть ли не носил ее на руках, помогал с ребенком, отстаивал очереди под дождем за смесью, когда у Клавы пропало молоко из-за ссоры с матерью. Та чувствовала, что что-то не так и постоянно доводила дочь до истерики одними и теми же вопросами: «Мне тут сказали, твой Андрей не ночевал дома. Это правда? А ты не думала, откуда у него такие большие деньги? Берет взятки?» Она просила маму не лезть в ее личную жизнь, потому что сама не хотела отвечать на эти вопросы. Об этом она задумывалась раньше, до родов, теперь же все было замечательно. О плохом думать не хотелось.
Владик рос здоровым веселым ребенком, таким же рыжим, как мама, с такой же родинкой на правой щеке, как у папы. Мальчику исполнился годик, и Клава решила взять на дом подработку. Она подтягивала соседских детишек по русскому и литературе, в то время, как муж гулял с Владиком у дома. Он вообще все свое свободное время уделял сыну.
«Ваш муж как курица-наседка», – смеялись соседки у подъезда. Она лишь улыбалась в ответ. Ее Андрей действительно вел себя намного заботливее и внимательнее других отцов. Он был идеальным папой, очень напоминая Клаве ее собственного. Казалось, все мечты сбылись.
А потом умер ее отец, и она решила забрать маму. Теща и зять не ладили. Во-первых, женщина утверждала, что мальчика нельзя воспитывать в излишне нежной атмосфере, если они не желают в итоге получить слюнтяя, а Андрей защищал свою позицию криками и напоминанием кто в доме хозяин, и на чьей территории живет теща. Во-вторых, ей очень не нравились ночевки Андрея вне дома и его опоздания с работы. Именно теща первой узнала, что он лжет. Она же заметила, что тот утаивает часть зарплаты.
Напряженная обстановка, выяснение отношений, постоянные слезы – ситуация дошла вплоть до того, что муж поставил ультиматум: или я, или твоя мать. Теща не хотела расстраивать брак единственной дочери, с грустью осознавая: Клава без памяти любит этого грубияна. К тому же, и этого нельзя было отрицать, Андрей души не чаял в сыне. И теща саморетировалась.
Супруги зажили как раньше, но все свое внимание Андрей уделял сыну, и в какой-то момент Клава, набравшая после родов вес и так и не сумевшая вернуться к прежней форме, испугалась, что перестала интересовать мужа. Испугалась, что он воспринимает ее как кухарку. Поводы так подумать имелись: муж практически ее не замечал. Он прекратил писать стихи, дарить цветы, делать подарки. Конфеты в доме и то стали редкостью, хотя Клава знала, что сына отец балует – не раз находила в карманах Владика обертки от разных сладостей. Кроме того, муж снова стал на нее срываться: часто кричал, мог и руку поднять. На сына – никогда.
Клава решила вернуть в отношения прежнюю теплоту. Подстриглась, начала дома подкрашивать губы, потратила всю свою квартальную премию на покупку красивого платья, старалась не обижаться на его эмоциональные всплески, перестала обращать внимание на явные секреты и опоздания – это сработало. Муж начал проявлять нежность, а однажды ночью даже извинился за свое поведение. Сказал, что его доводит работа, сравнив ее с зависимостью. С ней плохо, а без нее невозможно. Желая загладить вину, предложил как-нибудь погулять в центре города. Она настояла на прогулке вдвоем: он нехотя согласился, и в один из выходных дней Клава отвезла сына к маме.
Прогулка оказалась не самой удачной: дождь, ветер. Муж что-то говорил о работе. Они решили переждать непогоду в кафе за чашечкой чая. Ей тогда очень захотелось пирожное с масляным кремом. Она как сейчас помнила ту корзиночку, увитую красивыми розочками. Андрей сказал, что у него не хватает денег, да и ни к чему лишний раз тратиться, хотя она отлично помнила о полученной накануне зарплате, но он в последнее время домой приносил все меньше и меньше, поэтому она расстроилась, но не удивилась. А купить сама не могла, так как уже давно поделила свою зарплату на две части: первая тратилась на Владика, вторая уходила в семейный бюджет. Так и просидели с пустым чаем. Но на протяжении всего того времени, которое они пробыли в заведении Клава с завистью смотрела на женщину за соседним столиком. Та ела именно это пирожное. А Андрей все это время подтрунивал над женой – сам-то был равнодушен к сладкому. Клаве тогда стало очень обидно. Домой ехали молча.
Главный эксперт лаборатории почерковедческой экспертизы был в летах, но отличался отменной памятью и знал многих сотрудников полиции. В тысяча девятьсот семьдесят девятом году, когда Весников еще работал опером, он как раз был заместителем начальника лаборатории, соответственно работал по просьбе следователей тех лет и мог знать вышеуказанного. Александра взглянула на время, набрала номер и вскоре тряслась в автобусе на пути к Кириллу Андреевичу.
...
За глаза Анюхина часто сравнивали с великим писателем Толстым из-за такой же густой и длинной бороды и доброго лица. Он раскрыл объятия, встречая Александру, и едва не пустил слезу. В отделе каждый знал, насколько старик прикипел душой к детективу. Когда она работала следователем, он часто относился к ней как к своей внучке и очень переживал, когда та написала заявление об уходе.
– Как дела, Сашенька? Совсем ты забыла своего старика. И Ваня давно не появлялся. У вас все в порядке? – спросил Кирилл Андреевич, разжимая объятия.
– У Вани какие-то проблемы, – не стала скрывать Александра, – я и сама его теперь не вижу. И он молчит, ничего не рассказывает, – разоткровенничалась она, – о помощи не просит, а я вижу – ему плохо. Последний раз, когда мы виделись, он выглядел невероятно уставшим, изможденным.
– Ох, Сашенька, с ним что-то происходит. Раньше он и просто так ко мне захаживал, и без дела, а теперь не приходит. Ты сама не пыталась его расспросить?
Селиверстова слегка замялась:
– Я считаю, когда человек будет готов, то сам попросит помощи. Ни к чему лезть в душу. Друзья на то и друзья, чтобы понимать и уважать личную жизнь друг друга.
Анюхин вздохнул:
– Друзья, говоришь? Ладно. Да только, Сашенька, иногда друзья не делятся именно потому, что не хотят перекладывать груз на плечи близкого человека.
– Нелогично. Но, Кирилл Андреевич, я, собственно, по другому вопросу.
– Ты все-таки подумай, Сашенька. Вы с Ваней не чужие, – Анюхин присел и предложил стул гостье, – ну хорошо, сами разберетесь. Рассказывай. По телефону ты что-то говорила про старых сотрудников.
– Да, меня интересует бывший опер Весников Андрей Степанович.
– Повезло тебе, Сашенька, я его помню. Мы с ним хорошо общались, можно сказать приятельствовали. Талантливый был сотрудник, но несчастный. Ему в жизни жутко не повезло.
– Подробнее.
– Уволили со скандалом, жена на развод подала, сын без вести пропал. А он его боготворил. Знаешь, Сашенька, редко встретишь отца, который все время говорит о сыне, а Весников только о мальчике и рассказывал. И жена бедная. Ох, сложная это история. Но я не понимаю, почему она тебя интересует?
– Сказать не могу. Дайте бумагу, – она решила соблюдать осторожность.
Кирилл Андреевич протянул лист и ручку. Александра взяла и быстро написала:
«Весников и есть маньяк, оставлявший шифры».
Анюхин, прочитав, не удивился и ответил:
«Знаешь, Сашенька, возможно так и есть. Совпадение или нет, но он очень любил придумывать шифры».
– Я не верю в такие совпадения, – отложила бумагу, – Кирилл Андреевич, что вы еще помните?
Тот вздохнул, бросил взгляд на часы и предложил:
– Пойдем перекусим, там и поговорим, – Анюхин улыбнулся.
День был в самом разгаре, но в лабораторию обращались только по предварительному звонку и не так часто, как бы ему хотелось, поэтому он с чистой совестью подошел к двери, включил сигнализацию – здесь хранилось множество улик, способных изменить десятки судеб – повернул ключ и под руку с Александрой вышел из здания.
В кафе они заказали комплексный обед. Селиверстова не удержалась от десерта. А когда официант поставил тарелки и удалился, Кирилл Андреевич рассказал все, что помнил о бывшем опере и его семье.
Прода от 08.07.2019, 01:59
Часть вторая
Мужчина с родинкой
Глава 30
Клавдия Евгеньевна сидела в любимом кресле напротив окна, ожидая, когда яблочный пирог покроется любимой василисочкиной корочкой.
Через час позвонил Алексей и предупредил об опоздании: где-то впереди случилась авария, и возник жуткий затор. Клавдия Евгеньевна сказала, чтобы он не переживал, а сама вернулась на кухню. Для доченьки она наготовила котлеток по новому рецепту, где использовалось совсем немного масла – доктор запретил жирное, поэтому, можно сказать, котлетки больше варились, чем жарились. Клавдия Евгеньевна сняла пробу и осталась довольна: несмотря на неказистый внешний вид, они оказались вкусными. Приготовила пюре на обезжиренном молочке, салат из свежего перца и огурцов. Нарезала бутерброды с творогом и зеленью. И, конечно, сварила компот из яблок и вишни. Еще раз все проверив, Клавдия Евгеньевна переместилась в комнату и вновь опустилась в кресло.
Арсений мяукнул, потерся о руку хозяйки, и она вздохнула, почесав того за ушком. Что греха таить: пожилой женщине необходим был не просто перерыв на отдых, но и возможность унять нервы. Сердце после новости о попавшей в больницу Василисочке слегка пошаливало. Врач говорил с ее дочкой все обойдется, но от этого не становилось менее страшно. И пускай в больнице пожилая женщина держалась молодцом – дома позволила себе слабину.
Клавдия Евгеньевна смотрела в окно на моросящий мокрый снег и невольно вспоминала о палате и шумной соседке. Вспоминала то, через что пришлось пройти ей самой.
На сохранении она лежала на таком же сроке, что и ее Василисочка – упала с лестницы. Всем рассказывала, будто споткнулась, оступилась, а на самом деле ее толкнул муж.
Конечно, она простила, списав вспышку на его проблемы на работе: он как раз тогда не мог выследить какого-то маньяка и очень злился по этому поводу. Когда понял, что произошло, то долго извинялся, буквально молил о прощении. Любящее сердце простило, уверенное в том, что подобное никогда не повторится.
Но ребеночка она в больнице все-таки потеряла. Муж винил себя, чуть не наложил руки – вовремя опомнился. Все время пока она лежала в больнице, стоял под окнами с цветами, кричал, раздражая других пациентов пьяными признаниями о том, как сильно ее любит, но, конечно, молчал о своей вине. Ни ему, ни ей не хотелось афишировать то, что произошло в семье.
Клавдия Евгеньевна отлично помнила палату, не слишком заботливую медсестру и соседку, с которой подружилась. Ее звали Вика. Они общались, пока та не переехала в другой город, на этом их пути разошлись.
Подруга была столь же активной и болтливой как Лида.
«Бывают же такие совпадения!» – удивилась тогда Клавдия Евгеньевна, рассматривая Лиду. Она очень бы не хотела в этом признаваться, но ее крайне волновало то, насколько сильно их с дочкой жизни похожи. Пугающе сильно. Мало внешней схожести – Василисочку было легко издалека принять за Клаву в юности, так им еще и схожий типаж мужчин нравился, и в больницу она попала на том же сроке. Да и эта соседка-болтушка… Наверно, в каждой палате найдется такая Лида или Вика, но на душе все-равно было тревожно. Хорошо, что муж дочки совсем не походил на отца Василисы и, к счастью, совершенно не напоминал Андрея, при одной мысли о котором становилось тоскливо и больно ничуть не меньше, чем много лет назад.
Они познакомились в общежитии на дне рождении общего знакомого Ильи. Андрей отметил ее красивые рыжие волосы, сделал комплимент. Так все и началось – сейчас бы сказали по старинке. Вместе гуляли по городу, ходили на танцы. Андрей встречал ее всегда с мороженым или конфетами «коровка» и провожал до трамвайной остановки.
Он был невысок, но хорошо сложен. Черты лица вызывали ассоциации с портретами аристократов, а его родинка на правой щеке так и притягивала взгляд. Клаве каждый раз хотелось коснуться ее, очертить сердечком. Почему-то именно эта родинка снилась ей каждую ночь. Влюбленная девушка мечтала, что внешнюю особенность унаследует их ребенок.
Они поженились через два года знакомства. Свадьба была достаточно пышной по советским временам: родственники, друзья, одногруппники – все принимали участие. Лучшая подруга сшила платье, на туфли и фату собирали всем курсом. Прическа, макияж стараниями тех же подруг. Бусы – бижутерию, но красивую, одолжила дочка соседки.
С праздничным столом тоже помогли. Одни принесли шампанское, кто-то сумел достать вино. Другие наготовили дома закусок: нарезали докторской колбасы, сыра, принесли зеленый горошек. Родители со стороны жениха отвечали за салаты, а семья невесты организовала фрукты. Тогда это было редкостью, но им удалось достать бананы. Клавдия Евгеньевна отлично помнила, как вместо торта все наслаждались кружками экзотического фрукта. В качестве десерта поставили любимые многими конфеты «коровка».
Жили они с Андреем хорошо. Ругались изредка по бытовым проблемам: то он полочку не прибил, то она рубашку не погладила, но причин для серьезных ссор не находилось. Родственники в один голос говорили, что молодые живут душа в душу.
Так продолжался целый год, а потом он устроился по специальности в милицию. Все чаще приходил недовольный, начал грубить, пропадал после работы, а иногда и не ночевал. Когда Клава завела разговор, он ничего толком не объяснил, велев не лезть в мужские дела. После второй ее попытки выяснить причину, он ее ударил. Увы, не в последний раз.
В последующие месяцы она все чаще замечала в нем перемены. Муж вел себя странно: иногда был прежним Андреем, которого она полюбила, а иногда становился злым и грубым мужчиной, которого она боялась. Мог накричать из-за того, что суп слишком горячий или потому, что она положила в тарелку мало котлет. Потом извинялся и делал это красиво: покупал цветы не из дешевых и конфеты. Однажды принес духи. Запах оказался приторным, и у Клавы от подарка заболела голова, но она была очень благодарна за столь щедрый жест и хранила маленький флакончик как память.
А спустя год она снова забеременела. В семью вернулось то счастье, которое, казалось бы, забылось за время недолгого брака. Муж все так же задерживался после работы, бывало не ночевал, но когда являлся домой, то всегда приносил фрукты, пирожные и некоторое время вел себя как идеальный семьянин. Мог погладить собственную одежду, приготовить что-нибудь несложное, вынести мусор и навести порядок, но лишь в той комнате, где собирались поставить детскую кроватку, однако Клаве и этого хватало. Она сияла от счастья. К тому же он начал посвящать ей стихи. В них говорилось о том, как он мечтает стать отцом.
Рождение сына, названного Владиком, отмечали едва ли не роскошнее свадьбы: Андрей потратил кучу денег на праздничный стол и игрушки. Клава считала себя самой счастливой и везучей женщиной. Муж чуть ли не носил ее на руках, помогал с ребенком, отстаивал очереди под дождем за смесью, когда у Клавы пропало молоко из-за ссоры с матерью. Та чувствовала, что что-то не так и постоянно доводила дочь до истерики одними и теми же вопросами: «Мне тут сказали, твой Андрей не ночевал дома. Это правда? А ты не думала, откуда у него такие большие деньги? Берет взятки?» Она просила маму не лезть в ее личную жизнь, потому что сама не хотела отвечать на эти вопросы. Об этом она задумывалась раньше, до родов, теперь же все было замечательно. О плохом думать не хотелось.
Владик рос здоровым веселым ребенком, таким же рыжим, как мама, с такой же родинкой на правой щеке, как у папы. Мальчику исполнился годик, и Клава решила взять на дом подработку. Она подтягивала соседских детишек по русскому и литературе, в то время, как муж гулял с Владиком у дома. Он вообще все свое свободное время уделял сыну.
«Ваш муж как курица-наседка», – смеялись соседки у подъезда. Она лишь улыбалась в ответ. Ее Андрей действительно вел себя намного заботливее и внимательнее других отцов. Он был идеальным папой, очень напоминая Клаве ее собственного. Казалось, все мечты сбылись.
А потом умер ее отец, и она решила забрать маму. Теща и зять не ладили. Во-первых, женщина утверждала, что мальчика нельзя воспитывать в излишне нежной атмосфере, если они не желают в итоге получить слюнтяя, а Андрей защищал свою позицию криками и напоминанием кто в доме хозяин, и на чьей территории живет теща. Во-вторых, ей очень не нравились ночевки Андрея вне дома и его опоздания с работы. Именно теща первой узнала, что он лжет. Она же заметила, что тот утаивает часть зарплаты.
Напряженная обстановка, выяснение отношений, постоянные слезы – ситуация дошла вплоть до того, что муж поставил ультиматум: или я, или твоя мать. Теща не хотела расстраивать брак единственной дочери, с грустью осознавая: Клава без памяти любит этого грубияна. К тому же, и этого нельзя было отрицать, Андрей души не чаял в сыне. И теща саморетировалась.
Супруги зажили как раньше, но все свое внимание Андрей уделял сыну, и в какой-то момент Клава, набравшая после родов вес и так и не сумевшая вернуться к прежней форме, испугалась, что перестала интересовать мужа. Испугалась, что он воспринимает ее как кухарку. Поводы так подумать имелись: муж практически ее не замечал. Он прекратил писать стихи, дарить цветы, делать подарки. Конфеты в доме и то стали редкостью, хотя Клава знала, что сына отец балует – не раз находила в карманах Владика обертки от разных сладостей. Кроме того, муж снова стал на нее срываться: часто кричал, мог и руку поднять. На сына – никогда.
Клава решила вернуть в отношения прежнюю теплоту. Подстриглась, начала дома подкрашивать губы, потратила всю свою квартальную премию на покупку красивого платья, старалась не обижаться на его эмоциональные всплески, перестала обращать внимание на явные секреты и опоздания – это сработало. Муж начал проявлять нежность, а однажды ночью даже извинился за свое поведение. Сказал, что его доводит работа, сравнив ее с зависимостью. С ней плохо, а без нее невозможно. Желая загладить вину, предложил как-нибудь погулять в центре города. Она настояла на прогулке вдвоем: он нехотя согласился, и в один из выходных дней Клава отвезла сына к маме.
Прогулка оказалась не самой удачной: дождь, ветер. Муж что-то говорил о работе. Они решили переждать непогоду в кафе за чашечкой чая. Ей тогда очень захотелось пирожное с масляным кремом. Она как сейчас помнила ту корзиночку, увитую красивыми розочками. Андрей сказал, что у него не хватает денег, да и ни к чему лишний раз тратиться, хотя она отлично помнила о полученной накануне зарплате, но он в последнее время домой приносил все меньше и меньше, поэтому она расстроилась, но не удивилась. А купить сама не могла, так как уже давно поделила свою зарплату на две части: первая тратилась на Владика, вторая уходила в семейный бюджет. Так и просидели с пустым чаем. Но на протяжении всего того времени, которое они пробыли в заведении Клава с завистью смотрела на женщину за соседним столиком. Та ела именно это пирожное. А Андрей все это время подтрунивал над женой – сам-то был равнодушен к сладкому. Клаве тогда стало очень обидно. Домой ехали молча.
