– Но ты признаёшь.
– Я особенный. Но мы говорим не обо мне. Ты всегда веришь Интуиции, да-да, я о тебе, подруга, – он подмигнул пустоте, и Саша вновь улыбнулась. – И борешься до последнего. И ищешь, когда никто не ищет. Ты не отступаешь. И я ни за что не поверю, что сейчас ты возьмёшь и смиришься с фактом, который, внимание, факт лишь для твоего измученного мозга – я считаю, ты жутко устала – и даже не предпримешь попытки выяснить что к чему. Так вот. Ты можешь сколько угодно играть в мыльную оперу…
Саша его перебила:
– Бриз, так давно не говорят.
– Ну и ладно. – Он продолжил, – изображать из себя несчастную главную героиню, но хоть убей меня, я не поверю, что ты прямо сейчас сдашься. Повторюсь, ты устала, и я понимаю, что ты рассчитывала впервые узнать о Соколове спустя столько время совсем не так, но как вышло, так вышло. Конечно, на твоём восприятии сказываются и тревожные сны. Тебе же всё это время снился он? Отсюда твоя рассеянность на работе, невнимательность, забывчивость? Ты поэтому стала такой… эмоциональной?
Она кивнула.
– Не знаю, что именно тебе снится, но это всего лишь сны. Мне тоже, между прочим, снятся кошмары. В твоих что?
– Дима уходит, – тихо ответила Саша. – Я вижу, как он удаляется, а потом исчезает. Растворяется в воздухе. Но иногда он остаётся и превращается в монстра.
– Монстром он и раньше был, – хмыкнул Ваня. – Женщины-то могут есть столько сладкого, но мужчины… К тому же он исчез из твоей жизни, ничего не объяснив, так что он точно монстр. Кстати, вот тебе и исчезновение. Ты его всё ещё переживаешь.
– А ты, похоже, выбрал не ту профессию. Тебе надо в психологи.
– Нет уж. Мне и на своём месте неплохо. А насчёт твоих снов, разве это кошмары? Вот мне снится Герцогиня, царапающая банковскую карту. Вот где ужас!
– Она такая вредная?
– Это не кошка, а… а настоящий монстр! – воскликнул Ваня. – Вечно орёт, всё дерёт, фыркает, ко мне на руки не идёт.
– Может у неё что-то болит? – предположила Саша. – Раньше ты на неё не жаловался.
– Больные кошки затихают. Я читал.
– Но ты же помнишь, при каких обстоятельствах она у тебя появилась? На её глазах убили хозяйку. Запоздалый стресс?
– Стресс? – Ваня задумался. – Твоё дело о «Кружевах» было не вчера. Поздновато.
– Моё?
– Конечно. Все дела твои. Ты же мозг всех расследований. А что с кошкой не понятно.
– Ты её чем-то обидел? К твоему отцу она идёт?
– Да. Но чем я её обидел?
– Вообще я в кошках не очень разбираюсь.
– Ладно. О кошке я подумаю. А ты подумай о том, согласна ли без видимой причины отдать Соколова… – он задумался. – Призраку смерти?
– Кому-кому?
– Призраку смЭрти, – высокопарно повторил Ваня.
– Как напыщенно, – скривилась Саша. – Так в тебе умер не только психолог, но и писатель?
– Умер. Это ты точно подметила. На этом предлагаю завязать со страданиями и заняться делом. Для начала поедем к тебе, мой рабочий день всё равно закончился, я приготовлю ужин, а ты поспишь. Затем я выясню всё возможное о Соколове, а ты почитаешь. Потом…
– Вань…
– Вань не Вань, а по-моему, твой стресс похлеще, чем у Герцогини. Давай руку, поднимайся, выключай свет, а я вырублю комп, и выходим. По дороге можем купить торт. Какой хочешь?
– Вань…
– Торт сам выберу. Сегодня всё решать буду я. Кто в доме мужчина?
– В доме?
– Ну хорошо. В лаборатории? Прямо сейчас?
Саша огляделась по сторонам – его коллеги давно ушли, они были вдвоём – и вынужденно признала:
– Из мужчин только ты.
– Только я. А значит будет так, как я сказал. Идём, а то попадём в пробку.
Саша скрестила руки на груди.
– Ты что? Мной командуешь?
Ваня подошёл к компьютеру, обернулся и с улыбкой ответил:
– Немного.
Саша слегка растерялась.
Он сам выключил свет, всё проверил, а потом взял её за руку и вывел из кабинета. Они шли по пустому коридору, Саша слушала их гулкие шаги и ловила себя на мысли, что Бриз очень изменился. А может он всегда был таким, просто она не замечала?
– Заедем на заправку. Бензина маловато, – сказал он, открывая перед ней дверцу.
Она долго молчала, смотрела. Изучала его. А потом произнесла:
– Хорошо. Спасибо.
Ваня не ожидал в этот момент никакой нежности, но Саша его крепко обняла.
Тот вечер мог бы закончиться весьма неплохо: выбор торта не оставил Сашу равнодушной, и Ваня постепенно своими шутками, заботой вернул ей веру в лучшее, а если и не веру, то хотя бы желание разобраться в происходящем. Он готовил яичницу, потому что не был хорошим кулинаром, она отвлекалась каким-то юмористическим фэнтези, и всё вокруг казалось уже не столь мрачным. Но закончился вечер всё-таки тревожно. Ваня хотел позвонить Андрею Гольцеву, чтобы выяснить что-либо о Соколове, но тот его опередил. Слушая, как Андрей зачитывает открытку, открытку, внезапно переданную от Соколова, Ваня волновался, поглядывая на Сашу. Она улыбалась, перелистывая страницы. Звонок на Ванин мобильник её совсем не смутил. А потом она оторвала взгляд от книги, и он вновь столкнулся с тем самым взглядом, полным боли.
– Я не понимаю. Неужели… – произнесла она, слушая Диминого брата по громкой связи.
– По-прежнему ничего не ясно, – Ваня сжал её ладонь.
– Я должна сама прочитать это письмо, – неожиданно твёрдо решила Саша.
Вечер мог бы закончиться неплохо, но было слишком много обстоятельств. Ваня вздохнул и спросил:
– Андрей, мы можем встретиться? Сейчас?
Саша, вновь нервная и напуганная, уже надевала пальто.
***
«Прости, если я вас с мамой разочарую. Я старался. Семью Пуфа жалко».
– Это точно его почерк? – уточнил Ваня. Осознавал бессмысленность вопроса, но они слишком долго сидели в молчании. Нужно было сказать хоть что-то.
– Даже я узнаю его… – Саша опередила ответ Андрея.
Брат Димы кивнул.
– Но это ещё ничего не значит, – Ваня не терял оптимизма. – Во-первых, причины крови…
– Хватит уже о причинах! – взорвалась Саша. – Его слова похожи на прощание! А на открытке Мистер Пуф! Тот самый Мистер Пуф! Только без крови!
– Похожи, – не стал он отрицать, но пока это лишь догадки. Точно сможет сказать старик Анюхин. Он спец в этом деле.
– Да. Кирилл Андреевич способен различить мельчайшие нюансы настроения по написанию букв. Он поможет.
– Вы что оба, идиоты? Почерковедческая экспертиза – не волшебство!
– Не волшебство, но она поможет понять, в каком состоянии находился Дима. Саша, он мой брат, и слишком эгоистичен, чтобы уходить из жизни. Он скорее лишит жизни другого, но не себя. Да и не стал бы он писать прощальную записку! Тем более, посылать открытку с любимым персонажем детства. Но я признаю, выглядит всё это чертовски странно…
Саша попыталась взять себя в руки и стала набирать Анюхина.
– Он же спит! Взгляни на часы!
– Дело важное, Вань. В вашей идее есть смысл.
Они ждали.
– Не отвечает. Перезвоню утром. Даже, если…
– Саша!
– Андрей, прости, но Ваня просил слушать интуицию, а она говорит, что здесь нет ничего хорошего.
– Хорошего, безусловно, нет. Брат пропал, не давал о себе никаких вестей, а теперь я вдруг узнаю от его бывшего коллеги, что он в городе, его видели у дома любимой женщины, более того, ты находишь кота в пятнах его крови, а потом приходит эта открытка. Чёрт! Да он мне второй раз в жизни посылает открытку! А если бы её обнаружила мама? О ней он совсем не думает? И почему он пошёл не к нам, а к Майе? Кто его семья: мы или она?
Саша притихла.
Андрей понял, какую неприятную вещь сказал и поспешил извиниться:
– Саш… Он раньше её любил. Это я так. Не думай, что…
– Всё нормально. Главное, чтобы он был в порядке. Майя, так Майя…
Ваня мысленно сам придушил Соколова за причинённые всем страдания, а затем сказал:
– Мы все на взводе. Но давайте подумаем без эмоций. Трезво. Будем рассудительными – Ухмыльнулся, вспомнив, сколько раз Саша учила его быть именно таким. А ещё обращать внимание на детали. Перевернул открытку и сразу вцепился в неё взглядом. Он кое-что заметил. – Взгляните!
Саша и Андрей перевели взгляд на обратную сторону картона. Название фирмы-изготовителя было заклеено крохотным рисунком самолётика.
– Что это может значить? – спросил Ваня. – Не просто же так?
– Не знаю, – призналась Саша.
– А я знаю, – Андрей открыл в своём мобильном фотографию точно такого же самолётика, только модельного и показал присутствующим. – Это тот самолёт, на котором улетал его отец. Его родной отец.
– Куда? – не поняла Саша.
– В страну своего Друга, – со вздохом ответил Андрей. – Но на самом деле никакой страны не было. А вот Друг существовал. Он жил в голове Диминого отца и вынуждал совершать преступления.
– Что? – Саша была поражена. – О чём ты?
– Да… Однажды, по пьяни, Димка мне рассказал о своём детстве. Так вот этот самолёт был самым ненавистным для брата. Именно он, зажатый в руке его отца гораздо больше всех остальных странностей означал, что Друг из головы снова в деле. Дима очень боялся, что безумство отца передастся ему по генам, и я сам предложил, если вдруг что, чтобы он меня предупредил об этом. – Андрей сделал паузу, глубоко вздохнул. Выругался. А потом в нависшей тишине сокрушённо прозвучало:
– И как я сам не заметил этот чёртов рисунок? Как я мог? Это же…
– Призыв о помощи, – подхватила Саша, глядя на, казалось бы, безобидный самолётик серого цвета, таящий в себе, как оказалось, настоящую угрозу.
Прода от 19.07.2022, 20:52
Глава 33
Дима точно не знал, чей крик стоит в ушах. Казалось, оба голоса слились в один, жуткий, страшный. Одно было несомненно: она мертва – блондинка, похитившая Лёлю.
В груди звучала радость?
Нет. Звенела тишина. И если бы не этот крик, застрявший в сознании, тишина была бы полной, всеобъемлющей и, пожалуй, долгожданной.
С детства он боялся, что однажды и у него появится Друг. Гены никуда не выкинешь, и он всё ждал-ждал, мучился, терзался. Прислушивался к своим ощущениям, выискивал странности и надеялся их не найти. О том, что с отцом что-то не так, он понял ещё в десять. И мама в этом не разубеждала. Лишь говорила, что папе требуется особое отношение и чуть больше любви и ласки.
Если бы это могло что-то изменить.
Дима пытался быть замечательным сыном, отлично учился, не спорил, приходил вовремя и помогал отцу, когда тот просил. Но… Если Дима взрослел и менялся, то отец оставался таким же.
Нет.
Хуже.
Ложь.
Он всё стремительнее становился другим – чужим.
Отец брал самолётик, серый, И-153, «Чайка» и улетал на нём в страну, в которую его звал Друг. И как бы Дима не пытался прятать истребитель, ведь без него было намного лучше, отец всегда его находил. А когда находил, начинал кричать и на глазах меняться.
Как-то раз мать назвала отца монстром, и он её ударил. Тогда-то Дима первый раз и спрятал самолёт. А зря. Пропавшая моделька лишь делала Друга более агрессивным. Да и, по правде говоря, от Друга ничто не спасало, кроме выпивки. Пьющий отец был злым, но не безумным, однако Друг умел найти и здесь лазейку. В те года напуганный Дима слышал в биении собственного сердца не только отголоски страха, но и шёпот монстра. Засыпая, он ловил тишину, но слышал совсем иное.
Иногда его отец был нормальным. Почти нормальным, но с таким мириться было можно. И тогда мама начинала разговор: всегда один и тот же. Она настаивала на лечении, а он воспринимал её в штыки. Все её попытки приводили к обидам и агрессии. А ещё побоям.
Случалось, отец поднимал руку на жену, но чаще на беззащитного сына. Однако пугливый Дима быстро понял, как лучше вести себя с больным отцом, и как только приходил Друг, вставал не на защиту себя или мамы – принимал сторону отца. Он принимал его Друга, и в конце концов побои становились реже. За пять лет, с десяти до пятнадцати, Дима научился жить с ненормальным отцом и стал точно таким же манипулятором – иначе было не выжить. Но как он ни старался, Друга уговорить исчезнуть так и не удалось. Мать в один дождливый день не выдержала и ушла, оставив не только мужа, но и сына.
Отец Димы очень страдал.
Дима свою мать простил. Простил почти сразу и положил все силы на то, чтобы вылечить отца. Но разве мог он, подросток, совладать со взрослым ненормальным амбалом, чьи умственные способности с появлением Друга лишь возрастали? И тогда, помня слова матери о любви, он решил действовать иначе. Дима стал искать отцу жену. Голос, звучавший по ночам, во снах, ревел одиночеством. И Дима не мог точно сказать, что именно слышит: страдания собственной души, пока ещё не принадлежащей монстру, или отцовской. Но хотел во что бы то ни стало их заглушить. К тому же, где-то глубоко-глубоко в сердце он всё ещё лелеял надежду, что мама окажется права. И если не любовь излечит отца, то сила. А для этого нужна была сильная женщина. Его мама такой, к сожалению, никогда не была.
Навыки манипулятора очень помогли. Да и найти женщину, которая бы увлекла отца оказалось несложно. Он был падок на худых, светловолосых. Разговорчивых. С ямочками на щеках. Гольцева оказалась как раз такой. Вдовой. Беременной. И жила на той же улице. Правда потом переехала в другое место, на квартиру умершей тёти, но тогда уже всё было на мази. Дима обожал «Бивиса и Баттхеда» и хотел, чтобы у него был брат, обожающий тех же героев. Так что семья должна была получиться идеальной. Дима был уверен, что мама бы его план одобрила. Она была очень хорошей и всем всегда желала только счастья.
Годы шли, и всё было гораздо лучше, чем раньше – так казалось поначалу. Димин отец ухаживал за беременной супругой и казался совсем другим. Но Друг оставлять его не желал. В конце концов родился ребёнок, и отец вновь полетел на своём самолётике. Дима боялся, что однажды их с отцом выгонят, но новая мама поступила иначе. Как-то раз она зашла в их общую с Андреем комнату – брату тогда был год примерно, – и сказала:
«Тебя я никогда не оставлю, но мы все в опасности. А Андрюшка совсем маленький. Ты же понимаешь меня?»
Он понимал.
И вернувшись из школы просто не увидел отца. Не было ни его, ни его вещей, ни проклятой модельки самолётика. Ничего.
Новая мама сказала, что, если он хочет знать, где отец, она скажет. Но он не захотел.
За все годы разлуки желания так и не возникло. Вернее, иногда оно появлялось, но тогда Дима тормозил себя у материнской двери. Она оставила всё в прошлом. Дима хотел поступить также. Ради неё и замечательного брата, знавшего лишь своего биологического отца.
Ни в детстве, ни после Дима так и не избавился от шёпота в ночи. А после аварии – особенно после аварии, когда узнал, что повреждён участок мозга, контролирующий эмоции – стал всё чаще слышать этот шёпот. Тогда Дима и заставил себя свыкнуться с тем, что в нём тоже живёт монстр. Необязательно, что они станут Друзьями, как случилось у отца, но гены – прочная штука, и о ней стоит помнить.
Тишина.
Как долго он о ней мечтал. Даже слишком долго.
– Зачем ты это сделал, Дима?
Майя. Любимая Майя нарушила тишину. Она стояла в метре от него и плакала.
– Зачем? – повторяла она снова и снова. – Зачем? Что теперь будет с нами? Как я скажу Лёле, что… Боже… Лёля. Я… я должна её найти. Почему я стою здесь, когда моя малышка неизвестно где? Почему я поверила, что всё будет хорошо? С тобой ведь не может быть хорошо! Я ненавижу тебя, Дима!
