«В этот раз она тебя убьет. Ты умрешь. Так же, как он».
Прода от 03.02.2021, 23:32
В первую секунду Маркус не поверил, что это случилось, что это — конец. Он смотрел прямо в расширенные желтые глаза каманы и не мог понять их выражения. Их взгляд казался почти рассеянным, будто она глядела на него и сквозь него одновременно. Потом её лицо болезненно вздрогнуло. Она рывком вытянула глефу из земли и тяжело развернулась к нему всем телом. Лезвие глефы скользнуло вверх нацеливаясь прямо на него, и Милена резко шагнула вперед, одним движением покрыв почти половину разделявшего их расстояния.
Маркус дернулся, всё его тело пронзило болью: оно уже предчувствовало — ещё один шаг, и стальной коготь пронзит колотящееся у самого горла сердце. От бешеного биения крови пульсировала кожа. Рука сама собой потянулась к перевязи, минуту назад подкашивавшиеся ноги горели огнем. Так происходило всегда, когда он оказывался в шаге от смерти — тело хотело жить и готово было бросить на это все свои нечеловеческие силы до последней капли. Но в этот раз Маркус не верил, что может хоть что-то сделать. Что бы он ни выбрал — драться или бежать — камана убила бы его.
Милена оскалилась до самых десен, пожирая взглядом его лицо. Сплошная волна жгучей ненависти, какой он не чувствовал никогда в жизни. Маркус попятился, лихорадочно хватая ртом воздух.
— Милена! Милена, остановись!
В застывших глазах каманы мелькнула растерянность.
"Милена?.."
— ... что за дурацкое имя?
Вальяжно разлегшийся в корнях старого дерева хищник повернул к ней вытянутую темную морду, лениво облизнул длинные усы и пророкотал:
— Глаза у тебя, как застывшая на солнце смола.
Она недоверчиво фыркнула, уже понимая: это имя прилипло к ней, едва сорвавшись с губ недавнего знакомца, чьего ребенка она носила.
Тогда невозможно было представить, что это — самый ценный подарок из всех, что он сделал ей за время, которое они провели вместе, прежде чем снова пошли каждый своей дорогой. Он остался в древних лесах Хъемоса вместе с их сыном, а она вернулась в Альянс.
Всё это было безумно давно: если их не убила Катастрофа, — значит, убило время. Но они существовали, она была частью их жизнь, и данное ей имя было тому доказательством.
"Это — я. Я всё еще живу".
Милена снова услышала, как чей-то голос зовет её по имени. Уже другой, чужой и одновременно хорошо знакомый. Она тряхнула головой и прищурилась. Вокруг, совсем, как тогда, шумел лес, только совсем другой — молодой и светлый даже ночью.
Маркус стоял прямо перед ней, белый, как труп — одни непривычно широко распахнутые глаза сверкали, отражая лунный свет. Одна рука вцепилась в рукоять ножа на перевязи, другую он вскинул перед грудью в беспомощном, умоляющем жесте.
— Милена? — едва слышно прошептал он, с надеждой вглядываясь в её лицо. — Ты меня узнаешь?
Камана вдруг поняла, что клинок глефы в её руках смотрит прямо на него, замерев в паре мгновений от смертельного выпада: стоило дать напружиненным мышцам разогнуться, и Маркус повис бы на клинке, как насаженный на иголку мотылек. Она осторожно расслабила руки, опуская оружие. Из губ мужчины вырвался долгий, прерывистый вздох.
Милена ошеломленно огляделась по сторонам, посмотрела на расползшееся по траве темное месиво и покачала головой.
— Проклятье…
Она отчетливо помнила, что делала всё это время, но не могла до конца поверить, что едва не перешла черту, из-за которой уже не смогла бы вернуться. Такие глупости: потерявшаяся где-то здесь безделушка, тупая солдатня, не знающая, что творится у неё под носом. И всё это едва не стоила ей самой себя.
Ей вдруг вспомнились слова Альсмана — охотника из Башен, слова, которые в тот момент показались ей не более чем злым плевком:
« — Устроишь здесь резню — лишишься рассудка!»
"Да ты, как в воду глядел, паршивец. Умен не по годам или такой глазастый? Даже жаль было бы такого убить".
Она повернулась к Маркусу, так и не посмевшему сдвинуться с места, и осклабилась в своей привычной снисходительной усмешке:
— Что так смотришь? Пересрал?
Контрабандист вздрогнул, ошарашенно глядя на неё. Потом вдруг фыркнул, и отвернулся, прикрывая рот ладонью — его трясло от облегчения и рвущегося из груди нервного смеха. Милена терпеливо ждала, пока мужчина не успокоится, с легким удивлением наблюдая, как он недовольно кривит лицо, пытаясь заставить себя остановиться.
Отсмеявшись, Маркус глубоко с наслаждением вдохнул, не веря своему счастью, но тут же поперхнулся пропитанным кровью воздухом. Он резко позеленел, попытался метнуться в сторону ближайшего дерева и согнулся пополам в приступе рвоты.
— Пересрал, — презрительно констатировала Милена. — Вот уж не думала, что тебя с перепугу блевать потянет, слабачок.
— Иди ты нахрен, — выдохнул контрабандист, утирая рот ладонью.
Некоторое время он так и стоял, уперевшись ладонями в колени и пытаясь отдышаться.
— Ты себя не видела, — наконец, сказал он, осторожно выпрямившись. — Если бы я знал с самого начала, я бы никогда… я бы...
— Что? Попытался бы сбежать при первой же возможности?
Милена с интересом склонила голову набок, но контрабандист молчал, будто набрав в рот воды.
— И что же такого ты увидел? Это? — не дождавшись ответа, камана кивнула на останки несчастного солдата. — Для тебя это в новинку? Разве я не поступала так и раньше?
Маркус покачал головой. Он смотрел куда-то в сторону, избегая внимательного взгляда каманы.
— Дело... не в этом, — наконец, сказал он, с трудом выталкивая из себя каждое слово.
Ощущение от присутствия мертвеца ни с чем не спутаешь: страшная ненависть ко всему сущему — обжигающе холодная в момент, когда он дремлет и вспыхивающая черным пламенем, стоит ему заметить тебя и очнуться. В попытках прорваться к цепи фортов Маркус успел надышаться ею до тошноты. Но той ночью, когда Милена вылетела из ниоткуда и, прикончив натравленных на них с Соловьем собак, остановилась прямо перед ним, он почувствовал лишь странный бледный запах не живой и не гниющей плоти. Глаз видел знакомое уродство искалеченного Катастрофой тела, опасную, свирепую мощь, а внутреннее чутье, спасавшее ему жизнь каждый час, что он пробыл за Нор-Алинером, равнодушно молчало. Маркус боялся силы каманы, её непредсказуемости и жестокости, но это был объяснимый страх — она не делала ничего такого, что не мог бы сделать обычный достаточно сильный, чтобы подчинять себе всех вокруг человек. Страх, который Маркус испытал сейчас, был совершенно иным.
— Верно. Если бы ты до конца доверял тому, что видишь глазами — уйти с самого начала было бы самым логичным решением. Но ты повел себя так, будто встретил не мертвеца, а просто… противника не по силам. Будь я по-настоящему мертва, ты бы не смог так спокойно находиться рядом со мной ни минуты. У нас это называется зрячестью — способностью видеть суть вещей
— И к чему ты мне это рассказываешь? — ядовито осведомился Маркус.
— Чем ты недоволен? Тебе неинтересно, с чего тебя так перетрясло? — в тон ему ответила Милена.
— То есть, теперь ты решила начать со мной разговаривать?
— Прекрати вести себя, как истеричная баба — у нас нет времени жевать сопли!
— У нас? С чего ты взяла, что я буду иметь с тобой дело?
Черные брови Милены озадаченно изогнулись.
— Окстись, мальчик, — почти вкрадчиво пророкотала она. — Я не разрешала тебе никуда уходить.
— Откуда мне знать, что у тебя опять не проломится крыша, и ты не прикончишь меня на месте? — с вызовом заявил Маркус.
— Язык прикуси, пока я тебе его не отрезала! — разозлившись, рявкнула Милена, но к её удивлению, контрабандист повернул голову и в упор посмотрел ей в глаза. На его щеках пылали пятна злого румянца — испуганный ступор прошел, сменившись нервным возбуждением.
— Хватит с меня угроз! Объяснись: что с тобой происходит? Какого хрена ты тут устроила?!
Камана недобро сощурилась, но Маркус не отвел глаз.
— Если это повторится — я всё равно не жилец, — сказал он, — И тогда не в моих интересах помогать тебе искать остальных.
Прода от 5 февраля
Милена некоторое время молча прожигала его взглядом. Её длинный хвост раздраженно метался туда-сюда, взъерошивая траву и подбрасывая в воздух мелкий лесной мусор.
— Да что ты говоришь? Совсем недавно так трясся, а теперь готов героически сдохнуть?
Она подалась вперед и закатила Маркусу тяжелую оплеуху, от которой тот едва не полетел на землю.
— Это — чтобы ты не думал, будто можешь мне хамить! — заявила камана и, дождавшись, когда он твердо встанет на ноги, спросила: — Что ты знаешь о скаронах?
Маркус мрачно взглянул на неё исподлобья, щупая пальцами саднящую скулу.
— Что так называют ходячих мертвецов вроде тебя. Они не могут успокоиться и бродят по земле, бросаясь на все вокруг, никого не узнают и никого не жалеют. Они не чувствуют боли и их почти невозможно убить, — нехотя процедил он.
— Скудные у тебя познания. Твоя подружка из глуши — и та лучше разбирается, — Милена покачала головой. — Скароны — это существа, души которых больше не способны делать то, что должны. Их мучает нескончаемая боль, и из-за этого они хотят заставить мучиться всех вокруг. Такое и с живым может приключиться. Мертвые отличаются только тем, что у них не только души сломаны, но и тела. В моё время таких немного было, и их почти сразу успокаивали. Но в Катастрофу всё перевернулось с ног на голову. И я сейчас не только о живых мертвецах говорю. Это коснулось всего Хъемоса: думаешь, почему Соловей жаловался, что у него искажения выходят через раз?
В глазах Маркуса зажегся интерес.
— Проблема не в нем?
— Нет. Это у всех так. Но не об этом речь. Стать скароном, вообще-то, не так-то просто. А во время Катастрофы это происходило по щелчку пальцев. Толпы народу гибли страшной смертью и в ней же потом и оставались. Все они утратили личность и рассудок и превратились в дрянь, которая ползает сейчас по всем руинам. Исключений не было.
— Значит, ты была такой же, как остальные? — Маркус сложил руки на груди и нетерпеливо постукивал пальцами по предплечью, но перебивать и торопить Милену не решался, послушно следуя за ходом её мыслей. Не столько из-за страха получить новую затрещину: с самого дня их встречи это был первый раз, когда она соизволила пуститься в такие пространные объяснения.
— Верно, — по губам каманы скользнула угрюмая усмешка. — Я была таким же чудовищем, сносившим всё на своем пути.
Она перехватила свою глефу двумя руками и воткнула в землю клинком вверх. Красное древко провернулось в её руках, давая Маркусу хорошенько разглядеть вырезанные на нем буквы.
— Эти имена — память о том, как я жила, — сказала Милена отчеркнув когтем десять слов, поднимающихся от железного набалдашника глефы. — А вот эти — о том, кем я стала после смерти.
Коготь процарапал в темном дереве вертикальную черту, остановившись у двух слов, начертанных у самого лезвия.
— Скаршерд и Нахамон, — глаза Маркуса невольно опустились к отставленной в сторону длинной полулапе каманы, ломающейся назад скакательным суставом.
— Не ты один шарахался, услышав, как я иду, — подтвердила Милена, проследив направление его взгляда. — Это длилось очень долго. Наверное, пару десятилетий. А потом меня разбудили.
— Как?
— А хрен его знает, — камана пожала плечами, пристально, почти влюбленно разглядывая рукоять своей глефы, поглаживая пальцами врезанные в красное дерево слова. — Кто-то из старых знакомых захотел поэкспериментировать вместо того, чтобы просто раскрошить меня на части и сжечь. Они заперли меня наедине с этими именами. Когда я очнулась и выбралась, Альянс уже вовсю строил новые города. Они решили, что моя душа исцелена и приняли меня к себе.
— Поэтому — Нахамон? — осторожно спросил Маркус.
Желтые глаза Милены зловеще сверкнули.
— Только я не заслужила это имя, — сказала она, недовольно скривившись. — Не до конца. Как видишь, от скарона меня отделяет всего ничего. Нельзя нормально существовать в мертвом теле, даже если твоя душа жива. Это не бессмертие — скорее, какая-то полусмерть. Я долго держалась — пришло время покончить с этим.
Маркус молчал, уткнувшись пустым, растерянным взглядом в землю у себя под ногами. С каждым словом в голосе Милены растворялась присущая ему грубая язвительность. Он становился непривычно спокойным, глубоким, почти отрешенным.
Щека контрабандиста всё еще горела от оплеухи, но он отчетливо понимал, что это был лишь последний выстрел перед тем, как сдаться. Она рассказала ему больше, чем он ожидал услышать, и от этой внезапной откровенности веяло чем-то почти горестным. Маркус устало вздохнул, чувствуя, как из него испаряются остатки испуганной злости.
— Нетрудно было догадаться, для чего тебе понадобился этот артефакт, — пробормотал он, наконец подняв глаза на каману. Та мрачно нахохлилась, спрятав плечи и половину лица под черной, кудрявой гривой.
— Это всё? Хочешь ещё что-то узнать?
— Да... пожалуй, да, — неуверенно пробормотал контрабандист, внимательно наблюдая за лицом Милены, чтобы понять, сколько еще вопросов он может себе позволить. — Ты ведь... выходит, рано или поздно ты снова станешь скароном?
Он невольно сглотнул, заметив, как глаза каманы недобро сузились, но закончил:
— Сколько времени у тебя осталось? И ты начинаешь сходить с ума, когда убиваешь? Или... это происходит постоянно, но ты как-то держишься?
— Я держусь, пока помню, кто я, — в голосе Милены звенело едва сдерживаемое раздражение. — Я ведь сказала: мои имена — это моя память. У меня их достаточно, чтобы не забыть ничего важного.
Она задумчиво оглядела Маркуса, недовольно нахмурилась и вдруг добавила:
— ... так что спасибо за то, что ты сделал то, что сделал.
Маркус оцепенел, ошарашенно моргая. Последнее, что он ожидал услышать от неё — слова благодарности.
— Что за тупое выражение морды? — фыркнула Милена. — Если ты наболтался вдоволь — бери свое шмотье. Пора уходить отсюда.
Контрабандист очнулся, встревоженно огляделся по сторонам. Вокруг, из ниоткуда, вдруг возник целый ночной лес, пронизанный светом двух лун, запахами хвои и крови, перекличками ночных птиц и насекомых, назойливым жужжанием мух, уже вившихся над изуродованным трупом солдата.
— Погоди, — Маркус тряхнул головой, возвращая себе утраченное ненадолго хладнокровие, и исподлобья посмотрел на каману, упрямо сжав губы. — Судя по твоим словам, находиться рядом с тобой не просто опасно. Ты в любой момент можешь снова сойти с ума. Если мы найдем остальных... ты будешь для них угрозой.
— И что? — равнодушно осведомилась Милена. — Думаешь, из-за этого я откажусь от поисков? Или дам тебе убраться восвояси? Нет, мальчик. Может, ты и оказал мне услугу, но это ничего не меняет. Всё будет по-моему. А если нет — сверну тебе шею, как и обещала.
К её недоумению, Маркус только усмехнулся и кивнул.
— Понял.
— Не волнуйся, — сказала Милена, наблюдая, как тот идет оставленной в стороне сумке, брезгливо переступая через разбросанные по траве куски разделанного трупа. — Вместе мы дойдем только до границ Альянса. Дальше я сама разберусь.
