Буря внутри Маркуса на мгновение стихла уступив удивленной, теплой благодарности.
"Спасибо".
Прода от 31.03.2021, 21:33
***
Милена мчалась вперёд так быстро, как только могла, порой едва не цепляя землю удлиненной левой рукой. Правая свободно подскакивала в суставе — камана так и не показала её Кларе, решив дождаться пока той не станет лучше, и теперь жалела об этом.
"Я должна была предвидеть! Глаз с него не спускать!"
Маркус был непредсказуемым и мог выкинуть что угодно, она знала это с того самого момента, как он внезапно обернулся. И все равно упустила его, решив, что, если не здравый смысл, то присутствие Клары и Соловья удержит его от очередной глупости. Она ошиблась, и теперь ей предстояло отыскать сбежавшего контрабандиста, зная лишь примерное направление его пути.
Перед глазами вспыхнуло от гнева.
"Хренов тихушник. Своевольный щенок!"
Она понимала, чего добивался Ренон и в какой-то степени не могла с ним не согласиться. Маркус не умел и не хотел слушать, значит, должен был понять всё сам. Пусть столкнется с мертвецами один на один, пусть поймет, что это такое — их отчаянный, распаленный нескончаемой болью гнев. Быть может он даже не сможет выдержать его, как не выдержал в прошлый, и вернется. Только вероятность погибнуть при этом была слишком высокой, а смерть Маркуса неминуемо подкосила бы остальную группу, расколола бы её, лишила бы Клару и Соловья желания двигаться дальше. Милена не могла этого позволить. Это была её группа, её люди, она решилась привести их в Альянс и должна была довести дело до конца.
Она тоже когда-то была такой, как Маркус, давным-давно, когда отец только привел её в Альянс ей саму. Такой же самоуверенной, считавшей, что в мире нет никого сильнее её самой и её родителей. Эту самоуверенность выбил из её человек. Она до сих пор помнила, как впервые вышла на тренировочную площадку, в истинном облике, еще не умея обращаться, как ринулась на своего первого противника в полной уверенности, что легко вонзит в него когти, и как жалко, удивленно пискнула, когда её отбросили в сторону болезненным ударом деревянного клинка. Она не могла проиграть человеку — эта мысль билась у неё в голове, заставлявшая её вставать снова кидаться вперед снова и снова. И снова и снова человек одним гибким движением уходил от ей броска и бил в ответ, пока под её черной шкурой по всему телу не расплылись синяки. Пока она не завалилась на бок, в изнеможении вывалив из пасти побелевший язык и лишь потом, спустя целую минуту с большим трудом поднялась на лапы, глядя на человека изумленным взглядом. В её глазах люди всегда были хрупкими и слабыми, не более, чем умной едой, с которой можно было вволю наиграться, прежде чем съесть.
— Как ты стал таким? — спросила она. — Я хочу научиться этому.
— Добро пожаловать в Альянс, — человек довольно оскалил зубы, опустив деревянный клинок. Он был из тех, кого называли хищниками от человечества — новым поколением людей Хъемоса. Отец Милены был одним из первых, кто увидел их настоящую силу и сражался с ними бок о бок. Он решил, что охотники и Альянс, частью которого они стали, — будущее Хъемоса. Спустя несколько лет к тому же выводу пришла и Милена. Среди охотников она совершила первый оборот в человеческий облик, они научили её читать и писать, дали в руки оружие и показали, как нужно сражаться. Они открыли ей знания всех народов, которые тогда состояли в Альянсе, и тогда она, наконец, познала Хъемос во всей его широте и поняла, как мало ей давала дикая жизнь в древних лесах. И каждый из этих уроков она выучила через борьбу.
С тех пор прошло так много лет. Все, кого она знала, погибли в Катастрофе или умерли от старости, но в этом не было ничего дурного. В движении смерти не существует — лишь одна бесконечная жизнь в мириадах форм и положений. Этому научили её, и это знание она передала собственному сыну, о судьбе которого ничего знала с тех, пор, как он ушел со своим отцом. Замирая перед броском, ты лишь замедляешь течение времени, растягиваешь мгновение, чтобы стремительно ворваться в следующее.
Но когда ты останавливаешься — ты умираешь. Искра жизни, которую Милена с таким трудом зажгла в себе вновь, продолжала тлеть лишь пока она двигалась вперед.
Она вышла на высокий пригорок и огляделась. Маркус опережал её в худшем случае на пару часов, но он двигался гораздо медленнее, и она надеялась нагнать его по дороге к цепи фортов. Но контрабандиста не было видно. Он легко мог уйти с открытой местности в перелески, чтобы не попасться на глаза издалека, и это осложняло задачу.
“Умный дурак. Его бы силы…”
Чем дальше Милена заходила, тем мрачнее становилась. Впереди уже маячили темные зубчатые ряды укреплений, она давно должна была нагнать и перегнать Маркуса, но все еще не видела его. Оставалась надежда, что он не смог подойти к фортам и теперь бродил где-то поблизости или уже возвращался назад, но Милена не слишком ей доверяла. Маркус был упрямым, он мог не послушаться даже голоса собственных инстинктов. И попасть прямиком в царство мертвых.
Милена осторожно приблизилась к первому форту. Когда-то эти укрепления принадлежали людям, а после Птичьего побоища вокруг них собрались все оставшиеся в живых люди. Потом те, кто пережил Катастрофу переселились за горы и создали то, что сегодня называлось Гайен-Эсем. Те, кому повезло меньше навсегда остались сторожить заброшенные форты, окруженные гниющими остатками того, что когда-то было раскинувшимися вокруг них поселениями.
Они не должны были быть здесь. Многие из них утратили даже способность ощущать пространство вокруг себя, а остальные погружены в боль последних мгновений их жизни настолько, что готовы бросаться на все, что движется. Они ненавидели себя потому, что не помнили, кто они такие, и ненавидели все вокруг, потому что оно жило. Лучшее, на что они могли рассчитывать — что еще через пару веков ткань мира немного окрепнет, и искажатели смогут провести достойные похороны, освободив их от оков смерти. У многих не было настоящих имен,а значит — ни малейшего шанса пробудиться. Имя — это память — самое драгоценное, что может быть у мертвеца.
Если ты мертв, и нет никого, кто мог бы назвать тебя по имени — ты обречен, и ничто тебе не поможет. Это Милена знала наверняка.
Прода от 02.04.2021, 22:04
Она выследила их - пару десятков человечков, осмелившихся выбраться из своих укрепленных гнезд. Они забрались в ущелье среди скал и разделились на два отряда. Милена неторопливо следовала за ними, предвкушая хорошую охоту. Она знала, что нападать на всех сразу было опасно - они могли повредить её и без того потрепанное временем тело, и тогда расправляться с ними стало бы сложнее. Тогда её мертвая плоть со временем совсем рассыпалась бы, и она не смогла бы больше делать то единственное, ради чего существовала. Убивать.
Милена умела терпеть. Это давалось ей нелегко: боль требовала боли, терзала её, умоляла броситься на живую плоть и разорвать её на части, не оставить от неё ни следа. Но она знала - терпение делало забаву только слаще, давало сполна насладиться мгновением триумфа, упиться им сполна и ненадолго, на короткие мгновения растянуть момент, когда её боль становилась тише.
Она прокралась в ущелье, жадно озираясь по сторонам и нетерпеливо хлеща хвостом. Людишки были где-то впереди. Они знали, что она заметила их и попытались спрятаться среди скал. Лицо Милены перекосила широкая, бешеная усмешка. Дураки. Теперь они были заперты здесь вместе с ней. Осталось лишь немного подождать, пока они расслабятся, утратят бдительность, и перебить их одного за другим, наблюдая, как они трясутся от страха, корчатся от боли и испускают последний вздох.
Последний вздох - Милена ненавидела этот момент. Душа покидала истерзанное тело, и оно обретало свободу, которую не могла обрести она. Она всегда старалась оттянуть этот момент до последнего, а потом в ярости разрывала трупы на части, но это больше не приносило облегчения, и ей приходилось бросаться на поиски новой жертвы.
Людишки остановились. Они были самонадеянно шумными - говорили в полный голос, даже не опасаясь, что их могут услышать, топтались, шуршали, скрипели камнями. Милена нетерпеливо переступила с ноги на ногу, едва удержавшись, чтобы в бешенстве не ударить по земле хвостом. Они словно специально злили её еще больше и должны были поплатиться за это прямо сейчас, немедленно!
Камана бросилась вперед, вынырнула из-за скалы стремительной желтоглазой тенью.
- ДАВАЙ!
Их было только пятеро - она успела заметить это прежде чем перед глазами что-то вспыхнуло и взвилось в воздух столбом плотного дыма. Милена вслепую взмахнула глефой, зарычала и рухнула на землю, оказавшись под упавшими сверху сетями с тяжелыми грузами на концах. Легко оторвав их от земли, она вскочила на ноги, заметалась и вдруг поняла, что не может двигаться. Сети тянулись, не давали себя разорвать. Высыпавшие из-за камней люди раскрыли тяжелую палаточную ткань и накрыли ею воющую от ярости каманы, окончательно захлопывая ловушку.
Они дотащили непрерывно бьющийся, рычащий, сыплющий проклятиями мешок до небольшой сторожевой башни, отняли у Милены глефу и приковали её к стене в подвале, каким-то чудом отделавшись парой порезов. Камана яростно билась в оковах, заходилась истошным воем и едва не выворачивала руки из суставов пытаясь вырваться. Первое время людей это не останавливало: они приходили каждый день - осторожно приоткрывали массивную железную дверь, заглядывали внутрь и что-то говорили, пытаясь перекричать её остервенелый рёв. Милена не различала лиц, только, порой, казалось, что она слышит в их словах что-то знакомое:
- Вайсзарк! Вайсзарк, очнись!
Она даже затихала, пытаясь прислушиваться, но мгновения спустя слепая ярость снова брала над ней верх, заставляя оскаливать клыки, рычать и выворачиваться.
Потом люди стали приходить всё реже. Последний раз, когда она их видела, они внесли в подвал её глефу, оставили её на полу и долго делали что с противоположной от неё стеной. Потом они ушли и больше не возвращались, оставив на камне ряды букв. Мертвенная пустота Башни окружила Милену, и, когда гнев от присутствия жизни прошел, она вдруг успокоилась. Она не помнила, как попала в это подземелье и почему была прикована к стене, но здесь её не тревожило ничего, кроме боли, к которой она почти привыкла за долгое время своего мертвого существования. Остались только бесконечно маячившие перед глазами буквы и глефа - поблекшее, давно затупившееся ржавое лезвие на потемневшем, местами треснувшем древке. В ней было что-то важное, что-то родное, её хотелось снова взять в руки, ощутить, пусть совсем приглушенно, как старое, отполированное дерево касается ладони. Будто без неё Милена была не совсем Миленой.
Это стало её единственной целью - добраться до глефы, новой загадкой, которую нужно было решить. Она начала понемногу, долго и упорно расшатывать кандалы, пытаясь вырвать их из стены. Они скрипуче посвистывали и скрипели. Раз за разом. День за днем. Год за годом. И постепенно их скрип слился с темнотой и тишиной. У неё остался только он, глефа и буквы. Глядя на них, Милена вдруг поняла, что умеет читать. Буквы складывались в слова, смысла которых она не понимала. Но когда они эхом отдавались у неё в голове, внутри раз за разом начинало странно щемить.
Вайсзарк. Большой коготь. Это было как-то связано с её глефой, она это чувствовала, и это новое, удивительное ощущение, заставляло её вглядываться в слова, мучительно пытаясь их понять. Глефа была связана с ней, Милена поняла это в тот момент, когда впервые его увидела. А слово Вайсзарк…
- Вот. Это подойдет.
Человек, лица которого она не помнила, подошел к освещенной чадившим факелом стене оружейной, снял глефу со стены и протянул ей. Свежее, лакированное древко оттянуло ей руки.
- Тяжелая, - хмыкнула Милена.
- Ты еще вырастешь. Она будет как раз по тебе.
Воспоминание вспыхнуло в голове мимолетной, такой яркой искрой, что она вздрогнула. А потом жадно вцепилась в него, боясь упустить. Первая искра потянула за собой вторую: глефа когда-то была для неё тяжелой и неудобной. Она чувствовала, как ноют мышцы, с каким трудом дается каждое движение. Она оттачивала их долгими часами: выпады, взмахи, перехваты. Она пыталась ударить пляшущего вокруг неё с коротким клинком человека, но не потому, что хотела его убить. Это была тренировка. Человек был охотником. Круг, в котором они плясали был тренировочной площадкой в огромной горной крепости где-то на севере. В Альянсе.
Эти воспоминания оглушили её. Милена замерла, перестав раскачивать державшие её оковы и удивленно разинула пасть. У неё были наставники, друзья. Она тренировалась и училась. Она жила.
Вайсзакр. Это было её имя. Ей дали его спустя несколько лет после того, как она впервые взяла в руки глефу. За то, что она так сжилась с этим оружием, что почти никогда не выпускала его из рук.
Она мысленно вернулась к моменту, когда подняла её с залитой кровью земли. Что-то случилось, что-то страшное, непоправимое. Была вспышка, перекрутившая всё её нутро так, что изо рта, глаз, ушей хлынула кровь, оставляя на языке тошнотворный металлический вкус. Она умерла.
Милена набрала в грудь побольше воздуха и горестно взвыла, на несколько мгновений заполнив всю башню эхом своего срывающегося от ужаса голоса.
С тех пор воспоминания приходили постоянно. Накатывали и стихали, словно морская волна. Страх упустить их, снова всё забыть стал для неё сильнее боли, и она без конца смотрела на свои имена на стене. Каждое из них становилось новой картинкой - новой страницей её утраченной жизни.
Потом у неё появилась цель. Кто-то привел её сюда, кто-то пытался напомнить ей, кто она такая, и каким-то чудом преуспел. Их нужно было отыскать. Милена снова начала раскачивать заботливо обитые войлоком оковы надеясь, что ей не придется выламывать себе руки, чтобы их снять. Когда они поддались, она уже помнила о себе почти всё.
Выбить тяжелые, обитые железом двери оказалось проще, чем избавиться от оков. Когда последняя из них с треском распахнулась, повиснув на одной петле, внутрь плеснул бледный дневной свет. Снаружи дышала холодом поздняя осень, расстилалась по полуголой земле колкой сединой. Милена в недоумении застыла у выхода из башни: она знала — её кожа сейчас должна была болезненно сжаться под порывами морозного ветра, но не чувствовала ничего. Воздух двигался ей навстречу, врезался в мертвое тело, раскалывался мелкими потоками, которые обтекали её, спеша проскользнуть мимо, в заброшенную сторожку за её спиной. Ощутив, как внутри вскипает знакомый бессильный гнев, она развернулась и опрометью бросилась обратно в подвал. Слова ждали её, звали к себе, не давали отвести взгляд, словно языки пламени, танцующие в лагерном костерке. Милена подошла ближе, провела пальцами по врезанным в камень буквам. В ответ её коснулись надежное тепло материнской утробы и жгучая боль утраты. Она прижалась к стене всем телом, радуясь, что никто никогда этого не увидит и не узнает.
Следующие несколько дней Милена потратила на попытки выбраться из подвала.
