- В наших краях, о божественный, - сообщила я, - показаться простоволосой считается позором. Лишь перед мужем позволено расплести косу. Но перед тобой я не стыжусь, о властелин Крайсветной, дарю тебе сию жемчужную низку и распускаю пред тобою власы, как покорная невеста, в знак того, что лишь твоей руке я позволю их ласкать и укротить.
Произнеся эту чушь, я оставила жемчуг у ног императоров и, подобрав юбки, вернулась на свое место. Руки так и тянулись убрать волосы – у нас и правда не принято ходить распустехой. Но что поделать, придется терпеть. Спасибо Барбаре, хотя бы стыдиться волос не приходится. Высветлили их, конечно зря, но что-то такое сделали, что блестели они как шелковые. Да и вообще, здесь не Белолесье, никто из своих не увидит, так чего и переживать.
Когда все невесты вручили свои дары, поднялся Со Фу.
- Перейдем же, - возвестил он, - к первому испытанию. Каждая из вас, выйдя сюда, - он показал в середину площадки, - и встав перед императорами, должна произнести следующее. Первое. Назвать свое имя, сказать, откуда вы, и кратко ответить на вопросы: кем вы видите себя через пять лет и почему хотите стать супругой именно нашего императора? Второе. Сложить стих из трех строк в чиньяньских традициях, воспевающий ваше отношение к браку с императором. Для тех, кто не знаком с нашей поэзией, я приведу пример.
Со Фу откашлялся и произнес:
- Как вы прекрасны,
О нежные фиалки.
Думает старый пень.
Поклонился под наши сдержанные рукоплескания.
- Начнем же. Прошу.
Я спокойненько сидела, расправляя юбки и ожидая, пока на площадку выйдет первая жертва, но мгновения текли, ничего не происходило, и я с ужасом поняла, что обращаются ко мне.
- Почему я? Я не хочу первая!
- Желаешь отказаться от испытания, дитя? – ласково спросил Со Фу. – Я прямо сейчас позову невольницу помочь собрать вещи.
Ну почему я-то! Я уже даже забыла, с чего начинать. Что там первое-то было?.. Еще раз пригладив волосы и оправив юбки, я вышла на площадку. В наступившей тишине и под пристальными взглядами девок и императоров у меня зазудела задница, а на спине выступил пот. Чего говорить-то?
- Я Малинка из Б… из Крутограда.
Мне подумалось: ни к чему императору знать, откуда я, если он такой подозрительный. Не надо, чтобы хоть какая-то ниточка связывала меня с Осколковым. Крутоград рядом, разницы никакой.
Чего там?… Через пять лет… почему именно нашего императора… Чушь какая. Будто они не знают, для чего тут все эти девки. Всем известно, что каждая спит и видит, как бы спать на пуховых подушках и ручонки запускать в сундуки с золотом. Нет им никакого дела до вашего императора. Тут хоть чиньяньский состязание объяви, хоть какой. Помчатся за богатством и властью, вот и весь сказ.
Но так сказать нельзя же, наверное. И правду нельзя. Что ж делать-то? Я вспомнила, что я дамозелька.
- Крайсветная империя – самая древняя и великолепная в мире, - пропищала я, понятия не имея, так ли это. – А могущество ее императора не сравнится ни с чем. Как слабость тянется к силе, так и я тянусь к божественному императору, дабы иметь возможность всю жизнь им восхищаться.
Ну, ничего так вроде.
- Через пять, через десять, через двадцать лет, - вдохновенно вещала я, - я вижу себя подле божественного Камичиро. Кто есть женщина, как не сосуд, хранящий в себе вдохновение для подвигов мужчины? – это я тоже почерпнула из болтовни Барбары. – Все годы, что проведу возле моего божественного супруга, ежели удостоена я буду величайшего счастья стать таковой, я вижу себя источником услады для глаз и сердца, который никогда не иссякнет.
Уууфф… Я скользнула взглядом по императорам и советнику. Со Фу сохранял обычный благодушный вид, те же сидели с невозмутимыми лицами. Ну и ладно.
Теперь стих, значит. Чего там Барбара говорила? Прекрасный цветок? Я прочистила горло и выдала:
- Словно малина без шипов,
Буду я для тебя,
Ваше величество.
- Прекрасно, дитя мое, - одобрил Со Фу. - Какая глубокая мысль. Говорит о том, что ты готова цвести и плодоносить для своего супруга, при этом не выказывая никаких неприятных черт своего характера. Не могу не заметить, как остроумно было с твоей стороны использовать свое имя. Чудесное стихотворение.
Правда, что ли? Поклонившись и обливаясь потом, я вернулась на свое место. Кровь стучала в ушах. Вот уж не представляла, что буду так волноваться. Надо же было ему вызвать меня первой! Знала бы, что другие станут говорить, хоть как-то бы подготовилась. Большую часть выступлений других невест я не слышала, занятая тем, чтобы хоть как-то успокоиться. Ближе к концу начала приходить в себя. Ферфетта выдала что-то о том, что готова стать величайшей драгоценностью в короне императора, Брунгильда сообщила, что будет ему верной подругой в любом бою, а Зухра сказала что-то вроде: «Миний дуулга, хэвлээр явагчийг надад буцааж ?г, дараа нь х?л янк».
Ей Со Фу тоже сказал, что стихотворение прекрасное. И хоть бы мускул дрогнул на лице. Все те же приветливые лучистые морщинки. Непростой старичок.
За креслом каждого императора маячил слуга. После выступления невест императоры оборачивались и что-то им говорили, а слуги записывали. Ага. Потом, значит, они просто возьмут суждения настоящего императора. Не записать – не запомнишь, девок больше двадцати. А если только за одним будут записывать, все сразу поймут, что это Камичиро.
Наконец невесты отмучились. Было видно, что подустали все, даже императоры. Со Фу поднялся с явным облегчением, что самое трудное позади.
- Благодарю всех невест за ваши стихотворения и ответы. Сегодня же вечером количество пинь, соответствующее оценке каждой, окажется в ваших вазах. Теперь артисты традиционного чиньяньского театра ничоси покажут вам сцены из истории Чиньяня.
Загудели дудки, забили барабаны, и на площадку вышли люди в разноцветных шелковых одеяниях с вышивкой. Похожих на императорские или те, что у придворных, но не совсем таких. Развевающиеся полы, длинные, широкие рукава, причудливые узоры – глаза слепило блеском и красками.
- Рождение императора! – провозгласил артист в красном халате.
Лиц не видно – все в масках, но, кажется, все мужики.
- Давным-давно, тысячи лет назад, родилась Крайсветная империя. Самая великая из существующих и поныне.
Та-дааам! – продудели дудки. На сцену вышли два мужика: в серебристом халате и в золотистом. У обоих были круглые маски, у первого – белая, у второго – желтая.
- Это наша любимая земля, сказали друг другу Солнце и Луна. И ей нужен хозяин.
Серебряный и золотой чего-то пошушукались.
- Нужен правитель, сочетающий в себе семь божественных качеств, чья власть исходит с самих Небес. А кто может стать лучшим императором, нежели сын Неба.
Луна и Солнце пообнимались, потом ушли в сторонку, и на площадке появился человек в золотой маске и ярких шелках с вышивкой.
- Золотой сын Неба, рожденный Луной и Солнцем! – провозгласил красный. – Он ярок, точно жаркое светило, породившее его, и столь же пламенно его сердце. Но мать его рассудка – прохладная лунная ночь, которой ведомо скрытое.
Император-лицедей застыл в торжественной позе.
- Славьте же императора Крайсветной и его семь божественных добродетелей! Отвага, мудрость, темперамент в любви, здоровье, благоразумие, проницательность, умеренность, беспристрастность. Да здравствует божественный император!
Пока красный говорил, вышли несколько слуг, поставили золотой трон, на который уселся император, и распростерлись. Так и оставались лицами в пол, пока красный не договорил.
Потом вперед выступили Луна и Солнце и встали по обе стороны трона. Каждый положил руку на плечо императора.
Дудки продудели, барабаны побарабанили, мы похлопали в ладоши. Лицедеи поклонились и ушли.
Поднялся Со Фу.
- Высокочтимые невесты, наши желанные гостьи, только что вы увидели легенду о рождении первого императора Чиньяня, чья власть считается властью Неба и передается от отца к сыну. Теперь же прошу проследовать на долгожданный пир, на котором вы сможете ближе познакомиться с императорами. Рассадка устроена так, что…
- Ты спешишь, Со Фу. Еще не все представились императору.
Я оглянулась и поняла: со змеищами это я давеча погорячилась.
Сколько раз мне мать говорила: «Не руби, Малинка, сплеча». Сколько раз отец повторял: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Но нет, я сначала сделаю, а потом подумаю. Вот и сейчас: понараскидывалась прозвищами – Змеища Первая, Змеища Вторая. И не осталось ничего для этой вот, которая откуда ни возьмись появилась. Выступила из темноты, и поняла я: вот она, настоящая-то змеища. Рядом с ней что Ферфетта, что горная принцесса ровно бабочки. Если б змеи – те, настоящие, ползучие – ее увидели, тут же признали в ней свою госпожу и королевишну. Сказали бы: «Приходи, девка, княжить и володеть нами». Явилась на праздник гадюка истинная, и видно это было с первого взгляда.
Все уже поднимались, предвкушая вечерний пир, поскольку за время испытания изрядно устали и проголодались, и тут она, как снег на голову. Очи черные, громадные, но в то же время как бы узкие, с приподнятыми внешними уголками. Штаны пышные в короткие сапожки заправлены, сверху же – платье на запах, и все это серебристое и переливается, как рыбья чешуя. Ротик, ручки, ушки – все маленькое, зато прическа высокая и пышная, и из пучка на макушке рукоятка кинжала торчит.
- Принцесса, отзынь, - поклонился ей Со Фу.
- Чего это он с ней так, - прошептала я Брунгильде.
Она в ответ, тоже шепотом:
- Это имя ее, дурья башка. О Цзынь.
А-а-а, вот оно что. О Цзынь, стало быть. После я узнала: означает это «Лепесток белого лотоса на лезвии обагренного кровью меча, блестящего под луною». Вот умеют люди многое сказать в двух словах.
Среди девок поднялся переполох. Самые бесстрашные принялись возмущаться, что, мол, опаздывать запрещено, и новоприбывшая присоединиться к состязанию права никакого не имеет. После того, как Со Фу мягко, но непреклонно угомонил невест, выяснилось, что да, простые смертные опаздывают, и им в этом случае участие в состязании заказано. Принцессы же Страны Священного Лотоса, что лежит к северо-востоку от Крайсветной империи, не опаздывают, а задерживаются, поэтому им – можно.
В общем, все как везде.
Сопровождали принцессу с десяток невольниц, как по мне – все на одно лицо. По крайней мере, выражение у них было одинаковое и держали они себя тоже одинаково – сложив ручки перед собой и смиренно потупившись.
- Не смеем возражать вам, о О Цзынь, - поклонился ей Со Фу. – Но осмелюсь сообщить, что первое испытание только что состоялось.
- В чем же дело, - отрезала принцесса. – Я могу пройти его прямо сейчас. Дары императору уже несут в его покои. Двадцать носильщиков.
Перед моими глазами нарисовалась красочная картина сундуков с серебром, золотом и драгоценными каменьями. Как выяснилось потом, я была недалека от истины: О Цзынь приволокла с собой не только золотище и драгоценности, но также ковры, зеркала, ткани, которых хватило бы, чтобы отделать небольшой дворец, а также оружие, доспехи, благовония, пряности и прочую дребедень – в общем, не поскупилась.
О Цзынь поведала императорам, что через пять лет видит себя там же, где и сейчас, а именно – подле императора. В Золотом ли то будет дворце или где-либо еще, ей безразлично. Ибо в груди ее горит огонь любви и преданности Камичиро, и пламени этому не суждено угаснуть никогда.
- Стать готова стрелою, ядом, огнем,
Что врагов твоих поразит,
О властитель Крайсветной, - так завершила свою речь О Цзынь.
После чего, взяв в бразды правления в свои руки, сообщила всем вместо Со Фу, что вот теперь – да, можно идти на вечерний пир.
И в сопровождении своих девок зашагала к столам. Пропустив, правда, вперед императоров. С поклоном. Хоть и была она королевой змеищ, все-таки какой-то разум у нее оставался. Нельзя назвать императора повелителем, а в следующее мгновение мчаться сломя голову впереди него к жратве.
Прежде чем рассесться, мы тянули жребий. Столов семь, на каждый по императору, соответственно, на каждого императора – несколько девок. Со Фу сказал, это для первого знакомства, надо же с чего-то начинать. В следующие разы нас будут рассаживать иначе, а также министры освободят повелителя на время состязаний от некоторой части государственных забот, у императоров появится досуг, и мы сможем чаще видеться в течение дня.
Мне в компанию достался Ворон, несколько дев, с которыми я не общалась и – здравствуйте! – Ферфетта. Ну, хоть не О Цзынь. Вот уж было бы наказание. Но вскоре, наблюдая за остальными, я поняла, что нам – ну, или мне – повезло меньше всех.
Во-первых, оказываться за одним столом со Змеищей – хоть Первой, хоть Второй, никому не советую. Вам сразу же дадут понять, что вы здесь лишняя, какое бы ни было у вас тут находиться законное право. Скорее, даже не так: вам дадут понять, что вас вообще нет. Ферфетта сразу же заняла выгодную позицию справа от Ворона и вела себя так, будто кроме них двоих за столом никого не было. С нами сидели несколько пташек из ее свиты – эти, разумеется, робко помалкивали, глядя в тарелку, и две девушки, которых я считала хорошими. Но ни они, ни я также не могли ни слова вставить, потому что стоило кому-то из нас раскрыть рот, как Ферфетта мгновенно открывала свой и нас перебивала.
Ферфетту отнюдь не смущало, что Ворон (Текки, вот как его зовут) поддерживал разговор лишь короткими «Да» и «Нет», не задавал ответных вопросов и ни на ком из нас, в том числе на Ферфетте, взор не задерживал. Император изволил положить в рот пару кусочков непонятно чего и сжевал несколько ломтиков неизвестности, в остальное же время предпочитал потягивать мятную воду и отмалчиваться. Честно говоря, я его понимала. Потыкавшись в одно блюдо, второе, третье, четвертое и отведав крошку-другую того и сего, я убедилась, что тут нет ничего, что я бы знала и что осмелилась бы отправить внутрь себя. То, что нам подали, выглядело как: жареные черви; вареные поганки в коричневой слизи; липкие колобки из неизвестной мне каши; жареные кузнечики; чьи-то глаза, которые смотрели, по-моему, с укоризной. Единственным узнаваемым среди всего этого была рыба (кажется), но она явно была сырая, и я не рискнула. Так и сидела, вяло ковыряясь в тарелке и изображая, что не голодная. Другие девки давились, но ели. Я боялась, что если проглочу хоть кусок, меня тут же вырвет.
Главной задачей Ферфетты было не дать Текки перемолвиться словечком ни с одной из нас, и она с ней блестяще справлялась. Я размышляла, что тут можно сделать, и покамест не могла придумать ничего. На наглость Ферфетты можно было ответить лишь такой же наглостью, но шел только первый день испытаний, я толком еще не освоилась, и мне не хотелось устраивать свару. Или мое выступление не понравилось и меня завтра вышвырнут, тогда какой толк собачиться. Или у меня еще будет время, а пока я могу позволить себе просто понаблюдать.
Запретив себе расстраиваться из-за Змеищи, я сосредоточилась на наблюдении за другими столами и через некоторое время совсем скуксилась. Где угодно было веселее, чем у нас. То ли Ворон сегодня был не в духе, то ли он вообще такой, но мы были единственными, за
Произнеся эту чушь, я оставила жемчуг у ног императоров и, подобрав юбки, вернулась на свое место. Руки так и тянулись убрать волосы – у нас и правда не принято ходить распустехой. Но что поделать, придется терпеть. Спасибо Барбаре, хотя бы стыдиться волос не приходится. Высветлили их, конечно зря, но что-то такое сделали, что блестели они как шелковые. Да и вообще, здесь не Белолесье, никто из своих не увидит, так чего и переживать.
Когда все невесты вручили свои дары, поднялся Со Фу.
- Перейдем же, - возвестил он, - к первому испытанию. Каждая из вас, выйдя сюда, - он показал в середину площадки, - и встав перед императорами, должна произнести следующее. Первое. Назвать свое имя, сказать, откуда вы, и кратко ответить на вопросы: кем вы видите себя через пять лет и почему хотите стать супругой именно нашего императора? Второе. Сложить стих из трех строк в чиньяньских традициях, воспевающий ваше отношение к браку с императором. Для тех, кто не знаком с нашей поэзией, я приведу пример.
Со Фу откашлялся и произнес:
- Как вы прекрасны,
О нежные фиалки.
Думает старый пень.
Поклонился под наши сдержанные рукоплескания.
- Начнем же. Прошу.
Я спокойненько сидела, расправляя юбки и ожидая, пока на площадку выйдет первая жертва, но мгновения текли, ничего не происходило, и я с ужасом поняла, что обращаются ко мне.
- Почему я? Я не хочу первая!
- Желаешь отказаться от испытания, дитя? – ласково спросил Со Фу. – Я прямо сейчас позову невольницу помочь собрать вещи.
Ну почему я-то! Я уже даже забыла, с чего начинать. Что там первое-то было?.. Еще раз пригладив волосы и оправив юбки, я вышла на площадку. В наступившей тишине и под пристальными взглядами девок и императоров у меня зазудела задница, а на спине выступил пот. Чего говорить-то?
- Я Малинка из Б… из Крутограда.
Мне подумалось: ни к чему императору знать, откуда я, если он такой подозрительный. Не надо, чтобы хоть какая-то ниточка связывала меня с Осколковым. Крутоград рядом, разницы никакой.
Чего там?… Через пять лет… почему именно нашего императора… Чушь какая. Будто они не знают, для чего тут все эти девки. Всем известно, что каждая спит и видит, как бы спать на пуховых подушках и ручонки запускать в сундуки с золотом. Нет им никакого дела до вашего императора. Тут хоть чиньяньский состязание объяви, хоть какой. Помчатся за богатством и властью, вот и весь сказ.
Но так сказать нельзя же, наверное. И правду нельзя. Что ж делать-то? Я вспомнила, что я дамозелька.
- Крайсветная империя – самая древняя и великолепная в мире, - пропищала я, понятия не имея, так ли это. – А могущество ее императора не сравнится ни с чем. Как слабость тянется к силе, так и я тянусь к божественному императору, дабы иметь возможность всю жизнь им восхищаться.
Ну, ничего так вроде.
- Через пять, через десять, через двадцать лет, - вдохновенно вещала я, - я вижу себя подле божественного Камичиро. Кто есть женщина, как не сосуд, хранящий в себе вдохновение для подвигов мужчины? – это я тоже почерпнула из болтовни Барбары. – Все годы, что проведу возле моего божественного супруга, ежели удостоена я буду величайшего счастья стать таковой, я вижу себя источником услады для глаз и сердца, который никогда не иссякнет.
Уууфф… Я скользнула взглядом по императорам и советнику. Со Фу сохранял обычный благодушный вид, те же сидели с невозмутимыми лицами. Ну и ладно.
Теперь стих, значит. Чего там Барбара говорила? Прекрасный цветок? Я прочистила горло и выдала:
- Словно малина без шипов,
Буду я для тебя,
Ваше величество.
- Прекрасно, дитя мое, - одобрил Со Фу. - Какая глубокая мысль. Говорит о том, что ты готова цвести и плодоносить для своего супруга, при этом не выказывая никаких неприятных черт своего характера. Не могу не заметить, как остроумно было с твоей стороны использовать свое имя. Чудесное стихотворение.
Правда, что ли? Поклонившись и обливаясь потом, я вернулась на свое место. Кровь стучала в ушах. Вот уж не представляла, что буду так волноваться. Надо же было ему вызвать меня первой! Знала бы, что другие станут говорить, хоть как-то бы подготовилась. Большую часть выступлений других невест я не слышала, занятая тем, чтобы хоть как-то успокоиться. Ближе к концу начала приходить в себя. Ферфетта выдала что-то о том, что готова стать величайшей драгоценностью в короне императора, Брунгильда сообщила, что будет ему верной подругой в любом бою, а Зухра сказала что-то вроде: «Миний дуулга, хэвлээр явагчийг надад буцааж ?г, дараа нь х?л янк».
Ей Со Фу тоже сказал, что стихотворение прекрасное. И хоть бы мускул дрогнул на лице. Все те же приветливые лучистые морщинки. Непростой старичок.
За креслом каждого императора маячил слуга. После выступления невест императоры оборачивались и что-то им говорили, а слуги записывали. Ага. Потом, значит, они просто возьмут суждения настоящего императора. Не записать – не запомнишь, девок больше двадцати. А если только за одним будут записывать, все сразу поймут, что это Камичиро.
Наконец невесты отмучились. Было видно, что подустали все, даже императоры. Со Фу поднялся с явным облегчением, что самое трудное позади.
- Благодарю всех невест за ваши стихотворения и ответы. Сегодня же вечером количество пинь, соответствующее оценке каждой, окажется в ваших вазах. Теперь артисты традиционного чиньяньского театра ничоси покажут вам сцены из истории Чиньяня.
Загудели дудки, забили барабаны, и на площадку вышли люди в разноцветных шелковых одеяниях с вышивкой. Похожих на императорские или те, что у придворных, но не совсем таких. Развевающиеся полы, длинные, широкие рукава, причудливые узоры – глаза слепило блеском и красками.
- Рождение императора! – провозгласил артист в красном халате.
Лиц не видно – все в масках, но, кажется, все мужики.
- Давным-давно, тысячи лет назад, родилась Крайсветная империя. Самая великая из существующих и поныне.
Та-дааам! – продудели дудки. На сцену вышли два мужика: в серебристом халате и в золотистом. У обоих были круглые маски, у первого – белая, у второго – желтая.
- Это наша любимая земля, сказали друг другу Солнце и Луна. И ей нужен хозяин.
Серебряный и золотой чего-то пошушукались.
- Нужен правитель, сочетающий в себе семь божественных качеств, чья власть исходит с самих Небес. А кто может стать лучшим императором, нежели сын Неба.
Луна и Солнце пообнимались, потом ушли в сторонку, и на площадке появился человек в золотой маске и ярких шелках с вышивкой.
- Золотой сын Неба, рожденный Луной и Солнцем! – провозгласил красный. – Он ярок, точно жаркое светило, породившее его, и столь же пламенно его сердце. Но мать его рассудка – прохладная лунная ночь, которой ведомо скрытое.
Император-лицедей застыл в торжественной позе.
- Славьте же императора Крайсветной и его семь божественных добродетелей! Отвага, мудрость, темперамент в любви, здоровье, благоразумие, проницательность, умеренность, беспристрастность. Да здравствует божественный император!
Пока красный говорил, вышли несколько слуг, поставили золотой трон, на который уселся император, и распростерлись. Так и оставались лицами в пол, пока красный не договорил.
Потом вперед выступили Луна и Солнце и встали по обе стороны трона. Каждый положил руку на плечо императора.
Дудки продудели, барабаны побарабанили, мы похлопали в ладоши. Лицедеи поклонились и ушли.
Поднялся Со Фу.
- Высокочтимые невесты, наши желанные гостьи, только что вы увидели легенду о рождении первого императора Чиньяня, чья власть считается властью Неба и передается от отца к сыну. Теперь же прошу проследовать на долгожданный пир, на котором вы сможете ближе познакомиться с императорами. Рассадка устроена так, что…
- Ты спешишь, Со Фу. Еще не все представились императору.
Я оглянулась и поняла: со змеищами это я давеча погорячилась.
Глава 9
Сколько раз мне мать говорила: «Не руби, Малинка, сплеча». Сколько раз отец повторял: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Но нет, я сначала сделаю, а потом подумаю. Вот и сейчас: понараскидывалась прозвищами – Змеища Первая, Змеища Вторая. И не осталось ничего для этой вот, которая откуда ни возьмись появилась. Выступила из темноты, и поняла я: вот она, настоящая-то змеища. Рядом с ней что Ферфетта, что горная принцесса ровно бабочки. Если б змеи – те, настоящие, ползучие – ее увидели, тут же признали в ней свою госпожу и королевишну. Сказали бы: «Приходи, девка, княжить и володеть нами». Явилась на праздник гадюка истинная, и видно это было с первого взгляда.
Все уже поднимались, предвкушая вечерний пир, поскольку за время испытания изрядно устали и проголодались, и тут она, как снег на голову. Очи черные, громадные, но в то же время как бы узкие, с приподнятыми внешними уголками. Штаны пышные в короткие сапожки заправлены, сверху же – платье на запах, и все это серебристое и переливается, как рыбья чешуя. Ротик, ручки, ушки – все маленькое, зато прическа высокая и пышная, и из пучка на макушке рукоятка кинжала торчит.
- Принцесса, отзынь, - поклонился ей Со Фу.
- Чего это он с ней так, - прошептала я Брунгильде.
Она в ответ, тоже шепотом:
- Это имя ее, дурья башка. О Цзынь.
А-а-а, вот оно что. О Цзынь, стало быть. После я узнала: означает это «Лепесток белого лотоса на лезвии обагренного кровью меча, блестящего под луною». Вот умеют люди многое сказать в двух словах.
Среди девок поднялся переполох. Самые бесстрашные принялись возмущаться, что, мол, опаздывать запрещено, и новоприбывшая присоединиться к состязанию права никакого не имеет. После того, как Со Фу мягко, но непреклонно угомонил невест, выяснилось, что да, простые смертные опаздывают, и им в этом случае участие в состязании заказано. Принцессы же Страны Священного Лотоса, что лежит к северо-востоку от Крайсветной империи, не опаздывают, а задерживаются, поэтому им – можно.
В общем, все как везде.
Сопровождали принцессу с десяток невольниц, как по мне – все на одно лицо. По крайней мере, выражение у них было одинаковое и держали они себя тоже одинаково – сложив ручки перед собой и смиренно потупившись.
- Не смеем возражать вам, о О Цзынь, - поклонился ей Со Фу. – Но осмелюсь сообщить, что первое испытание только что состоялось.
- В чем же дело, - отрезала принцесса. – Я могу пройти его прямо сейчас. Дары императору уже несут в его покои. Двадцать носильщиков.
Перед моими глазами нарисовалась красочная картина сундуков с серебром, золотом и драгоценными каменьями. Как выяснилось потом, я была недалека от истины: О Цзынь приволокла с собой не только золотище и драгоценности, но также ковры, зеркала, ткани, которых хватило бы, чтобы отделать небольшой дворец, а также оружие, доспехи, благовония, пряности и прочую дребедень – в общем, не поскупилась.
О Цзынь поведала императорам, что через пять лет видит себя там же, где и сейчас, а именно – подле императора. В Золотом ли то будет дворце или где-либо еще, ей безразлично. Ибо в груди ее горит огонь любви и преданности Камичиро, и пламени этому не суждено угаснуть никогда.
- Стать готова стрелою, ядом, огнем,
Что врагов твоих поразит,
О властитель Крайсветной, - так завершила свою речь О Цзынь.
После чего, взяв в бразды правления в свои руки, сообщила всем вместо Со Фу, что вот теперь – да, можно идти на вечерний пир.
И в сопровождении своих девок зашагала к столам. Пропустив, правда, вперед императоров. С поклоном. Хоть и была она королевой змеищ, все-таки какой-то разум у нее оставался. Нельзя назвать императора повелителем, а в следующее мгновение мчаться сломя голову впереди него к жратве.
Прежде чем рассесться, мы тянули жребий. Столов семь, на каждый по императору, соответственно, на каждого императора – несколько девок. Со Фу сказал, это для первого знакомства, надо же с чего-то начинать. В следующие разы нас будут рассаживать иначе, а также министры освободят повелителя на время состязаний от некоторой части государственных забот, у императоров появится досуг, и мы сможем чаще видеться в течение дня.
Мне в компанию достался Ворон, несколько дев, с которыми я не общалась и – здравствуйте! – Ферфетта. Ну, хоть не О Цзынь. Вот уж было бы наказание. Но вскоре, наблюдая за остальными, я поняла, что нам – ну, или мне – повезло меньше всех.
Во-первых, оказываться за одним столом со Змеищей – хоть Первой, хоть Второй, никому не советую. Вам сразу же дадут понять, что вы здесь лишняя, какое бы ни было у вас тут находиться законное право. Скорее, даже не так: вам дадут понять, что вас вообще нет. Ферфетта сразу же заняла выгодную позицию справа от Ворона и вела себя так, будто кроме них двоих за столом никого не было. С нами сидели несколько пташек из ее свиты – эти, разумеется, робко помалкивали, глядя в тарелку, и две девушки, которых я считала хорошими. Но ни они, ни я также не могли ни слова вставить, потому что стоило кому-то из нас раскрыть рот, как Ферфетта мгновенно открывала свой и нас перебивала.
Ферфетту отнюдь не смущало, что Ворон (Текки, вот как его зовут) поддерживал разговор лишь короткими «Да» и «Нет», не задавал ответных вопросов и ни на ком из нас, в том числе на Ферфетте, взор не задерживал. Император изволил положить в рот пару кусочков непонятно чего и сжевал несколько ломтиков неизвестности, в остальное же время предпочитал потягивать мятную воду и отмалчиваться. Честно говоря, я его понимала. Потыкавшись в одно блюдо, второе, третье, четвертое и отведав крошку-другую того и сего, я убедилась, что тут нет ничего, что я бы знала и что осмелилась бы отправить внутрь себя. То, что нам подали, выглядело как: жареные черви; вареные поганки в коричневой слизи; липкие колобки из неизвестной мне каши; жареные кузнечики; чьи-то глаза, которые смотрели, по-моему, с укоризной. Единственным узнаваемым среди всего этого была рыба (кажется), но она явно была сырая, и я не рискнула. Так и сидела, вяло ковыряясь в тарелке и изображая, что не голодная. Другие девки давились, но ели. Я боялась, что если проглочу хоть кусок, меня тут же вырвет.
Главной задачей Ферфетты было не дать Текки перемолвиться словечком ни с одной из нас, и она с ней блестяще справлялась. Я размышляла, что тут можно сделать, и покамест не могла придумать ничего. На наглость Ферфетты можно было ответить лишь такой же наглостью, но шел только первый день испытаний, я толком еще не освоилась, и мне не хотелось устраивать свару. Или мое выступление не понравилось и меня завтра вышвырнут, тогда какой толк собачиться. Или у меня еще будет время, а пока я могу позволить себе просто понаблюдать.
Запретив себе расстраиваться из-за Змеищи, я сосредоточилась на наблюдении за другими столами и через некоторое время совсем скуксилась. Где угодно было веселее, чем у нас. То ли Ворон сегодня был не в духе, то ли он вообще такой, но мы были единственными, за
