К тому же, как оказывалось, она обладала тягой к интригам, к которым совершенно не была способна! Словом, по мнению Монтессори, эти двое были лишними и жалкими. Оставался лишь один кандидат из королевской семьи… Моргана.
Если у Морганы останется ребенок Марди – она признает его своим. Власть уже не будет шататься. Моргана станет настоящей королевой. И это пойдет Камелоту на пользу. Но вот нужно только расчистить ей дорогу – избавить от Артура и его глупости, от Кармелида и его похоти и Гвиневры – лишней и ненужной.
Все оказывалось просто!
Моргану любили в народе. К ней благоволили в землях де Горр, и Совет принимал ее на «ура!». Значит, оставалось дело за тем, чтобы оставить ее одну, и поддерживать так, как подобает поддерживать верному слуге. Дело было простым и решенным. Волею судьбы Монтессори оказался свидетелем раскрывшейся Артуру измены королевой с рыцарем-другом Морганы. Но одно дело, когда измена известна только королю, а другое – всем. В первом случае король может молчать и делать вид, что слеп и глуп…
Хотя, опять же, по мнению Монтессори, Артуру не надо было даже делать вид, но во втором – закон и народ не простят королю, если тот помилует изменщицу! Ему придется казнить Гвиневру – и вот уже одно препятствие мимо, и Ланселота – его, конечно, жаль, но тогда Моргана сама расквитается с Артуром, не простит ему такого. Что до Кармелида – тот все утратит со смертью дочери и либо спятит, либо уйдет в тень, либо Моргана сделает то, о чем все давно и тайно или даже вслух мечтают и прикончит Кармелида. Словом, прежде, чем она успеет опомниться, она уже будет у власти…
И даже если она не убьет Артура, она все равно не станет более ему помогать и тогда уже армии, народ и все-все-все могут устроить переворот. Словом, все, для восхождения Морганы на престол, могло пройти без ее ведома и сложиться совсем без нее. Другими словами, руководствуясь самыми лучшими мотивами, во благо народа, Морганы и Британии, Монтессори готовил для нее широкую лестницу к престолу настоящему, нерушимому…
-Она еще спасибо мне скажет, когда поймет, - убеждал себя Монтессори, не решаясь идти к королеве и передавать ей то, что Ланселот сегодня будет ее ждать…
Вечер набирает свою законную силу – загораются факелы по стенам коридора и замок живет своею жизнью. Повара готовят легкий ужин, ведется подсчет продуктов на завтрашний день, слуги убираются, полируют мебель, служанки помогают своим госпожам переодеваться… Лея сидит на подлокотнике кресла и читает Персивалю «Благое слово», переведенное давным-давно Мелеагантом, Персивалю дико скучно и непонятно от метафор, сложных словоформ, но он упрямо слушает Лею, потому что видит, как ей нравится читать знакомые строки. Грегори и Монтгомери собирают рыцарей, чтобы передать им кое-что, услышанное от Монтессори и скоро, совсем скоро, весь замок всколыхнется, но пока…
Просыпается от хмельного тяжелого сна Моргана и думается ей, что она не против была бы сейчас увидеться с Артуром, и пожаловаться ему на головную боль, пульсирующую и противную, но Артура нет рядом – Артур пытается разобраться в документах, которые не разобрала Моргана. По факту – большую часть их он просто читает и складывает обратно…
Ланселот торопится на встречу с Гвиневрой, не зная, какую ловушку приготовила ему судьба, и Монтессори, что сплел паутину из благих побуждений и желания помочь Моргане, и рыцарь не замечает даже, в какую минуту отстает Кармелид, и трусливо ежится герцог от того, что сейчас все может пойти не так. Кармелид не знает, что его дочь тоже в паутине, он думает, что ведет только к погибели Ланселота, но только что, сам подставил свою дочь под удар…
Гвиневра уже на месте – она пришла раньше, гораздо раньше, и стоит, едва-едва дыша, боясь напугать ночь громким, слишком громким дыханием, и пытается не думать о том, что сейчас делает Марди…
А Марди недовольно отчитывает Агату за слишком пресный фруктовый крем, который принесла ей старая кормилица и у Агаты дрожат руки, а у Марди торжествующий голос. Через пару минут Марди швырнет креманку под ноги кормилице и растечется весь крем по темному ковру…
-Гвиневра! Моя королева! – Гвиневра отмирает. Она слышит родной голос и совсем не слышит опасности, что напряженно звенит в воздухе, словно струна, бросается в объятия своего рыцаря:
-Ланселот!
Они стоят, не в силах наглядеться друг на друга, пока в замке уже вовсю грохочет железо, снуют поварята, с удивлением переглядываются слуги, растекается в одной из комнат фруктовый крем, который пытается убрать Агата дрожащими, старческими пальцами, а Моргана, набросив на плечи мантию, ищет Артура по залам и находит его, наконец, и даже рада она его видеть в эту минуту…
-Дорогой Ланселот, почему ты позвал меня сюда? – Гвиневра, наконец, находит в себе силы, отрывается от Ланселота, хоть и оставляет ладони на его груди, - Монтессори сказал мне…
-Твой отец сказал, что ты ждешь меня здесь…- Ланселот теряется, он оглядывается, пытаясь увидеть, где Кармелид…
-Нет! – догадывается вдруг смутно Гвиневра и отшатывается от Ланселота, но уже поздно. Со всех сторон, и напуганным любовникам кажется, что будто бы даже сверху, раздается грохот железа и крик:
-На колени!
-Нет! – Ланселот пытается оттолкнуть откуда-то вышедшего Грегори, но двое или трое рыцарей грубо хватают его сзади и он еще сопротивляется, хоть и не находит в этом успеха, а Грегори, с каким-то затаенным, мстительным даже удовольствием, толкает королеву на землю и та падает, как срубленная шахматная фигура – ее платье призрачно серебрит ночь.
Со всех сторон высыпают люди. Поднимается суматоха. Кто-то бежит к замку, кто-то из замка. В пляшущем, бешеном свете факелов растерянный, перепуганный Ланселот видит белое от ужаса лицо Кармелида, который увидел дочь и понял, как жестоко его провели…
-Гвиневра! – хрипит он, но старого герцога тоже кто-то сбивает, кто-то сильный, кто-то очень коварный.
Каждый звук усиливается до невозможности. Каждый треск, каждый грохот и каждый лязг.
-Приведите короля! – бушуют справа.
-Пусть казнит изменницу! – бушуют слева. Кто-то бросает в королеву комом влажной земли и комок попадает ей в грудь, Ланселот дергается, но его валят…сдерживают.
-Судить изменницу! Казнить! Повесить! Королева попалась!
Вопли смешиваются в живое полотно, и мир окрашивается в противный красный цвет, откуда-то несет запахом крови и Ланселот ощущает ее даже во рту, пока не понимает, что у него действительно во рту кровь – его слишком сильно приложили о землю…
-Что там за шум? – Моргане тревожно, ещё минуту назад она спокойно сидела напротив Артура, вглядываясь в его усталое, измученное лицо, и вот, словно бы минула целая жизнь, но она не в силах не заметить тревоги, и справиться с нею.
Артур тоже прислушивается – он раздосадован. Моргана, которую она так давно не видел, единственное его утешение в дни тяжелого провала с Мелеагантом, в дни, когда принц так легко выкручивает ему жизнь и нервы, заставляя покориться своему плану, Моргана осталась с ним, наконец, наедине, более того – пришла сама. И что же? Досадный шум снова разделяет их близость, снова строит между ними стену.
Но шум приближается. Шум становится невыносимым – уже слышны выкрики, тревожные, страшные, почти звериные, Артур переводит взгляд на Моргану и видит, как медленно цепенеет она от ужаса, что-то угадывая в этих выкриках, а быть может, догадавшись о чем-то, чего ещё не понял он.
-Ваше…- без стука, без вежливости, без дозволения, грубо и нервно распахивается дверь и вбегает взъерошенный Грегори – его глаза горят странным возбуждением охотника, который поймал, наконец, какую-то дивную птицу и вот уже готов он похвастаться своим трофеем.
-В чем дело? – зло прерывает его возбуждение Моргана, поднимается решительно и резко, будто бы обращение было к ней.
-Вашу жену поймали с рыцарем! – на одном дыхание выкрикивает Грегори и у Морганы сердце пропускает удар, она судорожно обхватывает запястье левой руки правой рукою, боится взглянуть на Артура, но Грегори добивает её: - с Ланселотом!
Вот и всё. Вот так кончается спокойная реальность. Вот так происходит обрушение целого пласта мироздания, которое ты складываешь подле себя. Так рушатся мосты, любовно выложенные мостовые…все происходит именно так.
-Она во дворе…- Грегори смотрит на Артура с непониманием, почему на лице короля такая маска, рыцарь слишком плохо знаком с человеческой сутью, чтобы увидеть, сколько боли в глазах короля на самом деле. Моргана бы, лишь бросив взгляд, увидела, но она боится даже дышать – грудную клетку будто бы зажали в железные пласты, и теперь…
Что будет теперь? Одно дело, если знать, что твоя нелюбимая жена изменяет тебе, и ты таишь это ради короны, ради того, чтобы не раскрывать в тяжелые годы всю свою слабость (какой же ты король, если не можешь углядеть за женой?), и совсем другое дело, если открыто об этом заговаривает весь двор и все твои слуги, все, как один, становятся вдруг свидетелями страшного предательства. Теперь уже молчание становится ядовитым. Теперь уже нельзя забыться и сделать вид, что вообще не понимаешь, о чем шепчутся в тенях.
Артур осознает это за долю секунды. Он не знает, кто и как, но чувствует, что это чей-то злой умысел, что Гвиневра была жестоко кем-то обманута, что это всё…
Моргана не думает об этом. Ее сердце вообще заходится тревогой и бьется так быстро, что может разорваться. Она боится. Боится за своего единственного друга, за Артура… ей плевать на Гвиневру, по факту – глупая девчонка позволила себе попасться! Да, жаль ее молодости и неопытности, но это жалость иного рода, а Ланселот – он часть ее собственной жизни.
Моргана боится посмотреть на короля. Грегори пятится, не понимая, что с Артуром, что за зловещая маска ледяного отчуждения легла на его лик.
Артур встает. Впервые в нем есть что-то по-настоящему королевское. От него веет холодом, но Моргана чувствует, когда Артур проходит мимо нее, как этот холод ее обжигает. Она не узнает Артура! Он никогда не был настолько решительным, настолько чужим… от него веет безумной яростью, но ярость та не сколько на факт измены, сколько на факт раскрытия. Глупая девчонка! Глупый рыцарь! Глупые…все!
Моргана пытается позвать Артура, но с ужасом осознает, что у нее нет голоса, как тогда…в проклятую ночь он пропал, много-много лет назад, положив начало другой ее жизни, личному спуску в ад, так и сейчас, она вдруг онемела.
-С рыцарем…- тихо повторяет Грегори, с ужасом видя в глазах короля небывалый стальной блеск.
Ни слова не говоря, Артур, не примериваясь, бьёт рыцаря рукою в живот – сильно бьет, и тот сгибается пополам с булькающим звуком, и, пользуясь его положением, беспрепятственно выходит прочь твердым, размеренным шагом.
Стон Грегори заставляет Моргану очнуться. Она спешно потирает свое запястье, замечая, что место, которое она обхватила пальцами, уже красное, и, не удосуживаясь даже запахнуть мантию плотнее, как есть, выбегает за королем прочь. Голос прорезается, пробивается, разрывает тишину вмиг опустевших коридоров (а кому там быть? Все высыпали полюбоваться на поругание королевы), пытается настигнуть короля:
-Артур! Артур!
Но Артур не слышит. Он уже далеко.
Странная эта была ночь! В бархате небес красиво горели звёзды, и завораживающе серебрила двор луна…
Но никто не думал даже поднять взор на небо. На земле было свое освещение, свой свет. Свет, зажженный в нижних этажах замка, свет от прыгающих бликов пламени факела причудливо отражался и на мечах, и на лицах, и все искажалось, словно бы каждый был в маске и в то же время – нереальным!
Людей было много. Каждый, привлеченный шумом, сплетней (как они только быстро распространились по замку?) был здесь. Не спал в эту ночь никто. Рыцари держали вырывающегося, но уже скорее, для порядка, чем для настоящего сопротивления, Ланселота. Другие рыцари держали на острие мечей королеву, которая обратилась в мрамор…
Это была странная ночь!
Артур сошел по ступеням, перед ним торопливо расступились, провожая кто злорадно (а ну-ка, король, покажи силу лихую), кто скорбно (бедняга, он так любил королеву!), кто с любопытством (ой, что будет!). Если же появление Артура произошло в тишине, то Моргана, вылетевшая за ним следом, уже не стала обретать себя в той же тиши, она появилась шумно, расталкивая всех, кто итак не особенно сильно мешался ей (безумцев стать ей на пути не было в
избытке), но сегодня ей почему-то потребовалось больше пространства вокруг, словно она боялась задохнуться в людском море, а потому интенсивно работала локтями.
Артур остановился между Ланселотом и Гвиневрой, но не взглянул ни на того, ни на другого. Гвиневра попыталась пискнуть, но Артур жестом, не глядя, велел ей замолчать и она покорно опустила голову, и словно бы вся сила оставила ее, ушла в этот безмолвный протест, в попытку оставить себя в живых.
Странная это была ночь! Мысли обрели почти физическую форму и могли быть даже прочитанными.
«Я рад, что всё, наконец, открылось, смерть меня не страшит…» - появление короля на Ланселота произвело необычайное действие. Король для рыцаря не был королем (Ланселот видел, как тот правит и кому Камелот обязан на деле), а потом для него Артур предстал скорее мужчиной: неверным мужем, слабым королем, плохим воином и тактиком, мучителем собственной сводной сестры, порочным и жалким. Такого ли было бояться Ланселоту? Ради любви ли – неважно, но бояться его, сопротивляться ему? Нет! Нет! Все уже кончено! Он уже долго притворялся. Единственное – жаль пасть от руки такого человека. Еще и на глазах у Морганы. Кто же позаботиться теперь о ней? Ланселот вкладывал все презрение к Артуру в свой взгляд на него, но глядя на Моргану, не мог сдержать своей печали – она оставалась на произвол судьбы, и он ничего не мог с этим сделать. У Морганы дрожат руки, Моргана едва-едва удерживает себя от обморока, он дорог Моргане и все же…предал ее, не сумел распознать ловушку, и попался! И теперь Моргана останется одна.
Ланселот взглянул на нее, решив для себя, что это в последний раз, потому что больше он не сможет выдержать – слишком дрожат ее губы, слишком жаль ему ее жизни, а дальше ему что? Только смерть – это просто. Он взглянул, беззвучно шевельнулись его губы, складываясь в одно лишь слово: «Прости». Моргану затрясло. Увидела она? Угадала? Но она упала на траву, на колени…
«Дочь…это моя дочь…», - Кармелид не осознавал, что делает и почему. Он не удержал равновесия уже давно, он ползал на коленях, плакал, постепенно понимая, какую ловушку сам создал для нее, его пальцы хватали землю и вырывали травинки, но он не замечал этого. Кармелид пытался подползти то к одному, то к другому, умолить кого-нибудь… в эту минуту он впервые не смотрел, кто перед ним: советник, поваренок – ему было неважно. Но он испортил отношения со всеми, а потому в основном от него отмахивались, а кто-то… умудрился даже отвесить ему пинка под герцогский зад.
«Пусть все кончится…» - Гвиневре не была страшна смерть. Она жадно вглядывалась в Ланселота, не замечая ни отца, ни Морганы, ни Леи, которая цеплялась безотчетно за Агату ногтями, царапая ее руку в немом ужасе… все умерли для Гвиневры. И она была готова умереть. Только бы не мучиться. Только бы не терзаться.
Если у Морганы останется ребенок Марди – она признает его своим. Власть уже не будет шататься. Моргана станет настоящей королевой. И это пойдет Камелоту на пользу. Но вот нужно только расчистить ей дорогу – избавить от Артура и его глупости, от Кармелида и его похоти и Гвиневры – лишней и ненужной.
Все оказывалось просто!
Моргану любили в народе. К ней благоволили в землях де Горр, и Совет принимал ее на «ура!». Значит, оставалось дело за тем, чтобы оставить ее одну, и поддерживать так, как подобает поддерживать верному слуге. Дело было простым и решенным. Волею судьбы Монтессори оказался свидетелем раскрывшейся Артуру измены королевой с рыцарем-другом Морганы. Но одно дело, когда измена известна только королю, а другое – всем. В первом случае король может молчать и делать вид, что слеп и глуп…
Хотя, опять же, по мнению Монтессори, Артуру не надо было даже делать вид, но во втором – закон и народ не простят королю, если тот помилует изменщицу! Ему придется казнить Гвиневру – и вот уже одно препятствие мимо, и Ланселота – его, конечно, жаль, но тогда Моргана сама расквитается с Артуром, не простит ему такого. Что до Кармелида – тот все утратит со смертью дочери и либо спятит, либо уйдет в тень, либо Моргана сделает то, о чем все давно и тайно или даже вслух мечтают и прикончит Кармелида. Словом, прежде, чем она успеет опомниться, она уже будет у власти…
И даже если она не убьет Артура, она все равно не станет более ему помогать и тогда уже армии, народ и все-все-все могут устроить переворот. Словом, все, для восхождения Морганы на престол, могло пройти без ее ведома и сложиться совсем без нее. Другими словами, руководствуясь самыми лучшими мотивами, во благо народа, Морганы и Британии, Монтессори готовил для нее широкую лестницу к престолу настоящему, нерушимому…
-Она еще спасибо мне скажет, когда поймет, - убеждал себя Монтессори, не решаясь идти к королеве и передавать ей то, что Ланселот сегодня будет ее ждать…
***
Вечер набирает свою законную силу – загораются факелы по стенам коридора и замок живет своею жизнью. Повара готовят легкий ужин, ведется подсчет продуктов на завтрашний день, слуги убираются, полируют мебель, служанки помогают своим госпожам переодеваться… Лея сидит на подлокотнике кресла и читает Персивалю «Благое слово», переведенное давным-давно Мелеагантом, Персивалю дико скучно и непонятно от метафор, сложных словоформ, но он упрямо слушает Лею, потому что видит, как ей нравится читать знакомые строки. Грегори и Монтгомери собирают рыцарей, чтобы передать им кое-что, услышанное от Монтессори и скоро, совсем скоро, весь замок всколыхнется, но пока…
Просыпается от хмельного тяжелого сна Моргана и думается ей, что она не против была бы сейчас увидеться с Артуром, и пожаловаться ему на головную боль, пульсирующую и противную, но Артура нет рядом – Артур пытается разобраться в документах, которые не разобрала Моргана. По факту – большую часть их он просто читает и складывает обратно…
Ланселот торопится на встречу с Гвиневрой, не зная, какую ловушку приготовила ему судьба, и Монтессори, что сплел паутину из благих побуждений и желания помочь Моргане, и рыцарь не замечает даже, в какую минуту отстает Кармелид, и трусливо ежится герцог от того, что сейчас все может пойти не так. Кармелид не знает, что его дочь тоже в паутине, он думает, что ведет только к погибели Ланселота, но только что, сам подставил свою дочь под удар…
Гвиневра уже на месте – она пришла раньше, гораздо раньше, и стоит, едва-едва дыша, боясь напугать ночь громким, слишком громким дыханием, и пытается не думать о том, что сейчас делает Марди…
А Марди недовольно отчитывает Агату за слишком пресный фруктовый крем, который принесла ей старая кормилица и у Агаты дрожат руки, а у Марди торжествующий голос. Через пару минут Марди швырнет креманку под ноги кормилице и растечется весь крем по темному ковру…
-Гвиневра! Моя королева! – Гвиневра отмирает. Она слышит родной голос и совсем не слышит опасности, что напряженно звенит в воздухе, словно струна, бросается в объятия своего рыцаря:
-Ланселот!
Они стоят, не в силах наглядеться друг на друга, пока в замке уже вовсю грохочет железо, снуют поварята, с удивлением переглядываются слуги, растекается в одной из комнат фруктовый крем, который пытается убрать Агата дрожащими, старческими пальцами, а Моргана, набросив на плечи мантию, ищет Артура по залам и находит его, наконец, и даже рада она его видеть в эту минуту…
-Дорогой Ланселот, почему ты позвал меня сюда? – Гвиневра, наконец, находит в себе силы, отрывается от Ланселота, хоть и оставляет ладони на его груди, - Монтессори сказал мне…
-Твой отец сказал, что ты ждешь меня здесь…- Ланселот теряется, он оглядывается, пытаясь увидеть, где Кармелид…
-Нет! – догадывается вдруг смутно Гвиневра и отшатывается от Ланселота, но уже поздно. Со всех сторон, и напуганным любовникам кажется, что будто бы даже сверху, раздается грохот железа и крик:
-На колени!
-Нет! – Ланселот пытается оттолкнуть откуда-то вышедшего Грегори, но двое или трое рыцарей грубо хватают его сзади и он еще сопротивляется, хоть и не находит в этом успеха, а Грегори, с каким-то затаенным, мстительным даже удовольствием, толкает королеву на землю и та падает, как срубленная шахматная фигура – ее платье призрачно серебрит ночь.
Со всех сторон высыпают люди. Поднимается суматоха. Кто-то бежит к замку, кто-то из замка. В пляшущем, бешеном свете факелов растерянный, перепуганный Ланселот видит белое от ужаса лицо Кармелида, который увидел дочь и понял, как жестоко его провели…
-Гвиневра! – хрипит он, но старого герцога тоже кто-то сбивает, кто-то сильный, кто-то очень коварный.
Каждый звук усиливается до невозможности. Каждый треск, каждый грохот и каждый лязг.
-Приведите короля! – бушуют справа.
-Пусть казнит изменницу! – бушуют слева. Кто-то бросает в королеву комом влажной земли и комок попадает ей в грудь, Ланселот дергается, но его валят…сдерживают.
-Судить изменницу! Казнить! Повесить! Королева попалась!
Вопли смешиваются в живое полотно, и мир окрашивается в противный красный цвет, откуда-то несет запахом крови и Ланселот ощущает ее даже во рту, пока не понимает, что у него действительно во рту кровь – его слишком сильно приложили о землю…
Глава 82
-Что там за шум? – Моргане тревожно, ещё минуту назад она спокойно сидела напротив Артура, вглядываясь в его усталое, измученное лицо, и вот, словно бы минула целая жизнь, но она не в силах не заметить тревоги, и справиться с нею.
Артур тоже прислушивается – он раздосадован. Моргана, которую она так давно не видел, единственное его утешение в дни тяжелого провала с Мелеагантом, в дни, когда принц так легко выкручивает ему жизнь и нервы, заставляя покориться своему плану, Моргана осталась с ним, наконец, наедине, более того – пришла сама. И что же? Досадный шум снова разделяет их близость, снова строит между ними стену.
Но шум приближается. Шум становится невыносимым – уже слышны выкрики, тревожные, страшные, почти звериные, Артур переводит взгляд на Моргану и видит, как медленно цепенеет она от ужаса, что-то угадывая в этих выкриках, а быть может, догадавшись о чем-то, чего ещё не понял он.
-Ваше…- без стука, без вежливости, без дозволения, грубо и нервно распахивается дверь и вбегает взъерошенный Грегори – его глаза горят странным возбуждением охотника, который поймал, наконец, какую-то дивную птицу и вот уже готов он похвастаться своим трофеем.
-В чем дело? – зло прерывает его возбуждение Моргана, поднимается решительно и резко, будто бы обращение было к ней.
-Вашу жену поймали с рыцарем! – на одном дыхание выкрикивает Грегори и у Морганы сердце пропускает удар, она судорожно обхватывает запястье левой руки правой рукою, боится взглянуть на Артура, но Грегори добивает её: - с Ланселотом!
Вот и всё. Вот так кончается спокойная реальность. Вот так происходит обрушение целого пласта мироздания, которое ты складываешь подле себя. Так рушатся мосты, любовно выложенные мостовые…все происходит именно так.
-Она во дворе…- Грегори смотрит на Артура с непониманием, почему на лице короля такая маска, рыцарь слишком плохо знаком с человеческой сутью, чтобы увидеть, сколько боли в глазах короля на самом деле. Моргана бы, лишь бросив взгляд, увидела, но она боится даже дышать – грудную клетку будто бы зажали в железные пласты, и теперь…
Что будет теперь? Одно дело, если знать, что твоя нелюбимая жена изменяет тебе, и ты таишь это ради короны, ради того, чтобы не раскрывать в тяжелые годы всю свою слабость (какой же ты король, если не можешь углядеть за женой?), и совсем другое дело, если открыто об этом заговаривает весь двор и все твои слуги, все, как один, становятся вдруг свидетелями страшного предательства. Теперь уже молчание становится ядовитым. Теперь уже нельзя забыться и сделать вид, что вообще не понимаешь, о чем шепчутся в тенях.
Артур осознает это за долю секунды. Он не знает, кто и как, но чувствует, что это чей-то злой умысел, что Гвиневра была жестоко кем-то обманута, что это всё…
Моргана не думает об этом. Ее сердце вообще заходится тревогой и бьется так быстро, что может разорваться. Она боится. Боится за своего единственного друга, за Артура… ей плевать на Гвиневру, по факту – глупая девчонка позволила себе попасться! Да, жаль ее молодости и неопытности, но это жалость иного рода, а Ланселот – он часть ее собственной жизни.
Моргана боится посмотреть на короля. Грегори пятится, не понимая, что с Артуром, что за зловещая маска ледяного отчуждения легла на его лик.
Артур встает. Впервые в нем есть что-то по-настоящему королевское. От него веет холодом, но Моргана чувствует, когда Артур проходит мимо нее, как этот холод ее обжигает. Она не узнает Артура! Он никогда не был настолько решительным, настолько чужим… от него веет безумной яростью, но ярость та не сколько на факт измены, сколько на факт раскрытия. Глупая девчонка! Глупый рыцарь! Глупые…все!
Моргана пытается позвать Артура, но с ужасом осознает, что у нее нет голоса, как тогда…в проклятую ночь он пропал, много-много лет назад, положив начало другой ее жизни, личному спуску в ад, так и сейчас, она вдруг онемела.
-С рыцарем…- тихо повторяет Грегори, с ужасом видя в глазах короля небывалый стальной блеск.
Ни слова не говоря, Артур, не примериваясь, бьёт рыцаря рукою в живот – сильно бьет, и тот сгибается пополам с булькающим звуком, и, пользуясь его положением, беспрепятственно выходит прочь твердым, размеренным шагом.
Стон Грегори заставляет Моргану очнуться. Она спешно потирает свое запястье, замечая, что место, которое она обхватила пальцами, уже красное, и, не удосуживаясь даже запахнуть мантию плотнее, как есть, выбегает за королем прочь. Голос прорезается, пробивается, разрывает тишину вмиг опустевших коридоров (а кому там быть? Все высыпали полюбоваться на поругание королевы), пытается настигнуть короля:
-Артур! Артур!
Но Артур не слышит. Он уже далеко.
***
Странная эта была ночь! В бархате небес красиво горели звёзды, и завораживающе серебрила двор луна…
Но никто не думал даже поднять взор на небо. На земле было свое освещение, свой свет. Свет, зажженный в нижних этажах замка, свет от прыгающих бликов пламени факела причудливо отражался и на мечах, и на лицах, и все искажалось, словно бы каждый был в маске и в то же время – нереальным!
Людей было много. Каждый, привлеченный шумом, сплетней (как они только быстро распространились по замку?) был здесь. Не спал в эту ночь никто. Рыцари держали вырывающегося, но уже скорее, для порядка, чем для настоящего сопротивления, Ланселота. Другие рыцари держали на острие мечей королеву, которая обратилась в мрамор…
Это была странная ночь!
Артур сошел по ступеням, перед ним торопливо расступились, провожая кто злорадно (а ну-ка, король, покажи силу лихую), кто скорбно (бедняга, он так любил королеву!), кто с любопытством (ой, что будет!). Если же появление Артура произошло в тишине, то Моргана, вылетевшая за ним следом, уже не стала обретать себя в той же тиши, она появилась шумно, расталкивая всех, кто итак не особенно сильно мешался ей (безумцев стать ей на пути не было в
избытке), но сегодня ей почему-то потребовалось больше пространства вокруг, словно она боялась задохнуться в людском море, а потому интенсивно работала локтями.
Артур остановился между Ланселотом и Гвиневрой, но не взглянул ни на того, ни на другого. Гвиневра попыталась пискнуть, но Артур жестом, не глядя, велел ей замолчать и она покорно опустила голову, и словно бы вся сила оставила ее, ушла в этот безмолвный протест, в попытку оставить себя в живых.
Странная это была ночь! Мысли обрели почти физическую форму и могли быть даже прочитанными.
«Я рад, что всё, наконец, открылось, смерть меня не страшит…» - появление короля на Ланселота произвело необычайное действие. Король для рыцаря не был королем (Ланселот видел, как тот правит и кому Камелот обязан на деле), а потом для него Артур предстал скорее мужчиной: неверным мужем, слабым королем, плохим воином и тактиком, мучителем собственной сводной сестры, порочным и жалким. Такого ли было бояться Ланселоту? Ради любви ли – неважно, но бояться его, сопротивляться ему? Нет! Нет! Все уже кончено! Он уже долго притворялся. Единственное – жаль пасть от руки такого человека. Еще и на глазах у Морганы. Кто же позаботиться теперь о ней? Ланселот вкладывал все презрение к Артуру в свой взгляд на него, но глядя на Моргану, не мог сдержать своей печали – она оставалась на произвол судьбы, и он ничего не мог с этим сделать. У Морганы дрожат руки, Моргана едва-едва удерживает себя от обморока, он дорог Моргане и все же…предал ее, не сумел распознать ловушку, и попался! И теперь Моргана останется одна.
Ланселот взглянул на нее, решив для себя, что это в последний раз, потому что больше он не сможет выдержать – слишком дрожат ее губы, слишком жаль ему ее жизни, а дальше ему что? Только смерть – это просто. Он взглянул, беззвучно шевельнулись его губы, складываясь в одно лишь слово: «Прости». Моргану затрясло. Увидела она? Угадала? Но она упала на траву, на колени…
«Дочь…это моя дочь…», - Кармелид не осознавал, что делает и почему. Он не удержал равновесия уже давно, он ползал на коленях, плакал, постепенно понимая, какую ловушку сам создал для нее, его пальцы хватали землю и вырывали травинки, но он не замечал этого. Кармелид пытался подползти то к одному, то к другому, умолить кого-нибудь… в эту минуту он впервые не смотрел, кто перед ним: советник, поваренок – ему было неважно. Но он испортил отношения со всеми, а потому в основном от него отмахивались, а кто-то… умудрился даже отвесить ему пинка под герцогский зад.
«Пусть все кончится…» - Гвиневре не была страшна смерть. Она жадно вглядывалась в Ланселота, не замечая ни отца, ни Морганы, ни Леи, которая цеплялась безотчетно за Агату ногтями, царапая ее руку в немом ужасе… все умерли для Гвиневры. И она была готова умереть. Только бы не мучиться. Только бы не терзаться.
